Скопление Исхода

      Когда я все так же сидел на баре и ждал такси, обещающее приехать через шесть минут, ко мне подошли двое ребят, одним из которых был тот самый типа ведущий. Они сказали, что видели меня пару часов назад в закулисье, и показали мне куртку, с вопросом, не знаю ли я, чья она. А я знаю. У них в руках была Юнина ядовито-зеленая светоотражающая укороченная куртка. Они вручили ее мне и сказали, что уж я-то точно ее передам хозяину, а они могут и не найти его больше сегодня… Когда я начал звонить Юне, то обнаружил, что телефон лежит в кармане курточки.       — Вот растеряша… надеюсь, не замерзнет, — держа куртку подмышкой, я вышел из клуба и уселся в такси. Вечер для меня продолжился отличной ночью. С Алисой мы созвонились, все было хорошо — Артур ее проводил, за что я ему был безмерно благодарен. Шоколадку ей, как и обещал, тоже купил. Мы с ней совсем немного поговорили, и она сказала, что пойдет спать. Я не был против — у нас с Даней были большие планы на предстоящую ночь. То, что завтра — суббота, дало нам разгуляться не на шутку. Мы с ним, конечно, не такие тусовщики, но полночи играть с ним в приставку, смотреть всякий угар на Ютубе, а перед сном вспоминать о всяких случаях из детства и задыхаться от смеха — просто невероятный досуг.       Проснулись мы не рано, и я уехал от него после обеда. В автобусе я подумал о том, что Юня, возможно, переживает о потерянной куртке и хотел позвонить хотя бы Косте, чтобы предупредить. Но его номера у меня не было, а Юнин телефон я не мог разблокировать — пароля не знал. Я написал Косте в ВК короткое сообщение еще вчера, но он до сих пор его не прочитал. Ладно… может, они дома, и я смогу все объяснить, когда приеду. По дороге я завернул в магазин, купил чай в пакетиках и две плитки шоколада, вспомнив, чего у Юни дома не хватает. Ну и еще захватил в отделе выпечки три элиша — такие вкусные пирожочки, по виду похожие на хинкали, с цветочком наверху. Внутри, как мне сказали, курица, картошка и лук. А я голодный. Вот и купился…       В квартире стояла немного непривычная тишина. Мне показалось, что дома — никого, но Юнины кроссовки валялись у порога, на тумбочке лежали его ключи. Наверное, он у себя. А вот Кальца дома точно не было — его берцы и куртку я бы точно увидел хоть где-нибудь в коридоре. Сразу по пути на кухню я очень тихо открыл дверь в спальню Юниона, и увидел, что он еще в постели, повернут к окну лицом и, видимо, спит. Беспокоить я его не стал — не знал ведь, в каком он состоянии был накануне и во сколько вообще вернулся домой. Может, их вечеринка закончились часов в шесть утра, а то и позже…       Я погрел себе поесть тушеную картошку, которую мы готовили вместе с Юней еще пару дней назад, и она получилась очень даже вкусной, включил тихонько телек для фона… Думал, чем мне себя занять, хотя бы пока Юня не проснется, а там, если он будет себя нормально чувствовать, позвал бы его доехать к Варе в тату-салон или прогуляться. Денек был солнечный, настолько, что я даже дернул жалюзи на кухне на окне — невозможно было телек смотреть от того, что светило прямо в глаза. Вспоминал о вчерашнем концерте и в частности о том, как на нем выглядел Юня… блин, он там спит сейчас, как хорек. Вот бы нырнуть к нему под одеяло и прижаться…        Я вздохнул, уже стоя с пустой тарелкой и намывая ее под струйкой воды. Сколько я еще выдержу все это мучение? Отношения с Алисой мне вообще не помогают, а иногда делают только хуже. Но решить что-то прямо сейчас у меня словно духу не хватало. Я не знал, что будет, если поступлю так, как просит сердце… поэтому меня и мотало постоянно в невесомости. Как бы мне поскорее найти почву под ногами…       Когда я выключил воду, то услышал, что Юнина дверь открылась. Он вышел, и я сразу же обернулся, с улыбкой ожидая его встретить и рассказать о путешествии его куртки. Но… как только его увидел, сразу понял, что срать ему сейчас на эту куртку, и даже на потерянный вместе с ней телефон. Мне хватило той секунды, которую он входил в проем в полной уверенности, что он дома один, чтобы разглядеть его лицо, как следует.       Пластырь на левой брови. Грубые царапины и кровоподтеки на скуле и ниже с той же стороны. Он выглядел так, будто его лицом повозили по асфальту… и я испугался, что так оно и было. Когда его пустые глаза поднялись и встретили меня, его голова быстро поникла, пытаясь таким образом от меня спрятаться. Но было поздно. Я закипел, так быстро, как еще никогда раньше…       — Юня! — тарелка чуть не выпала из моих рук, но я успел стиснуть пальцы и со звоном поставить ее в раковину самостоятельно. Я подскочил к нему, резко ставшему маленьким и щуплым, с висящими, как плети, руками и опущенной головой. Я убрал пальцами волосы с его лица, отчего он нахмурился и отвел глаза, — Что случилось?! Ты подрался с кем-то?       — Нет, — он отмахнулся от моей руки и обошел меня, чтобы взять с мойки чистый стакан, — Набухался, шел домой и упал. Можешь посмотреть, там на парковке скорее всего еще остались следы моего лица, — в эти безжизненные слова я вообще не поверил. Нельзя было на ровном месте упасть и, очевидно, проехаться рожей по бетону. Если только он не нырял в него вниз головой…       — Еб твою мать, Юнь, — развернувшись, я поймал его за предплечье, чтобы он на меня посмотрел еще раз, — Не надо врать. Где Костя? Это он тебя так?..       Юня тут же начал смеяться, так, что вода в стакане в его руке дрожала. Я чувствовал себя полным идиотом, но продолжал сжимать пальцами его руку. Может, зря я так на него?.. Вдруг он и правда упал?.. Я не отводил глаз от его лица, озаренного смехом, до тех самых пор, пока его веселье не начало превращаться в отчаяние. Широкая улыбка стала лишь гримасой, и он замер, глядя прямо в свой стакан с чистой водой… Ответ мне больше был не нужен. Это точно сделал Кальц, сомнений у меня не осталось.       — Я поебался с Тимуром.       Юня осушил стакан, поставил на место и тихо уселся за стол. Я не понял, когда перестал держать его за руку. Меня самого будто ледяной водой окатило, когда он это сказал… Но зачем? Для чего он сделал это? Для чего мне это выдал? Почему Кальц ему зарядил, если у них отношения свободные? А, пожалуй, на последний вопрос ответа искать не стоит — он просто собственник, придумавший правила, выгодные только для него. Сколько он уже спал с этой своей Настей — хуй его знает. А Юня должен был терпеть это и не сметь подставляться под кого-нибудь другого. Только вот…       — Юня, ну зачем?..       — Что? Зачем переспал с ним? — он затянулся паром из своей дудки, — Не поверишь — захотел.       — Он тебе нравится?       — Да тебе, Жень, какая инде разница? — Юня злился, но я не видел для этого причин. Тем не менее, он не убегал от меня, а спокойно сидел за столом и, видимо, ждал, когда включенный чайник вскипит, — Я просил совета насчет Кальца. Ты сказал «расставайся с ним». Я попытался. Ну да, может, не лучшим образом… но другого варианта у меня не было.       Тут я не мог поспорить. Разговоры с Костей, скорее всего, оказались бы бесполезны. Они бы просто разосрались, Кальц надавил бы на Юнино чувство вины и рассказал, как сильно он его любит, и этот дурачок опять бы повелся и разговор бы на этом закончился.       — И что, вы теперь все? Разошлись?       — Вряд ли. Зная его ебанутую натуру, мне еще долго предстоит с ним мучиться. Знаешь, что он мне сказал, когда водил моим ебалом по асфальту? — Юня вдруг усмехнулся, вспоминая слова своего любимого, — «Это чтоб он на тебя больше даже не посмотрел»…       Все это время я слушал Юню, глядя на его затылок, и только после этих слов уселся за стол прямо рядом с ним. Теперь, сидя так близко, я мог как следует рассмотреть его побои. Пластырь уже пропитан кровью, все его светлое лицо в мелких и крупных ссадинах, на скуле даже виден синяк среди них. Юня глянул на меня коротко, после чего стал усерднее курить, а я продолжил его разглядывать. Небольшая ранка в уголке губ и легкая припухлость со всей левой стороны лица. Блять… Окажись Костя рядом, я бы на него кинулся точно, и будь, что будет. Как он посмел…       — Зачем ты мне-то наврал? Сказал, что пойдешь бухать с другой группой…       — Потому что ты бы меня не отпустил. А если бы ты велел не ходить, то я и не пошел бы… — Юня протянул мне дудочку, и я сделал небольшую затяжку, просто за компанию. Курить сейчас мне не хотелось, — Мы ведь даже не потрахались. Я просто ему отсосал…       Юня теперь говорил с виноватым выражением. Но я понимал, что он чувствовал вину не перед Кальцем… а, скорее, перед самим собой.       — Как Костя тебя поймал после?..       — Ждал тут, у подъезда. Прикинь?..       — А зачем ты ему рассказал, где был? Соврал бы, что… не знаю, со мной ошивался.       — Я это и сделал, чтобы ему рассказать и показать. Да и, скорее всего, он видел, из какой машины я вылез на остановке… — Юня улыбнулся. Кажется, теперь, когда он начал мне открывать все, как было, ему начало становиться легче, — А во-вторых, ты разве не знаешь, как от людей воняет сексом сразу после него? Ты, думаешь, ходишь такой довольный по квартире, и я не замечаю, что ты только что в ванной дрочил?       Мне стало неловко и смешно одновременно, но так же меня это удивило. Я уверенно помотал головой:       — А… как? Что за запах?       — Не знаю, как объяснить… От Кальца, когда он возвращается после своей шлюхи, жутко воняет. Чем-то кисло-сладким, но таким… ой, не знаю, правда, не знаю, как рассказать. От тебя после твоей лисицы тоже странно пахнет, — мне было жуть, как интересно про это послушать. Я никогда не чувствовал носом ничего подобного… — А вот после того, как ты дрочишь, запах даже немножко приятный.       — Так, ладно, я понял, хватит, — я все же отмахнулся. Слишком смутился и решил сменить тему разговора, — Слушай. Я хотел сегодня съездить к Варе в салон. Я вчера много не пил, и прокол уже выбрал. А насчет эскиза мы договорились с тобой, вроде как.       — Да… — Юня ненадолго задумался, а когда позади него щелкнул вскипевший чайник, он кивнул, — Давай. Щас я только… немного в себя приду, и поедем. А ты записывался к ней? — я кивнул, — Супер. Что за прокол выбрал?.. В ухе?       — Ага, в ухе. Со смешным названием «конч», — Юня и правда хохотнул, когда я сказал это. Мое лицо расплылось в улыбке — хорошо, что он может смеяться, — Наверное, мне будет очень больно.       — Не переживай. У Вари легкая рука, да и пшыкнет тебе обезболом, может, — Юня, обернувшись, следил за тем, как я наливаю крутой кипяток в две кружки, — Ты, конечно, молодец, что уже поел… а я-то голодный. Сделаешь мне что-нибудь?..       — Ты че, обалдел, Сонин? Я в кухарки тут не нанимался, — конечно, я говорил беззлобно, и про себя уже думал, что такого можно ему приготовить…       — Ну блин. Я для тебя тоже что-нибудь сделаю тогда. Сыграю твою любимую песню, например… Могу дудку подарить, любую из тех, что у меня есть! Или массаж сделаю… — он задумался об этом слишком всерьез, — Да, правда! Я очень хорошо делаю массаж. Разомну твою кривую, усталую спинку, как следует.       — Что значит «кривую»?       — Конечно, кривую. Ты же ходишь вот так, — Юня показал меня, скрючившись и спрятав голову в плечи, — Знаешь, как спина и шея от этого устают? Нужно их разминать… Даже если ты не будешь мне ничего готовить, все равно сделаю. Это тебе не помешает.       Опять он показывал заботу, не говоря прямо. Делал вид, что ему самому это интересно, а не то, что хочет сделать мне приятно или просто как лучше. Он не заметил за болтовней, что я уже принялся разогревать для него тоже еду… поэтому нахмурился, когда запищала микроволновка. Увидев тарелку с картошкой, Юня хлопнул в ладоши и дождался, когда тарелка окажется перед ним вместе с ложкой и кусочком хлеба.       — Сегодня нам опять придется готовить, — мои слова заставили его поникнуть на секунду, — Пожарим картошки? Как ты любишь. С чесночком…       — …и укропом. Да, обязательно пожарим, — я стал следить за тем, как Юня быстро ел, пока сам попивал еще сильно горячий чай. Юня улыбался, а мне больно было смотреть на его расцарапанную щеку… Я слушал его рассказ о том, как сильно ему понравилось выступать вчера, а особенно — петь, а у самого сердце щемило. Эта гнида Кальц его ударил… приговаривая, что хочет испортить ему лицо, чтобы никто другой не обратил больше на Юню своего внимания. И ладно бы просто ударил в горячке, но ведь он, получается, нарочно повалил его на землю, и даже так не просто шмякнул лицом о землю, а поелозил… Пиздец, ну какой ужас! У меня мурашки даже от мысли об этом!.. Мне страшно было думать о том, чтобы оставлять Юню одного. Что еще разозленный Костя может выкинуть? Даже Юня не знал этого…       Варя ждала нас к трем часам. Вернее, меня ждала, а Юня, получается, сел на хвост. В коридоре он, надевая вторую свою куртку — черную, да попроще на вид, — причитал, что ему ужасно повезло, что те ребята вчера нашли меня и передали мне его любимую зеленую куртку. А еще он понял, что забыл свой фотоаппарат у Тимура. Но это, как он сказал, не страшно. Они скоро встретятся вновь, и тогда он сможет забрать свою вещь.       — Ты хочешь с ним встречаться начать? — я спросил, когда мы сидели в автобусе с одной парой наушников на двоих и слушали «Chase Atlantic — Consume» на повторе, потому что Юня сказал, что она ему очень понравилась и он хочет послушать ее еще.       — Не получится. Я ему не нравлюсь, да и он мне, честно говоря, тоже.       — И как он тебе поможет с Костей разойтись?       — Я сам пока не знаю… Блять, во что я ввязался, — Юня вдруг немного наклонился и полностью спрятал лицо ладонями. Его тонкие пальцы легли поверх ссадин, но он даже не дернулся, — Может, проще уже лечь и сдохнуть… а, Жень? — я услышал в этих словах лишь мольбу о помощи, и стал думать, что ему ответить. Как мне его успокоить…       — Ну чего ты, — я осторожно начал, касаясь вдруг его колена пальцами, но только на секунду. Мне стало неловко, и поэтому я тут же одернул руку, — Отстанет от тебя этот Костя, рано или поздно. Мало, что ли, таких историй с преследованием и прочим? Все хорошо будет.       — Обычно такие истории заканчиваются тем, что жену находят убитой своим ебанутым мужем или самой собой…       — Не нагнетай, — наконец, он опустил руки, и у меня появилась возможность разглядеть его профиль. Этот маленький, прямой носик так и хотелось ущипнуть, но я боялся пока трогать его в лишний раз, — Просто пока не ходи один по безлюдным местам… И вообще, вы с ним, вроде, уже расставались раньше? Как это было?       — Ну… Я психовал из-за его блядок. Он говорил, чтобы я катился нахуй и что я ему не нужен такой весь из себя ревнивый. Пропадал на недельку, а потом возвращался с цветами, тортами, браслетами, кольцами, серьгами… — Юня вдруг тихо хихикнул, приподняв левую руку и слегка покрутив, чтобы показать мне два серебряных браслета на ней, — Это все от него. Я быстро продавался… Один раз я сам первым решил с ним помириться… потому что денег на сигареты не было.       Я пытался скрыть свое охуевание, но мне было очень сложно это сделать. С первого взгляда Юня казался в меру обеспеченным человеком. Хоть он и лентяй по большей мере, квартира у него выглядит опрятно, да и сам он всегда неплохо одет, дома есть еда. Время от времени у него появляются новые шмотки… Неужели это все — Кальц? Как только не жаль столько денег на содержание парня, который тебе, по сути, даже уже толком не интересен.       — Не имею в виду ничего личного, но… зачем ты ему вообще, в целом, нужен? Он так сильно тебя любит?       — Хуй знает. Если бы я его понимал, может, мы бы и не ссорились… — Юня, вздохнув, опустил голову на мое плечо. Я заметил, что это действие начинает превращаться для него в привычку. Невольно я слегка огляделся, боясь встретить чей-нибудь неодобрительный взгляд, но пассажиры, похоже, были заняты своими делами, — …или, наоборот, я бы понял, как сделать так, чтобы он разлюбил меня. Кажется, что чем сильнее я его отталкиваю, тем сильнее он ко мне тянется обратно. Когда я, в самом начале отношений, был милым с ним… его это раздражало.       — Ты умеешь быть милым?       — Сейчас уже вряд ли. Он меня… перевоспитал, как ему надо, — слушая голос Юниона и одновременно Митчела Кейва в наушнике, я ощутил, как сердце начало биться чуть быстрее. Кажется, любое его прикосновение ко мне вызывало волнение, — Не помню даже, когда в последний раз говорил ему, что люблю его. Когда благодарил хоть кого-то вслух… Я стал совсем другим человеком.       — Думаю, если это все — неискренне, если это — не настоящий ты, то все еще можно исправить. Да, вслух ты многого не говоришь… Но все равно можно почувствовать, что ты имеешь в виду на самом деле.       — Серьезно? Мне даже Варя говорит, что я — грубый пидорас, и нет ничего удивительного в том, что у меня нет друзей.       — Разве у тебя нет друзей, Юнь? — спросил я с упреком, и он тут же повернул голову вниз, начиная касаться моей куртки носом. Похоже, ему стало стыдно, — А как же Артур? Никита? И Варя ведь тоже, вроде как, твоя подруга. Она же не перестала с тобой общаться после того, как сказала тебе это. Мне показалось, ты легко находишь с людьми общий язык. Просто ты сам этого не хочешь… — но со мной, видимо, Юня с самого начала хотел подружиться. Поэтому мы сейчас и ехали, слушая одну песню на двоих.       — Наверное. Я думал, мне не нужны друзья. Дружить сложно. Проще быть одному.       — Так тебе никто не нужен или тебе сложно дружить, все-таки? — после этого вопроса Юня приподнял голову и стал смотреть на меня, — Каждому нужен хотя бы один человек, с которым можно поговорить. Иначе можно даже в дурку попасть. А насчет сложности… Мне кажется, если тебе сложно с кем-то дружить, то тебе лучше с ним вообще не дружить. Тебе, вот, со мной тяжело?       — Ну, нет… — он лукавил, но я не давил на него. Мне и самому тяжело было с ним отчасти, но лишь из-за сильных чувств. Если я ему так же нравлюсь, то ему, должно быть, тоже тяжко, как и мне.       — Ну вот. Мы всего два месяца знакомы, а уже подружились. А взять меня с Даней? Мы не видимся по полгода, только кидаем друг другу мемасы, а потом я беру и еду к нему ночевать. И никто никому не обязан ничем. Мне кажется, так и надо дружить… а не обижаться на то, что не звонишь или не пишешь слишком долго.       — А что, и такое бывает?       — Бывает… Особенно с девчонками. Они часто так обижаются друг на друга и перестают общаться. Лиса недавно рассказывала, что так с подружкой детства перестала общаться. Та уехала после девятого…       — Жень, знаешь, мне это не интересно, — Юня опять улегся головой на мое плечо, и я даже не обиделся нисколько на его слова, — Лучше включи еще что-нибудь такое…       — Могу просто другую песню этой же группы включить, — сказал я, и он согласно кивнул. Я прокрутил плейлист вверх и включил «Slow down», после глядя в окно и оценивая, сколько нам еще осталось ехать. Для одной песни целиком вполне достаточно… Юня чуть поелозил головой на моем плече, заставляя меня на миг ощутить запах его шампуня, а после его ладонь вдруг возникла на моем бедре. Она лежала внутренней стороной вверх и немного сжималась… что быстро помогло мне понять, чего он хочет. Я вложил свою ладонь в его, если это можно так назвать, потому что его короткие пальцы не смогли обхватить мою кисть и просто мягко стиснулись на ней…       Я видел, что он разглядывал мою руку. Гладил пальцами жилки, надавливал на слегка выпирающую вену. Его подушечки добрались даже до ногтей, которые он стал трогать с особым усердием. Он огладил каждый мой палец по отдельности вдоль, пока, наконец, не успокоился и не положил свою ладошку на мою, поменяв их местами. Теперь я мог сжать его руку, лежащую в моей… но не делал этого.       — Можно я дома что-нибудь еще сломаю, а потом буду смотреть, как ты чинишь?.. — я усмехнулся, услышав это, и отрицательно промычал, — Ну почему?.. Тогда я буду смотреть, как ты режешь картошку… и чеснок. И укроп.       — А сам ты что будешь в это время делать?       — Я? Смотреть, говорю же… — Юня хихикнул и повернул голову, а мне пришлось продолжить смотреть прямо. Если бы я тоже наклонился к нему, то наши носы могли соприкоснуться… и не только носы, — Вот бы ты умел на гитаре играть. Я бы долго смотрел на твои руки, пока ты играешь. Они очень красивые… Самые красивые из тех, что я видел вживую.       Я побоялся что-либо отвечать, закусив губу изнутри и молча наблюдая за тонкими пальцами Юниона, лежащими в моей ладони.       — Эта песня мне даже больше нравится, чем предыдущая, — сказал он. Я замычал. Мне тоже она нравилась больше… особо в такой трепетный для моего сердца момент.       Варя покрыла Кальца всеми существующими и несуществующими матами, да так, что ее помощница начала смирно сидеть на стуле, на половину спрятав лицо медицинской маской и хлопая глазами. Юня остался без наказания — он сначала сказал ей, как и мне, что просто упал, но она не поверила. Даже когда про Кальца и свою «измену» пришлось выдать, Юнион не рассказал ей, с кем именно переспал, и я понял, что об этом лучше помалкивать. Если бы Варя узнала, что Юня шароебился с Тимуром, то он тоже наверняка от нее получил бы. Она долго рассматривала лицо Юни и говорила о том, чтобы он шел в ментовку и снимал побои.       — Потому что это ненормально, пацаны. Я все понимаю, конечно… хотя, нет, я вообще нихуя не понимаю, — я сидел на низком пуфике и потягивал кофе из белой чашечки, глядя на Варю над Юней, в черном фартучке, перчатках и с собранными по бокам заколками волосами, — Ну и тварь этот ваш Огарок, оказывается. А я ведь помню, Юня всегда говорил: «да он меня и пальцем не тонул»! Так или не так?!       — Так.       — Ну. А теперь вытворяет! Вот попадись мне только, сука такая, — я улыбался, наблюдая за злостью Вари. Никак не ожидал, что она будет хотеть порвать Кальцу глотку даже сильнее, чем я, — Аж давление поднялось… Саш, можешь мне, пожалуйста, чаю зеленого сделать? Без сахара.       Девушка-помощница поднялась на ноги и довольно быстро отошла к небольшой, видимо, обеденной зоне, где мне она же еще пять минут назад заварила кофе. Варя, усевшись, наконец, на пуфик рядом со мной, звучно сняла перчатки и прикрыла лоб ладонью. А я вдруг задумался… о том, почему совсем не ревную Юню к Тимуру, а переживаю только о том, чтобы он с дуру не помирился с Кальцем…       — Не дай бог ты, Юня, с ним помиришься. Не дай бог простишь его, — Варя словно прочитала мои мысли. Юня с виноватой моськой шмыгнул носом, погладил пальцем свежий пластырь на брови и приблизился ко мне. Я протянул ему свою чашку с кофе, которую он охотно взял в руки и сделал осторожный глоток. Похоже, нам всем нужно было перевести дух после криков Варвары, которые, наверно, перепугали даже тех, кто был на ресепшне за стенкой.       — Ладно… — Варя приняла поднесенную к ней Сашей кружку чая, — Спасибо. Жень, ну, что решил?       — Мне понравилась твоя идея с «кончем», — я вдруг увидел, как Юня суетится рядом, не зная, куда себя деть, так что предложил ему место рядом со мной на небольшом пуфике, но он решил, что на моем колене сидеть будет удобнее, — В правом ухе хочу.       — И мы еще надумали сделать тату, — Юня с улыбкой отдал мне обратно чашку, — У тебя же есть белые чернила?       — Ну неужели, — Варя вдруг довольно начала улыбаться и переглянулась со своей ассистенткой, — Мы с Саней давно ждем, чтобы кто-нибудь пришел бить белое тату. Она очень хотела посмотреть и поучаствовать в процессе… Юня, ты, что ли, бить будешь?       — Нет, мы оба хотим.       — …точно? Или опять как с пирсингом?       — Точно, — я вмешался в разговор, заставляя Варю подозрительно сощуриться, — Это будет… ну, типа как пробная. Если понравится, то потом, может, еще что-нибудь сделаю.       — Эх, Женя, Женя, по скользкой дорожке ты идешь… Кальц тоже сначала долго упирался, говорил, что одну сделает, и все. Ту, что на руке. А недавно у меня уже спрашивал, сколько будет стоить рукав забить…       — Охуительно просто. Опять я не в курсе, — Юня возмутился и тут же встал на ноги, — Ни о каких его планах я, блять, не в курсе. Сначала работа за границей, теперь тату… Много он еще, интересно, планирует? И чего удивляться, что я налево хожу.       — Вообще-то, технически, ты и не ходил налево.       — Ну, Жень, не занудствуй. Ты понял, о чем я, — как-то слишком уж часто я слышал от него упреки в том, что я — зануда и душнила. Неужели это и правда так? — Давайте уже быстрее забьемся и проколемся.       Я собрал волосы в тугой хвостик повыше, чтобы точно ничего не помешало. Юня сидел все на том же пуфе, когда меня усадили в кресло, больше похожее на кушетку у стоматолога. Но я сидел на нем боком — Варя сказала, что этого будет достаточно для обоих процедур. Она опять была в перчатках, в маске по самые глаза, и ее помощница Саша тоже. Та подавала Варе нужные инструменты, пока я начинал ощущать какой-то мандраж. Руки, ноги похолодели… свет над головой начал слепить.       — Юнь… можешь подойти?.. — позвал я неловко, но тут же услышал шаги его ботиночек по полу. Как раз я был повернут в его сторону, ведь Варе от меня нужно было пока лишь мое ухо… Юня заглянул в мои глаза и несдержанно улыбнулся:       — Чего ты так переживаешь? Побледнел весь, — он опустился попой на дальний от меня краешек кушетки и стал оттуда на меня смотреть, — Даже если будет больно, пройдет за пару секунд…       — Мне чет пиздец, как страшно…       — Ну, ну, — Варя тоже меня успокаивала, протирая мое ухо чем-то обеззараживающим, — Смотри, Саш, какое удобно ухо. Тут по всей ракушке можно спокойно делать. Тебе бы, Жень, индастриал… или козелок проколоть, тоже хорошо было бы…       — Успеет еще, — похихикал Юня.       — Думаешь, одного мне не хватит?       — Нет. По себе знаю. У меня началось все с бриджа, и понеслась.       — Ты, кстати, Юнь, не забывай свой пирсинг надевать иногда, — напомнила ему Варя, — я не буду тебе заново соски прокалывать, извращенец мелкий.       — Я в сосках ношу, не снимая! А остальные вот да, надо бы уже надеть.       — Жень, готов?       Я немного помолчал. Юня пристально смотрел на меня, и вдруг протянул в мою сторону руку. Я за нее схватился, как за спасительную веревку для утопающего:       — Да.       Что-то хрустнуло, когда я стиснул зубы и пальцы Юни в своей руке, невольно заставляя его вскрикнуть вместо себя. На какое-то мгновение мне показалось, что в глазах потемнело, но резкая боль постепенно начала сменяться на тупую и пульсирующую. Боже, блять!..       — А ты смельчак, Жень. Один из самых больных пирсингов выбрал, — Варя смеялась надо мной в открытую, пока Юня разминал свои пальчики, которые, оказывается, и хрустнули от резкого сжатия мной, — Молодец. Заставил Юню покричать, что аж Кальц бы обзавидовался.       — Да иди ты, Варежка, — Юня тряхнул рукой и поднялся на ноги, чтобы подойти ближе. Он обошел девчонок и стал заглядывать ко мне в ухо, — Вау, как здорово смотрится, Жень.       — Как подзаживет, купи себе черное колечко, — Варя отошла на один шаг, осторожно припуская маску с носа, — Вообще будет огонь. А в следующий раз приходи козелок прокалывать. Юня тогда вообще без пальцев останется…       — Юнь, извини…       — Да все хорошо, она же просто прикалывается, — он вдруг нежно пихнул Варю в бочок кулаком, — А вообще, если хочешь, давай прям щас проколем тебе козелок?!       — Да ты ебнулся? Я чуть не обоссался, — девчонки и Юня вдруг расхохотались, а я ведь даже не пошутил, — Давай уж потом как-нибудь. Нам еще татуировки набивать!       Юня решил, что будет лучше, если он первым сядет под иголку в руках Вари. Я очень внимательно смотрел на то, как она обрабатывает ему кожу у основания шеи сзади. Она очень странно смотрела на нас, когда мы ей рассказали, какие хотим татушки, но ничего не говорила. Все равно я чувствовал, как у нее на языке вертелся вопрос, но она изо всех сил держалась, чтобы его не задать.       — Будет чуть больнее, чем обычную, потому что по линиям придется по несколько раз проходить, — Варя сказала это, когда чернила уже были заряжены, и она склонилась над Юниной шеей. Саша тоже стояла рядом и смотрела пристально с любопытными глазами. Сам я находился чуть поодаль, но мог видеть личико Юни. Когда машинка в руке Варвары зажужжала, он зажмурился от испуга и стиснул ладони в кулаки… и мне стало страшно за него.       Я собирался встать и подойти, но вдруг у меня в кармане завибрировал телефон. Мама звонила.       — Мне можно отсюда выйти ненадолго?       — Конечно, — Варя даже удивилась, когда я спросил, и я поспешил ответить на звонок и покинуть их ненадолго, чтобы поговорить с мамой…       Жене и правда очень к лицу его новый пирсинг, и совет Вари насчет того, чтобы потом надеть черную сережку, довольно дельный. С его светлыми волосами она будет здорово резонировать… Смотрю исподлобья, как Женя выходит из помещения, пока мне под кожу вгоняют иголки вместе с белой краской. Внизу моей шеи начинает появляться эмблема солнца, самая простая из всех, что можно придумать — круг и палочки от него во все стороны. Больно… но терпимо.       — Юнь… — Варя вдруг тихо обращается ко мне, и я еле слышу ее из-за работающей машинки, — …неужели тебе за него совсем не страшно?       Вопроса я не понял… или, вернее, не хотел понимать…       — А че мне за него бояться? Он сам захотел, и татушку, и пирс. Я же за руку его сюда не тащил…       — Да я не про это, — машинка на секунду глохнет, — Твой Кальц, он тебе по морде из-за Жени настучал? Скажи, как есть… если при нем не можешь говорить об этом.       — Нет, это правда не из-за Жени. Я Женька в свои отношения впутывать не хочу.       — Я думаю… ты уже его впутал. Кальц это так просто не оставит. Тебе так не кажется? — я мычу, когда иглы снова начинают пронзать мою кожу с бешеной скоростью, — Он на тебя так смотрит… Не говори, что ты этого не замечаешь. Мы, конечно, не сильно старые еще, но Женя… он же совсем еще мальчишка. Представь, как может сработать его максимализм… Он может сам себя случайно впутать в большие проблемы с Кальцем. Почувствует себя героем, подумает, что все может…       — Варь, я… могу тебе пообещать, что с Женей ничего не случится. Если начнется что-то неладное, я все решу…       — Как? Вернешься к Косте? Ты ведь понимаешь, что это — единственное, что ему будет нужно. А вот тебе это точно больше не нужно.       — Женя — не такой дурак, как тебе кажется. И он совсем инде не мальчик… Хотя, его желания насчет того же пирса говорят об обратном. Но… в общем, не парься. Я знаю, что делаю.       — Не ошибись, — она двигает руку с машинкой, и внезапно ощущения становятся хуже, чем были, — Он тебе самому-то… нравится?       — Кто?       — Женя, кто.       Я немного задумался. Ну, нравится, вообще-то… но я не был уверен. С недавних пор мне начало казаться, что он изо всех сил давит в себе чувства по отношению ко мне. Так что, во-первых, какая разница, нравится он мне или нет? А во-вторых… моя симпатия к нему может объясняться тем, что он проявил ко мне заботу, большую, чем кто-либо другой, а главное — большую, чем Кальц. Мне и Тимур уже начал нравиться просто потому, что обратил на меня внимание и погладил по головке, когда я послушно принял в свой зад его импровизированную игрушку…       — Не знаю я, Варь. Я вообще уже нихуя не понимаю, — одной рукой я быстро протираю слегка вспотевший лоб, — Я хочу щас просто сделать так, чтобы Кальц от меня отъебался, и больше ничего. Надеюсь, у меня получится. Он мне уже звонил сегодня два раза… но я трубку не взял. Не хочу ни видеть его, ни слышать… А почему ты про Женю спрашиваешь? Тебе показалось, что он мне симпатичен?..       — Да не то, чтобы… Просто побоялась, что ты случайно дашь ему ложную надежду на то, что у вас что-то может получиться.       — У него же телка есть. Зачем ему я? Вряд ли он стремится к тому, чтобы завоевать мое сердце…       — Ну-ну, — Варя даже хихикнула, — Ты думаешь, он сюда ради себя пришел? Ты ведь ему предложил. Он потому и согласился. Хочет тебе понравится… всеми способами. Чтоб ты заметил его, и понял, что он может быть лучше, чем Кальц. В следующий раз, когда будешь на Женю смотреть, подумай об этом. Я бы тебе, кстати, от души посоветовала с ним не ругаться. Он хороший парень… и даже если вы так и останетесь друзьями, это уже будет круто. Не потеряй его. И не сломай. Как в той песне «Максим» поется…       Я улыбаюсь. Ни в коем случае я не хочу стать причиной, по которой Женя сломается. Он и правда такой классный, что хочется дружить с ним. Пусть он часто занудствует, но у него очень добрая и теплая душа… и я уж, конечно, не признаюсь Варе, что хочу залезть в нее и остаться там надолго. А может и не хочу… Я и правда не знаю, что чувствую. Меня гложет какая-то тупая вина перед Кальцем, и я понимаю, что у нас с ним все не может закончиться так просто… и все мои друзья будут опять проклинать его и ругать меня, за то, что я, наивный придурок, снова к нему вернулся…       Женя заходит обратно, больше не давая нам поговорить о нем. Я с большой нежностью и долго смотрю в его сладкие глаза, напоминающие мне о пирожных с карамельно-ореховым вкусом… так долго, что он неловко смотрит на меня в ответ и иногда улыбается. Наверное, он думает, что я ищу поддержки, пока испытываю боль от иголочек… но нет. Мне просто нравится на него смотреть, нравится его лицо, ни на чье не похожее. То, как он заправляет волосы за ухо, когда пьет чай из моей кружки, или как закрывает глаза, слушая приятную музыку… это что-то невероятное и совершенно новое для меня. Да, мне знакомо это чувство, что во мне появилось, но одновременно с этим и нет. Словно все предыдущие мои симпатии к кому-либо, которые я испытывал на протяжении жизни, объединились в одну…       У Жени оказался болевой порог ниже, чем мой. Когда он сидел на месте, где только что был я, а Варя наклонилась над ним, мне пришлось опуститься на корточки прямо перед ним. Так что теперь я, глядя на него снизу вверх, крепко держу его теплые, дрожащие ладони и смотрю в зажмурившиеся глаза. Он иногда сдается и мычит или даже стонет, но когда открывает глаза и видит меня, то его покрасневшее лицо ненадолго становится спокойным. Варя не отвлекает его разговорами, да и я молчу… Мне отчего-то кажется, что он сейчас совсем не хочет болтать. Он очень сосредоточен, чтобы не выдать весь свой страх и силу болезненности нанесения чернил.       — …мама сказала, — вдруг выдавливает он, не открывая глаз, — что убьет меня, когда приеду домой.       — Ты ей рассказал? — спрашивает Варя, очевидно, улыбаясь под маской. Женя только мычит, подтверждая, — И про пирс?       — Пока только про пирс. Не хотел, чтобы ее сразу инфаркт трахнул. За тату она сама приедет, чтобы меня убить, — мы все смеемся. Все, кроме Жени. Он так же держится за мои ладони, пытается перебирать мои пальцы, — Уже спрашивает, как у тебя, Юня, дела.       — Ты ей про меня рассказывал?       — Конечно. Она не могла не знать, с кем я живу. Рассказал, что ты — музыкант, что очень красиво играешь и поешь… — Женя приоткрывает глаза, чтобы увидеть мое улыбающееся лицо, — Надеюсь, ты не обидишься, но про твою ориентацию я ей не говорил. Она, вроде, в целом нормально относится… но не знаю, что подумает насчет тебя. Мы ведь, все-таки, живем вместе.       Я лишь мотаю головой. Бог с ним, пусть не рассказывает. Моя мать когда-то узнала, что я люблю исключительно мужчин, и от этого наши отношения стали только хуже. Как сейчас помню тот день, когда мой тогда уже бывший парень притащился пьяным к нам домой и ныл под дверью, пока мать не вышла, и он ей выдал все, как на духу. Меня дома не было, но когда я вернулся, меня ждало длительное общение с ремнем и ее криками. Она, вроде, даже заперла меня тогда на несколько дней дома… рыдала и вымаливала у Аллаха прощения за то, что ее сын родился ненормальным…       Ладно. Это все уже былое и не имеет никакого значения в настоящем. Я смахиваю с лица пелену воспоминаний и поднимаю глаза на Женю, над которым перестает жужжать машинка. Варя протирает его кожу несколько раз, а потом Саша заклеивает маленькую татушечку такой же пленкой, которую налепили мне еще полчаса назад. Я поднимаюсь на ноги и, не выпуская рук Жени, смотрю на его шею. Нежный полумесяц, пока что с красными контурами, отлично выглядит над седьмым позвонком шейного отдела. Мне уже хочется его потрогать, но, конечно же, делать это нельзя.       — Не пить, не чесать, пленку сдирать на пятый-шестой день, — Варя дает нам напутствие на грядущие дни, — В баню не ходить, и поменьше спорта и секса. Чтобы сильно не потеть…       — Ну, это не проблема, — Женя выворачивает свою руку, чтобы показать сильные ссадины на локте, и они с Варей завязывают недолгий разговор об этом происшествии. Я до сих пор немного злюсь на него за то, что он навернулся тогда, хоть и понимаю прекрасно, что это глупо и бессмысленно. Он ведь не специально…       По дороге домой в автобусе я опять его прошу включить ту песню, в которую я влюбился после первого же прослушивания, пялюсь в окно, за которым постепенно темнеет. Сумеречное небо в облаках, с Волги веет холодный воздух, говорящий о плавном приближении зимы. В какой-то момент зажигаются фонари над дорогой, и я невольно дергаю губами — обычно этот момент ощущается очень странно. Словно резко наступила ночь… Я сую руки поглубже в карманы и прикрываю глаза, начиная размышлять о своем. Пока Кальца рядом со мной нет… у меня кончаются деньги. Просить у Тимура стремно, и мне нужно думать о том, как бы подзаработать их самому…       Есть старая схема, которая еще должна быть рабочей. Я, вроде, не удалял этого чувака из друзей ВК до сих пор, так что могу попробовать написать ему. Вдруг согласится? Это, по сути, легкие деньги…