Доживём до понедельника

Спектакль длился около двух часов. И вместе с остановками и повторами время уже подходило к обеду. Ожил Захарьин, начал вставлять какие-то замечания, просил Серёжу добавить света, поменять оттенки… — Может, всё-таки никто не придёт, — шепнул Серёжа Юле. — Блин, было бы круто. Сколько сейчас времени? — Половина второго. — Репа сегодня до пятнадцати… Юля скрестила пальцы. Серёжа снова посмотрел на сцену: — Юль, че-то у меня дым халтурит, я сбегаю на сцену пока. Включишь им дежурки, если что? — Конечно. Это была Серёжина карма. Чтобы хоть что-то в его смену не перестало работать необъяснимым образом — могло считаться чудом. Но такого не случалось почти никогда. Или никогда? Он не помнил. Шёл, вот как сейчас, в темноте склонялся к дым-машине, аккуратно перебирал провода, отключал, снова включал… Хорошо, что в какой-то момент это «хоть что-то» таким же необъяснимым образом вновь начинало функционировать. Но нервных клеток убивало, конечно, немало. Порой становилось неловко даже перед Юлей: вот как так — на дворе времена культа успешных людей, а он? Он брёл через фойе со сцены обратно в рубку. Где ему показалось, что воздух стал немного странным. Он принюхался. В месте, где пахло в основном ничем, либо разогретыми круассанами с сыром из близко расположенного буфета, или пылью, от которой совершенно невозможно было избавится, ибо стоило только всё протереть, она тут же снова оседала точно таким же слоем, на худой конец пахло Серёжиным Outrageous, но он быстро испарялся и снова ничего, ну или сыр, или пыль. Сейчас запах стоял плотный, тяжелый, настырный, он обволакивал, словно сужая пространство до единой точки. Серёжа сел за пульт. Спектакль подходил к финалу. Юля что-то печатала в партитуру. Ни Жени, ни Захарьина не было видно. До конца первой смены оставался час, а учитывая, что спектакль они уже прошли от начала и до конца, Серёжа внутренне потирал ручки: они могли бы уйти сегодня пораньше. — Ты сама понимаешь, о чём поёшь?! Мелькнуло побледневшее лицо Жени. Юля оторвалась от партитуры и испуганно посмотрела на Серёжу. В темноте зала угадывалась незнакомая коренастая фигура в темной одежде и короткой шапочке. Серёжа повернулся к Юле, которая жалобно смотрела на него. — Ну всё. Началось!