Город снов

«…И солнце встанет на севере! Нет! На северо-западе! И будет сиять там сорок четыре дня и шестьдесят семь ночей! И не заметим мы чуда сего!..»

      Только утром, полностью проспавшись, Даня понял, что он наделал. Кровать была полностью всклочена, подушки подмяты под себя, а самое страшное — он совершенно не помнил, как это выглядело до внезапного порыва поспать в чужой кровати. Данька оглядел комнату, сел, свесив ноги на пол, и пристыженно прикрылся уголком одеяла, понимая, что сидит голой задницей на смятой простыне.       В чате группы были непрочитанные сообщения о том, что сегодня будет только одна пара, так как один преподаватель уехал, а второй заболел. Почему-то все горевали только по тому, что уехал, а вот по больному скорби не было, даже наоборот. Даня пролистал чат до самого конца, пока медленно наглаживал лежащего рядом кота, и, убедившись, что сегодня действительно одна пара, поднялся с кровати.       Оставив дома все так, как оно есть, он быстро оделся, засунул единственную толстую тетрадь под куртку и дал себе честное слово, что, когда вернется, не успокоится до тех пор, пока не приведет все в порядок. Себя нужно было привести в порядок в первую очередь.       Во время перерыва до и после пары он не встретил никого, с кем бы мог пообщаться. Рома писал, что у него занятия вечером, снова приглашал в гости, а Майя осталась дома, сославшись на легкую простуду. Передразнивать ее Даня не стал, вдруг и правда болеет. Срочных заказов не было, и Катя отписалась, что на работу выходить не нужно. Может быть завтра, писала она в чате, ссылаясь на то, что девочки все успеют. Даня же был почти уверен, что она дает ему время остаться с собой наедине. Лишь бы зарплату не урезали, усмехнулся он, сунул телефон в карман и побрел к дому пешком.       Остановившись на Троицком мосту и пустив зияющую щель шва между ног, Даня смотрел вниз, на реку, и думал, что вполне бы мог в ней оказаться. Он сам себе не верил до конца, что не сделал бы этого. Влажный ветер морозил щеки, теребил мех на капюшоне, щипал за нос, но уходить с этого продуваемого всеми ветрами места ему совершенно не хотелось.       Даня смотрел на видневшийся вдалеке Литейный мост, вцепился пальцами в обледенелые перила и от осознания холодной смерти вжал голову в плечи и закрыл глаза. Зажмурился, чтобы избавиться от подступивших слёз. А в голове так ярко, злобными шипящими фейерверками выстреливали образы. Как он летит вниз головой, с вытянутыми вперед руками, как лежит на спине замысловатым иероглифом, нелепо раскинув руки и ноги. Как на красивом лице застывает обида, непонимание и удивление. Черные волосы, белая рубашка, тонкая куртка, рваные кеды и великоватые брюки меняют цвет на красный. В маслянистую лужу крови вокруг тела скользит тонкая струйка из уголка рта. Даньку вновь задушили слёзы.       Сегодня он снова дома один, сегодня некому спасти его от тоски. Данька признался себе, что ему бы очень хотелось получить сообщение не от друзей, а от Саши. Где он? Как он себя чувствует? Чем занимается? И Катя права — надо стараться ни о чем не думать.       Шагая вдоль Кронверской набережной, Даня остановился напротив входа в музей артиллерии и по гранитным ступенькам спустился к воде. За стенкой не дул ветер, и можно было хоть немного отогреть замороженные ноги и вытереть заслезившиеся глаза. Снова наступал жуткий холод, а яростный порыв ветра принес с собой снежное облако, просыпал его над рекой и унесся дальше в сторону порта. Данька видел свой дом и хотел только одного — телепортироваться туда, потому что отмороженные ноги больше не шли.       Придя домой и увидев, что все ровно так, как он оставил, Данька с облегчением вздохнул. Нарезал себе бутербродов из того, что нашел в холодильнике, заварил крепкого чая и завалился в горячую ванну, так как больше не мог трястись от переохлаждения.       Нужно было чем-то занять свои мысли, и Даня вспоминал сюжет книги, чтобы сделать к ней иллюстрации. Он решил не ограничиваться обложкой, так как времени был целый вагон, а проект все равно ждал второй пары рук.       Выбравшись из ванны, натянув на себя толстый свитер и тренировочные штаны, Данька поплелся в сашину комнату, чтобы убраться. Сейчас, на свежую голову, он уже понимал, что не все так плохо — достаточно было расправить простынь, взбить подушки и застелить все пледом. Выровняв все едва ли не по линейке, он взял футболку, в которой спал, и даже ее постарался повесить на спинку стула ровно так, как она висела. Пора было вернуться к себе в комнату, чтобы спокойно заняться рисованием.       От огненной батареи пахло теплой пылью, как бывает по осени, когда только-только пускают горячую воду. Видимо, Саша редко убирался, а скорее всего, даже не заходил в эту комнату, живя один. Даня лишний раз подумал, что он должно быть одинок. Саша и сам это говорил. Но почему Даня сомневался в этом раньше? Квартире явно не хватало женской руки и немого уюта. Все было как-то холодно, строго и четко расставлено по своим местам.       Прихватив пенал с карандашами и лист акварельной бумаги, Данька забрался на широкий подоконник, сделал свет чуть ярче, положил рядом открытую на любимой главе книгу и стал неспешно делать наброски.       Народ на улице смолк, река шла рябью, метель совсем разыгралась, а небо становилось все темнее. Короткий отрезок сумерек, когда вечер уже умер, а утро ещё не успело родиться. По таким вот каждодневным явлениям Данька отсчитывал сколько ещё сможет терпеть издевательства и сколько ещё рассветов сможет встретить. Погода хмурилась, и утро не торопилось наступать. Тьма за окном не желала розоветь, а наоборот больше сгущалась. По стеклу ползли редкие капли растаявшего снега, быстро замерзали и становились ледяными потеками.       Тих, спокоен, безмятежен — так в трёх словах можно было описать его состояние. Именно сейчас, на грани засыпания, Даню больше не мучили мысли о том, что он так и останется на всю жизнь один, а человек, к которому он прикипел всей душой, так ему никогда и не ответит взаимностью. Его не беспокоили мысли о суициде, все это сгинуло где-то в лабиринтах сознания.       Новый день все равно наступит. А с ним или без него, это уже не так важно. Данька обхватил собственные колени, поставил незаконченный эскиз к окну и склонил голову, смущенно осознавая, что нарисовал главного героя очень похожим на Сашу.       Дни стали — один похож на другой. Кто-то постоянно бежал, кто-то дергал по пустякам, говорил, что ничего невозможно успеть, а Данька как стоял посреди жизни, не понимая, что происходит, так и продолжал стоять. Один. Застывший. В мире, закрученном волчком.       Проигнорировав одну вечернюю пару, он отправился на работу с самого утра. Комплектовал заказы, сидя в подсобке, с ужасом поглядывал на кресло, в котором только недавно спал, и думал, что вполне может оказаться тут снова… на какое-то время.       Просидев в магазине до самого вечера, постоянно прибираясь, опрыскивая цветы и в целом создавая бурную деятельность, Даня ушел с работы последним. Выключил свет, запер дверь и посмотрел на телефон. Скопилась целая масса сообщений, самых разных, начиная от чата группы и заканчивая даже мамой, которая спрашивала, не приедет ли Данька домой на праздники. Он не собирался, но думал, что другого выхода у него не будет. Рома писал, что подвижки с проектом есть, и он сделал там какую-то часть, а теперь ждет, чтобы разобраться вместе, что он вообще сделал.       Даня проигнорировал все сообщения, но на всякий случай проверил, нет ли там хоть одного от Саши. Увы. Спрятав телефон в карман, паренек не спеша побрел к дому по засыпанным снегом улицам.       Ужин оказался скромным — от скуки кусок в горло не лез. Зато Бегемот уплетал вторую порцию. Даня не знал, можно ли его кормить так много, но сдался большим голодным глазам. Вот бы уметь так же.       В комнате ждали недоделанные эскизы, смятые комки бумаги, раскрытые подсыхающие акварельные краски и забытые в баночке с водой кисточки. Возможно, Саша будет ругаться за беспорядок, но Данька осмотрел весь бедлам, остановил взгляд на корсете, который обещал доделать, и решил, что уборка точно подождет до лучших времен.       Наметанный по абсолютно другой фигуре жакет был Дане велик. Вещь откровенно болталась, и даже шнурки не могли помочь сделать ее чуть меньше. Пришлось подложить носков, чтобы хоть как-то затянуть и представить, как будет выглядеть рисунок из лоскутков, который только предстояло пришить.       Чтобы работа пошла чуть быстрее, Данька нашел наушники, чуть смотанные красной изолентой, включил любимый плейлист и не заметил, как стал подпевать. Работа и вправду спорилась. Он осмотрел себя в зеркале на дверце шкафа, скрестил руки и обхватил ладонями плечи, заглянул себе в глаза и едва заметно кивнул.       От одежды, так неподходящей этому корсету, решено было избавиться. Даня скинул в угол штаны, затем носки, а когда остался в одном белье, то решил, что ему тоже тут не место. Собственное полуобнаженное отражение будоражило. Пришлось даже закусить губу и на какие-то секунды отвернуться. Щеки приятно порозовели, и мальчик из зеркала игриво улыбнулся.       Даня покачал головой и уронил подбородок на грудь. Нет. Это явно не про него. Он вернулся к кровати, прихватил раскрытую книгу, лежащую вверх тормашками, плюхнулся на живот и снова заткнул уши наушниками.       События в книге отзывались легкой натянутостью внизу живота, и это казалось приятным. Дане сильно приглянулся главный герой, который из котика вдруг стал человеком и подарил жизнь тому, кто его ослушался и оказался не в том месте не в то время. Черный котик, который очень не любил носить дома нижнее белье. Данька бросил взгляд на Бегемота, моющего языком животик, потрогал себя по голому бедру и рассмеялся. — Слышишь, кот? — хохотал он. — Этот мальчишка одновременно похож и на тебя, и на меня.       Даня так потонул в истории, так увлеченно пересказывал ее Бегемоту, что спохватился только тогда, когда тот поднялся на лапы, спрыгнул с подоконника и побежал к двери. Обернувшись, бедный Данька издал такой крик, что услышал себя даже через музыку в наушниках.       Телефон покатился на пол, книжка захлопнулась, провод от наушников запутался на руке, а трясущиеся пальцы кое-как вцепились в край одеяла, чтобы прикрыться.       В дверном проеме стоял Саша, одетый в форму. Он держал открытую ладонь у виска и смотрел в стену, всем видом показывая, что дает Даньке время, чтобы одеться или прикрыться. Жгучая волна стыда от собственной наготы и разговоров с котом окатила мальчишку с головы до ног. — Саш, прости, бога ради, — оправдывался он, шаря непослушными руками под кроватью, чтобы найти трусы и штаны. — Я понимаю, как это выглядит, но я просто не думал, что ты вернешься так скоро. Я ничего такого не делал, мы с котом книгу читали… — Дань, все нормально, — было заметно, что Саша едва сдерживает смех. — Я только хотел сказать, что пришел домой, но вошел и заслушался. Это было мило. — То есть ты стоял и смотрел?! — красный, как переспелый томат, Даня рухнул на кровать и шлепнул себя ладонями по лицу. — Стыд-то какой… Как неудобно… — Я не смотрел, — уже с явным смешком перебил мужчина. — Я попробовал постучать, но ты все равно не услышал, тогда мне пришлось поманить кота. Подумал, если твой слушатель отвлечется, то тогда и ты тоже.       Даня не выходил из своей скрюченной позы, не хотел смотреть на Сашу, однако смех его был заразительным. Стыд постепенно скатывался к нулевой отметке, уступая место самоиронии. Данька услышал шорох одежды и сделал вывод, что Саша снял китель, а потом почувствовал, как прогнулся матрас. От сидящего рядом повеяло теплом. — Это ты меня прости, — паренек приоткрыл один глаз и покосился вправо. — Я обещал, что не буду к тебе заходить, и снова вломился. Наверное, мне не следует больше обещать, потому что слово я явно не держу.       Немного успокоившись, Даня покачал головой и стал собирать упавшие на пол вещи. Телефон оказался цел, уголок книги немного смялся, а вот наушники действительно пострадали — штекер остался в телефоне, а оборванный провод лежал рядом. Данька горько вздохнул и стал наматывать испорченную вещь на палец. — Мне не следует так себя вести, — бормотал он. — Я же не у себя дома. Ужасно, что ты видишь, как я тут живу без тебя. Правда, ужасно. На самом деле я ничего плохого не делаю, рисую вон сижу да книжки читаю… коту. — А ты считаешь, я думаю, что ты тут молча сидишь и даже не поёшь в ванной?       На совсем не злобную усмешку Даня широко улыбнулся. — Но я действительно не пою в ванной.       Наматывая и снова разматывая провод на пальце, он так увлекся, что не заметил, как пошел на пятнадцатый круг. Котяра терся о спину, Саша все так же сидел рядом, а Даня не решался прервать затянувшуюся паузу. До тех самых пор, пока большая ладонь не накрыла его пальцы. — Не нервничай, пожалуйста, — такой интонации Даня от Саши еще не слышал. Голос был совсем низким и тихим, даже чуть подхриповатым. — Я обещаю, что куплю тебе новые, раз уж я виноват в том, что погибли эти. — Ты не виноват, ты… ты не должен мне ничего, — проглатывал слова Данька, не решаясь даже бровью пошевелить, чтобы не скинуть с себя такое неприлично затянувшееся прикосновение. — Все хорошо, Саш, я сам дурак. А книга эта… надо было брать с разбухшим уголком, все равно я не умею обращаться с вещами.       Когда Саша убрал руку и потянулся за книгой, Даня наконец-то смог вздохнуть. В глазах занималась вихревая карусель, комната начинала плыть. Он старался запомнить это прикосновение мягкой ладони, после которого осталось легкое покалывание на коже. — Я тоже читал ее, — как-то неопределенно кивнул Саша, словно сам себе. — Главный герой кажется невинным, но на деле там много эротических сцен. Иногда я задаюсь вопросом, откуда она берет вдохновение… Тебе нравится такое?       Даня четко почувствовал дежавю. То же самое у него спрашивал Рома, но тот явно интересовался, имея некий подтекст. Но Саша ведь совсем другой. Или не было никакого подтекста, и они оба хотят узнать данькино мнение? — Мне нравится подобная литература, — смущенно пожал он плечами и следил за длинными пальцами, перебирающими страницы. — Я не могу читать про рожающих секретарш после ночи на столе у шефа-миллиардера.       Саша едва заметно кивал, захлопнул книгу и отложил в сторону, неуверенно вздохнув. — Каждому свое, наверное, — ровно ответил он и коснулся данькиного плеча. — Я не фанат подобного, но Таня есть Таня, она может заставить. Мой друг работает в издательстве, встретил ее на книжной ярмарке, и вот они скоро станут семьей. — Тебе грустно от этого? — наконец Даня решился заглянуть в глаза. — Почему мне должно быть грустно? — Ну, у них семья, а у тебя кот, — он постарался улыбнуться и перевести все в шутку. — А вот теперь еще и я свалился… Но я уеду, на следующей неделе зарплата, и я постараюсь очень оперативно найти комнату. — Даня, — оборвал его Саша, скользнув рукой по плечу вниз. — Купи себе, пожалуйста, лучше зимние ботинки. Ты все себе простудишь, если так и будешь бегать в летних кедах, которые очевидно просят каши.       Губы у Даньки задрожали, и он отвернулся, тщетно поджимая их, чтобы сдержать слезы. Слышать такое — оказалось обидно, хоть Данька и понимал, что Саша говорит правду. — Я не могу тебе навязываться, — задушенно произнес он, понимая, что скрыть свое состояние уже не получается. — Если я потрачу деньги на одежду, а ты меня прогонишь, то мне снова придется ночевать в парадной. По мне, может, и не заметно, но вообще-то я к такому не привык. Я не бомж, Саш, от соседа я тоже не по своей воле ушел, просто он меня затюкал, и это стало невыносимо.       Видя дрожащие плечи, Саша подвинулся ближе, обхватил рукой худую данькину спину и постарался очень деликатно прижать его к себе. — Может быть, ты все же поделишься со мной? — опасливо спросил он и тут же замолчал, нервно покусывая щеку изнутри.       Даня вытирал со щек молчаливые слезы, одну каплю за другой. Глупо отворачивался, думая, что остается незамеченным. Тепло чужой руки почти обжигало, и реветь захотелось в голос. — Дурак я, Саш! — надорванно выкрикнул он, захлебнувшись всхлипом. — Я понимаю, что вроде могу все сказать, но мне страшно снова наступить на те же грабли — они не мои любимые!       В комнате стояла оглушающая тишина, только слышно было, как колкий снег стучал по стеклу, затем послышалось шлепанье кошачьих подушечек лап по полу. Даня молчал, кусал ладонь и жмурился. И только тогда, когда Саша насильно развернул его к себе и почти грубо воткнул носом в свое плечо, прижимая ладонью за затылок, Данька разревелся. — Слезы — это эмоции, Дань, — тихо говорил он, поглаживая по жестким волосам. — Если тебе это поможет справиться, то поплачь. Мне ужасно неловко, что я нарушил свое слово, а теперь ты ревешь. Это я испортил тебе твое хорошее настроение.       Даня занес кулак, но тот так и застыл в воздухе. Пальцы разжались, а затем вцепились в ткань форменной сашиной рубашки. Было неловко вытирать слезы о чужое плечо, пропахшее не то пылью, не то резиной. — Можно я скажу это за тебя? — Даня готов был поклясться, что почувствовал, как в этот момент чужие губы коснулись его волос, и замотал головой. — Нет! — Ты очень красиво рисуешь, — опешив от внезапной смены разговора, паренек машинально поднял голову и обратил внимание на свои незаконченные эскизы. — Я сохранил твои рисунки, но не потому, что ты просил, а потому, что я сам так хотел. — Я не доделал еще, — Даня сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и разжал онемевшие пальцы, отстраняясь от Саши. — Это иллюстрации к книге про слепого. Там нужно было нарисовать собаку, а я почему-то нарисовал кота. Наверное потому, что он тут рядом кружился.       Они вместе усмехнулись и обратили внимание на лежащего на спине Бегемота. Кот прикрывал глаза, снова открывал, тихо засыпая и дергая задней лапой. — Мне кажется, что человек на твоем эскизе очень похож на меня.       На очевидное замечание Даня надломленно рассмеялся, вытирая последние слезы со щек. Улыбку Саши он чувствовал даже затылком. — Мне тоже так кажется, — повел он плечом. — Но ты же спрашивал, с кого я рисую своих ангелов. Вот, выходит, что с тех, кто рядом со мной. — Поэтому у них не было лиц… — Что?       Даня резко обернулся, уставился мутными глазами на Сашу и не желал верить в то, что услышал. Он не думал об этом, никогда не думал, просто заштриховывал лица, не желая их прорисовывать, а в этот раз… В этот раз он перенес на бумагу даже маленькую родинку на носу и выделил цвет глаз. — Говорю, что глаза у тебя красивые, — улыбнулись ему в ответ. — Ни за что бы не поверил, что такие бывают, если бы тебя не встретил. Господи… ну и вечер… похоже, что единственный дурак тут я. — Да это я не умею эмоции под контролем держать, — Даня махнул ладонью. — Точнее, стараюсь, делаю вид, что сильный, но мне тяжело. Они постоянно спрашивают меня о том, с кем я сплю, как я это делаю, как часто… А кому я нужен такой? Белье раз в полгода покупаю. Да мне и раздеться будет стыдно! Вот скажи, в чем я перед ними виноват?       Саша не спешил с ответом, иногда жевал губу, бегал взглядом по предметам в комнате и в конце концов протянул к Даньке руки. — Можно я тебя просто обниму? — спросил он с улыбкой и сгреб паренька в охапку, снова вжимая носом себе в грудь. — Не думай, что ты в чем-то виноват, и не оправдывайся перед ними. Мне искренне жаль, что существуют люди, которым в чужой постели интересней, чем в своей.       Даня долго жался побитым котенком к горячему телу, слушал стук сердца, но так и не смог отличить свое от чужого. Он решился обнять в ответ, сплел пальцы за сашиной спиной и хотел только одного — чтобы этот момент никогда не заканчивался. — Спасибо тебе за понимание, — бормотал он, улыбаясь. — Вера в человечество почти восстановлена.

***

      Утром Даня открыл глаза и подскочил на кровати, задевая рукой спящего кота. Тот недовольно мяукнул, а Данька вздрогнул — он никак не ожидал, что пушистый Бегемот будет спать рядом с ним, а не со своим законным хозяином. Даня повертел головой и осознал, что находится в своей спальне. Рассеянно дотронувшись до груди, понял, что был в своей домашней одежде, которую так вчера и не снял.       Голова была тяжёлой то ли от резкого пробуждения, то ли от вчерашних слез, то ли от зимней погоды — в такие дни из кровати вылезать совсем не хотелось. Даня помассировал виски пальцами и постарался вспомнить прошлый вечер. Постепенно в сознании вырисовывались отрывки произошедшей в доме сцены. Возвращение Саши, тот разговор, тёплые руки, оглаживающие спину…       Недолго наслаждаясь теплотой мягкого одеяла, Даня выпутался из него и стёк с кровати на пол, касаясь ногами мягкого ковра. Сонно потирая глаза, он направился на кухню, а когда оказался в дверном проёме, сон как рукой сняло. Саша стоял к нему спиной, без футболки, и жадно пил воду, словно только что вернулся из пустыни. Почувствовав на себе чужой взгляд, он обернулся. Данька шумно сглотнул. — Доброе утро, — нежно улыбнулся Саша и снова поднёс стакан к губам. — Я разбудил тебя? — Вовсе нет! — воскликнул раскрасневшийся Даня и замахал руками. — Я проснулся сам… Я не ожидал, что увижу тебя здесь. — Меня замучила жажда, — Саша помахал стаканом в руке. — В такую погоду только спать и спать… И кажется, сна мне было недостаточно, — он мягко рассмеялся, глядя на медленно падающие за окно снежинки. — Всё в порядке, — Даня сам подошёл к графину с водой и налил себе стакан. Освежиться от увиденного было просто необходимо. — Думаю, что я уже не усну.       Саша вяло кивнул и подошёл к кофемашине. Ловким движением руки он извлек из кармана телефон, разблокировал его и положил на столе экраном вверх. Между парнями повисла тишина, которая казалась Дане неудобной, но Саша, видимо, совсем ничего не замечал: просто стоял и тёр глаза рукой.       Данька снова загрустил. Он сжимал в руке телефон, перекладывал его то в одну руку, то в другую и уныло пялился на чёрный заблокированный экран. Даня бросил взгляд на чужую спину — Саша опустил глаза в экран и, набирая сообщение на телефоне, держал чашку кофе. С тяжёлым вздохом Данька разблокировал экран своего смартфона и открыл непрочитанное, отправленное с вечера сообщение от Ромы.       «Не хочешь зайти ко мне сегодня?» — Такая простая фраза, но Даня чувствовал, что от этого решения будет зависеть чуть ли не вся его жизнь. Как будто от встречи с Ромой в его же доме что-то поменяется. Да, поменяется, ещё как поменяется! Даня нерешительно глянул на Сашу, который так и не изменил своей позы, всё ещё погружённый в чат. — Я пойду к своему… знакомому… — глухо проговорил Данька. — Нам нужно доделать тот проект для сессии.       Саша оторвался от чата и обернулся, одаривая Даню тёплой дружелюбной улыбкой, от которой кольнуло в сердце. Стало невыносимо больно, и Данька приложил все усилия, чтобы глаза не блестели и Саша не смог увидеть его так внезапно накатившего состояния. — Конечно, без проблем, — рассеянно, сонным голосом проговорил он, а Даня тем временем заметил на экране мелькающие сообщение. Так хотелось, чтобы эти сообщения были для Саши от него самого. — Ты придёшь поздно? — Саша зевнул, прикрывая рот рукой. — Я не знаю, — Даня пожал плечами как-то очень дёргано. — Возможно, могу задержаться. — Если что, мой номер ты знаешь, — бросил Саша, возвращаясь к чату, а Данька лишь кивнул.       Ему так хотелось, чтобы эти слова были сказаны не так… не так равнодушно или небрежно. Хотелось чувствовать нежность, но разве Данька мог просить об этом абсолютно чужого человека?       Нужно было сейчас же уходить из дома, иначе Данька рисковал расплакаться в любой момент и снова опозориться перед Сашей таким образом. Он попросил разрешения снова одолжить куртку и даже тёплый шарф — на улице шёл снег. — Можешь брать всё, что захочешь, — Саша подпирал спиной дверной косяк, скрестив руки на груди. — Главное — не мёрзнуть. Хватит тебе болеть.       Даня слабо улыбнулся, вспоминая, как провёл первую ночь в сашином доме, мучаясь от температуры. Попрощавшись с Сашей, он выскользнул за дверь. Как только услышал звук закрывшегося дверного замка, грудь словно пронзило ледяными иглами. Саша был там, рядом, за дверью, и потом Данька снова к нему вернётся, и всё будет хорошо, но почему-то ему казалось, будто он сам уезжает за сотню тысяч километров от Саши. Даня помотал головой, отгоняя мысли, и написал Роме короткое сообщение о том, что он уже в пути.