Какая красота

Doni, Зомб - “Улалала”

Музыка была такой громкости, что вместе с басами вибрировали черепные кости и цепи на запястьях. И на шее. А у кого-то, господи прости, ещё и на поясе. Кто в этом времени вообще ещё носит цепи на поясе? Вот уж действительно, первые сорок лет детства мужчины… – и далее по тексту. Если следовать этой логике, Арс как раз достиг пубертата и пошёл в разнос. Но ему шло. Всё равно красивый до безумия: с весьма скромными украшениями и в совсем не скромном прикиде. Голые коленки в прорезях джинсов – это ладно, к этому Шаст привык, всё уже отфантазировано, отдрочено и воспринимается как данность. Но живот за полами жилетки на голое тело, обнаженные плечи, шея с массивной цепью… Вместе с басами вибрировал весь Арс, только в его системе координат (и степени опьянения) это называлось танцем. Для Шаста сейчас уже все его движения сливались в одну обольстительную и яркую моно-волну. Но пока он мог вот тут сидеть, смотреть на танцпол, где танцевал Арс, и перед глазами у него всё ещё был только один Арсений – всё в порядке. Вот когда их станет два, тогда можно забеспокоиться. – Шаст? – единственный в своём роде Арс нарисовался рядом; Антон пропустил момент, когда это произошло. Секунду назад он ещё изгибался где-то рядом с девчонкой в коротком платье, а вот уже тяжело дышал и буквально светился от удовольствия почти что лицом к лицу, наклонись – и попадёшь губами куда-нибудь на солёную от пота кожу, вдохни – и будешь дышать им, его парфюмом, его собственным запахом, отныне и во веки времён, аминь. Шаст не отказался бы от такой перспективы. – А? – Ты как? – Арсений одним глотком опрокинул в себя содержимое его стакана, резко выдохнул. – Что за керосин ты хлещешь?! – А, я… – мозги работали со скрипом. Промеж ушей металось одинокое “Ты пиздец красивый” и всё никак не могло найти выхода, зато распугало остальные мысли. – Ты хоть закусываешь? – Мм, – Шаст не удержался: поймал Арсения за руку, провернул кольцо на среднем пальце, сдвинул браслет вверх-вниз. – Наверное. – Шаст, если ты уснёшь прямо тут, я же тебя до дома не дотащу, имей совесть! – он смеялся и сверкал глазами. Приятно, что вариант “если ты заблюёшь всю барную стойку” Арс вообще не рассматривал. Восхитительная степень безусловного доверия, мало кто мог бы такой похвастаться. – Я не усну. Как тут вообще уснуть, когда моргаешь – и под закрытыми веками снова танцует Арс, гибкий, подвижный просто до одури. И думаешь исключительно о том, какой же он на самом деле гибкий, как он может, блять, гнуться, закидывать ноги, сжимать в объятиях. Как много силы таится в этом теле, как много выносливости, как много страсти. – Ладно, у меня есть ещё полчаса, прежде чем ты будешь совсем в говно? – Есть даже больше, – Шаст растянул губы в улыбке, сжал крепче чужую ладонь в своей. Хотел сказать: “Только рассчитывай силы, ты же совсем недавно болел”. Хотел сказать: “Оторвись на полную, ты заслужил”. Много что хотел сказать, но “Ты пиздец красивый” по-прежнему металось в голове, не давая ходу ничему другому. Арс ответил что-то, буквально влил в себя стакан воды (жадно сглатывая; Антон засмотрелся) и ускакал обратно на танцпол, охренеть какой энергичный после болезни, нескольких съемочных дней, полного рабочего дня в офисе и неожиданного вечернего ужина с Позовыми и Ирой. И только потом они сменили рабочие шмотки на “тусовочные” и рванули “тусить”, конец цитаты, – Шаст даже не запомнил, куда, полностью доверившись выбору Арса. Очертания стакана всё-таки поплыли в глазах, и Антон встал. Очень старался стоять прямо и идти хотя бы вдоль одной стены, а не от левой к правой, но всё равно пару раз столкнулся с другими гостями заведения, прежде чем вышел на улицу. Лето даже в их широтах подкралось ну совсем незаметно, и не по календарю прохладный воздух принял в объятия разгоряченное тело с готовностью давнего любовника. Стайка девиц рядом хихикала и толкалась локтями, кто-то стрельнул у него зажигалку, но вроде бы вернул: Антон не отследил. Кружились завитки дыма, вместе с ними кружился мир, такой замечательный, полный ночных звуков и мерцающих огней мир, который Антон прямо сейчас готов был любить во всю мощь своей широкой души. – Шаст, блять, это что за манера? Вертолёты, сушняк, в глазах темнеет, а ты такой - пойду ещё и покурю, чтоб совсем пизда? – вездесущий Арсений оказался рядом, прижался горячим боком, обнимая сзади. Сигарету из рук вынул, но не выкинул: затянулся сам и сунул обратно. – Фу, у тебя же вроде было что-то вкусное… – Да я стрельнул у Поза днём, – Шастун зачем-то взялся оправдываться. Ему казалось, что внятно и искренне, но, судя по взгляду Арсения, внятно и искренне это звучало только у него в голове. Ночной мир сфокусировался в одной точке, и всё, кроме Арса, резко потеряло значение. Дела, люди, заботы, родные, близкие, планы, прошлое, будущее, – только Арс стоял рядом, разгоряченный, запыхавшийся. – Как же я тебя люблю. Эти драные джинсы, совсем не монгольские скулы, эти сильные руки и морщинки от улыбок, вечные синяки под глазами, с которыми уже, наверное, ничто не справится, кроме сценического грима. Да и плевать на них, честно, плевать: такой живой, такой искренний Арс сиял ярче всех фонарей вечно неспящего города, светился, как солнце и звёзды. Путеводная звезда в штормовом море современного шоу-бизнеса, что-то незыблемое, вечное. Королева драмы, кронпринц абсурда, верховный властелин всратых каламбуров, горячее сердце, упакованное в крепкое, сильное тело. – Арс, – Антону показалось, что он сказал это слишком тихо, слишком далеко, потому что Арс только плечом дёрнул, заранее соглашаясь со всеми его словами, и никак не отреагировал. – Арс, как же я… – Тс-с, – ладонь прижалась к его губам. Внутри клуба что-то бахнуло, кто-то восторженно завизжал. Вечеринка выходила на новый виток, того и гляди крыша дыбом встанет, а разогретая публика на руках вынесет диджея и бармена. Антон готов был носить на руках совсем другого человека, и от того, насколько сильно хотелось сделать это прямо сейчас, фантомно заныли плечи. – И я тебя. Новое старое чувство переродилось из благодарности, признательности, дружеской привязанности во что-то иное, более интимное, более острое, а потом растворилось, расползлось по венам, пульсировало в теле вместе с кровью: не вырезать уже, не изъять, не отделить. – Ты всё? – Арс вроде бы снова улыбался, но как-то иначе. Как будто бы заново научился смущаться, хотя более бесстыжую морду ещё поди найди. – Готов? – И да, и нет, – прохлада взбодрила, уняла бурю внутри и запустила какие-то новые процессы в организме. Не такие, чтобы бежать и отдавать обратно всё выпитое и съеденное, но такие, чтобы прижать к себе (Арс глухо выругался, но вырываться не стал), ткнуться губами в висок, в бровь, в переносицу, зарыться носом в волосы, и стоять так целую вечность, изнывая от ощущения близости, которая имеет очень мало общего с интимной. – Да ну ты здоровый лось, пусти, Шаст, – Арс завозился в объятиях, за ременные петли потянул куда-то, и не похоже было, что прочь. – Чего ты такой горячий, господи прости… – Жарко? – Антон отстранился было, но мысленно споткнулся на вспышке беспричинного, казалось бы, гнева, замер: – Сука, и тупой! Шаст! Ну! Руки! Руки блуждали по телу Арса как будто бы сами собой, превратив целомудренные (по задумке Антона) объятия во что-то совершенно непотребное. Забрались под безрукавку, прошлись над краем ремня, и Шастун поймал себя на том, что цепляется за карманы чёртовых драных джинсов, как будто хочет ещё одну дизайнерскую дыру сделать где-то под поясом. Остатки почтения к общественному мнению сгорели в синем пламени В-52 несколько шотов назад, а последние бастионы здравомыслия догорели только что в сверкании Арсовых глаз. Какой там снег в океане, блядский боженька, это же ёбаная Марианская впадина цвета сумасшествия! Рядом люди, рядом общественное шумное место, и это не гей-бар, где за поцелуи у входа им бы только поаплодировали. Они всё ещё медийные личности, Шаст готов был поручиться, что у кого-то в телефонах осели фото “Шастун бухает, Попов танцует”, что их узнали, что небезопасно для репутации и работы поддаваться эмоциям… Но насколько же было плевать. – Да прекрати меня лапать! – пальцы Арсения запутались в кудрях, потянули бедовую голову вниз, губы коснулись уха. – Земля вызывает Шаста, очнись, бро! Даже испытанный триггер не сработал, знакомое обращение не переключило Шастуна из модуса влюблённого пьяного придурка в модус адекватного человека, который не станет на людях тискать своего коллегу и придержит ласковое “Арсюша” для миниатюры, где это будет уместно. – Хочу тебя до безумия, Арс, ты охуенный, – Шастун ткнулся губами в солёную от пота шею, длинно провёл носом. – Ты столько выжрал, мудак, что у тебя сейчас даже не встанет! И до дома ты не доедешь, вырубит! – Арсений дышал тяжело и часто, держал его за волосы и за плечи, только это нихрена не помогало. – Блять, Шаст, ну… Ай, пропади оно всё пропадом… Куда Арсений его повёл – он не знал. Не следил, прикипев взглядом к едва заметному следу собственных зубов на изгибе шеи. Мелькнула было тревожная мысль, что Арс прав и стоит взять себя в руки, придержать коней, если уж он не осознаёт, что и где делает, но растворилась, когда в волосах снова сжались пальцы и дёрнули вниз, вынуждая согнуться в три погибели, а мгновением после – упасть на колени. Отвратительно чётко играл за дверью (где они, блять?!) и одновременно в голове какой-то ремикс древностью в миллион лет, и “Да ладно, я всё решу, да ладно, не кипешуй”, положенное на старую музыку, наложилось на взгляд Арса. Сверху вниз. Такой, что в горле пересохло. Никогда такого не было, и вот опять. Ну ведь действительно решил. – Хочешь, значит? – этот властный, даже жесткий Арсений так не бился с образом танцующего божества, который застыл на изнанке век, что мозг отказывался обрабатывать информацию, и в дело пошли инстинкты. – Хочу, – зачем-то ответил Шаст и ткнулся лицом в пах, потёрся. Чуть не взялся облизывать прямо так, поверх ткани, но зашипел, отстранился, подчиняясь давлению руки. Вибрация басов из зала отдавалась в печени и переходила в селезёнку, нутро горело, и Антон сухо сглотнул, не отрывая взгляда от Арсова лица. Задержал ладони у него на бёдрах, осторожно потянулся к ширинке, опасаясь, что опять дёрнут, задержат, но в этот раз Арс не стал его останавливать. – Не затягивай, – подтолкнул согнутыми пальцами под подбородок. – Ты же хотел. Челюсть заныла заранее, в горле пересохло, и Антон сглотнул снова, облизнулся. Вытер ладони о штаны, прежде чем взяться за пояс на джинсах. – Ты пиздец красивый, – вырвалось, наконец, наружу, и одновременно с этим Шаст наконец-то справился с застёжкой, стянул штаны, приспустил бельё. У него действительно вряд ли встанет после такого количества алкоголя. А вот Арс почти не пил. Самым важным казалось хотя бы попасть в нужное место губами, поймать головку на язык, а дальше уже дело техники: с такой-то хлеборезкой грех не уметь сосать, любой размер, почти на всю длину, Антон и не подозревал в себе подобных талантов, пока не попробовал впервые. Хотя в первый раз, конечно, получилось так себе, Арс ругался и кончил скорее вопреки, а не благодаря. Антон придержал основание члена пальцами и перешёл на “глубокую глотку”: Арсу обычно нравилось, а он торопился. Типа, блять, где они вообще, сколько у них времени, как скоро в дверь постучат, и каков шанс, что Арс вообще всерьёз рассчитывал на минет прямо сейчас, а не заводил и разогревал его, чтобы Шаст продержался до дома на мыслях о чужом члене? А хуй там плавал. Вышел бы отличный каламбур, если бы Антон вообще нашёл в себе силы оторваться. Пока что сопел, как больной бульдог, сосредоточенно сосал, как будто от этого зависело его счастливое будущее, гладил бёдра поверх джинсов, гладил живот, застывшие руки Арсения, – одна в волосах, другая на плече, – самыми кончиками дрожащих пальцев. Кто будет щеголять искусанными губами, потому что громко стонать нельзя? Арсюша. Кто кончит за две минуты, разогнавшись с нуля до сотки, как самый крутой спорткар? Тоже Арсюша. Кто сдохнет от сердечного приступа из-за возбуждения, которое, не имея возможности проявиться физически, копилось где-то в районе печени и начинало давить одновременно на сердце и желудок?.. – Шаст, блять… – да, это Шастун. У него каждый раз заново множественный микроинфаркт, когда Арс во время шоу откалывал что-нибудь фансервисное, и ёбаная кома, когда Арс вот так стонал его имя, прозвище, да что угодно. Круче только когда он орал в голос и чуть не плакал, затыкаясь только во время поцелуя, потому что ему охренеть как хорошо. Но это потом, это дома. – Шаст, я сейчас… – Антон согласно помычал и понадёжнее ухватил напряжённые бёдра. Арс, скот, потянул за волосы так, что слёзы на глазах выступили, но и это не помогло. Лучше проглотить, чем умываться. Пока Антон облизывался, Арсений дышал. Дышал и цеплялся за его волосы, поглаживал слегка, безмолвно извиняясь за причинённую боль. Накручивал на палец упругие прядки. – Нормальная закусь, мне нра’ится, – Антон сыто улыбнулся и ткнулся лбом в бедро. Порывисто вздохнул, покачнулся, пытаясь встать, и чуть не упал, когда сразу же повело. – Ты ёбнутый, Шаст, клянусь… Если бы у Арса был хотя бы чуть менее довольный голос, это можно было бы воспринять как претензию, а пока что Антон решил считать сказанное комплиментом. * Следующее воспоминание – как он сидел в такси, уронив голову на стекло, а Арс смеялся какой-то шутке водителя. Потом была холодная вода в лицо и кисловатый вкус минералки поверх вкуса Арсовой спермы, застывшего на языке, табак и взбешённое Арсово “Блять, Шаст, если ты тут блеванёшь, мыть будешь сам и сразу же!”, на что он, кажется, что-то ответил, от чего у Арса челюсть отвалилась. А потом резко настало утро, и утро оказалось далеко не таким отвратительным, как Антон отчего-то ожидал. Но отвратительным, конечно, во рту как кошки нассали, а в глазах потемнело от первой же попытки оторвать голову от подушки. Но он лежал в кровати, а не на придверном коврике и даже не в ванной, и ему явно помогли раздеться, а ещё подушка пахла примерно поровну Ирой и Арсением, и Антон готов был пролежать, уткнувшись в неё лицом, целую вечность. Жаль, что нельзя. Да и хотелось всё-таки узнать, что там на повестке дня и что вообще было между теми вспышками, что сохранились в его памяти. – Арсюш? – Антон запустил пальцы в волосы и немедленно запутался. Кудри сейчас было проще отрезать, чем расчесать. Запутался ещё и в одеяле, пытаясь встать. – Ир? Арсений немелодично напевал что-то в ванной, Иры, очевидно, дома не было. “Ушла за хлебом, завтрак проси у Арса, минералка на подоконнике, аспирин возле хлебницы”, – гласила записка на холодильнике. Антон на некоторое время застыл, бессмысленно глядя на ровные округлые буквы: мозг с натугой обрабатывал информацию любого рода. К такому невозможно привыкнуть, каждый раз как в первый. “Я родился!” – и даже выглядишь как вот то фиолетовое чудовище, и весь мир вокруг похож на острые края разломанной яичной скорлупы. Один неверный шаг – и ты проиграл эту партию, респаунишься возле толчка и заново рождаешься, весь в слизи, орёшь и не хочешь жить. Какая же у холодильника приятно прохладная дверца, оказывается… Арс допел, перестала шуметь вода. Антон моргнул, а когда выморгнул, обнаружил себя сидящим на табурете, в руках стакан с шипящим аспирином, напротив – слишком довольный для такого странного утра Арс. – Что, мозг не кликает? – он добродушно усмехнулся, потёр глаза. Сонный, волосы после душа влажные и взъерошенные. Антон прикипел взглядом к родинке на шее, открыл рот, чтобы что-то спросить, но по этой родинке сползла капля воды с волос, впиталась в мягкий ворот футболки, и мысли испуганно разбежались по углам. Арс, заметив порыв, рассмеялся, пощёлкал пальцами по обе стороны его лица: – Живи, Антох, живи! Вроде бы они так уже сидели. Не раз сидели и даже не два, не обязательно вдвоём, не обязательно на кухне у Антона и Иры, но сидели. А всё равно ощущается бесконечно новым внимание, ненавязчивая забота, бережное прикосновение, – не дождавшись от него реакции, Арс подтолкнул под локоть, намекая, что аспирин лучше сработает, если принять его внутрь. От первого же глотка полегчало. Больше эффект плацебо и психосоматика, но какая разница, если работает. – Это ж надо было тебе так нажраться, Шаст, – Арсений и веселился, и переживал, и видеть его таким тоже было одновременно привычно и ново. – Я не сделал ничего, за что мне сейчас будет стыдно? – зачем-то уточнил Антон. Видимо, чтобы все возможные негативные последствия возлияний пережить в одно утро и распрощаться с ними. – Ну, как сказать… Ты отсосал мне в кабинете администратора, это считается? Аспирин чуть не пошел носом. – Это… Это я помню, – ответил медленно, начал пить мелкими глотками. – Ничего страшного, хотя как бы нихуя себе. – Кроме этого ничего, – Арс ухмылялся, как будто в лотерею выиграл лярда полтора и планировал потратить их все на себя и немножечко самых близких. – Во всяком случае, ничего нового. – С тобой, Арсень, – аспирина осталось с гулькин нос, и Шаст аккуратно запрокинул голову, потряс надо ртом стаканом, пытаясь добыть последние капли. Не преуспел, отставил стакан. – Всё как в первый раз. – Я буду с тобой, – Арсений доверительно накрыл его ладонь своей, – пока этот кошмар не закончится, – и затих выжидательно. – Да это всё дерьмо из-за тебя и происходит! – Антон не подвёл, и сердце ёкнуло, когда Арсений, услышав ожидаемый ответ, рассмеялся и сжал его руку. “Люблю тебя. Люблю тебя. Как же я тебя люблю”. Иногда не нужны слова, чтобы это сказать. Очень часто, на самом деле.