Крёстный отец

Найти Выграновского труда не составило. Глупый мальчишка спрятался дома, где, к великой удаче Арсения никого кроме него и не было. Не стоит думать, откуда Арсению известен адрес. Ему известно всё и обо всех, в чьей смерти или наоборот, продолжительной жизни он заинтересован. — Ну, щенок, — выбитая резким ударом ноги дверь рухнула на пол, едва не задев кота, намывавшего перед входом морду передней лапкой. Не врут приметы: к гостям. — молись, если веришь в бога. — А если не верю? — задрожал Эд, безнадёжно пытаясь найти в комнате место, куда спрятаться. Метания по углам успехом не увенчались и он прижался к стене. Ещё там, у школьного входа он понял, что за ним придут. Такие люди как Попов слов на ветер не бросают. — Если не веришь, то закрой глаза и жди свет в конце тоннеля. — Попов уверенно шагал к двери в его убежище. Холодный ровный тон его голоса пугал сильнее, чем тогда, в уличном закоулке между домов, — Я убью тебя быстро только потому, что ты ребёнок. Будь ты чуть умнее – мне бы было плевать, кому лезешь под кожу, но ты мешаешь мне работать и игнорируешь предупреждения. Попов шёл медленно, но шаги отдавались по полу вибрациями, и Гвоздь, сползший на пол, ладонями чувствовал, насколько быстро приближается его смерть. Адреналин ударил в голову, и уже не так страшно, но ещё хочется жить. — Вы за этого длинного вступаетесь..— вдруг понял Выграновский, — За что? Он же ничтожный и слабый, в нем нет ничего. Он же как щенок. — Да, ты прав. Он слабое маленькое ничтожество, от которого нет ничего, кроме проблем. — мужчина остановился перед прижавшимся спиной к батарее Эдиком. — Поэтому я буду защищать его. — Так убейте его, чего я-то? Арсений молчал, крутя на пальце пистолет. Выграновскому подсказывала интуиция: он не спасётся, а значит смысла стелиться в коврик перед грозной фигурой нет. Он нервно усмехнулся, поднял голову и прищурил карие глаза. — А, так это ты его укусил. И трахаешь его, наверное, да?— губы исказила кривая улыбка, — Потому и вступаешься. Возомнил себя его папо..- Шансы закончить фразу прервались взрывом пороха внутри ствола. Пуля вошла в лоб, раскрошила кость и вылетела через затылок в стену, после себя оставив бесформенную дыру. Тонкая дорожка крови потекла через всё лицо, по раскрытым безумным глазам, ещё не остекленевшим, губам, к шее, под кофту. Арсений без лишнего пафоса убрал пистолет в кобуру, защёлкнул кнопку на крышке и вышел из квартиры. Не подумал о безопасности квартиры и матери, которая, наверное, скоро вернётся с работы, но раз она воспитала такое отродье, то пусть несёт за это ответственность. Жестоко, но Попов считает, что это справедливо.

* * *

Антон проснулся и тут же забился к изголовью кровати. Напугался, что темно в глазах, понял, что это временное явление, и снова растёкся по одеялу, но ненадолго: Арсения рядом не было, как и привычного голоса за стеной. Пришлось собраться в оформленную кучку и встать, зашлёпать босыми ногами к кабинету напротив спальни и припасть к двери ухом, прислушиваясь. — Арс, — зовёт Антон, постукивая пальцами по косяку, — ты тут? Ничего, кроме гудения машин за приоткрытым окном мальчишка не услышал, а потому дернул дверь за ручку и зашёл. Холодно. На улице ветрено, а по стеклам долбит дождь, поэтому в комнате невозможно холодно. Антон поёжился. — Ты тут что забыл? — Попов положил раскрытую ладонь на макушку Антона. — Блять, инсульт, — Шастун вздрогнул и присел, пока не осознал, что вернулся Арсений. — Тебя ищу. — Нашёл? Иди к себе. Снова от всей той теплоты, которой Попов окутывал болезного Антошку, ничего не осталось: холодный, колкий взгляд, холодные прикосновения, холодные руки, холодный весь Арсений. — Подожди, я хочу поговорить, — отчеканил Шастун, покачиваясь на длинных ножках туда-обратно. — Я сказал «иди к себе», — громыхнул Арс, расправляя рукава белой рубахи, забрызганной мелкими багровыми пятнышками запёкшейся крови, — Ты плохо слышишь? — Нет. Я уже ушёл. — Антон теперь на самом деле стоял в дверном проёме, и спешно ретировался, когда Попов ещё раз глянул в его сторону совсем неодобряющим взглядом. Обидно. Арсений его просто пожалел, как и в прошлый, и в позапрошлый, и даже в предыдущий тому раз. Никаких, даже самых тусклых и полудохлых светлых чувств он к Антону не испытывал, и все его ласковые прикосновения к щекам, и поцелуй в затылок, и дорога до больницы, и даже самое-самое первое, не услышанное «Антош» – всё это только показуха. Перед кем только – Шастун не понимал, то ли в виду наивности, то ли в виду глупости, то ли в виду юности, то ли всего этого в совокупности, помноженного на синие, с отливом в прозрачную бирюзу глаза. Мальчишка закрылся на замок, уже не вселяющий доверия, сел на кровать и вздохнул. Арсений, кажется, тянул его к себе. Через стены, расстояния и километровые льдины собственных глаз. — Сука! — рычит Шастун, лупя стену пяткой. — Если собираешься драться со стенами, то смени носки и вымой ноги. — откликнулось из соседней комнаты. — Или перекрашивать заставлю. Антон тут же спустил ноги на кровать, потом развёл, свесив по обе стороны, и завис, разглядывая блик от лампы на натяжном потолке.

* * *

Абсолютно такое же утро, как и вчера, позавчера и в любой предыдущий день, начиная с того, когда Арсений вытащил Антона в одних утках на всеобщее обозрение. Шлепок по бедру, «вставай, собирайся», но сегодня вдруг появляется осознание: суббота. — У меня выходной вообще-то. — зевает Шастун, поворачиваясь на другой бок. — А мне кристаллически поебать, припадошный. — цокнув языком, Арс сдернул с Антона одеяло — Ты едешь со мной. Делать ничего не надо, просто посидишь для имитации видимости, что способен понимать человеческую речь. На меня уже люди косо смотрят. — На тебя не из-за меня так смотрят. — отмахнулся Шастун, рулетом заворачиваясь в простынь. — Тогда из-за чего? — В зеркало посмотри – поймёшь. — огрызнулся сонный мальчишка, повернулся на бок и снова засопел. — Ты давно голышом по улице бегал? — Ну, ни разу, вообще, — из-за того, что мозг спит, Антон не уловил нависшую над ним угрозу. Попов облизнулся: — Всё бывает впервые. Антону стоит благодарить высшие силы за то, что его разум всё-таки дал реакцию, потому что ещё несколько секунд, и на самом деле пришлось бы сидеть там, куда везёт Арс, с голой задницей. Он вскочил, упал с кровати, потому что не выпутался из хлопчатобумажного плена простыней, прокатился по полу до ног Попова и рассмеялся. — Помоги, Арс, я застрял, — пытаясь заставить себя заткнуться и не хохотать, просипел Антон, икая через слово. — Вот же лошадь, а, — мужчина поднял его, поставил на ноги и развернул, протянув за висящий краешек. — Тяжёлый? — с какой-то необъяснимой гордостью предположил Шастун. — Ржёшь много. — не похоже, что Арсений шутит, — Сена тебе куплю и отрубей, чтобы на фуа-гра не растолстел. — Мерин старый. — фыркнул себе под нос Антон, натягивая на ноги серые штаны. — Проверишь, кобылка? — саркастично приподняв бровь, Арсений шагнул к мальчишке, тут же отступившему к стене. Антон мотнул головой и нервно сглотнул. — Тогда рот закрой и одевайся. Попов кинул в Антона простынью, остававшейся в руке всё время их разговора и вышел. Шастун показал язык его затылку и поморщил нос, продолжая поиски вчерашней водолазки.

* * *

Царь-развалина встречала тишиной и только гудел ветер в сточных трубах, висящих здесь просто так, без цели. В этот раз такого ужаса, как охвативший Антона в прошлый визит не было, но всё ещё какой-то трепет пробирался под кожу, ломил кости. Всю дорогу Арсений молчал, игнорируя любые вопросы в духе «куда мы?», «зачем мы?», «насколько мы?». Других Антон и не задавал, а сейчас решил повторить. — Зачем мы здесь? — Душу твою наизнанку выворачивать, если молча сидеть не будешь. — Попов вышел, расправил плечи и открыл заднюю дверцу. — Выпадывай. Нас ждут. Антон вышел, огляделся. Серые кроны голых деревьев шуршали и качались на фоне темно-серого неба, нагоняя атмосферу старых фильмов ужасов, которые действительно пугают. — Блядство какое-то. — поёжился Антон. — не райончик, а жуть. Арсений молча зашагал ко входу в развалину, не пикнув брелком на машинных ключах. И понятно – тут любая собака знает, что это машина Арсения, а из этого следует множество последствий, представляющих угрозу жизни и здоровью, если что-то с ней, не дай боже, сделать. Антон мелкими шагами засеменил за ним, стараясь держаться как можно ближе. Ощущение слежки не пропадало. И правда: за ними наблюдало множество глаз: кошачьих, собачьих, человеческих, детских, живых, мёртвых. Вокруг лес, гаражи, которые становятся убежищем или тюрьмой. Кто-то здесь замерзает заживо, привязанный к толстому тополю, кто-то сгорает в лесу, кто-то подвергается жестоким пыткам, а кто-то обретает дом и смысл в работе, начинает, наконец, жить, а не ползать по-пластунски перед законом. Арсений не привечал ублюдков, но работал с отморозками порой и похлеще его самого. Они не чурались крови, не боялись смерти и визгов, всегда были готовы встать на защиту места, которое им дано. Ведомые звериными инстинктами такие убивали, не задумываясь. Это, как выяснил Попов, удобно. Слишком умные либо стремятся к власти, либо угнетают себя серыми нормами морали. От таких и избавиться легче, если мешаются под ногами: не догадываются даже, пока у горла не появляется холодное лезвие. Здание, где Арсений учил Антона драться, встретило гамом в закоулке первого этажа. За широким столом сидели разношёрстные черти, в числе которых были женщины и подростки, жадно хватающие со стола еду, – дикари. Никому не нужная, никем не желаемая, предоставленная сама себе шкода трётся рядом с местами силы, потому что многие здесь выросли так, под чьим-то укрывистым крылом. Да, Арсений – джентльмен и против мелкого разбоя, он никогда не сдаст тех, кто присягнул на верность без надобности на то. Надобность появляется только в случае угрозы, которую умышленно такие черти влекут за собой. Случайные же проступки он не поощряет, но и не наказывает за них. Стоило появиться Попову на пороге – все замолчали. Все без исключения знают – шум он не любит. Каждый поздоровался на свой манер. Утверждённого приветствия, на вроде армейского, не было. Бородатый хач, с которым Арсений пересекался в порту, встал и кивнул. — Рад видеть. — Попов в ответ качнул головой. — Всех. Что происходит в мире? Антон застыл за его плечом, широко распахнув глаза. Он нисколько не походил на тех мальчишек и девчонок, что сидели за столом. Он ухоженный, чистый, выхоленый, даже любимый матерью, да и, всё-таки, чей-то, они же были похожи на бесхозных собак. Арсений прошёл к центру стола, сел между двумя исполнителями и подозвал Антона, зависшего у входа. Шастун подбежал и сел рядом. Сергей заговорил охрипшим, но спокойным басом: дела идут ровно, убытки не больше обычного, прибыль покрывает всё. В один момент голос надломился, и он опустил взгляд. — Попередохло много. — вздохнул Матвиенко, — Особенно молодые. — Глупые. Сами виноваты. — голос из дальнего угла нарушил тихий общий шёпот. — Были бы умнее – сидели бы здесь. — Молчи, Роберт. — рыкнул Арсений, не оборачиваясь. — Ты мог быть с ними. — Трус..— буркнула под нос девчонка, поправляя спутавшиеся косички. Кажется, один из погибших был ей хорошим другом. — Тихо. Есть разговор намного важнее. — Попов хлопнул ладонью по столу. — Тихо, тихо..— забормотал Антон почти беззвучно. — Чё тихо-то, правда же. Арсений слышал его, но игнорировал. Он сцепил руки в замок, уложил на столе. — У нас намечаются серьёзные проблемы. Кризис. Никто никого не хочет убивать, да и с «обычной» работой проблемы. «Обычной» здесь называется та работа, где никому не нужно сносить головы. Припугнуть, поугрожать, в лоб треснуть, договориться тихо, дать взятку. — Ебать у вас обычности..— губами прошептал Шастун. Арсений снова не отреагировал. — На гражданку вас переводить, что ли, чтобы не слонялись без дела. Финансирование снижу, в противном случае уйдём в минус. Сегодня есть дела, завтра нет, поэтому так. С белым в этом полугодии тоже всё хуже некуда. В последний раз настолько низкая поставляемость была при Воле. Барыг помельче перебили, молодцы, почистили, но теперь и большая рыба нас боится. Антон тихо хихикнул. — «Ры-ыба» , —передразнил он, тоже не вслух, сам себе. Попов угрожающе глянул на него и цыкнул. Антон отвел глаза. — И сейчас это неплохо. Отсеются трусы и подляжники. Шастун опять прыснул со смеху и прикрыл ладонью рот. Арсений, не поворачиваясь к нему, положил руку на его бедро под столом и до боли сжал. Антон пискнул и тут же заткнулся. — Есть у кого какие мысли по этому поводу? Завелась оживленная беседа, в которой Антон не мог уловить даже одного слова. Рука Арсения на ляжке умножает все приличные мысли на ноль. Он тянется к его плечу и шепчет: «убери», на что Попов снова тискает ногу и рычит в ответ «заткнись». Мальчишка роняет голову на сложенные руки и шумно выдыхает, благо, в смеси голосов этого не слышно. Арс улавливает все, что говорят вокруг, и из общего кома вычленяет дрожащее антоновское «ну пусти-и», но только уводит руку к внутренней стороне его бедра и оставляет там, выглаживая пальцами уже совсем близко к паху. Шаст тихо скулит, уже зная, что все вокруг видят его покрасневшие уши, которые спрятать он не может, из-за разгоревшихся щёк, которые тоже нужно держать вне видимости. — Пожалуйста-а, — хнычет Антон, цепляясь пальцами за рукава собственной кофты. Пальто он успел снять. — Не позорься, — рычит Арсений над самым ухом и снова вовлекается в общий разговор. Кажется, что его рука живёт отдельно, делает то, что ей вздумается. Сейчас ей взбрело в фаланги коснуться ширинки джинс, слегка дёрнуть за замочек и снова застегнуть, вернуться на мягкое бедрышко и остаться там. Интересно, Арсений чувствует, насколько жёстко у Антона сейчас стоит?