I'll kill you. Or not

Девять утра. Я закрываю номер и направляюсь к магазинчику, чтобы взять колу или что-то вроде того. Кафе в этом мотеле нет. Завтракать придется где-нибудь в другом месте. Без утреннего кофе я как-нибудь проживу. Продавщицы нет, поскольку она занята заселением кого-то в номер. Да, сотрудник здесь один: это и продавец в магазине, и администратор, и владелица мотеля. Судя по вонючим грязным номерам, она же здесь и за уборку в номерах отвечает. Над прилавком висит портрет Лексы. Ну, как сказать, портрет… Девушка на этой полицейской ориентировке мало похожа вообще на девушку, а тем более — на Лексу. Единственное, что — это шрам на шее. Я бы на месте… Я смотрю направо и вижу Лексу, которая заходит в магазин. Она смотрит сначала на меня, а потом на листок. — Я уверена, что даже в парике я не так ужасна, — говорит она, и я перевожу взгляд снова на изображение. — Да, но я уверена, что нож в груди способен скорректировать и память. — И слава Богу, — кивает она, улыбаясь. — Да, Аминь. Я рассматриваю её, пока она рассматривает прилавок с жвачками и конфетами. Чистое розоватое лицо, волосы, убранные в хвост, славные маленькие уши, красивая шея… Открытая зачем-то. Очень неосмотрительно с её стороны. У нее красивый профиль: так же красив, как и анфас. Она косится на меня, и я, пойманная с поличным, глупо улыбаюсь. Точно, мне нужна была кола или что-то вроде того. Я отхожу от прилавка и иду к полкам с бутылками и баночками. Беру банку Dr Pepper и возвращаюсь обратно к кассе. Лекса тем временем уже отошла: она в другом конце магазинчика, рассматривает полку с чипсами и снеками. — Выбрали? Я быстро возвращаю взгляд к прилавку и к женщине, что выросла за ним. Я протягиваю ей банку газировки и достаю из кармана джинсов помятый доллар. — Сдачи не надо, — говорю я и выхожу из магазина. Подожду Лексу снаружи. Открывая банку и делая глоток, я вижу подъезжающую полицейскую машину. Газировка застревает где-то в горле, и я медленно опускаю банку. Смотрю на Лексу, которая все еще копается на полке с чипсами. Тут все стеклянное, и если бы она обернулась, то увидела бы то же, что вижу я. Но она не оглядывается, даже когда копы заходят в магазин. Она разворачивается, не отрывая взгляда от пакета с чипсами, и идет в сторону кассы. Я делаю медленные шаги от входа в магазин, не сводя взгляда с Лексы, и у меня очень плохое предчувствие. Один коп что-то покупает, пока второй смотрит на Лексу. Та поднимает голову: и, боже, хоть бы она не вздрогнула. Она не вздрагивает, когда встречается с ним взглядом, она смотрит за его спину — на меня. Повернись же к нему другим боком, боже мой. И, будто услышав мои мысли, она поворачивается к копу боком. Я наблюдаю за полицейским, который рассматривает Лексу: я вижу лишь его затылок, но его голова все так же наклонена к ней, поскольку Лекса гораздо ниже. Он, наверное, ей что-то говорит, потому что она слегка дергает головой, не поворачиваясь к нему лицом, и отвечает. Его напарник уже расплатился и развернулся к Лексе. Он тоже её рассматривает, не спеша при этом освободить место, чтобы Лекса прошла к кассе и расплатилась за чипсы. И Лекса выглядит зажатой между ними. Наконец он отходит, и Лекса подходит к кассе. Они уходить не спешат, о чем-то тихо переговариваясь. И стоят прям у выхода. Расплатившись, Лекса разворачивается и, опустив голову, идет к дверям. Они провожают её взглядом, пока она проходит между ними и толкает дверь. Я почти выдыхаю, но тут один (тот, который покупал сигареты) касается её плеча и разворачивает к себе. Он наклоняется и рассматривает её шею. Лекса пытается сделать шаг в сторону, но он останавливает её уже двумя руками. Дерьмо. Я медленно отступаю в сторону своего номера. Открываю его и вижу свои трясущиеся руки. Я нервничаю редко: может, редко бывает, из-за чего, но сейчас слишком четко понимаю, что это полное, ну полнейшее, дерьмо. Остается надеяться на красноречие Лексы, и что её не отвезут в участок просто потому, что у нее свежий порез на шее. Я не знаю ничего про умение Лексы заговаривать зубы копам. Я стою у приоткрытой двери в своем номере и пытаюсь что-то услышать. Хотя, если мне и там было ничего не слышно, отсюда и подавно. Вдруг я слышу голоса, но пока разобрать сложно. Я прислушиваюсь. — Сэр, в этом нет никакой необходимости, уверяю вас, — слышу я голос Лексы. — Мы в любом случае проедем в участок. Дилан, позови управляющую. — Зачем? — спрашивает Лекса, и я прикрываю дверь, оставляя почти незаметную щель. — Вы здесь одна живете? — Да. Сказала же, мы поругались с моим парнем. Как раз после того, как он меня полоснул. Пришлось уехать в мотель. — Где вы живете в городе? — Эм… Чёрт, чёрт, чёрт! — Ну, я живу у него… Я плохо знаю его адрес. Я оборачиваюсь, осматривая номер. Вообще-то у меня нет привычки распаковываться в номерах. Обычно я достаю лишь самое необходимое. Грязную одежду сразу же убираю обратно в сумку. И сейчас мой рюкзак стоит у кровати, а спортивная сумка — у шкафа. — Мы могли бы зайти в номер? — громко спрашивает полицейский, и я возвращаю все внимание к тому, что происходит за дверью. — Да, конечно. Она поселилась в четвертом. — Принесите запасной ключ, пожалуйста. Я хватаюсь за голову, делая шаг от двери. — Я не даю вам свое разрешение, — возражает Лекса, и я отчетливо слышу в её голосе страх. И ей есть, чего бояться. В её номере всё! В её вещах всё так же, как и в моих. Это конец для нее. — Нам не нужно ваше разрешение, мисс. Достаточно разрешения администрации мотеля. Лекса говорит что-то еще, но я уже не у двери. Я быстро пробегаюсь по номеру в поисках чего-то, что могла забыть убрать. Все чисто. Хватаю принадлежности из душевой и бегу к сумке, открываю и запихиваю все в нее. Надеваю рюкзак с вещами, хватаю сумку и подхожу к двери. — Сэр…- начинает Лекса. — Открывайте, — распоряжается коп. — Она здесь одна проживала? Как давно она заехала? — Да на днях. Может, позавчера. Да, одна. В гости к ней никто не приходил. Я слышу, как вставляют ключ, и щелчки замка. Пытаюсь обострить слух на максимум, чтобы улавливать даже их шаги. Мне важен любой звук. Наконец понимаю, что они все заходят в номер. Жду несколько секунд и открываю свою дверь. Я выхожу и тут же встречаюсь взглядом с женщиной, которая заглядывает в номер. Её полная рука лежит на груди, будто она видит там нечто ужасное, но уверена, что для этого пока рано. — Я бы хотела выехать, — говорю я тихо. — Да, — она отмахивается. А потом видит, что я протягиваю ей ключ. Я не желаю подходить, чтобы не попасть в поле зрения копов — и это она, мне кажется, тоже понимает. С недовольным лицом она подходит ко мне и забирает ключ. — Мне надо… — Нет, иди уже, — отмахивается она, тут же возвращаясь к номеру четыре. Я размеренным шагом иду к своей машине. Открываю дверь багажника и закидываю вещи. Мои руки все еще дрожат. Это полнейшее дерьмо. На самом деле. Они там найдут её одежду, найдут оружие. Они найдут что-то еще, чтобы связать это не только с тем мужиком, но и с другими убийствами. Лексе светит смертная казнь в этом штате. Я сижу на водительском сидении, а мои руки крепко держатся за руль. Мне надо уехать. Мне надо ехать сейчас же. «Уезжай, сейчас же!». Лучше смерть, чем тюрьма. Лучше быстрая смерть, чем тюрьма, а потом смертная казнь. Этого я бы хотела для себя. Я не знаю, чего для себя хотела бы Лекса. Стучу ладонями по рулю. Я просто оставлю её здесь? Вдруг вижу, как из номера выбегает Лекса, а следом за ней коп. Я вытягиваюсь на сидении. Он догоняет её метрах в десяти от меня и толкает в спину: она падает, даже не успевая подложить руки. Мне кажется, я отсюда слышу глухой звук удара её тела и лица об асфальт. Все внутри меня содрогается. — Наша! — кричит коп из номера! — Джонс, вызывай сюда всех! — Ты не видишь, я занят?! — кричит тот в ответ, прижимая коленом Лексу к асфальту. Он застегивает наручники за её спиной, зачитывая ей права. Я сползаю вниз по сиденью и теперь почти ничего не вижу. Выглядываю, чтобы посмотреть: второй коп открывает водительскую дверь и ныряет туда, явно вызывая подкрепление через рацию в автомобиле. Они вдвоем тащат Лексу к машине, один открывает дверь, и они грубо заталкивают её назад, ударяя головой. Козлы. Разве нельзя было придержать ей голову! Они не могут продолжать осматривать номер самостоятельно. Теперь они будут кого-то ждать. Дверь захлопывается. Один из них садится на водительское сидение, а второй стоит рядом с машиной и достает сигареты. Они о чем-то между собой переговариваются, но я не могу разобрать, о чем. Я могу выехать отсюда. Я могу… Я могу, в этом нет ничего такого. Просто проеду мимо них, и все. Но я не могу её оставить здесь. Её посадят в тюрьму. Она будет ждать годами смертную казнь. Следующие месяцы я то и дело буду видеть её лицо на страницах газет. Буду видеть и… «Заткнись! Замолчи и просто уезжай!». Она может им рассказать про меня! Она может им описать мою внешность! Она скажет им мое имя! «Дура, ты знаешь, что она этого не сделает!». Я не знаю! Я не знаю, она сделает, она может! Я стучу себя по голове несколько раз. Конечно, я знаю, что вряд ли она это сделает. «Уезжай! Уезжай!». Я не могу её оставить здесь! У нее такие красивые глаза… Она мне должна за то, что я прокатила её по полю! «Ты не убьешь копов! Ты не такая тупая. Ты не такая ведь тупая?.. Кларк?!». Я... И я снова бью себя по голове. Просто уйди сейчас из моей головы, мне надо подумать. «Ты не можешь убить копов! Да и как? У них пушки, а у тебя что?! Ты натравишь на себя всю полицию штата!». Усиленно тру свою бровь и стучу пальцем по лбу пару раз. Что делать. Что делать?! Я не могу ничего сделать. Надо просто уехать. Но она ведь должна мне за то, что я её прокатила. Я могла просить все, что угодно! Я могла попросить, чтобы она меня поцеловала! Она могла бы меня поцеловать, потому что я могу просить что угодно! Я выпрямляюсь. Вижу через заднее стекло голову Лексы: передние и задние сидения разделены решёткой. Один коп все еще сидит в машине, а второй… Второй обходит её и тоже туда садится. Что мне делать?! Я могу… Нет. «Ты любишь свою машину! Ничего дороже и ценнее у тебя нет!». Да, это так! Но она может меня поцеловать, если я попрошу. Я могу попросить её о чем угодно. «Не будь такой дебилкой, Кларк! Ты разобьешь машину, и ты убьешь Лексу. Разве она пристегнута?!». — Заткнись, заткнись, заткнись! — рычу я себе под нос. Ждать нет больше времени: либо я что-то делаю сейчас, либо уезжаю. С минуты на минуту здесь будут еще копы. Я завожу машину, снимаю с ручника, давлю на сцепление. Давлю на газ, отпуская сцепление. Автомобиль трогается. Я, проезжая мимо полицейской машины, встречаюсь взглядом с Лексой. Она провожает меня. И, кажется, вовсе не осуждает, хотя выглядит все так, что я уезжаю. По её взгляду не похоже, что она напугана: скорее, смирилась. И вдруг она наклоняет голову набок и улыбается мне, поднимая свои руки в наручниках и складывая пальцы в сердечко. О, боже… Как это мило! Я почти сворачиваю себе голову, засмотревшись на её пальцы. Хм, руки в наручниках у нее спереди уже?  Она такая милая… невозможно. Мое сердце радостно грохочет внутри грудной клетки, пока я выезжаю на дорогу. Сердечко явно же что-то значит? Может, она поцелует меня искренней, чем просто потому что я попрошу её отдать долг. Я надеюсь на это. Я разворачиваюсь. Так. Машина копов стоит прям напротив въезда на парковку. Мне достаточно просто свернуть налево, и я впечатаюсь в них. Я не сильна в подобных прогнозах, но смутное чувство подсказывает, что так я могу убить свою машину, себя, двух копов и Лексу. И я понятия не имею, как сделать так, чтобы трое из нас остались живы. Но все же… Она показала мне сердечко, а значит, что будь как будет. Я зажимаю педаль газа. Машина бодро разгоняется, а мне только остается переключать скорости. Это очень быстро. Слишком быстро. Я уже вижу мотель. И я очень надеюсь, что Лекса видит меня. На всякий случай я сигналю. И если она не дура, то схватится за ручку, как я её учила. Я поворачиваю резко влево и лечу прямиком на автомобиль копов. С громким хлопком я влетаю ровно в их капот и переднюю дверь. Больше я ничего не знаю. В башке все звенит, а все мое тело болит. Я трогаю свою голову, проверяя, на месте ли она вообще. На месте. Открываю глаза, башка раскалывается. Сложно что-то понять, но я очень стараюсь разглядеть что-то перед собой. Трогаю лицо. Я разбила себе нос. Ну что же, с этим можно жить. Щупаю ручку и открываю дверь. Я вываливаюсь из машины, приземляясь на колени. Достаю нож и поднимаюсь на ноги. Понимаю, что у меня видит всего один глаз, поэтому трогаю второй. Что-то стекает в него, и я трогаю лоб. Да, что-то со лба стекает в мой глаз. Кровь, что же еще может туда стекать. Я протираю глаз снова и снова, пока не начинаю прозревать. Почти ничего не слышу, в ушах все еще жутко звенит. Шатаясь, обхожу машину. Лекса потом, сначала они. Я подхожу к двери пассажирского сидения и открываю её. Коп что-то говорит, наверное, потому что его рот открывается. Его правая сторона лица разбита, как и стекло двери машины. Хорошо он приложился. Я резким движением затыкаю его, вгоняя нож ему в горло. Протираю глаз и смотрю на второго. Ему гораздо хуже. Может, он даже мертв, но я не могу рисковать, и вообще — сейчас уже все настолько плохо, что оставлять кого-то в живых было бы самой огромной тупостью. Я пролезаю через копа, чтобы дотянуться до второго. — Кларк. Я слышу Лексу и поворачиваюсь, но вижу лишь решетку, смятую за спиной у водителя. Я тянусь дальше к водителю и тыкаю в него ножом. В его шею, потому что для других мест у меня просто нет сил. — Кларк. — Сейчас, — слабо отзываюсь я, пытаясь выбраться обратно из машины. Это сложнее, чем вползти в нее. У меня болит что-то кроме головы. Но пока не очень понимаю, что именно. Пока я чувствую лишь слабость в теле и ограничение его функций. Надеюсь, что это не состояние шока, после чего я потом просто откину копыта. Не очень бы хотелось. Наконец я выбираюсь из машины и подхожу к задней двери, в которую толкается Лекса. Она изнутри не открывается, зачем она только тратит силы. Я открываю дверь, и Лекса вываливается на землю. Я присаживаюсь на корточки, чтобы посмотреть на нее, но глаз снова заплывает и отвлекает меня. Я протираю его снова и снова. — Кларк, — зовет она, и я поднимаю голову, потому что вижу её ноги. Чувствую её руки на своих: она тянет меня вверх. — Кларк, посмотри на меня. Ну и я смотрю. — Ты как? — спрашиваю я. — Схватилась за ручку, как ты учила. Мне не так сильно досталось, как тебе, — достаточно бодро отвечает она. И я вижу ссадину на её брови и виске, и, наверное, там еще на голове. Смотрю на дверь — стекло цело. Хорошо. Она не пробила его своей головой. Там лишь небольшая трещина. — Кларк, послушай меня. Слушаешь? — я киваю. — Кларк, ты должна сесть в свою машину и уехать отсюда как можно дальше. Надеюсь, что она на ходу. Ты понимаешь? Я соберу свои вещи, найду тетку и тоже свалю, но сначала ты. Тут не должно быть твоей машины, ты понимаешь? Я киваю. — Я найду тебя. Слышишь? Уезжай! — Времени мало, — слабо отвечаю я. — Тем более. Иди давай. Времени мало на обсуждения, поэтому я иду. Я иду к своей машине,оглядываясь на Лексу которая склонилась над мертвым копом в поисках ключа от наручников. Кое-как оказываюсь на водительском сидении. Она не заведется. Она не заведется, я уверена. Она заводится. Боже мой, она заводится. Если я в состоянии шока такая слабая, то точно надо поспешить, потому что скоро я просто отрублюсь. Лекса убьет тетку, заберет свои вещи и поедет за мной. Она справится. Я сдаю назад, и машина с трудом двигается, отцепляясь от полицейской тачки. А я, сжав зубы, терплю этот скрежет и прибавляю, надавливая сильнее на газ. Наконец под треск изломанного железа машина освобождается и дальше уже свободно отъезжает. Я выезжаю на дорогу. Под капотом что-то дымится, но я очень надеюсь, что она дотянет хоть до куда-нибудь. Машина зарегистрирована на меня, и Лекса, конечно, была права, что потребовала её забрать. Интересно, Лекса догадается уничтожить все записи о нас в журнале этой тетки? Лекса не очень-то сообразительна последнее время. Не знаю, может она всегда была такой. А может, она расслабилась. Только она уже дважды накосячила, и оба раза крупно. Но она показала мне сердечко, и я думаю, что мне придется присматривать за ней, чтобы она не косячила дальше. Я не знаю, как долго я еду. Начинаю чувствовать боль в ногах и животе. А еще моя башка вот-вот лопнет. Мне пора куда-то свернуть. Если остаться на дороге, то толку от того, что я уехала, вообще ноль. По правую сторону — высохшее поле и никакой растительности, и это не самый лучший вариант, хотя, конечно, можно заехать так далеко, чтобы пропасть за горизонтом. Но Лекса меня не найдет, и я откинусь прям там… За горизонтом. В глазах начинает темнеть, и я сворачиваю направо. Сколько я еду по полю, я не знаю, но я еду, пока мои глаза окончательно не закрываются.