Дᴏᴧᴦий ᴨуᴛь дᴏʍᴏй

Сᴏбᴇᴩи ʙᴄᴇ ᴏᴄᴋᴏᴧᴋи… Сᴏбᴇᴩи. И ᴨᴏ ɜᴀᴋᴏуᴧᴋᴀʍ ᴄʙᴏᴇй ᴨᴀʍяᴛи Ты ᴋᴀᴋ ᴄᴧᴇдуᴇᴛ ᴨᴏᴄᴛᴀᴩᴀйᴄя ᴨᴩᴏйᴛи. Оᴋуниᴄь ᴄ ᴦᴏᴧᴏʙᴏй В ɜᴀбыᴛᴏᴇ ᴨᴩᴏɯᴧᴏᴇ… И ʙᴄᴋᴏᴩᴇ ᴛы уɜнᴀᴇɯь, Чᴛᴏ быᴧᴏ ᴛᴏбᴏй С ᴛᴀᴋиʍ ᴄᴛᴩᴀɯныʍ Мучᴇниᴇʍ бᴩᴏɯᴇнᴏ… О, ʍᴏй ʍиᴧый дᴩуᴦ, ᴛᴇᴨᴇᴩь жᴇ Нᴇ убиʙᴀйᴄя ᴨᴏнᴀᴨᴩᴀᴄну. Вᴇдь ᴛᴀᴋᴏʙᴀ ᴄудьбᴀ… Нᴀд нᴇю ʍы нᴇ ʙᴧᴀᴄᴛны. Вᴄя нᴀɯᴀ жиɜнь ᴨᴩᴇдᴩᴇɯᴇнᴀ. Ты ʙᴄё ᴨᴏйʍёɯь и ᴏᴄᴏɜнᴀᴇɯь… Вᴄё ʙᴄᴨᴏʍниɯь, ᴋᴏᴦдᴀ ᴏᴛʙᴇᴛы Вᴄᴇ ᴄ уᴄᴨᴇхᴏʍ ᴏᴛᴋᴏᴨᴀᴇɯь… А ʙᴄᴧᴇд ɜᴀ ϶ᴛиʍ ᴄᴇбя ᴛы ᴋ жиɜни Пᴩᴇжниʍ ʙᴏɜʙᴩᴀᴛиɯь. Быᴧую ᴄᴛᴩᴀᴄᴛь, ᴧюбᴏʙь, А ᴦᴧᴀʙнᴏᴇ — ᴇё… Ту дᴇʙуɯᴋу… Рᴏдную дуɯу. Её ᴛы ᴛᴏжᴇ ʙᴄᴨᴏʍниɯь. И ʙᴄᴧᴇд ɜᴀ ᴛᴇʍ нᴇʍᴏй ᴛʙᴏй ᴋᴩиᴋ Пᴩᴏнɜиᴛ ᴧᴇᴄную ᴛиɯь. Пᴩᴏɯу, нᴇ ʙɜдуʍᴀй ᴛᴀᴋ ᴛᴇᴩɜᴀᴛьᴄя. Уж ᴧучɯᴇ ᴄ ᴧёᴦᴋᴏй Гᴩуᴄᴛью ᴨᴏᴄʍᴇяᴛьᴄя… Тᴇбᴇ ϶ᴛᴏ ᴨᴏйдёᴛ. Кᴀᴋ и ʙᴄᴇᴦдᴀ. Вᴇдь ᴄᴋᴏᴧьᴋᴏ ᴩᴀɜ ᴛы Пᴩяᴛᴀᴧ ᴄᴧёɜы ɜᴀ уᴧыбᴋᴏй? И ᴄᴋᴏᴧьᴋᴏ ᴩᴀɜ ᴛы ʍᴀᴄᴋи нᴀдᴇʙᴀᴧ? Нᴀиʙнᴏ ᴛᴀᴋ ᴛᴇбᴇ ʙᴄᴇᴦдᴀ ᴋᴀɜᴀᴧᴏᴄь: Ниᴋᴛᴏ ᴏ ᴛʙᴏᴇй бᴏᴧи нᴇ уɜнᴀᴧ. Нᴏ ϶ᴛᴏ ʍы ᴏᴄᴛᴀʙиʍ… Ниᴋᴛᴏ ᴛᴇбя ни ʙ чёʍ нᴇ уᴋᴏᴩяᴇᴛ. Вᴄё ϶ᴛᴏ ʙ ᴨᴩᴏɯᴧᴏʍ. Тᴀᴋ ᴨуᴄᴛь жᴇ ᴄᴇᴩдцᴇ Дʙᴇᴩи ᴏᴛʙᴏᴩяᴇᴛ… Дᴧя нᴏʙых чуʙᴄᴛʙ. Дᴧя нᴏʙых ᴄиᴧ. Ты их ᴄᴨᴏᴧнᴀ ᴄʙᴏиʍ Жᴇᴧᴀньᴇʍ ᴏбᴩᴇᴛёɯь. И ᴛᴏᴧьᴋᴏ ᴛᴀᴋ — ниᴋᴀᴋ инᴀчᴇ! Пᴏ ʙᴇᴩнᴏʍу ᴨуᴛи дᴏ ᴄᴀʍᴏᴦᴏ Кᴏнцᴀ ᴨᴩᴏйдёɯь. © Аʙᴛᴏᴩᴄᴋᴏᴇ ᴄᴏчинᴇниᴇ ———————————————————————————              Изначально Оливия была уверена в том, что сумеет сама дойти до замка Её Белого величества. Но, проходя улицу за улицей, дом за домом, закоулок за закоулком, она поняла, что ей может не хватить и целой ночи, чтобы самостоятельно добраться до дворца. Девушка уже начала жалеть, что позволила мастеру шляпных дел дать так легко себя отпустить.       «Может быть, мне стоило не уходить так просто и нужно было спросить, что на него такое нашло? Впрочем, я могу выяснить это и сейчас, заодно Шляпник снова проводит меня к королеве, как ему и поручили. Если, конечно, он сможет…» — решила для себя Оливия и уже развернулась, чтобы пойти обратно к мастерской, как обнаружила, что забрела в совершенно незнакомое место, выход из которого теперь трудно было найти.       Кругом были лишь тусклые здания, которые, к неприятному удивлению путницы ничем даже не освещались, хотя, как ей касалось всего минуту назад, всё здесь было таким приветливым и так по-праздничному украшенным, словно сейчас наступал канун Рождества. Но, как ни странно, на крышах домов теперь не было видно ни прекрасной вьющейся лозы, в листьях которой дивно поблёскивали волшебные огоньки, ни мерцающих золотым светом сверчков, тихо и ненавязчиво витавших в воздухе, ни даже огромной Луны, которая, судя по всему, теперь предательски укрылась в высоких клубистых облаках, что были так огромны.       — И всё-таки я заблудилась… Потрясающе! — недовольно выдохнула девушка, скривившись в лице.       — Потрясающе — это когда ты заблуждаешься в своей жизни, а не в тёмном мрачном закоулке, который не внушает никакого довер-рия. — послышался из темноты знакомый мурчащий голос.       Оливия вздрогнула от неожиданности. Нервные спазмы сжали ей горло, и от того она сдавленно спросила:       — Кто здесь? Покажись…       — Совсем меня не узнаёшь? — снова промурлыкал бархатистый голос.       И тут, прямо перед ней, из темноты сначала показалась широкая острозубая улыбка, затем появились большие ярко-бирюзовые глаза, а после обозначилось и всё полосатое тело огромного кота.       — Чешир? — удивилась Оливия. — Неужто это ты?       — А кто ж ещё? Таких, как я, тут больше нигде нет, как видишь.       Девушка улыбнулась, обрадовавшись тому, что это был тот, с кем она была уже была знакома, и он не был опасен. Однако в следующее мгновение её улыбка померкла.       — Ты напугал меня! Опять! — громко воскликнула она, злясь на усатого. — Зачем ты здесь? Покажешься на секунду, а затем снова бросишь на произвол судьбы?       Кот испуганно прижал пушистые уши к голове и отпрянул от Оливии.       — И вовсе незачем так кричать… — проворчал он. — Всё население разбудишь.       Девушка нетерпеливо отмахнулась от него рукой и решительным шагом двинулась прочь.       — Куда ты?       — Подальше от всяких «ненадёжных попутчиков», вроде тебя.       — Что это с тобой? — удивился кот.       Ответом на его вопрос послужило напряжённое молчание. Тогда Чешир промолвил уже более мягко и невинно, успокаивая раздражённую собеседницу.       — Ладно, не сердись. Признаю, был не прав. Оставил тебя одну. Но ты же нашла Шляпника?       Девушка остановилась. Нехотя ответила:       — Да. Нашла.       — Ну вот и чудно. Самостоятельность никогда никому не помешает, особенно если она сразу даёт свои плоды.       — Когда ты оказываешься в совершенно незнакомом и непонятном для тебя месте, то в первую очередь ты будешь нуждаться в чьей-либо помощи, а во всём остальном уже после. И я не верю, что научить меня самостоятельности было твоим благочестивым намерением. Это вредность, не более.       — Пожалуй, соглашусь. Однако, ты не можешь не признать, что это тебе не помогло.       В следующее мгновение Оливия так сурово и уничижительно посмотрела на кота, что тому сделалось довольно не по себе, хоть его и не так часто выбивали из колеи, а если и выбивали, то об этом практически никто не мог узнать.       — Ты и дальше будешь надо мной издеваться? — процедила она, по-недоброму сузив глаза. — Оставь меня в покое!       — Тогда ты и дальше будешь плутать здесь, так не находя верной дороги.       — В твоей помощи я точно не нуждаюсь.       — Ещё как нуждаешься… — лениво протянул кот. — Будет тебе, Оливия. Не кляузничай и не отпирайся понапрасну, это всё равно ничего тебе не даст. И будь спокойна, на этот раз я тебя не подведу. Обещаю.       Хоть девушка и сердилась на Чешира, но она всё же прекрасно понимала, что у неё нет выбора. Перспектива блуждать до самого утра по тёмным переулкам, само собой, не могла показаться ей привлекательной, поэтому она сказала:       — Хорошо. Но если ты снова оставишь меня где-нибудь на полпути, учти, тебе это просто так с рук не сойдёт.       — Что ж, увидим… Рук у меня всё равно нет, только лапы. — Улыбнулся усатый.

***

      Чешир не обнанул. Он благополучно довёл Оливию до замка Её Белого величества, нигде иной раз не увильнув и не исчезнув из поля зрения внимательно следящей за ним девушки. Когда они дошли до дворцовых ворот, кот, равнодушно рассматривая прекрасную цветущую аллею, располагавшуюся на территории замка, счёл разумным попрощаться:       — Полагаю, больше тебе провожатый не требуется. Тут уже не трудно сделать пару лишних шагов и без меня, как видишь.       — Не думала, что довериться тебе всё-таки будет правильным решением. — игнорируя колкость, сказала Оливия и, с таким же безразличием, какое было у Чешира, смотрела на аллею (отличалось это безразличие лишь тем, что было показным). — Спасибо тебе.       Кот ожидал, что девушка снова начнёт сердиться в ответ на его язвительность. С удивлением обнаружив, что этого не произошло, он слегка смутился, и невнятно буркнув что-то наподобие пресловутого «пожалуйста», промурчал:       — Должен заметить, что платье у вас со Шляпником получилось просто наипр-релестнейшее…       Оливия оторвала взгляд от великолепных деревьев и недоуменно посмотрела на Чешира, спросив:       — Ты что, видел, как мы его шили? То есть ты следил за нами?       — Вовсе нет. Так, изучал грязь на тех маленьких оконцах. Или это были узоры? Боюсь, я плохо разбираюсь в искусстве…       — И ты видел, что я пошла в неправильном направлении?       — Вполне вер-роятно.       — Почему же ты раньше меня не окликнул? Решил дождаться, пока я заблужусь, да ещё и ночью? — девушку так и подымало запустить в кота чем-нибудь крайне увесистым, чтобы хоть немного его проучить.       — Даже если это так, то любое время суток у нас здесь не бывает настолько опасно, чтобы ты могла так злиться на меня. — невозмутимо ответил усатый, ухмыляясь.       В это время к Оливии уже успели подойти вездесущие слуги и радушно попросили гостью пройти с ними во дворец, учтиво отворяя перед ней ворота. Прежде чем последовать за прислугой, девушка одарила Чешира испепеляющим взглядом и бросила ему напоследок:       — Ты наглый врун и лживый плут! Я не желаю больше иметь иметь с тобой никакого дела!       Кот, в свою очередь, лишь коротко рассмеялся, самодовольно улыбнулся и исчез в ночи.

***

      — Здравствуй, Оливия… О, какое прекрасное на тебе платье! — изумилась Мирана, встречая гостью в парадной зале.       — Благодарю, Ваше Величество. — лучезарно улыбнулась девушка.       — Право, оно стало ещё лучше прежнего… — не переставая восхищённо разглядывать чудесный наряд, изрекла королева. — Но тебе не стоило возвращаться так поздно. Ты бы осталась у Шляпника, а завтра утром он бы тебя привёл обратно или я бы прислала к тебе кого-нибудь из своих людей.       — Это… — Оливия невольно вспомнила про тот странный отсутствующий взгляд, с которым на неё смотрел Террант и немного растерялась. — Это не нужно, ведь я уже здесь.       — Что ж, верно, ни к чему такие сложности. Ты голодна?       — Совсем немного.       — Тогда я сейчас же прикажу подать нам поздний ужин.

***

      Вскоре после того, как девушка освежилась, с блаженством ополоснув руки и лицо приятной холодной водой, переодела своё изящное платье на более простой и незамысловатый наряд, она спустилась в трапезную залу, где на столе уже поколись аппетитно пахнущие яства.       Аккуратно опустившись на предложенный слугами удобный мягкий стул, Оливия с не слишком большой охотой принялась за еду. Вяло поковырявшись вилкой в тарелке с довольно вкусным на вид мясным блюдом и выпив пару стаканов молока, она едва слышно вздохнула и отодвинула от себя тарелку. Несмотря на то, что девушка практически ничего не ела целый день, сейчас ей уже совсем ничего не хотелось. Теперь её голову снова занимали беспокойные мысли о Шляпнике, а на лице отчётливо изобразилось смятение, которое не осталось незамеченным для Белой королевы. Не желая это игнорировать, правительница ласково спросила:        — Дорогая, скажи мне, тебя что-то беспокоит?       Оливия подняла выразительный взгляд на Мирану, но промолчала.       — Ничего от меня не утаивай, если у тебя есть то, чем тебе хочется непременно поделиться. Так будет лучше. — мягко, но настойчиво сказала Мирана.       Секунду девушка потерянно смотрела на королеву, а затем, запустив руки в растрёпанные рубиновые волосы, с сомнением ответила:       — Ох, я и не знаю, что сказать вам, Ваше величество… Всё так странно. Когда я шила платье вместе со Шляпником, всё было в порядке. Но потом, когда мы закончили работу, и я примерила наряд… Терранта словно по голове ударили. Он так посмотрел на меня… — воспоминание о странном отрешённом взгляде мастера теперь казалось Оливии жутким. — Наверное, я никогда этого не забуду.       Внезапно на девушку снова нахлынуло какое-то непонятное и крайне волнующее всё её существо чувство неразгаданной тайны, что теперь уже вызывало у девушки раздражение. Резко встав из-за стола и отойдя к высокому окну, Оливия нервно обхватила себя за плечи и беспомощно пробормотала:       — Боже, ну почему он стал так важен? Я ведь едва его знаю…       Эти слова оказались всем, что было нужно услышать Белой королеве, чтобы она поняла: «Теперь пора». Глубоко вздохнув и тоже встав из-за стола, она медленно приблизилась к девушке и твёрдо ей сказала:       — Потому что он действительно важен.       Оливия замерла. Затем обернулась, пытливо глядя на Мирану. Выдержав паузу с должным тактом, та аккуратно взяла руки девушки в свои и мягко произнесла:       — Милая… Я не буду лукавить и скажу прямо. Шляпник — твой отец.       Казалось, стекло в дворцовых окнах было настолько прочным, что на улице не было бы слышно ни единого, даже самого громкого звука, доносящегося из нутра замка. Но для острого кошачьего слуха любившего подглядывать во всевозможные окна хитрого Чешира это не было никакой помехой. Услышав эти роковые слова, что были сказаны Белой королевой, кот немало удивился.       «Надо же, а у нашего безумного друга уже есть взрослая дочурка. Шляпник и Алиса явно не теряли время даром» — не без нахальной шаловливости подумал бессстыдник, когда чувство невероятного изумления уже успело его покинуть. А затем, как и подобало Чеширу, он широко улыбнулся и тихо испарился в воздухе, так и оставшись никому не замеченным.

***

      Постепенно, на смену белой ночи с первыми лучами солнца пришло раннее утро. Эти лучи незаметно пробрались в одну из королевских комнат, туда, где, сидя на идеально заправленной кровати, так и не расстелив шёлковых одеял и обхватив свои колени руками, сидела Оливия. Она уже который час ошарашенно смотрела на себя в зеркало, словно никогда не видела своё отражение прежде, и вот теперь ей наконец довелось лицезреть его самый первый раз в жизни.       Мирана всё ей рассказала. По крайней мере то, что она сама знала и что видела… И тут не нужно быть великим мудрецом, чтобы сложить всё в единую картину.       — Однажды я сидела в библиотеке, изучая Оракулум. — объясняла Белая королева. — И тут я увидела, что в летописи появляется какой-то новый, совсем незнакомый мне образ. Девушка, что идёт в самом сердце леса… Как я потом догадалась, это была ты. Я поняла, что можешь явиться сюда в самое ближайшее время, и отправила за тобой Абсолема. Я бы этого не сделала, если бы не знала, кто ты. Но Оракулум сумел мне подсказать, что ты напрямую связана с Алисой, а потому, нужно было непременно действовать. Я не была уверена в том, что Абсолем сумеет проникнуть в ваш мир, потому что с того самого момента, как исчезла твоя мама, никто не мог покинуть Подземье. Но ему это удалось, а значит, мы были на правильном пути.       Правительница поведала и историю Шляпнике, о том, как она приказала напоить его зельем Забвения, чтобы больше с ним не случилось ничего трагичного.       — Конечно, я бы могла предположить, что Алиса вышла замуж в своём мире и родила ребёнка от другого человека… — добавила Мирана. — Но когда я повстречалась с тобой, у меня не осталось никаких сомнений, что ты дочь никого иного, как Терранта Хайтоппа. Однако, я совсем не понимаю, почему летопись умолчала о нашем бравном воине и показала лишь тебя. И как же удивительно всё получается… Твой отец должен был вспомнить Алису, лишь взглянув на неё. Но он встретил тебя, и теперь всё повернулось совсем по-другому. Я никак не смогла бы предусмотреть того, что его разум будет пытаться воскресить память о твоей матери через тебя, Оливия…       И теперь Оливия сидела в тихом изумлении, внимательно изучая все свои черты лица. Она и раньше любовалась ими в различных зеркалах, но теперь смотрела на них совершенно иначе.       Теперь девушка точно знала, от кого переняла эти дивные черты. Сейчас она видела в собственном отражении то потерянное выражение лица, что так часто наблюдала у своей матери, когда та была из-за чего-то растеряна. Да, оно было точно такое же… Был и тот же аккуратный нос и та же красивая лёгкая бледность. Определённо, Алиса всегда была хороша собой и обладала собственной своеобразной красотой, которая отличалась от той, что была у других женщин. Однако, её дочь была ещё милее, необыкновенные изумрудно-ореховые глаза которой значительно отличались от материнских. Изящной миндалевидной формы, они были такими большими, такими яркими и такими выразительными… Оливия всегда удивлялась, от кого она унаследовала эти прекрасные глаза, ведь ни у кого из её родных таких больше не было. Вывод был один: от отца, которого она никогда не знала и не видела. Вернее, так было раньше… Отцовскими были и алые припухлые губы, и огненно-бордовые, вечно такие непослушные локоны, что она могла расчёсывать часами и делать из них всевозможные чудесные причёски. Вернее, так тоже было раньше. Сейчас они были просто коротко отстрижены, ещё сильнее взлохмачены, а оттого Оливия стала ещё больше похожа на Шляпника.       И теперь ей всё было ясно до конца. Весь этот мир… Всё то, что скрывала от неё Алиса… Девушка поняла, что сердиться на родную мать за её утаивание таких важных вещей было не совсем правильно с её стороны, потому что женщине наверняка всё это было бы невероятно трудно объяснить. Да и можно ли вообще объяснить ᴛᴀᴋᴏᴇ? Вероятно, всё же нет. Такое нужно было увидеть только своими глазами и всё вовремя узнать самой, а не через чьи-то рассказы, которые могли бы показаться причудливой, безумной сказкой, не больше… И это казалось правильным вариантом.       Неправильно во всём этом было лишь то, что Шляпник, лишённый каких-либо воспоминаний об Алисе (но не чувств к ней!), теперь вспоминал её благодаря никому иному, как своей дочери, что так неожиданно свалилась ему на голову в один прекрасный день. А ведь он даже пока ещё не знал, кем Оливия ему приходится… Но может быть, он всё-таки сможет догадаться об этом? Как он это сделает, девушка и представить себе не могла. Но одно она теперь понимала точно: ей нужно было непременно действовать, чтобы что-то разрешить.       «Вернуться из Страны Чудес за мамой? Но как я это сделаю? И почему тогда только мне одной было суждено попасть сюда?» — ломала голову над всеми этими трудными загадками девушка, напряжённо глядя на восходящее солнце за окном.       В этих глубокомысленных размышлениях она просидела так ещё достаточно долго, никак не давая себе заснуть. Но вскоре Оливия уже не смогла совладать с усталостью, которая всё больше одолевала её после такого длительного бодрствования и бесконечного раздумывания, и незаметно для себя провалилась в крепкий и здоровый сон.       Проснувшись тогда, когда во дворце уже было время обеда, девушка наспех умылась, надела заботливо приготовленный слугами бархатный фиолетовый наряд, напоминающий изящный женский камзол, не забыла и про гранатовый кулон, а затем поспешила на поиски Белой королевы, чтобы та помогла ей разобраться с новыми тайнами, что были так запутанны и так сложны…

***

      Безумному мастеру повезло со сном меньше, чем Оливии. С того момента, как девушка в смятении вышла за дверь его мастерской, он совершенно не сомкнул глаз вплоть до самого утра.       Сначала Шляпник просто сидел, полностью погрузившись в напряжённые раздумья и пусто глядя в пространство. Он совсем не понимал, что же это за фантасмагория так решительно ворвалась в его голову, что за таинственная незнакомка появилась в этом странном видении, которое прежде никогда не настигало Терранта… Это было непонятно. Это было очень странно. Куда страннее, чем всё то, что случалось с безумцем до сих пор. По крайней мере то, что он мог вспомнить…       А вспомнить ему явно было что, ведь на протяжении последних восьми лет, что прошли словно в тумане, Шляпника ни на одну минуту не оставляло чувство чего-то упущенного и потерянного, а оттого ему это всё казалось ещё более значимым. Мастер отлично помнил те ужасные времена, когда в Подземье всем заправляла Ирацибета фон Кримс — крайне коварная и мерзкая особа, что не знала никакой пощады и не прощала ни единой, даже самой маленькой ошибки. Он хорошо припоминал и то, что когда-то вся его семья оказалась в беде по её же вине, но к счастью, была успешно спасена… А кем она была спасена? И кто сумел освободить всю Страну Чудес от гнёта и тирании Кровавой Ведьмы? Всё это оставалось для Терранта непостижимой загадкой, ведь доселе ему совсем ничего не рассказывали и совсем ничего не объясняли, будто даже преднамеренно скрывали… Вероятно, всё это и было не так важно… Но Террант сердцем чувствовал: это было важно.       Так что же случилось те несчастные восемь лет назад? А может быть, прошло совсем не восемь, а целых десять, а то и двадцать лет? А может быть, мастер всё это выдумал? Неужели его воспалённый разум уже совсем никуда не годится? Нет, уж такого быть точно не может… Ведь Шляпник до сих пор помнил, в какой момент к нему пришло это непонятное чувство необъяснимой утраты, с которым ему теперь приходилось каждый день просыпаться и каждый день засыпать, продолжая жить дальше, даже неизвестно после чего, что могло произойти…

***

      Тогда он обнаружил лежащим себя в мягкой постели в королевских покоях. Террант никак не мог понять, как он здесь оказался, и что с ним случилось. Пытаясь встать с кровати, он ощутил странную лёгкость во всём теле, а особенно в голове. Это было довольно приятно, как будто бы после продолжительного лечения он наконец-то избавился от какой-то тяжёлой болезни, и, проспав несколько дней на этом великолепном ложе, теперь был абсолютно здоров и полон сил.       Покачиваясь, мастер медленно прошёл к дверям и распахнул их, непонимающе глядя по сторонам. Там Шляпник увидел слуг, которые сейчас же настояли лечь «больному» обратно и позвали Белую королеву. Как только она впорхнула в комнату, то сразу же обрадовалась, что он наконец-то пришёл в себя и поинтересовалась о его самочувствии.       — Кажется, я в полном порядке, Ваше Величество. — рассеянно глядя на Мирану, ответил мужчина. — Что со мной произошло?       — У тебя был серьёзный недуг, Террант… — как-то неловко заламывая изящные тонкие руки, промолвила королева. — Однако, всё это уже позади. Ты полностью исцелён, беспокоиться тебе совершенно не о чем.       Шляпник неуверенно растянул губы в слабой улыбке и кивнул головой в знак благодарности. Помимо удивительной лёгкости он теперь ещё чувствовал и какую-то непонятную пустоту, что тягучей дымкой заполоняла его голову. Переведя взгляд с Мираны на маленькую тумбу рядом с постелью, он увидел, что на ней покоится пара склянок с неизвестных ему напитками. Нахмурившись, он снова посмотрел на королеву, вопросительно изогнув рыжие брови домиком.       — Это обезболивающее… — так же неуверенно улыбнувшись, пояснила она. — В процессе твоего выздоровления оно было тебе необходимо.       Звучало это не очень убедительно, ведь было отчётливо видно, что королева довольно сильно нервничает и как-будто бы что-то недоговаривает… Но из-за новых и необычных ощущений в своём теле мастер был изрядно сбит с толку, а потому не придал этому особого значения. Он лишь ещё раз с настороженным прищуром взглянул на эти странные целебные настойки и что-то хмыкнул себе под нос, так и не поверив Миране до конца.

***

      Вспоминая всё это теперь, Шляпник постепенно начинал приходить к выводу, что тогда от него действительно могли что-то утаить. И утаивали до сих пор. Но зачем? Что такого могло с ним случиться, из-за чего на протяжении всего этого долгого времени требовались такие странные меры? Очевидно, об этом ему могла рассказать Белая Королева… И не только она.       Бывало, когда безумный мастер изредка присоединялся к посиделкам своих чудаковатых друзей на весёлой церемонии чаепития, что начиналась неизменно в пять часов вечера, он мог услышать то, что, похоже, ему совсем не следовало слышать.       

***

             Однажды, обычно, он сидел во главе стола на удобном мягком кресле и неспешно отхлёбывал ароматный чай из фарфоровой чашки, пока Мальямкин и Мартовский заяц несли сплошную околесицу, безудержно смеясь и швыряясь всякими пирожными вместе со столовыми приборами.       И вот, нарочно или нет, Текери уронил огромный бисквитный торт, что громоздился на подставке, и испачкал тем самым добрую часть всего, что находилось вокруг. Залившись истерическим хохотом, он откинулся на спинку стула и, едва не упав с него, радостно воскликнул:       — Теперь он стал ещё вкуснее! Вот если бы отведала Алиса, ей бы наверняка понравилось!       Мышь, что ранее заразительно хихикала, в ответ на это боязливо ахнула и, в испуге покосившись на Терранта, сердито цыкнула, звонко ударив ложкой о тарелку.       Мужчина отнял взгляд от чашки и посмотрел на зайца. В его изумрудных глазах сразу промелькнуло живое любопытство, которого никто уже давно не видел. Имя, что было так неосторожно обронено развязным языком Текери, показалось ему странно знакомым.       — Алиса? Кто это? — с интересом спросил он.       Мальямкин, чей носик задёргался от страха и тревоги, отчаянно пискнула:       — Никто!       А затем она со всей силы, которая только могла быть у маленькой мыши, швырнула в морду зайца огромное пирожное, чтобы тот на сказал ещё чего-то лишнего.       — Помолчи! — прошипела она ему так тихо, чтобы Шляпник не услышал.       Однако, он всё прекрасно услышал. При этом мастер не стал развивать тему, тактично промолчав и вновь уставившись на чашку с безучастным видом. Но он довольно хорошо запомнил этот случай, что был странным даже для этого безумного чаепития и поведения его эксцентричных друзей.

***

      Между тем, образ прекрасной дивы никак не желал покидать его память. Мужчина отчаянно силился понять, где же он мог видеть эту милую особу с такими прекрасными добрыми глазами и этими яркими белокуро-золотистыми волосами… Кем она была? Как её звали? Может быть, это и была та самая Алиса, о которой в его присутствии нельзя было упоминать? Отчего же так было? И как с этим была связана Оливия? Иначе, как же тогда объяснить, что эта внезапная иллюзия возникла именно благодаря ей? Это даже не было похоже на иллюзию… Это было… Воспоминание?       Память Шляпника упорно отказывалась давать ему какие-либо ответы на все эти вопросы, которых с каждой минутой становилось всё больше и больше.       Закрыв лицо руками, мастер сдавленно простонал, изо-всех сил пытаясь не поддаться приступу неукротимого безумия… Как же он жил все эти годы? Кого пытался вспомнить? Кого хотел найти? Ведь нельзя было врать самому себе: всё это время его истерзанная жизнью душа о чём-то жалобно молила, а его измученное сердце кого-то невыносимо сильно любило… Кого?       И если с этим можно было как-то смириться, раз уж в ту пору всем ответам объявиться суждено пока ещё не было, то сейчас, когда в жизни Терранта так внезапно появилась Оливия, несчастная душа безумца уже не сколько о чём-то его молила, сколько болезненно изнывала, требуя предельной ясности происходящего и получения долгожданных объяснений.       И тут к Шляпнику пришло какое-то смутное понимание… Медленно отняв руки от лица, мужчина внимательно посмотрел на свои пальцы, что были усеяны маленькими ранками и порезами от острых швейных принадлежностей, с которыми ему так часто доводилось работать. Руки поистине талантливого мастера прекрасно помнили, может быть, и не каждую свою работу, но помнили всё же довольно многое… Шляпы, платья… И тот травянисто-зелёный наряд, что был одет на той прелестной кареокой даме… Вероятно, Террант когда-то сам его и шил… Да, определённо шил! И то платье было явно не одно… Теперь Шляпнику отчётливо казалось, что и ещё было что-то, что он долго и кропотливо для кого-то мастерил с огромным усердием и любовью… Для неё? Для Алисы? Ведь он явно не мог знать этого наверняка… То были лишь интуитивные догадки, казавшиеся мастеру какими-то глупыми и нелепыми.       А сердце вдруг почему-то забилось быстрее… И, испытывая уже донельзя странное и необычайное волнение, мужчина перевёл оживлённый взгляд на ту коробку, из которой Оливия совсем недавно взяла одно из платьев для работы над собственным нарядом. Резко встав со стула и подойдя к этой коробке, мастер начал напряжённо ворошить её содержимое, словно стремясь найти тот самый костюм из воспоминания… Но нет, его там не оказалось, как и следовало ожидать. Вместо этого там хранились совсем неброские одеяния, над которыми трудился не Террант, а кто-то из его семьи, поскольку он никогда не делал такую строгую и скучную одежду.        Значит, необходимо было искать дальше. Ведь определённо было что-то, что следовало отыскать, он точно не обманывался! И вот, ведомый этой невероятно въедливой и настойчивой мыслью, Шляпник, как одержимый, принялся впопыхах обыскивать всю мастерскую, упорно исследуя каждую полку в ней, каждый угол, каждую щель… Он разбирал шкафы и тумбы, вытряхивал из всех коробок и корзин всё то, что там только было, но нужное найти никак не мог.       В какой-то момент мужчина так сильно увлекся в своих поисках, что уже едва мог отдать себе отчёт том, что делает. Забравшись на деревянную лестницу и рьяно разгребая всяческие предметы на высоких полках, он не заметил какую-то коробчонку, лежавшую неподалёку, и случайно столкнул её грубой рукой. Та камнем полетела вниз, приземлившись с огромным грохотом и треском. Мастера, что был уже далеко за гранью ясности рассудка, это сумело легко привести в чувство. Испуганно поглядев на упавшую коробку, он спустился с лестницы и опасливо посмотрел на то, что в ней разбилось. Испорченной вещью оказалась маленькая и красивая швейная машинка, которую Террант приобрёл для своей матери в подарок.       Скорбно глядя на неё, мужчина покачал головой и удручённо пробормотал:       — Нет, я определённо самый сумасшедший из всех, что только есть.       И, с несвойственной себе нерачительностью, он небрежно поставил её на стол и вышел из мастерской, больше не желая там находиться. Не хватало ещё, чего доброго, ещё что-нибудь испортить в своём очередном безумном припадке, необратимого наступления которого Шляпник всегда так боялся…       

***

      Отказавшись от бранча и поинтересовавшись у слуг, в какой части дворца могла бы находиться Белая Королева, Оливия узнала, что она прогуливается в замковом саду и поспешно туда направилась. Найдя Мирану, сидящую возле роскошных зарослей и тихо беседующую с прекрасными душистыми цветами, девушка вежливо подождала, пока она подведёт свою фразу к концу, а затем аккуратно у неё спросила:       — А они понимают вас?       Удивлённо обернувшись на Оливию, королева мечтательно подарила ей белозубую улыбку и доброжелательно ответила:       — О, да, моя милая, понимают. Цветы — замечательные слушатели. Когда мне тяжело или я нахожусь в дурном расположении духа, я всегда прихожу сюда и говорю с ними. Это помогает мне собраться с мыслями. К тому же, и цветы могут многое нам рассказать.       — Но ведь они совсем безмолвны… — возразила девушка. — Как тогда общаться с цветами?       — Нужно просто уметь их слушать. Так, как это делают они сами. И тогда, вняв их тайному языку, мы немало всего узнаем…       Загадочный взгляд Мираны вмиг сменился на опечаленный. С лёгкой грустью, сквозившей в её в голосе, она продолжила:       — Но, к сожалению, мы узнаем далеко не всё. Как бы ни были цветы красивы, все они по своей природе хитры и своенравны. И они никогда не дадут нам всех ответов… В этом я уже неоднократно убедилась.       Оливия не нашлась, что ответить. Размышляя об этом тайном языке цветов, она вспомнила свою сестру Мери, которая очень их любила.       «Если я вернусь домой, то непременно с ней этим поделюсь. Но… вернусь ли я? Сумею ли?» — Глядя куда-то в пространство, размышляла она.       Медленно отведя взгляд от кустарника и посмотрев на ушедшую в свои мысли девушку, Мирана сказала:       — Что ж, ладно. Оставим это. Ведь есть вопросы, гораздо более важные, чем разговоры с цветами. Твой отец.       Подняв уже осмысленный взгляд на королеву, Оливия улыбнулась. Что было правдой, то было правдой. Этого нельзя отнять.       — Мне так жаль, что всё так неправильно происходит… — промолвила собеседница следом. — Однако, я знаю, что нужно делать. Идём со мной.