Миссия «Ультимы»

Сначала покалывает кончики пальцев на руках и ногах, а потом Антон перестаёт чувствовать движение в запястьях. Он опускает голову на подушку и расслабляет тело, чтобы процесс заморозки прошёл безболезненно. — Ты точно уверен? — всё ещё сомневается Катя, готовая в любой момент дать заднюю. — Уверен, — в который раз подтверждает Шастун, закрывая глаза. Девушка колеблется, не зная, стоит ли вообще игра свеч. А если она не успеет вовремя его разбудить? А если случится непредвиденная ситуация, и она не сможет помочь лейтенанту? При этом у них уже был достаточно долгий и подробный разговор о его задумке и необходимости её реализации. Да, Антону нужно опустить температуру тела до самых низких показателей, иначе его план попросту не сработает. Да, это может привести к омертвлению тканей, если замешкаться и вывести его из анабиоза слишком поздно. Да, Шастун понимает все риски и не будет обвинять Катю, если она что-то сделает не так. Нет, он не может ждать возвращения Позова. Катя набирает воздух в лёгкие и медленно выдыхает, переключая все нужные клапаны. Засекает время и наблюдает за тем, как быстро опускаются градусы на термометре. Шастун хочет связаться с отцом через кровную телепатию. Катя и до этого знала, что раса цифоль обладает сильными телепатическими способностями, но не подозревала, что она может сохраняться даже на таких дальних расстояниях. Наверное, не расскажи Антон ей подробности своего дела, Позова бы даже не подумала соглашаться. Это же двойное преступление — связь с домом, которая карается ссылкой обратно на родную планету, и использование корабельного оборудования для того, чтобы намеренно причинить вред члену команды, хоть и по его просьбе. Но правила и устав в последнее время идут через одно место, и каждый день они подвергают себя опасности, не задумываясь о том, что однажды могут не выкарабкаться или не проснуться. Поэтому, недолго думая, девушка подходит к Шастуну ближе и произносит, пока тот ещё остаётся в сознании: — Антон, я ошиблась тогда, с сеиртасом… Никакие споры не захватывали ваш мозг, это было лёгкое помутнение, но в остальном — всё было по-настоящему. Прости меня. Веки лейтенанта дёргаются, и Катя знает, что тот её слышит, но не успевает ответить — термометр показывает минусы. Что ж, размышляет Позова, они разберутся с этим, когда он проснётся. Обязательно разберутся. Девушка надеется, что это не последние слова, которые она сказала Антону.

***

В гражданской одежде Серёже непривычно, ещё и в такой старомодной — она неудобная, от неё чешется кожа, да и теплорегуляции нет. Но ещё более непривычно сидеть под палящими софитами, которые слепят прямо в глаза. Хотя и славно, что он сейчас не видит зрителей, так хотя бы он не чувствует давление с их стороны. — А ты волнуешься? — смеясь, спрашивает Арсений у какого-то гостя. И это Матвиенко тоже непривычно. Он не знает, как реагировать на настолько энергичного и позитивного Попова, с этой непонятной ему улыбкой, не сходящей с лица, специфичными шутками и вычурным костюмом. — Да ты успокойся! — вскакивает Антон и, возможно, кого-то пародирует, но инженер всё ещё н е п о н и м а е т. Зал взрывается хохотом и визгами на каждое слово ведущих? комиков? Кто они и во что играют? Что происходит? — читается на лице Позова, и впервые Серёжа с ним согласен. — Надо начать эту игру, вот твоя камера… — объясняет тем временем Попов, пока инженер и медик безбожно тупят. — Стоп мотор! — командует голос за кулисами. К ним тут же подбегают и убирают блеск с лица, поправляют петлички и одежду, а операторы меняют ракурс камер. Зал всё ещё не видно, но Матвиенко отчётливо слышит влюблённые вздохи и кокетливый смех, направленный в их сторону. Скорее всего, там сидят девушки, которые клюнули на милые мордашки парней. Немудрено, что в одной из реальностей Серёжа выбрал юмор и известность — ему всегда нравилось быть в центре внимания, особенно женского. Да и шутить он умеет. По крайней мере, так ему мама говорила, а мать врать не будет. Ну и на кой чёрт ему этот космос сдался? Пошёл бы в комики и жил бы себе спокойно! — Парни, с вами всё хорошо? Вы какие-то расхлябанные сегодня, — спрашивает мужчина в кепке с карими глазами и большим носом. — Всё… окей, — кивает ему Дима, пока Матвиенко занят рассуждениями о своей неблагодарной судьбе. — Точно? — сомневается мужчина. — Я вам даю две минуты, чтобы прийти в себя. Мы пока звук настроим. Позов мысленно выдыхает, потому что его до сих пор окружает сотня пар глаз, и расслабиться под таким вниманием просто не получается. — Идём, надо найти выход, — шепчет он Серёже, и они быстро и незаметно (насколько это вообще возможно в их ситуации) смываются со сцены. — Как нам отсюда выбраться? — паникует Дима, пытаясь найти дверь, которая могла бы привести обратно в их мир. — Не нравится мне всё это. — А я был бы не против такой жизни, — пожимает плечами инженер. — Съёмки, слава, деньги. Они, наверное, неплохо так получают. — Пацаны, вы куда? — спрашивает Арсений, спускаясь по лестнице вслед за ними. — У нас мотор сейчас начнётся. — Мы скоро… Нам надо… э-э… в туалет, — неумело врёт Дима, не зная, как в принципе обращаться с таким Арсением. — Ладно, я скажу Стасу. Можете салфетки захватить? Руки потеют ужасно, — морщится Попов, и мужчины лишь быстро кивают, прежде чем убежать подальше от сцены. Они заглядывают в гримёрку и быстро хватают свои костюмы, наспех скидывая с себя одежду. — Какие-то они… — пытается подобрать слово Позов, натягивая свой костюм. Так намного лучше. — Пидорковатые? — ухмыляется Серёжа. — Слава меняет людей. Они выбегают в коридор и тыкаются в каждую дверь, но все они либо ведут в какое-то нерабочее помещение, либо закрыты. Но вдруг, как в конце тоннеля, мужчины замечают проход, отличающийся от остальных дверей. По сути, это не дверь, а дыра в стене, от которой исходит яркий свет, как тот, что они видели перед тем, как попасть в эту реальность. — Нам сюда, — уверенно кивает Дима в сторону дыры, и они вместе исчезают в ярком свете. Кажется, Арсений так и не дождётся своих салфеток.

***

— Где ж их носит… — бубнит Попов, поглядывая на время. От Димы и Серёжи нет новостей вот уже несколько часов, за которые капитан успел сломать себе голову. Он настолько зациклился на загадочном послании, что забыл о существовании экипажа и задач, которые необходимо было решить. Арсений собирается оставить тупиковое письмо и связаться с Позовым и Матвиенко, как медик его опережает — отправляет короткое аудиосообщение. Поначалу Попов с облегчением выдыхает — наверное, Дима хочет сообщить, что они договорились на поставку топлива и скоро прибудут, поэтому не спешит прослушать запись. Капитан проверяет историю уведомлений на запросы о выкачке топлива, но не видит его. Неужели возникла какая-то проблема? Попов все-таки нажимает на кнопку прослушивания аудиофайла и с удивлением обнаруживает, что это не сообщение, а запись одной авторской мелодии медика на фортепиано. Запись очень короткая, поэтому это даже нельзя назвать песней, скорее отрывок, набросок будущей симфонии. Аудиофайл обрывается так же неожиданно, как и начинается. Никаких объяснений или подсказок. Капитан напрягается — он уверен, что послание вовсе не случайно. И абсолютно точно оно не от Позова. Первая мысль, которая возникает в голове Арсения, это проверить, не могли ли его товарищи попасть в засаду, и теперь кто-то от имени медика шлёт странные сообщения. Однако геолокация не может определить их местонахождение, и ни один из коммуникаторов не ловит сигнал — связаться с парнями не удаётся. Но кто-то же отправил ему это аудио! — Так, без паники, Попов. Надо подумать, что делать… — говорит сам себе капитан, немного много тронувшись головой. Арсений снова прослушивает мелодию. И снова. Потом ещё раз. И всё равно не может понять, что в ней не так. — Прокрути задом-наперёд, — командует Попов системе корабля, но даже так не находит зацепок. Конечно, можно было бы привлечь Катю или Антона к решению загадки, но Арсений не хочет тревожить Шастуна, который и так в последнее время еле справляется со своими кошмарами, а Позова попросту распереживается за мужа, хотя Попов даже не уверен, есть ли повод о чём-то волноваться. В конце концов, их костюмы запрограммированы отправлять сигнал бедствия в случае опасности, но пока царит тишина, беспокойство капитана беспочвенно, а значит, тревожить экипаж не стоит. — Завари мне чай, — просит он андроида. — Я тут, похоже, надолго…

***

Дима крепко зажмуривает глаза, пытаясь привыкнуть к яркому свету. Но тут он меркнет, и Позов с Матвиенко наконец-то начинают хоть что-то видеть. А видят они… старую раздевалку. Их окружают потёртые стены с прибитыми на ржавые гвозди покосившимися крючками, под ними стоят деревянные унылые скамейки, из-за которых после одной минуты сидения задница превращается в плоскогорье. По правую руку от них —выкрашенная в несколько слоёв белой краски дверь, ведущая в душевую, и мигающие лампы, издающие противный жужжащий звук. — Мы в пост-апокалипсис попали? — морщится Серёжа. — Это называется раздевалка, — усмехается Дима. — Надо почаще заниматься спортом. Инженер его передразнивает, показывая язык, замечает толстовки, висящие на вешалках, и спортивные сумки, стоящие на полу. — Кажется, тут кто-то есть, — рассуждает Матвиенко. Не сговариваясь, мужчины выходят из раздевалки в коридор, который заканчивается, судя по скрипу кроссовок и стуку мяча о пол, спортзалом. Чем ближе они подходят к нему, тем отчётливее слышат знакомые голоса. — По правилам играй, а не задницу мою лапай! — Я не лапаю, а пытаюсь мяч отобрать. — Я тебя удивлю, но не всё, что круглое — это мяч. — Ты уверен? Мне нужно на практике понять разницу. Слышится смех, и инженер переглядывается с медиком, мол, а стоит ли нам сейчас спускаться или нет. Однако выбора у них немного — нужно же хоть как-то разобраться в том, как выбираться из этого места. Они спускаются по лестнице в зал и наблюдают следующую картину. В центре залитого солнцем зала стоит Антон, который, придерживая Арсения за задницу, нежно целует парня в губы. Попов жмётся всё ближе, хватаясь за потную футболку спортсмена, прикрыв глаза и растворяясь в моменте. — Кхм, — кашляет Дима, — привет, парни. Арсений с Антоном отскакивают друг от друга, как ошпаренные, и с выпученным глазами глядят на друзей. — А мы это… броски отрабатывали, — безбожно врёт Шастун, но краснеет почему-то Попов. — Мы так и подумали, — смеётся в кулак инженер. — Чего вы тут делаете? И что на вас надето? — хмурится Арсений, старательно пытаясь избежать неудобной темы для разговора. — Вы поверите, если я скажу, что мы прилетели из космоса и попали в петлю, которая перебрасывает нас из одной параллельной вселенной в другую, и мы не знаем, как отсюда выбраться? — спрашивает Дима, на что Антон лишь крутит пальцем у виска. — Обдолбались, что ли? — фыркает Шастун, отбирает мяч у Попова и начинает перебрасывать его вокруг пояса. — Я не удивлён, — вздыхает Дима и решает осмотреть зал в поисках другой двери. — А вы чё типа… вместе? — интересуется инженер, совершенно не стесняясь задавать прямые вопросы. Парни тут же заливаются краской и начинают мямлить что-то нечленораздельное, пытаясь оправдаться. — Мне, кажется, кто-то звонил, — тыкает Попов в сторону скамеек, на которых лежат их личные вещи, и ретируется так быстро, что ему бы впору менять баскетбол на лёгкую атлетику. — Ну, — тянет Антон, оставаясь наедине с провокационном вопросом, — как бы да. — И давно у вас отношения? — продолжает топить расспросами Матвиенко. — Я бы не сказал, мы пока что об этом не говорили. Серёжа кивает, оглядывая сначала Шастуна, взгляд которого прикован к Арсению, а потом и самого Попова, активно делающего вид, что ему пришла куча важных сообщений. — Ты счастлив? — задаёт последний вопрос инженер. Антон не спешит отвечать, нежным взглядом окидывая фигуру молодого человека. Что-то в его глазах цепляет Матвиенко, и ему даже не нужно слышать ответ, чтобы узнать правду. — Знаешь, все говорят «любовь с первого взгляда», но я думаю, что чушь это всё. Не потому что я не верю в то, что можно влюбиться, только взглянув на человека, а потому что влюбиться — дело плёвое, — произносит парень, а Серёжа отчаянно пытается понять по контексту, что значит «плёвое», — а удержать эту любовь в сердце — вот, что действительно тяжело. Я не знаю, на сколько меня хватит. Кажется, что больше любить просто невозможно, но он каждый день доказывает мне обратное. Шастун влюблённо улыбается и переводит взгляд на Матвиенко, тут же одёргивая себя. — Я надеюсь, ты не расскажешь об этом парням. Арс пока не готов. — Не волнуйся, я ничего не скажу, — улыбается в ответ Серёжа. — Я нашёл выход! — кричит Дима со стороны тренерского кабинета, и Матвиенко спешит к нему. Перед тем, как вступить в свет вслед за Позовым, инженер оборачивается и видит Антона с Арсением, которые шуточно дерутся за право бросить мяч в кольцо. Серёжа засматривается на искренне улыбающегося Попова, таким Арсения он никогда не видел в реальности — счастливого, полного энергии, беззаботности и радости. Интересно, а мог бы их Антон сделать таким же счастливым капитана? — Ты чего застрял? — бурчит медик. — Иду, — вздыхает Матвиенко и окончательно скрывается в белом свете.

***

Арсений не идёт, крадётся, по коридору в сторону комнаты отдыха. Он слышит, как Катя над чем-то работает в лаборатории и, как любой правильный начальник, помешанный на контроле, хотел бы заглянуть к ней и спросить, чем та занимается, но понимает, что не хочет вмешивать её в свои дела. Попов заходит в комнату, прикрывая за собой дверь, чтобы никто не додумался его искать здесь, и подходит к фортепиано Димы. У него возникла странная идея ещё на мостике: что если эта мелодия — это координаты местонахождения парней… или кого-то другого? Он перевёл аудиофайл в нотную запись, чтобы было проще ориентироваться в послании, и сейчас открывает крышку фортепиано. На белоснежные клавиши падает мягкий свет, и выглядят они от этого, как мраморные колоны в музее — величественно, красиво и таинственно. Теперь капитан понимает, почему Позов проводит здесь так много времени — это его место силы. Арсений аккуратно садится на стул и кладёт запись так, чтобы было удобнее подглядывать в ноты. Попов лишь поверхностно знает несколько музыкальных инструментов, ещё в школе мама заставляла его прыгать от одного хобби к другому, и, несмотря на продвинутость современных музыкальных инструментов, для которых не надо было знать не то что ноты, но и попадать в них было необязательно, мама всё равно настаивала на старой доброй классике. Попов мысленно её благодарит и кладёт руки на клавиши. Следуя пути чужих пальцев, Арсений начинает узнавать мелодию и параллельно отсчитывает клавиши, записывая их последовательность с помощью голосового помощника в коммуникатор. Постепенно это становится набором цифр, но пока их рано назвать чем-то большим. — Не хватает данных… — шепчет сам себе капитан, оценивая работу. Он переставляет цифры, переворачивает тетрадь, но это всё равно не приближает его к разгадке. Комбинаций слишком много, чтобы быть уверенным наверняка. Попов роется в коммуникаторе, пытаясь найти зацепку, и натыкается на старое сообщение: «East is up». — Точно! Восток сверху, — говорит он сам себе, переворачивает записи в нужном направлении, и всё сходится. Он знает, где искать парней. Попов берёт снаряжение, оставляет сообщение о том, что он улетел спасать Серёжу и Диму, и садится в челнок. Координаты указывают на тот же астероид, где приземлились парни, но не в том же направлении. Судя по картам, там находится пустырь, и это напрягает. Арсений знает, что его задача — беречь экипаж. Арсений знает, что это не миссия спасения, а что-то другое. Арсений догадывается, что летит он вовсе не за членами своей команды.

***

Антон никогда раньше не связывался ни с кем с помощью анабиоза. Он даже не был уверен, что это могло сработать — он слышал об этом, но лишь в теории, а потому слова, которыми Шастун пичкал Катю, лишь отчасти были правдивы. Но, когда он погружается в глубокий сон, назад дороги больше нет, и остаётся поверить в собственную идею. Поначалу лейтенант может видеть лишь пустоту, вокруг — тишина, и Антон совершенно не чувствует своего тела, оставаясь при этом в сознании. — Отец? — пытается он выговорить хоть что-то, но изо рта неохотно вываливается бульканье. Постепенно его сознание адаптируется к новому существованию: рисует тело и окружение, превращая пустоту в нечто, напоминающее гостиную своего дома. Вот диван, окна с любимыми мамиными занавесками, умная колонка, которая давно стала частью их семьи и с которой Антон болтал вечерами напролёт, экран размером со стену и плющ, окутавший одну четвёртую комнаты. Шастун замечает своего отца за выбором фильма, что тот хочет посмотреть после очередного трудового дня, и это так сильно отзывается тоской в сердце парня, что он не сразу окликает его, наслаждаясь привычной картиной. — Антон? — первым замечает его отец. Он поворачивается к сыну, и Шастун видит, как сильно тот постарел — слишком сильно для пары лет его отсутствия. — Отец, — облегчённо тянет лейтенант, падая в объятья родителя. — Я думал, ты мёртв, — произносит мужчина, выпуская сына из хватки. — Почему? — хмурится Антон. — Ты пропал. Обещал, что вернёшься лет через десять, но прошло уже двадцать три года, и мы с мамой решили, что больше не увидим тебя, — делится своими переживаниями отец, и парень замечает в его постаревших глазах влагу. — Но прошло всего четыре с небольшим года с начала моего полёта, — не понимает Шастун. — Как это число превратилось в двадцать три? Отец его выглядит не менее озадаченным, чем он сам, но Шастун резко вспоминает, что у него не так много времени и надо получить ответы на свои вопросы. — Слушай, мне надо спешить. Я решил связаться с тобой, потому что у меня появились видения. — Видения? — переспрашивает отец. — Да, — кивает Антон, — я сначала думал, что это просто ночной кошмар, но он повторялся снова и снова, и этот сон был о доме. О том… — парень мешкается, не зная, как подступиться к правде: — как всё сгорает, как все умирают… Он был настолько подробным, как видение. Но у меня не могут быть видения, так? Они передаются у Цифольник только по женской линии. Отец молчит, задумавшись, и это на него так не похоже: обычно у мужчины всегда был ответ на всё, даже банальное «не знаю» он не стеснялся произносить, если действительно не владел какой-то информацией. Антону становится не по себе от молчания, он не просит, умоляет: — Прошу, скажи хоть что-то, у меня осталась пара минут. Кажется, по его щекам и правда текут слёзы. Шастун понятия не имеет, плачет ли он в реальной жизни, но эмоции его как никогда настоящие. Ему так хочется остаться здесь, дома, с родителями, перебирать старые вещи, пахнущие тоской и воспоминаниями, спорить с мамой о бытовых мелочах и признавать, что она права, потому что мама всегда права. Ему хочется жить. — Ты прав насчёт того, что дар предвидения передаётся только от женщины к женщине, но в случае надвигающейся опасности он может просыпаться у тех, кто им не владел, чтобы предупредить или… — заминается отец, — или закрепиться у тех, кто может спастись. Антон смотрит своими заплаканными глазами на родителя и сильно закусывает губу, чтобы изо рта не вырвался протяжный крик. — Значит, эти видения правда? — шепчет Шастун, промаргивая ненавистные слёзы. — Боюсь, что да, — отвечает отец и садится на диван. Закуривает. — Но как… Другие разве не видят это предупреждение? — Я предполагал, что нам блокируют видения, кто-то не позволяет их видеть, но считал, что это просто паранойя, — горько усмехается мужчина, стряхивая пепел с сигареты. — Что мне делать? Как мне помочь вам? — спрашивает Антон, готовый слушать всё, что ему скажут, но он абсолютно точно не был готов к словам отца: — Ничего, Тош. Ты ничего не сможешь сделать, — ласково смотрит на него мужчина. — Я рад, что ты жив. Это лучший подарок перед смертью. — Что ты мелешь? — злится уставший Шастун. — Вам надо улетать отсюда, как можно быстрее! — Куда я улечу? Мне осталось всего ничего. К тому же, это мой дом. Я не могу бросить всё, — отец делает особо долгую затяжку. — Можешь! Ещё как можешь! — бунтует Антон. — Я не могу вас потерять. Вы моя семья! Мужчина спокойно тушит бычок о старую пепельницу и подходит к Шастуну. В глазах отца он отчётливо читает боль и отчаяние, смешанные со смирением, и видит натянутую улыбку. — Сынок, мы с мамой тебя любим и всегда будем любить. Но пойми: мне сто тридцать лет, я повидал в этой жизни вещи, о которых не имел ни малейшего представления, я завёл семью, нашёл свое место после стольких лет скитаний по Вселенной. Я хочу здесь умереть, я хочу умереть на своей родной планете. По лицу Антона слёзы не текут, они льются, как из ведра, и Шастун уже рыдает навзрыд, кидаясь в объятья отца. Тот крепко обнимает сына в ответ, мягко похлопывая по спине. — Я тоже вас лю… — пытается сказать парень, но не чувствует хватки отца и понимает, что тот уже исчез, как и стены родного дома. Лейтенант распахивает глаза и делает резкий глубокий вдох. Перед ним нависает пелена, которую Антон промаргивает, и он наконец может видеть расплывчатое лицо Кати. — Ты в порядке? Всё получилось? — спрашивает она обеспокоено. Шастун проводит руками по щекам и чувствует липкость и влагу на коже. — Лучше бы я не просыпался, — искренне признаётся Антон.

***

Белый свет привычно рассеивается перед глазами, и Позов с Матвиенко смотрят на очередной пустой коридор. Под ногами старый линолеум, на стенах свежая краска, а над головой — свежепобеленный потолок. Множество дверей открыты, но ни в одной из них не горит спасительный луч. — По крайней мере, здесь нет людей, у которых из жопы течёт смазка, — передёргивает Серёжу в очередной раз, когда он вспоминает последний визит в мир омегавёрса. — Не зарекайся, — отвечает ему Дима, который, кажется, поседел ещё на несколько волосков после увиденного. — Надеюсь, хоть тут обойдётся без мафии, а то скоро Антон в кожанке с зализанной чёлкой будет сниться мне по ночам. Где-то вдали раздаётся цокот каблуков, и вдруг из-за угла появляется женщина в воздушном платье и с боевой раскраской на лице. Увидев мужчин, она расплывается в улыбке. — Мальчики! А я вас ищу! Ну, рассказывайте, как отпуск прошёл? — она тут же берёт обоих под локоток, оставаясь в центре. — Супер, ездили в… — наловчившись поддерживать разговор, Матвиенко теперь врёт всем и обо всём, пытаясь сойти за своего, но женщина, кажется, совсем не заинтересована в его пиздеже. — Отлично! А нам как раз не хватает крепких мужских рук, чтобы газон подровнять. Не возражаете помочь? Я смотрю, вы уже в рабочей форме. Ну что за молодцы! — Позов только открывает рот, чтобы ответить, как женщина тут же восхищённо вздыхает: — Спасибо вам большое, какие же вы у нас замечательные! Можете спуститься к Алёне Васильевне, она вам всё объяснит. Она подталкивает их к лестнице, а сама смывается, пока мужчины не поняли, что произошло. — Какая женщина! — произносит мечтательно Серёжа, спускаясь послушно по лестнице вместе с медиком. — Какая женщина заставила нас работать, ты хотел сказать, — фыркает Дима. — Да, но как заставила! Это же искусство, — продолжает строить себе воздушные замки инженер, пока Позов закатывает глаза. Они спускаются в холл и по висящим на стенах стендам понимают, что находятся они в школе. Маленькой, старой, такие уже не строили на их веку, здесь даже электронных досок нет, не говоря уже о каких-то современных технологиях. — Вас Алла Андреевна послала? — спрашивает приземистая женщина в перепачканном краске комбинезоне. — Так, смотрите, в кабинете у Арсения Сергеевича возьмите перчатки, а газонокосилки — в сарае у сада, ключ держите. Нужно будет по периметру двора пройтись и особенно у хоккейного поля, там трава уже мне до плеч достаёт. Как закончите, ключ мне занесите в кабинет, можете на столе оставить. В потоке речи мозг Матвиенко отключается уже на втором пункте инструкций, и он просто надеется на Диму или на то, что они свалят отсюда раньше, чем кто-то заметит, что они занимаются не тем. — Хорошо, — кивает медик и поворачивается к Серёже: — Иди за газонокосилками, а я к Арсу загляну. Судя по интонации, Позов собирается проведать обстановку на предмет дверей или неестественно яркого света, поэтому инженер хватает ключ и смывается искать сарай. Диме же отыскать нужный кабинет не составляет труда, хотя бы потому что он уже из коридора слышит ворчание знакомого голоса. Заглянув за дверь, медик наблюдает следующую картину: Антон, стоя на хлипком стульчике, пытается повесить свежепостиранные шторы, а находящийся рядом Арсений наблюдает за ним, держа эти самые шторы в руках. — Ах ты ж сука, блять… — матерится Шастун сквозь зубы, потому что дурацкая петля всё никак не хочет цепляться. — Что так долго? Это же не так сложно, — возмущается Попов, упирая руки в боки. — Если несложно, что ж ты сам не залез? — фыркает Антон, всё-таки надев петлю на крючок, но тут же понимает, что это не та петля, и рычит. — Ты же знаешь, что у меня проблемы со спиной, — прибедняется мужчина, театрально вздыхая. — Что-то ты про свою спину не вспоминаешь по ночам, когда прыгаешь… — Ой, Дима! Привет, — перебивает Попов и натягивает улыбку, заметив коллегу в дверях. — Как отпуск прошёл? Позов пропускает мимо ушей незаконченную фразу Шастуна, который до сих пор воюет со шторами, и отвечает улыбкой. — Хорошо, я за перчатками зашёл, мне сказали, что они у вас. — Алёна Васильевна отправила? — закатывает глаза Арсений. — Попроси что-то у человека раз, и она всю плешь проест. Сейчас гляну. Мужчина оставляет шторы на подоконнике под возмущенный бубнёж Антона и огибает кафедру, чтобы порыться в ящиках. Шастун оборачивается на Диму и рукой делает жест «Покурим?», который тут же замечает Арсений. — Никаких курить, пока не закончишь со шторами. И вообще, Антон Андреевич, вы так-то учитель физкультуры, а не кальянщик, стыдно должно быть! Шастун цокает и возвращается к крючкам и петлям (которые по странному стечению обстоятельств ещё не висят на его шее), на что Дима лишь смеётся. Антон выглядит как насупившийся ребёнок, которого приструнила мама, ни больше ни меньше. — Возможно, они в спортзале остались, — рассуждает вслух Арсений. — Пойдём, поищем там. Позов послушно следует за Поповым, оставляя Антона одного. Они идут по школе в тишине, Дима не чувствует дискомфорта — он рассматривает в окно заросший школьный двор и работающих на участках учителей, которые приводят в порядок клумбы к новому учебному году. — Мы с Антоном скоро едем знакомиться с его родителями, — неожиданно подаёт голос Попов. — Я понятия не имею, что можно им подарить. Что ты дарил Катиным родителям? Дима открывает рот, чтобы честно ответить, но понимает, что его подарки, возможно, не совсем подходят этому веку, потому что их ещё не изобрели, поэтому увиливает от ответа: — Не помню уже. Можешь просто что-то символическое купить, типа цветы там, конфеты. Арсений серьёзно кивает и хмурит брови, напряженно жуя губу. Это не укрывается от Позова. — Переживаешь? — Да, — вздыхает Попов, — это же его родители. А вдруг я им не понравлюсь или они устроят скандал из-за того, что их сын привёл мужика в дом? — Всё будет хорошо, — обещает искренне Дима. — Я тоже волновался перед первой встречей, но у Кати классная семья, а бывает кажется, что её мама меня любит даже больше, чем её, она иногда бесится с этого. Мужчина с улыбкой вспоминает первую встречу с родителями жены. Несмотря на рассказы девушки о том, что детство у неё прошло довольно одиноко, со временем родители её смягчились и перестали гнаться за деньгами, посвящая себя тому, что им приносит удовольствие. Он всегда с радостью приезжал в дом своей свекрови, чувствуя, что ему здесь рады так же, как и у себя дома. — А если… — начинает Попов, но Дима его обрывает. — Ты Антона любишь? — Да, — без промедления отвечает Арсений. — Ну вот и всё. Даже если ты им не понравишься, главное, чтобы нравился Антону. Тебе с ним ведь жить, а не с его родителями, — мудро выносит медик. Кажется, Позов оставил в голове мужчины почву для размышлений, поэтому он предусмотрительно даёт время этой мысли укорениться. Оставшийся путь они проделывают в тишине, и наконец, завернув в спортзал, Попов находит потерянные перчатки. — Вот они, — протягивает мужчина вещь. — Спасибо, — благодарит Дима и мнётся, не зная, задать вопрос или нет, но всё-таки сдаётся: — Представь, если бы ты родился другим человеком. Не знаю… например, капитаном космического корабля. И у тебя был бы миллиард других вариантов и людей, с которыми ты мог бы построить свою жизнь. Кого бы ты выбрал? — А в этой твоей реальности есть Антон? — усмехается Попов. — Да, — кивает медик. — Он твой помощник, который тебя раздражает до посинения. — Тогда ты знаешь мой ответ. — Даже если он тебя бесит? — удивляется Дима. — Если бы мне было всё равно на человека, я бы так не реагировал, — вздыхает мужчина. — Знал бы я это год назад, ни за что бы Антона на работу не взял. Всю жизнь мне перевернул с ног на голову! Позов смотрит на Арсения и понимает, что тот лукавит. Конечно, он бы взял Антона на работу и влюбился бы в него точно так же, как выбрал бы его в любом другом мире, потому что Вселенная хоть и огромная, но предсказуемая сука. Дима ещё раз благодарит Попова за перчатки и беседу и выходит во двор, чтобы найти Серёжу рядом с сараем, из которого так и рвётся наружу свет. — Долго же ты пиздел, — возмущается Матвиенко. — Ну что, пошли? Они только собираются войти в очередную дверь и перейти в следующий мир, как слышат громкий свист. Со стороны хоккейного поля им машет рукой гуманоид, который пальцем бьёт себя по запястью, намекая, что время их закончилось. Мужчины хлопают глазами, и эта идеалистическая картина школы и августовского двора вдруг исчезает, возвращая их в шатёр. Гуманоид что-то булькает на своём и толкает их к выходу. — Что это было? — хмурится Дима, непонимающе оглядывая другие шатры. — Кажется, мы не только проебали снаряжение, но и время в аттракционе, — вздыхает обречённо Матвиенко. Осознавая, что они уже не успеют найти грабителей, экипаж корабля в составе двух человек решает, что вернуться на «Ультиму» и получить пиздюлей от капитана разумнее, чем скакать по астероиду в надежде вычислить воришек. — У нас всё ещё нет топлива, — подытоживает Позов, пока они шлёпают вокруг поста КПП, чтобы заново не лезть на рожон. — Да, придётся отдать им батончик, — обречённо вздыхает Матвиенко. — Какой батончик? — не понимает Дима. — Энергетический, — Серёжа достаёт из-за пояса сладость и показывает товарищу. — У них это типа вместо валюты. — Так а хули ты сразу не отдал его?! — У нас их и так мало осталось, не хотел тратить. Позов бьёт себя по лицу, но вместо гнева у него вдруг вырывается смех. Он смеётся всё громче и громче, от души посвящая себя этой эмоции, и, глядя на ничего не понимающего Матвиенко, ржёт ещё больше. — И это я ещё странный, — крутит пальцем у виска инженер.

***

— Мне надо поговорить с Арсением, — произносит лейтенант, пытаясь выкарабкаться из капсулы, но ноги не слушаются — кровь ещё не пришла в движение, и они лежат, как два куска льда. — Антон, тебе нужно немного отдохнуть, твой организм пережил стресс, — здраво рассуждает Катя, но она не понимает масштабы всей ситуации. — Дай мне андроида, я поеду на нём, — просит Шастун. — Антон… — Это не шутки, Катя! — взрывается Антон, срываясь на крик. — Мне нужен Арсений! Его тело не подчиняется ему самому, рука не сжимается в кулак, мышцы отдают болью, а в мозг стреляют её разряды. Простой разговор даётся ему с трудом, потому что организм настолько истощён и вымотан, что лёгкие еле качают воздух. — Хорошо, я позову его сюда. Только не поднимайся, — просит его обеспокоенная девушка, пытаясь по коммуникатору вызвать капитана, но тот не отвечает. — Я скоро приду. Антон слышит, как Позова бежит, и её далёкие шаги всё ещё отдаются в голове. Шастуна бросает в жар, он начинает покрываться потом, руки белеют и трясутся. Хочется пить. Лейтенант всеми силами уговаривает себя оставаться в сознании, а Катю — бежать быстрее. Наконец, девушка возвращается. Антон не может быть уверен, но он отчётливо чувствует чужое присутствие. — Капитана нет, не могу его найти, — слышит Шастун вдалеке, будто через толщу воды. — Антон? Антон, ты меня слышишь? Вдох. Выдох. Вдох… Виски пронзает жуткая острая боль, которая держит его мозги в своих руках и настырно тыкает ногтём в главные центры. Антон бьётся в конвульсиях, его глаза наливаются раскалённой лавой, а тело покрывается волдырями от несуществующих ожогов. Он кричит в агонии, и тут же отключается, теряя сознание.

***

Арсений высаживается в пустом поле, буквально пустом — здесь нет ни земли, ни растений, ни деревьев, только песок и пыль. Вдалеке возвышаются каменные многоэтажки, выстроенные, словно муравейники, в которые непросто попасть, но ещё труднее оттуда выбраться. Но не это приковывает внимание капитана, а небольшой сарайчик в центре пустыря с хлипкой дверью, за которой слышится человеческая музыка. Попову не надо перепроверять координаты, чтобы понять, что именно здесь его и ждут. Он кладёт руку на оружие, готовясь в любой момент его применить. Арсений заходит внутрь и сразу понимает, что безобидный по внешнему виду сарай намного крупнее внутри и напоминает больше паб, чем домик под снос. За барной стойкой сидят мужчины и женщины, они что-то бурно обсуждают, смеются и выпивают, как и за другими столиками — Арсений будто бы пришёл в бар в пятничный вечер, и мест уже совсем нет. Он замечает одинокий пустой стул почти рядом со сценой и подходит к столику. — Вы не будете против, если я сяду? — спрашивает Попов у незнакомца, который занимает второй стул. — Вовсе нет, — отвечают ему приглушённо. Капитан садится и принимается разглядывать окружение, кидая беглый взгляд на незнакомца, рядом с которым занял место. Мужчина средних лет сидит, укутавшись в бесформенный чёрный плащ, и пытается решить головоломку с кубиком Рубика. Лицо его скрывает большая шляпа под цвет плаща, и, наверное, в любой другой ситуации Арсений бы даже не обратил внимания на этого человека, но сегодня иной случай. Капитан оглядывается на других посетителей и отмечает, насколько абсурдно люди здесь выглядят — начиная с дамы в платье восемнадцатого века, клоуном, мужчины в робе механика и заканчивая рыцарями в полном обмундировании. Для случайно забредшего человека это всё могло бы показаться сном при температуре под сорок, но Попов чувствует себя на удивление комфортно. — Чего мы ждём? — спрашивает Арсений, замечая, что все взгляды направлены на сцену. — Выступления, — лаконично произносит незнакомец за столиком. Уже через минуту на импровизированной сцене появляется Фредди Меркьюри в своей знаменитой жёлтой куртке, которого встречают бурными аплодисментами. Позади материализуются Брайан Мэй, Джон Дикон и Роджер Тэйлор и начинают разыгрываться, пока Фредди разогревает саму публику. Они не выглядят как аниматроники и очень напоминают живых людей. — Это так прогресс продвинулся? — присвистывает Попов и поворачивается к незнакомцу. — Неплохо, но не думаю, что ты позвал меня за этим. — Ты прав, позвал я тебя не за этим, — мужчина отставляет в сторону кубик и наваливается на столик. — Так и что же ты хочешь мне рассказать, Роберт? — интересуется Арсений, когда собеседник резко поднимает голову и смотрит прямо в глаза своему бывшему капитану.