Медвежьи объятия

Даже после того, как они пытались убить друг друга, даже после того, когда Танигаки приходилось терпеть и молча принимать присутствие снайпера, принимать их совместное дезертирство, он понимал, что что-то не так. Будто попытка убийства являлась для этого сукиного сына ничем иным как признанием в симпатии, что должно скреплять их ещё сильнее. Будто бы неприязнь и ненависть были для него отдельным видом нежности и внимания. Как тогда иначе объяснить тот факт, что Огата слишком много уделял «внимания» своему временному товарищу в группе Сугимото? Даже если это внимание было не прошенным, даже если матаги смущался или наоборот, что и было чаще всего, злился, раздражался. Но даже так, добродушный и мягкий в душе, матаги не мог относиться к этому дикому коту никак иначе, чем как к ребёнку, что специально выпрашивает внимание, эмоции в его сторону и сама суть этих эмоций не важна. И эта мягкость из раза в раз помыкала Генджиро, и мужчина продолжал заботиться об Огате, как если бы он действительно не был самой настоящей занозой в заднице в их группе, как к равному члену их команды, даже если та разваливается на части от разногласий и ссор время от времени. Даже если причиной этих ссор и перепалок являлся сам Огата. И дикому коту было не понять, почему этот матаги такой терпеливый, почему позволяет ему колкие высказывания, пропускает гнусные шутки мимо ушей и всегда вспоминает о нём, о его присутствии или отсутствии. О том, как редко тот позволяет гневу взять над собой верх. В отличии от Сугимото, этот человек был куда интереснее для игр, хотя получить желаемое снайперу всё равно было сложно, но даже так, он делал всё больше и больше проступков, вещей которые навряд ли бы позволили другие люди. Он брезговал ненужными прикосновениями, лишним контактом, что не оправдан, но и сам не замечал, как из раза в раз тянул руку в чужую сторону, чтобы ухватиться за Танигаки, что вовсе не гневался от такого, заставляя зубы Огаты скрежетать от недовольства. –Тебе не стоит позволять ему так много. Он и так наглый ублюдок.– прокомментировал Сугимото в очередной раз, когда увидел, что Генджиро несёт снайпера на спине и последний явно спал, повиснув на чужих плечах. Редкая возможность лицезреть самое безобидное состояние Хякуноске. –И лезть на него с кулаками как ты? Именно ты ему несколько дней назад разбил нос. А он всю ночь нас караулил.– невозмутимо отозвался матаги, слегка встряхивая человека на себе, когда тот начал сползать. Удивительно, но Огата только выглядел обманчиво лёгким, на деле имея хорошую массу, но та всё равно уступала тому же Саичи или самому Генджиро. Мужчина так же отметил, что снайпер жался к его спине, кутаясь в плащ плотнее и мягко дышал ему в шею, но это было приятно и тепло, словно ему не просто прикрывают спину, а действительно защищают тыл. –Но по крайней мере не позволять ему своевольничество,– гаркнул бессмертный, в свою очередь неся на своих плечах Асирпу, что тоже спала, утомившись и перед этим указав нужное направление, уснув только тогда, когда с небольшой горы было можно увидеть скромный знакомый котан, к которому они и шли,– к тому же, если вы так сблизились, может он и вовсе твою задницу прикрывал, а?– И от таких слов мужчина задумался, почему-то сразу не отбрасывая эту мысль, не считая её бредом, а задерживается, обдумывая, слегка краснея, будто подсознательно эта мысль льстит Танигаки, смущает и как-то радует. Ведь такого не может быть? Чтобы кто-то в роде Огаты сторожил его одного, а не просто уходил на дерево, как в своё личное пространство, чтобы не находиться в компании раздражающих его людей. Да, такого не могло быть, но эта забавная и далёкая мысль всё равно грела что-то под сердцем, словно у снайпера правда могло быть нечто доброе в душе тоже, но просто проявлял он это ужасно и отвратно. –Не шути так. Такого просто не может быть,–Танигаки звучит мягко, даже не смотря на то, что почти перечит другому мужчине. Не в его характере было кричать и махать кулаками, но в его душе бушевал ком противоречий. Огата действительно не тот человек, что стал бы делать что-то во благо другим просто так, и это было бессмысленно отрицать,– ему просто не нравится твоё общество под вечер. Ты всегда слишком быстро съедаешь его приманку, это каждый подтвердит. Они замолчали, потому что сонная айну была недовольна своим принудительным пробуждением из-за шума и всё ещё в полудрёме схватила бессмертного за его торчащие из под фуражки волосы, достаточно сильно потянув и действительно доставив мужчине неудобства в дальнейшем продвижении. Дальше идти пришлось молча, но это было к лучшему, хотя отстающие позади Кироранке с королём побегов могли вдоволь наговориться, ведь от негодования ребёнка на спине солдата их спасало расстояние. В котане их приняли со знакомым радушием, от чего нельзя было не улыбнуться. Их распределили по небольшим домишкам. Долго спорить не пришлось, матаги не был против компании снайпера или Шираиши, ведь последний явно намеревался проводить время в ближайшем городе, собирая слухи и всякие новости. А бессмертный был рад остаться с Асирпой и Кироранке, у которого можно спросить некоторые вопросы по поводу айнов, их традиций и разумеется о самой Асирпе, её детстве и отце. Хякуноске продолжал спать, и Генджиро не смог пересилить себя, чтобы разбудить старшего по званию, вместо этого снимая его с себя и укладывая на подстилку, укрывая довольно жёсткой, плотной и тяжёлой шкурой. Было не понятно, притворялся ли снайпер что спит или действительно так крепко ухватился за возможность отдохнуть, но он свернулся клубком в его манере и мужчина в очередной раз мысленно подтвердил мысль, что ефрейтор действительно милый, когда спит и когда молчит. С такого ракурса этот человек действительно смотрится слишком хрупким, маленьким и беззащитным, отворачиваясь к нему спиной, и было в этом что-то печальное, но мужчина не мог понять что. Было ли его желание заботиться и помогать, чем-то плохим в отношении к этому человеку? Было ли это действительно потому что, он хотел понять, почему этот человек так груб и противен по отношению ко всем? - Когда Огата просыпается, он обнаруживает, что находится в небольшом тёплом помещении один, и это безусловно радует. Но он хмурится, когда обнаруживает, что ему подоткнули шкуру и в принципе позаботились. Не было сомнений, кто это был. Он встаёт. Нужно разведать обстановку, но с улицы уже слышно как дети бесятся и вновь радостно что-то кричат на своём языке. Огата не удивляется, когда краем глаза в стороне замечает крупного матаги, что как раз и играл с детьми. Уничижительная ухмылка не заставила себя долго ждать, мужчине действительно идёт роль няньки. Но он побрёл дальше, к реке, что виднелась недалеко, в низине, аккуратно уходя вдаль. Ему крайне хотелось умыться и освежиться, прежде чем он встретит Сугимото и они снова начнут свои перепалки. Другие Айны не обращали толком на него внимания, значит сисаму не стоит бояться смертоносных ловушек с ядом на своём пути, тем более он нашёл проложенную тропинку в снегах, что упростило задачу. Вода ледяная, такая приятная и чистая. Чуть дальше по течению видны ловушки для рыбы. Лицо холодит от влаги, ладони покалывает от холода, но снайпер утоляет жажду, чувствуя, как этот холод пронзает тепло его тела изнутри. Он мог предположить, что местные вновь утащили бестолкового и слишком доброго Сугимото помогать айнам, разумеется Асирпа пошла бы с ним, сопровождая и являясь основным путеводителем и переводчиком. А король какашек и Кироранке были не самой приятной компанией и смысла возвращаться не было. Можно было бы заглянуть в город, осмотреться и заранее приметить какие-нибудь места, потому что была высока вероятность, что группа мимо него не пройдет, слишком выгодно. Те же отели с более менее нормальными кроватями, или возможность закупиться провизией на подольше, так же продать шкуры или некоторые органы, заработать денег. Но идея показываться людям в незнакомом месте не слишком была соблазнительной. Тем более на затворках сознания был небольшой пункт о том, что нужно было вернуть Танигаки должок. Разумеется не по доброте душевной, но чтобы были и другие возможности погреться о чужую спину во сне. Во сне без кошмаров и снов, с будоражущим и ощутимым физически теплом от другого человека. Не было ничего примечательного в том, как тень чащи поглотила его, и выплюнула позже, с парой уток в руке. Волосы слегка растрепались, но это не самое важное. Важно то, как он вожделел увидеть реакцию остальных, недовольного его самостоятельностью Сугимото, что мог стрелять метко, и то не всегда, только по людям, голодные и счастливые глаза Асирпы, что с радостью сделать из двух птиц какое-нибудь жаркое или ситатап. Матаги же будет приятно удивлен, когда Огата отдаст ему часть своей порции, самодовольно улыбаясь, когда уловка действительно сойдёт ему с рук, и когда чувственный мужчина примет его подношение. Так было в мыслях, так хотелось это видеть, в ожидании, пока он поднимался обратно по тропе к поселению. –О! Огата! Где ты был весь день?! Сугимото уже собирался съесть твою порцию!– воскликает девочка, как только он показывается в основном из домов, где уже все были в сборе, с кипящим котлом. Пахло варёной рыбой. Снайпер запоздало приподнимает руку со своим уловом, оборачиваясь, понимая, что даже не заметил, как уже стемнело. Асирпа быстро выхватила пушистые тушки, решая за всех, что общипывать их будет Шираиши, что тоже пропадал, как и предполагалось, в городе, только толком никаких новостей и не собрав. Сугимото что-то недовольно бурчит о том, что ничего страшного бы не случилось, не достанься Огате его порция, ведь тот сам в состоянии прокормить себя охотой. Но быстро получает недовольный взгляд в свою сторону, утихая с ещё большим недовольством. Всё идёт не так, как он хотел бы, с досадой зачесывая волосы назад, находя в этом своё успокоение, пока матаги с доброй извечной улыбкой не протягивает ему его порцию, которую Саичи так грозился съесть. Он принимает это молча, вдыхая слишком знакомый аромат, отламывая кусочек рыбы, пробуя тот с бульоном, и тепло приятно разливается по телу. Неоднозначно, от температуры жаркого ли или от старых, едва ли ощутимых воспоминаний редкого счастья. И пока все чем-то заняты, болтовнёй, указанием новых задач, общипкой птиц и прочим, он тихо произносит,–Хинна.– почти шёпот себе под нос, прежде чем сделать ещё глоток бульона, игнорируя удивлённый взгляд Генджиро, что видимо сидел к нему слишком близко, и мог услышать его тихий голос. Последний тактично умалчивает о своём удивлении, что Огата принимает просто как некую данность. Но это не значит, что он не видел округлившихся глаз и потерянного вида, будто бы охотник увидел что-то невозможное, не от мира сего. –Ситатап!!– вновь почти кричит в радостях Асирпа, находя нужный пенёк для перемолки ножами птиц. Никто толком не сопротивляется, участвует в процессе даже с горящими глазами. Хякуноске был бы рад отказаться, но это было себе дороже и он вновь уступает девчушке, соглашаясь помочь, но только в пол силы, не говоря это слово как мантру в процессе, и против этого айну сделать ничего не сможет, а дикий кот только рад слегка позлить её. И даже когда Сугимото воскликает вновь, как в другие разы, разрывая процесс измельчения тканей и мышц своим недовольством,– Асирпа-сан! Огата всё так же не говорит ситатап!!– и с единым самодовольством смотрит в сторону снайпера, что едва изменился в лице, переводя взгляд в их сторону, но так же быстро возвращаясь к делу. Но даже с негодованием бессмертного, айну ничего не могла поделать с упрямым диким котом, может быть не до конца осознавая это, но имея ввиду на затворках сознания, что это лишь небольшая уступка этого человека, как участие в готовке, и стоит лишь чуть переборщить и он вовсе бросит это задание. Просто чтобы досадно стало всем. Огата лишь фальшиво отвратно улыбается уголками рта на это, прежде чем передать пару ножей Саичи, что так негодовал. Если ему так нужно это, то пускай показывает пример и делает сам, что он в принципе и сделал, с неподдельным энтузиазмом и желанием принимаясь разрезать и мешать мясную массу. Вода в котле всё ещё бурлила, и Асирпа была воодушевлена тем, что их компания смогла не оставить почти ничего из рыбы, но Огате всё равно было болезненно нейтрально, когда запах мяса смешался с остаточным ароматом рыбы. Смирение едва отразилось в его нечитаемых глазах, прежде чем он устроился на своё прошлое месте, не изменяя своим привычкам и плотнее заворачиваясь в плащ. Тепла помещения было недостаточно, тепла огня было недостаточно, своего собственного тела, чтобы согреться, было недостаточно, как и дополнительных тканей. На фоне шуточных пререканий солдата с ребёнком о том, что осома бессмертного действительно вкусная, снайпер наблюдал за обстановкой в целом, отмечая, что Кироранке в стороне вновь пригубил свою трубку. Он мысленно отмечает, что им нужно будет поговорить, о чём он совсем забыл, как и о том, как до этого странный айну и так его дёргал. Лишний раз особо контактировать с кем-то не хотелось, но мужчина временный товарищ, и его мнение тоже приходится учитывать. Огате не нравилось, что после каждой их встречи, от него пахло табаком, и ему не нравилось, что при каждом их разговоре, Кироранке пихал ему свою трубку, с частичной угрозой глядя в глаза, когда снайпер собирался отказаться. Клубки мяса точно готовы, в чём он убеждается, раскусывая один из них, почти обжигая язык, ходя по той напряжённой грани горячего бульона внутри мяса. Это было действительно вкусно, но не до такой степени, чтобы вновь повторять слова на языке айнов. И в общем довольстве и тёплой суматохе дикий кот без спешки переложил половину своей порции матаги, всё с таким же спокойным лицом ловя его удивление и подозрение. Ох нет, если бы Огата действительно собирался прикончить его, он бы не стал пользоваться ядом, учитывая, что Танигаки и так успел с ним познакомиться в погоне за Асирпой в самом начале. И как ни в чём не бывало Хякуноске ест дальше, глядя на кипящий котёл, пока не замечает, что все вокруг притихли, глядя на него. В основном с удивлением, но айнская девочка почти сияет от переполняющей её радости и других слишком милых и слащавых по мнению снайпера чувств. «Угх…»- единственное, что думается ему в эти первые секунды, пока он доедал последний кусок в своей миске. –Что это на тебя нашло?– почти грозно звучит Сугимото, прежде чем ему в лицо не прилетает ладонь Асирпы, что отодвигает его так назад, стремясь вперёд, довольно и нагло улыбаясь. Может ли этот ребёнок насмехаться, думая, что Огата проявил доброту и снисходительность к Матаги? –Огата, ты что, подружился с Танигаки?– если бы пар мог идти из носа и ушей, у неё бы он точно шёл от самодовольства. Но снайпер не спешит теряться. Он ловит момент, он дождался возможности ещё раз вывести как минимум одного человека из себя. –Я наелся, и отдавать порцию Сугимото— бесполезная трата ресурсов,–в его голосе звучит насмешка, а лицо искажается в отвратительной ухмылке, когда он смотрит на бессмертного, явно отмечая его никчемность в дальнем бою,– но амбразурный заслон должен быть достаточно широким и толстым, чтобы защитить дееспособных бойцов. Не так ли?– этот комментарий можно было считать отправленным в пустоту, ведь из-за подлетевшего на всех парах Саичи, слова пропустили мимо ушей. А сидящего снайпера уже взяли за ворот формы с плащом, приобнимая и заставляя смотреть в глаза разъярённому зверю. Это было чудесное зрелище, но оно только слегка тешило самолюбие. –Что ты там вякнул, ублюдок?– через зубы шипел Сугимото, пока Асирпа не успела подойти, чтобы унять своего здорового щенка переростка. –Хм?– –Блевотный сукин сын, ты видишь в людях только предметы что-ли?!– кулак уже был занесён в воздухе, но не спешил соприкасаться с бледной кожей. О, кажется он понял, что бессмертного задела реплика не только про него, но и видимо про Генджиро тоже, а ему казалось, что это вовсе прослушали. От того его оскал становится ещё шире и самодовольнее. –Так тебя задело упрощение? Ты ждёшь извинений?–его тон далеко не виноватый, наоборот, это однозначно веселило. По лицу солдата напротив него было понятно, что его обида была не одиночной, не только за себя, но и за товарища, без сомнений они могли бы неплохо сдружиться, пока Огата не замечал этого, пропадая где-нибудь. Кулак знакомо врезается в скулу. Снайпер ждёт продолжения, новых волн необузданной ярости, но его с силой толкают обратно на своё место. Это странно. То как быстро отступил Сугимото. То каким лёгким был его удар, что едва ли потом появится синяк. Это совсем не то, чего он хотел, это не то окончание вечера, которое он желал. Он не получил даже минимального выполнения своего плана, ни от бессмертного, ни от Танигаки, на которого снайпер не решался смотреть. Это была всё такая же очередная неудача по отношению к тому, как он пытался вывести его из себя и возможно, может быть, если бы здесь не было Саичи, что слишком быстро вспыхивает, ему бы удалось вывести… Генджиро на эмоции? Мог ли тот накричать на него? Было ли его лицо сейчас огорчённое или там было отвращение? Принял ли он на самом деле его порцию или просто отложил в сторону. Этого снайпер видеть не мог и не хотел, молча вставая и выходя из общего построения. Он мог снова сходить к речке, даже не смотря на тьму, что уже колола глаза. Ему было непозволительно ложиться спать первым, слишком глупо с его стороны, чтобы кто-то в лице Генджиро или Саичи могли убить его? Даже малейший намёк на такую возможность заставлял его хмыкать. Покинутая компания немного оживляется. Король с тигром молчат, предпочтя сместить всё своё внимание на негодование и даже печаль маленькой девочки, что держала рукав бессмертного и недовольно на него смотрела. Огата этого действительно не видел, но Сугимото очень хотел закончить всё не так быстро, не одним ударом, далеко не одним, но матаги, что всё это время сидел молча, пронизывал его своим взглядом. Не снайпера, что искал и перекапывал почву с нервами Генджиро, пытался оскорбить и задеть его, нет. Но на Саичи, что явно мог сблотнуть лишнего, и уж точно мог бы заставить извиняться дикого кота за его слова, но мужчина понимал, что это ни к чему не приведёт. Он понимал, что если бы они не начали этот разговор, всё бы закончилось тихо, и Танигаки правда было непривычно тепло, когда Хякуноске переложил ему свою порцию. Могла ли это быть благодарность? Мог ли Огата возвращать долги за помощь? В какой-то степени его даже задело то, что после своей очередной попытки, снайпер вовсе не смотрел в его сторону, и было ли это принятием очередного провала? Генджиро сказать не мог, но он был доволен тем, что драка толком не состоялась, и предложенную порцию он всё же съел. Физическая сила была действительно его хорошей частью, и то как это пытались обставить, его не волновало и не задевало. * Он не удивляется, когда его зад начинает болеть от твёрдой ветки, и когда пальцы дрожат с утра от холода. Но он удивляется, когда видит внизу бродящего матаги, что зовёт его и каким-то образом отличает его от снега, лежащего на ветках ели, где и сидел снайпер. Винтовка направляется вниз, в такого уязвимого Генджиро, но последний даже не пугается и не дёргается. Знает ли он, что его не убьют только из-за относительной полезности, и из-за того, что это было бы опасно и для самого Огаты, но вовсе не из-за симпатии или желания увидеть на этом доброжелательном лице ярость со злостью? Его крепкие и толстые руки смыкаются на груди, и на лице виднеется недовольство. Понятно, играть некогда и не с кем. Снайпер все же спускается, с лёгким негодованием убирая Арисаку обратно за спину. Как и ожидалось, остальные решили, что ещё на пару дней можно остаться в городе, запастись всем нужным, по возможности продать шкуры и материалы и потом уже двигаться дальше, снова выживать в терньях холодных лесов. Огата вновь был прав, когда оказалось, что город был не таким уж и большим, но и не так уж и далеко, чтобы его ноги ломились от усталости. Их селят не равномерно, и он почти рад от того, что вместе с ним был матаги, которого было можно вновь продолжать донимать. Король же побегов не был существенной помехой, его можно было легко выгнать, только он почует угрозу со стороны Огаты, или сам уйдёт шататься по борделям. Разделение группы было благоприятным решением, особенно когда не нужно было слушать чужой бубнеж. Асирпе и Сугимото надо было на рынок. Как в принципе и Кироранке, видимо его запасы табака кончались. Шираиши ускакал за выпивкой, откуда у него только деньги? Матаги как и Огате нужно было в оружейный магазин. Снайпер изредка поглядывал на его винтовку Мурата, явно заинтересованный, но слишком упрямый, чтобы вести разговоры и тем более в наглую брать и разглядывать чужую вещь. Это не тот способ, которым он хотел бы разозлить мужчину. И весь путь они молчат разглядывая город, и двоих устраивает эта самая тишина. Мужчина не выглядит обиженным, расстроенным или печальным, значит Огата действительно промазал. Покупка нужных материалов и патронов занимает не так много времени и стоит не так дорого, как могло быть. Хотя продавец, в первые секунды приметив, что они не местные, хитро поприветствовал их, явно желая продать втридорога. Матаги, явно не желавший спорить со стариком за прилавком молча кивнул, собираясь достать названную сумму. Его остановила рука, протянутая Огатой. Он не коснулся его, но этого было достаточно, чтобы мужчина остановился. Самодовольная улыбка в совокупности с почти что дикими пугающими глазами говорили сами за себя, что снайпер пойдет до конца, чтобы проучить недобросовестного продавца. –Что вы скажете военному начальству, когда они узнают, что вы разоряете военный бюджет, разводя солдат на пулях? Господин?,– дикий кот входит в эйфорию от ситуации, явно наслаждаясь страхом в чужих глазах, ровно так же как и упорством. Не глупый старик, думает,–Я заплачу десять сен.– и сказать, что тон его голоса был непреклонным, было почти пустым звуком. Округлые глаза матаги и старика стоили того, чтобы удержать серьёзную насмешку, внутренне хваля себя и зачесывая пряди назад. Без сомнения продавец увидел часть его формы, это будет достаточно существенным доказательством, и не важно, что он не сержант, не важно, что он просто ефрейтор, но ему и не обязательно знать отличительные черты на его рукавах. –Это грабёж!! Пять йен! Не меньше!– выпалил человек, не желающий продавать патроны за гроши, и не важно, что даже с новой ценой, это было наценкой, слишком большой, и Огата не хотел тратиться по чём зря. Он хлопнул ладонью с монетой по столу, разнося звуковой удар волной, заставляя людей вокруг испуганно дернуться или поспешить ретироваться прочь.–Одна йена или мы уходим и это ударит по вашему заведению в разы больше.– почти рычит, глядя в глаза своей жертве. Напряжение долго не держится, взгляд снайпера слишком пристальный и слишком бездонный, чтобы обычный смертный выдержал его, когда первый пытался добиться своего. И мужчина сдаётся с громким «Тч, хорошо!», прежде чем с досадой и явной злостью положить четыре коробки патронов, для каждой винтовки по двое. Пятьдесят выстрелов у каждого, этого вполне хватит чтобы прожить месяц пути. Из дикого кота хлещет самодовольство и он смотрит в сторону Танигаки, чтобы оценить его реакцию, попутно доставая вторую монету. Он не собирается платить за второго, но на мгновение, перед тем как Генджиро начал копошиться в поисках монет, Огата подумал, что он мог бы ему добавить в случае чего. Но эта мысль слишком быстро испаряется. –А… Огата, спасибо.– его рука чешет макушку и он благодарит его как только они покидают магазинчик. Без сомнений мужчина бы принял цену поставленную обманщиком, не стал бы спорить и отстаивать свои гроши, даже если у них в действительности не нашлось бы столько. И даже так, при такой доброй натуре было почти невозможно взбесить его? –Ха, ещё бы.– коротко отзывается Хякуноске, чувствуя приятную тяжесть на талии в сумках с патронами. - До вечера каждый где-то бродил или был занят своим делом. К счастью недовольного от лёгкого недосыпа снайпера никто трогать не стал, особенно когда он сел за разбор своей винтовки, протирая и смазывая нужные детали. Шираиши, на время заглянувший в комнату, завидев это, сначала подивился чужому упорству и знаниям, но потом, при встрече с этим бездонным взглядом который он встретил, будто бы забрёл на чужую территорию, где ему не рады, быстро сменил мнение. Это больше походило на помешательство. Он поспешил выйти вон, всё равно заходил за своей жилеткой и припрятанными деньгами. Обернувшись, он действительно обнаруживает, что уже заходит солнце. Свет падающий через окно позади него ярко рыжий. Слишком незаметный для него на фоне мантры звуков родного оружия. И он выходит на общий шум внизу. На первом этаже был небольшой бар и было неудивительно найти там всю его группу. Возможно Сугимото смог достаточно дорого поторговаться, что действительно позволил себе несколько бутылок саке. Остальные, как Кироранке, Шираиши и матаги были рядом, сидя за одним столом, и казалось, что двумя бутылками ограничиваться те не собирались. На удивление Огаты, те дружно подозвали его и почти силой усадили в свою компанию. Было ли это из-за того, что самым трезвым был Генджиро, что не остановил весёлого бессмертного, стремящегося затащить снайпера в поле своего обзора, чтобы быть спокойным за чужие жизни? Или было ли это каким-то скрытым желанием напоить дикого кота? Глядя на то, с каким упорством те пихали ему в руки стакан, можно было бы сказать, что да. Огата не отказал в паре стопок, но быстро переключил чужое внимание на пускающего слюни короля побегов, а позже старался не привлекать внимание. –Армрестлинг!– оборвал любые мысли Сугимото, громко крикнув, почти что на весь бар, полный людей. Удивительно, как такой шумный человек притягивает к себе других, а не отпугивает таким криком. Огата слегка сжался от неприятного ощущения в желудке, словно на зло, голова становилась ватной. –Вперё-ёд!– будто на зло подхватил Кироранке. Скрип мебели, шум и нам суматошных людей. Крепкие ладони схватываются, в какой-то момент даже кажется, что стол под напором двух мужчин мог бы вовсе расколоться. Многие столпились вокруг них, но часть вернулась на свои места, видимо это было не таким уж и интересным зрелищем, но Огата смотрел на эти вены, кости и мышцы, что пытались перебороть точно такую же, чужую плоть оппонента. Это завораживало на не трезвую голову, пока взгляд не метнулся в сторону. Ещё есть они трое. Они тоже скорее всего будут участвовать и впервые за долгое время Хякуноске не против проверить свою физическую силу, отлично зная, что она уступает почти всем окружающим здесь мужчинам. Раунды проходят слишком быстро. Кироранке проиграл Сугимото с громким хлопком, прижимая чужую кисть к столу, почти болезненно выгибая чужую руку. Самый сильный определился, но вот самый слабый? На удивление, противостоять королю побегов было не так тяжело, как это казалось первоначально. Она в не заметил, что по виску скользит прохладный пот от напряжения. Он победил. Это почти не стало чем-то удивительным. Великое столкновение началось тогда, когда по разные стороны были Танигаки и Саичи, схлопывая ладони вместе и упирая локти в древесину. На этом моменте дикий кот не мог оторвать свой взор от их борьбы. Или может быть только от напряжённой кисти матаги. Не то, чтобы он раньше не видел его руки без одежды, но когда вены и мышцы под кожей вздувались от напряжения, живот скручивало в сомнительном чувстве и желании. Возможно он даже позволил бы ему оставить пару следов на себе в качестве награды за такое зрелище. Особенно если после действия алкоголя позволит ему действительно разозлить этого человека, возможно ли… Хлоп. Генджиро побеждает, а Саичи с досадой и в какой-то степени с уважением смотрит в чужую сторону, потирая свою ладонь. Возможно даже бессмертному больно и сложно противостоять такому крупному мужчине. Дальше бои были шуточными, попутно дополняясь новыми бутылками спиртного и Огату не волновало, кто за всё это будет расплачиваться, он просто пил, стараясь сразу не налакаться. И позже он был вполне серьёзно настроен, когда протягивал руку матаги, удивляясь чужой хватке, но тем не менее упрямо глупо продолжая пытаться хотя бы на миллиметр сдвинуть чужую руку. Генджиро, едва ли выпивший, смотрел на это с потерянностью, явно смущённый тем, что чужие потуги для него являются не более чем тычком пальца ребенка. Его лицо слегка покрылось румянцем и свободной рукой он прикрыл рот, не зная куда себя деть и что делать в такой ситуации. Огата действительно давил ощутимо, но всё ещё слабо и почему-то Генджиро боялся, что одно его случайное движение и бледная конечность переломится как соломинка, такая тонкая на его фоне. Ему в целом было странно видеть, как снайпер остался в их компании, хотя обычно выбирал одиночество. В принципе то, что Огата стал слишком часто пытаться задеть его и находился в непосредственной близости, вызывало вопросы, но логическое обоснование быстро нашлось, когда кот в очередной раз пытался разозлить матаги, но попутно спровоцировал и Сугимото. Отстал ли бы снайпер от Генджиро, если бы последний дал бы ему то, чего тот хочет? Прекратил бы Огата лезть к нему, избей его матаги? Решила ли бы небольшая драка эту проблему? Может быть, но мужчина знал, что не смог бы поднять на этого человека руку без глубинной причины и её пока что было сложно найти.(особенно когда Генджиро осознавал всю свою непомерную душевную мягкость) В кругу пьяных товарищей, что уже почти не в шутку занимались борьбой, а не просто играючись делали захваты, матаги поддался, ослабляя своё сопротивление и позволяя дрожащей руке прижать его собственную к столу. Он видел, как дрожали плечи снайпера, и как его волнующе бледное лицо заволокло пьяным румянцем. Огата смотрел на эту картину широким пьяным взглядом, всё ещё трезвой частью ума понимая, что ему очевидно поддались. Слишком глупо было думать со стороны Генджиро, что кот примет такую победу, но пытаться снова тот не стал, лишь блеснул взглядом, слишком странно для угрозы. Приход Асирпы убрал этот балаган слишком быстро. Но кажется для маленькой девочки разобраться с группой крупных мужчин в мгновение ока не было чем-то трудным. По итогу двух мужчин держали за уши, больно потягивая их на уровень ребенка, позорно заставляя наклоняться и припадать к земле. Шираиши повезло вовремя испариться, но Кироранке с бессмертным удача плюнула в спину. Очевидно, их ждала палка для наказаний, но первым делом айнская девчушка утащила их в сортир. Точнее закинула туда двух мужчин, чтобы они привели себя в порядок и умылись. Дальнейшее шоу мужчины смотреть не стали, поднимаясь из-за стола и решая убраться к себе в комнату. Это было спонтанное и не совместное решение. Генджиро просто не хотел видеть эту взбучку, и то какая Асирпа в гневе. Огата же принял на себя удар пропущенного сна и алкоголя, что усугубил ситуацию, и ему повезло, что доза была достаточно маленькой, чтобы его не выворачивало на изнанку. Снайпер, что обычно замыкал их шествие, всегда оглядывался назад и по сторонам, будучи под градусом даже не оглянулся, чтобы взглянуть кто идёт за его спиной. Возможно всё та же винтовка на спине успокаивала его? И казалось, что он в безопасности, как и все остальные люди. Матаги просто следовал за ним, готовый ловить пьяное тело, что действительно могло бы полететь вниз по лестнице и окончательно убиться. Повезло. Никто не попытался полетать. Дверь прикрывают тихо, снайпер даже не замечает этого, сгружая со своего плеча винтовку, всё так же любовно нежно оставляя её на своей постели. Перед тем как грозно обернуться в сторону мужчины. Будто вспомнив о чём-то, что должен был сделать, с всё таким же грозным видом направился в сторону Генджиро. Последний стоял скалой, не зная что предпринять, запоздало ожидая, что дикий кот просто завалился спать. Его талию с руками обхватывают, с трудом и очень натчжно. Огата едва ли мог скрепить свои руки за чужой спиной, уж слишком мал был его обхват и слишком велик был мужчина в его объятиях. –О-Огата? Всё хорошо?– беспокойно слышится сверху, и крупные руки под чужим натиском намекнули на движение, из-за чего снайпер из последних сил сжался ещё сильнее, даже если это было почти болезненно. Танигаки не стал препятствовать, расслабляя конечности, но всё так же смотрел на угольную макушку с волнением и недоверием. На миг, снайпер, что до этого лицом упирался в выемку на чужой твёрдой груди, приподнял голову, встречаясь взглядами с человеком, что даже будучи в контакте с пьяным человеком не стремился его от себя отлеплять. –Ха-а. Бесишь.– шипит, но взгляд не меняется, только руки за спиной стягиваются сильнее. Матаги тёплый и приятный, ощутимо тяжёлый, как глыба кажется не податливым, и Хякуноске убеждается в этом, встречая сопротивление чужих мышц и костей. Но это ему нравится. И он щурит глаза, утыкаясь обратно в небольшую выемку, такую удобную, но не лбом, пряча нижнюю половину своего лица за приятной массой. Чтобы провернуть такой манёвр Огата кое-как балансирует на самых носках ботинок, и это осознание приходит слишком запоздало для Генджиро, что по прежнему боялся двинуться и уничтожить временное умиротворение. Непроницаемые глаза всё ещё смотрят на него, смущая тем, что это происходит между его грудей, но дикому коту кажется всё нравится, и прищур полностью закрывается, смыкая веки. Потерянность, что обрушается на мужчину, тревожит его ещё больше, чем нелюдимый снайпер, смыкающий руки вокруг него и не позволяющий полноценно вздохнуть. Он вновь делает попытку двинуть руками и она успешная даже не смотря на стальную хватку. Пальцы временно дезориентированы, пустаясь в плаще и пытаясь найти за что зацепиться, чтобы поднять дремлющее тело. Огата никогда не был любителем контакта, объятий и лишних прикосновений, но он не противится, когда его приподнимают, снимая напряжение с ног. Но он противится и хмурится, когда его собственные конечности хотят отцепить от более крупного мужчины, когда его пытаются отстранить от бесконечного источника тепла, такого уютного и тяжёлого. Матаги смаргивает, делая по возможности глубокий вдох, притягивая снайпера к себе ещё ближе, чтобы попытать удачу в противоположном действии и спустя время это действительно работает. В его руках этот человек такой крошечный, слабый и уязвимый. Под румяном спиртного вовсе не грозный, приятный, слегка угловатый и условно лёгкий для Генджиро. Он расслабленно выдыхает, когда ему удаётся сделать пару шагов, но вновь замирает, в лёгком недовольстве кривя губы, видя, что Огата снова вцепился в него дьявольской хваткой. Отдирать того от себя насильно матаги не желал и не хотел, в силу обстоятельств, в силу его усталости. Меньше сопротивления, меньше борьбы, и возможно он когда-нибудь поймет этого злого и недовольного всем миром кота. Кровать жалобно прогибается, но не издаёт ни звука, что само по себе удивительно, когда Генджиро ложится на спину, позволяя устроиться снайперу сверху. Ожидалось, что даже под градусом, Огата решит, поймёт, что оттаскивать от тепла его не желают, и привычным образом скрутится в клубок, удобную ему позу эмбриона и Танигаки сможет сместить того к стенке. Но этого не случается. Наоборот: мужчина на нём растягивается, вытягивая как ноги, так и руки вперёд, удобно устраиваясь и сжимая ткань рубашки по бокам. Сонно и невнятно снайпер что-то бурчит мужчине прямо под сердце, прежде чем сдвинуться чуть левее, опуская одну ногу на кровать и находя таким образом опору. И ледяные, фарфоровые руки умещаются на широкую грудь, слегка сжимая её, и находя в этом своё успокоение. Матаги ничего не оставалось, кроме как смириться с таким положением дел. Он мог бы, действительно отшвырнуть другого человека с лёгкостью, или избить за наглость, как это делал Сугимото, но тогда он бы чувствовал себя крайне ужасно. Тогда бы Огата получил то, чего он желал? Мужчина устраивается поудобнее, теперь действительно расслабляя тело после тяжёлого дня, ощущая усталость в мышцах и костях. Одна рука удобно устраивается под головой, но вторая там будто лишняя, чужая. Правая привычным образом хочет лечь на живот, грудь, как он делал это обычно, но… Огате всегда не нравилось, когда его сжимали, обнимали или всячески ограничивали в действиях, не важно, будь то объятия или похлопывание по плечу. Вдруг этот пьяный снайпер вновь станет недовольным и сварливым? Взгляд возвращается к макушке и спокойному лицу. Умиротворение и лёгкая печаль на нём действует будто разрешение. И дикий кот вовсе не против, не замечает всего этого, всё так же мерно сопя, пока мужчина позволяет себе придавить Хякуноске тяжестью своей ладони, а потом и запястья целиком. Глаза забвенно закрываются, так приятно обличая взор во тьму, но разум ещё долго не может найти умиротворение во сне, и мужчина уходит в мысли, задумываясь о пустяках, которые тут же забывает. Остальное сознание легко порхает вокруг мыслей о том, что это впервые за долгое время, когда Огата обезоружился так легко и так быстро, даже под алкоголем, это было не важно. Рёбра больше не стягивают болезненными ощущениями, грудь тоже не сжимают до появления неприятных следов. Генджиро находит свою руку в чужих волосах, мягких и податливых, поглаживая чужую голову кругами, даже не задумываясь о самом действии, но снайпер под такими действиями почти пускал слюни ему на грудь, поджимая руки под себя и казалось вот-вот превратится в желе, может быть воду, чтобы растечься от наслаждения. Действительно редкая возможность прикоснуться к такому далёкому и хрустальному снайперу, может быть и косвенно, но получить от него дозволение на это, и не бояться за свою жизнь, по крайней мере сейчас, именно в этот момент. А то что будет позже не так уж и важно. Возможно Огата действительно попытается убить его, снова, но не потому что Генджиро стоит у него на пути, но потому что он смог увидеть чужую уязвимую сторону? — Ему кажется, что он просыпается слишком рано, даже для себя, удивлённый приятной пустотой во сне, без кошмаров и напоминаний о прошлом от собственного сознания. Неприятная головная боль с лёгким похмельем забирает первичное счастье так же быстро. Прежде чем Огата обнаруживает себя в тепле, прежде чем он чувствует всем своим телом тяжёлое и мерное дыхание под собой. Слишком медленно осознавая, что всегда мёрз холодными утрами, не смотря на одеяло, а сейчас так уютно, организм прогрелся, рукам и стопам действительно не холодно, приятно. Запоздалое осознание, ужас и агрессия, непринятие своего положения и такое же быстрое желание уйти, испариться, но это подавляют, вслушиваясь. Оглядываясь со своей позиции, пытаясь вспомнить, что было вчера, особенно после того, как начались матчи. Он не должен был сблотнуть ничего лишнего, но сам факт того, что он полез первым огорчает его и слегка задетую гордость. В комнате кроме них никого, возможно Шираиши решил переночевать где-то в другом месте или уснул пьяным где-нибудь на улице. Но родная винтовка слишком одиноко и брошено лежит на кровати рядом. Снайпер ещё раз окидывает взглядом мужчину на котором приятно устроился, тот слегка похрапывал, явно не притворяясь спящим. Даже не смотря на внутреннюю бурю нельзя было действовать импульсивно, даже если очень хотелось в первую очередь пристрелить этого человека, а отмазка, оправдание, всегда найдутся. Лопатки, как и грудь, греет чужая плоть и Огата старается выползти из-под чужой руки как можно плавнее, убираясь с чужой кровати как можно тише, осторожнее. Как настоящий призрак, мастер своего дела, что творил такое много-много раз. Он не выспался в достаточной мере, была ужасная жажда и засуха в горле, и конечно навряд ли где-то здесь можно будет найти что-нибудь от лёгкой головной боли. Спасением является только поиск пригодного места, чтобы переждать, выспаться и привести себя в порядок. Винтовка снова прикрывает спину, приятная и жёсткая, врезается в лопатку. Прекрасное знакомое чувство, прежде чем дикий кот выдвигается на поиск убежища для себя. — Он просыпается с необычной лёгкостью в груди, делая первичный глубокий вдох, такой приятный и свободный, когда понимает, что снайпера и след простыл, а на дальней кровати сопит король побегов в обнимку с какой-то бутылкой. Соседняя кровать пустая и едва помятая, какой её помнил Генджиро вчера в тусклом свете ночи. Возможно, только совсем немного, его удивляет то, что он всё ещё дышит, что он проснулся и не умер от пули. И так же совсем немного, но Танигаки думал о том, чтобы заставить дикого кота поговорить с собой. Оставалась лишь пара загвоздок. Помимо того, что это опасно для жизни, и своей и чужих, если матаги неправильно поставит вопрос и загонит дикое животное в угол, то это будет действительно опасно для всех. Обычно, если Огата не желал отвечать на вопросы, он уходил от ответа встречным вопросом с язвой, с колкими фразами или просто с коротким комментарием, что обижал собеседника, попутно отбивая у того желание узнать снайпера ближе или повторить свой первоначальный вопрос. Но если отступать будет некуда и если человек не будет реагировать на колкости, это будет выход за грань сценария, прописанного в постриженной голове. Другая же проблема была более первичной. Найти пропащего кота. А чужая пропажа не была чем-то новым или необычным, то что следует канонам. Дикий кот захотел отдохнуть от назойливых людишек и просто ушёл, это было чем-то само собой разумеющимся и спрашивать у остальных ребят было неразумно, даже глупо. Весь день проходит в раздумьях, когда сонная Асирпа вместе с Сугимото появляются в небольшой столовой и девочка спрашивает об очередном интересующем её блюде с горящими глазами, уточняя какие ингредиенты туда входят. Без сомнений потом она вспомнит какой-нибудь родной лесной рецепт и угостит им Сугимото (возможно насильно), и последнему придётся признать, что блюдо приготовленное в лесу куда вкуснее чем в городе. Танигаки присоединяется к ним, предпочтя провести трапезу в приятной компании, дополняя ленивое пиршество травяным чаем. Он успел позабыть, что помимо запаха пороха, крови и оружейного масла с потом, есть другие прекрасные ароматы. – Огата так же тихо и нелюдимо возвращается в отель, как и испарился. В руках нет дичи, но винтовка всё так же давит на кости. Но лик его слишком бледен, слишком мрачен, даже для типичного состояния. Он не оборачивается, когда его окликают где-то позади, возможно это был Кироранке, но ноги не останавливаются, продолжая шествие по лестнице. За ним не идут и это прекрасно. Дверь отворяется предательски тихо, не нагнетая, но шурша и колебля воздух. В комнате тихо, Генджиро и Шираиши готовились ко сну, что вполне логично в такое время, учитывая, что им нужно будет выдвигаться завтра днём дальше в путь. Они оба оборачиваются на внезапно пришедшего гостя, король побегов вздрагивает и сдерживает писк испуга, матаги же, что дремал, скосил взор на источник смятения его тишины и спокойствия. –Исчезни.– Огата едва поворачивает голову в сторону Ешитаке, вызывая у последнего дрожь в коленях и скоропостижный побег. Снайпер освобождает ему путь и захлопывает дверь, втыкая в половицу свой штык, делая упор в дверь, чтобы никто не смел войти. Танигаки хмурится, но не двигается с места. Их взгляды не пересекаются, глаза Огаты вообще не видно за тенью его капюшона накинутого на голову. Но он приближается, неумолимо медленно, тяжёлыми шагами. Мужчина, что по прежнему лежал на спине, так и не сменил позиции, ещё более недовольно глядя на пропащего кота. Пока что, он не станет заводить разговор первым, по взгляду пришедшего было видно, что у него есть цель визита, всегда была, но выбить её из этого тела было невозможно, а шанс того, что ответят без лукавства, слишком мал. Снайпер просто залезает на койку, на самого Генджиро, знакомо, как вчера по пьяни, но в этот момент казалось, что Огата нарочито старался, чтобы тяжесть его веса смогли почувствовать, будто он специально давил, переносил центр тяжести на пояс более крупного мужчину. Бесспорно, это бы не остановило матаги, но он продолжает уступать, бездействия, упрямо глядя во тьму ткани. Пока ледяные пальцы не смыкаются вокруг его шеи, большие пальцы шершаво проводят по кадыку, краем костяшек снайпер задевал чужую щетину с бородой, давления почти не было. Пока что. Но этого хватило, чтобы матаги оживился, глаза удивлённо расширились, но руки не спешили атаковать, он не ринулся отбиваться или избивать своего потенциального убийцу. Было бы забавно, хвати у дикого кота банальной силы, чтобы задушить Генджиро, не говоря о том, что его ладоней едва хватало, чтобы обхватить чужую шею. Это было странно, что такой человек пришёл самолично замарать руки в крови, это было глупо, особенно когда труп так или иначе найдут, а унести его снайпер никуда не сможет, даже если постарается. –Что, неужели это единственное, что может заставить тебя двигаться? Обычная угроза смерти…– шипение из под мглы капюшона, казалось, что ещё чуть-чуть и оттуда пойдёт пар, такой же ледяной, как и голос его хозяина,–неужели так приятно притворяться тупым добряком?– глухой вопрос, перед возобновленной тишиной. –Я не понимаю, о чём ты…– так же тихо вторит матаги, пока ему позволяют чужие пальцы на шее. Его обрывают, впиваясь в кожу ногтями, как будто с намерением содрать с него лживую шкуру и обличить истинную сущность. Кровь болезненно приливает к впадинам полумесяцам у него на затылке. –Толстокожий. Добрый. Может быть ты просто сопливый мальчик? Действительно. В черепушке есть что-нибудь весомое?– хмык с тихой усмешкой, большие пальцы залезают прямиком под челюсти, подрагивая от подрагивания пульса и крови под кожей. Тепло.–Нет реакции, потому что хочешь разреветься и убежать? Ответь…- смачная и тяжёлая пощёчина проходит по лицу. Огате кажется, что его мир трясётся слишком долго, и что голова кажется слишком тяжёлой. Прямо как ладонь, которая его хлестнула. Звонкого звука не было благодаря плащу, но снайпер прикусил язык и щёлкнул зубами, что сомкнулись во время удара. Мир плавает в его маленьком окошке просвета. Они меняются местами. Это всё равно происходит непроизвольно мягко. Было ли тому причиной медлительность и тяжесть матаги или всё та же его доброта, не важно. Снайпера прижимают за плечи к матрацу, но всё равно слишком мягко, слишком бережно, будто бы кот не был бы рад парочке сломанных костей, что только жалобно скрипнут и переломятся в чужой хватке. –Это то, чего ты хотел?– голос мужчины не тяжёлый, такой не подходящий его грозной и великой натуре, слишком взволнованный. Смешок в ответ. –Ещё.– тихо, но непоколебимо звучит из-под капюшона. Его отдёргивают в сторону рывком, открывая вид на подбитую скулу, лишь небольшая ссадина, но для Огаты этого действительно мало. Впервые за долгое время он смотрит прямо в глаза матаги, и второй человек вторит ему тем же. На редкость приятное чувство проходит по телу, как маленькая личная победа, в дополнение с горящей щекой. И не отводя взгляда от напряжённого лица,– казалось ещё чуть-чуть и послышится стук шестерёнок,– краем зрения и ощущением пространства, было ясно, что ноги прижать не соизволили, или не додумались, чем в первую очередь попытались воспользоваться. Поднимая колено, колеблясь несколько мгновений в борьбе со своими желаниями, делая выбор между жестоким ударом и просто лёгким толчком, чтобы поколебать чужую решимость, посадить семя раздора с самим собой. Но этого не случается, тело болезненно перекручивают в разные стороны и прижимают ниже талии коленями. Позвоночник болезненно хрустит от растяжения и от твердости винтовки под телом. Сигнал для матаги, что этого достаточно. Когда снайпер под ним слегка загнанно дышит, для раскрытия лёгких стало меньше места и скрученное тело на пограничном состоянии с чувством болезненности от такого растяжения и новой позы. –Зачем тебе это? Чего в этом хорошего?– разрозненно-опечаленно говорит Генджиро, желая добиться ответа, но прищуренные глаза заранее дают понять, что он не получит того, чего ищет и ждёт. –Почему ты просто не можешь пойти на поводу?– почему ты просто не можешь сделать то, чего я хочу. Вторит подсознание, но оба они отлично знают, что если бы Танигаки был таким же лёгким на ответ как и бессмертный, это состязание не было бы таким интересным и приз не был бы таким соблазнительным и желанным. Его голос как всегда полон язвы и сарказма, но спрашивает он в половину силы от всей серьезности ситуации. –Потому что это неправильно!– тихо шипит мужчина сверху и его хватка постепенно ослабевает, наравне с ухмылкой снайпера. На мужественном лице появляются мимические искажения и в первые мгновения Огата затрудняется определить их значение. Печаль? Боль? Злость? Огорчение? Всё такое знакомое, но всё равно не вяжется с детской ранимостью души Генджиро. Неужели действительно так сложно нанести пару ударов человеку, который в этом нуждается? Было ли в этом действительно что-то неправильное? –Ха-а? Если тебе нужна причина, чтобы это было правильным, то скажи мне, что нужно сделать, чтобы это было таковым.–знакомый оскал возвращается на родные уста, перед тем как правая рука сминает ворот рубашки и притягивает мужчину ближе к себе, чтобы даже самый тихий шепот был слышен.–Тогда выходит, что убийство тоже неправильно. Ты неправильный, Танигаки? Только потому что хочешь жить и добывать пропитание?– он морщит нос, улыбка становится ещё шире, и ещё более неправильной, искусственной, с слишком загнутыми краями. Ладонь тянет ещё сильнее, заставляя опрометчиво нагибаться дальше, пока не приходится опираться на хрупкие плечи. Это больно, но Огата только щурится. Тянет дальше, смыкает их лица. Неудобный выгиб шеи, чтобы подстроиться, пока матаги замер, растерянный и это было прекрасно, чтобы подловить его, воспользоваться расслабленной челюстью, прикусить его губы, пока что не до крови. И боль заставляет громоздкое тело дернуться в отступлении, но снайпера это не остановило, чтобы с тяжёлым выдохом приподняться ещё больше, чувствуя как ноет поясница с мышцами. Пальцы увязшие в ткани напоминают о себе, используя чуть больше силы, преодолевая чужое сопротивление с упорством, нагибая Генджиро обратно. Огата успел лишь по детски мазнуть языком по губам матаги, прежде чем раздался ещё один удар. Новая пощёчина обжигает другую сторону лица, только так заставляя приставучего кота отстраниться и упасть на прежнее место. Он чувствовал, как масса передвигается назад, его ноги болезненно напрягаются под чужим весом, когда Танигаки выпрямился, садясь на кровати, больше не наседая на хрупкие плечи. Здоровяк поспешно вытирал рот тыльной стороной ладони. Огату всё больше походит на кота из страны чудес, когда видит, что другое лицо утопает в скором румянце, в свете ночи становясь заметно темнее. Кожа охотника пылает жаром и стыдом, и снайперу хочется дотянуться, чтобы удостовериться в этом, но его рука тянется к другой щеке, чтобы почувствовать как пульсирует место удара. Замах был значительно слабее, тем более рука не ведущая, левая, а даже так, силы было предостаточно, чтобы тепло расходилось по скуле с щекой. Если бы матаги был чуть внимательнее, он бы заметил, что под тёмной синей формой уже очерчивается знакомый силуэт. И то, как Огата сдвигает ноги с бедрами в сторону, чтобы защитить уязвимое место от потенциальной, возможной угрозы в лице другого мужчины. Удар под дых не такой болезненный, как если бы вся сила прилетела в пах, где уже расходится возбуждение, делая плоть в разы чувствительнее. Возможно, снайпер бы не смог встать ближайшие пять минут, случись такое. Будучи придавленным смущённым солдатом, Огата мог только дожидаться чужих действий, ведь хоть как-то высвободить нижние конечности не было возможным. Когда же предоставляется момент, когда Генджиро почти зло взирает на него сверху вниз, вниз уходит ещё больше крови, в паху дёргает сильнее и снайпер рискует, подпирая с трудом поднятым и непослушным коленом чужую промежность. Мысленно дикий кот удивляется тяжести, которая встречает его колено, так даже интереснее, так куда интереснее. Возможно, первоначально он не совсем планировал заходить так далеко, имея в планах лишь добиться своего, насытиться чужой злобой и приятной тягой внизу, но любопытство сгубило кошку. Появилась новая цель, к которой он двинулся упрямо, увеличивая давление на чужой член. Танигаки, явно не ожидавший такого нахальства и жульничества морщится, с недовольным мыком дергаясь, запамятовая, когда в последний раз мог позволить ощутить себе давление внизу, жар приливающий вместе с кровью. И это осознание с представлением предали его чистую натуру и помыслы отделаться обычным разговором. Возвращая взор на снайпера он видит только самодовольство с ухмылкой, темнеющие щёки того явно не заботят, возможно только давая дополнительное наслаждение. Только тогда мужчина замечает чужое возбуждение, что натягивает штаны ближе к внутренней стороне бедра. Непроизвольно матаги думает о том, что возможно этот кот пришёл без нижнего белья и скорее всего, сейчас он отлично чувствует, как под давлением колена становится всё твёрже и жарче, кровь приливает с пульсирующей силой и мужчина глубоко вдыхает, собираясь сделать явно что-то опрометчивое. –Это то, что тебе нужно?– он звучит глухо и хрипло, а когда договаривает, нога под ним двигается больно плавно, что Генджиро хочется непременно отдернуть чужую конечность и утонуть в стыде. Он этого не делает, ещё один глубокий вдох. –Верно.– слишком краткий и ехидный ответ, словно крупный мужчина не смог бы без труда прийти к правильной мысли. –Тогда я ставлю условия.–это кажется слишком громким и оглушающим ответом. Слишком неожиданно, но Огата не показывает своего удивления, не меняясь в лице, но это было интересно. –Если их не принимаю?– играющий тон становится таким же серьёзным. Было бы проблематично потерять забаву на ночь. Генджиро складывает свои ладони на своих бедрах, обозначая свою позицию и «угрозу».–Тогда ты не получишь то, чего хочешь и можешь уходить. Я тебя и пальцем не трону.– и взор кошачьих глаз сужается, уголок губ приподнимается как-то нервно. Кто же знал, что матаги может работать и мозгами, хотя в таком случае это работает не в сторону снайпера. –Ха-а. Слушаю.– небольшая заинтересованность. Кажется, что матаги смущается, ещё совсем немного. Разумеется он не ожидал, что снайпер действительно готов выслушать условия. Значит ли это, что он так сильно хочет достичь своей цели? Танигаки слегка воодушевился этой мыслью, ловя второе дыхание смелости. –Полная свобода действий.– небольшая пауза, во время которой Огата красноречиво смотрит, но не говорит «И?»,–И ты остаешься здесь после.– –Не слишком ли жирно тебе будет?– вопрошает дикий кот, явно не ожидавший таких ограничений в свою сторону. Оставаться после жаркой ночи- это как раз то, что он ненавидел больше всего. –Выбирай.– только и звучит. И снайперу не нравится, что они поменялись местами, не нравится, что он потерял своё превосходство и контроль над ситуацией. Эта напыщенная серьёзность и упрямство Генджиро ему шло, но и крайне сильно раздражало, ведь действительно придётся давать ответ. –Неплохо. У меня тоже есть условия.– никто не запрещал им уравновесить их шансы и возможности. И крупный мужчина просто кивает, готовый выслушать.–Ты делаешь это грубо, никаких нежностей.– он умолчал о том что с радостью раскрасит чужую спину и шею, и что Танигаки не следует ожидать нежностей в ответ, дикий кот не тот, кто будет отдавать ему крупицы ласки, и мужчина это должен понимать сам. Соглашаться на такое так же осознавая такие установки. Прежде чем звучит ответ, оглашающий чужое решение, тяжёлая рука схватывает и сдавливает бледную шею, достаточно сильно, чтобы предостережение поняли. Снайпер выжидающе взглянул в ответ, видя напряжение в кисти руки, что подрагивала, вторую же руку вжали совсем рядом с его макушкой и он ощущал искажение поверхности под её весом. –Без неожиданностей.– хмуро лепечет матаги, опасно усиливая хватку, дышать становится затруднительно, но возможно. –Конечно.– это звучит так, будто бы это говорила гиена, откровенно лгущая и уже имеющая дальнейший план, стоя за спиной с ножом в руке. Но это было не важно, когда в подтверждение их небольшого договора или перемирия, колено двинулось более уверенно, прослеживая всю вставшую длину за всё это время. Плоть пульсировала и оценивая только одним коленом, снайпер уже желал увидеть чужой член без лишних тряпок. В ответ на такое поддразнивание Генджиро вновь изменил позу, зажимая вторую ногу Огаты, и оставляя подогнутую ногу впритык к нему, и снайпер хотел было дёрнуться, словно обжёгся через чужую тонкую рубашку и форму, но уходить было некуда. Ладонь, что до этого служила опорой сначала схватила за тазовую кость, чувственно сжимая, и Огата возможно совсем немного пожалел о своём согласии, проклиная то, каким горячим был матаги на ощупь, и то как это тепло сдвинулось к его паху, жёстко хватая его собственную эрекцию. Он попытался увеличить контакт, приподнять таз, но его шею по прежнему держали, придавливая к матрацу, от такого тупикового состояния хотелось рычать. Танигаки не спешил, наслаждаясь исследованием чужого тела, до которого ему раньше было сложно добраться, к которому его раньше не подпускали, избегая или держась на расстоянии, и ему нравилось видеть, как снайпер сгорает изнутри, будь то от похоти или злости из-за чужой медлительности. Злорадство на вкус было сладким. И Генджиро двигает весь процесс дальше, показывая ту мало изученную часть себя, что зияла как тёмная мгла и желание выжить разве что во время войны, в самых суровых условиях, и дикий кот только подивился и заинтересованно уставился. Липкий взгляд двух чёрных как смоль зрачков следовали за мужчиной, что сделал хватку чуть сильнее, сжимая ствол под и так узковатой формой солдата. Огата довольно повёл тазом вперёд, явно нуждаясь в ещё одной дозе, повторении того жара, что непозволительно быстро ускользнул к застёжкам. И снайпер не сводил с него взгляда, оценивая будто совсем другого человека, даже частично признавая, что чужая голова может быть не полностью пуста. Крупный мужчина воспринимал их уговор серьёзно, понимая, что в этом есть выгода и для него, не только в лице разрядки и удовольствия, но и познании опасного человека в их группе, и это было самым опасным пунктом, который было опасно и неприятно осознавать. Под большим пальцем дёргается небольшой кадык, но неприятно острый, который страшно раздавить, от чего рука машинально слабеет, скорее согревая и просто обволакивая чужую шею, прослеживая живой пульс под мёртвенно белой кожей. Это было неприятным упущением. –Ты забыл о только что оговоренных пунктах?– хрипит снизу Огата, но его ноги непроизвольно дёргаются между их телами, когда матаги наконец достигает его члена. Почти что мило, думает мужчина, совсем слегка обидчиво фыркая, возобновляя болезненные ощущения на чужой глотке, пока не слышит чужие потуги, чтобы сделать небольшой вздох. Для Генджиро было легко отказаться от их сделки, как и просто уйти самому, но это дело чести, коли согласился, надо выполнить свою часть уговора, особенно учитывая, что снайпер в свою очередь действительно не препятствует и податливо позволяет обводить его и взглядом и руками, везде трогать, оглаживать. Прекрасное чувство дозволенности честно подкупало и подогревало приятные ощущения в паху. Огата довольно бурчит, или возможно даже мурчит на свой лад, когда и фундоши сдвигают в сторону, оставляя чувствительную плоть так уязвимо пульсировать будучи прижатым к подтянутому животу. Горячая ладонь будоражит забираясь под ткань формы, рубашки, доходя почти до солнечного сплетения и чувствуя как пульсирует сердце там под плотью. Заставляя вздрагивать от прохождения по животу, и когда тёплая широкая часть укладывается рядом с пупком, задевая паховую поросль снайпер млеет. Сгусток тепла греет холодную кожу и так раздражающе игнорирует его пылающий член, что уже почти зудел от нужды в контакте с разрядкой. Зажатая конечность может едва двинуться в пределах своих границ, чтобы для мышц и суставов это не было больно, и этого мельтешения к счастью было достаточно, чтобы дразнить чужой раз в ответ. –Сними.– требует кот, обозначая предмет трением, немного сожалея о том, что в штанах матаги ещё не образовалось какого-нибудь пятна от нетерпения. Было бы забавно потом наблюдать, как он отстирывал бы это постыдное воспоминание о приятном времяпрепровождении. Удивительно, но крупный мужчина быстро расправляется со штанами, освобождая плоть с бельём, совершенно не препятствуя чужой руке, когда та тянется, чтобы подразнить и грубо огладить. Генджиро лишь слегка недовольно смотрит на снайпера, но ничего против не говорит, освобождаясь из плена плотной рубахи, что сковывала движения и грозилась разорваться из-за мощного бюста. Огата пользуется этим, освобождая тяжёлую плоть, что увестито помещается в его ладони, всё так же почти обжигая и он ловил чужую дрожь, когда его холодная кожа сливалась с чужим жаром. Матаги вздрагивал от такого, откидывая рубашку на кровать снайпера,- та была ближе всего. Дикий кот же был одурманен чужим запахом, что теперь не сдерживался одеждой и пред ним предстала мощная грудь, скорее всего колкая и шершавая из-за волос, но это слишком хорошо шло пушистому громиле. Руки сами тянутся прихватить чужую, едва отросшую длину, но этого не случается. Поднять тело с постели слишком проблематично, и чересчур болезненно из-за придавленной к кровати ноги, мышцы со связками неприятно тянуло при каждой потуге, что в итоге заканчивается хитрой хваткой на чужом запястье и опрокинутым обратно Генджиро. Новый запечатлённый поцелуй немного спокойнее в силу немного выдохшегося снайпера, что в свою очередь переводил дыхание, лениво мусоля чужой язык, позволяя заходить к себе на территорию, пока горячий жар рук продолжал блуждать под его формой, грозясь раздавить грудную клетку или разорвать ткань своим мягким напором, и Огата бы это простил. За колкое чувство бороды на своей коже, за ощутимое напряжение, когда он ведёт языком по чужим зубам и губам, отчётливо чувствуя клыки с чужим контролем. Когда первые кнопки не выдерживают, вылезая из своих петель и освобождая Огату из плена одежды, что только мешался, но он едва может осознать это, когда Генджиро лезет снова коту в пасть, почти поедая его, забывая, что снайпер быстро приходит в себя, с таким же успехом переключаясь на недовольного кусачего хищника, снова и снова прикусывая чужую плоть, губы, язык. Пока не доходит до первой крови, пока его не отталкивают обратно на кровать, немного болезненно придавливая, а дикий кот добился своего, довольно глядя в чужое лицо, с которого вытирают капли крови, проглатывая их, пока он лежит, так и не убирая высунутый язык, слишком довольно ухмыляясь, явно не осознавая рисков, что угрожали его одежде быть разорванной. Было логично ожидать, что матаги занесёт кулак, возможно это была бы череда крупных и тяжёлых ударов. Просто не случилось, когда Огату слишком легко сдвигают как хочется крупному мужчине, крайне ловко разбираясь с множеством пуговиц для неуклюжего Генджиро. Открывая вид на ходящий невесомым ходуном живот, и снайпер смеряет его недобрым взглядом, не понимая, что задумал отнюдь не безмозглый добряк. И его кусают в ответ. За тазовые кости, выпирающие мышцы или плоский, мускулистый живот, с трудом, но упорством стягивая кожу и оставляя дикому коту только шипеть, наконец-то цепляясь за отросшие волосы, едва протискивая те меж пальцами. Ногти впиваются в голову, зубы врываются в плоть. Танигаки чувствует, как скачут чужие бёдра и как ноги под ним норовят сдвинуться, ускользнуть или оттолкнуть, возможно даже разбить ему нос при такой возможности, но мужчина неуклонно двигается вниз к паху. Каждый след от зубов холодит кожу, расставаясь с подаренным жаром и снайпер уже не может держать голову, не может смотреть как чужой рот помимо укусов оставляет глубокие пятна, вдавливая новые разнообразные отметины, что тянули кожу. И он закидывает голову назад, едва подрагивая, когда чужое лицо наконец натыкается на его член, и наконец-то даруя самую первую ласку напрямую, создавая длинную и широкую влажную линию на плоти, обводя от основания до уздечки с головкой. Выдавливает будоражащий вздох сверху, хватка на волосах слегка ослабевает, но будто вспоминая о чем-то, так же быстро возвращается назад. –Снимай всё.– это звучит так же тяжело, как и когда кот пытается приподняться, всё ещё не в себе от прохладной линии на чувствительной коже, от начинающих зудеть укусов. –Мгх.– он кряхтит, стягивая свою винтовку с плащом полусидя, пока его почти что вытряхивают из собственных штанов, и он может видеть как матаги полностью оголяет низ, не считая белой тряпки, что только мешает. Чужие бёдра кажутся и являются сладкой угрозой, и возможностью умереть бесславной смертью под ними. Лёгкий китель отлетает в сторону вместе с рубашкой, штаны уходят туда же. Недолгая возня с поясом встречается терпеливым взглядом, и возможно Огате хотелось бы увидеть, как Генджиро дотронется до себя, как будет глядя на него мучить свою плоть. Воодушевляет перед тем как пояс скидывают за спинку кровати на пол, вытащив небольшую склянку обтянутую тканью. Она была наполнена оружейным маслом и снайпер почти от сердца отрывал только новообретённую смесь. Он протягивает её матаги, пока мужчина не забирает бутылек с таким видом, будто бы ему действительно отдают самую сокровенную вещь из возможных. Огата же тем временем любовно откладывает винтовку на пол к поясу с припасами, опасливо подставляя Генджиро спину с тылом. Касание холодных пальцев не пугает, но заставляет вздрогнуть, когда первая фаланга входит во внутренний жар раздвигая стенки и снайперу хочется метаться от позабытых непривычных ощущений. На последние позвонки давит чужая весомая кисть, огибая копчик и уходя в бок, прямо к подвздошной кости. Снова рывок на себя, и Огата почти мурчит от болезненного трения свой плоти с тканью кровати, когда его придавливают к ней же тазом, явно желая чтобы он замер и не елозил. Снайпер недовольно оборачивается как может, оценивая чужое и своё положение, собираясь отвесить очередной недовольный комментарий, но его перебивают. –Я собираюсь делать это медленно.– матаги так и не оторвался от своего занятия, внимательно следя за тем как чужое нутро принимает его пальцы, теперь уже два, но тем не менее пылкий жар был слишком узким. Если слишком поспешить, то дикий кот останется без целой задницы, хотя последнего это кажется вовсе не волновало. –Увалень, до утра хочешь с этим провозиться?– огрызнулся кот, делая попытку вывернуться из-под чужих рук. Поза была немного неудобной за счёт наклона его таза, что в одно время и опускался, но при этом и выпячивался, выставляя задницу Генджиро. Грузный хлопок опускается на толстое бедро и бледная кожа краснеет, вздрагивая от не самого сильного воздействия, заставляя снайпера напрячься и непроизвольно сжать пальцы внутри себя. Это повторяется вновь, когда Хякуноске собирается продолжить упрекать солдата за его медленный и осторожный темп, что не приносил боли, адреналина и дискомфорта, родного языка для этого тела. Звук становится громче, а ощущения более болезненными. Мышцы только успевают расслабиться под чужим напором, когда ефрейтор вновь начинает говорить и снова запинается, удары становятся всё более весомыми и приходятся только на левую сторону,- правая рука была занята непосредственно подготовкой. Генджиро намеревался продолжать в таком же темпе, снова и снова обрывая чужую речь и продлевая относительную тишину. Огате он не скажет о том, что они задержатся тут ещё на несколько дней из-за небольшой слабости Асирпы, что могла съесть что-то новое, что не пришлось по душе её организму, вызывая неприятные последствия. Кироранке, мимо которого проскользнул снайпер, скорее всего хотел передать эту новость, как и то, что Сугимото как хорошая сиделка перенёс айну в более тихую часть здания, и хозяева этого места были далеко не против. Не под взглядом суровой карамели, не в лицо чистой ярости и злобе. Снайпера вовсе не волновало насколько это громко, но упускать момент, чтобы попытаться задеть этим фактом Генджиро было почти печально. Совсем чуть-чуть. С осознанием, что этот мужчина не стал бы так рисковать, но это становится не важно с задетыми нервными окончаниями. Когда чистая спина вытягивается стрункой, едва ли не с болезненной резкостью, с оборванным звуком голова отворачивается, смотря перед собой. И крупный мужчина забывается, теряя ту суровость, на миг позволяя своему беспокойству взять верх над сосредоточенностью. Он медленно вытягивает пальцы из теплого нутра, скользкого и не такого узкого, и внимательно наблюдает за чужое реакцией, чистосердечно беспокоясь, что сделал слишком больно. –Ога…– почти договаривает, не успевает, почти касается чужих плеч, что кажутся надломленными. Но это не более чем обманка, потому что снайпер срабатывает точно как пружина, пользуясь чужим испугом, беспокойством, чтобы оттолкнуть Танигаки назад. Произвести смену мест, сделать очередную попытку вернуть себе спокойствие и главенство в их дуэте. Матаги падает не полностью, всё ещё частично приподнимаясь на локтях, глядя на то как кот придвигается ближе, видя хитрое искривление губ. Это не радость, далеко не радость. Он забывает об этом, когда его выпирающую тазовую кость лижут, а потом резко прикусывают, точно мстя за болезненные удары, что окрасили белоснежную кожу в алый, и место зудело. Хотелось ещё, но ещё больше хотелось сожрать эту кожу с себя. И Огата съехал ниже, к тому, что так терпеливо ждал, уступая своим желаниям и любопытству. Половой гигант перед ним действительно стоит тех усилий, что он вложил в развитие их общения. Ствол ложится в руку плавно и плоть податливо ходит вместе с рукой при первых движениях. Приятная липкая влага пачкает ладонь и сам член, снайпер не стесняется добавить слюны и мстительно парадируя Генджиро проводит линию языком, так и не отводя глаз от чужого лица. И суровый мужчина полыхает жаром стыда, явно не готовый к таким откровениям прямо перед его лицом. Дикий кот усмехается такому контрасту между чужими порывами уверенности и замкнутости, сразу же заглатывая головку, толком не расценивая, что это будет таким проблематичным делом. Плоть почти царапает горло, вставая словно кол обернутый наждачной бумагой, и снайпер старается перевести дыхание, впервые за долгое время встречаясь с проблемой маленького рта и тесного горла, просто обводя языком чужие вены и слизывая горькую смазку перед тем как наконец не отстраниться с облегчённым выдохом. Его опять тянут в сторону почти как пушинку и Хякуноске нравится это чувство стальной хватки на себе, как и ту непоколебимость в чужих движениях, когда его опасно перетаскивают, вытягивая. «Ммм!»,– всё что он недовольно отвечает, так и не отстраняясь от своей новой любимой игрушки, изучая чужие вены и паховые заросли, пока его перекручивали и он не оказался почти сидящим на груди матаги. Непобедимые и упрямые руки снова находят его, снова заполняют ощущениями, возможно даже перенасыщая и в этот раз его не жалеют, прямо как он и хотел, но совсем не в ту сторону. Боли не было, ничего даже не саднило и резковатое движение пальцев не вызвало ничего кроме как очередного взрыва от ощущений внутри. Генджиро целенаправленно бил по слабому месту, желая увидеть и почувствовать больше. Как этот вредный кот из раза в раз дёргается, вздрагивает, как его мышцы стягиваются не только в заднице, но и на руках, спине, напрягаясь и выдавая своего хозяина, что навряд ли признается, что ему приятно. Огата присасывается к головке надрачивая основание, почти теряясь, когда копошение в его кишках становится более хаотичным, и его расширяют вновь, от чего хочется недовольно взывать. Особенно чувствуя, что пальцы вновь массируют простату, что член матаги стал только твёрже, и зная, что короткие волосы на затылке встают дыбом, а на макушке заметно приподнимаются. Это приносит почти садистское удовольствие солдату, которому и так хотелось выть от умопомрачительной тяги в тёплой глотке. В задницу подливают ещё прохладной жидкости. Член заглатывают глубже, пока становится невмоготу, и только самую малость отступая, чтобы переключиться на работу языком. В нос бьёт специфический запах масла и тела, что уже давно привычны со времён жизни в бараках. Когда же Генджиро снова начинает перегибать с уязвимой точкой, Огата отстраняется, утягивая за собой и несколько нитей слюны, без предупреждения приподнимаясь и поворачиваясь на чужом тазе. Теперь они были лицом к лицу. И взгляд снайпера почти недовольно говорил «достаточно», когда его ноги снова напрягаются, руки смазывают чужую плоть маслом, заставляя матаги недовольно скривиться из-за разницы температур, и головка упирается во вход. Кажется, что теперь, чувствуя чужую плоть впритык к заднице, дикий кот взвешивал и оценивал ситуацию, думая, действительно ли он сможет осилить такой размер даже с растянутой задницей. Он планировал резко наскочить и просто оседлать чужие бёдра, как делал это множество раз, но сейчас действительно задумался, не разорвёт ли ему кишки, делая успокаивающий вдох, и начиная слегка напирать, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, проталкивая головку в узкий проход. Его движения не были поспешными, но Танигаки считал иначе, видя на эмоционально скудном лице явное недовольство и упорство, хотя он так же явно не возражал против чужой узости. Поддержка всё равно приходит под бёдра, ослабляя чужие потуги, особенно когда они снова меняются местами и снайпера укладывают на лопатки, а его руки почти рефлекторно хватаются за плечи мужчины, слегка царапая их. Танигаки несколько секунд наслаждается сужением зрачков напротив, прежде чем сжать мраморные бока, достаточно, чтобы были видны искажения кожи от давления пальцев. Снайперу нравится. Ноги одобрительно обхватывают, плотно скрепляясь друг с другом и силой пытаются прижать таз Генджиро плотнее к промежности, готовому входу. Матаги упрямо сопротивляется и Огата недовольно щурится до тех пор пока в соединение шеи с плечом не прилетает укус. Пока член медленно не раздвигает его плоть, болезненно долго насаживает его на себя, явно не заботясь о прихотях и хотелках снайпера, что всячески пытался подогнать, прижать и ускорить упрямого верзилу. Они снова борются, и Генджиро снова поддаётся, уступая, позволяя вгрызаться в свои губы и пускать из них кровь. Родной металлический привкус ложится на язык и заставляет снайпера почти мурчать от довольства ситуацией, раз за разом снова стремясь к чужим губам. И пожалуй этот рот нравился ему, когда тот не задаёт глупых вопросов и не говорит слово «нет». Член входит по самое основание, изнутри распирает и возможно на долю секунды дикому коту показалось бы, что он перешёл черту своих возможностей, в тот момент когда дышать стало слегка затруднительно. И возможно он бы захотел проверить теорию, чтобы смутить и разгорячить матаги ещё больше, втянув живот, чтобы можно было нащупать вошедший в него член. Но это он отложит как-нибудь на потом, на следующий раз, когда Генджиро будет более покладист и будет рад вбивать его тело в любую из возможных поверхностей, не заботясь об удобстве снайпера. Сейчас же всё внимание переполняет член, что был вплотную к другому бугристому животу и Огата почти забвенно тёрся о чужой живот в желании ласки, грубой ласки. Матаги снова тянут вниз, снова поедая его рот, а бледные руки обхватывают его плечи и шею, слегка царапая кожу, ещё недостаточно, чтобы остались ссадины и появилась первая кровь. Генджиро это злит, он отлично знает, что это то, чего снайпер и добивался. Вместо того, чтобы поддаться на искушение он кусает чужой язык, присасывается к чужим губам и прижимает гладкое фарфоровое тело плотнее к кровати, пока снизу снова не подаётся звук недовольства. Огата не может вернуть своё главенство, не может вернуть контроль и Танигаки всячески продолжает это показывать и доказывать, не собираясь уступать этому коту, так же упрямо выходя из узкого жара задницы, с влажным звуки и хлопком плоти загоняя член обратно. Более мелкое тело по инерции стремится продлить движение, вместо этого чужая сила тянет бёдра назад на член при новом движении. Губы рассоединяются, дикий кот на последок слизывает последнюю малую кровь, прежде чем его снова дёргает от движения внутри него, когда неровная плоть как наждачка проходит по его нервам, простате, что так уязвимо выпирала. Матаги собирался этим воспользоваться, хмуро и победно улыбаясь, когда вздохи внизу прерываются с резкими толчками и в них всё больше и больше прослеживается голос. Их животы уже полностью измазаны в смазке снайпера. Спина Танигаки полностью ободрана, на плечах прослеживаются следы полумесяцев. Вход заметно опух от постоянных движений и растяжения, уже приятно побаливал, но дикий кот уже был слишком увлечён процессом, чтобы это заметить. В такт двигая тазом, двигаясь на встречу чужим движениям, наполняя комнату влажными звуками, и тихими восклицаниями, когда простата вновь задевалась, когда Генджиро снова ставил метки, обвнолял старые укусы, не щадил кожу и чужую шею, обкусывая подбородок и присасываясь почти у самой челюсти, делая следы как можно заметнее, вбиваясь во влажное наслаждение, что продолжало его сжимать и стягивать. Даже в таком положении, полностью наслаждаясь нажимом зубов о свою плоть и режущим напряжением там, где матаги удерживал снайпера возле таза, Огата не забывал быть всё таким же требовательным, сменяя грозный и непроницаемый вид на пошлую распутность и частое желание, выгибая спину, выпячивая грудь, подставляя ключицы и шею под чужие губы, зубы и всё что угодно, что был готов дать Генджиро. Они горят вместе, когда темп толчков ускоряется и становится не слишком точным. Уже близок финал. Член снайпера уже болезненно ноет, но он всё ещё не может отпустить чужую спину, лопатки и позвоночник. Слишком сложно перестать цепляться за этот жар из открытых углей. Он из раза в раз сбивается с мыслей, уже судорожно делая вдохи, чередуя их с постаныванием, стараясь не забывать сглатывать слюну, которой был заляпан уже весь его рот и подбородок. Зрение расплывается от слезящихся глаз, всё лицо пылает от румянца и новые укусы жгут уши, когда матаги склоняется и прижимается к нему ещё плотнее и дикий кот не противится, прижимается в ответ, прикусывая чужую кожу тоже. –Я сейчас кончу.– звучит с тяжёлым пыхтением и снайпер чувствует как ему на грудь капает чужая влага, такая же теплая как и их тела. –Не разочаруй меня.– откликаются, кусают в ответ под челюсть. И чужое дыхание обжигает кожу. Когда-то неживой фарфоровый человек чувствуется необычно живым, дышащим, таким же тёплым, обычным существом у которого горячая кровь. Эта мысль угасает вместе с пониманием фразы, когда толчки становятся редкими, но до ужаса размашистыми. Этого было достаточно, чтобы Огата сорвался, отрывая руку от чужой спины и метко перемещает к своему члену, дроча слишком отрывисто и прерывно, каждый раз колыхаясь от чужих атак. Генджиро собирался выбить душу из этого хитрого и наглого кота, и у него это выходит. Потому что перед ним раскрывается прекрасная пошлая картина от которой он не мог оторвать взгляда, пока Огата не мог собраться с мыслями. Он зависает в мыслях, разглядывая чужую глубину открытой глотки, и кажется, что человек под ним натурально задыхается, от наслаждения или агонии так и не определишь. И снайпер шипит кривя губы и кажется прикусывая язык, всё его тело напрягается и матаги чувствует как невозможно тяжело становится двигаться в чужой узости. Белая сперма задевает их обоих и рука ещё несколько секунд судорожно двигается, проживая свой прекрасный оргазм. Генджиро продолжает вдавливаться в эту узость, кажется доставляя дополнительное болезненное удовольствие не только себе, но и Огате, который заметно обмяк, но продолжал идти навстречу, будто бы этого всего было мало. И матаги кончает, последний раз вбиваясь в податливое тело, замирая и прикрывая глаза, хмуря брови и морща нос от удовольствия, что прошибает его быстрыми волнами. Его тело стремится тоже размякнуть, расслабиться и уйти в дрёму, позволить организму восстановиться, но ему было важно не раздавить лежащего под ним дикого кота, что уже спокойно лежал раскинув руки и глядя в потолок. Он тянет бледное тело за собой на кровать, совершенно не беспокоясь о том, что они оба потные и липкие. Огата наваливается на него не сопротивляясь, это удивляет, когда в голове всплывают его множественные старые уловки, чтобы не следовать договоренности, что ему не нравится. Влажная макушку утыкается куда-то под ключицу, почти над самым сердцем и мужчина слышит как он всё ещё загнанно дышит. Он может взглянуть на проделанную им работу и с небольшим стыдом покраснеть, поспешно сдвигая одеяло, укладываясь как в ту ночь, позволяя снайперу расплыться на себе, обнять себя, успокоиться и полностью закрыть глаза. Но не смотря на усталость, Огата не желает оставаться, его тянет уйти, в душе поднимается ком смуты и тревоги. Остаться с кем-то после секса. Что-то невозможное для него. В этом не было смысла, это было странно. И он просто выжидает, смотря в пустую безжизненную стену, когда же Генджиро уснёт и он сможет уйти. Он не тянет руки к чужому теплу, он старается не прикасаться лишний раз. Его планы такие же несбыточные, как и мысль о том, что матаги быстро это забудет, потому что на спину с макушкой укладываются широкие ладони, снова, так непонятно знакомо, прямо как в его сне, и они гладят его, убаюкивая. Дикий кот противится сну, но на его лицо видно смирение. Сонливость приходит с чужой непрошеной нежностью, заботой которой мужчина желал делиться и Огата не может долго держать глаза открытыми, совершенно забывая о задуманном, когда на больное тело словно камень ложится невероятная усталость, под которой он прогибается. Под которой он вытягивается, устало выдыхая. Когда он не замечает, что тянет свои руки, что всё равно обнимает Танигаки, что переплетает их ноги, словно боясь потерять опору, какую-то ясность без него. И тело полностью расслабляется, голова почти ластится к ладони, а матаги только и раз убаюкивать дикого кота, пока наконец не услышит спокойного тихого сопения. Матаги смакует этот момент, наслаждаясь успокаивающей тяжестью на груди и теле, пока наконец изнеможение не берёт верх и он так же быстро засыпает, совершенно позабыв о руках, что только плотнее притягивают снайпера. * И он вновь просыпается первым, в приятном и жарком коконе. С одной стороны ограниченный тонким одеялом, а с другой прижатый к жаркой груди матаги, что слегка кололась, но теперь без лишней ткани он мог вбирать это тепло в себя. Тело не так сильно болело, как если бы ему в спину дул холодный ветер и тактично морозил косточки. Снайпер не торопится выбираться из объятий, всё таких же тяжёлых, но каким-то образом даже во сне чувственных, трепетных. Его собственные руки греются о сильные бока и рёбра, что он неосознанно поглаживает в своих пустых раздумьях, пребывая на грани полудрёмы. Небольшое движение стопой, чтобы понять, что их ноги всё ещё переплетены. Медленное пробуждение мозга и возвращение самоощущения. Горло, шея, грудь, ключицы, задница, всё знакомо саднит, пульсирует, напоминая о себе и их приключениях, которыми они могли разбудить половину гостиницы, но разумеется никто тактично не стал их прерывать, может только потом прилетит какая-нибудь жалоба или их выселят, только ничто из этого не было проблемой. Он одевается неспешно, почти лениво, всё так же не оборачиваясь на Генджиро лицом. Так же запоздало вспоминая, что сперма всё ещё внутри него, или то, что от неё осталось, если судить по ощущениям и пятнам на простыни. Что-то неприятно тянет назад. То чувство которого дикий кот боялся, неправильное чувство, лишнее чувство. Опасное. Желание остаться, понимание, что пригрелся, и это только сильнее разогревает внутреннюю борьбу, ещё больше подначивает нарочито уйти, оборвать эту хрупкую связь, забыть это тепло, чтобы не вспоминать его, стереть лица из воспоминаний. Его шаги звучат тихим шелестом, и даже дверь предательски не скрипит. * Уже позже Огата пересёкся с похмельным Кироранке, и тот со страдающим видом сказал, что снайпер мог бы ещё поспать, ибо их планы чуть сдвинулись. Дикий кот не удивился этому, может только небольшая досада прошлась по телу,- никто из других членов отряда не остался с плохими впечатлениями после этой ночи. Когда айну уходит цедить своё пиво, Огата смотрит на него с лёгкой усмешкой, какой ещё человек будет пить дальше после основной пирушки? Поодаль, рядом с опушкой леса, на небольшом склоне уже сходил снег, приближалась весна и ещё один год проходит незаметно. Небольшое поваленное бревно становится его пристанищем и дикий кот по старой привычке складывает винтовку на колени, почти не прикасаясь проводит по материалу ствола, будто бы это успокаивает, приводит в себя. Капюшон отрывает от остального мира, помогая отделиться и телом, и душой, пока он сидит в выжидании. Там внизу был небольшой ручей где вполне могли показаться утки, или там может водиться рыба, хотя вблизи города такое навряд ли случится. На самой территории, что отделяло снайпера от берега были белые вкрапления сугробов с прогнившей травой, где-то там мог прятаться белый заяц. Непроницаемые глаза обводят территорию из под такой же темноты ткани, пока в уши бьёт холодящий ветер, ненадолго оглушает. Генджиро везёт, что когда на него взводят дуло винтовки, сразу не стреляют, оборачиваясь и оценивая гостя, что довольно долго пытался тихо красться по снегу за спиной, но в силу своего веса и размера это выходило крайне плохо. Матаги удивлённо отшатывается, приподнимая ладонь вверх. Он вглядывается в укрытие снайпера, видя как сверкают тёмные глаза, лицо всё такое же спокойное, и так не видно оставленных им следов на шее. Солдат в отличие от него не был так же усыпан укусами и следами и в некоторой степени он мог соврать об этом. Никто не хочет начинать разговор, тишина тянется для одного, и существует для другого. Винтовку опускают, несостоявшегося охотника обводят взглядом, не понимая зачем тот пришёл вновь. Наверное было крайне трудно заметить чужой силуэт, когда он сливается с фоном и местностью. Видимо Танигаки действительно не такой бестолковый каким его считал дикий кот. Матаги всё равно медленно приближается, но снайпер не позволяет уйти ему в слепые зоны, что создавались благодаря краям ткани, он двигался вместе с мужчиной, стараясь оставить расстояние между ними неизменным. Это не выходит, когда одним только рывком Генджиро настигает цель, а Огата просто не успевает ретироваться, отпрыгнуть или дёрнуться в сторону, потому что эти загребущие руки достанут его везде. И его обнимают, стискивают в этих ужасно тёплых и тяжёлых объятиях, что ему кажется будто его спина сейчас переломится как тростинка. Он кряхтит почти недовольно, но смиряется, когда его приподнимают и всё ещё держат на весу, когда он почти потерянно трётся лбом о чужое плечо и шею, хмурясь и на грани недовольства корча лицо. Он почти удивляется когда на голову ему надевают венок из тех самых первых вылезших цветов, ярких, жёлтых, как настоящее солнце. Лицо поворачивается в сторону, чтобы взглянуть на другого человека и увидеть, что тот довольно лыбится. Всё такой же добряк. В чём-то даже по детски наивный. Огата утыкается обратно в чужую ткань рубашки, глубоко вздыхая. С этим человеком понадобится много терпения. С этим человеком будет интересно.