Скопление Исхода

      — Завтра опять на пары, я ебал… — ныл Никита, пока Варя над ним смеялась:       — Вот пиздюшня. Радуйтесь! Работа — это еще более галимая залупа, чем учеба.       — За это и выпьем, — подытожил Кальц, и опрокинул стопку чего-то прозрачного и тягучего. Я заметил, что все пьют из рюмок, и только я один, как лох какой-то, глотнул разбавленное пойло. Даже выпив, я не понял, что оказалось внутри меня. Сок, наверное, какой-то персиковый, а вот что к нему подмешано — неясно. Но скорее всего то же, что пили все остальные. Только через пару минут я смог разглядеть на тумбе рядом с раковиной полупустую бутылку рома «Бакарди» с белой этикеткой. Похоже, особых ценителей элитного алкоголя здесь не было, и они просто хотели накидаться…       — Итак, с чего бы начать? «Я никогда не»? «Крокодил»? «Правда или действие»? — Кальц пространно рассуждал, глядя в потолок, — Мне еще нравится играть в «Кто я?»… Или, может, достанем настолки?       — Я не в духе сегодня рубиться в настолки, — Юня уверенно мотал головой, — Хочу напиться и поржать от души. Давайте в «ПД» начнем, там посмотрим… Я сразу понял, что если мы будем играть в эту игру, меня будут доставать вопросами особенно, ведь друг про друга они наверняка много знали, а про меня еще почти ничего.       — Ладно, раз ты предложил, то ты первый.       — Правда, для начала, — Юня, все это время жадно глядящий на тлеющую сигарету в зубах Кальца, сам тоже прикурил. Пиздец, конечно, тут все теперь провоняет… И я, скорее всего, тоже. Надеюсь, я не задохнусь тут. Хорошо, что дым тянулся в приоткрытое окно, а не в мою сторону…       — А кто спрашивать будет?       — Я спрошу, — Варя наклонилась вперед. Я разглядел снова пирс в бороздке над ее верхней губой и подумал о том, как заманчиво он смотрится. Черные волосы ее завивались, не касаясь плеч, длинные ресницы были вытянуты в сторону Юни, на которого она и смотрела, — На что ты в последний раз дрочил? Над столом прошелся смех.       — Ну да, это же самое интересное, что можно было спросить, — Юня вальяжно закатил глаза, поднося сигарету к пухлым губам. Но он, все-таки, задумался — отвечать-то все равно надо было, — Даже не помню толком. Обычное гей-порно… ниче особенно.       — Ску-учно, — протянула Варя, откидываясь на спинку стула, — Я думала, скажешь про какое-нибудь БДСМ с фурри, — Варя хихикнула, когда Юня кинул в нее смятую салфетку, — Давай ты теперь спрашивай у кого-нибудь.       — Надо посвятить новичка в нашу извращенскую игру. Женя! — меньше всего я хотел услышать свое имя после таких слов, — Правда? Действие?       Недолго думая, я решил, что лучше сделать какую-нибудь херню, чем рассказать о себе что-то, и выбрал действие. Юня тут же хитро прищурился и осмотрел всех за столом своим этим злобным взглядом, выдумывая, что бы такого интересного мне загадать. И тут он встал и вдруг ушел в свою комнату.       — О, будет че-то интересное, — Никита в предвкушении проследил за ним, и все стали смотреть на меня с некоторой жалостью. Я начал переживать, не принесет ли этот кусок дурака какую-нибудь свою сексуальную игрушку, чтобы я ею воспользоваться. Но, к счастью, он сжалился надо мной. Юня вернулся, держа в руке нечто небольшое, и вскоре положил это «нечто» передо мной на стол. Когда он убрал руку, мы все дружно наклонились и увидели, что это губная помада.       — Крась губки, Женечка, — Юня довольно уселся на свое место, а я, если честно, чуть не вздохнул с облегчением. Это было довольно ерундовое задание… Я взял в руки помаду и открыл — она оказалась насыщенного красного цвета.       — Ну ты, конечно, пожалел его, Юня…       — Да ладно, еще только начали! Дайте разогреться. Мы еще не напились толком, чтобы хуйню задавать…       Пока они болтали, мои губы неумело покрывались слоем красной помады. Странное было ощущение… Будто бы вся моя внешность изменилась, когда я коснулся ею своих губ. Варя, глядя на меня, бесконечно хихикала:       — Хотя бы зеркало бы дали парню. Все размазал.       — Это мой первый раз.       — Да ну? У мамки косметику никогда не воровал, что ли?       — Мне кажется те, кто воровал, потом вырастают такими, как Юня, — Никита издевался в открытую, за что и получил по макушке ладонью от Юни, — Ай-й… Ну, Жень, твоя очередь теперь.       Я вдруг ощутил себя, наконец, в своей тарелке. Не заметил, как выдул уже полстакана и немного разогрелся. Кальц как раз всем подливал, но меня пока обошел стороной, и я этому дико обрадовался. Так, сидя с накрашенными в шлюший красный губами, я смотрел на всех присутствующих и думал, у кого и что хотел бы спросить… Но решил не заморачиваться и обратился к Никите. Тот тоже оказался не из робкого десятка и сразу попросил действие. Может, он понимал, что я не смогу придумать ничего сильно жестокого.       — Значит, так… — я постарался проявить максимум фантазии, чтобы больше никто не захотел принимать от меня действия, — Закрой глаза.       — А это интригующе!..       Никита послушно закрыл, даже ладони положил на лицо. Я, усмехнувшись, продолжил говорить:       — Сейчас кто-нибудь из нас будет делать тебе массаж… скажем, минуту. И если тебе понравится… ты поцелуешь своего массажиста.       — Ебать, Женя! Что я тебе такого сделал?! — над воплями Никиты все смеялись, одновременно с этим договариваясь о том, кто будет делать массаж. Варя отпиралась больше всех, так что нам всем пришлось сдерживать смех, когда встал Костя. Благо, музыка громко играла и помогала заглушать его шаги. Синеволосый встал прямо позади напуганного Никиты и положил ладони на его плечи, заставляя его вздрогнуть, — Блять! Да идите нахуй, это Варя сто пудово!.. Мне не нравится!       — Массаж еще толком не начался. Расслабься. Мы сами поймем, нравится тебе или нет, только руки опусти.       — Женя, ну ты шайтан… — почти прошептал Юня, чтобы Никита его не услышал. Все мы пристально следили за тем, как руки Кальца разминают шею и плечи Никиты, и по прошествии секунд двадцати тот расслабился так, что голова повисла, и у него вырвался блаженный стон. Снова все захохотали, а Никита, распахнувший глаза и увидевший своего массажиста, ругался матом без остановки. Я смеялся и порой украдкой смотрел на то, как хохочет Юня. Тот аж держался свободной от сигареты рукой за живот.       Еще через секунду Костя и Никита обменялись дружеским поцелуем, почти не касаясь губ друг друга. Никита сразу стал морщиться и вытирать рот. Я и не думал, что он так отреагирует!.. А мне и правда становилось весело с этими безбашенными ребятами…       — Кальц! Правда или действие?! — Никита был явно взбешен, но и сам смеялся. Кальц ответил ему, что сейчас хочет действие, и это заставило Никитку еще веселее рассмеяться пока что в одиночестве, — Ага! Вот и замечательно! Целуй теперь тут всех, кроме меня — пусть почувствуют, каково это!       — Ты думаешь, пососаться с симпатичным парнем — это наказание? — Варя похлопывала Никиту по плечу, заглядывая в его немного красное лицо.       — Ну для тебя-то, Варежка, уж точно, — Кальц, не успевший сесть на свое место, внезапно получил задание, затронувшее всех. Неужели и я буду должен... Невольно я метнул взгляд на Юню, но тот выглядел совершенно расслабленным и спокойным. Для него все это, видимо, и правда была просто игра. Костя наклонился к Варе, начавшей пылать от злости из-за того, как тот ее назвал, и дотянулся до ее губ. Странно, но меня происходящее начало неведомым образом заводить, будто хотелось проверить границы дозволенного для себя самого… Наверное, это просто алкоголь в моей крови так играет.       Варя и Костя целовались несколько секунд — она не позволила дольше. Ладонью вытерла рот, вызывая у всех смех и снова подозрения насчет своей ориентации. Костя перешел на Юню, и Никита тут же махнул на них рукой:       — Ну все, это надолго… Жень, тебе плескануть еще?       Я, увлеченный слежкой за чужим поцелуем, не понял, как согласно кивнул. Сок и ром вновь смешались в моем стакане, пока губы Юни и Кальца пытались сделать то же самое в полуметре от меня. Отстраняясь друг от друга, они заглянули в глаза напротив и оба очень похоже улыбнулись.       — Ну вот и настало время мести! — Никита радостно потирал руки, глядя на меня. Кальц вернулся на свой стул и пододвинулся еще немного в мою сторону. Мы ведь и так сидели за столом совсем рядом, но теперь я даже почувствовал запах крепкого алкоголя и сигарет, исходивший от него. Мой взгляд искал, за что зацепиться на его лице — в глаза, смотрящие на меня с пренебрежительным прищуром, смотреть было страшно. Линия ухмыляющихся губ пугала не меньше своей кривизной. Все-таки Кальц уже был довольно пьян… У меня в ушах так загудело, что я перестал слышать, что ребята вокруг говорят и музыку, играющую на фоне…       — …не смотри на меня, как целка, — я разглядел, как его рот шевелится и прислушался, а после он коснулся губами белого фильтра невесть когда появившейся у него в руках вонючей сигареты. Его голос звучал так тихо, что, наверное, эти слова в общем верещании услышал один лишь я, — а то я возбуждаюсь.       Наконец, его шутка смогла меня немного расслабить. И хотя я за все время я с трудом выпил один стакан рома, разведенного соком, в этот раз я накинулся на начатый второй стакан и почти опустошил его за раз. Что ж, видимо, этого не избежать… У всех глаза горели от желания затащить меня в круг юношеского разврата, да я и сам сильно любопытствовал из-за небольшого опьянения. Все-таки поцелуи, в целом, мне нравились, и парни мне нравились тоже… может, целоваться с Кальцем будет не так уж и противно?..       Я не успел толком подумать и подготовиться к предстоящему, как почувствовал его крепкую руку среди своих волос на затылке. Его лицо так быстро приблизилось к моему, что я даже испугался — такое движение мне показалось угрожающим… но я лишь ощутил его горьковатые, влажные губы, прижатыми к своим. Его прямой взгляд жутко смутил меня через секунду, и я закрыл глаза, прячась от него. Снова звуки вошли в мою жизнь в полной мере, я услышал, как все гогочут и шутят между собой, видимо, глядя на нас двоих.       — Да он же сейчас его сожрет!       Пальцы Кости зарывались в мои волосы глубже, так же, как он зарывался в мой накрашенный рот. Мне хватило еще несколько секунд, чтобы покраснеть, несмотря на то, что он сказал о девственниках. Обидно, ведь девственником я уже не был, а все равно так застеснялся. Может быть, это потому, что я уже не помнил, когда целовался до этого в последний раз. Все те губы, что я ласкал, были женскими — такими мягкими, что я в них проваливался. А здесь все было совсем наоборот — напирал он, целуя твердо и заставляя чувствовать запах его надушенной кожи...       Что-то я совсем растекся после этого стакана с ромом и соком. Я так резко почувствовал, что лицо пылает, что все-таки приоткрыл глаза. Костя в этот момент наоборот держал свои закрытыми, и я лишь ощущал, как требовательный его язык толкается в мой сужающийся от смущения рот. Внезапно он шумно выдохнул и промычал своим мурчащим голосом, так, что я даже почувствовал вибрацию на своих губах. Это для меня стало крайней точкой — я поспешно оторвался от него, разрывая наш поцелуй со смачным звуком и отвернулся, тут же неожиданно встречаясь с веселым лицом Никиты.       Пришлось оглядеться. Все смеялись и подначивали нас продолжить, видимо, из-за того, что я раскраснелся. Даже Юня хихикал, глядя на меня. Через пару мгновений я таки обернулся на Кальца и увидел, как по его губам размазана моя помада, и это вдруг заставило меня рассмеяться. Все было в порядке. Все хорошо, кроме того, что я и правда захотел поцеловаться с ним подольше. Парни, оказывается, целуются как-то иначе… немного приятнее, чем девчонки…       Следующее утро стало для меня неожиданностью. Я очухался на своем диване, правда, он не был разложен и заправлен, а я был одет в то, в чем сидел вечером на «тусе», если ее можно было так назвать. На голове у меня был откровенный пиздец, и я вспомнил, что кто-то вчера собирал мне хвостики и прочую залупу, чем и довел волосы до такого состояния. С дивана я почти вскочил, тут же побоявшись, что голова заболит от такой резкости, но, к счастью, я еще был молод и похмелья не испытал. Отлично, хотя бы этого последствия мне удалось избежать…       Почему-то я не помнил всего, что вчера было. Глупые вопросы, смешные задания, после меня кто-то еще полез целовать всех по кругу, но я не помню, кто именно. А вроде и выпил немного… Может, надышался парами крепкого от всех остальных? Ладно, не важно. Главное, что наутро себя чувствую хорошо. Солнышко светит, с балкона немного веет прохладой. Приятное утро, даже несмотря на то, что это ненавистное с детства первое сентября.       Я взглянул на часы, и к большому счастью обнаружил, что не опаздываю и проснулся лишь на пару минут позже, чем стоило бы. Сказав «спасибо» за хорошую работу своим биологическим часам, я встал и с расческой в руке побрел в ванную. Волосы оказались не сильно спутаны, а вот ванна была занята. Хмыкнув, я прошел дальше и оказался на кухне, где тут же щелкнул кнопку чайника. Телевизор был включен, но я, увидев, что там идут какие-то новости, быстро потерял к нему интерес… В ванной, должно быть, Юня. Я вдруг вспомнил, что Кальц уехал еще вчера вечером вместе со всеми остальными…       — Привет, — заспанный голос Юни прозвучал в коридоре, но его самого я не увидел. Наверное, прошел мимо… Зато я сразу смог попасть в ванную. Я даже выглядел, на удивление, неплохо — не опух, не покраснел, вообще ничего не изменилось… Но меня все равно охватило некоторое волнение. Я уже был в предвкушении того, что будет происходить сегодня в университете. Новые люди вокруг, новые знакомства опять. И хотя друзья моего нынешнего соседа оказались не такими уж и плохими, в универе все могло обстоять иначе… Когда я вернулся на кухню, Юня уже сидел там и бессмысленно пялился в телефон, а на столе стояли две кружки с чаем и миска с печеньем и конфетами.       — Я думал, Кальц ушел вчера… — сказал я, глядя на большую кружечку с испаряющимся виноградным ароматом чаем. Юня повернулся — я увидел его сонное лицо, и мне сразу захотелось улыбнуться. Припухший, не выспавшийся, ленивый… Юня вызывал во мне одни лишь теплые чувства. Даже первосентябрьское волнение немного отступило при виде него.       — А… да, ушел. Это твой, — он кивнул на кружку, одновременно с этим притягивая свою ближе к себе.       — Спасибо тогда, — я с радостью присел за стол, и мы начали наше утреннее чаепитие. У меня из головы теперь не выходили слова его о том, что ему со мной хочется пить чай вечерами… и я думал, так же ли он хочет делать это утром. Судя по его выражению лица и угрюмому молчанию, я предполагал, что ему в принципе ничего не хотелось. Видимо, утро — это не его время. А вот я был преисполнен бодрости и желания что-нибудь поделать. Может, поэтому я и учился всегда хорошо — моя активность всегда приходилась на первую половину дня…       — Не надо было вчера столько пить… Не верится, что в таком состоянии придется на парах сидеть. Мандец просто… — Юня сокрушался, запуская пальцы в свои волосы и удрученно глядя то в кружку, то в свой мобильный, — Ты как? Выглядишь нормально.       — И чувствую себя неплохо. Я ведь совсем мало выпил.       — Хорошо тебе… Нужно будет взять у тебя пару уроков выдержки. Пить перед парами — хуевая идея… Кальцу-то похуй, он, может, даже в свою шарагу сегодня не поедет. Захочет — поедет, не захочет — опять пойдет кого-нибудь ебать…       — …можно вопрос задать? — я немного напрягся, отчего поднес кружку к лицу, чтоб его спрятать. Очень мне хотелось спросить, нахуя вообще тогда продолжать такие отношения, если Юня в них не видит ничего хорошего для себя. Но Юня мотнул головой, запрещая мне говорить об этом. Видимо, он догадался, что я хотел бы сказать…       — Я все равно не знаю ответ, — он с тяжелым вздохом встал и унес свою опустевшую кружку к раковине. Вода зашумела, не давая мне сказать и слова. И после Юня быстро ушел в свою комнату, чтобы продолжить сборы на учебу.       — Ты в этом собираешься идти? — скептически посмотрел на меня Юня, когда я вышел в коридор. Ну здрасьте. Не успел показаться, как уже обосрали. Я не понял — что не так-то?! Надел рубашку темно-зеленую в крупную клетку (очень ее люблю), брюки черные… Вроде все сочетается, а он смотрит на меня, как будто я в мешке из-под картошки, — …айда-ка.       Он схватил меня за локоть и потащил в свою комнату. Опять собирается меня наряжать?!       — Мне твоя одежда не по размеру, Юня.       — Помолчи, а, — он отпустил меня, и я возмущенно пригладил длинный рукав. Хорошая же рубашка, че ему опять не так… — Брюки-то у тебя ничего... У Кальца есть обалденный свитер. Сегодня прохладно, так что…       — Не буду я его вещи надевать! — Юня сошел с ума, если предложил мне такое, — Он же убьет меня…       — Да он даже не узнает. В любом случае, я тебя заставил, — Юня вытащил сложенный свитерок, и я, увидев его, сразу понял — это охуенно дорогая вещь, — Снимай свою рубашку, тизрәк. В первый день нужно проявить хорошее впечатление, Евгений… как тебя по батюшке?       — …Евгеньевич.       — О, — Юня выпрямился, всучил мне в руки свитер, и я опять охренел от того, каким приятным он был наощупь. Мелкая вязка, цвет бело-серо-бежевый, как шерстка овечки, а наощупь такой мягонький, что я аж разулыбался… и Юня это заметил, — Нравится? Кашемировый.       — Я не могу его надеть, Юня…       — Да ладно тебе, что ли. Он даже не помнит, скорее всего, что оставил его здесь, — такое пренебрежение дорогими вещами могло говорить только о том, что он запросто может себе позволить такой же новый свитер. Юня вдруг начал расстегивать пуговицы на моей рубашке, начиная снизу, но я тут же отвел его руки в сторону. Лучше уж я сам… Пока расстегивался, обратил внимание на то, во что сам Юня одет — укороченные джинсы, розовая заправленная футболка и удлиненный кардиган кремового цвета с бледно-синей полосой по низу и на рукавах. Я и не ожидал, что он может быть таким ярким…       Я снял рубашку и нехотя натянул свитер. Мне аж не по себе стало, когда почувствовал кожей его обволакивающую нежность… Юня сразу же стал поправлять его — подогнул низ вовнутрь, но не заправил в брюки, разгладил невысокую горловину. Сразу же он заулыбался, пригладив мои волосы в хвосте напоследок:       — Тебе бы очки еще, и был бы похож на самого красивого ботана на потоке… Вот, возьми эту сумку для тетрадок своих. Не смей своим рюкзаком по этой кофте елозить, — он подал мне со столика трюмо мужскую сумку, по размеру как раз для тетрадей — не больше и не меньше. Черная, на ремешке через плечо. Это его или опять Костина?.. Еще через несколько минут, когда я переложил свою канцелярию в эту сумку, мы вышли. Сам-то он с рюкзаком был, зараза такая… почти такого же синего цвета, что и полоса на его кофточке. Модник… На остановке мы стояли вместе. Он курил. Выяснилось, что нам на один автобус, но мне ехать дольше остановок на 5.       — Жень, ну сегодня все девчонки точно твои…       — Ага. Я буду так ссать испортить кофту, что не смогу ни с кем заговорить, — я даже поежился от нервов. Хотя сегодня и правда было прохладно, и я был рад, что так оделся. Но я правда переживал за то, чтобы не сделать с одеждой что-нибудь… Да и сумка еще эта. Даже не могу спросить, чья она, все-таки… И настроение с утра было какое-то стремное, что даже поговорить с Юней толком не хотелось. Надеюсь, поболтаем с ним, когда вернемся домой.       — Ключи взял, да? — спросил он, и я кивнул. В сумке моей лежали ключи с брелоком в виде лезвия. Я надеялся, что не схватил ту пару, которой пользуется сам Юня, — А то я думал, может, Кальц упер… Вот наш автобус.       И так мы уехали. При Юне я даже наушники не надел, но мы все равно не разговаривали. Он утром такой странный, что даже смешно. Мало говорит, мало улыбается. Зато вечером может болтать так, что не заткнешь… Я до последнего вчера думал, что Костя останется с ночевкой, но они с Юней все время держались друг от друга на некотором расстоянии, которое, кажется, заметил только я… И так я, размышляя о всяком, доехал до универа. Первые шаги внутрь были волнительными. Там уже была суета, копошение и гам из разговоров студентов, потерянных так же, как и я. Меня еще и свитер мой смущал, как это бывает обычно, когда в первый раз надеваешь новую вещь. Кажется, что все на тебя смотрят…       Чуть не уснул, пока ехали стоя в автобусе. Женя держался рядом, опять, и я постоянно водил носом в его сторону, чтобы вдохнуть все еще оставшийся на одежде запах духов Кальца. Как сейчас помню первый день после их покупки — я с него не слазил несколько часов, прижимаясь носом к коже, пропитанной запахом от «Ив Сен Лоран», или как его там… Вспомнив об этом, только цокаю.       Вчера, когда Женя ушел погулять, Кальц как с цепи сорвался. Я не ожидал, что в нем вспыхнут такие живые чувства из-за Женька, ведь обычно он держался холодно. Даже если вспомнить ситуацию с Тимуром — его хорошим знакомым из-за дружбы их родителей. Когда мы уже встречались с Костей, я, честно, начал заглядываться на Тимура. До сих пор сам не знаю, почему — на лицо красавцем он не был, но от него как будто веяло опасной силой, которую я бы хотел испытать на себе… я всегда любил мужчин с подобной аурой.       Как только Женя за порог, Кальц меня почти что схватил прямо на кухне, когда я мыл тарелку после своего незамысловатого завтрака из бутеров с плавленым сыром. Я охнул, прижатый бедрами к тумбочке и чуть не ударившийся лбом о верхний шкафчик…       — Все-таки тронули тебя фантазии о тройничке, а, Юня? — сразу же я ощутил, как его рука лезет мне в трусы сзади, жмет ягодицы и нетерпеливо давит на сжатые мышцы между ними, — Так давай с ним поговорим на этот счет, м? Может, согласится, если скостишь ему оплату за проживание?       — Не начинай… — осторожно я положил тарелку на полотенце, чтобы не разбить случайно. Или не случайно… — Я ему волосы завязал. Это преступление?       — За дурака меня держишь? Думаешь, я не вижу, как ты на него смотришь? — оказавшиеся в миг смоченными слюной пальцы надавили на меня сзади, и я, опять вздохнув, наклонился вперед, подставляясь им, — Тебе нужно только попросить моего разрешения, и я с радостью сам посмотрю на то, как он жарит тебя…       Мои ладони сжались в кулаки, когда два его пальца оказались во мне. Блять, ну нахера он это делал?! Они уже твердо двигались, ища нужную для удовольствия точку, но это наверняка было сложно, ведь у меня еще даже не стоял… Хотя такая грязная ревность Кости, по правде говоря, меня заводила. Я беспомощно наклонился и лег на тумбе на живот, пока меня трахала его требовательная рука.       — Не молчи, блять, — по моей попе пришелся удар его свободной ладони, отчего я стиснул в себе его пальцы чуть крепче на миг. Голова кружилась… дыхание стало сбитым, мой член все-таки привстал и начал тесниться в трусах, где места ему было явно мало. Но я не хочу… Ни тройничка, ни в принципе того, чтобы Женя меня трахнул. Он такой замечательный, добрый и милый, что я никак, совсем никак не хочу к нему прикасаться. Если моя оскверненная плоть дотронется до его, он станет таким же, как я… а я не хочу этого.       — Да он просто красивый парень, и все! Он мне не нравится, и я его не хочу, — отчасти я честен, отчасти вру. Не то, чтобы он мне совсем не нравился…       Пальцы вышли из меня так же внезапно, как зашли. Я, почти лежащий на тумбочке, обернулся и увидел напряженного Костю и то, как топорщится ткань у него на шортах. Блять, я не хотел с ним трахаться в этот момент… но и он со мной, к счастью, тоже. Он смерил меня недовольным, холодным взглядом, и я, признаться, даже выдохнул с облегчением. Для меня это было привычно и лучше, чем внезапные нападения на мой бедный зад. Тем более, что он и так побаливал после вчерашнего…       Я приехал на пары, но так и не выкинул из головы мысли о вчерашнем дне. Кальц заставлял меня не просто качаться на эмоциональных качелях — порой он меня вынуждал делать смертельный трюк «солнышко» несколько раз к ряду. И вот вчерашний день стал таким. Утром эта странная сцена ревности, днем мы торчали почти что по разным углам квартиры, вечером он позвал Ермака и Варю в гости, а я об этом узнал только тогда, когда они пришли. К счастью, я пребывал в неплохом настроении и не был против выпить с ними. Тем более, уходил последний день лета…       На первой паре я витал в облаках, вспоминая об очередном испытании, которое мне пришлось пережить вчера. Задание от Ермака Кальцу, когда тому было нужно всех целовать. Сначала я напрягся, когда мне самому пришлось с ним засосаться у всех на виду. Мы ведь все еще были почти что в ссоре после утра, ну наверное — я даже этого не знал. Я все время в подвешенном состоянии и не знаю, что Кальц выкинет, что можно выкинуть мне, а что станет крайней точкой кипения. Я жил в неизвестности постоянно… И вот, после меня Кальц начал целовать Женю. И довольно внезапно для себя я почувствовал, как внутри меня что-то поднимается, пока я глядел на соприкосновения их красивых губ и носов, на взгляд Жени в упор в закрытые глаза Кальца и то, как он метнул на меня свой растерянный взор. Да, я улыбался, я хихикал… но мне так хотелось оторвать их друг от друга!.. что я даже не успел понять, кого именно ревную.       На второй паре я думал о том, как мне выпало задание поцеловать того, кто проиграет мне в «камень-ножницы-бумага». Сначала вышли Кальц и Ермак, победив с первой попытки, и мы с Варей и Женей остались втроем. Варя вышла следом, выкинув бумагу против камня. Я посмотрел на Женю и его удивительно азартное лицо, сразу же думая о том, что ему выпивки на сегодня явно хватит. Хотя он и был самым трезвым из всех нас… я так задумался, что совсем не обратил внимания на то, что происходило с нашими с Женей руками. Оказалось, что он показал ножницы, а я… все еще держал руку, сжатой в кулак. Это камень. Я победил…       Наши с ним взгляды пересеклись. Он, отчего-то, показался мне испуганным… Но делать нечего. Нужно было хотя бы чмокнуть его, ведь мы не договаривались о том, каким поцелуй должен быть. И тогда я потянулся к его губам, вытягивая свои так, чтобы просто коснуться его и отстраниться. Но Женя… оказался еще пьянее, чем я думал. Я не ожидал, что прикоснувшись к нему, сразу же почувствую его развязный язык и движение губ настолько ловкое, что заставило меня открыть рот. Он так интересно двигался, гладил мой расслабленный язык своим, что я отчетливо ощутил через пару секунд, что весь вспыхнул… Женя меня жутко смутил. А еще он круто целовался… Об этом я подумал, когда понял, что мы тогда касались друг друга одними губами, а у меня в животе и ниже все успело запылать за эти несколько секунд горячего поцелуя. Вот только… Женя про него, походу, вообще не помнил. Иначе не смотрел бы сегодня так смело мне в глаза…       До третьей пары дошли мои мысли уже о том, что было после. Мы пошли провожать Ермака и Варю, и я не заметил, в какой момент Кальц тоже начал собираться с ними. На мои вопросы, куда он, отвечал, чтобы я его возвращения сегодня уже не ждал. По его виду мне не сложно было понять, что он собирается ехать к одной из множества своих пассий. Да, я уверен, что она у него не одна — с его внешними данными иначе и быть не может. Посмотреть на него уже было достаточно, чтобы влюбиться. Если этого не хватит, Кальц откроет рот, и вы точно втрескаетесь в его голос. Низкий, вибрирующий звук действует не на уши, а сразу же на мозг… А еще, все любят плохих парней. Он под это описание вполне себе подходит…       — Больше никому не давай отвечать на мои звонки, — немного игриво попросил я, прощаясь с ним. Надеялся, что если скажу в шутку, он спокойно ответит. Но не угадал… Все уже вышли, Женя поплелся в зал. И мы остались наедине. Пока я разглядывал натуральную кожу на вороте его объемной куртки, он сверлил меня пренебрежительным взглядом, который я мог, блять, почувствовать на своем лице.       — Сам разберусь, что мне делать.       — Тогда я не буду тебе звонить…       — Если у тебя с ним че-то будет — я пойму, — Кальц резко затянул шнурки на берцах и начал завязывать, больше не глядя на меня, — учти, блять.       — Даже если и будет, как…       — Ты меня услышал, я спрашиваю? — он вдруг выпрямился, чтобы снова стать выше меня и смотреть на меня в упор. Разве мог я его ослушаться?.. У меня кишечник на узелки закручивался, когда я слышал его такой строгий тон. Хотелось на колени упасть тут же и расстегнуть ему ширинку, чтобы его член оттуда вывалился ко мне в рот. Мне так всегда хочется ему угодить… — Молодец, Юня. Не зря я в тебя верю.       А когда хвалит, тут же растекаюсь маслицем на горячих блинчиках. Да, я такой. Я молодец, я хороший мальчик. Осталось только хвост отрастить и вилять им, да и, сука, самое главное, что мне самому этого хочется! Я не знаю, что этот чертила со мной творит, но я не могу с ним иначе. Он никогда меня даже не ударил, но он такой горячий и одновременно с этим ледяной, что мне страшно на него даже смотреть, когда он злится. Тут же хочется, чтобы он меня по макушке погладил и сказал, что я его мальчик, что я умничка, что я — самый лучший для него на всем свете человек. И он говорит. Все, кроме последнего…       — Ну все, давай. Приеду, как приеду, — Кальц слабо поцеловал меня в висок и, больше на меня не глядя, ушел. Мне повезло, что я был пьян и довольно быстро уснул. Будь это все по трезвяку, хорошо, если бы у меня не началась истерика. Но уж уснуть бы я точно не смог долго… И отголоски волнения во сне сохранились для следующего дня, то бишь для сегодняшнего. Даже встреча с парой хороших одногруппников меня не порадовала толком. Они сразу спросили: «Почему без настроения? Из-за него?». Да, блять, из-за него, и что теперь? Не успели встретиться, а уже заебали, умники…       И я теперь сижу и жду, когда пары закончатся просто ради того, чтобы оказаться дома. Я понимаю, что буду там не один, но Женя меня вообще никак своим присутствием не напрягает. Наоборот даже… хорошо было бы, если бы он со мной поговорил, когда приду домой. Он так часто задает мне вопросы, которые я не осмеливаюсь задать себе сам. С ним легко… как я это ему самому уже и успел сказать. Надеюсь, это его не напугало. Но он реально… другой. Не такой, как все, с кем я сейчас общаюсь — ебанутые рокеры, противоположность дворовых офников и гопарей, потомки панков из 90-х. Я ведь и сам поначалу был лишним среди них, а потом будто стал самым ярым представителем…       Я приехал с пар домой. Проходя мимо огороженного «двора» нашей свечки, ловил солнечные лучи на верхней половине многоэтажки, слушая «Рэя — Курск», ведь ее в том числе мы должны будем сыграть на предстоящем фесте, если эту грандиозную тусу вообще можно так назвать. Хоть где-то нужно себя показать, особо уж Кальцу — его таланту пения пропадать просто нельзя. А мы для него так, мишура, подтанцовка. Ну и хуй с ним, честно. Мне лишнее внимание не нужно — играю в группе только для себя. Настоящую свою страсть я позволяю себе реализовывать только дома…       Смотрю в сторону дворика и вижу, что какие-то ребята играют в мяч, видимо, в баскетбол. Охуенно — увлечение на свежем воздухе. Я сам ни во что вообще играть не умею, да и с координацией у меня не очень, мелкая моторика лучше развита. Да и я все время мячом по ебалу получал, потому что на парней засматривался… Женек, интересно, дома уже? Надо ему сказать, чтобы вышел, поиграл. Может, подружится с кем — ребята, вроде, взрослые. Одного я даже узнал и был уверен, что он либо Женин ровесник, либо на годик младше. Парень с десятого этажа, вроде… Помог мне однажды, когда я что-то один домой пер. Даже не помню, что именно. А вот его помню, и то, как чуть в койку его не затащил, тоже. Вовремя задумался насчет его возраста и решил не рисковать…       Захожу в пустую квартиру. Не спеша переодеваюсь, ем, включаю музыку и ложусь на кровать уже сытый, в сиреневой майке и серых трикотажных шортиках, любящих впиваться в жопу. Невольно думаю, где там Кальц. И когда он теперь вернется… А также в мои мысли прокрадывается Женя, но ему я хотя бы могу написать, чтобы узнать, как его дела. Когда захожу в ВК на его страницу и вижу, что на его фотке лайков поприбавилось. Вчера, вроде, штук двадцать было — уже неплохо, но против ста на котошляпе конкурировать пока сложно. Открываю список лайкнувших, вижу, вроде, все те же лица… смотрю, что Варя и Ермак тоже лайк поставили. Видимо, вчера они так подружились, что добавились друг к дружке… и вдруг замечаю очень интересную мордашку, которую вчера еще точно не видел тут.       «Алиса Голубева». Открываю страницу и получаю хуй за воротник – профиль закрыт. Что ж… Ладно, мало ли. Просто мне показалось, что такая девчонка точно придется по вкусу Жене…