Его глаза-серебряные пули

Резкая боль острыми шипами пронзает голову блондина, но ни единый мускул не дрогнул на его лице. Одинокая капля пота скатилась со лба попав прямо в глаз, разнося неприятное щипание. Он не мог и двинуться с места. Глаза постепенно застилало небытие, а горло сушило словно строительным феном. Невыносимая жажда окутывает парня, что от напряжения сейчас сломает собственные пальцы, как хрупкую зубочистку. Время длится бесконечно долго. Боль длится бесконечно долго. «Почему так скоро?» —единственная мысль, что набатом бьется о стенки черепа. Губы кольнуло, и они чувствуют выступающую на них влагу. —Хэй, парень. Хэй! —как в бреду слышит юноша. Чувствуется тяжелая ладонь на плече, что трясет его назад вперед, как маленькая девочка тряпичную куклу—С тобой все в порядке? —А?.. д-да… просто резко голова закружилась. У меня перепады давления случаются… простите… Что происходит—промаргиваясь, щебечет паренек, на чистом английском, сконфуженно опуская голову в колени. В глазах паника, которую он умело маскирует под недомогания. Юркнув языком по губам, он чувствует металлический привкус крови. Табун мыслей разной степени паники носится по черепной коробке, но это отвлекает от боли. —А… ой иностранец? Понятно. Ты меня понимаешь? Можешь показать свое лицо и документы? —на ломаном английском просит офицер, немного в шокированном состоянии, по его виду, можно сказать, что он растерян. «Так. Ну вот момент икс. Сейчас либо пан, либо пропал.» Дрожащими руками и с все еще гуляющим шумным ветром в голове, Ёнбок тянется к молнии от сумки. С горем пополам он справляется с этой бестией и достает оттуда свои новые документы, протягивая их офицеру. Пока тот смотрит на фотографию со слегка сложными щами, блондин тянется, все так же сильно дрожащей рукой, к маске. Последний выдох. Пальцы медленно скользят по лямкам маски обнажая его веснушчатое лицо. Голова поднимается очень медленно, а взгляд все так же уставлен куда-то в район коленей. Страшно. Дыхание отсутствует полностью. Минута, две… они бесконечны. Офицер стоит и что-то проверят в своем телефоне. Наверное пробивает данные. Взгляд пары карих глаз, что был прикован к коленям, вмиг становится жестким и впивается в глаза полицейского, становясь красного цвета, с отливом в голубой. Встреча взглядов даст понять блондину его судьбу. Пока офицер рассматривает экран, глаза напротив прожигают дыру. Еще чуть-чуть и она будет ощущаться физически. Тяжелый выдох слышится где-то на задворках сознания. —Держи Ёнбок, удачной дороги—легко отвечает офицер очаровательно улыбаясь и протягивая его документы. Яркий цвет глаз пеленой сходит на естественный шоколадный, а лицо принимает более мягкие черты невинного подростка, нежели загнанного в угол хищника, готового в любую секунду впиться в шею, что был миг назад. —Ты меня пиздец напугал, братан. Я думал мне придется разъебать тут все в пух и прах, чтобы свалить от тебя — тараторит Ёнбок на корейском, моргая часто-часто, дабы расплести весь свой нервный ком, что навязался за те считанные минуты пребывания офицеров в автобусе. —Чего? Прости, я не знаю твой язык. До свидания-и отходит к следующему человеку. «Блять, да меня боженька уберег не иначе”—в мыслях проносится у блондина. Чтобы не вызывать подозрений своей бурной мозговой деятельностью, которая сопровождается онемением, он укладывает документы обратно, а сумки поправляет как было. После пары секунд рассматривания маски, все же решает ее нацепить на всякий случай. Полицейские, проверив весь салон, извиняются за неудобства и удаляются в здание вокзала, под пристальный взгляд виновника торжества. —Видимо это был не приступ, а простая паническая атака… Паническая атака от панической атаки. Класс. Автобус трогается предвещая пару часов пути без связи, поэтому наушники были вставлены, кепка натянута на самый нос, а ноги поджаты под подбородок. «Нужно отдохнуть, перед… а собственно перед чем?» ———// Скрип сидений соседей по автобусу заставляет парня очнуться от коматоза, в котором он все это время пребывал. Сцены жизни скакали перед его глазами словно овечки через забор. Сороковые, пятидесятые, девяностые….сколько лет прошло, а он все помнит те длинные слипшиеся волосы цвета ночи, руки до самых локтей в липкой крови, шокированы глаза уставлены на свое отражение, в стекле закрытого кафе. Ночь, освещаемая блеклой луной. Шум дыхания, кажется был настолько громким, что его слышала вся округа. По подбородку стекают капли крови, а из приоткрытого в шоке рта поблескивают два клыка. Это самое первое его воспоминание. Первые два года его существования, были самыми кровавыми. Маленький запуганный паренек, не понимал, почему он засыпает в одном месте, а приходит в себя, убегая поздно ночью в неизвестном направлении полностью украшенный кровью. По его подсчетам на то время, впасть в беспамятство он мог 1-2 раза в неделю. И каждый раз одно и то же. Вот он сидит на едва проступающей траве, возле небольшого озера. Момент. И белая пелена, сменяемая обволакивающей темнотой. Она ощущалась, словно бархат, дарила спокойствие и легкость. Всего миг и она выкидывает его в совершенно другие чувства. Тревога и страх накрывали с головой, по приходу в реальность. Иногда казалось, будто он путешествует по параллельным мирам сквозь порталы разума. К сожалению, это был только один мир. Его мир зарождающегося бессилия. С течением времени такие сцены становились реже, но чувства после припадка становились все глубже… Не составило труда понять, что именно он убивает людей. А вот для чего, понадобилось время и много анализа своих чувств. Оказалось, что все достаточно прозаично. Кровь. Человеческая кровь. Не нужна еда—она не насыщает. Не нужна вода—она не утоляет жажду. Нужна кровь. Это он понял, после того как, ему становилось легче от приступов. Постоянный неумолимый голод и жажда преследовали его по пятам, в компании с острой головной болью. Потом щелчок и очнувшись он чувствовал лишь ужас, но никакой боли или голода. К сожалению, это было временно. Однажды заперевшись в сыром сарае, он просто сидел в оцепенении и ужасе от осознания содеянного. Это продлилось несколько недель, в которые он очень ярко чувствовал, как простые голодные завывания живота, волнами переливались в нечеловеческую жажду и боль. Это было похоже на ломку. К счастью или нет, он тогда не понимал, что ему нужно делать, чтобы это прекратилось. Поэтому с замиранием сердца, которое, казалось, и не билось вовсе, ожидал нового приступа. Когда это снова произошло и юноша очнулся, ни сарая ни городка, в котором он был, на горизонте не виднелось. Только лес. Проблемы прибавлял и тот факт, что он не может убивать, даже, чтобы проверить свои теории. Просто рука не поднималась, за счет жизни другого человека облегчать свою. От невыносимости положения, однажды, он решился на эксперимент, загнав пьяного в хламину мужика в темную подворотню. Легкая добыча, и если что-то с ним произойдет—не страшно, весь поселок гудел, о том какие бесчинства он учиняет. «Не жаль”—твердил себе парень, надвигаясь на свою цель, словно лис на зайца. «Не жаль! Не жаль! НЕ ЖАЛЬ!”—переходя с шепота на крик, он кинулся к нему, схватив за ворот и обнажив клыки. Но фатальной ошибкой стали глаза, в которые он заглянул. Он никогда не забудет, как они безжизненно замерли охваченные ужасом. Похожие на хрусталики, блики, от мигающего фонаря, скакали по зрачкам, что почти сравнялись с радужкой от страха. Он буквально видел, как кадры жизни скакали по глазам отвратительного человека. Отвратительного, но человека. «Жаль…”—одними губами. Голова обессилено опустилась, а взгляд впился в руку, что держала тело мужчины уже без сознания. Бросив его, он убежал так далеко, как только мог. По итогу даже те кто гнал или избивал его, не могли заставить ответить тем же. «Лучшая защита—это нападение”—твердила пословица. «Лучшее нападение—это защита”—убеждался парень и на все физические нападки учился отвечать, максимально жестко, но не травматично. А случаи помутнений учащались. Не спасали ни оковы, ни полный уход от людей на многие километры. Очаровательно тупым оказался и факт того, что кровь животных для него была таким же пустым звуком, как и вода. Провальным оказался и вариант с донорской кровью. С нее его полоскало так, будто он пьет и ест, как здоровый человек, а не монстр без пропитания. Так же печальным фактором стала и регенерация. Ни раз он был избит, ни раз смертельно ранен, все заживало, как на собаке с удивительной скоростью. Спустя 5 лет затворничества и ухода из социума, он понял что не меняется со всем. Раны заживают, а попытки утопиться, спрыгнуть с высоты, нарваться на диких животных и разгневанных людей проваливаются раз за разом. Лишь однажды когда он ходил средь разных лавок пытаясь пробраться к выходу из рынка, случайно столкнулся лбом с каким-то висящем на продаже предметом. Он поцарапал его возле брови, оставив шрам, который не сходит вот уже почти 80 лет. Почесав белую полоску над бровью, паренек хватает свои вещи и выбегает самый последний из автобуса. Осталось дойти пару метров до аэропорта, подождать добрых 20 часов и его «жизнь» начнется заново. ———// Судьба оказывается к парню более благосклонной в аэропорте, хотя казалось бы. Видимо за пределы городка никаких слухов пока не распространилось. Оно и к лучшему. Есть время сбежать от греха подальше. Постояв с планшетом минут 10 у входа в аэропорт, облокотившись о стенку с разными указывающими надписями, делает вывод — все чисто. Никакой подозрительной активности по камерам не наблюдается и он ступил внутрь. Пройдя все обязательные меры безопасности и получение электронного билета, сел дожидаться своего рейса, который будет только через 2 часа. За огромными панорамными окнами, выходящими на взлетную полосу, было солнечно. Эта ясная погода все еще бесила. Если повспоминать, то чуть ли не каждый раз ему приходилось в спешке бегать именно под ослепительными солнечными лучами. Благо современности и людям, придумавшим солнечные очки и кепки, эта мразь (солнце) не так убивала. С тех пор как он стал тем, кем он стал, он выносить не мог солнечную погоду. Не дымился конечно, не горел и не блестел, но чувствовал себя, как добрая половина планеты чувствует себя по утрам понедельника. Что касается определения себя, ну он достаточно туго соображал, что он вампир. Кровь он не пил в здравом уме (с человеческой донорской выворачивает, с животной толку никакого, да и удовольствие сомнительное), а вот что с ним происходило в беспамятстве одному богу и погибшим известно. На солнце не горел, хоть и не любил его. Осиновый кол его не убивал (пройденный этап). Бессмертие, затуманенные убийства, ночной образ жизни, бледная кожа и т.д. по списку, он начал сопоставлять с чем-то вразумительным только с введением в свою жизнь поп-культуры. Это оказалось спасением. С одной стороны. Вот только все, что писали в книгах, которые он перелопатил, позже в интернете, еще позже и в закрытых базах данных, нихрена полностью не подходило к нему. «Если я и вампир, то пиздецки неправильный”- закинув очередную книгу, буркнул парень где-то в европейском городке. То тут нестыковки, то там. В какой-то момент начало, казаться, что он просто мутант. Чудо генной инженерии. Как на зло и поговорить было не с кем. Не подойдешь же к человеку и не спросишь: «Хей я ищу вампира для обмена информации. Поможешь?» Нет, за ебанутого ведь примут, а ему и так тяжко давалась жизнь в социуме. Так и вышло, что по факту он знал, что вампир, а вот подробности разузнать не мог. Почему не контролирует себя, что за вспышки, почему ходит под солнцем не привлекая внимания. Пришлось приноровиться к жизни беженца, т.к. сидеть в 4-х стенах тоже не помогало. Скитания из угла в угол с частыми кровавыми банями, главным героем которых был он, и никакой возможности прекратить эти мучения, вылились лишь в одно желание. Смерти. Постоянная «жизнь» в бегах. Если остановиться — то поймают. А посадить его в тюрьму, означало подписать смертный приговор всем заключенным в этой самой тюрьме. «Надолго нигде оставаться нельзя!» Ведь тот, что действует без ведома паренька не стеснялся ничего, судя по всему… отсюда кровавый след за ним тянулся почти через всю планету. Чем быстрее шагал прогресс, тем больше отставал от него парень, утопая в раз за разом провалившихся попытках суицида. Допускать безбожное отставание было провалом, т.к. остаться невидимкой попросту не смог. И он начал учиться. Пока компьютерный прогресс скакал, он начал соображать минимально в технике, а дальше дело ребенка. Расти и впитывать. Зная истоки досконально, ведь буквально сам с ними стоял в одном времени, за годы развился до максимального профи. Взламывать системы безопасности, которые иногда он сам и ставил, стало донельзя полезно. Пролезть и подделать любую нужную ему информацию стало спасением и проклятием. Однажды, копаясь в собственной памяти, он решил проверить приблизительное свое местоположение во время беспамятства. То что он увидел на записях с камер, заставило его умереть душой навсегда. Бездушный бесноватый зверь, полностью вымазанный кровью, смотрел на него с камер его же лицом, но глаза. Два светящихся пятнышка в плохом разрешении картинки, прожигали душу их обладателя с монитора. Рядом три? четыре? растерзанных человека. На местах, где должна быть шея, одно лишь кровавое месиво. Уйдя в долгосрочный шок, юноша потер записи и после делал это постоянно. Тот взгляд он уже не забудет никогда, ведь он каждую ночь преследует его во снах. Подкрепив свои намерения убить то чудовище, которым является сам, любой ценой, он продолжил жить дальше, подделывал документы для путешествий на большие расстояния и сновал уже по странам. Потом и по континентам и так нелегкая привела его в Норвегию. Тяжелым бременем существования в социуме, для него, так же стал факт того, что он оказался на редкость социальным человеком. Хоть жизнь свою он помнил только с того самого отражения в окне, личность его была сформирована явно не при таких обстоятельствах. Постоянная потребность в общении душила не хуже, чем боль. Ему всегда хотелось, поговорить с кем-нибудь, поделиться мыслями, выслушать собеседника. Масло в огонь подливала чрезвычайная тактильность. Не потрогать за плечико собеседника, казалось невыносимым испытанием, а чего стоило не обнять на прощание… но парень прекрасно понимал, что ему сулят привязанности в его положении. Пришлось себя ломать. Это стоило многих слез в подушку, но он таки сделал это. Максимально очерствев ко всем, включая собственных жертв. Психика парня не позволяла выдерживать всех натисков на нее и он просто отключился, как личность, что когда-то всеми силами желало обнять первого встречного приветливо улыбнувшись. Сейчас, залипнув в одну точку на долгие полтора часа, юноша сидел представляя собой мраморную скульптуру, изготовленную искусным мастером. Ни один мускул не шелохнулся за все время блуждения сознания в омуте собственных воспоминаний. Белоснежная кожа, выглядывающая из-под черной одежды, была лишь кое-где нарушена крапинками шоколадного оттенка. Легкая тень, спадающая на глаза, преломляла настырный луч солнца, что заставил очухаться от очередного штудирования огромных полок собственного прошлого. Глаза спешно опустились к наручным часам. Осталось еще 30 минут до начала посадки. Можно пока проверить, что из жилья можно снять. Он совершенно забыл о том, что ему же придется где-то жить. «Не попрусь же я на самом деле в общежитие при универе, как указал в документах». Найдя более менее подходящую квартирку, рядом с центром Сеула, он прошел по указателям к месту посадки. Не встретив никаких препонов, спокойно разместился на своем месте в самолете и, раскрыв планшет с документом личного дневника, принялся записывать события последних дней, что проводил в стране, что так полюбилась. Долгая жизнь приучила юного вампира не только к сокрытию кровавых следов и постоянному бегству, но и к еженедельным записям. Как оказалось память не такая уж и долговременная штука. Когда он понял, что воспоминания о начале его «жизни» тускнеют, стал записывать все, что помнит на день сегодняшний. Да, первое время таскать за собой кучу книг было неудобно, но прогресс на то и восхваляют. Теперь все его записи хранились в облачке, что витало где-то на небе серверов гугла. Удобно. Дописав историю, произошедшую с ним не так давно, он отложил технику в ручную кладь и уснул на оставшееся время: «Скоро опять новая «жизнь».