Причина забыть твоё имя

      Земля уходит из-под ног, из лёгких точно вытряхивают остатки воздуха, вынуждая Арсения покачнуться и опереться рукой о белую стену подъезда.       — Ты меня напугал. — Только и может выдавить из себя, хотя на языке вертятся совсем другие слова. Он не отрывает взгляда от любопытных зелёных глаз, изучающих его так, будто видят впервые.       — Ты выглядишь намного хуже меня. — Заявляет нагло стальной голос. Так разговаривают с солдатами командиры роты, так разговаривают с подопечными начальники худших отделов в офисе, но с тем, кто не безразличен или хотя бы был когда-то не безразличен, так не говорят.       — Неделя как-то не задалась. — Устало прикрывает глаза, полностью прикладываясь спиной к стене. Они оба выглядят потрёпано и измученно, будто их несколько раз отправили на колесо обозрения, которое крутится со скоростью сто метров в секунду. Под глазами чёрные мешки похожие на размазанную тушь. Взгляд пустой, утомлённый. Кожа успела побледнеть и сделаться серой, не живой. От лица отлип привычный красноватый румянец. За такой короткий промежуток времени, что они не виделись, оба стали напоминать восставших из мёртвых зомби. Вдали друг от друга мир растерял все краски. — У тебя что-то случилось?       — Случилось. — Кивает Антон, складывая руки на груди. Лестничная клетка — не самое удачное место для разговора, потому что здесь у каждой стены и двери есть глаза и уши, но заходить в квартиру желания никакого нет. В ней остались все чувства и счастье, прикасаться к которым слишком рискованно в данной ситуации. Кажется, это понимают оба. — Мне тут Серёжа на днях написал, что Выграновский из тюрьмы вышел. Мне интересно, к чему это было? Почему он написал мне? Это ты его попросил?       — Серьёзно? Ты ради этого пришёл? — Попов всё же открывает глаза, выныривая из состояния между дрёмой и забытьем, и возвращается в реальность.       — Да, Арсений, это важно.       Попов удивлённо вскидывает брови и пожимает плечами. Начинает казаться, что волосы на голове не красиво уложены, руки какие-то длинные, а на чёрные туфли прилипла частичка грязи и уже успела засохнуть, портя всю эстетику. Ощущение, будто собираешься отчитываться перед родителями за школьные прогулы и двойки — стыдно и волнительно.       — Ну да, я был у него на днях и… случилась форс-мажорная ситуация. В общем, я попросил его…       — Какая ситуация? — Антон окинул Попова сосредоточенным взглядом и заметил, как тот напрягся, пытаясь придумать отмазку или правильно сформулировать мысль.       — Скажем так, мне было очень плохо и ему пришлось сидеть рядом со мной всю ночь. Я дал ему обещание, что больше не потревожу тебя, как бы хуёво мне не было, а он взамен выполнит мою просьбу — предупредить тебя о Выграновском.       — Мм… — Тянет Шастун, прикусывая щёку изнутри. Какое-то хищное злорадство приятно покалывает плечи и кусает рёбра, радуясь, что не только ему, Антону, было так тяжело в период их расставания. — Значит, ты был готов к тому, что я уеду из города навсегда?       — В смысле?       — Ну как? Матвиенко написал, что всё серьёзно, поэтому, цитирую: «на какое-то время нужно уехать из города, а лучше навсегда».       Арсений смотрит как-то растерянно, но тень улыбки всё же скользит на его губах. Он грустно ухмыляется.       — Я ничего не знал об этом. Видимо, он хотел создать все условия для того, чтобы мы больше не пересеклись с тобой. — Накрывает лицо ладонями и медленно растирает сухую кожу щёк. Разминает глаза, виски, стараясь ясно мыслить, но у него совсем ничего не выходит.       — Иронично. — Антон, наконец отлипает от двери и подходит ближе. Становится напротив собеседника, оставляя между телами всего один шаг, который может превратиться в бесконечность или исчезнуть вовсе. Арсению ничего не остаётся, кроме как опустить руки и вскинуть голову, вновь утопая в болоте чарующих глаз.       Оба смотрят, не отрываясь, поглощают друг друга, упиваясь невидимой связью, убивающей их и дарующей им жизнь.       — Прости меня, если сможешь, я — урод, который запорол тебе жизнь. — Выдыхает сквозь шумный хрип простывшего горла Арсений. Его разрывает на части потоком ядовитых чувств, сжирающих здравые мысли. Глаза печёт, как при попадании мыла или шампуня при мытье головы, но слёз нет, потому что этим Антона не разжалобить, а выглядеть при нём ничтожнее, чем сейчас, не хочется.       — Какой-то странный способ помириться. — Усмехается Шастун, опуская глаза в пол. Чувствует, как воздух застревает в диафрагме, кружа голову недостатком кислорода.       — Я и не пытаюсь. — Говорит так тихо, что Антону приходится склониться к нему, сокращая расстояние до минимума, чтобы разобрать каждое слово. Он несколько секунд тупит взгляд, поднимая глаза на уровень выцветших губ, и приоткрывает рот в немом вопросе, смешно хмуря брови. — Всё просто, Антош, мы не подходим друг другу. — Нежный тон с колоссальным грузом горечи бьёт хлёсткой пощёчиной по нервам. — Мы два огня, которые в ссоре превращаются в лесной пожар, убивая всё живое, и сами же выгораем из-за этого, потому что не умеем по другому. Мы думали, что не можем быть вместе, потому что слишком разные, а на деле — мы настолько похожи, что отталкиваемся друг от друга.       — Я слышал, что минус на минус даёт плюс. — Спустя недолгое молчание отвечает Шастун, пожимая плечами.       — Может ещё вероятность рассчитаем? Мы же не на уроке математики. — Беззлобно ухмыляется, качая головой. Его всё это так достало. Вот бы поскорее нырнуть в свою постель и растворить этот разговор в пучине ночных кошмаров.       — Мы и не на литературе, блять, чтобы ты своими эпитетами раскидывался! — Вскипает Антон, уже начиная жалеть о том, что осмелился заявиться сюда.       — Это метафоры. — Спокойно выдерживает метание молний из глаз, встречая их равнодушным взглядом. — Видишь? Мы снова ругаемся на пустом месте.       — Потому что… сука! Короче, мы всё заканчиваем? Навсегда? Здесь и сейчас решаем! Да или нет?       Арсений смотрит в пол, обдумывая ответ, прочищает горло и, скрепя сердце, шепчет тихое «да». За подбородок тут же хватаются цепкие пальцы, стискивая его до боли, и заставляют посмотреть в зелёные глаза. Тело вдавливают в стену с такой силой, будто собираются замуровать в ней. Арсений испугано хватается за запястье, увешенное разными браслетами, и мечется взглядом по покрасневшему лицу Антона, которое находится в паре миллиметров от его собственного.       — Ещё раз. Ты хочешь всё закончить? — Его губы почти не шевелятся, произнося предложение сквозь зажатые зубы. Брови складываются домиком, будто в умоляющем жесте, и до Попова, наконец-то, снисходит озарение. Шастун тоже увяз. Утонул, пропал, по уши погряз в Арсении, сам того не ведая. Теперь они друг для друга смертельный яд и противоядие, неизлечимая болезнь и лекарство, смерть и жизнь.       Попов поджимает губы, держась из последних сил. Закидывает голову назад, чтобы кивнуть, давая тем самым ответ на вопрос, но непослушное сердце раскалывается на сотни трещин, не в силах выдержать эмоциональной встряски. Он расслабляет затёкшую шею и сдержано выдыхает прямо в губы Антона.       — Нет.       Почти не удивляется, когда расстояние между лицами совсем исчезает и юркий язык проскальзывает в его рот с безудержной настойчивостью и силой. Касания оставляют ожоги на теле, дыхание опаляет лёгкие, а по венам течёт лава. Арсений полностью прав — они два огня, утопающие в звериной страсти. Они не подходят друг другу, потому что действуют хуже наркотиков, уничтожая организм и вызывая больную зависимость, но без друг друга уже никогда не смогут — чересчур въелись под кожу, разрослись в мозгу раковой опухолью, заполнили весь воздух своим присутствием.       Они не помнят, как заваливаются в квартиру, сбивая какую-то обувь под ногами. Не помнят закрыли ли они за собой дверь. Поочерёдно пятятся в сторону спальни, срывая одежду, наваливаясь всем телом, целуясь, кусаясь, царапаясь. Сжимают руки, ноги, шею, будто желая сплестись телами в одного человека.       — Антон… — Отрывается на несколько секунд Арсений, разглядывая под собой поплывшего от количества ласк и поцелуев Шастуна.       — Если ты собираешься читать мне нотации… — Старается звучать грозно, но его хриплый голос лишь сильнее заводит Попова, готового на любое «то», только бы вместе и рядом.       — Как ты хочешь? — Наклоняется, медленно выцеловывая каждый участок бледно-серого лица.       — Хочу снизу. — Антон закатывает глаза от удовольствия и от ощущения передачи полного контроля над собой. Он, словно снежинка, тает в горячих руках, извивается под напором чувственных губ и выдыхает сковывающий лёгкие отравляющий воздух.       Долго упрашивать нет необходимости. Арсений спускается ниже, оставляя по пути мелкие укусы на подбородке, шее, ключице. Языком обводит ареол потемневших сосков, руками сжимая бёдра, нетерпеливо обвивающие его талию. Антон мычит что-то несвязное, пальцами зарываясь в тёмную макушку и подталкивая опуститься ниже, но после слабого удара по запястью убирает руки, переставая проявлять какую-либо инициативу, и отдаётся процессу целиком.       Арсений щекочет дыханием живот, лижет языком дорожку от резинки штанов до пупка и скалится, как сытый кот, слыша прерывистые полувздохи, полустоны сверху. Зубами мажет по тазовой косточке и исподлобья любуется произведённым эффектом. Антон до сладкой боли кусает нижнюю губу и прогибается в пояснице навстречу желанному рту. Забрасывает руки вверх, нащупывая мягкую подушку и сжимая её до побелевших костяшек. В этот раз нет надоедливой совести, нет ощущения, что всё это большая ошибка — кажется, что они поступают правильно.       С бёдер куда-то в сторону пола стягивают штаны, вслед за ними отправляется нижнее бельё. Попов, не размениваясь на нежности, хватает уже вставший член Антона и проводит языком по бордовой головке. Всё ещё восхищается реакцией на свои действия, глядя снизу вверх на дрожащие ресницы и дёргающийся кадык. Посасывает, потираясь языком об уздечку, рукой плавно ведёт вдоль ствола то сжимая сильнее кверху, то ослабляя хватку книзу. Наигравшись, Арсений наспех снимает с себя узкие джинсы вместе с трусами, оставаясь полностью нагим. Снова ластится к телу под собой, губами исследуя выпирающие рёбра, отчётливо чувствует, как быстро бьётся сердце под ласками. Руками разминает поясницу Антона, вводя того в транс, и ведёт по позвонкам, просовывая ладони под его спину. Аккуратно переворачивает нижнего на живот, прижимаясь пахом к его бёдрам, и зарывается носом в загривок. Не может насытиться, вдыхая запах родного тела, вжимая его в себя и наслаждаясь сладкими стонами.       Антон чувствует хлёсткий удар по ягодице и протяжно мычит, вжимаясь носом в одеяло, впивается ногтями в простыни. Обжигающий импульс проносится по всему телу, устремляясь молнией в низ живота. Ещё два удара заставляют сжаться от приятной боли. Шастун жмурится, выдыхая весь воздух, и полностью растворяется в ощущениях. Арсений приподнимает Шастуна за талию, подкладывая под его живот две подушки, и отстраняется, забирая с собой всё тепло, которое отдавал всё это время.       — Блять, Арс, ты заблудился что ли? — Возмущённо шипит Антон, поднимаясь на локти и поворачиваясь к Попову.       — Мне тебя без смазки ебать? — Усмехается, вынимая из тумбочки презерватив и наполовину пустой тюбик. У Шастуна краснеют уши, плечи и щёки. Он заметно смущён, но взгляд не отводит, любуется изящными, можно сказать графскими, изгибами, руками, украшенными выпирающими венами, и хищной ухмылкой на покрасневших губах.       — Давай уже хоть как-нибудь. — Закатывает глаза, но тень улыбки всё же мелькает на его лице, смеша этим Арсения.       — Какой нетерпеливый. — Снова запрыгивает на кровать, пристраиваясь сзади, и бьёт по заднице нижнего, оставляя след от ладони. Антон вскрикивает, подаваясь вперёд и трётся о постель уже ноющем от недостатка внимания членом.       Арсений тоже возбуждён уже до предела, поэтому больше не церемонится, выдавливает побольше смазки на пальцы и приставляет к заднему проходу, поочерёдно вставляя сначала один и давая возможность привыкнуть, затем второй. Антон жмурится до звёздочек перед глазами в попытке расслабиться, но получается это сделать только после того, как возле уха появляется горячее дыхание и мокрые поцелуи, а свободная рука Попова проскальзывает под разгорячённое тело и начинает свои мучительно-медленные манипуляции с членом, то отодвигая крайнюю плоть вниз, то стараясь накрыть ею всю головку.       Антон не сразу осознаёт, что пальцы сменяются чем-то более гладким и горячим. Арсений не торопит, даёт привыкнуть, останавливаясь всякий раз, как сфинктер непроизвольно сжимается от дискомфорта. Смущение, волнение, страх — всё смешивается в один большой ком, но разбивается о мягкие поглаживания Попова и его тихий шёпот на ушко о том, что нужно немного потерпеть и станет очень приятно. Он не врёт. Спустя время, когда движения уже становятся более уверенными и Арсений даже несколько раз входит во всю длину — Антон стонет уже от тянущих покалываний, из-за которых так приятно немеет в ногах. Пошлые хлюпающие звуки только сильнее заводят мужчин, так что Шастун сам уже подаётся навстречу ускоряющемуся темпу.       Одним рывком Арсений поднимает Антона за талию, продолжая вдалбливаться в стоящее на коленях тело с уже приличной скоростью. Целует за ухом, заставляя бесстыдно дрожать в своих руках. Его пальцы скользят к искусанной шее, бордовые отметины на которой не сойдут, как минимум, ещё полторы недели, и стискивают её, играючи лишая возможности сделать полноценный вдох.       — Арс-Арс-Арс. — Беспомощно скулит Антон, хватаясь руками за бёдра Попова, когда член быстро и часто начинает скользить внутри, задевая чувствительную точку.       Арсений отпускает горло Шастуна и небрежно толкает его в спину, вновь оставляя хлёсткий шлепо́к на уже порядком потрёпанной заднице. Антон снова вздрагивает, а из его рта вырывается хриплый вскрик.       — Прогнись. — Басом рычит Арсений, нанося ещё больше прохладной смазки на раскрасневшийся от трения анус нижнего. Резко входит до конца, удовлетворённо ловя каждый стон, и наклоняется вперёд, чтобы сделать новые засосы на ещё не тронутых участках кожи. Свободной рукой обхватывает член Антона и начинает надрачивать ему в бешенном темпе, подстраиваясь под скорость своих толчков. Шастун выгибается так сильно, как может и остатками сил выхватывает запястье Попова.       — Не так… быстро, иначе я скоро… — Просит осипшим голосом. Соседи точно перестанут с ними здороваться или вообще попросят съехать после всего того, что происходит в этой квартире сегодня, но никто из них не думает об этом, потому что важнее то, что происходит именно сейчас. А сейчас они выжигают друг друга дотла, чтобы воскреснуть из пепла, как знаменитая птица Феникс. Арсений прикусывает мочку уха Антона, посылая тысячный разряд за вечер.       — Я тоже почти… не сдерживайся. — Прерывисто целует в шею и следит за тем, как Шастун старается продлить удовольствие, вжимаясь лицом в кровать и ногтями царапая постельное бельё, но слишком хорошо знает его, чтобы понять — тот на пределе. Проходит ещё несколько секунд такого темпа и Антона всего подбрасывает. Он напрягается, все его мышцы вибрируют и сокращаются, доставляя наслаждение не только ему, но и Арсению, который спустя пару мгновений вытаскивает член, продолжая самостоятельно дрочить, пока оргазм не настигает и его самого.       Оба загнанно дышат, укладываясь поудобнее на расправленной постели. Проходит около пяти минут, прежде чем Арсений стягивает с себя презерватив, завязывая его в узел и выкидывая к подножию кровати, а Антон сбрасывает подушку, испачканную липкими выделениями, на пол.       — Надо бы в душ. — Шепчет устало Попов, накрывая себя и Шастуна скомканным одеялом.       — Угу… — Мычит безучастно в ответ, не открывая сонных глаз.       — Поговорим завтра?       — Угу.       Арсений не спорит. Придвигается ближе, обнимая за талию, и нежно целует в висок, любовно потираясь носом о щёку уже спящего Антона.

***

      Утро начинается с громкого будильника и недовольного бурчания. Шастун ныряет под одеяло с головой, желая спрятаться от посторонних звуков, но тихий смешок и лёгкое постукивание чужих пальцев о спину, вызывают горячую волну счастья, заставляющую открыть глаза. Он осторожно выглядывает из укрытия и медленно переворачивается на другой бок, встречаясь взглядами с улыбающимся Арсением. Растрёпанный, невыспавшийся, но такой домашний, он напоминает довольного кота.       — Как ты? — Интересуется вполголоса Попов.       — Всё болит. — Честно признаётся Антон, но не жалуется. Ему вчера было настолько хорошо, что сегодня можно и потерпеть.       — Это нормально. С непривычки такое бывает.       — Да… мы как будто не сексом вчера занимались, а боксом. У меня шею и плечи тянет, поясница болит, про жопу вообще молчу. — Бубнит себе под нос, отводя взгляд, и ластится ближе к раскрывающим в приглашающем жесте рукам Арсения. Тот виновато закусывает губы, растягивая их в усмешке и пальцами начинает разминать мышцы Шастуна вдоль позвонков, удерживая его в своих объятиях. — Мм… кайф. — Снова прикрывает глаза, утыкаясь носом в ключицы партнёра. — Значит, ты у нас любитель жёсткого гейского по́рева?       Арсений прыскает со смеху, крепче обнимая обнажённое тело.       — Выходит так. — Вдоволь насмеявшись, выдаёт он, утирая невидимые слёзы с глаз. — Ты у нас нежнятинка, а я больше по жести. Мы друг друга дополняем.       — Ага. — Задумчиво тянет Антон, слегка отодвигаясь, чтобы встретиться лицом к лицу с тем, кого ещё недавно пытался забыть с помощью Иры. Спойлер: не вышло. — Теперь мы снова вместе?       — Да, но… — Выдыхает весь воздух Арсений, отодвигаясь. Резко становится непривычно холодно и неуютно. — Я должен знать, почему ты пришёл. Я имею ввиду, почему ты простил меня?       Антон кивает, понимая, что этого разговора было не избежать. Усаживается на кровати, разглядывая Попова сверху, и ведёт плечами, по которым бегают мурашки от смены температур. Боковым зрением замечает багровые следы на коже, но пока что не заостряет на них внимания.       — Я много думал последнее время. Сначала злился на тебя, потом пытался выбросить из головы, а когда ничего не получилось стал анализировать. Я понял, что меня больше задело не то, что ты не рассказал мне о той ситуации или даже не то, что ты вообще рассказал моим родителям о нас, а то, что тебе за это не было стыдно. Ты пытался себя оправдать, как будто это в порядке вещей. Как будто я сам виноват в этом, а ты белый и пушистый. — В глаза Антон не смотрит, потому что и так позволяет себе чрезвычайно много, раскрываясь всей душой. — У меня сложилось впечатление, что тебе плевать на меня и моё состояние, главное, чтобы ты был прав. — Тяжело вздыхает, комкая в руках одеяло. — С одной стороны, я с тобой согласен, я рад, что не помню своих родителей, иначе мне было бы очень плохо. Но с другой, я был не готов к тому, что ты так равнодушно выскажешь всю историю, прибавив, что когда-нибудь это всё равно случилось бы. Ты даже не пытался меня утешить, поддержать, извиниться. Это было больнее всего. — Чувствует, что в носу начинается лёгкое жжение, а к горлу подступает ком, мешающий нормально говорить. Антон надолго замолкает, но выставляет руку вперёд, показывая, что ещё не закончил. Безмолвно просит подождать. И Арсений ждёт. Садится ровно, понуро опуская голову, и не говорит ни слова. — Потом это сообщение от Серёжи. Я сразу понял, что ты в этом замешан, и сразу подумал о том, что возможно тебе не всё равно на моё состояние, просто ты не знаешь, как правильно это показать. В этот же вечер пришёл к тебе, хотел разобраться во всём, а ты сам начал извиняться. И я видел, что это искренне. Тогда я тебя простил. Не полностью, нет, я всё ещё злюсь на тебя, но уже не так. И ещё… — Впервые за весь монолог он поднимает голову, выискивая взгляд голубых глаз. Смотрит уверенно, без тени сомнения. — Я люблю тебя.       Арсений в оцепенении. Он облегчённо опускает плечи, выдыхая весь воздух и только сейчас понимает, что успел затаить дыхание, пока слушал. Придвигается к Антону, соприкасаясь лбами, и слабо улыбается уголками губ.       — Я тоже очень сильно тебя люблю, прости меня за всё. — Целует нежно в кончик носа.       — Ну и трахаешься ты классно. — Весело добавляет Шастун, получая порцию щекотки и заливистого смеха.       Уже зайдя в ванную комнату и встав напротив зеркала, Антон громко матерится на всю квартиру, ругаясь на Арсения за огромное количество тёмных синяков и засосов по всему телу, которые не скроет никакой консилер. С грозным видом принимает из рук смеющегося Попова водолазку и обещает ему обязательно отомстить. Они долго обнимаются в коридоре, перед тем как уйти на работу, из-за чего чуть не опаздывают, шуточно передразниваясь, как малые дети. Губы болят от количества поцелуев, но они счастливы, как никогда раньше.

***

      Людей сегодня относительно немного, поэтому каждую свободную минутку Антон тратит на то, чтобы посидеть и расслабить больные мышцы. Каждая клеточка организма изнывает от того, что вчера происходило, но всякий раз задумываясь об этом, Шастун неизменно улыбается.       — Как ты? — Звучит заботливый женский голос рядом, и сердце Антона делает кульбит, чуть ли не на полной скорости улетучиваясь в пятки.       — Спроси что-нибудь попроще.       — Всё так ужасно? У тебя губы все искусаны и синяки под глазами. Совсем не высыпаешься? — Ира наклоняется ближе и проводит рукой по светлым волосам, с теплотой во взгляде рассматривая Антона.       — Да… бессонница замучила. — Кивает, внутренне весь сжимаясь, и поправляет ворот белой водолазки, стараясь скрыть другие следы, оставленные «бессонницей».       — Может в полицию обратиться? Заявление написать на этого… к кому ты там ездил.       — Нет, Ириш. В этом и проблема. Он хитрый, а менты ленивые. Ему ничего не будет, пока он что-то не сделает. А если он что-то сделает, будет уже поздно что-то предпринимать. — Печально разводит руками в стороны, улыбаясь Кузнецовой уголком губ.       — И что будешь делать? Просто сидеть и ждать? — Видно, что она искренне переживает, отчего Антону становится вдвойне совестно. Он облизывает потресканные губы и поднимается с места, беря руки Иры в свои ладони.       — Нет. Мне придётся уехать из города.       — Звучит слишком пафосно, как будто ты герой какого-то дешёвого романа. — Неверяще вертит головой девушка, делая ещё один шаг к Шастуну, и втягивает в объятия. — Надолго?       — Скорее всего навсегда. — Он с тоской прижимает девушку ближе к себе, не желая видеть её в миг погрустневшие глаза. Она ему нравится. Вся такая недоступная, серьёзная снаружи, но нежная и яркая в душе, как и он сам. Вместе они бы горы свернули, путешествовали бы по миру по съёмным хатам вдвоём без бабла, но и тогда бы не были бедны. Вот только есть на свете человек, который затмевает всё и всех одним взглядом небесных глаз. Раньше Антон думал, что, встреться он с Ирой раньше, чем с Арсением, то всё было бы по другому, но сейчас уверен — их с Поповым так тянет друг к другу, что можно смело начинать верить в связь родственных душ, которые сквозь время, расстояние и года найдут свою вторую половинку рано или поздно.       — А… мы с тобой? — Сжимается Ира, ухом прижимаясь к месту, где спокойно бьётся сердце Шастуна.       — Ты мне нравишься, правда, — Он даже не врёт. — Но я не могу заставить тебя всё бросить и уехать со мной. Я всё понимаю, у тебя тут друзья, семья, работа. Тем более, я не могу подвергать тебя опасности.       — Звучит романтично. — Делает шаг назад Кузнецова.       — Поверь мне, романтикой там и не пахнет.       — Значит, у нас ничего не получится? — Она хлопает ресницами, поджимая губы в досадной улыбке.       — К сожалению. — Кивает Антон в ответ. Он не успевает среагировать, когда Ира оказывается слишком близко, поднимаясь на носочки, и чмокает его в губы, оставляя последний поцелуй.       — Это на память. — Ухмыляется она, убегая в зал, где её уже ждут новые посетители. Шастун складывает брови домиком и поднимает взгляд к потолку, склоняя голову в бок. Хорошее настроение в миг улетучивается, оставляя после себя шлейф чувства вины.

***

      Чемоданы собраны, ключи от съёмной квартиры Антона отданы хозяйке, а заявление об аренде квартиры Арсения уже висит на нескольких сайтах. Город, в который они поедут выбран — решили перебраться поближе к Серёже, чтобы тот мог приезжать к ним почаще и отвешивать пиздюлей за мелкие ссоры и скандалы. С Макаром заключён братский договор о том, что они с Шастуном не перестанут дружить, будут списываться и наведываться друг к другу в гости хотя бы раз в пару месяцев. Оксана прислала целое сочинение о том, как рада была познакомиться с таким разносторонним человеком, они оба понимают, что, скорее всего, после отъезда общаться больше не будут.       Прошло всего две недели с того момента, как они решились на такой смелый поступок. И дело даже не в Выграновском, который теперь штудирует город в поисках Арсения и Антона, а в том, что пора начинать писать новую историю с чистого листа. Жить, как обычная пара, забыть о прошлом, которое раньше связывало руки по швам, и просто наслаждаться друг другом. Возможно, в скором будущем они накопят немного денег и поедут в какое-нибудь хоть и короткое, но незабываемое путешествие, может, заведут собаку, которую нужно будет выводить гулять по утрам в выходные, но вместо этого будут дрыхнуть вместе с ней же до обеда.       Планы построены, до их осуществления остались считанные минуты. Пальцы немеют от предвкушения, а всё нутро трепещет. Впервые так хочется ускорить время. Но цифры на часах сменяются одна за другой, а Арсения всё нет. Антон сидит в его квартире, попивая кружку горячего чая. Сегодня последний рабочий день Попова, ему выплачивают зарплату и отпускают в свободное плавание. Шастун пьёт чай со вкусом винограда с двумя ложками сахара — переживает, ведь до желанного счастья рукой подать, ты только не оступись. Нога сама дёргается вверх-вниз из-за нервов. Руки тянутся проверить телефон каждые несколько минут, но новых сообщений не поступает, хотя пора бы объясниться, где мог так задержаться Арсений.       Наконец, открывается входная дверь. Антон старается усидеть на месте. На его губах появляется лучезарная улыбка, и он даже успевает заготовить фразу наподобие «Я уже начал думать, что ты сбежал от меня в последний момент, как невеста со свадьбы», но ничего не происходит. Никто не выходит из коридора с радостными возгласами, только тихое копошение и странные звуки доносятся оттуда. Антон осторожно поднимается с места и, словно шпион, выглядывает из-за угла, стреляя глазками. То, что он видит, вводит его в ступор на несколько долгих секунд. По спине пробегает холодный пот, а стрела с ядовитым наконечником врезается прямо в живот, выворачивая все органы наизнанку.       Арсений кое-как стоит на ногах, полностью облокотившись на дверь. Одной рукой держится за рёбра, вторая безжизненно болтается возле тела, пальцы на ней неестественно вывернуты в другую сторону. На лице не осталось живого места: рассечённая бровь, кровь из которой не перестаёт идти до сих пор, ручьём стекая по щеке и шее; посиневшая и набухшая скула с правой стороны; опухший и прикрытый глаз слева. Всё изрезано, поцарапано и испорчено. Попов стоит, закинув голову назад, но старается смотреть прямо. Когда в его поле зрения появляется смазанная фигура, единственное, что он может сделать это прошептать заплетающимся языком злосчастную фамилию.       — Выграновский… — Связки почти не поддаются и болезненно хрипят. На изрезанных в мясо губах сквозит отголосок вымученной улыбки. Арсений беспомощно скулит и скатывается вниз по двери, оставляя за собой кровавый след.       Шастун отмирает, подбегая с такой скоростью, что начинает кружиться голова. Давление резко падает, а руки и всё тело в целом начинают дрожать изнутри.       — Арс! Арс! — Раздаётся громкий испуганный голос. Антон в панике садится рядом, стараясь привести в чувство уже вырубившегося Попова. — Всё будет хорошо, держись. Всё будет хорошо. — Как молитву нашёптывает себе под нос, хватаясь за телефон. Только бы успеть.