Кости прошлого

      В сиреневом мареве бесконечности легко заблудиться, если не знать его секретов. Светлые ясные места часто перемежались с темными узорами скал, плывущих в темноте. Инна не подплывала к ним, предпочитая скользить между потоков Бездны, изредка присоединяясь к левиафанам, и слушала их утробные песни.       С каждым годом ей всё легче прорывать завесу, заметную только морским гигантам, видеть трещины между явью и тьмой, где Бездна сочиться в мир, нарушая естественный порядок вещей. Ближе к тёмному океанскому дну этих расщелин становилось всё больше, они приманивали светом и мерцающими осколками в волнах.       Всё глубже погружаясь в Бездну, чаще исследуя её, Инна стала находить остатки тех, кто были до неё. Медленно подплывая к очередной мерцающей звездочке в бесконечном мраке, она взяла её в руки, сжала между пальцев, ощущая так несвойственное этому месту тепло, вслушалась.       Это оказалась колыбельная. Короткая, ласковая песня лилась в сознание, вонзаясь в кровь и срастаясь с разумом. В мирной мелодии слились сожаление, горечь расставания, обещания вернуться, которым никогда не суждено сбыться. Эта навь умерла от тоски и горя, её слезы льдинками украшали светлячка песни, последнего огонька утерянной души.       Инна не следила за временем, вдыхая переменчивые холодные ветра, скользя между струнами силы и играя на них мелодию, что приманивали гигантов. В последние годы их становилось всё меньше. Беспрецедентная охота на источник энергии – ворвань, фактически ставила этих существ на грань вымирания. Но их души всё ещё отправлялись сюда, сверкая ранами, полученными при жизни, и исполняли заунывные песни смерти, достающие до костей.       Девушка жалела их, но ничем не могла помочь этим созданиям, находясь в морях, быстро научилась заплывать подальше от скопления китов. Чего доброго, моряки поймают её в сети и начнутся вопросы, откуда посреди бесконечного океана оказалась молодая девушка.       Ещё один островок, коих было множество в Бездне, ещё одна сияющая светом душа. Но она была другой. Инна подплыла ближе, превратившись в женщину, подошла к фонтану, где на тумбе сидела русалка. Гладкая белая кожа, тонко высеченные черты лица, подхваченные ветром волосы и взгляд, обращённый куда-то ввысь, приоткрытые губы, будто просящие о чём–то.       Ни единой щербинки не виднелось на статуе, но в Бездне время течёт иначе, а все законы мира перестают существовать. И в глубине этой гипсовой девы сияла светом её песня, окруженная красными и синими всполохами. Инна осторожно ступила в чашу, вздрогнула от прикосновения ледяной воды и почувствовала, как энергия песни пробивается под кожу. Столь мощной, зовущей и отчаянной мелодии она ещё не слышала: боль, надежды, слезы и мольба. И неустанное воззвание к кому-то, лишившему её свободы.       Инна не видела образов, завороженная сиянием её песни, протянула руку, дотронулась до груди статуи, за гипсовой кожей которой бились в силках её последние слова. Стоило пальцам девушки коснуться холодного изваяния, как тот пошёл трещинами, раскололся, в жутком и медленном течении времени обнажая кости нави. Инна отступила, уже не чувствуя холода воды, а лишь ужас, когда постепенно опадал внешний лоск, открывая вид на умершую в муках русалку.       Проступила клетка рёбер, выпустив на волю огонь песни. Только Инна этого уже не видела, заворожено глядя, как осыпается лицо. Осколки медленно открывали подбородок, обнажая ровный ряд зубов под пухлыми губами, огромный пласт упал с половины лица, открывая темноту глазной впадины черепа.       Девушка отступила, едва не упала, когда наткнулась на бортик чаши, сердце в груди колотилось от страха, но статуя всё продолжала разрушаться, являя всё больше костных останков, скрытых под когда–то безупречным слоем гипса.       Отзвук мелодии вернул в реальность, сине-красными всполохами песня кружилась неподалёку, и Инна потянулась к ней. Частица души – всё, что осталось от нави – перышком опустилась на ладонь, обдавая и жаром пламени и щекоткой молний.       Девушка не торопилась раскрыть её, соединить с разумом и душой, как делала всегда. Собирая осколки собратьев, она ни разу не встречала подобного света и не ощущала подобной силы. Но песня всё равно звучала в голове: отчаяние, боль, несбывшиеся надежды, триумф от свершившегося плана, а потом и зов о помощи. Она пыталась докричаться до кого–то, пока сидела на пьедестале и медленно обращалась в камень.       – Давно я не слышал её. – Чужой появился неподалёку, глядя на всполохи души чёрными глазами.       Инна вздрогнула при его появлении, уже позабыв, какого это – очутиться рядом с этим бездушным существом, ощущать на коже невообразимую мощь и знать, что ты в полной его власти.       – Столько мольбы было в её голосе, но моего условия она выполнить не смогла.       – Ты запер её здесь? – почему-то захотелось выпустить когти и разорвать ему глотку за всю ту боль, которую он причинил этой русалке. Её чувства отдавались в сердце Инны, отчаянной мольбой, страхом за жизнь. Она до последней минуты пела, надеясь, что капризный мальчишка всё-таки смилостивится над ней.       – Ты осуждаешь меня за жестокость, хотя сама знаешь, каково это – отнимать жизнь.       Инна едва не подавилась гневом. За все эти годы она никому не причинила вреда, никого не обидела и дурного слова не сказала. Но в прошлом пришлось идти на крайние меры, когда от этого зависела её собственная жизнь.       – Так и эта навь, – он указал на обломки размокающего гипса и кости. – Она поманила видением, а потом решила забрать то, что ей не предназначалось. И отняла надежду у мальчика, который просто хотел жить.       Взгляд его чёрных глаз впервые перешёл на лицо Инны, и она вздрогнула. Впервые в этой влажной темноте мелькнуло хоть что-то напоминающее человеческие чувства – обида и злость. Ей даже стало интересно, умеет ли он на самом деле чувствовать или же это – искусная игра?       – Твои мысли сложнее увидеть, – Чужой сделал шаг вперёд, снова взглянул на раскрытую ладонь Инны, где билась бабочкой песнь. Его песнь. – Но я буду рад, если эту частицу возьмёшь ты.       – Эту частицу?       Она не ослышалась? То есть таковых по всей Бездне много и ей удалось найти одну? Или же он позволил ей это сделать?       – Надвигается буря, и ты можешь стать первой её жертвой, – снова загадка. Конечно, как иначе? – Старые и новые враги скоро сойдутся вместе, чтобы переписать историю Островов. И ты – первая угроза, которую они хотят устранить. И в этом может помочь самая крепкая связь, которая только есть у тебя.       – Ты о Дауде?       – Тьма сгущается над Куллеро, оттуда ползёт червь, который сможет проникнуть в твои мысли ядом.       Инна понимала, почему Дауд его всегда называл «черноглазый ублюдок»… Никогда не давая прямых ответов или же подсказок, он, между тем, предупреждал всегда правдиво. Но всё же она не понимала, о ком говорилось и при чём тут Куллеро? В этом городе все помешаны на Запретах, и Инна с Даудом никогда не рассматривали его в качестве даже временной остановки.       Но тут в голове раздался заливистый смех маленького ребёнка и улыбка пятилетней девочки, уговаривающей стащить вкусности с кухни.       Прикосновение холодной руки к её пальцам заставило вздрогнуть, но испуганно отстраняться она не стала. Чужой улыбался загадочно и немного озорно, снова напоминая играющего в игры юношу.       – И сегодня ты готова это взять. Считай это подарком.       Он исчез, оставив девушку удерживать в руках отчаянную песнь с мольбой о милости. Возможно, она проклянёт этот день, возможно, это станет для неё тяжким бременем, непосильной ношей или непреодолимым соблазном. Но перед лицом опасности следовало быть во всеоружии.       Инна закрыла глаза и прижила ладонь к груди, забирая песнь, сращивая её с душой, впуская разряды молнии в разум, а жар огня в сердце. Сбило дыхание, глаза подёрнулись дымкой, где впервые смогла увидеть яркую картину: отчаянно сопротивляющегося мальчика, стёршего об верёвки запястья до крови, над ним жрец с двулезвийным клинком. Затем видение сменилось на пронзительный крик нави, звуковая волна отбросила от алтаря людей, на котором уже хрипел тот самый мальчик. Из горла вытекала кровь, окрашивая камень, а навь припала к шее, выпивая её, осквернённую Бездной, напитанную силой. И потом только отчаянный сильный зов мелодии, разносящий голос в самой отдаленные уголки этого жуткого места. Но никто на него так и не отреагировал, ничьего сердца так и растопил.       Инна едва поднялась с земли, уставилась на останки нави, тяжело дышала и видела, как под кожей теперь волнами искрятся синие всполохи. Мигом обратившись в русалку, она помчалась с этого острова, желая поскорее очутиться на суше, вдохнуть обычного воздуха, лишь бы снова не переживать этот кошмар.       Разрыв между мирами сиял кривой трещиной, оттуда каплями сочилась вода океана, застывая кристаллами соли неподалёку. Они кружились в вихре, обозначая дорогу к спасению. Девушка схватилась за края трещины, опасаясь, что она захлопнется, и капризный мальчишка не выпустит её отсюда, чтобы потешаться над другой игрушкой и потребует теперь петь песнь.       Но трещина увеличилась на миг, пропуская навь обратно, в материальный мир, где её тут же обняла холодная вода, несущая привкус водорослей и соли. Глубоководный искатель, мрачной тушей возвышался над морским дном, свив гнездо над самым разломом, вальяжно двинулся. Инна подняла руку и отправила слабый импульс силы, чтобы тот не беспокоился. Его молчаливая стража всё так же восхищает ее. Только на этот раз искатель поспешил засесть в пещеру, и поджал под себя широкую юбку щупалец.       Жаром отдалось сердце в океанских глубинах, и Инна поспешила уплыть, дабы не тревожить других морских обитателей. Тело трясло, в спокойной воде теперь виднелось намного больше, чем раньше, под самую поверхность она опасалась плыть, дабы не угодить в сети. И песнь рвалась наружу, разрядами молний заставляя порой неметь мышцы и останавливаться на пути.       

      Он стоял возле пляжа, не показываясь под свет уличных фонарей, и напряжённо всматривался в спокойные волны. Метка на руке ныла, но уже не так сильно, как час назад, когда просто взорвалась болью, а пальцы скрючило. Дауд решил, что возраст и долгие годы, проведенные не в самых лучших условиях, отозвались начавшимся артритом. И только потом понял, что так ноет метка на силу Бездны.       Расставшись с клинком, он всё же никогда не ходил безоружным, предпочитая чувствовать, как карман оттягивает нож или хотя бы бритва. Большинство мелких ночных дельцов смирело, когда видело в руках оппонента оружие.       И вот сейчас, слившись с тенями, выжидал, когда же из воды покажется его сирена. Она никогда так надолго не пропадала, и ноющий символ Чужого предвещал беду. Наконец, среди волн он заметил расходящиеся круги. Едва заметные для невнимательного взгляда, они быстро исчезли.       Инна неслучайно выбрала этот пляж. Дно, усеянное крупными камнями и мусором, который никто не спешил убирать, отпугивало любых людей. Тёплые серконоские воды в летние месяцы привлекали много людей, но они предпочитали посещать более благоприятные места, нежели каменистый пляж. А ещё множество валунов торчало из воды, что давало хорошие укрытия.       Девушка показалась из-за камней, быстро скрылась, припадая к тайнику с одеждой. При каждом погружении, приходилось полностью снимать её и оставлять на берегу. Таких тайников в небольшом городке Гроттесберге было несколько, чтобы не ждать, если всё-таки на пляже появится кто из нежеланных свидетелей.       Дауд подождал несколько минут, не желая показываться на свет тусклых фонарей. Молодая девушка, поздно ночью идущая с не самого популярного в городе пляжа, уже вызвала подозрения. Инна показалась снова спустя минут десять, быстро побежала к набережной и тут же шарахнулась в темноту, ускользая от взора патруля, показавшегося с соседней улицы.       Мужчина в небесно-голубой лёгкой рубашке с укороченными рукавами вышел вперёд и долго смотрел по сторонам, поджидая остальных. За ним показался ещё один, а потом – ещё. Они постояли, прислушивались, и пошли себе дальше, широко зевая и громко топая сапогами.       Инна аккуратно прошлась вдоль стены и едва заметно выглянула, проследила, чтобы патруль удалился достаточно далеко, и уже смело вышла на свет.       Дауд, глядя на это, улыбнулся, он смог хорошо её обучить. И всё же его она не заметила, пока не подошла ближе к нише, между домами, где он прятался.       – Ты молодец, – он едва выглянул из укрытия, открывая свету только часть лица в капюшоне.       – Что ты тут делаешь? – немного обиженно произнесла она, но нырнула в темноту. – Ты же знаешь, что я справлюсь.       Дауд показал левую руку и пошевелил пальцами. Жест она поняла без слов, именно на этой руке красовался символ Чужого.       – Пару часов назад нестерпимо заболел и до сих пор слегка ноет. А ещё… ты пропала надолго, – в эмоциях он всегда был сдержан, лишь в моменты близости позволял себе их проявлять. Но сейчас ощущение беспокойства удержать не получилось.       – И сколько меня не было? – она явно была напряжена и слегка дрожала, что не укрылось от его взора.       – Три месяца.       – Сколько? – она едва не прокричала вопрос, поспешно прикрыв рот рукой.       – Три. Обычно не дольше месяца… Что это?       Инна с удивлением отметила, что всполохи молний всё ещё проходили по коже, но уже не оставляя после себя болезненных ощущений, постепенно угасая. Дауд взял её за руку, приблизил к лицу, видимо, посчитав, что ему привиделось в темноте, но нет. Волна синего цвета прокатилась вновь вспышкой, видимо, отреагировала на прикосновение меченого.       – Я… встретилась с ним.       – Что он с тобой сотворил? – голос его стал угрожающим, в нём послышался металл и злость на Чужого.       – Давай не здесь, идём домой, я всё расскажу, ты же знаешь.       Дауд прищурился, желая вызнать всё здесь и сейчас, но согласился. Инна ему никогда не врала, к тому же, разговор мог резко перетечь на повышенные тона. А любой разговор, касающийся Чужого, мог на это вывести. Несмотря на всю сдержанность, Дауд знал, что внимание черноглазого мальчишки никогда ничем хорошим не обернётся.       Гроттесберг находился всего в нескольких днях от Дануолла морем, если оно не решит огрызнуться штормовыми волнами. Небольшой портовый городок живущий, как и многие, рыбным промыслом и меньше – курортами, был хорошим прибежищем для двух беглецов. В нём всего нескольких улиц, центральная площадь, где умещались все важные здания: ратуша, почта и банк. В портовом районе находились бойни и рыбные предприятия, перемежающиеся многоквартирными домами для рабочих.       Дауд и Инна жили дальше, в глубине города, ближе к ратуше, там снимали жильё. Покупать недвижимость дело опасное, всё-таки не следовало рассчитывать, будто бывший глава Китобоев не находится в розыске по всем Островам. Широкая улица привела их к магазину готового платья мисс Шарль. Дальше следовало нырнуть под тёмную арку, чтобы выйти на соседний переулок и там в подъезд дома номер семь. Квартира их располагалась на третьем этаже.       Дауд помедлил, осмотрел ручку и замок и только потом открыл её. Тихо зашёл, прислушиваясь, осматривая прихожую и небольшую гостиную залу. Обычная жизнь расслабляла, и это могло стать фатальной ошибкой, потому привычкам осматриваться и прислушиваться в своём доме он никогда не изменял. В кухне тоже никого не оказалось, как и в спальне.       Инна вошла следом, не споря с ним, однажды беспечность чуть не стоила ей жизни. Только было это не на Серконосе, а в далёкой Тивии лет семь назад. Потому больше к его привычке осматривать дом не имела претензий.       Только оказавшись в окружении родных стен, Инна скинула длинную запашную куртку и сапоги, упала на диванчик в гостиной и расслаблено вдохнула.       – Так что произошло? – Дауд не любил откладывать разговоры, потому тут же сел в кресло напротив.       Инна постаралась пересказать всю встречу в подробностях, не утаивая детали: чудовищную смерть русалки, встречу с Чужим, его предостережения, отданную песню, а потом и яркие видения нави, отчаявшейся вымолить свободу у капризного хозяина Бездны.       Лицо Дауда ничего не выражало, хотя в глубине карих глаз читалось желание высказать за её импульсивное решение принять дар черноглазого ублюдка. Это вполне могла быть ловушка, прелюдия к хаосу, готовому разразиться в ближайшие дни, месяцы или годы. Но не мог не признавать, его предостережения никогда не были ложью, возможно, кто-то из прошлого действительно пытался до них дотянуться. Оставался вопрос – кто? И с какими нынешними врагами они объединились?       – Он сказал, что они используют самую крепкую связь, что есть у меня, – произнесла Инна.       – До меня им будет добраться тяжело, – ухмыльнулся Дауд.       – Боюсь, дело не в тебе, он сказал, что тьма сгущается над Куллеро, а там находится Орден Оракулов.       Дауд не понимал, к чему клонила Инна. Куллеро – прибежище Аббатства Обывателей, в этом городе процветали фанатичные лозунги, а охотой на еретиков занимается даже местная стража. Именно там находится Собор Оракулов, их главной твердыни на Островах. Потому, когда они бежали с Дануолла, выбор был велик, но о Куллеро речи не шло.       – Моя сестра, Дауд.       – Ведьмы?       – А может, меченый? Прошло столько лет, кто знает, может Чужой наградил меткой ещё кого-то.       – И кто же мог иметь на тебя зуб?       – Не знаю. Но я должна убедиться, что с Анной всё в порядке. И… я отправлюсь туда одна.       – Ты с ума сошла, – без обиняков отрезал Дауд. – Ты бы ещё в твердыню Белого Утёса решила пробраться самостоятельно. Ты же там будешь, как маяк для смотрителей.       – И, тем не менее, я отправлюсь туда одна, – твёрдо заявила она, вставая с дивана. – Я смогу за себя постоять.       – Я нисколько в этом не сомневаюсь, как и в том, что ты скорее покончишь с собой, чем попадёшь в казематы смотрителей…       – Ты хочешь повторения истории с Билли? – возмутилась Инна.       Взгляд Дауда застыл, по его лицу снова стало практически невозможно что-то прочесть. Но по тому, как на секунду оборвалось сердце, она поняла, что задела за живое. Инна полагала, что зла на ученицу он не держал, но всё же воспоминание о её предательстве всё ещё больно било по нему.       – Прости, я не хотела.       – Всё в порядке, – он встал с кресла и обнял её.       Инна понимала, что ему тяжело осознавать, что дал он всё что мог. Да, она не была хорошим фехтовальщиком или сильным бойцом, ей не хватало терпения и выдержки. Импульсивность, горячность и спонтанность всё ещё бурлили в её крови, и потому Дауд считал, что она всё ещё не готова к большей самостоятельности, чем он давал сейчас.       Но её оружие не меч или арбалет, а песни сирены и этому приходилось обучаться самостоятельно. Он не мог быть в этом наставником, только лишь направлять все эти годы, учить выдержке, скрытности и умении оценивать обстановку. А ещё общаться с Бездной, давать возможность ощущать её силу, не боятся и не поддаваться потустороннему шепоту. По счастью, теперешняя ученица понимала свои недостатки, и с каждым годом удавалось всё лучше сдерживать порывы. Но, увы, не так часто, как хотелось бы Дауду.       Девушка мягко высвободилась из его рук и пошла в ванную. Дауд же уличил этот момент, чтобы разобраться с присланными накануне записками. В местных разборках он не участвовал, но всё же наладил кое-какие связи. К тому же, по всем Островам, за многие годы существования банды Китобоев, оттуда вышло множество людей. И обо всех он знал, прихватил сведения, когда сбегал из Дануолла после коронации Эмили Колдуин.       И вот сейчас в его руках красовалась небольшая записка: «улица Буканьеров, как обычно». Чиркнула старая зажигалка, и бумага осталась догорать в керамической пепельнице. Пусть он больше не убивал, но от темных дел не отошёл полностью.       – Опять секреты? – голос Инны прозвучал пронзительнее обычного, так, что Дауд вздрогнул всем телом. – Чёрт, видимо, не стоило брать этот подарок.       – Ты ничего изменить уже не в состоянии, – Дауд порадовался, что есть возможность не говорить о своих делах.       Он не врал ей никогда, но всё же считал, что есть вещи, о которых ей точно знать не стоило. Втягивать девушку в игры преступного мира он хотел в последнюю очередь, потому старался оградить её от того, чем сейчас занимался.       – И всё-таки? Какие у тебя секреты? Мне же ничего не стоит покопаться у тебя в голове и выудить эти сведения? – она села на кровать и Дауд с легким смешком отметил, что на ней всего лишь лёгкий халат.       – Так почему до сих пор этого не сделала?       – Потому что я тебе доверяю, а вот ты так и не научился доверять мне, – а вот эти слова действительно прозвучали обиженно.       – Да, но переделывать себя уже слишком поздно, и ты это знала.       Он никогда и никому не доверял, их совместная жизнь – уже вопиющая для него слабость и верх доверия. Он ругал себя и радовался одновременно, ведь каждый раз, засыпая рядом с этой девушкой, он рисковал не проснуться. Каждый раз, когда она уходила в море, чтобы учиться контролировать способности, ждал, что она не вернётся. Это был до ужаса странный набор чувств, когда ждёшь её каждый день и думаешь, всё ли в порядке и в тайне надеешься, что она всё-таки решит не возвращаться к нему.       Дауд старел, он дал ей всё, что мог дать и всё, что она сможет унести на хрупких плечах. Он ей больше не нужен ни как наставник, ни тем более как мужчина. Но соврал бы, что смог бы так просто отпустить её, но в случае необходимости сделал бы это. Горький опыт предательства Билли заставил на многое посмотреть под другим углом.       – Сейчас тебе надо думать о другом, – Дауд сел рядом и погладил по влажным волосам. – Будь осторожна в Куллеро.       – То есть ты меня отпустишь? – она мигом отстранилась и не верила ушам.       – Мне передумать?       – Нет, я справлюсь. Давай спать, сегодня тяжёлый вечер.       Спать они легли, но позже. Для Дауда до сих пор оставалось загадкой, как сирена до сих пор не лишила его разума. Хотя и подозревал, что сошел с ума ещё тогда, тринадцать лет назад, когда увидел её в особняке Арнольда Тимша.       Хрупкая девушка, так и не изменившаяся за все эти годы, с готовностью подставила шею под настойчивые поцелуи, игриво засмеялась, оказавшись прижатой к кровати. Дауд не мог забыть этот смех, его отзвук в голове, когда она уходит в море, ему его не хватает.