Скопление Исхода

      Суета для меня началась еще в автобусе, когда я понял, что в него набилась куча народу, едущего туда же, куда и я. Я попрощался с Юней на его остановке и, честно, проводил его тоскливым взглядом до момента, пока он не пропал из виду. Отчего-то я нуждался в человеке сейчас, который меня поддержит и будет рядом со мной, так, как это было привычно в школе. Но… здесь я еще никого толком не знал и надеяться даже на Юню особо не мог.       Ненадолго я завис в толпе у расписания, успел даже сфоткать, пока всех первокурсников не начали зазывать в актовый зал на торжественное собрание и посвящение новичков в уклад жизни университета. Опять в плотной толпе, которую мне было легче переносить из-за высокого роста, я поперся в этот самый актовый зал. Кто-то со старших курсов помогал нам всем рассесться, командуя и направляя, тем более, что актовый зал оказался не очень большим и плотность человек там сильно не уменьшилась. К счастью, мне даже досталось сидячее место у стенки, а вот рядом со мной стульчик пока пустовал. Хотелось, чтоб это все поскорее кончилось, и мы уже приступили к более важным делам. Я никогда еще так не рвался учиться, как в эти минуты…       — Ой… а здесь свободно? — после услышанного вопроса я не сразу обратил внимание на того, кто его задал, наклонившись и глядя в свой телефон. Просто я не понял, что говорят со мной. Но, все-таки подняв голову, перед собой я увидел низенькую девушку, смущенно прижимающую к животу рюкзачок. Худые ручки, бледно-розовые ноготки с маникюром, майка мятного цвета на почти что плоской груди. Волосы рыжие свисают на нее, волнистые и блестящие… Милое личико, будто детское из-за маленького носа, глаза серо-зеленые, или серо-голубые, или все вместе… — …занято, да?       Я, похоже, слишком долго молчал, пока пытался ее рассмотреть…       — Н-нет-нет, свободно, — неловко я поерзал на месте, прижимая сумку к себе одной рукой. Спину медленно выпрямил, осознав, что сидел сутулый. Девушка присела на стул рядом, и я невольно покосился на ее оголенные из-под юбки колени. Две костные чашечки пытались прижаться друг к другу, и вскоре маленькие ладони легли на них, словно пряча от моего взгляда. Вот блять… надеюсь, она не заметила, как я пялюсь. Но она и правда хорошенькая… только вот я, естественно, не нашелся, что еще сказать, чтобы разговорить ее… и так сразу стало хреново от своей собственной неуверенности. Ну, Жень, подумай. С парнями-то тебя ничего не смущает, хотя ты о них тоже постоянно думаешь в том самом ключе, в котором думал сейчас о ее коленках…       Вдруг замечаю, что поверх рюкзака она к нему же прижимает маленькую книжечку. «Мастер и Маргарита». Как же, блять, банально… Но зато это хороший вариант для начала разговора.       — В школе литературу прогуливала? — я клянусь, что не заметил, как это вырвалось из моего рта. Походу, это влияние Юни и его свиты так сказалось на мне, а может быть излишнее волнение, а может и то, что я, на самом деле — реальный козел и общаться с людьми не умею.       — Можно подумать, что ты в школе читал это, — она сделала акцент на последнем слове и сжала книгу чуть крепче в руках. Хорошо, что не обиделась, а просто решила перевести стрелки. Ну, что ж, ладно. Но и я молчать не стану, не позволю какой-то малявке утирать мне нос.       — Читал.       — Да? Тогда скажи… кто такая «косящая на один глаз ведьма»?       — А за правильный ответ пятерку поставишь? — я не верил, что говорю это… Откуда во мне столько наглости и язвы? Может, я так сильно переживаю, что перешел в нападение сразу, не пытаясь защищаться? Я повернул голову в сторону рыжей макушки и увидел, как она с хитрой улыбкой на лице кивает:       — Просто проверяю, хочешь ты поговорить о романе или пытаешься подкатить.       — Я... пытаюсь подкатить, говоря о романе, — решил, что честность будет кстати. Если она поймет, что я взволнован, то станет лучше меня воспринимать… И заодно я попытался ответить на ее вопрос о косой ведьме, — Маргарита?       — Нет. Алиса. Так меня зовут, — девушка начала убирать книжку в рюкзак, — Лучше спрячу, чтобы больше никакие зануды не пытались со мной познакомиться. Где тебе оценку ставить за правильный ответ?       Я ненадолго задумался, но на моем лице довольно быстро заиграла улыбка. Я был прямо рад, что знакомство прошло именно так, а не иначе — получилось забавно, да и она за словом в карман не лезла. А вот я полез буквально и вытащил телефон, который ей и протянул, открыв окошко с набором номера:       — Оценку из одиннадцати цифр, пожалуйста.       Она, нарочно цокнув, взяла в свои маленькие руки мой телефон и стала клацать по экрану, тихо стуча ноготками. Соблазнительно выглядело ее сосредоточенное лицо, и я, наконец, немного успокоился. Казалось, что все возвращается на круги своя — я знакомлюсь с девушкой и скоро перестану думать о парнях, как о романтическом или сексуальном интересе. И даже проколотые сосцы Юни меня больше не тронут…       — Тебе идет твое имя.       — Спасибо, конечно, — она возвращает мне телефон с номером, который я сохраняю, без раздумий подписывая, как «Лиса». И я понимаю, что она это увидела, — Стоило покраситься, как превратилась в рыжую плутовку… А тебя-то как зовут?       — Женя, — невольно я пригладил кофту на своем плоском животе, — Ты не замерзла? В такой легкой одежде… — вдруг я увидел, что она немного смутилась. Видимо, и правда замерзла… а ведь я хотел еще немного поязвить, — Из шмоток мне предложить нечего, извини. Могу угостить тебя кофе, чтобы ты согрелась.       Она смутилась еще и еще, и отсюда я сделал вывод, что она пипец как мерзнет. Жаль, что я не прихватил с собой ничего больше, но и снять кофту для нее не мог — она у меня была на голое тело. В ответ Алиса все же кивнула, ничего больше не говоря, потому что, видимо, заметила движение на сцене. Ведущий появился и объявил о том, что приветствует всех нас в наш первый учебный день…       По дороге домой я уже переписывался с Алисой, улыбаясь, как идиот и не замечая этого за собой. Она оказалась простой в общении девчонкой, да еще и в меру болтливой. Мне ни разу не пришлось закатить глаза от того, что устал слушать ее, за весь день. Хотя со мной такое часто бывало, когда говорил с кем-нибудь другим. Теперь самым главным балаболом в своей жизни я считал Юню, а до него был один мой одноклассник, с которым я близко дружил...       У меня почти бабочки в животе залетали, когда начала играть «Joji — Sanctuary», но они, видимо, быстро поняли, что еще рано, и притихли. Тем более, я ехал в квартиру Юниона, и мне еще предстояло понять, что я почувствую, когда увижу его. Дома, естественно, тишины не было — у Юни в комнате что-то орало, пока сам он болтался на кухне, вернее, качался на задних ножках стула, готовый вот-вот ебнуться, и ел йогурт. Неудивительно, что он не заметил моего прихода, ведь пялился в телек, хотя, скорее всего, он даже не слышал, что там говорят. И вот я, ряженый в свитер Кальца, встал в арке на кухню и пригляделся к экрану телевизора...       — …ебать! — Юня теперь и правда чуть не уебался со стула, — Я подумал, что Кальц стоит... чуть не обосрался, блять.       Я бы не удивился, если бы он сказал, что просто испугался от неожиданности... но он уточнил, что спутал меня с Костей, и именно это его напугало... меня это напрягло. Жаль его уже становилось, так что даже проскакивали мысли вытащить его из этих гнилых отношений. Если уж их хуевость видна со стороны, внутри них находиться наверняка хуже раз в сто...       — Я там макарошки сварил... — он чесал затылок, глядя на ложку, которой ел йогурт. И почему, интересно, он его тогда ел, а не свои макарошки? — Поешь, если хочешь. С сосисками...       — Ладно, — я нетерпеливо заглянул в кастрюлю, стоящую на плите, и, к счастью, еда в ней выглядела адекватно, — спасибо.       — Отработаешь. Вечером будем картошку жарить, я чет сегодня на парах так резко ее захотел, но одному ее готовить лень было.       — Хорошо, сделаем.       — Ты на все так легко соглашаешься?.. — он встал и выкинул в мусорное ведро под раковиной пустую тару из-под йогурта, а я успел в этот момент глянуть на его упругую задницу, обтянутую короткими шортами. Бляха... Что ж мне сделать-то, чтобы предательские глаза туда сами по себе не смотрели?! — Как день-то прошел? Есть там симпатичные девки? Рассказывай, ну...       Юня просил меня рассказать, вместо того, чтобы звездеть самому. А Алиса хоть что-нибудь сегодня у меня спросила, или только все время болтала о себе? Блин, не помню. Я иногда просто на нее смотрел, забывая, что при этом надо еще и слушать. Я стал глядеть на то, как он накладывает в тарелку макароны и туда же кладет две сосиски, ставит ее на стол и кивает мне, чтобы сел.       — Щас, Юнь... переоденусь только.       Я ухожу, удивленный его заботой. Может, он не мог позаботиться так о Косте, поэтому запасы своей доброты ему приходилось на меня тратить? В зале, сняв свитер, я попытался сложить его как можно идеальнее, и у меня это даже получилось. Ткань сама по себе вернулась в прежнюю форму, все линии остались ровными. Наверное, Костя и правда может и не заметить, что его надевал кто-то другой... Дома я решил пошастать в простой серой майке, которой была сотня лет — как говорится, настолько стара, что опять стала модной. Только напечатанный на ней когда-то рисунок со Скуби-Ду почти стерся. А жаль...       — Там ребята во дворе в баскетбол играют, — Юня на кухне стоял у окна и смотрел наружу, — Не хочешь тоже?       — В баскет?.. — я задумался, усаживаясь за стол, — Да нет... Неудобно как-то. Я ведь там не знаю никого...       — Ну, заодно и познакомишься, — Юня тоже вернулся, начал наливать горячий чай в две кружки, даже не спрашивая, буду ли я. Наверняка мне теперь придется гонять с ним чаи постоянно, учитывая, что он получает от этого истинное удовольствие... Да и я отказывать уже не хотел, зная это. Может, у него в жизни другого кайфа и нет, кроме гитары и крепкого чая с одной ложкой сахара и, если повезет, долькой заветрившегося лимона?.. Надо будет продуктов купить, а то у него печеньки с конфетами уже заканчиваются...       — Есть там симпатичные девчонки, — наконец, сказал я, возвращаясь к разговору об универе, — Ну, одна как минимум точно.       — Да? В твоей группе, что ли?       — Нету, я в первой, а она во второй, к сожалению. Просто я уже взял у нее номер.       — Быстро ты, — Юня хмыкал, размазывая ножом по ломтику тостового хлеба мягкое сливочное масло. Мне нравилось даже смотреть, как он это делает, пока сам я уплетал неплохие такие макарошки, не забыв, конечно, заправить кетчупом. Юня положил один бутербродик с маслом и твердым сыром передо мной, и я заметил, как дергаются уголки его губ. Он изо всех сил пытался сдержать улыбку, но у него хреново получалось. Значит, Юня, который любит вкусно поесть, еще любит о ком-нибудь позаботиться. А это было неожиданно... — Как зовут?       — Алиса, — Юня вдруг поводил глазами, но в ответ только промычал, — Думаю теперь, сегодня ее звать на свидание, или хотя бы до завтра потерпеть.       — Сам смотри уж. Зависит от того, как она к тебе расположена, — Юня звучно потягивал чай, и это, на удивление, совсем меня не раздражало, — Можешь и сегодня. Я все равно на репу пойду... Надеюсь, Кальц на нее явится.       — Вы до сих пор после того раза не можете помириться, или уже новый повод?..       — Хочешь мне в душу залезть, а? Не выйдет, — Юня, не глядя на меня, откинулся на спинку стула. Его потухший взгляд таращился на чай в его собственной кружке. В его слова я не мог не поверить. Не залезу, пока он сам этого не захочет... Но я вдруг заметил, что он хмурит брови и упирается в меня строгим взглядом, — Что за люди, ну. В шарагу прийти не успел — доебались до моих отношений. Думал, дома отдохну, но хуй — и здесь решили докопаться…       — Да я же не… — Юня встал, оставляя в кружке недопитый чай, и начал уходить, — …подожди, Юнь, я просто хотел…       — А подумать, прежде, чем говорить, ты не хотел? Попробуй как-нибудь, — он хлопнул дверью в свою спальню, оставляя меня наедине с собой, говорящим о погоде в Казани телеком и остывающим чаем. Мои глаза закрылись сами по себе от собственного стыда. Ну и кто меня за язык тянул? Стоило лезть, а, Женя?.. Пока я сидел и корил себя за тупую голову, я услышал, что звук в комнате Юни становится только громче… Он там оглохнуть собирается?.. Я буду просто сидеть дальше и сделаю вид, что все нормально? Нет, не могу так. Я должен извиниться…       Но стоит ли мне вообще к нему сейчас подходить?.. Открою дверь и сначала спрошу, можно ли поговорить с ним. Если скажет «нет» — просто уйду. Так попытаюсь соблюсти его границы. Единственное, что смутило меня — это то, что стук в дверь он явно не услышит, и мне придется сразу ворваться. А ведь мало ли, что он там делает…       Я остановился под его дверью, слегка оглушенный тем, как уже громко было слышно музон. Казалось, если открою ее, на меня выплеснется мощный поток звука, как бурная река, и смоет меня нахрен, и что именно так Юня защищает себя громкими песнями от окружающего мира. Чтоб никто не подошел…       — И с чего же ты взяла, что мне нужно это знать? Про твою собаку, брата, парней и твою мать, — довольно внезапно я услышал сквозь густую завесу шума надрывающийся голос Юни, подпевающий песне, — Я всего лишь хочу трахаться с тобой и забухать!..       Не выдержав, я распахнул дверь. Четкий звук из колонок ударил по ушам болезненнее, чем я ожидал, а Юня валялся на кровати, раскинув руки в стороны, пока на его животе лежала подушка с влажным уголком, будто надкушенная. Его лицо было непривычно покрасневшим … и глаза тоже казались такими. Воспалились и блестели. И он даже не посмотрел на меня, хотя я был уверен, что он заметил мое появление в своем убежище.       — Я не думаю о твоих глазах, твоих глазах… — Юня опять чуть ли не заорал, и тогда я уверенно обошел кровать, чтобы подойти к столу. Похоже, спросить разрешения не выйдет, и придется сначала попытаться его утихомирить. Я выкрутил звук в колонках на куда более тихий, и тогда услышал сквозь затихшее пение какой-то группы всхлип Юни. Он продолжал петь, но теперь тихо, почти шепотом, — Мне все равно как у тебя дела, как у тебя дела…       — Юня, давай поговорим.       — …представляю, как я ебу тебя всю ночь, мое сердечко бьется и ему уже не помочь, — Юня не затыкался, продолжая меня игнорировать. Я тихо подошел к нему и присел на край кровати, тут же заглядывая в его маленькое, истеричное, но не плачущее лицо. Я никак не ожидал, что уже так скоро мне предстоит увидеть моменты слабости его духа, но я не имел ничего против этого. Мне никогда не запрещали показывать слезы, ни в детстве, ни в подростковом возрасте, ни сейчас. Оттого, может, я и делал это довольно редко — не хотелось. Как будто смысла в этом не было. А Юне вот, видимо, этого было очень мало, и он пытался спрятаться, чтобы позволить себе выплеснуть эмоции… но даже оставшись один на один с собой, не смог, и приходилось только подушку грызть.       — Стоит так убиваться из-за него?.. — я не мог не спросить. Я должен был разговорить его как-то, чтобы он поделился со мной своими страданиями. Я был уверен, что ему больно… и так же был уверен, что не стоит ему переваривать эти чувства внутри себя. От этого могло стать только хуже со временем, мы могли начать поневоле ругаться друг с другом, как это случилось сейчас на кухне.       — Из-за него? Вот еще. Ну ушел и ушел по блядям, придурок несчастный. Я что, не переживу? Пусть катится. Я рад, что дал тебе утром его свитер, а то он так и валялся бы брошенный им на полке и пылился… как я… — как обычно, Юня был разговорчив, — Он ведь еще ждет, чтобы я его благодарил все время. За то, что выкидоны его терплю, наверное. Или что его пьяное тело не выбрасываю в подъезд, когда притаскивается. Вот увидишь, сегодня еще припрется, пьяный, будет умолять, чтоб впустил. Хуй ему за щеку — не пущу домой. Пусть хоть в подъезде ночует — насрать мне…       В Юне говорили эмоции, и буквально каждое его слово можно было интерпретировать ровно наоборот. У меня мама была такая же в моменты, когда ее что-нибудь злило. По итогу она оказывалась слишком доброй, чтобы поступать так, как задумала в секунды наивысшей ярости.       — Юнь, а почему так громко-то? — мне захотелось немного его отвлечь, переключить внимание. Тогда он перевернулся набок, лицом ко мне, но закрыл глаза. Я разглядел, как перекатываются локоны его крашенных волос и медленно обнажают лоб, а губы дергаются в полуулыбке.       — Так мне кажется, словно я в другом мире оказываюсь. У тебя не бывает такого ощущения? Как будто все вокруг тебя заполняется звуком, который тебе нравится. И остается только он и ты… и больше ничего. Меня это успокаивает обычно. Но этот еблан выводит меня из себя просто невероятным образом, так что даже петь не могу, а кричу…       — Я тоже люблю музыку послушать, когда мне плохо.       — А включи что-нибудь, под что ты обычно страдаешь… — глаза Юни немного приоткрылись. Я увидел в них нечто ранее незнакомое. Может, потому, что он смотрел на меня со странного ракурса. Но его голубые глаза ненадолго стали синеватными, цвета сумеречного неба перед розовым закатом. Включить ему что-то из того, что слушаю я?..       — Тебе, наверное, не понравится.       — Но тебе же нравится моя музыка. Давай, включай, — снова просьба, как приказ. А я и не против подчиниться… Я встал и отошел к его компьютеру, впервые усаживаясь в кресло за ним. Удобненько. И техника не выглядит дешевой — мышь беспроводная оптическая. Он любит в игрушки порубиться, что ли? Неужели он на это все сам зарабатывает, или это, все-таки, подарки?.. Я ему отправил несколько песен, чтобы включить. Выбрал то, что лично меня частенько разрывает изнутри и вынуждает расстроиться, даже если чувствую себя нормально. Может быть, он надеялся, что хоть от моих песен сумеет расплакаться?..       Выключив песню «Три дня дождя — Про любовь», которая играла и которую он пел, я включил свою, первую из нескольких. «Alphaville — Forever young» очень медленно зашагала по темнеющей в вечернем свете комнате. Эту песню я любил и ненавидел одновременно. Нельзя было по-честному и откровенно только любить песню, в которой говорится о неизбежном старении… наверное. Насколько я ее мог понять, понимал именно так. И мне всегда от этого становилось грустно. Я перевел взгляд на снова лежащего на спине Юню, его глаза были распахнуты и смотрели в потолок. Раскинутые руки, как будто его распяли, ровные движения грудной клетки на вдохе и выдохе. Кажется, эта песня начала, наоборот, его успокаивать. Мотив-то у нее был ласковый…       — Айда сюда, — позвал меня Юня так нежно, что невозможно было отказать. Я пересел обратно на кровать, но он похлопал по подушке рядом с собой, приглашая лечь. С некоторой осторожностью я опустил голову. Тогда я смог услышать запах его волос — мятный шампунь в перемешку с отголосками табачного дыма. Ну почему, блин, он курит? Так приятно мог бы пахнуть без этого шлейфа из сигарет…       — Я не знаю, что мне делать с ним. Не могу уже ничего изменить сейчас, — безжизненным голосом заговорил Юня, — Мы вместе уже третий год, и теперь поздно заявлять что-то о своих желаниях. Он всегда упрекает меня тем, что мы договорились обо всем заранее. Как будто не понимает, что люди могут менять свое мнение со временем…       — И зачем тебе он тогда нужен? Он тебя… обеспечивает?       — Это тоже… — Юня тихо выдохнул и устало прикрыл глаза, пока я на него в открытую пялился. Я видел, как сквозь его сиреневую майку из тонкого, легкого материала видны проколы на груди. Но в этот момент мне это показалось настолько не пошлым зрелищем, что я даже не пытался скрыть тот факт, что смотрю, — Я просто сам дебил, Жень, потому что люблю этого мудака…       Прозвучал его удрученный голос, а после голова повернулась в мою сторону. Мой взгляд так и не оторвался от его плоской с двумя бугорками груди, которая мне отчего-то напомнила женскую. Просто у него как будто был нулевой размер… но мне все равно хотелось протянуть руку и стиснуть ее, хоть и понимал, что схватиться совсем не за что.       — У тебя есть пирсинг, Жень?..       — Не-а…       — Давай сделаем?       Его ставший привычным голос все еще звучал иначе. Немного приглушенно, будто мы обменивалась тайнами в домике на дереве. Мне уже начало казаться, что в его спальне творится какая-то неведомая херня, заставляющая меня испытывать все эти странные ощущения. Но я быстро понял, что это все происходит не в его комнате… а во мне самом.       Юня, он… мне хотелось, чтобы, как он сам и сказал, он по вечерам на кухне мазал для меня масло на хлеб, наливал мне горячий чай и с улыбкой ел яичницу, которую я для него пожарил. Это он заставлял бабочек в моем животе шевелиться... До боли в быстро застучавшем от осознания сердце, Юня мне нравился. Теперь-то я понял, что за магия вокруг творилась, когда мы подолгу молчали… Но я не посмел его коснуться. Юня не заслуживал того, чтобы кто-то трогал его только по своему желанию, в том числе и я…       — Давай сделаем, — ответил я, как ответил бы на все, что угодно, предложенное им теперь. Он повернул голову и медленно открыл все еще немного красные, припухшие, но все еще не плачущие глаза. Мне хотелось как-то продлить этот момент, когда он смотрел на меня так… Этого взгляда в его глазах я раньше никогда не видел. Солнце опять начало сползать по стене позади него, отсвечивая от зеркальных дверок шкафа-купе… А в колонках уже начала играть «Placebo — Devil in the details»…       — Где твой фотик, Юнь? Я обязан тебя щелкнуть, пока солнце садится, — хоть я и говорил это, сам не шевелился, глядя на него в упор. В эти самые секунды я осознавал, как же сильно мне нужно попробовать завязать отношения с Алисой… иначе я могу утонуть в этих глазах напротив к черту навсегда.       — Там, на трюмо… — он ответил без охотки. Я за пару секунд метнулся за ним и, отойдя к рабочему столу, присел на корточки. Юня подползал все ближе к краю, пока я щелкал его прекрасное, искреннее лицо, ни разу не улыбнувшееся мне. Завершающим кадром стал тот, где он свешивал голову с края кровати, мягко приоткрывал набухшие губки и натягивал пальцами ткань футболки, заставляя соски жестко выпирать. Лично мне это фото показалось сексуальным… в особенности при звучании под ухом сладкого голоса Брайана Молко... И я бы очень хотел, чтобы он мне именно это фото потом прислал.              — Спасибо, Юнь.       — …за что?       — За то, что обещания держишь.       Я очень старательно переписывался с Алисой на протяжении вечера, когда таки смог оставить Юниона одного в спальне. Он сам вежливо попросил, сказав, что ему стало лучше, и он просто хочет подумать обо всем наедине с самим собой. Что ж, я не мог возразить. На репу он не пошел — Кальц не отвечал, а без него собираться оказалось бессмысленно. Жарка картошки тоже отложилась, наверное, до завтра… Так что я сидел в «своем» зале за ноутом, изучал расписание и читал общий чат с имбецилами, с которыми мне предстояло учиться. Нехорошо, может, было назвать так всех за глаза, но я предпочту это, пока кто-то из них не докажет обратного…       Алиса все спрашивала у меня разные мелочи, и я пока нехотя отвечал, увлеченный своими же мыслями. Естественно, я думал о Юне. Вернее, о том, как мне быть со своими вспыхнувшими чувствами к нему. Пытался понять, была ли это реальная симпатия, или все-таки только мое желание побывать хотя бы в чьем-нибудь теле?.. Пока неясно. Попробую отвлечься на свою новую рыжую знакомую, и если это окажется реальная симпатия, то я сразу пойму. Потому что в этом случае меня ничего не отвлечет…       Когда время приблизилось к полуночи, и мы с Алисой пожелали друг другу сладких снов, а я расстелил на диване и уже лежал, глядя по телевизору какой-то турецкий сериал без особого интереса и просто пытаясь под него уснуть, кто-то пришел. Стоило ли гадать, кто это мог быть? Нет, конечно. Кроме того, после хлопка дверью, я услышал отчетливый, басоватый голос Кости:       — Юня!..       Я сам затих и прислушался, как следует. Хотелось убедиться, что все будет нормально, хотя подслушивать почти в открытую, наверное, не очень хорошо…       Как я и говорил, он явился. Уже по этому тупому крику и голосу я понимаю, что он пьян. Ну а как могло быть иначе? Ты, Юня, переживаешь это уже не в первый раз… Нехотя я встаю и выхожу в коридор, где он уже включил свет. Кривая улыбка, глаза в кучу, держится за дверной косяк. Ждет, когда я подойду ближе… А мне пиздец, как этого не хочется. То, что я сегодня пару часов назад наговорил Жене, вдруг откликнулось во мне. Я уже битый час лежал и думал, смогу ли я, если разойдусь с Кальцем, найти себе другую достойную партию? Может, я все-таки могу прожить свою жизнь так, как этого хочется мне самому, а не как хочется ему?..       — Ну и? Не стой столбом, — от его голоса косеют ноги, и я отрываю руку от своей двери и плетусь вперед. Кальц тут же тянется ко мне, и хотя он выглядит неустойчивым, это не мешает ему резко хватануть меня за запястье и притянуть к себе, причиняя боль. Опять… — Ты ведь меня ждал, да? Скажи, что ждал… Пока он смотрит на меня в нетерпении, я опускаю глаза и внезапно вижу, что его рука, держащая мою, перепачкана чем-то багровым. Страх пронзает все мое тело, настолько сильный, что я умудряюсь выдернуть запястье из хватки его пальцев:       — ...твою мать, Костя?! Это что еще за хуйня? Уебывай нахуй, туда же, откуда пришел!       — Юня, — строго, но пьяно тянет он, уже наклоняясь к ботинкам, чтобы начать их расшнуровывать, — Не пизди лишнего. Помоги… раздеться.       — Ага, щас! Что за хуйню ты опять натворил, а?! — я так злюсь, что хватаю его за грудки и заставляю выпрямиться, чтобы посмотреть в его глаза, — Ты в крови, блять. Это чья?       — А… — он смотрит на свою ладонь и пренебрежительно машет ею же, — Это моя. Поцарапался, вот, видишь? — и правда показывает мне на той же руке, но чуть выше, приличную царапину. Как будто за гвоздь зацепился. Где опять лазил?...       — Уходи, а, я тебя по-нормальному прошу, — я уже не знал, что говорить, чтобы он меня услышал. Пьяный он обычно непробиваем. Но сам одновременно с этим думаю, куда он пойдет в таком состоянии? Как он сюда-то вообще добрался, не угодив в ментовку или куда еще поинтереснее?       — Завали ебальничек, сладость моя. Дай папе поспать, — от его слов у меня внутри все постепенно закипает. Видеть его не хочу… Слышать и чувствовать его запах перегара тоже. Вот бы он просто исчез. Пропал и… больше никогда не появлялся, — Ну, сука, ты мне поможешь или нет?!       Он кричит, пугая меня до накативших на глаза слез. Теперь я окончательно уверен, что больше не хочу смотреть на него… Но и выкинуть его прочь я, конечно, не могу. Идиот ты, Юня. Слабак. Давно бы вышвырнул его, и он бы, может, забыл дорогу до твоего дома…       — …сам справишься, — из меня еле-еле выходят эти слова, я наспех залетаю в свою спальню, дергаю с кровати подушку и тонкое одеяло, сложенное под ней, и стремительно мчусь в зал. Без капли сомнения прохожу по коридору прямо и оказываюсь в комнате, где Женя почти спит, глядя «Черную любовь». «Бывает», — думаю я, и жду, когда же он откроет свои сонные глазки и меня увидит. Для этого ему нужно несколько жалких секунд:       — …можно я сегодня с тобой лягу? — неловко мне, конечно, о таком просить, но и на полу спать не собираюсь. Уже полусонный Женя лишь согласно мычит, и я тут же поворачиваю замочек в дверной ручке. Мало ли, вдруг этому долбоебу в голову придет доебаться до нас. Хотя, судя по его состоянию, я уверен, что он может уснуть даже в коридоре. Женя не двигается, только ерзает под одеялом, освобождая от него место ближе к спинке дивана. Я лезу туда, кладу подушечку, укрываюсь одеялом с головой. Наконец, выдыхаю… Но это все равно полный пиздец, конечно…       — Жень, ты… сорян, что тебе приходится все это видеть.       — Ради такой хаты можно и потерпеть, — он зевает и опять отворачивается в сторону телека. Не пойму, он и правда, что ли, этот сериал смотрит? — Ты все, спать? Телевизор могу выключить, — нет, оказывается, все же не смотрит. Я согласно мычу. Мне вообще все равно, он может даже свет включить и прыгать на диване рядом со мной — я, скорее всего, и так усну. Я так устал, и мозг мой вымотан, что готов вырубиться где угодно. Теперь главное, чтобы беспокойные мысли меня не донимали…       — Пьяный? — необыкновенно строго спрашивает Женя. У меня ненадолго встает ком в горле, и появляется чувство, что он старше меня лет на двадцать и собирается по-отцовски меня отчитать. Мне удается промычать в ответ, подтвердив его догадку. Следом слышу Женин печальный вздох, — …а говорил — не впустишь.       — Ты еще мне мозги поделай давай, — я неожиданно огрызаюсь, и тут же прячу голову под подушку. Ну что я за конч… Женя же ни в чем не виноват, и просто хочет… помочь, наверное. Нужно сказать что-то еще, чтобы он не подумал, что я просто отнекиваюсь, — Давай завтра обсудим все. Сегодня поздно уже… для таких разговоров.       — Откровенная болтовня ночью — самое то. Юнь, — слышу по звуку, что он ко мне повернулся. Приходится приподнять подушку и посмотреть на него, освещенного голубым светом телевизора со спины, — Ты не злись, пожалуйста. Знаю, что не мое дело, но все равно лезу. Давай договоримся, если тебе нужна будет помощь — скажешь мне об этом. А сам я тебя доставать больше не буду.       — Яхшы, Жень… — хвалю его искреннее вместо простого «спасибо», удивляясь тому, как такой юный парень может быть настолько проницательным. Только вот он не знает еще, что помощи просить я совсем не умею, и благодарить за полученную — тоже… — Ты и рукастый, и умный, и мудрый еще вдобавок. Откуда только ты вылез такой…       — Все мы из одного места, — он ненадолго поворачивается, чтобы дотянуться до пульта, и через миг свет позади него гаснет. Мы оказываемся в пока еще непривычной темноте, но уже через пару секунд, проморгавшись, я вижу очертания его расслабленного лица, — Жалко, картошечку сегодня не пожарили.       — Зато ты меня здорово сфоткал, — я говорил вслух так, а ведь имел в виду совсем другое. Женя здорово успокоил меня, вывел мои собственные мысли на чистую воду и позволил мне думать о вещах, о которых я раньше не осмеливался. Если бы не Женя, я бы сейчас сидел на коленях в коридоре и развязывал Кальцу шнурки на берцах… а потом тащил его в спальню. Может, попробовать Артуру позвонить, и он отвезет Кальца домой? Они же друзья, все-таки… Хотя, уже поздно, и как-то неудобно. Надеюсь, он и правда завалится спать и не побеспокоит нас ночью…