Миссия «Ультимы»

Катя никогда не верила в сказки о любви. В детстве, пока её ровесники и ровесницы мечтали найти своего человека и обрести с ним «долго и счастливо», а родители были заняты своей карьерой, Катя вовсю грызла гранит науки и задавала своему домашнему андроиду кучу вопросов об устройстве Вселенной. Когда её одноклассники создавали пары и знакомились с первыми трудностями в отношениях, девочка доказала взаимосвязь между плотностью воздуха и структурой волокон плюща. Свои опыты она проводила в специально отведённой для неё лаборатории и выходила оттуда только по важным поводам. Пока её сверстники оканчивали школу и строили планы на будущее, Катя уже знала, что будет учиться на биолога в лучшем университете Земли, а потом — махнёт в аспирантуру на Марс, потому что именно там люди ставили первые опыты по окультуриванию образцов в условиях космоса. Её сокурсники и сокурсницы уже успели жениться и побывать в разводе, наплодив кучу детей и ещё больше — счетов по алиментам, когда девушка познакомилась с Димой. Они оба учились в аспирантуре, только Катя защищала кандидатскую по астроботанике, в то время как Позов готовился стать медиком в космическом флоте. Свёл их, как ни странно, научный руководитель девушки, который предложил посоветоваться по своей работе с Димой, как лучшим студентом своего курса. Любовь случилась не сразу. Их общение состояло исключительно из разговоров о науке, исследовательских работ студентов и обсуждений тонкостей защиты. Катя видела в Диме лишь коллегу, умного собеседника, который мог помочь увидеть её работу с совершенно иной стороны, в которой девушка не была компетентна, поэтому, когда он пригласил аспирантку на свидание в оранжерею, Катя сначала опешила. Какое свидание? В какую оранжерею? Тем не менее девушка согласилась и не пожалела об этом. Дима оказался многосторонней и незаурядной личностью, с ним было комфортно проводить время и говорить о деле всей своей жизни. А потом всё было достаточно предсказуемо: на третьем свидании Дима её поцеловал и сразу предложил встречаться, чему Катя не удивилась — она знала, к чему ведут их отношения, и, в общем-то, не была против такого развития событий. Спустя год они съехались, ещё через год сыграли свадьбу, а после того как Позов познакомился с Поповым, который тут же предложил ему работу на «Ультиме», то выдвинул условие — жена полетит с ним. Арсений, согласившийся взять чету Позовых в полном комплекте, поначалу даже не знал, какую работу Кате предложить, но после первого контакта с инопланетной язвой, оказавшейся смертельной для человека, роль девушки в их экипаже была предопределена. Однако после стольких лет в браке Катя может сказать однозначно: в их с Димой отношениях не было всепоглощающей любви с первого взгляда. Это была крепкая связь, проверенная годами и сотнями испытаний, с логическим развитием и расчётливыми компромиссами. Да, Катя любит своего мужа, но эта любовь взращена больше уважением и принятием своего партнёра, чем какими-то сильными чувствами, и такой расклад полностью устраивает девушку. Для неё всегда было загадкой то, как некоторые люди внезапно влюбляются друг в друга и потакают своим эмоциям, наплевав на ответственность за свою и чужую жизнь. А потому и в скоропостижную любовь Арсения и Антона Катя не верит. Как опытный профессионал, она сразу начинает искать несостыковки, не задумываясь даже на секунду о том, что это могут быть реальные чувства, и оказывается права. Катя не злорадствует, но радуется тому, что делает правильные выводы. В конце концов, она снова спасает жизни этим балбесам, разве девушка не может быть горда собой? — Твоя улыбка сейчас не совсем уместна, — журит её Дима беззлобно. — Извини… — Катя тут же берёт себя в руки. — Просто ты же знаешь, как я реагирую на что-то новое. Позов знает, а потому и не ругает девушку, лишь вздыхает, помогая ей настроить жар в духовом шкафу, пока Катя возится с соком саиртаса, который оказывается настолько густым, что не хочет собираться в пипетку и приходится всё делать вручную. — Сколько у них есть времени? — спрашивает Дима, наблюдая за кропотливыми стараниями жены. — Часов десять-двенадцать, но я всё исправлю быстрее, — обнадёживает жена. — Почему на Йокусе в принципе продают подобные образцы? Разве это не запрещено внутренним уставом? Катя лишь пожимает плечами. Вопрос не то чтобы глупый, но риторический уж точно — если на рынке можно купить рабов, то такие мелочи, как ядовитые растения, уж точно не могли вызвать скандал на планете. Коррупция что на Земле, что в космосе — не новое явление. — Какие побочки от противоядия? — не перестаёт сыпать вопросами Позов. — Помутнение рассудка, временная потеря координации, слабость, повышение температуры и, возможно, отказ печени… но зато они будут живы. — Их влечение друг к другу пройдёт? — Да, — кивает жена. — Я правда не уверена, почему оно вообще началось. — Что ты имеешь в виду? — Ну… — неуверенно тянет девушка, — эндорфины у людей вырабатываются по разным причинам, не только из-за влюблённости. Еда, хобби, какой-то экстрим, даже дрочка — получай столько эндорфинов, сколько хочешь, но парни не акцентируют на этом внимание. — Неудивительно, что саиртас выбрал именно этот путь. Влюблённость — самая сильная эмоция, — возражает медик. — Да, но это единственное, что отличается от их нормального поведения, — Катя оставляет инструменты и разворачивается. — Саиртас ищет любые варианты получения эндорфинов, это увеличивает скорость разрушения полушарий мозга, но других пристрастий у них почему-то нет. Дима крепко задумывается и, судя по нахмуренным бровям, мысли у него совсем не радужные.

***

Антон обходит по кругу свою маленькую камеру два на два метра. Стены мягкие, как в дурдоме, и пахнет стерильностью. Он переваривает слова Кати и не знает, как относиться ко всему происходящему. Может, сравнение с дуркой не такое далёкое, как могло бы показаться с самого начала. — Антон, — слышит глухой шёпот лейтенант. Ну точно — дурка. — Арс? — неуверенно произносит помощник, не понимая, откуда идёт звук — за пределами камеры или из его головы. — Это я, — подтверждает догадки капитан. — Ты выбрался? — Шастун подходит к двери и прислушивается. — Нет, я в соседней камере. — Тогда как ты меня слышишь? — Видимо, вы с Серёжей забыли, что у нас есть вентиляционные каналы. Точно. Между каютами и тюремными камерами существуют каналы сообщения на случай, если кто-то захватит корабль и заточит экипаж. Об этом знают все члены команды, только если Матвиенко в силу своей безалаберности мог и не вспомнить об этом, то лейтенанту должно быть стыдно за то, что он забыл о таком важном факте. — Как ты? — интересуется помощник, прижимая руку к холодной поверхности стены. Сердце уже начинает тосковать, и Шастун ничего не может с собой поделать. — В порядке, ты? — смягчается голос Попова, такой родной и тёплый. — Я… я не понимаю, что происходит, — честно отвечает Антон. — Ты веришь в Катины слова? Я не чувствую, чтобы кто-то жрал мой мозг. Арсений молчит, лейтенант расценивает тишину как задумчивость и пытается объясниться. — Я устал, что кто-то постоянно роется в наших головах. Почему после симулятора у нас не появился блок на вмешательство? — Потому что симуляция пошла не по сценарию, — звучит глухой голос за стеной. Шастун скатывается по ней спиной и оседает на пол, прислушиваясь к голосам по ту сторону. — Я чувствовал себя счастливо, — признаётся лейтенант. — Никогда такого не испытывал. Я считал, что это всё по-настоящему. В ответ — тишина, и вместо того, чтобы погрузиться в свои мрачные мысли, Антон продолжает: — Я ещё думал: странно, что из всех людей меня тянет именно к тебе, — усмехается. — Но только ты и вызывал во мне столько эмоций. Может, это говорит во мне пораженный плотоядным растением мозг, но я… испытываю к тебе чувства, Арс. — Я тоже, — неуверенно отзываются за стеной после долгой паузы. — Это всё было так реалистично, я впервые… Лейтенант замирает, пытаясь услышать конец предложения. — Я решил, что у меня наконец-то появилось будущее. Шастун понимает, о чём тот говорит. Путешествуя столько лет в космосе, Арсений всё меньше тосковал о земной жизни, смирившись с тем фактом, что ему нет места на родной планете. Он никогда не делился подробностями своей юности до становления капитаном, предпочитая переключаться на другие темы, чем разговаривать о детстве или студенчестве. У помощника складывается ощущение, будто Попов бежит от самого себя, скрываясь за работой и тонной дел, но в реальности он просто пытается спрятаться от одиночества, поэтому слышать подобные слова от капитана — значит услышать искреннее признание. Антону безумно хочется в этот момент выбить чертову стену и оказаться рядом с капитаном, прижаться к нему и не отпускать ни за что. Они оба вдруг обрели то, что некоторые люди не могли найти на целой планете, на маленьком корабле, летящем в бесконечность. — Ты спрашивал, что я буду делать, когда закончится миссия, — вспоминает неожиданно Попов разговор в столовой. — И что же? — Я хочу оставить пост капитана. — Серьёзно? Почему? — хмурится Шастун. — Арс, если это из-за… — Меня задолбала бесконечная беготня и стресс, — торопится объясниться Попов, пока лейтенант не выдумал ещё с десяток причин. — Об этом никто не знает, но в последнее время мне пришлось увеличить дозу стабилизаторов, чтобы не свихнуться и не выброситься за борт. Антон поджимает губы от горечи за человека за стеной, не зная, что ответить на такое. Арсений ведь в самом расцвете своих сил, о какой отставке он говорит? — Если ты так решил… — Я боюсь, что нет никакого смысла в том, что я решил. У нас больше нет выбора, — отстранённо подытоживает капитан. — Почему? Шастун слышит тяжёлый вздох и невысказанную мысль, которую Попов то ли боится озвучить, то ли не хочет. — Я бы хотел быть с тобой, — вместо этого произносит коммандер. Антон улыбается, позволяя Арсению оставить предыдущую тему для разговора на потом. — Арс, у меня идея. — Что ты задумал? — Мы же не знаем точно, настоящие у нас друг к другу чувства или нет, — рассуждает Шастун. — Но если они реальны, то… После того, как всё это закончится, как Катя найдёт противоядие, приди ко мне в каюту в полночь. Я буду тебя ждать. Поначалу Арсений ничего не отвечает, и лейтенанту кажется, что зря он это сказал, но капитан произносит: — Хорошо, договорились. Антон загорается уверенностью в том, что их действительно ждёт счастливое будущее.

***

— Это обязательно? — спрашивает Попов, пока Серёжа крепко привязывает его руку к медицинскому креслу. — Если саиртас добрался до контрольного центра, ты начнёшь сопротивляться, — объясняет инженер. — Да и я давно хотел это сделать. Арсений закатывает глаза, а затем переводит взгляд на Антона, сидящего в соседнем кресле. — Капитан, я могу рассчитывать на больничный? — веселится лейтенант совсем не в забавной обстановке. Попов знает, что помощник ведёт себя так, потому что нервничает, но остальные члены экипажа решают, что саиртас уже задел важные отделы мозга и необходимо незамедлительно приступить к делу. — Я вам дам выпить смузи — базиликовый и малиновый, — на вздёрнутую бровь Попова Катя поясняет извиняющимся тоном: — постаралась учесть ваши предпочтения, чтобы вы… ну… не сильно корежились от отвращения. — Спасибо, — саркастично отвечает ей капитан. — Давайте уже начнём. Позова передает парням стаканы с длинными трубочками прежде, чем инженер затягивает ремни на их креслах, и отходит в сторону. — Ну, за нас, — не слишком ободряюще улыбается Шастун и быстрыми глотками выпивает смузи до дна. Арсений не отстаёт. В первую минуту ничего не происходит, и во вторую, и в третью… — А это надолго? Вдруг я по нужде захочу? — возмущается лейтенант. — Терпи, — шикает на него медик и поворачивается к жене: — Сколько нам ждать? — От десяти до двадцати минут, в зависимости от степени поражения. Если через полчаса семена не выйдут самостоятельно, придется прибегнуть к хирургическому вмешательству, — излагает девушка, следя за показателями здоровья наблюдаемых. — Класс, всегда мечтал, чтобы Дима копался в моих мозгах не только фигурально, — шутит Попов. Для людей с поражёнными мозгами капитан и его помощник выглядят слишком весёлыми, что настораживает троицу. Но спустя несколько секунд беззаботного дурачества обоих начинает выворачивать наизнанку, и они блюют в любезно подставленный андроидом тазик. — Если меня поразят споры плотоядного растения и я захочу сосаться с Поповым, застрелите меня сразу, — просит Матвиенко, морщась от представшей перед глазами картины. — Тебе это не грозит хотя бы потому, что для этого нужно иметь мозги, — комментирует медик, следя за активностью полушарий пациентов. Показатели медленно выравниваются, концентрация спор в организме Арсения и Антона снижается, а самих парней перестает рвать. — Как себя чувствуете? — интересуется Катя, проверяя зрачки капитана, в которых могут скрываться остатки растения. — Голова не кружится? Ничего не болит? Попов отрицательно качает головой. — Ты задаёшь не те вопросы, — усмехается медик. — Арс, посмотри на Антона. Что ты о нём думаешь? Капитан, измученный приступами рвоты, поворачивается на помощника, который глядит на него в ответ. Шастун бледный как смерть и такой же вымотанный, как он сам. Глаза парня с трудом фокусируются на лице коммандера, и он тяжело дышит. — Как ты мог подумать, что я дам тебе больничный? — заплетающимся языком возмущается Попов. — Во-о-от, это наш капитан, — фыркает инженер и тянется к ремням на кресле.

***

Арсений закрывает глаза. Снова открывает. Закрывает. Поворачивается на бок и всё равно не может уснуть. Тяжело вздохнув, он садится на кровати и голосом велит включить свет. Протирает глаза. Смотрит на время. Без тринадцати полночь. И снова ложится на кровать, задумчиво рассматривая потолок. Последствия смузи выветрились быстро — стоило только хорошо поесть и провести пару часов в горизонтальном положении, однако облегчения от излечения Попов не чувствует. Как и других изменений. А вдруг… Капитан снова вскакивает с койки и протирает руками лицо. Нет-нет, этого не может быть. В голову лезут разные мысли, стараясь потеснить одна другую, но всё в конечном итоге превращается в неперевариваемую кашу, которую невозможно разобрать. Арсений решает прогуляться, чтобы хоть немного привести рассудок в порядок. Попов надевает свежевыглаженную рубашку, затягивает ремень на штанах и выходит в ярко освещённый коридор. В ночной тишине есть свой шарм, думает капитан. Хотя освещение ничем не отличается от дневного, ведь время лишь попытка привести к какой-либо системе в глубоком космосе. Это на Земле время имеет какую-то значимость, здесь — всего лишь необходимая иллюзия, чтобы не сойти с ума. Попов проделывает свой привычный маршрут: идёт мимо пустых кают, столовой, конференц-зала, переговорной, личных кабинетов и лабораторий. Он пытается размышлять о делах, которые ему предстоит сделать, и о уже совершённых. Он тревожно вспоминает об Оле, однако не заостряет своё внимание на переживаниях о Парфенюк. Кто-кто, но она точно умеет за себя постоять, и Арсений уверен, что девушка вскоре объяснит, что с ней происходит. Другое дело, что Оля не спешит делиться новостями с Земли, но, решает Попов, у неё должны быть на это весомые аргументы. Выдумывать другую причину капитану до последнего не хочется. За своими рассуждениями Арсений не замечает, как делает круг и возвращается к каютам. Возможно, стоит уже пойти к себе и лечь спать. Или… В самом конце находится каюта Антона. Это единственная комната с надписью на двери. Попов усмехается, вспоминая обстоятельство её появления. В первые месяцы, когда Арсений сделал все возможное, чтобы избавиться от лейтенанта, у них завязался спор насчёт обстановки в каютах. Капитан тогда выкатил огромный список вещей, которые были запрещены в комнате, начиная с перестановки мебели и разведения беспорядка и заканчивая цветом постельного белья и оптимальным количеством карандашей на рабочем столе. Шастун тогда очень разозлился, но перечить не стал — побоялся. Однако, когда коммандер на следующий день пришёл проверить состояние каюты и качество выполнения приказа, наткнулся на огромную наклейку со словами «Не входить! Злая собака!» на двери и довольного помощника, который с пакостной улыбкой произнёс: «Вы ничего не говорили о двери». Это был первый раз, когда Попов подумал, что Антон не так уж и прост, как казалось поначалу. Разблокировав это воспоминание, Арсений будто выпускает страшного Кракена — и все мысли заполоняет Антон. Он сказал, что будет ждать меня в полночь. Интересно, он уже спит?.. Попову стоит сделать всего несколько шагов, чтобы оказаться у вычурной двери. И он их делает, даже не задумываясь. Сердце начинает бешено биться в груди, когда капитан оказывается напротив каюты Шастуна, и этот стук передаётся эхом к мозгу, заглушая внутренний голос. Каков шанс, что Антон не спит и ждёт его? Вдруг он по-настоящему излечился и больше не чувствует ничего к Арсению? А если он правда ждет? Капитан заносит руку и замирает. Он, как последний идиот, смотрит на закрытую дверь, не смея сделать одно лишь движение. Что, если Арсений всё еще болен? Костяшки так и не касаются чужой двери. Попов медленно опускает руку, прячет глаза стыдливо в пол и трусливо семенит прочь, чтобы скрыться в своей комнате, не подозревая, что Антон, сидя в темноте своей каюты, наблюдает на коммуникаторе за тем, как время минует полночь.

***

— Ничего не понимаю, — вздыхает Дима, берясь за голову. — Как это, чёрт возьми, возможно?! Ночью лаборатория обычно живет своей жизнью, пока единственный медик на корабле спит, однако сегодня не тот случай. Вот уже несколько часов подряд супруги исследуют анализы Антона и Арсения, пытаясь выяснить, насколько большой ущерб нанес вредоносный сорняк, и мысленно они были готовы ко всему, но не к тому, что в итоге преподносит реальность. — Что, опять не сходится? — спрашивает Катя, кладя ладони мужу на плечи и начиная массировать. — Да вообще какая-то нелепица. Не может быть такого, что после воздействия саиртаса у парней не осталось никаких повреждений в мозгу. Позова глядит в экран, но один чёрт разобрать не может. Она в медицине совсем не компетентна. — Давай я гляну в архиве, бывали ли раньше такие случаи. Девушка садится за своё рабочее место и начинает шерстить документы, пока до Позова не доносится растерянное «ой». — Что за «ой»? Что ты нашла? — интересуется медик, подходя к жене и всматриваясь в экран. — Дим, я… — неуверенно произносит Катя и обрывает себя, пряча виноватый взгляд. — Говори уже, — торопит Дима, замечая по её поведению, что она где-то накосячила. — В общем… случаев, при которых саиртас оставляет мозг целым, не зафиксировано, — тихо объясняет она, — но есть еще одно растение, похожее на него. Девушка поднимает испуганные глаза на мужа, и Позов замечает, как ее щеки наливаются румянцем стыда. — И? — Его называют фабуло, что означает «лжец». Оно мимикрирует под саиртас и другие плотоядные растения, но совершенно безвредно и не обладает никакими воздействующими на сознание свойствами, — заканчивает Позова и сглатывает накопившееся напряжение. — Хочешь сказать, что с парнями всё в порядке? И было всё время в порядке? Девушка безмолвно кивает, а Дима делает глубокий вздох и медленно оседает на соседнее кресло. Катя нервно жуёт губы, вцепившись ногтями в подлокотник и лихорадочно думает, что делать. — Как я могла так проебаться? Это же простой анализ. Как я могла их не отличить?! — спрашивает сама себя Позова и матерится, что на неё совсем не похоже. — Надо всё им рассказать. Девушка уже собирается встать с места, как муж ловит её за руку, и она вопросительно глядит на него. — Нет, — качает головой Позов. — Не надо им ничего рассказывать. — Почему? Это моя вина! — выкрикивает Позова, тыкая себе в грудь. — Я заставила их выпить микстуру от болезни, которой у них не было. Я заставила их думать, что их чувства — это просто бред, вызванный спорами какого-то растения. Мне надо перед ними извиниться! — Так, Катя, сделай вдох и выдох, — девушка послушно выполняет указания супруга. — Хорошо, а теперь послушай меня. Жизням Арсения и Антона ничего не угрожает, так? Значит, им необязательно знать правду. С другой стороны, если мы всё расскажем, то твои слова пойдут в протокол, а оттуда — в твоё личное дело. Ты совершила ошибку, и это оставит чёрное пятно в твоем резюме. Девушка молча слушает слова своего мужа и понимает, что он прав. Такой инцидент не закроешь большим опытом и стабильными успехами, Катя ведь не медик даже, которым можно допустить ошибку в лечении пациента, а потом всё исправить, а биолог, — хоть и специализируется на ботанике, — но все равно она учёный! Что о ней будут говорить в научных кругах, когда она уйдёт в отставку? — Хорошо, я ничего им не скажу, — сдаётся Позова, чувствуя себя гадким предателем. Дима, замечая её настроение, берет её за руки и успокаивающе гладит. — Так будет лучше для нас всех, — убеждает Катю супруг, обещая себе впредь никогда не поднимать эту тему.