Скопление Исхода

      Кальц пока не появлялся. Мы с Юней продолжали спокойно существовать друг рядом с другом. Мой пирсинг заживал, да и тату — тоже. Я просил Юню сфоткать его, чтобы я мог посмотреть, и делал то же самое для него. Это было странное ощущение… Знать, что у тебя на коже появилось нечто, вроде родинки. Оно никогда не исчезнет. Будет всегда напоминать мне о моем хорошем новом друге, с которым я жил. Ел за одним столом. Встречал после пар, когда ему приходилось возвращаться по темноте — мы все еще боялись появления Кости.       Юня однажды ходил на «свидание» с Тимуром за эту почти неделю после того, как Кальц его подрал. Вернулся немного недовольным, но зато с фотиком в руках. Это было буквально вчера… а сегодня, когда я вернулся со встречи с Алисой, меня ждала его очень необычная просьба.       — Жень, тут такое дело… — он, похоже, дождался, когда я немного отдохну и поем, поэтому подошел ко мне, когда я уже допивал чай, — Окажи мне услугу. А я потом тебе сделаю обещанный массаж.       Нашел, что вспомнить. Этот массаж он мне обещал еще до тату, но теперь не мог его сделать из-за нее же. Похоже, прошло достаточно времени, чтобы можно было дотрагиваться спокойно до шеи…       — Опять что-то сломалось?       — Нет, нет. Мне надо, чтобы ты меня пофоткал.       — А… хочешь опять страничку обновить?       — Не совсем… ну, короче, сможешь же? — я, конечно, кивнул. Не видел никакой проблемы в том, чтоб понажимать на кнопочку на фотоаппарате, — Окей. Приходи в мою комнату… минут через десять.       Он как-то странно ушел, сжимая одной рукой край своей футболки. Через десять минут… Я глянул на часы — 17:26. Как раз успею спокойно допить чай и немного потупить в телефоне. Алиса прислала какое-то видео со смешной и милой собачкой, я посмотрел и ничего не ответил. Устал уже… от всего, что она мне пишет. Даже на вежливость у меня не хватало сил. Я чувствовал, что мой разрыв с ней постепенно приближается, и мысленно себя ругал за то, что оттягиваю его насильно. Я сделаю ей больно… Еще больнее, если затяну с расставанием. Зачем я ей врал и вру? Я же совсем не люблю ее…       Пока я залипал, время стукнуло 17:39. Ну, думаю, Юня не обидится, что я немного припозднился. Поставив вымытую кружку на место, я отправился в спальню к Юне. Открыв дверь, я сначала услышал, что играет музыка, и только после увидел Юню. Он сидел за трюмо… и первое, что мне бросилось в глаза — пирсинг на его лице. Тот самый бридж в переносице, септум, еще в обоих щеках на месте ямочек и под нижней губой. Везде небольшие черные шарики, слегка поблескивающие от яркого света, бьющего прямо ему в лицо. Юня пошлепывал по своему личику какой-то пушистой штучкой, с которой порой разлеталась пудра.       — Опаздываешь, — тихо сказал он слегка дрожащим голосом, заглушая пение Мелани Мартинез в песне «Pacify her» (опять слушает мой плейлист?), — ты только не убегай сразу, ладно? Я все объясню, — он встал медленно с мягкой табуретки, и я понял, что он обернут полотенцем. По-девчачьи. Но из-под него от груди по плечам тянулись лямки черного цвета, которые меня тут же и напрягли. Юня посмотрел на меня, еще немного помялся, и я увидел сквозь слой светлой пудры, что щеки у него зарделись…       Он осторожно развязал полотенце и развел его руками в стороны. Его красное лицо было отвернуто, пока я ошарашенно смотрел на его тело. Юня… был в белье. Женском… наверное. Я не смог смотреть долго, успел только различить, что оно черное и… охуенно сексуальное.       — Блять, Юня, — я резко отвернулся и даже спрятал свое лицо от него рукой, — Какого хуя?       — Я просто… — я впервые слышал такой тон в его голосе. Он стеснялся, — Мне нужны откровенные фотки, штук десять, может, пятнадцать, и все. Я пробовал сам, но снимки выходят херовые…       — А зачем тебе, я извиняюсь, такие фотки?..       — …у меня денег совсем не осталось уже. А мне за эти фотки около десятки дадут. Ну, Жень… хочешь, поделим доход?       — Да не нужны мне никакие деньги, — я заметил, что он запахнул полотенце, и я смог на него посмотреть, — Юнь, ну что за крайности? Давай я тебе займу, или отдам сразу часть за квартиру. Если уж совсем впритык… Ну не этой же херней заниматься! Одумайся.       — Жень, я всегда хорошо умел только две вещи — играть на гитаре и торговать телом, — мне не верилось в его слова, но он выглядел серьезно, — Мою игру на гитаре никто сейчас не купит. А вот тело… хоть кому-то еще интересно. Не надо пытаться научить меня жизни. Я делаю, что могу…       С другой стороны, если подумать, много ли у него было выбора? Из-за учебы у него было мало возможностей устроиться куда-нибудь. Это мне родители помогали, а свой заработок с рефератов и прочего я все равно тратил на свои развлечения. Все сигареты я сам себе купил… а у Юни никого из близких, по сути, не было. Так что… вряд ли я смогу уговорить его оставить эту затею. У него дохуя гордости для того, чтобы принимать мою помощь. За то ее совсем нет, когда речь о продаже своих голых фоток.       — …ладно. Где фотик? — Юня радостно скинул полотенце на мягкий табурет перед трюмо, и я опять лицезрел его полуголое тело. Лямки бюстгальтера без косточек и всякого такого с треугольной формой «чашечек», плотно прилегающих к плоской груди. Прямо между ними, их соединяя, расположилась металлическая пентаграмма. Перевернутая… Под лифчиком шла еще одна полоса ткани вокруг его ребер, и точно такая же начиналась чуть ниже, уже относящаяся к трусикам. Именно к трусикам — не знаю, как он умудрился спрятать в них писюн, но ему это удалось. Ниже на мягких бедрах у Юни тоже были типа подвязки — широкие шелковые полоски, связанные с той самой линией ткани над трусиками. Конструкцию сложно описать, признаю… Но он походил на юную порноактрису. Не забыл и об ошейнике…       Следующие пять минут стали для меня пыткой. Юня залез на свою постель и стал позировать. Через объектив мне приходилось сначала разглядывать его худой живот, к которому он мягко прикасался, его плечи, потом бедра… и хотя мне приходилось выхватывать картинку в целом, я постоянно пялился в одно какое-нибудь из интересных мест его соблазнительного тела. Он лег на живот и повернул немного тазом, так, что я увидел его голые ягодицы… Эти трусишки, вдобавок, оказались стрингами. Пиздец… Я отчетливо ощутил, что начал возбуждаться…       «The Neighborhood — Sweater Weather». Я старательно прислушался к песне, чтобы только отвлечь себя от навязчивых мыслей… Под нежные ноты и голос я смотрел на тонкие пальчики Юни, скользящие по его коже… Оказалось, он неплохо работает на камеру. Особенно мне нравилось, какие лица он строил. Будто и правда хотел соблазнить того, кто потом смотрел бы эти фотки. Блин… как же это жутко. Кто-то покупает фотографии, чтобы просто на них подрочить. Наверняка этого мужика возбуждает сам факт того, что он платит деньги за их получение. Иначе как объяснить это? Таких фотографий в инете куча…       — Классная песня, Жень, — Юня вдруг вернул меня в реальность. Я осознал, что он уже стоял на коленях и почти прижимался при этом грудью к кровати. Его попа смотрела прямо в мою сторону. Я с трудом сглотнул, когда обратил внимание на тонкую полосу ткани, прячущую сладкую ды… блять. Женя, блять! Приди в себя и успокойся. Не думай об этом… не думай… — Мне так нравится твой музыкальный вкус. Это лучше, чем то, что Кальц иногда слушал. У него, кроме рока, какая-то жуткая электроника…       — Это… фонк, называется. У меня он тоже есть…       Юня ничего не ответил. Его ладонь переместилась на его мягкую ягодицу и сжалась, отчего я, нажимая на кнопку спуска затвора, зажмурился… Нет, этого я не выдержу. Я вдруг сильно выпрямился и, не поднимая глаз, положил фотик на трюмо: — Я… в туалет схожу.       Я тихо хихикаю, когда Женя выходит. Можно подумать, я не заметил его стоячок в этих мягких шортах, которые он все время носит дома. Я не хотел этого, Жень, правда. Но мне пиздец, как нужны деньги. Еще немного, и мне придется ходить до универа пешком. Тимур неохотно выходит на связь — у него пока что много своих дел. Даже фотик он мне отдал, не выходя из машины. Естественно, я даже не имел права просить у него денег. За что?       О Кальце я старался забыть. Он порой звонил мне ближе к ночи, но я еще ни разу не ответил. Написал мне сообщение с текстом «Перезвони пж», но я только посмеялся над ним. Какое же свинство… Въебывать мне, а потом писать «пж». «Пж», блять. Ему даже букв жалко для меня… Пока Женя гуляет и, очевидно, проветривается, я встаю и подхожу к компу. У Жени и правда классная музыка… но не вся. Я перелистываю пару песен, которые совсем мне не нравятся… и останавливаюсь на песне с невыговариваемым исполнителем «Gesaffelstein — Viol». Она кажется сильно однообразной, но даже так, звук мне нравится…       Женя возвращается. Я смотрю на его все так же немного красные щеки и поджимаю губы. Когда он опять берется за фотоаппарат и смотрит на меня, я вижу на его лице странную неловкость. До этого ему тоже было стыдно на меня смотреть, но теперь у него совсем другое лицо… Подходя чуть ближе, чтобы сесть на кровать, я понимаю, почему. От него прет сырым каштаном и еще слегка лесными, свежими грибами…             Дрочил.       Я отворачиваюсь, чтобы он не успел выхватить довольную улыбку на моем лице взглядом. Мне нужно несколько секунд, чтобы сдержать эмоции. Теперь я сижу на краю кровати… поддеваю пальцами лямку лифчика и спускаю ее по плечу. Смотрю на него. Как жаль, что его лицо спрятано огромным фотиком… Вспышка щелкает. Лямка снимается с моей руки, и я опускаю эту сторону бюстгальтера, чтобы обнажить сосок. Горячо и долго я облизываю пальчик, давая ему время на то, чтобы он это заснял. После касаюсь пальцем, с которого почти капает слюна, своего твердого, украшенного сережкой-стрелой соска. Ощущаю, что у меня у самого начинает что-то шевелиться ниже пояса…       — Юнь, а… совсем без одежды тоже..?       — Нет, на это мы не договаривались, — успокоил я его, запрокидывая шею и прикрывая глаза на несколько секунд. Мне так нравится думать о том, что Женя смотрит на меня… и что я так его завожу, что он только что бегал в ванную и спускал свою кончу в унитаз, — Но можем сделать пару снимков заранее. Думаю, он попросит добавки…       Женя упорно молчит… в колонах продолжает жужжать необычная для моего слуха мелодия. Она странная… но я легко улавливаю вайб, который она доносит лично до меня. Звуки музыки меня заводят… Мои большие пальцы пробираются под линию трусиков, и я совсем немного припускаю их, обнажая тазовые косточки. Вижу, как дергается у Жени кадык, когда он снимает…       Еще через секунду я хочу снять бюстгальтер. Моя голая грудь у большого количества людей вызывает твердую эрекцию, так что фото с ней точно не помешают. Да и Женя молчал насчет полностью голых фотографии… значит он, видимо, не против их сделать. Но я на секунду задумываюсь… ведь у этого лифчика вместо застежки — просто завязочка. Я могу снять его через голову… но не хочу. Поднявшись прямо на кровати, я поворачиваюсь спиной к Жене, заводя руку за спину:       — Развяжи, — через плечо я смотрю на него и лишь касаюсь кончиком пальца висящей веревочки. Смотрю, как фотик ставится опять на трюмо, но вместо того, чтобы Женины руки коснулись завязок, они прикасаются к моему плечу. Его ладонь разворачивает меня к нему лицом, так властно, что я охаю. Благодаря кровати я на пару сантиметров выше него, и я смотрю в его карие, манящие глаза. Его руки заходят за мою спину, и я ощущаю длинные пальцы на своей коже. Мне приходиться повернуть лицо в сторону, чтобы не смотреть на него в упор… но я чувствую, что он именно этого и хочет… Я распахиваю глаза, когда в колонках вдруг начинает петь девушка с замечательным голосом по имени Лаву свою песню «Океан»… Я слышал ее у Жени в плейлисте и раньше, но сам он никогда намеренно не включал мне ее…       — Твои пальцы на гитаре… запах кофе… — она нежно поет, а мои сильно смущенные глазки пересекаются с глазами Жени. Я чувствую его теплое дыхание, и вижу, как быстро меняется его взгляд, — …о тебе мечтаю, как о море…       Мое сердце делает два торопливых удара подряд, пока мы с Женей понимаем, что мы снова в сладкой западне. Устоять на краю манящей бездны не выходит… и я сваливаюсь в нее, когда Женя подается вперед. Наши губы сливаются в непривычно трепетном поцелуе, но под такую песню грех вести себя, как животному. Его рука тянет за веревочку за моей спиной, и невесомый лифчик, наконец, снят. Его ладони на моей груди… теплые и большие, они мягко давят на соски, чуть гладят, заставляя вновь затвердеть…       Я жду, что он повалит меня на постель и набросится, как в прошлый раз. Но… его пальцы очерчивают линии моего нижнего белья, пока губы ненасытно изучают мои. Мягкий язык иногда скользит по ним же, иногда задевает мой язычок. Он напряженно дышит, заставляя меня сходить с ума от сексуальности этого звука. Я берусь ладонями за его лицо, заползая пальцами немного на шею… Как долго мы целуемся — не знаю… но мне так хорошо…       Его губы неохотно отстраняются. Мы смело смотрим в глаза друг друга… Я чувствую, насколько сильно я покраснел, но это не мешает мне обмениваться с ним взглядом. Лаву продолжает петь, кружа лично мне голову потрясающе эротичной мелодичностью своего голоса. Женя, которого я все так же придерживаю за лицо, наклоняется. Я смотрю, как он горячо проводит языком по моей груди несколько раз, будто вылизывая сосочек, затем его приятные губы чуть тянут его на себя. Он спускается ниже… минует губами пентаграмму и, чутко поцеловав меня в живот, наконец, тянет меня вниз.       С удовольствием я ложусь на постель… а Женя по-прежнему где-то там. Его губы ищут все новые места для поцелуев, и вскоре добираются до полоски трусиков. Мой животик дергается каждый раз, когда он прикасается к коже пониже пупка… Я ощущаю, что уже от этого мое дыхание начинает сбиваться. Это такое приятное чувство, когда… тебя просто ласкают, не в качестве награды и не требуя чего-нибудь взамен. Женя всего лишь… хочет сделать мне приятно. И это, в первую очередь, трогает мою душу.       Я слежу за тем, как он освобождается от футболки. Его мне тоже хочется потрогать, и он дает мне это, когда поднимается выше, чтобы поцеловать мои заждавшиеся губы. Пальцами жадно глажу его спину и грудь, его худые бока и лопатки, которые когда-то поцарапал… Внутренней частью бедра на мгновение я ощущаю его эрекцию. Видимо, дрочка его не спасла… и он сдался. Честно говоря, я не ожидал, что все может снова закончиться этим… но разве это не было очевидно с самого начала? Показывать ему свое полуголое тело, в надежде, что у него сила воли крепче, чем у меня…       — ..что ты хочешь, чтобы я сделал?.. — поцелуй взасос прерывается его вопросом. Я, не сразу понявший, что к чему, слегка хмурю брови, — В прошлый раз я не спросил, чего тебе хочется… Я могу сделать все, что захочешь. Хочу, чтобы тебе было приятно…       Не верю своим ушам… Меня хоть раз раньше спрашивали вот так в лоб, чего мне хочется?.. Не припоминаю. Так чего же мне хочется? Я вспоминаю все, что мне обычно нравится в постели… В голове сразу же всплывают мои собственные крики, звуки шлепков и чей-нибудь строгий голос…       — …будь со мной пожестче.       Женя недолго молчит, а после вдруг наклоняется и очень мягко целует несколько раз в висок… Я послушно лежу под ним, пока он пытается расцеловать все мое маленькое лицо от и до, каждый миллиметр. И зачем только я опять начал носить весь свой пирсинг именно сейчас — я, кажется, теперь выгляжу для него еще соблазнительнее, чем прежде… Женины губы слегка касаются сережки, когда он целует мою щеку. Я горячо дышу, этим надеясь заставить его не сдерживаться. Но ему, похоже, спешить совсем не хочется — он будто желает показать мне всю свою нежность и откровенные намерения. Словно Жене уже недостаточно просто со мной переспать. Ему... хочется сделать меня полностью своим?..       Нетерпеливый язык скользит по сережке в моей правой щеке, губы пробираются вверх и дотягиваются до септума. Я не верю и не понимаю, что он такое творит, но пока он оттягивает серьгу в моем носу губами, я сладко постанываю, ерзая своим заводящимся телом под ним. Прикасаясь пальцами к моим волосам, Женя продолжает путь по моему лицу и добирается до бриджа в переносице, с которым уже не хочет так церемониться, как с предыдущими пирсами — теперь его язык двигается жадно, обводит оба шарика по несколько раз, и в конце еще он слегка тянет их губами.       — Жень… — дрожащий голос из моего горла говорит только о том, как сильно мне все это нравится, — …делай все, как сам хочешь.       — Сделаю так, как ты заслуживаешь.       Его ласковый шепот оканчивается кротким поцелуем в уголок моих губ. Ненапористая рука скользит по моему телу вниз, пока он начинает ласкать мое ушко языком. Я жмурюсь и издаю громкий стон — только сейчас понимаю, что его игры с моими сережками порядком меня возбудили. Ладонь Жени дотрагивается до моего члена сквозь кружева, и я невольно дергаю бедрами и тазом, подаваясь ему навстречу. Я уже хочу его… хочу, чтобы он скорее мне засадил… Женя понимает это, когда отстранятся и смотрит на свою ладонь — на ней поблескивает моя смазка, которой я умудрился испачкать и его, и свои трусики…       Его ресницы дрожат, когда он медленно подносит ладонь к моему лицу. Указательным пальцем он дотрагивается до моих губ, заставляя ощутить собственный вкус… Я весь уже горю от нетерпения, но Женя продолжает мучить меня. Лишь на секунду он позволяет мне обхватить свой палец, а затем убирает его обратно и водит им же вдоль моего члена. Я начинаю вести себя жалобно — корчу мордочки и постанываю, надеясь, что он сжалится. Конечно, то, что он делает — это совсем не жестоко по сравнению с тем, что со мной уже делали… но мне все равно нравится возвышать его над собой хоть немного.       — …можно мне полизать тебя? — Женя горячо шепчет мне на ухо, и после не отстраняется от него, не дает мне заглянуть в его лицо. Мне ничего не остается, кроме как позволить ему… хотя я даже толком не понимаю, что именно он хочет. Пусть лижет… где угодно. Я ему все разрешу. Я знаю, что он не сделает мне больно…       — Да… да, я ведь был в душе, — смущенно даю ему разрешение вслух, и тогда он мягко переворачивает меня на живот. Снова его губы изучают мое тело, теперь особенно старательно целуя в шею снизу. Место, где поселилось маленькое солнышко… Затем его дыхание щекочет мои лопатки, поясницу… А я все еще не верю, что он так ласков со мной. Меня хоть раз целовали в копчик? Я правда не помню ничего такого… Женины руки приподнимают слегка мою задницу, а после сдвигают в сторону полоску стрингов. Я, наконец, понимаю, чего он хотел…       Меня пробирает дрожь, когда он впервые касается меня сзади языком. Такой горячий, гибкий, но твердый… Его пальцы хватаются за мои ягодицы, раздвигая их, пока я цепляюсь за подушку и стонаю в нее же, весь уже красный и горячий, словно меня на сковороде жарят. Язычок его снова и снова скользит, и я не могу себя контролировать — чувствую, как анус сжимается после каждого касания. Вскоре его пальчики подбираются ближе к нему и начинают мягко растягивать в стороны… отчего язык оказывается только глубже во мне.       — Блять! — я несдержанно кричу, поерзывая на постели. Мой твердый член прижат мною же к кровати, и кружевные трусики так его щекотят, что боюсь пошевелиться, — …не обижайся, если я так кончу.       — Не буду… — послушный и внимательный Женечка продолжает. Его пальцы постепенно погружаются во влажный вход, и я, конечно, не могу не попросить потянуть его в стороны. Через силу выдавливаю эту просьбу, краснея еще сильнее раза в три. Женя слушается, — …так? Тебе приятно?       Я мычу, соглашаясь. Снова его язык во мне, в растянутом на пару сантиметров анусе, и я уже кричу от удовольствия. Да, блять! Я это обожаю. Потяни сильнее… и я кончу, сейчас же кончу, богом клянусь. Я ерзаю на постели, мой член ласкается о простынь, пока анал завоевывает Женино внимание. Горячий язычок двигается внутри, входит и выходит, и так по новой, пока я не схожу с ума и не поднимаю голову с кровати, охваченный неконтролируемыми конвульсиями. Мое дыхание замирает на миг, а после я вскрикиваю, невольно подаваясь попой навстречу Жениному лицу. Просто охуеть, блять…       — Ж… ж… — судорожно мои пальцы подергиваются, пока я пытаюсь обернуться и посмотреть на него. Пиздец, не могу даже имя его выговорить... Вдруг слышу теплый смех за спиной:       — Ты там старый жигуль пытаешься завести? — вдруг он целует меня в затылок, а я так злюсь из-за его шуточки, что дар речи ко мне так и не возвращается, и я не могу ничего ответить, — Давай снимем трусики… а то они теперь мокрые.       Вихрем в голове тут же проносится ночь, когда я кончил в машине у Тимура и испачкал кожаное сиденье, вытереть с которого сперму не составило бы никого труда. Но он заставил меня все вылизать… а Женя просто предлагает мне раздеться. Переживая, что мне неприятно будет в мокром белье… Я даже не успеваю ничего ответить, когда кружевные трусы уже отправляются лежать на тумбочке, а Женя из нее еще достает смазку и завалявшийся презик. Я, снова уже лежа на спине, сразу же дотягиваюсь до резинки рукой и жадно хватаю:       — Вот этого… не надо, — и выкидываю, хрен пойми, куда. Справки для Тимура у меня уже есть, и, если Женя попросит, я покажу их и ему. Я не хочу, чтобы что-то нас разделяло. Мне будет приятно, если он закончит в меня… и я смогу почувствовать это.       — Уверен?..       Я судорожно киваю, за что получаю от Жени очередной поцелуй. Наши тела прижимаются друг к другу, я начинаю лезть пальцами под его шорты. Он помогает мне своими руками — быстро раздевается догола. Мне нравится, что он снял майку. Два моих предыдущих партнера, отчего-то, этого делать не любят… А ведь это так приятно — прикасаться к голой груди своею, чувствовать съежившиеся соски и мурашки, иногда возникающие под ребрами…       Мне было совсем не сложно сдерживаться с ним и ласкать, столько, сколько попросит. Юнино гибкое тело хотелось мять в пальцах, придавая ему какую мне угодно форму. Он так сладко стонал, когда я со всей своей искренностью подобрался к нему сзади. Мне хотелось этого не меньше, чем ему. Каждая клеточка моего тела желала этого… Уходя в «туалет», я очень, очень быстро подрочил. Снял штаны и только коснулся члена, как он тут же выстрелил. Мне понадобилось больше времени на то, чтобы все вокруг за собой убрать… Мне до безумия было страшно осознавать, что Юня настолько сильно затрагивает что-то во мне… что я возбуждаюсь снова и снова.       За то теперь я был готов на длительное развлечение. Оттого мне и хотелось доставить удовольствие именно Юне. О своем я как-то не заботился. Может быть, я почувствовал, что его никто особо не спрашивал о том, чего он сам хочет… Даже эта фотосессия была вынужденной мерой. Когда он попросил меня развязать ему какую-то там ниточку на спине, я быстро понял, что это — просто уловка. Не трудно было догадаться, чего он хотел на самом деле… и я решил ему это дать. А может даже дать больше, чем он просил…       «Beach house — Space song». Последняя песня, которую я еще мог различить остатками трезвого ума… прямо перед тем, как потерять рассудок и провалиться целиком в наслаждение с Юнионом…       Я следил за тем, как он ищет глазами что-то на потолке в момент, когда входил в него. Без защиты… он ощущался иначе. Теплее, сильнее обхватывал и окунал в сладкое безумие. Мне хотелось врываться в него, как бешеному, но я стискивал ладони в кулаки и плотно закрывал глаза… Это стоило того, чтобы получать удовольствие от его чувственных стонов.       Я никогда еще не видел у него такого красного лица. Двигаясь мучительно медленно, я будоражил нечто не только внутри него, но и себя тоже. Мы часто сталкивались взглядами, полными желания сказать множество приятных слов, но я каждый раз глушил попытки поцелуями. Вкус его целованных кучу раз кем-то до меня губ не стал от этого хуже… Он так хлопал глазами, будучи ведомый моими губами во всех наших поцелуях. Как же он хотел отдаться мне… целиком позволить мне делать с ним все, что заблагорассудится.       В какой-то момент я словно проснулся от приятного послеобеденного сна и почувствовал, как выдохся. Юня лежал, обнимая меня за плечи и пристально глядя на меня. Лицо его было мокрое, дыхание горячее… Когда я мягко поднял его правую ногу и положил на плечо, бесконечно поглаживая от бедра до лодыжки… а затем стал целовать в области голеностопного сустава, там, где кожа особенно нежная… Юня почти задохнулся от стонов. Мне очень хотелось дать ему еще больше приятных прикосновений, когда я понял, насколько сильно ему они нравятся. Трогал его везде, где мог, снова и снова проникая в его податливое тело…       — Можно мне… сказать глупость? — произнес еле шевелящимся языком Юня, обхватывая ладонью мою влажную шею и глядя точно в глаза. Я кивнул. Его ресницы опустились, губы задрожали, — Мне очень нравится запах твоего тела… Я не знаю, почему. Твои кожа, волосы, даже… даже сперма, все пахнет так приятно. Голова кружится… когда ты проходишь мимо меня…       Его голос начал подхныкивать, отчего я вдруг переместил свою ладонь и коснулся большим пальцем его опухших губ. На мою руку тут же легла Юнина, и он стал ее направлять, заставляя меня погладить его щеку. Со странным удовольствием я ощущал под кожей его пирсинг, который хотелось снова потрогать губами…       — Я не хочу, чтобы это заканчивалось… — Юня на секунду улыбнулся, после чего одарил меня нежным взглядом. Мне до безумия хотелось признаться ему в любви тут же, в эту самую секунду… но… в любви? Он ведь просто мне нравился. Все это время… он мне всего лишь был симпатичен… Но в этот самый момент, когда я был в нем, он — во мне, мы касались друг друга так, как никогда не прикасались ни к кому другому… я понял. Я люблю его. Я хочу быть с ним, хочу ему принадлежать и иметь его у себя во владении. Что будет, если я больше не смогу его увидеть, если он вдруг пропадет из моей жизни так же внезапно, как появился в ней?.. Выдержу ли я? Не хочется об этом даже думать…       — Жень… можешь сказать мне что-нибудь приятное?..       — Я… — я растерялся, не знал, что такого можно сказать, — …тебе не нужно никакое белье, чтобы быть сексуальным. Когда ты без одежды, это… лучшее, что я видел в жизни…       И мы снова впились друг в друга жадными губами.       Женя мягко сажает меня на трюмо. На его столешнице ничего, кроме фотоаппарата, к счастью, нет, и не мешает мне расположиться. Я с радостью его целую, как мне кажется, напоследок — разница в росте мешает нормально дотягиваться друг до друга, пока он стоит, а я сижу. Я чувствую его член в себе снова — плавно входящий до упора, заставляющий мои бедра дрожать… Упираясь руками в столик позади себя, я раздвигаю ножки пошире. Женины пальцы гладят ремешки на моих бедрах, перед тем, как он снова начинает двигаться во мне…       Он обнимает мои ноги, подолгу смотрит в глаза и следит за каждой тенью эмоции на моем лице. А как мягко и при этом глубоко он входит… этого мне не описать. Я уже ощущаю, как воспалена моя простата от таких долгих и интенсивных ласок, но все, что я могу — это мучительно извиваться и выпускать с головки члена по несколько непонятных, полупрозрачных капель. Мы с Женей смотрим на них, я краснею и получаю от него очередной поцелуй.       — Ты не устал? — спрашиваю я, потому что начинаю уставать сам. Он мотает головой, обнимает меня и целует опять. У меня пухнут губы от этого, но я все еще получаю дичайшее удовольствие. Каждый поцелуй, каждое прикосновение, да даже каждый его толчок в меня — это такая нежность, что мне… а, не важно, что мне хочется от этого! Я старательно мотаю головой, лишь бы не сдаться и не позволить чувствам выплеснуться…       — Ты такой красивый, — вдруг шепчет Женя и, немного наклонившись, прижимается губами к моему лбу. Его пальцы вдруг сжимаются чуть крепче на моих ногах, которыми я старательно обнимаю его за пояс, — Я… кажется, хочу закончить. Можно?..       …он, блять, спрашивает у меня, можно ли ему кончить?! Я, закусывая губу изнутри, естественно, киваю. Как я могу ему отказать в таком удовольствии?!       — А ты? — он шепчет, заставляя меня кусать губы еще сильнее, — Может, сначала ты?..       — Я больше не хочу, — тихо отвечаю, смущаясь и опуская голову… но Женя ладонью поворачивает мое лицо вверх и горячо впивается в мои губы. Его бедра еще несколько раз отстраняются от меня, чтобы через секунду прижаться как можно крепче и дать мне почувствовать пульсацию члена в глубине. Он опять ласкает мою простату, и я тихо охаю в чужие губы — что-то снова немного вытекает из моего члена… Женя мягко разрывает поцелуй и смотрит тупым взглядом на меня. Он все еще внутри… глубоко дышит, не отстраняясь и не отворачиваясь.       Вдруг его руки обхватывают мои плечи и притягивают еще ближе к его телу. Мое лицо вжимается в его плечо, пока он поглаживает пальцами меня по волосам на затылке… Я старательно терплю, крепко жмурюсь, но… он начинает целовать меня в макушку. И это заставляет меня сдаться…       Еще мало что понимая, я прикрыл глаза, зарываясь носом в белые волосы Юни. У меня сильно сбилось дыхание и сердце ходило ходуном в грудной клетке, но я ни о чем не жалел — то, что произошло между нами, было одним из лучших занятий любовью в моей жизни. Юня такой нежный и чувственный парень… Если делиться с ним своими эмоциями, он тоже не скупится поделиться своими. Стонать в унисон, глядя прямо в его глаза — это что-то с чем-то. Я обязательно хочу повторить это, еще сто раз, еще тысячу раз… Миллион раз, если сердце выдержит…       Его плечи неожиданно дернулись, и я отчетливо услышал, как он шмыгнул носом. Когда я мягко повернул его лицо вверх, я, мягко говоря, охренел — он за ту короткую минуту, что я его обнимал, успел разрыдаться до такой степени, что сопельки текли из носа…       — Ты чего плачешь? — обеспокоенно спросил я, когда он судорожно вытер рукой все свое лицо. Он мотнул головой, но я настойчиво и долго смотрел на него… Нельзя же просто так плакать после хорошего секса? Или он был настолько плохим для него?! — У тебя… болит что-то?       — Нет… — и голос у него уже был заплаканный. Пиздец, что я наделал… Что я сделал не так?! Я — самый худший любовник на свете… — Просто… меня никогда еще раньше так нежно не трахали…       Юня опять начал рыдать, прижимаясь к моей груди лицом. Я сначала удивленно смотрел на его дрожащую макушку, а затем грустно улыбнулся и обнял его опять. Услышать такое… конечно, было приятно, но одновременно очень больно. Почему же раньше… никто и никогда не пытался показать ему свою любовь? Хоть кто-нибудь любил по-настоящему этого сладкого мальчишку, которого мне теперь хочется расцеловать в розовые щеки?! Охота думать, Жень — бери и целуй… что я и начал делать через миг. Слезы солью отдавались на моих губах и языке, пока я стирал их. Юня не мог никак остановиться, да и я не хотел ему мешать. Кто знает, сколько по времени в нем копились эти слезы?..       В моих надежных объятиях он переместился на кровать. Юня не хотел ни на миллиметр от меня отстраняться — как только я положил его, он тут же опять в меня вжался, спрятал лицо чуть ли не в подмышке, подтягивая свои коленки к груди. Я лег похожим образом, но так как он был маленькой мартышкой у меня на груди, мои колени лишь обрамили его тело, похожее на комочек. Он плакал и плакал, пока я стирал с его личика слезы и пытался улыбнуться… Такой он малыш. Хотелось его спрятать от всех, чтобы никто больше не смел прикоснуться к нему и пальцем, чтобы никто больше не причинил ему боль…       Человека так растрогал просто нежный секс… Насколько же сильно ему не хватало нормальности в любых отношениях? Не верилось, что Костя никогда не давал ему того, что смог дать я — мягких поцелуев и приятных слов, плавных движений… Юня вдруг перевернулся и прижался ко мне спиной, хватая меня за руку и обнимая себя ею. Я смог прижаться крепче к его маленькой спинке…       — Давай немного поспим? — неуверенно спросил он, — Я хочу вот так уснуть сейчас… чтобы мне приснился какой-нибудь хороший сон. Просто… двадцать минут, ладно? Не больше…       — Хорошо, хорошо, — я бы согласился и без уговоров. Коснувшись носом его мягких волос на затылке, я закрыл глаза и прижал его к себе, прилипая к нему своей голой грудью. Юня вынул тонкое одеяло из-под своей подушки и осторожно укрыл нас обоих им по пояс. Обернувшись через плечо, он вдруг странно на меня посмотрел — взглядом, полным какой-то теплой надежды… и вдруг мягко поцеловал меня в щеку. Заглянув в мои глаза еще раз, он молча меня поблагодарил за все, что я для него успел сделать, и положил голову на подушку…       А я вдруг осознал, что только что на протяжении почти двух часов бессовестно изменял Алисе…       Обсудить произошедшее с Юней для меня не представлялось возможным. Я пытался сделать вид, что все совершенно в порядке, и то, что случилось — не было ошибкой. Мы по итогу проспали не двадцать минут, а почти два часа. Я проснулся, когда Юня стоял у своего шкафа и переодевался из красивого белья в свою одежду. Я взглянул на часы в телефоне — уже почти десять. Для личной встречи с Алисой сегодня слишком поздно. Похоже, придется переваривать пока что все внутри себя...       — Жень, я... — Юня, заметив, что я не сплю, обернулся. Я увидел, что на нем бежевая облегающая кофта с длинным рукавом, но с полностью открытой шеей и плечами, и брюки широкого кроя со стрелками, черные. Стоп, куда он собрался на ночь глядя? — ...надеюсь, ты не думаешь, что мы теперь встречаемся?       — Куда ты? — я приподнялся на локтях, чтобы на него получше посмотреть. Его вопрос был мной проигнорирован — я не хотел отвечать. Я ведь, если честно, немного надеялся на сближение с ним...       — Тимур звонил. Хочет увидеться. Заберет меня в десять, — тут же Юня отошел к трюмо и стал смотреться в зеркало. Он был красив, как и всегда, и я еще подумал, да зачем ему вообще нужны зеркала в доме — он мог бы просто вставать утром и идти, куда ему надо, не переживая о внешнем виде. И одет он был особенно соблазнительно — эти голые плечи не могли бы оставить никого, ценящего такую юношескую красоту, равнодушным. Мне сейчас же хотелось встать, подойти к нему, расцеловать обнаженную кожу, ведь этого мне явно не хватило. Но теперь он... бежал на свиданку с Тимуром. Ну, как, свиданку — встречу ради секса, очевидно... и это было не лучше, чем его отношения с Костей. Для меня так точно.       — Ты же говорил, что не будешь встречаться с ним.       — Я и не собираюсь. Я просто... — Юня замолчал, замявшись, когда я встал с постели и начал одеваться без спешки, — Ты можешь остаться и спать здесь, если хочешь.       — «Просто» что? Будешь спать с ним? Но ради чего? Деньги? Месть Косте?       — Жень. Тебя ебет? — он вдруг обернулся на меня и замер, как-то злобно глядя в упор, — Собираешься мне нотации читать, или что? Ты мне не мать, не мой парень, даже не...       — Даже не друг? — мне вдруг стало смешно. Хоть я и не успел понять, в какой момент наш разговор стал таким напряженным и пропитанным непонятной обидой друг на друга, я начал язвить и вредно улыбаться, — Ну да, извини. Я же просто... просто сосед, с которым можно иногда поебаться. И чего ради?       Юня заметно напрягся и отвернулся снова. Он продолжил собираться, а я уже начал двигаться к выходу из его спальни. Мне было жаль так говорить с ним, но я хотел все выяснить, раз и навсегда. Второй раз мы спим друг с другом, и второй же раз один из нас убегает сразу после. В прошлый я не знал, как быть, и поэтому сбежал... А вот Юня, похоже, вообще не воспринял произошедшее между нами, как нечто, что может изменить наши отношения... И потому бежал навстречу своей ничего для него не значащей пассии.       — Ты для меня не просто сосед, Жень, — движения Юниона стали рваными, он хватал свои вещи из шкафа, сумку с полки, телефон с тумбы, и все это так, будто раздавал пощечины своими маленькими ладонями, — Ты нудный, скучный, кислый ботан, тоскливый анимешник, любящий позанудствовать. Меня доебали уже твои тупые, непрошенные замечания по любому поводу. Чего ради ты встречаешься со своей рыжей шалавой? Чтобы трахать ее, и все. Почему мне нельзя тоже ебаться, с кем я хочу? Почему все пытаются мне внушить, что это — неправильно?!       Он почти уже кричал, ни разу на меня не взглянув, после чего подошел ко мне, стоящему у двери. Я испугался его — у него на лице было написано одно лишь бешенство. Зато его слова вполне прояснили то, как он ко мне относился... Нудный... Скучный...             Зануда.       — Забудь, что я сказал. Не смей спать в моей кровати, — он резко открыл дверь за моей спиной и указал пальцем в сторону зала, — Вали к себе…       — Юнь, я...       — Вали! — он не дал мне договорить, наконец, подняв на меня глаза. И в них я увидел застывшие слезы... — От тебя в моей комнате слишком душно.       Юня, плакавший пару часов назад на моем плече, растроганный чувственностью того, что произошло между нами, прогонял меня. Юня, целующий меня в лицо, прикрытые веки и одаривающий теплым дыханием, только что назвал меня душнилой. Что за блядство... Мне не хотелось уходить. Мне тоже еще было, что сказать... но я понимал, что если открою рот, то все сделается только хуже. Он не станет слушать, он не нуждается в моих поучениях. Совет насчет отношений с Кальцем он попросил у меня сам, и больше ему не было нужно слышать мои якобы мудрые слова. А мне как раз жуть, как хотелось сказать, что не нужен ему никакой Тимур, чтобы Костя от него отвязался. Я бы сам смог послать его нахуй. Да, получил бы в рожу разок другой, а может, даже ножом в бочину... но меня это, отчего-то, не пугало. Если благодаря этому Юня станет свободным...       — Луна и солнце никогда не встречаются в небе, — Юня заметно потер пальцами шею сзади, выговаривая фразу, окончательно разбившую мое сердце. Его лицо в миг стало для меня чужим, странно отталкивающим... даже неприятным. Я с трудом отвернулся и ушел в свою холодную комнату, где царила темнота. Я даже не включил свет, сразу прошел на балкон и распахнул там окно, чтобы стало еще холоднее внутри. Мне-то было жарко от волнения и вспыхнувшей в груди ненависти, а также от желания выйти в это сраное окно, и если б не москитная сетка... Боже, блять. О чем я думал?..       Я скурил почти две сигареты подряд, пока меня не затошнило. Дверь хлопнула в коридоре... Юня ушел трахаться с этим рыжим, бесячим пидорасом. Смешно, что мы оба заполняли дыры в сердце людьми, о которых говорят, что у них нет души... Хотя, я не мог судить адекватно, для чего Юне Тимур. Почему именно он должен помочь отвязаться от Кости? Почему я не мог сделать это? Может быть, Юнион совсем ничего ко мне и не испытывал, и искал новые чувства и отношения в Тимирязеве? Я нихуя не понимал и понимать больше не хотел. Знал только одно — мне нужно завтра поговорить с Алисой, рассказать ей о своем поступке, выслушать ушат говна, который она на меня выльет, и распрощаться с ней навсегда...