Доживём до понедельника

Рабочий день подошел к концу, Юля курила около служебного входа, рядом на лавочке ютилась парочка захарьинских актрис, перешептываясь между собой. Серёжа, кинув на них взгляд, решил узнать: — Ребят, а вы уже с заведующим кафедрой работали? Те активно закивали: — Конечно. Оживилась Юля. — Он правда такой эммм… строгий? Актрисы переглянулись. — Ну вообще да… Одна из них посмотрела на Серёжу и сказала: — Он свет точно будет переделывать, он любит, чтобы всё двигалось и холодные лучи… — Понятн… — Спасибо, девочки, — прошелестела Юля, отводя Серёжу в сторонку. — Блин, Серёж, если он будет как Белый себя вести, я уйду. — Мда уж… Белый был худруком оперного факультета. Его хриплый ор даже фантомно сотрясал стены театра. Он воплощал собой практически все отвратительные стереотипы о получивших безоговорочную власть талантливых говнюках. Ему не нравилось буквально всё, он материл и оскорблял всех вокруг, мог прилюдно унизить молодую актрису, а потом в коридоре грязно к ней приставать. У Серёжи была своя история с этим человеком, которая триггерила его до сих пор. История, при воспоминании о которой, помимо злости на несправедливость, примешивался ещё и стыд за самого себя. Стыд за то, что позволил так с собой обращаться, не дал отпор, а словно в состоянии аффекта пытался угодить… У Серёжи похолодело в желудке. Если эта история повторится? Найдёт ли он в себе силы взять и послать нахрен, уйти, уволиться… — Я вот иногда думаю, как такие люди позволяют себе настолько мерзкое поведение? — В смысле? — Неужели им не прилетает? Юля грустнеет. — Ну их же все боятся… — Да я про то, что: вот если я со зла делаю какую-нибудь гадость, мне обычно почти сразу ответочка прилетает. Юля улыбается. — Просто у тебя есть совесть. — Да ничё у меня нет. Просто не фартовый. — Серёееж! — Всё-всё, молчу, — смеётся Серёжа и обнимает Юлю. — Ну что, рассос? Серёжа вдыхает прохладный вечерний воздух полной грудью. «Итак, леди и джентлманы. Почему я люблю ночь? Ночь — это почти безопасность. Короткий промежуток, когда этот день почти закончился, а следующий пока не начался, и ты находишься словно в безвременье. Поэтому я люблю лететь в самолёте. Ведь это короткий промежуток, когда ты уже не здесь, но ещё не там. Момент, который даёт тебе иллюзию недосягаемости. Момент, когда ты никого не разочаруешь и не разочаруешься сам» Но сегодня даже этот короткий момент сжимается словно пружина, и Серёже не по себе. Завтрашний день уже нависает зловещей тучей. И забравшись в такси, Серёжа открывает браузер, вбивая в поисковую строку: «Позов Дм…» Варианты сыпятся сразу. Позов Дмитрий Темурович, Позов Дмитрий, просто Позов был один. Режиссёр, музыкант, художественный руководитель театра, обладатель премий и так далее, и так далее… И много-много фото: вот он в репетиционном зале, уже словно готов вскочить со стула, чтоб что-то объяснить оробевшему актёру, одна рука поднята вверх, словно Тааам и нужно искать ответы, другая напряженно сжимает почти истлевшую сигарету. Определить, какое у него лицо, Серёжа не может. Он видит очки, а за ними что-то колкое, неприятное, уже говорящее, что Серёжино место не в этой жизни. А вот фото с вручения золотой маски — фото победителя: черный пиджак, белоснежная рубашка с расстёгнутым воротничком. И улыбка. Улыбка на всё лицо — торжествующий белозубый оскал. И куча других: на сцене, в телевизионных студиях, на встречах со студентами… Серёжа пролистывает их и как будто уже настраивается ненавидеть человека, которого даже не знает. Хотя ну как ненавидеть? Ненавидеть тоже надо уметь. А у Серёжи это скорее смесь неприязни, страха и может быть зависти? Мелкие, цепкие, грязные как помойные крысы — эти чувства, появившись однажды, постепенно вытесняли из его души всё остальное. Но он же не всегда был таким? — Нет, я не всегда был таким! — шепчет Серёжа, блокируя телефон. — Чиво гаваришь? — спрашивает таксист. — У пятого подъезда остановите, пожалуйста.