occultism

- Он вернулся! – хриплый отчаянный крик разрывает жужжащую тишину в классе, когда в него врывается Джисон, его лицо красное, а дыхание неровное, потому что он бежал. Минхо тут же срывается со стула и стремительно покидает кабинет, хватая ученика за предплечье. - Это совершенно не смешно, Хан, прекрати сейчас же свои эти розыгрыши, иначе… - мужчина изнурен, и какие-то ложные доносы о бесследно пропавшем сыне даже слышать не хочет. Его глаза в неистовом темпе пытались разыскать на лице Джисона хоть призрак шутки, но их прерывает дрожащий голос: - Папа… - одежда местами разорвана, вся грязная, местами виднеются ветки и листья, но в целом весь живой и невредимый, не считая запекшейся крови около виска на грязных светлых волосах. Минхо издает странный сдавленный выдох и тут же хватает потерявшегося сына в охапку, а тот, несмотря на ссору, случившуюся во время их последнего разговора, заходится в рыданиях и вжимается в мужчину всем телом, словно ища защиты. Из классов начинают выходить ученики, услышав шум, но этим двоим уже ничего не помешает. Джисон смотрит на лучшего друга изнемождено, потому что и сам переживал не меньше, но понимает, что успеет еще обрадоваться его возвращению. Он пишет сообщение в их общий чат, а сам устало прислоняется лбом к прохладной стене. Вот тебе и прогулял биологию, как-то свет на ней клином сошелся. Идет по коридору в стороне от холла и видит, как пошатывающееся нечто плетется по крыльцу школы. А когда распознал в этом «нечто» Феликса, так вообще едва дар речи не потерял, хотя называть это даром – преувеличивать, определенно. Джисон и правда стрессовал, пусть всем и соврал, что друг писал ему насчет того, что он рассказывал о каком-то плане насчет матери и всего такого. Он просто был в панике и в ужасе, особенно когда подслушал новость о полиции. Полицию никогда не вызывали просто так. Уж он-то знает. Но теперь все будет в порядке. Наконец-то. Сынмин тихонько прикрывает за собой входную дверь и проскальзывает с шуршащими пакетами на кухню. Он спокойно набирает воду в чайник и подключает шнур к розетке, чтобы вскипятить его. В пакете пара коробок с раменом, газировка в банках и несколько онигири из круглосуточного магазина. На улице уже завывала настоящая вьюга, что было странно для марта. В марте обычно все уже таяло, но, видимо, даже погода была не в восторге от происходящего в жизни Кима. Что ж, могло бы быть и хуже. Он, не торопясь, заваривает лапшу, несет коробки на журнальный столик в гостиной, расставляет оставшиеся детали их скромного ужина, а затем вновь закрывает кухню, безразлично глядя на труп, расположенный уже не в центре комнаты на стуле, а чуть поодаль, чтобы было удобно передвигаться по кухне. Со второго этажа доносится нечеловеческий крик. Точно. Чуть не забыл. Он поднимается по скрипучей лестнице, заходит в свою комнату и видит мечущегося по ней Чанбина. Естественно, его накрыла паника. Естественно, как только эйфория происходящего спала с него после сна, он мыслит более трезво. Сынмин молча наблюдает за тем, как блондин с выражением крайней скорби и ужаса держится за голову, пытаясь найти в неуютной темной спальне островок безопасности. Когда он замечает Кима, то несется на него, хватая его за грудки и осипшим из-за крика голосом шепча: - Я убил человека, господи, я убил человека! - Да, такое происходит, когда втыкаешь им в шею острые предметы. – Сынмин все еще безразличен к таким словам, а вот его сообщника передергивает всем телом. – Тише, все, успокойся. Забудь об этом. - Ты нормальный?! Как я могу об этом забыть? Это преступление! – несмотря на крепкий сон ночью, парень выглядел неважно. Тени залегли под глазами, дрожащие обветренные губы, даже кожа казалась какой-то восковой и сероватой. - Пойдем, тебе нужно выпить таблетки. – словно пропуская мимо ушей все слова убийцы, брюнет крепко обхватывает мощное предплечье парня и тащит его из комнаты, но Бин начинает сопротивляться. - Никуда я не пойду. Оставь меня! Отпусти! – он отшатнулся, пытаясь выдернуть руку из чужой хватки. Несмотря на всю враждебность в поведении, Сынмин видит лишь страх в его глазах. Он тяжело вздыхает – рамен переварится, пока они тут выясняют отношения – и садится на край своей нелюбимой постели, похлопав по одеялу рядом с собой. Поколебавшись, Со все же садится на место, и брюнет кладет его ладони в свои в успокоительном жесте, терпеливо глядя на переволновавшегося парня. - Так. Тебе нужно сейчас спуститься со мной вниз, поедим и обсудим дальнейшее. Ты не замерз так? На улице метель. – у слов старшеклассника будто нет какой-то определенной логики, словно он говорит ради фонового шума. – А таблетку и правда надо выпить. У тебя наверняка еще и голова болит. – он проводит костяшками пальцев по щеке брюнета, из-за чего тот вздрагивает и правда начинает ощущать давящее чувство на висках. Наверное, из-за этого ему удалось поддаться проще. Спустя час они уже лежали на диване, набив животы всем съестным. На фоне мерно гудел телевизор с какой-то программой, Чанбин лежал головой на груди Сынмина, теребя в пальцах подвеску, которую тот ему подарил еще будучи в школе, а сам хозяин дома лениво перебирал его волосы, чувствуя прилив сонливости. Такая уютная чудесная атмосфера, словно никто и не устраивал похищение с убийством. Бин ощущал себя на каком-то облаке, пока успокоительные творили с его телом что-то неописуемое. Он буквально мог почувствовать, как медленно текли мысли в его голове, и почему-то он не ощущал никакой привязанности ни к одной из них. Получается, он теперь убийца. В школу они вернуться не могут. Ну. Ладно. Сынмин был прав: облегчение от мести не пришло. Зияющая дыра в сердце после смерти брата уже ничем не закрывалась, но это было понятно. И правда ощущалась теперь другая пустота – никаких чувств он совсем не испытывал. Только вот с Сынмином было как-то безопасно и комфортно. Последняя частица разумного в истерике билась в расслабляющемся мозге, пытаясь воззвать хоть к чему-то. Что они будут делать дальше? Будут путешествовать по миру? Не вызовут ли подозрения два старшеклассника? На что жить? Как избавиться от улик? Чего ждать от завтрашнего дня? Со долго думал, пока извилины полностью не поглотили паникующий участок, и он обмяк на чужом теле, как это было раньше, когда он приползал в кровать к соседу во время кошмаров. - Сынмин? - Мм? - Расскажи про то, как это делаешь. - Что делаю? - Ну, вот эти странные штуки. - Я сам странная штука, можешь немного поконкретнее? – фыркает брюнет, вызывая слабый смешок у Чанбина. Он прижимается покрепче к тощей груди с задравшейся растянутой домашней футболкой, и держит в руке подвеску, словно охранный амулет. - Ты постоянно говоришь про то, что сделаешь все, что я скажу. И ты как-то сделал так, что нас не ищут со школы и типо того. – связывать слова в такие длинные предложения было очень сложно, но он пытался. Рука, массирующая кожу головы на затылке, прихватывает волосы чуть сильнее. - Ну вот таким я родился. Делаю то, что хотят другие. - Ерунда какая-то… - сонно бормочет старшеклассник, пытаясь устроиться на диване поудобнее. - Не то слово. Так странно, могу исполнять чужие желания, а мои никто не может. Или не хочет. - Я бы тоже хотел себе такую суперспособность. – зевает парень, на что Сынмин чуть пододвигается на диване. По телевизору начинают показывать рекламу. - Ну куда тебе еще суперспособность? Ты и так умный и красивый, несправедливо забрать все хорошие качества и ничего не оставить остальным. – по-доброму усмехается он, когда видит, что уши Чанбина розовеют. - Прекрати, о чем ты вообще? – тянет он привычно недовольно. Словно никуда они и не сбегали. Они лежат в комфортной для них тишине еще несколько минут, и Киму кажется, что парень уже заснул, но тот решил подать голос: - Я не знаю, хороший ли я теперь человек. - Хороший. Если задумываешься об этом, то точно хороший. Плохие люди не мучатся от такого выбора. - Да ну бред. – снова бормочет он, все больше проваливаясь в сон. – А твои силы…ты говорил про какую-то там ауру, все такое. Оно…типо правда все существует? Ты не шутил тогда? - Не шутил. И вот эта штука, которую я тебе отдал. Она такой «запасной круг» для тебя. Знаешь, как заначка на плохие дни. - А что, будут дни хуже? – невесело усмехается Чанбин, но Ким молчит. – Ладно, понял. А почему заначка? - Ты сможешь загадать одно желание, даже когда меня не будет рядом. Но только одно. И только если очень сильно захочешь. - А ты где будешь? – он поворачивает голову так, чтобы ему было видно глаза Сынмина. - Я не вечный. А вот это очень удобно. - И что мне делать? Спиритические какие-то круги рисовать? Траву жечь? - Кто тебе такой бред сказал? - Телевизор. – смешно фыркает Со, потираясь носом о впадину посередине груди брюнета. – Кстати, я заметил, что ты больше не красишься. - Ты о волосах? – Сынмин сжимает в пальцах тонкую прядь светлых волос у лба и как-то меланхолично на нее смотрит. – Я всегда думал, что это верх уродства. Но, оказывается, это может нравиться людям. - Я не помню, чтобы ты особо как-то говорил на эту тему с другими. - Ты что, следишь за тем, с кем я общаюсь и о чем? Воу, это уже попахивает сталкерством. – Ким усмехается и спускает пальцы с затылка на шею старшеклассника, осторожно разминая его загривок. - Просто вижу. Может, у меня тоже есть суперспособность. – еще более невнятно бормочет он, окончательно отдавая себя в руки сну. - Не сомневаюсь. Эта фраза стала итогом их разговора ни о чем. Дождавшись, пока Со окончательно уснет, перед этим проверив его состояние, Сынмин вылезает из-под тяжелой тушки парня, что всегда выглядел как угрюмый здоровяк, а на деле оказывался плюшевым мишкой. Даже в какой-то степени жалко будет просить его об одолжении. Убрав все обертки в мусорный мешок, брюнет методично вытирает журнальный столик, выключает телевизор и переодевается в теплую толстовку и спортивные штаны. На улице все-таки не май месяц, а жуткий снегопад, который не прекращался уже несколько дней, совсем не делает погоду лучше. Как хорошо планировать вещи, особенно когда ты имеешь над ними власть! Уж этот план он готовил давно. Жизнь словно издевалась над ним, не давая уйти добровольно. А заставить других людей захотеть, чтобы его не стало, он не мог – они тоже издевались. Он покинул родительский дом, когда перед переходом в старшую школу обнаружил, что напускная «нормальность» семьи, где мать перестала пить, а отец вошел в адекватную колею, оказалась ужасно фальшивой. Они раскололись на сущей мелочи – Сынмин стал обнаруживать еду, которую он со старанием и педантичностью готовил, в мусорном баке, потому что родители думали, что он может их отравить. Наверное, это и притянутая за уши вежливость стали последней каплей. Быть преданным уже не казалось чем-то новым. Он слишком устал, а еще ему было скучно. Но в основном он устал. Странно, но никто не мог дать ему отпор. Он делал все, чтобы заслужить то, о чем так мечтал, но не нашлось человека, который на самом деле пожелал, чтобы его не стало. Слишком уж человечные люди его окружали. В новой школе так никто и не пожелал ему смерти, несмотря на то, что он нашел людей, готовых рвать и метать, если у них отнимут самое дорогое. Но Хенджин лишь попросил его помочь, когда все вроде как кричало о причастности Сынмина к смерти ученика, а с Феликсом… Его отец оказался не настолько решительным человеком, чтобы желать мести за вроде как не совершенное преступление. Но оно совершилось, а сам Минхо предпочел действовать через других людей, а не сам, поэтому когда к делу подключилась полиция, пришлось вернуть к жизни и Ли. Учитель раздражал его больше всего, потому что он был таким же. С виду невозможно было предположить их сходство, но Сынмин чувствовал, что есть то самое потаенное, о котором никто не хочет говорить. И только когда ребята начали обсуждать отношения двух учителей, он понял. Он понял, что дело никогда не было в мести, ненависти, агрессии. Иронично, но все это время дело было в любви. И зная, на что придется пойти, он методично поливал эти ростки привязанности и интереса к чужому человеку, и не только в себе. Почувствовав с самого первого дня на себе заинтересованный взгляд, Ким начал испытывать парня еще с самого начала. И ему было приятно-грустно от мысли, что Чанбин станет тем, кому придется стать последним шагом. Открыв входную дверь, он посильнее кутается в толстовку, даже не надевает кроссовки, а идет прямо так по снегу в сторону небольшого сарая, где всегда хранились садовые инструменты и хлам. Стопы ужасно жжет от мороза, ветер залезает под воротник худи, но Ким игнорирует все чувства. Им управляет только предвкушение, какое-то такое светлое и священное, хотя ничего святого в нем уже нет. Открывая дряхлую деревянную дверь в постройку, он быстро шмыгает внутрь и наугад ведет ладонью по стене в поисках выключателя. Пыль оседает во рту неприятным песком, а в носу неприятно щекотно. Он надеется успеть, пока парень не проснулся. - Сынмин! – неожиданно разрезает завывающую вьюгу крик с улицы, на что парень вздрагивает и косится на дверь сарая. Чанбин проснулся почти сразу, как только понял, что рядом никого не было. Тревожно ощупав диван рядом с собой, парень привстал на одном локте и сонными глазами попытался разглядеть темноту вокруг себя. Никого в доме не было. Все еще расслабленным мозгом он предполагает, что парень мог бы быть наверху, но поиски по дому, кроме той самой комнаты, не дали успехов. Не мог же он раствориться в воздухе? Оставался один вариант: Ким вышел на улицу. Чувствуя себя по-странному одиноко, он обувается, натягивает куртку поверх домашней футболки Сынмина, и выходит на крыльцо. Снег вводит его в ступор. А еще наполняет тревогой. Может, ему все это снится? Тот самый кошмар с братом. Но тогда почему он видит во сне чужой дом? Окинув белые сугробы беглым взглядом, Со хмурится и решает громко позвать парня по имени. Но никто не отзывается. На снег ступить он не решается, словно кот. Его начинают терзать сомнения, но он зовет еще раз, только чуть громче. И снова никакой реакции. На глаза попадается темное пятно – какая-то хибара за углом дома. Дверь оттуда открывается со скрипом, медленно, и оттуда выходит Сынмин. - Сынмин! Где ты был? – получилось немного жалобнее, чем ожидалось, и блондин все же идет в его сторону, не сразу замечая, что что-то не так. Странно, что его привязанность так быстро переросла в мысли о том, что его одноклассник стал для него самым важным человеком на свете, потерять которого во тьме гостиной казалось так жутко. Ким ему не отвечает, но и не трогается с места, держась за дверь, словно он был пьян. – Ты что, босиком пошел? Это… Слова застревают в горле, когда он видит, как рука, что цеплялась за дверь, была окрашена в красный цвет, что в темноте улицы, освещенной садовым фонарем, казался уже черным. И его вовсе не мутило и не качало от ветра. А по животу расползалось подозрительное пятно. - Что случилось? – блондин с тревогой подошел ближе, и тогда Сынмин уже не стал сдерживаться. Он падает на него всем телом, попытавшись обвить его шею руками, но получалось плохо. - Послушай меня внимательно, хорошо? – в глазах, смотрящих на него, не было ни капли страха. Возможно, немного сожаления. Кима немного потряхивало от мороза. – Сейчас спокойно просто стой и все. - Что ты сделал? Ты поранился? – парень не понимал, что происходит, при этом осознавая, что если его одноклассник на самом деле ранен, то он не сможет оказать ему первую помощь. Вызывать врача… У них буквально на кухне труп. И сейчас, видимо, будет еще один. - Послушай меня. – еще раз зовет его брюнет, пачкая кожу чужой шеи своей кровью. – Помоги мне, ладно? - Где у тебя аптечка? - Мне не поможет аптечка. Чанбин, посмотри на меня. У тебя очень важное задание, слышишь? Ты с ним точно справишься. – глаза его собеседника от ужаса расширяются, потому что он начинает понимать, что будет дальше. - Я ничего не буду такого делать, я сейчас вызову врача, я не буду ничего… - Прекрати паниковать! – Сынмин становится чуть хмурым, но сил ругаться уже нет. – Тебе нужно просто закончить то, что я начал. - Я не буду этого делать! - Убей меня, пожалуйста. - Ты в своем уме?! - Пожалуйста, мне очень надо. - Ты с ума сошел? – сипит Чанбин, понимая, что парень вовсе не шутит. От этого было еще хуже. От холода уже стучали зубы, а ноги сводило. Еще как-то нужно было удерживать на себе целого человека. - Я устал. Я так устал. Пожалуйста, это… - Я не буду ничего этого делать! - Это мое желание, Чанбин. Пожалуйста, исполни его. Я очень тебя прошу. – он едва шевелит губами, понимая, что чем дольше он колеблется, тем медленнее и мучительнее умирает. Со замирает, его колени сгибаются, и он садится прямо в сугроб, все еще держа в своих руках Сынмина. - Ты… Я не могу убить тебя. - Я видел, что ты способен на это. Я тебя научил. – брюнет слабо улыбается, его светлая челка падает на бок, куда-то к виску. - Дело в тебе, я не могу, если это ты. - Что тебя останавливает? Неужели жалость? - Ты чего, Сынмин? – сглатывая колючий ком в горле, Чанбин нервно смеется, пытаясь не дрожать так явно. – Ты совсем дурак. - Ты слишком хороший человек. А я слабак, даже нормально умереть не могу. - Так, все, прекрати, я сейчас затащу тебя в дом и вызову врача. – он хочет начать суетиться, но не может двинуться ни на дюйм с места. - Не оставляй меня там ни с кем. Стой, стой. – он пытается скрепить руки на шее блондина посильнее, но руки слишком слабы. – Обними меня, пожалуйста. И Чанбин слушается. Ему страшно, он не хочет сделать больно, но чем сильнее он прижимается к старшекласснику, тем более отчетливо понимает, что в собственный бок вжималось что-то твердое. Человек в его объятиях лишь сипло вдыхает и дергается. Он чувствует, как замирает, но уже поздно. Он уже сделал все, о чем его просили. Сынмин, что трепыхался в его руках, уже не шевелится. Чанбину кажется, что все это сон. Кровавый отпечаток на его куртке и непередаваемое чувство одиночества доказывали обратное.