Его глаза-серебряные пули

Два месяца спустя, юный студент факультета кибербезопасности — Ли Ёнбок, проводил свой досуг в популярной кофейне недалеко от собственного дома. Народу всегда было много, бариста и официанты порхали по залу, словно пчелки от цветка к цветку, пронося за собой мягкий шлейф запаха десертов и кофе. Достаточно мрачная палитра интерьера в темно-коричневых, почти черных цветах, выгодно скрашивалась светлых оттенков посудой и яркими лампами теплого света. Необычная планировка придавала изюминки этому и без того уютному месту. Все помещение слегка напоминало старую библиотеку с огромным количеством стеллажей, не выше полутора метров. На всех этих полках располагались книги, всевозможных цветов и размеров и различное оборудование для кофе, выставленное как экспонат. Стену за стойкой украшал замороченный рисунок абстрактных волн. Выполнен он был скорее всего белым мелом, так как в некоторых местах видно, как потерся рисунок, что придавало определенный шарм этому произведению. Однажды он провел в этом месте целый день, наблюдая за тем как сменяются люди, устроившие забег от душного офиса до единственной услады в виде кофе или студентиков, что тут и там рассиживаются группками, что-то бурно обсуждая на различных языках мира. Пространство было явно мультикультурным. В тот день он привлек к себе внимание светловолосого бариста, нервно поправляющего прядь, выбившихся из хвоста, волос, что подозрительно на него поглядывал. «Он милый”— подумал парень, на очередном повороте магистрали своих раздумий —“Так щеки дует, когда хмуриться. Прелесть. Если у него есть девушка, она любит его доводить до недовольства, просто, чтобы наблюдать за этим бельчонком». Сегодня был этот же бариста, но уже не прожигающий недоверчивым взглядом. Просто привык к постоянным посиделкам белобрысика в извечной маске и натянутым на нос капюшоном. Собственно, как и привык готовить очень горячий американо с добавлением сиропов лайма и мяты. «Боже, ну и извращенец”— донеслось как-то раз до его ушей бормотание, что вызвало только улыбку. «Ну милый же» Очередной раз, за своим уже любимым местом у входа, парень, залипая в окно, бродит в мыслях о насущном. За то время, что он провел в новой стране, он устроился на работу, просто чтобы не сойти с ума. Поиски ответов в Норвегии не дали ему ровным счетом ничего. Пришла пора Кореи, но пока он отдыхает, ага. Отдых он решил себе устроить, когда спускался по трапу из самолета и споткнулся полетев вниз по лестнице. Объяснить не сломанные кости чудом, оказалось единственным верным решением, жаль с планшетом так не сработало. Первое, что пришлось сделать по прибытию, это обновить технику. Класс. Ворох угнетающих мыслей и страха проследовали паренька еще пару дней с прибытия, когда он тупо валялся лицом в подушку, умоляя, чтобы все прекратилось. Моля уже ни кого-то конкретного… дьявол не будет исправлять, что сам же натворил, а весь пантеон божеств, к которым он обращался, заговорщицки отмалчивался. Но и действия не давали никаких плодов. Так что, обращение к пустоте мироздания выглядело куда более осмысленным занятием, чем попытки облить себя святой водой и продырявиться осиновым колом. Выходить на поиски информации, в состоянии амёбки, ни то что бы НЕ хотелось… НЕ моглось. Попытки заставлять голову здраво думать приводили к парапету, а это не рассудительный поступок. Отсюда был поставлен запрет и на выстраивание планов, пока его бушующее море недовольства на жизнь не перестанет пениться. Надо было чем-то себя отвлекать и он пошел на работу. Работа- стандарт для красивого парнишки барменом или бариста. Бариста работает с утра, бармен— ночью. Ответ очевиден. По пути в кофейню, недалеко от дома, объявление на дверях странного вида бара: «Требуется на неполную смену. Кайф» — не раздумывая заваливается, слава богу ни с ноги. Обезоруживает своей улыбкой девушку-администратора, что чуть ли не ковровой дорожкой устилала ему путь в кабинет управляющего. «Миссия комплитед”— щелкает очивка в голове паренька и в его расписании из «Желания сдохнуть» и «Желания сдохнуть поскорее» добавляется пунктик работа с 20:00 до 6:00. И вот пока в свой выходной, он решил забить на омерзительное солнце и посидеть попить божественного напитка, пиликает телефон напоминая о важной дате. Дата конца жизни. Значила ли эта дата для него что-то важное? Уже нет. Спустя пару десятков лет, ему стало в целом все равно сколько ему исполнилось. Какая разница если он застрял в теле студента, что всегда свеж и красив собой. Жаль только высота лет не помогала стать мудрее и пытаться найти способ жить, а не грезить кончиной. Единственное, о чем говорила цифра, что должна называться возрастом, так это о времени, в котором он был бесполезным, опасным существом, скитающимся в поисках завершения этого бесконечного цикла. Ухмылка исказило умиротворенное лицо шатена с волосами чуть ниже плеч, что были забраны в хвост. Покраситься, пару дней назад, он догадался, а вот подстричься нет. Челка лезла в глаза скрывая безумие отразившиеся в них. Он устал, от того и бесится. Ничего не помогает, от того и бессилие. Заблокировав устройство, что умудрилось парой пикселей уничтожить зачатки спокойствия, Ёнбок откинулся на спинку вельветового кресла. — Приятная ткань — попытки отвлечься жамканьем обивки. Он закатывает глаза и пытается провалиться в бессознательное прослушивание приятной мелодии кофейни. Постоянный треск и стук стаканов, перешептывания, какая-то тварь ногой стучит, какая-то нервно по стаканчику отбивает марш. Все это воспринималось гораздо острее его слухом, что лучше, чем у среднестатистической собаки, и не давало разобрать ноты. Последней каплей к утрате спокойствия стал дребезжащий колокольчик. Музыка ветра— это конечно красиво, но ни когда нервы не НА пределе, а ЗА ним. Открыв глаза, парень зыркнул в сторону двери, отварившейся так сильно, что ударила о блокиратор. Казалось еще секунда и он просто размажет вошедшего. Беспричинный гнев на нарушителя и так хрупкого равновесия, выливался через взгляд шоколадных глаз, которые начинали светиться красноватым в тени челки. Пальцы на обивке кресло опасно побелели. —Твою мать — сквозь зубы. В кофейню не вбежал, влетел парень больше похожий на дементора. Полностью в черном, крепкого телосложения, но невысокий. Ошалелые глаза вещали о необходимости такой спешки, но кто ж об этом думал. Повезло, что дверь не разбилась от такого влета в помещение. Сверля взглядом объект раздражения, Ёнбок встает с оглушающим скрипом кресла (настала его очередь привлекать внимание противными звуками?) и направляется к выходу тяжелой поступью, не глядя на удивленно смотрящего бариста, что кидает вслед заученную фразу, и парне, который был последней каплей для срыва. —Псих — резюмирует, у барной стойки тот, не подозревая, что был услышан и похоронен в голове, что носила темные длинные волосы. —-// В спокойствии работы, кофейни и дома проходит еще два месяца… со скуки пересмотрены 10 сериалов и бесконечность аниме. Мысли о начале поисков новой информации даже не закрадываются… у него все время мира. Похуй. С ним уже случались такие эпизоды эскапизма. Просто уйти в выдуманные миры, что бы не думать о бренности своего. Ненадолго помогало. Жаль, что не надолго. Выбираться в ночь из-под теплого одеялка желания нет, но и бестолково лежать смотря мультики без телевизора тоже не огненно. Зато можно развлечь себя начипуртвшись в красивую одёжку, которую он на недавних выходных себе прикупил. Скука смертная, жить без цацок, хоть он и не мог позволить себе оставлять их. Выбираясь вместе с одеялом с постели Ёнбок отмечает, что до начала его смены еще 3 часа и он может потратить его на удовлетворение своей потребности в красоте. Пока он приводит себя в божеский вид, после выходных проведены лицом в подушку, от которой на щеках осталась мелкая сеточка складок, углубляется в свои мысли. —С последнего «приступа» прошло около четырех месяцев. Я чертовски хочу есть уже на протяжении пары дней… Не думал, что так скоро захочу жрать… Хоть бы опять не сорвало. Если судить по всей статистике, мне нескоро придется бежать. Но какая, к чертовой матери, статистика, когда она все время меня наебывает? Ну и хуй с ней. Через неделю досмотрю «теорию большого взрыва» в 15 раз и займусь поисками. Мне скучно. Скучно. Да, именно так он ощущает сейчас свою жизнь. Как скуку и тленность. Заходя иногда слишком далеко в свои дебри размышлений, приходят мысли о том, а вот если есть те кто живет еще дольше. Каково же им? Если ему только 80 с хвостиком, то что с ним будет когда ему стукнет 190? 300? А если и больше? Эти размышления вводили в бесконечную депрессию. Если ему сейчас так тяжело существовать, что он будет чувствовать, если так и не сможет умереть? Его окружали только смертные люди и куча техники. Никого с кем можно поделиться своей проблемой и всем что на душе. И если техника могла, хоть как-то скрасить, убийственные настроения, то вот люди… Та душа, что так к ним тянулась, перестала реагировать. Мозг набатом твердил: «Все люди смертны, ты привяжешься, но они умрут. Все равно, что заводить бабочек, жизненный период, которых всего неделю. И это, во-первых. А во-вторых, хорошо если умрут сами, а не ты их грохнешь». Такие разговоры с самим собой часто заканчивались, очередной бесполезной попыткой смерти. «Как жаль… опять затянулись”— безэмоционально бросил, взглянув на руку, что 10 минут назад была разорвана собственными зубами. Такая боль отрезвляла, продолжая капля за каплей тушить огонек души. Той человеческой души, что когда-то хотела жить, любить и радоваться. Наверное. Пару часов снуя между шкафом и зеркалом, парень подбирает себе лук, словно он в бар отдыхать, а не работать идет. Подведенные красным, глаза слегка блестели слезами, от попавшей в них пыльцы теней. Тонна тоналки съедала шоколадную крошку пигментных пятен на лице. Ему самому было плевать, но вот погоня за идеальной кожей в стране пребывания, вынуждала подстраиваться под правила этой игры. Черная рубашка лоснящегося шелка была почти застегнута. Сил или желания застегнуть до конца не хватило всего на 3 пуговки. За то это способствовало прекрасному виду на тонкую шею, перечеркнутую, широкой линией бархатного чокера. Обтягивающие черные джинсы с подранными коленками придавали его аристократичному образу дерзости на ряду с ботинками на грубой подошве. Парочка цепочек тут и там и перед зеркалом стоит «Принц». «Принц улиц». — На работу как на праздник! — наиграно веселый голосок, отражается от зеркала вместе с натянутой струной улыбкой, что вот-вот перережет глотку. Возвращаться в строй после каждого приступа становится все быстрее, но тяжелее. А казалось бы давно пора привыкнуть, но нет. «Пять стадий принятия» давно превратились в «восемь стадий возрождения». Первая: приступ и срыв покровов. Что тут объяснять. Второе: действия на автомате по скрыванию своей жопки с места преступления куда подальше. Подчистка всех информационных следов, которые он мог оставить. Смена личности, подделка документов. Миллион раз говорил себе готовиться к подобным вещам заранее и на миллион первый приступ создает документы впопыхах Третье: проклятие себя и свое существование на чем свет стоит. На самом деле, эта стадия идет красной нитью через всю его «жизнь», но иногда она не такая ярая. Четвертое: эскапизм. На первое место выходит прожигание того, что люди зовут жизнью. Мысли «ну а какая разница, мое время безгранично» сменяются, «все мои попытки действовать бесполезны». Уход с головой в выдуманные вселенные, на некоторое время глушит боль и воспоминания о содеянном. Пятая: бездействие бессмысленно. Каждый раз осекая себя на месяце утрамбовывание постели, «Действия не приносят результатов? А бездействие и подавно их не принесет! Так продолжать дальше нельзя… я и так цитирую каждую реплику Шелдона! Сколько можно?! Шестая: построение плана действий на данную местность. Поиски информации о мифологии и культуре и поверхностный анализ, но после того, как основные важные пункты построены, можно приступать и к седьмому. Седьмая: действие. Углубление во все что только можно. Восьмая всегда перетекает в первую: приступ. — И так сейчас я на стадии шесть — топая увесистыми ботинками по тротуару в сторону бара, рассуждает парень — Надо составить список, где хранятся тут древние свиточки. Пойдем снова издалека. Ага — слегка улыбнувшись себе, он толкает дверь бара, к которому уже успел подойти.