CHARMED

Особняк Стахеева на Новой Басманной переливается золотыми огоньками гирлянд, на самой улице за воротами, которые легендарно помял Рома ещё прошедшей весной, толпятся фанаты. Кричалки, цветные плакаты — все ради того, чтобы поддержать своих фаворитов. Закадровый голос со всей серьезностью вещает о том, что именно в этом выпуске будет названо имя победителя. Заветную золотую руку показывают со всевозможных ракурсов, интригуя — кто же станет ее обладателем? Может, это будет Дафна Шепс? Или… Соболева-Шепс? Потому что то, как ее назвал Рома на последнем испытании троек, попало в эфир. И это вызвало неимовернейший ажиотаж в интернете. А, может, победительницей станет ее сестра — Персефона Шепс? Юная чернокнижница, всегда просящая звать ее сокращенным именем, которая прибрала к рукам самого Александра Шепса… С которым ее давно никто не видел, и который в последних выпусках игнорировал ее. Олег Шепс? Или Влад Череватый? Дафна. Муж Дафны. Лучший друг Дафны. Сестра Дафны. Финал выходил по-настоящему семейным для любовной ведьмы, давно уже вышедшей за рамки этого ярлыка. Теперь фокус внимания смещается на Марата Башарова на фоне Стахеева — он держит в руках золотой конверт, скрывающий в себе результаты голосования телезрителей. Он излагает длинную, пафосную речь о долгом и сложном пути, а потом предлагает узнать лучших из лучших поближе. Что изменилось в их жизнях с тех пор, как она принимали участие в сольных сезонах? И, конечно, Марат не может не пошутить, что про Дафну и Олега собирать информацию было нелегко… Ведь они буквально живут вместе, и разделить их интервью — тв еще забота. Башаров предлагает с младшей из близняшек Булгаковых и начать. И вновь слово переходит к легендарному закадровому голосу. Почти девять месяцев назад Дафна Булгакова пришла в готический зал, держа за руку свою сестру. Победительница двадцать второго сезона никогда не лелеяла мечт о победе… Пока не оказалась к ней ближе всех в самом финале — разрыв по баллам был масштабнейший. Дафна всегда говорила, что просто хочет помогать людям, что ей просто нравится сам проект, на котором она могла многому научиться и лучше раскрыть себя. Раскрыла. На экране мелькают кадры, как Дафна работает исключительно с энергией любви, как таскает с собой волшебных кукол… И следом — как, уже беременная, работает с бесятиной, которую никогда не уважала. И финал — инфернальные танцы с разными греческими богами. За сезон младшая Булгакова поработала на камеру с Афродитой, Аидом, Танатосом и Гекатой. И даже однажды испила силу Дмитрия Матвеева с помощью обращения к Дионису. Каруселью крутятся флэшбеки об ее пути в проекте. Конечно же, не забывают упомянуть и случай, когда милая фея Дафна предложила наблюдателям натуральную месть за их дочь. И надо же — те, кто был виновен в смерти девушки, попали в аварию! Но все это — рабочая сторона, фасад. Воспоминания, которые все и так знают. А что же из себя представляет настоящая личная жизнь юной ведьмы? В ее собственном сезоне интервью брали все в той же просторной квартире с лепниной на потолке и ажурными окнами. Показывали дачу семьи Булгаковых, их с Персефоной родителей — великого и ужасного Михаила Афанасьевича и мягкую, цветочную Аллу Евгеньевну. Мелькнули и кадры с, на тот момент, неким Романом Соболевым, пришедшим поддержать возлюбленную в финале. И пусть сама Дафна редко обновляла соцсети, «Инстаграм» Соболева пестрил именно Булгаковой, что вызвало очень бурные волнения в фандоме, когда Роман стал ведущим. И главное — беременность и замужество на проекте. Пора людям узнать всё изнутри. (Или, желательно, все же не всё). И вновь все та же квартира. Кадры, как Олег Шепс обнимает свою жену, гладит ее живот на фоне уже украшенной пышной сосны. По паркету носится микропиг. И только самые глазастые заметят, что на праздничном дереве, помимо игрушек, на ленточках висят семейные фото, где… С Олегом и Дафной есть кто-то ещё. Издалека не скажешь, ведь лиц из-за ракурса съемки не видно, но… Это точно мужчина чуть ниже Шепса со светлыми волосами. Свои интервью дают Кислицин и Ларионов, которые, правда, не могут сказать шибко много… Ведь, начиная со второй половины сезона, почти все испытания Дафны вел… Вновь Роман Соболев. Упоминаются и взаимоотношения с другими экстрасенсами. Явное родство душ с Череватым, с определенного момента зовущего ее лишь глупым «Дафнюшка», хотя в совместном сезоне они держали друг друга в черном списке. Динамика отец-дочь между Дафной и ее когда-то наставником Константином Гецати. Напряженные переглядки с Александром Шепсом… И два скандала, когда тот публично говорил, что Дафна не станет частью их семьи. Нино Гасанова. Показывают кадры их с Дафной объятий, а сразу после — вальс Дафны и Перси, являющийся отместкой за то, что Нино напала на последнюю. И затем… Вновь их объятия и взаимная поддержка в последних выпусках. Периодами холод между сестрами Булгаковыми во имя пресвятого Александра Шепса. И затем — то, как Дафна не отпускала Перси от себя весь последний готзал. Закадровый голос обещает, что скоро Дафна и Олег сами расскажут свою историю, а пока… Право говорить передают самому новому из ведущих. Показывают Соболева, сидящего на подозрительно знакомой кухне, будто бы эти же интерьеры не мелькали только что на видео с Дафной и Олегом. — Роман, — начинает администратор. — Что вы можете рассказать об этой участнице? — О, — смеется Рома в ответ, — вы только что пробудили древнее зло. Появление нового ведущего действительно взбудоражило умы фандома. Особенно, конечно, женской части. Молодой, чертовски красивый, острый на язык — он быстро забрал себе все внимание поклонниц, и они, ожидаемо, пошли тщательно изучать его социальные сети. Таким образом было быстро установлено, что долгое время он состоял в близких отношениях с младшей Булгаковой. Но на тот момент она уже была помолвлена с Олегом Шепсом, и фанаты отпустили эту историю. Тем более, летом Рома сам репостил сторис, в которых, очевидно, приятно проводил время с Ольгой Шепс — пока еще никому не известной племянницы легендарных братьев. Они до сих пор болтались в «сохраненных». Но затем Оля выложила несколько разгромных постов, в которых угадывалось, что она разочарована каким-то человеком. Да и Рома на долгое время пропал из всех соцсетей, чтобы потом как раз триумфально влететь одновременно с появлением на ТНТ. Тогда и пошли провокации. Как будто бы случайно запечатленный поцелуй в отражении ножа. И губы девушки казались всем смутно знакомыми, но с такого ракурса сложно было угадать, кто это. Еще одна как будто бы случайная фотография — крупным планом цветы, а на заднем — зеркало. Зеркало, в котором угадывался силуэт обнимающейся пары. Фото в отражении зеркала лифта — Рома стоял спиной, а девушка закрывала лицо очками и знакомым айфоном. Таких провокаций было много, и легендарная Дарси даже проводила целое расследование. Вдвойне фандом загудел, когда в «Инстаграме» Соболева вдруг появился младший Шепс. Случайные фото с дурашливыми подписями в формате «Масик зарабатывает денюжку» были сделаны явно в домашней обстановке, и фанаты снова загудели, как растревоженный осиный улей. Вопросов было много. И теперь… настало время на них отвечать. Не напрямую. А может быть, и да. Поговорить, как оказалось, Роман любил ужасно. — У нас долгая история. Общая. Было много всякого. Плохого, хорошего, болезненного, нежного… И на экране не передается даже половины того, какая она невероятная, волшебная и светлая. Я иногда говорю ей о том, что она — сама любовь, но это даже в половину не такое точное описание, как мне хотелось бы. — Оу, — многозначительно протягивает администратор, обратившая внимание на особый акцент в выборе глагола, как и все зрители у экранов. — Тогда… — И в этой долгой истории меня всегда поражало то, насколько искренне она в меня верит. — А Роме, очевидно, вопросы были и не нужны. Хотя чувствовалось, что заранее он не готовился. — Что бы я не сделал, что бы я не говорил, она всегда верила в то, что я — лучше, чем хочу казаться. Она единственная, кто под непробиваемой броней, под ледяными глыбами разглядела что-то… хорошее. Что-то, что я сам в себе никогда не замечал. — Вы говорите о ваших прошлых отношениях? — все-таки уточняет администратор. — Может быть, — откликается ведущий уклончиво. — Я только сейчас в полной мере понимаю, сколько всего она вложила в меня. Научила заботиться, думать о ком-то, кроме себя. Быть добрым. Не бояться показывать свои чувства. Не бояться их как таковых вообще. Не бояться себя. И любить. Так искренне, безумно, глубоко, что мне до сих пор иногда не верится, что это все — реальность. — До сих пор… — Я живу только благодаря ей. Я дошел до этой точки только благодаря ей. Потому что она в меня верит. До сих пор… Самый верящий в меня человек. Даже тогда, когда я сам в себя не верил, сам был не способен себя любить — она была рядом. И остается. — Остается?.. Даже с экранов телевизоров понятно, что Рома прекрасно осознает, что говорит. — Я смогу все, потому что в моей жизни есть такая жена. Я горы сверну ради нее и наших детей. И я сейчас говорю не только о своих собственных. — Роман! — протестующе вскидывается на него администратор, пока Соболев буквально сияет. — И я рад… я так рад, что однажды поверил ей. Поверил в нас. А потом смог поверить в нашу семью. Она — мое солнце. И я люблю, нет, правда, я искренне люблю всех, кто будет на финале, но я знаю, что сильнейшая там одна. — И демонстративно смотрит в камеру, протягивая: — Люблю тебя, моя радость. И это будет наша победа. В последний момент камера крупным планом берет обручальное кольцо на безымянном пальце с россыпью звезд на нем. Кольцо, которое, как потом сравнят фанаты, так идеально дополняет свадебные кольца Олега и Дафны. ТНТ не был бы ТНТ, если бы именно после этой сцены не устроило рекламную паузу. Зато потом… Потом вопросы задавали уже самой Дафне. Та же самая шокированная администратор. Она не работала на выездах, поэтому, в отличие от других коллег, не привыкла к тому, что эта история может быть правдой. И несчастную девушку буквально добило, когда сама Дафна, показанная в гостиной у рояля, так интригующе улыбалась. — Дафна, раскроете карты? Письма с вопросами о вас и Романе поступают даже к нам в редакцию и… — У вас когда-нибудь было такое, что внутри прям пустота живет? — самым философским тоном перебила участница. — У меня было. Меня всегда окружала светлая энергия любви, но внутри меня самой… Было звенящее ничего. Пока вскоре после моего восемнадцатого дня рождения мне не пришел заказ на свечи. Рома был старше на три года, студент. И вот тогда моя пустота встретилась с его. А говорит Дафна с таким придыханием, с абсолютным обожанием. Все в стиле меланхоличных монологов Ланы Дель Рей. — Я помню, что уже в день первого свидания в планетарии поняла, что Рома — тот самый. Вообще-то мы оба это знали, хоть экстрасенсом была лишь я. Но со временем все становилось сложнее, появлялись трудности, — она поджимает пухлые губы, молчит пару секунд, а затем снова улыбается абсолютно мечтательно: — Он всегда был таким харизматичным. Магнетическим. Самим электричеством. Его знали все, и когда он заходил в помещения, женщины сворачивали шеи. Абсолютно все мечтали хотя бы просто поговорить с ним. Администратор решает, что ей эта жизнь уже понятна, потому что во время этого шедевромонолога в комнате находится Олег, который, кажется, не видит в словах жены ничего дурного. А Дафна продолжает убивать каждого зрителя, прилипшего сейчас к экрану с открытым ртом. — Рома всегда был… Словно гибридом. Смесью всего, что просто не может совмещаться в одном человеке… Я всегда знала, что он разрывается между тем, чтобы быть хорошим, и всеми теми возможностями, которые дает жизнь такому потрясающему мужчине, как он. И я… Я всегда его понимала. С самого начала. И я… Дафна ломко улыбается, отводя взгляд в сторону, и совсем тихо, даже немного хрипловато признается: — И я любила его. Я так любила его. А больше всего ей, наверное, хочется, чтобы этот выпуск увидели родители. Особенно отец. Чтобы он услышал, как Рома говорит о ней. Как она говорит о нем. Чтобы он тоже, как и Перси, понял по-настоящему, за что младшая дочь дулась на него все уже три года. И потому Дафна тоже, как и Рома ранее, смотрит прямо в камеру, добавляя: — И я все ещё люблю его. Я люблю его. И всегда буду. А самый прикол-то в том, что интервью с Соболепсаковыми снимал Макс, а не Коля. И у него вот точно никаких границ не было, чтобы пустить все в финальный монтаж. — А… Олег?.. — растерянная администратор оборачивается на абсолютно ничем не смущенного Шепса. И Дафна вновь улыбается: — А я разве сказала, что не люблю Олежу? — Но… — Олег спас меня. Спас нас обоих, на самом деле. Потому что тогда, в начале «Битвы Сильнейших», все было плохо. Олег показал мне, что бывает иначе. Он был первым в моей жизни, кто встал передо мной на колени, хотя виновата была я. Научил меня понятию «опора». И именно Олег сделал все так, что… Сейчас у нас есть семья. Олег — тот кто может за меня убить, и я это знаю, а может и добыть мне самую сладкую клубнику в декабре. И теперь она смотрит не в камеру, а чуть вбок — на самого Шепса, когда с улыбкой говорит: — Люблю тебя, мое черное солнышко. Кажется, администратору скоро понадобится нашатырь. Девушка, жестоко преисполненная, поднимается на ноги, бросает неловкое: «я отойду». А Максу нормально — он устанавливает камеру на штатив, чтобы занять место администратора и кивнуть: — Че встали? Меняйтесь местами. Твоя очередь отвечать на вопросы, Олег. Дафна усмехается и с легким реверансом уступает стул мужу. — Олег, расскажи нам о своей жене. — Я так не умею, — усмехается Шепс. В этот момент Рома, маячащий за спиной брата, чтобы не сделать все еще более очевидным (хотя куда уж), демонстративно закатывает глаза и цокает языком, пока ему не угрожают открутить голову за испорченный звук. В кадр, правда, все равно попадает, как Олег-младший, увидев своего основного папку, с задорным хрюканьем несется ему навстречу тискаться. Инфоповодов для фанатов они подкинули прилично. — Один замечательный человек утверждает, что я душнила, — начинает Олег. Замечательный человек на заднем плане закатывает глаза снова. — И я знаю, что так и есть. Мне всегда казалось, что самое главное, чтобы было… правильно. И за всем этим я так много раз чуть не потерял свое счастье. Фанатам оставалось только догадываться, через какие трудности прошли Шепсаковы в самом начале пути. И что их не существовало бы вовсе, если бы в один момент Олег не принял самое правильное решение в своей жизни. — Но Даф показала мне, что любовь — она гораздо важнее, чем нормы, правила, мнение толпы. Что это все меркнет, если ты счастлив. Если счастлив твой любимый человек. А я счастлив, когда счастлива она. Счастлива, окруженная такой разной любовью. И я всегда буду бесконечно благодарен за то, что иногда, когда я чертовски лажал… она боролась за двоих. Моя невероятно сильная девочка. — И сам глаза на Дафну поднимает. — Я бы без тебя никогда не был таким смелым. Не решился бы ни на нашего сына, ни на семью, ни на… — И теперь выразительный взгляд перемещается к Роме. — Ты сделала меня лучше. Любить научила. Моя луна, я тебя люблю. И никто, кроме присутствующих на съемках, не узнает, что в этот момент несчастный младший Соболев готов был уже реветь от приступа сентиментальности. А вот Дафна уже. После речи что Ромы, что Олега, да после собственной… Она всхлипывает даже слишком громко, и Макс торопится выключить камеры — этого материала для монтажа хватает с головой. Перси сейчас тоже дома, чтобы сняться для интервью о Дафне, и Макс, словно на крыльях, упархивает к ней в комнату, чтобы спросить, хочется ли ей чего-нибудь эдакого. Принесет ей что угодно. Он с каждым днем преисполнялся будущим отцовством все больше и больше. Таким образом и объявляется пауза в съемках, и Дафна обнимает обоих мужей, ластится между ними, словно они трое — сэндвич из такой разной, но сплошной любви. Все эти интервью, репортажи… Прям склоняли к тому, чтобы снова провалиться в воспоминания. В тот самый день с планетарием. Дафне и Перси тогда всего неделю как исполнилось восемнадцать, а ноябрь выходил мрачным — тяжелые свинцовые тучи, промозглые ветра. Но Дафне всегда нравилась такая погода. У нее вообще осень — любимое время года, несмотря на то, люди со стороны обычно ассоциировали ее с цветущей весной или летними ночами. Но нет, младшая Булгакова — фанатка периода с октября по декабрь. Так будто… Даже уютнее. Свечами она занималась давно, лет с пятнадцати, и в своих навыках прокачалась отлично. А потом случилась «Школа Экстрасенсов», благодаря которой Дафне удалось завести и пропиарить продажу свечей в «Инстаграме». А вот в этом году заодно и Перси участвует в «Битве», борясь за первое место с Марьяной Романовой и Олегом Шепсом, что привлекло к деятельности ее сестры ещё больше внимания. И его внимание тоже. Дафна и по сей день помнит то его сообщение: «хочу почувствовать вашу частичку, а не лицезреть постное лицо курьера». Покупал подарок для матери, которой, скорее всего, тогда он и не нужен был. И Рома настоял на том, чтобы свечи Дафна передала ему сама. При личной встрече. И пусть в личных отношениях любовная ведьма была тогда ещё неопытна, но намерения его правильно считала и магически, и чисто по-девичьи. Поняла, что все не ограничится простым «ты мне свечи, я тебе деньги». Перси в тот день была на испытании, и Дафна могла собраться на возможное, хотелось верить, свидание тихонько и без лишних вопросов. Дафна выбрала абсолютно кукольное платье — темно-синий бархат с россыпью мерцающих звезд. Как чувствовала. И то, кем станет в их будущей семье Рома, и то, куда он ее поведет сейчас. В дополнение — черные полупрозрачные колготки с ретро-стрелками сзади, переливающийся на свету серьги-колечки. Такая вся… Дарк академичная студентка с факультета астрономии. Телефон глухо звякнул, уведомляя, что Рома ждёт ее у той самой арки. Дафна, взбудораженная, но не желающая это волнение показывать, запрыгнула в мартинсы, надела пальто и практически понеслась вниз. Чуть свечи для его матери не забыла даже. И… В жизни он ей даже больше понравился, чем на фото. Волосы светлые, а глаза, напротив, темные. Не слишком высокий, но все равно гораздо выше нее. И улыбка… Прям обаятельная до того, что самой невольно хочется улыбаться. Уголки губ сами ползут вверх. Дафна проходит через арку и тормозит около Ромы, облокотившегося на черную «BMW». Булгакова смущенно заправляет прядку русых волос за ухо и протягивает ему крафтовый пакет с упакованным набором свечей. Ещё веточки лаванды добавила. Для атмосферы. — Твой заказ, — и почему она так застеснялась, хотя флиртовать и стрелять глазками отлично умела? И она едва не задыхается, когда ненароком замечает на переднем сидении дорогущего автомобиля здоровенный букет. Отсюда не разглядеть, но, кажется, бордовые пионы. Но Булгакова в жизни не решится спросить, ей ли это. На самом деле, когда Рома в итоге подарит эти свечи матери, она прицельно швырнет в него обратно пакетом, заявив, что от жалкого наркомана ей ничего не нужно. Про сына в тот момент и речи идти не будет. Рома философски пожмет плечами и сбежит в любимый «Джипси» — место, в котором от него никогда ничего не требовали, и все просто… было хорошо. А свечи он заберет себе. И сохранит даже веточки лаванды. И будет их беречь до последнего, пока в один момент не сожжет их до состояния огарков. И то, почти уверен был, что где-то они все-таки остались. Но это уже — совсем другая история. А сейчас Соболев только лучезарно улыбается в ответ, прежде чем действительно протянуть ей тот самый букет. Он знатно вынес мозги всем цветочным, поставив на уши пол-Москвы, потому что в моменте захотелось подарить именно бордовые и именно пионы. И в итоге, кажется, угадал. С платьем смотрелось просто невероятно. Но в следующий раз Рома обязательно подарит что-нибудь кукольное. На ум пришел розовый, хотя он сам этот цвет терпеть не мог. — Они все равно не такие красивые, как ты, но я старался, принцесса, — почти что воркует Рома, сам удивляясь тому, откуда взялся этот ласковый тон. — Не переживай, деньги уже перевел. И даже, кажется, раза в три больше нужного. Вообще-то, хотел бы больше, потому что за свои свечки Дафна просила сущие копейки, но в последний момент решил, что иначе совсем засмущает. Лана сказала, что убьет его, если он ее обидит. Рома не собирался. Ему просто… интересно было. Без злого умысла. Он таких, как она, в жизни не видел. И вообще-то, порадовать искренне хотел. — У меня есть одно замечательное предложение. Я ужасно хочу тебя украсть в одно место. Мое любимое, кстати. — Ой, как это сыграет потом забавно. — Позволишь? Не бойся, я не кусаюсь. Принцесса. Дафна принимает в руки букет, и ее тут же окутывает сладким запахом цветов. Если бы это было возможно, она бы запечатлена этот миг навсегда, потому что… Не то что бы ей не дарили цветов или не пытались ухаживать. Но в этом парне что-то было, что она аж согласилась на личную встречу. Что-то совершенно неуловимое, но до одури притягательное. Словно хрупкое, но скрытое за фасадом мнимой уверенности. Это шептала сейчас Афродита. Быть любовной ведьмой не слишком просто — часто намерения угадываются заранее. Но не только это было причиной того, что у Дафны раньше не было отношений. Просто… В сердце как будто было слишком много места, настолько, что оно казалось полым. И никто никогда не подходил для того, чтобы пустоту заполнить. А запах этих пионов… Наверное, она даже сделает такие свечи. А сейчас Дафна вдруг понимает, что слишком долго молчит, уткнувшись носом в пышные цветы. Бордовые… Как кровь. Такой же будет кровь Ромы, когда его будет грызть Цербер, и когда он сам попытается вскрыть себе вены. — Спасибо, — по итогу почти шепчет Булгакова. — И ты можешь меня украсть. А потом несдержанно добавляет то, после чего хочет саму себя ударить: — И ещё ты можешь кусаться, если хочешь. Разговор определенно принимал очень интересный оборот. И Рома и сам не замечает, что начинает улыбаться еще ярче… и еще лукавее. «Это все ваше Соболевское обаяние», — не раз ворчала Лана, — «Девочки не могут устоять». И вроде бы, знакомый сценарий. Рома, может, не был избалован искренним вниманием и любовью родителей, но оно никогда не откликалось внутри. Не больше, чем способ временно заполнить зияющую пустоту внутри. Как алкоголь, наркотики, сигареты. Лишь еще одна попытка придать своему существованию хотя бы минимальный смысл. А сейчас, впервые за долгое время, внутри что-то ожило. — Знаешь, — почти мурлычет Рома, открывая перед ней дверь машины и как будто бы случайно коснувшись талии, — я все-таки предпочитаю начать с поцелуев. И начну, если ты не перестанешь быть такой очаровательной. И даже не поймешь. Он видел разных — фигуристых и не очень, с кукольными глазками и лисьими улыбками, с нарощенными локонами и крашеными прядями, коварных соблазнительниц и милых девственниц. И проходил мимо, как дурак, заставляя несчастных девчонок беситься. Всяким пытались внимание привлечь. А залип он в итоге на миленькие черные колготки и блестящие серьги. В машине играла музыка. Убойная мешанина из всего подряд, которую ему пихнул Серега, вопя от очередной порции кальянного рэпа. Рома даже не вникал. Чужую музыку в своей машине терпеть не мог. Но едва они трогаются с места, он как-то совершенно естественно говорит: — Можешь включить свое. Если хочешь. — Хорошо, — рассеянно откликается Дафна. Реально хорошо, потому что это ее отвлекает. «Начать с поцелуев»… и ведь Рома вроде даже говорит серьезно? А Булгакова никого к себе не подпускала раньше. Даже в детском садике не было глупых историй с невинными чмоками. Вот с рождения какая-то слишком серьезная была. И букет к себе прижимает сидит, и улыбается, как дурочка, пока включает самую рандомную песню. «The night we met» попадается. Дафна и не слышит будто, все со всей нежностью гладит мягкие лепестки пионов. А потом… Украдкой на Рому смотрит. Красивый, блин. Но почему… Почему ее так к нему тянет? Ну то есть… Красивые парни бывают, да. Вон, Шепс из нынешнего сезона с Перси тоже ничего. Сестре, конечно, не сказала бы, соперник главный… А сама Дафна горной козочкой поскакала, стоило парню из интернетов попросить. И ненароком… Слишком сильные эмоции, в именно — непривычное волнение, вызволяют наружу связь с Афродитой. Мир ощущается тоньше, в до ушей доносится мягкий шепоток на греческом. Словно богиня хихикает над глупостью своей жрицы. — Пережеванный весь, — досадливо щелкает языком розоватая дымка рядом с Дафной. — Такого только любить? Дафна едва не вздрагивает. Губы полные кусает, а взгляда от нового знакомого не отводит. Только букет крепче к груди прижимает. — Чувствуешь? Пусто у него внутри. Только его пустота хищная, проглотит, не заметишь. А у тебя? У тебя тоже пусто. А что если… Мойры постарались? И с заливистым смехом богиня оставляет Дафну в смятении. Дымки рядом больше нет. Но зато будто непонятный горько-химозный запах заполняет собой салон авто. Похожий источал алкаш-сосед на даче, которого отец кодировал магией. Но там спирт был, а тут… хуже? — Хуже, — все так же по-детски хихикая, дополняет богиня любви и страсти, прежде чем исчезнуть даже из сознания. Не одни бесы падки на человеческую уязвимость — богам тоже нравится ее вкус. А Дафна чувствует себя сейчас почти беззащитной. И ощущение это пугающее почти, но даже… Завораживающее? Папа всегда говорил, что Дафна — слишком смелая для такой нежной девочки. В будущем она это ещё докажет. А сила богини все ещё по венам носится с удвоенной силой, давая старт началу видений. И картина это… Не слишком приятная. Звон бьющейся посуды, самые страшные оскорбления, которые только могут слететь с языков родных друг другу людей. А между ними — мальчик, копия Ромы. Его родители. Афродита ведет Дафну дальше по невидимой тропе, но обещанно не вмешивается и ничего не говорит. На прочность жрицу проверяет? Только не так все просто. И сложнее становится, когда перед глазами всплывают мутные пятна, как капли дождя на стекле, мешающие обзору, но… Дафна его чувствует. Боль, обиду на всех и себя в том числе, ощущение перманентной пустоты и… Снова боль. Больбольболь. Может, Булгакова слишком сентиментальна — кто знает? Всегда ведь хотела людям помогать. Ехать им отсюда — минут пять-семь, не больше, учитывая полупустые дороги. И когда машина тормозит, Дафна выпаливает: — Ты не чудовище. Ты же делаешь все, чтобы быть хорошим. Искренне стараешься. И только потом понимает, что в Ромину руку крепко вцепилась, аж пальцы разжать не может. — Извини, — невпопад бормочет Булгакова. — Я не хотела. Даф, ты не в «Школе экстрасенсов», Эрос тебя дери! А он молчит. Тупо смотрит на ее ладонь, намертво сжавшую его запястье, на котором через несколько лет расцветут кровавые полосы порезов, и в ушах звенит. От злости. Рома терпеть не мог, когда ему лезли в душу. Раньше — откровенничал еще, с родителями разговаривал, с братьями делился, пока не понял, что его открытость всегда заканчивается плохо. Ляпнул однажды, в школе еще, что ему девочка нравится. Девочку буквально на следующий же день экстренно перевели в другой класс, ее родители лишились работы, а она его потом ненавидела до самого выходного. Просто не понравилась его отцу. Все. Откровенничать — плохо. Душу закрыть — проще всего. Чтобы никто даже не догадывался, какой ужас творится внутри. И в моменте он правда страшно вспыхнул от того, что его тщательно возведенную броню попытались разрушить. Проблема в том, что успешно. Зная его пять минут в живую и пару дней — по переписке, эта феечка прицельно угодила в самую точку. — Руку сломаешь сейчас, — цедит Рома с каким-то бессильным раздражением и все-таки высвобождает запястье. Грубее, чем хотелось бы. Просто… Нельзя ему чувствовать. Нельзя быть искренним. Потому что иначе ты сдохнешь от того, что родители каждый день орут друг на друга до хрипоты, мать жалеет, что тебя родила, все твое окружение на тебя плевать хотело. Ты прешься в сраный юридический в шальной попытке заслужить хотя бы крупицу одобрения, а в ответ получаешь только скептическое «Не смей меня опозорить». И в такие моменты единственной отрадой остаются только наркотики. Закинешься — и не больно. Не страшно. Не думаешь ни о чем. Блять. Скорее бы отец уже выгнал его в новую хату, как обещал. Рома еще ни единого дня там не выдержит. Из машины он в итоге почти вылетает. С трудом давит в себе желание по ней ударить. Машину жалко. И ее пугать не хочется. Хотя боль отрезвляет. Рома проверял как-то. Не любитель драк, так-то, но вчера буквально, обдолбанный и взорвавшийся из-за какой-то мелочи, налетел на какого-то лошка. Понравилось. Костяшки правда сбил, благо, что на второй руке, не в которую она клещом вцепилась. Но сейчас долбануть по чему-нибудь твердому было бы даже классно. И все же, Рома берет себя в руки. Открывает дверь с ее стороны и протягивает ей всю ту же ладонь, чтобы помочь выйти. И выдавливает из себя улыбку. Оскал скорее. — Не лезь туда, куда не просят, — говорит Рома отстраненно. — Плохо будет. Откуда знает-то?.. Дафна еле расстается с букетом, в который практически вросла, оставляя его на сидении, когда цепляется вдруг задрожавшими пальцами за протянутую руку. Вылезает из авто, понимает только, что они где-то в районе Краснопресненской, но больше внимания пейзажу вокруг не уделяет, целиком сосредотачивая его на Роме. Стыдно же… Прям пиздец. Впервые Дафне кто-то понравился, и тут происходит это. Ладно, можно понять, что языческие боги — существа взбалмошные, но… — Прости, — повторяет Булгакова. — Прости, пожалуйста, я не хотела. Потому что идиоту понятно, что Рому она не просто расстроила, но ещё и разозлила. Расстарался для нее, вон, букет, повез куда-то… А куда? Только теперь Дафна оглядывается по сторонам, пытается выцепить, какое место он имел в виду, и тут, блин, замечает. Они припарковались у самого планетария. — Сюда? — пищит Булгакова, хлопая ресничками. — А я ведь, правда, не ходила никогда… А тему небесных светил так люблю. Он же не передумает теперь с ней куда-то идти, да? Потому что Дафна понятия не имеет, как объяснить этот свой выпад. Но… Так старалась, собиралась. Хотела. Реально хотела же. И испортила себе первое свидание, получается? С неба начинает моросить. Будто где-то в плотной гуще туч решили, что обязательно нужно синхронизироваться с настроением одной очень дурной любовной ведьмы. Зато ведь… Эй, не наврала, выходит, когда спустя годы сказала, что понимала Рому с самого начала? И даже тогда уже не испугалась. В видениях мелькала вереница людей, яркие огни, химия… А все, что почувствовала Дафна, ощутив на себе хотя бы отголосок извечной боли абсолютно незнакомого парня, — желание ее унять. Помочь, сделать так, чтоб не кровоточило и не гноилось… Жалость? Нет. Что-то глубинное, а не настолько поверхностное. — Просто мне… — и вновь на совсем жалкое срывается, игнорируя напрочь вот это его «плохо будет». Что, ещё хуже? — Просто мне показалось, что… Прости. Рома только головой мотает, жмурясь на мгновение. Обычно жалость раздражала. Как минимум, потому, что это означало, что за тебя… переживают. А все, кто за него переживал, рано или поздно его кидали. Ну и на кой черт проявлять жалость, приучать к себе… если все равно съебешься, как будто тебя и не было? Так сделал Макс. Рома даже понятия не имел, где он сейчас, кроме абстрактного «за границей». Так сделал и Серый, теперь приезжая только наплывами из своего сраного Питера, чтобы жизни поучить. Даже Лана, в сущности, ему бы предпочла какого-нибудь очередного кавказца. Так и родители сделали. Обычно ты хотя бы в детстве веришь в то, что тебя любят. Рома и пиздюком совсем понимал, что нет. А эта стоит, глазами хлопает, и вроде извиняется-то даже искренне. Голова привычно параноидально подозревала, что нет, но сердце говорило о другом. И Рома тоже стоит, смотрит на эту феечку, словно с луны какой свалившуюся со своей никому не нужной добротой… И опять в машину лезет. На заднем сидении пиджак валялся — на случай, если родителям приспичивало перед кем-нибудь повыпендриваться своим любимым сыном, и надо было принять приличный вид. Дафне на плечи набрасывает, делая вид, что ему вообще-то ужасно не интересно. Но замерзнет же. В платье в одном. Под моросью этой. А он… переживает, что ли? — Лапку давай, — уже мягче ворчит Рома, но в итоге, не дожидаясь ответа, сам ее за руку берет, переплетая пальцы. — Понятия не имею, как ты это делаешь, но я — именно что чудовище, но меня не спасешь. А сейчас я настроен посмотреть на звезды с одной красавицей и хотя бы ненадолго об этом забыть. Не лишай меня этой возможности, принцесса, умоляю. — Не буду, — невпопад отвечает Дафна, неосознанно цепляясь за него крепче. — В смысле… Лишать ничего не буду. Только отдавать. И вместе они заходят в здание. Покупают билеты, бредут в зал, а Булгакова все смотрит на свою руку в его ладони… Тепло так. Может, она все еще чувствует себя виноватой и так пытается ещё раз попросить прощения, но в какой-то момент начинает отлаживать костяшки его пальцев. Сбитые. Дафна даже не разбирается, болят или нет, потому что уже знает, что в душе ему почему-то больнее, поэтому просто… Старается хоть немного светлой энергии ему через касание передать. Просто так. Или ей просто нравится ощущение, когда материи их душ соприкасаются? Ну не могла же так быстро влюбиться, нет. И тем не менее, пока они ходят по залу меж огромных светящихся планет и изображений созвездий на стендах, пока вроде даже непринуждённо болтают о том или ином экспонате, Дафна все больше ловит себя на том, что любуется все равно им, а не окружающей обстановкой. Отражение солнечной системы в его темных глазах выглядит гораздо лучше. Или ее просто опьянило ощущение, как ее энергия в него перетекает? Понятия не имеет, как они вообще пойдут в сидячий зал, где смотреть надо будет не на Рому, а на потолок. — Я не пошутила, — сдавшись, выдает Дафна, и Рома аж прерывается читать про Млечный Путь на стенде. Она краснеет вся, но все равно говорит то, что так навязчиво крутится в голове уже минут двадцать: — Про укусить. В это время дня в зале почти никого нет, да и они так удачно стоять за здоровенным Сатурном, скрываемые от входа его кольцами… Он же тоже не пошутил, да? Про поцелуи. Дафна не умеет ни черта, даже на пресловутых помидорах, блять, не училась, но вдруг так… хочется… Хотя бы экспериментально над собой. Может, так она поймёт, пока буквально пьяна без вина рядом с ним? Все собранные в темном зале планеты ярко светятся, но вряд ли что-то сравнится с ее блестящими глазами и абсолютно пунцовыми щеками в моменте, когда Дафна свободной рукой порывисто обнимает Рому за шею и встает на носочки. И чего она к нему так ластится. Поразительно. Сама осмелилась, у самой дыхание же и сбилось, обдавая жаром губы Соболева. И целует. Весьма поспешно, немного нервно, потому что впервые, и пока даже поверхностно. А может, все это — план-капкан для того, чтобы в итоге ему в губы и выдохнуть: — И ты не чудовище. Я чувствую, что нет. Чудовище. Ей еще предстояло это узнать. И быть переломанной мальчишкой, которому было настолько больно, что он хотел, чтобы больно было всем — тоже. Но это все будет позже. А сейчас Рома ей совершенно шально улыбается. И в моменте даже у него глаза загораются, ведь… Много с кем целовался. Вообще целоваться любил. Но ничего не могло сравниться с этими сладкими губами, так невинно ткнувшимися в его. Он же правда не шутил, да. — Знаешь, принцесса, — почти шепчет Рома, привлекая ее к себе ближе и обнимая за талию, — я все-таки… ужасно не люблю полумеры. Если целоваться, значит целоваться по-взрослому. И теперь целует ее уже сам. Развязно, жадно, но каким-то образом ухитряясь не переходить именно в звенящую пошлость. Хотя не может удержаться от того, чтобы не скользнуть языком по ее небу, посылая по телу сотню мурашек. И даже, так приятно взбудораженный, не сразу понимает, что отвечает она очень неуверенно, осторожно даже. И Рома отстраняется лишь на секунду, чтобы без тени лукавства, а скорее даже ласково спросить: — Значит, я украл твой первый поцелуй? И у самого вдруг… сердце бьется. Как будто не было все это время гниющим куском мяса в груди. И сейчас Рома снова ее целует, но в этот раз медленно, тягуче, в какие-то моменты даже пытаясь направить. А еще заставляет чуть наклониться в его руках, чтобы в лучших традициях этих мелодрам, которые все девчонки смотрят. Дафна, наверное, тоже. Потом он отстраняется снова. И не дает даже разочарованно вздохнуть — мажет губами по подбородку, по линии челюсти, спускаясь ниже. Без засосов и прочего, просто оставляя влажную дорожку на шее, которую тут же обжигал своим дыханием. И все для того, чтобы в месте, где так бешено билась венка, аккуратно прихватить ее зубами. Чтобы следа надолго не осталось, но чтобы… почувствовала. — А это — за провокации, — тихо смеется Рома ей в шею. — Понравилось? А с ее губ вдруг только глухой стон срывается. Стон, за который ей сразу становится стыдно-стыдно, но Дафна продолжает обмякше висеть в Роминых руках, пока все тело буквально горит, сердцебиение ощущается особенно гулкой пульсацией в тех местах, где ее касались его губы. И за его шею Булгакова так беспомощно и доверчиво цепляется, будто упадет сейчас. — Ну… — и не может ни дышать, ни унять сумасшедший жар в низу живота. — Да, это первый поцелуй. Потому что я тоже никому не доверяю. Никому не доверяла до этого момента. А ему вдруг — довериться решила, получается? Рома от горького смешка удержаться не может, выше поднимаясь, чтобы почти бездумно по щеке ее носом провести. Это… лаванда же, да? Кто бы сомневался. Странно только, что его впервые за всю жизнь ее запах даже не бесит. И Дафна этой своей абсурдной доверчивостью не раздражает. Бесит только собственное сердце, без страховки прыжок в пропасть сделавшее. Она ведь прямо-то даже не сказала, но намеки Рома всегда считывал блестяще. Сам обожал вот так вот, на полутонах и двойных смыслах играть. И в моменте хочется сбежать. Чтобы опять не привязываться. Это же аксиома: привяжешься — тебя кинут. Только по итогу он ее талию лишь крепче сжимает, а сам выдыхает почти усталое: — Мне доверять — плохая идея. Очень. А вот целоваться со мной — блестящая. Скажи, да? И во всем этом так и сквозит отчаянное, невысказанное: «Доверься мне, пожалуйста. Поверь». Потому что хочется хотя бы эксперимента ради узнать, как это… когда верят в тебя. И тебе. — Для меня это неразрывные понятия, — отвечает Дафна, так и млея от того, как он нежно и носом по ее коже водит, и вообще… В этот момент она и решила, что хочет быть рядом всегда. С этого момента и поняла, что значит — упасть с головой в чей-то омут до беспамятства. И в итоге Булгакова, хоть вся и дрожит, впервые в жизни ощущая себя так, вновь находит его губы своими, уже смелее изучая их, даже позволяя себе на пробу провести языком по его нижней… А в реальности, в две тысячи двадцать третьем, спустя три года, Дафна, зажатая между Ромой и Олегом вдруг… Сама прикусывает венку на шее у Соболева. И хоть они потом делали так друг с другом сотни раз, сейчас ей это кажется чем-то максимально сакральным. В тот день она впервые сказала ему, что доверяет — буквально в первую встречу, а сегодня Рома во всеуслышание, на всю страну заявил, насколько он этому рад. И Дафна не может не отзеркалить, чуть доработав: — Мне доверять — отличная идея, правда? Возможно, даже лучше, чем просто целоваться. Он же тоже должен помнить. Рома в моменте аж подскакивает. Он и так разомлевший от этого массового удара чувств, который они сегодня выдали втроем, а эта фраза оказывается буквально последним ударом, и так Соболева добивающим. И он старательно усиленно моргает, кусая губы, чтобы в итоге признать: — Тебе доверять — моя самая лучшая идея. — Он сейчас с сердечным приступом свалится, — по-доброму поддевает его Олег, но Рома решает действовать по-другому. Потому что буквально в следующую же секунду он просто весьма коварно валит Дафну на диван, нависая над ней так, чтобы не касаться живота, и начинает беспорядочно зацеловывать лицо, успевая щекотать бока. — Рома, блять! — едва ли не с ужасом восклицает Олег. — Она ж родит ща! — У меня все под контролем! — немедленно парирует Соболев, прежде чем не удержаться и тоже куснуть Дафну в шею. Так же нежно, как и тогда. Но щекотать таки перестал. Мало ли. — Вы у меня сегодня оба под ульту любви попадете!.. Потому что, блин, они все-таки…семья. И теперь об этом будут знатьвсе. — Надо было кольцами в камеру покрасоваться, — наигранно озабоченно продолжает Рома. — Прикиньте, какой кадр… — Нас отменят, — хохочет запыхавшаяся Дафна. — И нам придется на веки вечные мигрировать в Грецию. Но будто бы она хоть о чем-то жалеет. А перерыв, тем временем, подходит к концу, и съемочная группа перемещается в бывшую комнату Перси, чтобы взять интервью уже у нее. Макс, который уже всерьез опасался, что способен задушить ее своей заботой, с сокрушенным видом возвращается за камеру, чтобы администратор, которой даже пришлось выйти покурить, могла расспросить уже ее: — Персефона… — Перси, — поправляет Макс, даже не отвлекаясь от процесса съемки. Администратор переводит на него взгляд округлившихся глаз, но быстро берет себя в руки: — Перси, расскажите нам, пожалуйста, о вашей сестре. И все равно, говорить она начинает не сразу. Просто улыбается, смотря на Макса за камерой, прежде чем загадочно обронить: — Вы уже сами сказали. Все. Она моясестра. — Но… — Я раньше не вкладывала в это понятие такой важный смысл. Казалось, что вот, сестра. Всегда рядом. Мы любим друг друга. Но вот сейчас, в моменте, когда я сама чуть не довела все до того, что ее почти потеряла, я вдруг осознала, что…сестра. Она моя сестра. Мой самый близкий и родной человек. Я вроде старшая, а вроде… я бесконечно горжусь ей. Равняюсь на нее. И буквально… Даф — это как моя путеводная звезда. Даже в самые паршивые времена я тянулась за ней, к ней, и я бесконечно благодарна за то, что когда я вела себя, как… самый плохой человек, она продолжала светить для меня. Буквально спасала в моменты, когда даже я сама… не способна была себя спасти. — Но сейчас вы соперницы, — настойчиво говорит администратор. — Вы не боитесь, что… — Мы не соперницы, — немедленно возражает Перси. — И никогда ими не были. Моя сестренка будет сиять еще ярче, чем сейчас. Ну и… я уже пообещала ей красивенькую полочку под пополнение в коллекцию рук ТНТ. — То есть, вы пророчите победу сестре? — наигранно удивляется администратор. — Не себе? — Нет, конечно, — мягко улыбается Перси. — Я уже подворожила даже немного… Хотя ей и не понадобится удача от меня. Потому что моя нимфочка -сильнейшая. И это будет именно ее победа.Их победа. — Но… — пытается было продолжить диалог девушка, желая, наверное, все опять свести в сторону прошлого конфликта Булгаковых. А Перси только хитро улыбается в ответ, прежде чем капризно протянуть: — Все. Не хочу больше. Я уста-ала. И опять на Макса смотрит. В конце концов, действительно сказала именно то, что хотела. А тот ей подмигивает и все же успевает запечатлеть момент, как сестры крепко обнимаются друг с другом, пока Дафна опять едва не плачет. Искренне, но от счастья. А дальше вновь оставляют место для рекламной паузы, чтобы передать слово другим экстрасенсам, каждый из которых сам выразил желание дать интервью. В блоке, посвященном Дафне, фанаты, конечно же, ждали Константина Гецати, Влада Череватого и Нино Гасанову. И начать решили именно с женщины. — Нино, вы с Дафной подруги, верно? — О да, это действительно так, — тут же сияюще улыбается Нино, что весьма непривычно, для вечно серьезной и даже грозной ведьмы. По-крайней мере многие зрители до сих пор воспринимают ее именно так, — Знаете, я совсем мало девушек в своей жизни могу действительно назвать подругами. А Дафна смогла войти в это число… и на самом деле вы представить себе не можете насколько сильно я дорожу общением с ней. — Нино эмоционально сложила руки у сердца, — Мне очень трудно впускать людей в свое окружение, и тем не менее Дафна сумела открыться мне, и тем самым заставила открыться в ответ. Такой искренне светлой душе просто невозможно не открыться. И… Вы не поверите насколько много она для меня сделала. — голос Нино в этот момент дрогнул. И пусть зрителям совсем непонятночто именноженщина вкладывала в эти слова, один только тон, с которым она говорила — значил многое. — На фоне ее хороших поступков просто меркнут все конфликты. — в этот момент многие из зрителей вспомнят тот выпуск, в котором Дафна сорвалась на Нино, невольно спуская на неё бесов. И пусть для некоторых это все было мастерской актерской игрой, апогей конфликта между на тот момент бывшими подругами не заметить было всё невозможно. На самом деле фанаты сильно удивлялись, когда после такого Гасанова и Булгакова вновь стали общаться, — Это все в прошлом. — Нино, вы желаете Дафне победы? — уточняет администратор и Гасанова тут же кивает. — Она заслуживает победы, как никто другой. — Нино акцентирует внимание не слово «заслуживает», а весь ее вид говорит о полнейшей уверенности в своих словах, — И я искренне восхищаюсь ей, ее силами и тем, как она раз за разом спасает всех вокруг себя, — тут невозможно будет не провести параллели с восторженной речью Соболева, — Я очень счастлива, что жизнь меня познакомила с таким прекрасным человеком. А сразу после перешли к Гецати. Идти далеко, на самом деле, не пришлось — Нино снимали в гостиной, а Костю на кухне. Одной и той же квартиры. У администратора что не съемки, то вознесение. Наверное, все дело в телеканале. Если на ТНТ шел великий «Дом-2», то и от проекта про экстрасенсов стоило ждать чего-то… Такого. — Я помню Дафну, когда ей было шестнадцать, — сдержанно, но очень гордо улыбается Костя. — И уже тогда было очевидно, что в ней живетсила. Девочка, произошедшая из семьи сильных чернокнижников, но сознательно выбравшая путь светлой магии и энергии любви. Я был счастлив быть ее наставником. И на долгие годы у нас остались теплые чувства друг к другу. Я помню, как в самом первом готзале Нино предположила, что моя же ученица может меня превзойти. Честно — я не сомневался в этом ещё тогда. Но сейчас я чувствую себя, как отец на выпускном любимой дочери. Я думал, что закончился на моменте, когда Дафна пригласила на вечеринку в честь объявления о беременности. Потом думал так же на ее свадьбе. Но, кажется, это произойдет именно тогда, когда я увижу ее в готическом зале на одном из четырех тронов. И ведь сам не знает, что, когда Дафна услышит все это, то будет честно рыдать. И последней добивочкой, словно вишенка на торте, становится Череватый. — Что могу сказать о Дафнюшке? — смеется Влад, потирая подбородок. — Ну, например, то, что, к сожалению, знаю об ее личной жизнислишком много. Но это так, лирика. Лучше приберегу рубрику интересных фактов для…Тех двоих. А так… Ну что могу сказать. Родня уже почти. А если вы хотите поговорить о силе и победе, то вот, что я вам скажу: Дафнюшка — моя фаворитка уже давно, и дажесновапроебать ей не жалко. Только тогда придется нам с вами увидеться в следующей «Битве Сильнейших»… Потому что Анатолий негодует. Завершающим человеком, говорящим о Дафне, стал сам Марат Башаров, который честно признался, что не помнит и половины событий ни с ее бэби-шауэра, ни со свадьбы. Не говорит прямо, что был бухой в дерьмо, но оно и так ясно. И на том репортаж о Дафне Соболевой-Шепс завершается. Интервью старшей Булгаковой, по праву получившей звание одной из самых скандальных участниц «Битвы сильнейших», интриговало зрителей ничуть не меньше, чем у ее младшей сестры и его мужа. Появившись в начале проекта как неуверенная девочка, все еще переживающая из-за своего проигрыша Олегу Шепсу, наследница легендарного чернокнижника стремительно начала раскрываться, демонстрируя себя отнюдь не милой. В эфире вспоминают, как она признала работу младшей сестры непрофессиональной и бессмысленной. Показывают Нино Гасанову, которой пришлось обжечь себе руку, чтобы снять непрогляд Булгаковой, и растерянную Марьяну Романову, которой закрыли магический взор. Вспоминают и почти все ссоры в Готическом зале, где Персефона менялась даже внешне, защищая в первую очередь не себя… но об этом позже. Как она ухитрялась мастерски ранить в сердце даже самого близкого человека — свою сестру. Вспоминают и ее работу. Черную, мрачную, кровавую — особенно на контрасте со светлой младшей сестрой. Демонстрируют и эпизод, в котором Персефона позволила бесам вселиться в свое тело и бесновалась за магической защитой. Не могут не акцентировать внимание на том, что несмотря на два пропущенных испытания, Персефона попала в финал, стабильно поражая зрителей точными фактами, подсказанные ей нечистыми силами. Упоминают, конечно, и то, что именно Персефона обучалась у знаменитого отца, изначально становясь наследницей его огромных знаний. «Но все изменяется во второй половине сезона», — выносит вердикт закадровый голос, и на экране появляется теперь-уже-не-Булгакова, сияющая в первом выпуске и официально признающая, что она теперь — тоже Шепс. Казалось, что все хорошо. Несмотря на это, вскоре мелькают кадры того, как Персефона ссорится с Нино… и ее лицо, покрытое кровавой коркой, чуть позже. Идея с костюмом Двуликого разлетелась на мемы в фандоме. По кадрам второго сезона видно, что Персефона была в состоянии эмоциональных качелей. То счастливая, то грустная. В основном — глубоко печальная. И потому для зрителей стало настоящим шоком, когда в один момент вдруг… любящие супруги вновь начинают ругаться. В эфир попало не все. Но разбитое лицо Александра и Персефона, вцепившаяся в руку сестры — да. Финальным кадром демонстрируются случайно снятые кадры — обнимающиеся Нино, Персефона и Дафна. «Теперь мы наконец-то можем узнать все тайны личной жизни юной чернокнижницы», — вещает закадровый голос. И, конечно, первым на экране появляется именно Александр, лицо которого словно стало выглядеть еще хуже за прошедшее время. И администратор, преисполненная после встречи сСоболепсаковыми, опасливо интересуется: — Александр… расскажите, в каких отношениях вы с Персефоной сейчас? — В весьма теплых дружеских. И главный любитель пространно попиздеть замолкает, стараясь сохранять свой надменный вид, но как же сложно задирать нос, когда он сломан. — Дружеских? — кажется, несчастная администратор такими темпами уволится. — Все верно. Мы разводимсяпо моей инициативе. Я желаю Перси счастья. Но я решил, что нам не по пути. Мне жаль. — Александр, а вы… — Мне больше нечего сказать. Опять пиздеж. Ему всегда есть, что сказать, но в последнее времябольно много затыкают. Сначала родной брат, а потом… Прямо накануне съемок репортажей для финала Макс решил, что нельзя больше Перси таскать вещи то Дафны, то Ланы — девочки, конечно, против не были, но Соболев-старший считал, что уматери его детейдолжно быть все свое. Поэтому они отправились к квартиру Шепса вдвоем и, главное, без предупреждения. Макс видел, что Перси напряжена, и пусть он по-прежнему не понимал, как правильно себя вести, решал действовать чисто интуитивно. И сейчас все внутри подсказывало, что он должен ее обнять и доказать ей, что с ним она в полной безопасности. И он притягивает ее к себе одной рукой, целует ее в макушку, пока второй звонит в дверной звонок. Тишина затягивается надолго, но Соболев жопой чует, что гандон дома. — Чертовка, — шепчет он Перси на ухо. —Если что, просто отвернись, окей? Потому что он со своей хаотичной энергетикой способен быть изобретательным в вопросах причинения боли. Чисто так… В моменте накатывает. — Эй, чепушила! — Макс уже стучит по самой двери. — Не делай вид, что тебя нет, если ты не хочешь, чтобы я замок снес к херам. И тогда слышится звук проворачиваемого ключа. Сашино лицо во тьме коридора кажется кляксой из теста Роршаха, и Соболев не может не присвистнуть: — Вот это Олег тебя неплохо потрепал, да? В сторону, конченный, отойди. Мы за ее вещами. Сашапокамолчит. Проход, действительно, уступает, но набывшуюсмотрит с максимальным пристальным презрением. И Перси невольно даже голову в плечи вжимает под этим взглядом. От Макса отходить даже не хочется, но и находиться в своем некогда доме дольше положенного — тоже. Поэтому она приподнимается на носочки, коротко целуя Соболева в щеку — не из желания спровоцировать Сашу, а скорее просто себя успокаивая, — шепчет, что быстро, и проходит в квартиру, на ходу сгребая все, что только попадалось под руку и принадлежало ей. Жалела?Нет. Потому что она раньше не осознавала даже, насколько подавленной себя чувствовала, запрещая себе говорить что-то, думать, делать, постоянно опасаясь, что в ней разочаруются. И сейчас, именно сейчас Перси чувствовала себя как никогдаспокойной,защищенной, а главное — бесконечносчастливой. Вот то самое абсолютное счастье, которое даже описать словами сложно, ведь… Черт. Носясь по дому, Перси не сразу понимает, что чего-то в интерьере не хватает. И доходит только тогда, когда она не находит корзину с игрушками собак, которую сама старательно собирала. Конечно. Она должна была догадаться. И из гостиной в коридор Перси выходит на предательски негнущихся ногах. Все вещи собак выкинул. Ну конечно. — Мог бы меня дождаться… — шелестит Перси, пока горло сводит от обиды. — Я же на свои деньги все покупала… Вот оно. Вот и все отношение к тому, что ей нравилось. Что она любила.К ней. Но Перси обиду проглатывает.Как и всегда. Только в сторону спальни идет, чтобы скорее закончить уже и уехать… и вот тут осознание как камнем по голове долбит. Ей даже дверь не пришлось открывать, чтобы почувствовать. Ни капли ее энергии. Именно магической. И вот это уже ощущалось… хуже самого больного удара. Перси бездумно почти накрывает рукой живот, пытаясь успокоиться, дышать ровно, но голос все равно дрожит: — А атрибуты-то мои чем помешали?.. Это же… самое важное… У нее остались некоторые вещи дома у Дафны. С ними она в итоге и каталась на испытание. Но это так, мизер по сравнению с тем, что было в ее бывшем доме. Все амулеты, свечи, камни… Ничего нет… Саша молча пожимает плечами на ееблеяние. Ему неинтересно. Онаумерладля него. Макс же, стоящий в прихожей на расстоянии вытянутой руки от него аж кулаки сжал — потому что егоэтоттон Перси вгонял в ужас. В натуральную такую панику и желание уничтожать того, кто в нем повинен. Шепс игнорирует его злобное пыхтение, внезапно сосредоточившись на том, какбывшаядержит руки на животе. И тогда его… Прям прошибает. Саша прислушивается к ощущениям магического спектра — он привык работать с энергией мертвых, а из нее… Ключом била жизнь. И Макс не слепой — видит, куда ублюдокпялится. — Глаза нахуй отвел, — вкрадчиво советует он. — Шлюшье наследие не интересует. На самом деле, Саша даже пожалел, что огрызнулся. Потому что в прошлый раз… Он аж дернулся в сторону, но сбежать не успел — Соболев просто схватил его за сломанный нос, как нашкодившую псину. Шепс взвыл от боли, из глаз неосознанно брызнули слезы.Очень, блять, больно. Он попытался оттолкнуть Макса от себя, но тот выигрывал и по росту, и по габаритам. И да — он, действительно, был изобретателен. Если бы просто ударил, то была бы лишь вспышка боли. А сейчас… Он сознательно давит на хрящ, на чернющую гематому и не собирается отпускать. Саша скулит. — Ты, бля, либо борзый пиздец, либо мазохист, — а тонубийственноспокойный. — Я знаю, что Олег сказал тебе держаться подальше от девочек. Я добавлю ещё одно условие: открывать хлебало с их сторону ты тоже отныне не будешь. Брат тебе и так сломал нос, мне остается сделать совсем немного, чтобы вдавить его в твою рожу окончательно. Мы услышали друг друга? Скулеж продолжается, а вот ответа за ним не следует. Макс не садист совсем, ему эта сцена особого удовольствия не приносит. Но действует он все равно выверено, когда чуть выкручивает сломанный нос в сторону. — Не слышу, блять. — Услышали! — взвыл Шепс. — Я так понимаю, у тебя возьмут интервью для финала. И у тебя есть два варианта: высказать свое никому ненужное мнение и загреметь в кому или написать его на бумажке чисто для себя, скрутить ее и в зад себе засунуть. Может, хоть зудеть перестанет, подобреешь. Что выберешь? — Да молчу я, молчу! — Саша срывается на гнусавый хрип. И лишь тогда Макс его отпускает. Но даже не столько отпускает, сколько небрежно отталкивает, чтобы Шепс несильно вписался затылком в стену. Не так уж больно, зато унизительно. — Теперь сгинь нахуй. У параши запрись, например, где тебе и место. Дай ей собраться. Выползешь, когда мы уедем. Саша, не видя ничего вокруг из-за пелены слез, невольно заливших щеки от боли, пошатывается, но реально молча движется в сторону уборной. И Макс просто не может не добить его коронным: — Мы, кстати, не представлены. Максим я.Брат Ромы, кстати. Во-первых, хотел Перси божественной отсылкой рассмешить, а, во-вторых, Дафна уже успела посвятить его в подробности своего личного конфликта со старшим Шепсом. «Весь мир шлюхи, а ты в нем Саня Шепс» — все, что смог резюмировать Соболев-старший. Перси улыбается. Улыбается едва ли не от уха до уха, с каким-то предательским облегчением, как будто бы просто… отпустило. Как будто бы то хорошее, что она еще иррационально могла испытывать к Саше, выключилось.Отпустила. Без каких-нибудь магических отворотов, ритуалов или чего-то подобного. Может, это произошло еще давно, просто она жила этими отношениями по привычке. Не представляла себе, как это — жить без Саши. А, оказывается, можно. И жизнь вдруг неожиданно обретает краски. И в ней появляется место для взаимоуважения, понимания, защиты, настоящей опоры и… У нее щеки вспыхивают, когда Перси осознаеткое-что еще. И вещи-то начинает почти скидывать в сумку, суетясь еще сильнее, торопясь покинуть квартиру не потому, что Сашу боится. Нет. Она вообще теперь никого не боится, потому что…Макс есть. Арти очень любил ее слабой называть. Но теперь — нет. Сним— нет. И в итоге она, наскоро все поскидав, вручает сумку Соболеву, беря его за вторую руку и переплетая их пальцы. Вниз несется впереди него, чуть ли не вприпрыжку, взбудораженная и во второй раз за долгое время чувствующая себя настолько сильной, чтобы наконец…сказать. То, что думает. Первый был, когда поняла, что больше не может играть по Сашиным правилам и ненавидеть родную сестру. А на улице — опять снег. Мелкий такой, но красивый. И Перси, с таким предательски сбившимся дыханием — и вовсе даже не от того, как неслась по лестнице, — смотрит на Макса снизу вверх и наконец говорит: — Я тебя люблю. Вот так просто, даже не задумавшись, потому что оно буквально рвалось наружу. Тут же подрывается, правда, чтобы закрыть ему рот ладонью, и щебечет: — Ты не должен мне сейчас отвечать. Правда. Я и не прошу. Я просто… не могу не сказать. Потому что я знаю, что это… не из благодарности или что-то. Я просто… я в тебе все люблю. И кудряшки твои, и глаза, и губы, и даже то, что ты колючий, блин… И как ты смеешься, и как улыбаешься, и как зависаешь иногда, весь такой растерянный, и что ты за временем никогда не успеваешь, и вот эти все твои хаотик-мысли… И все, что ты для меня делаешь. Все. Сам даже не понимаешь, сколько ты для меня делаешь, потому что дурачок… Я буквально… я буквально ни с кем не чувствовала себя такой важной, как с тобой, понимаешь? Даже в «Джипси», черт… Что я не пустое место, что со мной можно считаться, не пытаться про себя прогнуть, а просто… видетьменя. У меня правда каждый день с тобой — самый-самый счастливый, и даже…наши дети… И вот тут она все-таки сбивается. Не ради того, чтобы рыдать — просто все слова куда-то пропадают от вдруг накатившей любви, нежности и абсолютного обожания к этому глупенькому дурачку. Точно. Это семейное же — не понимать, какие вы…хорошие. И в итоге Перси почти пищит, когда сцепляет руки у него на спине, прячет лицо на груди и уже немного глухо продолжает: — Не слушай меня. Накатило просто. Так…сказатьхотелось. Но основной посыл все тот же. Я не прошу тебя отвечать. Я просто…я тебя люблю. Правда. — Спасибо. Ты только что меня убила. И сам неловко смеется, но по голове ее все-таки гладит. Да, он снова завис. Снова растерялся. Факт. Максу все это в новинку, и ему в своем возрасте труднее адаптироваться к новому. Но это не значит, что он не будетстараться. — Давай так договоримся, чертовка, — и Соболев отстраняет ее от себя, но только чтобы проникновенно заглянуть в глаза. —Я тебе отвечу. Ща, наверное, будет очень по-тупому, и ты не поймешь моих шедевро-планов, но… Ты сейчас застала меня врасплох. И дай мне возможность застать тебя врасплох в ответ. Ну так жекрасивеебудет, да? Тем более, что, пусть ему и нужно ещё самую капельку преисполниться, план у него уже имеется.Осталось выбрать место и время. И сам сейчас дурашливо целует ее в нос, чтобы затем сразу, как она потянется к его губам, по этому же маленькому носику ее и щелкнуть. И он смеется, когда Перси чуть обиженно пыхтит. — Сама меня выбрала. Привыкай к моим приколюхам. И все равно тут же, пока она не надумала там себе чего, притягивает ее к себе, чтобы поцеловать уже по-нормальному. И самому так… Странно ещё. Но при этом — ещё никогда в жизни Максу не казалось, что он делает что-то настолькоправильное. — Поехали домой, чертовка. Нам ещё тебя на завтрашний финал собирать. — Дурачок, — пищит Перси, предательски задыхаясь от любви. И приколюхи его нравятся. И вообще… правда, все нравится. И тогда она все-таки позволяет себе восхищенное такое: -Мойдурачок. В реальности же Перси тоже светится от счастья. Ее снимают в пока еще не знакомой зрителю легендарной квартире Соболевых. Цветущая и сияющая чернокнижница расположилась на диване, рядом с ней с важным видом расположились Деймос и Фобос, как будто позируя на камеру. И только Перси знала, что реально ведь позируют. Потому что за камерой — все еще Макс, а Макса собаки полюбили всей душой. И Перси — тоже. — Значит, вы действительно не желаете победы? — продолжает настаивать все та же администратор, ставшая уже легендарной. — Неа, — снова упорно повторяет Перси. — Я ценю то, что сделали для меня все ребята. Правда, я… я до сих пор не верю, что меня — и вдруг выбрали. И я бесконечно благодарна, что мне дали шанс, потому что я понимаю, что… это испытание сделало меня сильнее. Укрепило нашу связь с сестрой, с Олежей, с Владом. Заценили нашу командную работу, да? Но главное… И опять глазками на Макса стреляет. Это же запрещенный прием. Она теперь ни о чем толком и думать не могла. — Если бы я не оказалась в этом царстве вечной мерзлоты, я бы не обреласвое самое главное сокровище. Когда увидимся с Нино и Марьяной, я их расцелую, — смеется Перси. И хотя напрямую о том, что у нее появился другой мужчина, девушка не говорит, фанаты прекрасно считают это по ее сияющим глазам. — Было бы круто получить золотую руку, не отрицаю. Кто бы не хотел? Но я знаю, чтосильнейшаяздесь — другая Булгакова. В некотором роде, мы ведь обе выиграемзолото. — А придете на «Битву сильнейших» еще раз? — Посмотрим, — уклончиво отвечает Перси. — Может быть, приду я. А может быть, придет кто-нибудь другой… И даже тут фандом «Битвы» мгновенно заметит, как она любовно касается живота, как будто все еще не очень осознавая свое счастье. И на этой ноте, конечно же, запускается рекламная пауза. Для того, чтобы сразу после нее на экране вновь появилась Дафна. — Меняемся ролями, да, — смеется младшая из Булгаковых, держащая на коленях сладко похрюкивающего Олега-младшего. Свин очень любовно тыкался пятачком в ее живот. — Теперь наступила моя очередь говорить о любимой сестренке. Я знаю, что она желает победы мне. Но расстроилась бы я, выиграй она? Мне кажется, я бы обрадовалась ещё сильнее. Мы же близнецы. Нас всегда воспитывали так, чтобы мы одновременно росли и отдельными личностями, но вместе с этим никогда не забывали, что были вместе с самого начала. И у мамы в животе, и все детство. А сама кладет руку на свой собственный, вспоминая, как Марк явнореагировална энергетику детей Перси. — Как уже заметили, у нас бывали разногласия. У кого их не бывает? Но семья на то и семья, чтобы в конечном итоге быть друг другу самыми близкими. Особенно недавно… Мы с Перси, знаете ли, познали уровеньособойсвязи, — нет, ну правда же, Марк тогда прям пинался. — И это мне доказало, что… Как говорит мой муж Олег… И будто бы никто не замечает, что она выделяет имя, потому что есть вообще-то муж и второй. — Света без тьмы не бывает. И ещё… А, блять, была не была. Не может, глядя на эти мордашки обоих мужей за камерами не побайтить ещё немного. Совсем чуть-чуть. — Мы с Ромой всегда вдохновлялись часто фигурирующей темой в «Бэтмене». Ну, знаете, самая темная ночь перед рассветом, и все такое. А вот Перси Марвел любит. Опять же — вроде одинаковые в любви к супергероике, а вроде любим разные студии. Ладно, к чему я это все… Перси — мой близнец. Мы вместе ещё с тех пор, когда были неразумными клетками. И до сих пор такими иногда бываем, если честно, но я убью за нее. Ладно, это должно было звучать не настолько угрожающе… — и вновь заливается смехом. — Хотя, может, это была и угроза. Тут сами разбирайтесь. Просто хочу сказать, что у нас с Перси есть та самая связь, обрубить которую невозможно. Ножниц таких ещё не придумали. Родная моя, кто бы не победил, мы с тобой выиграли гораздо больше. И не только на этом проекте. И все тот же Макс, вызвавшийся отснять буквально весь финальный выпуск, ненавязчиво переводит камеру на мерцающую сосну с фотками из фотобудки. Чтобы затем эту заминку попытались исправить закадровым голосом, моментально переводящим тему. Ведь все помнили ещё один громкий инфоповод сезона — конфликт Перси и Нино. И вот ведь телезрители, должно быть, поразились, когда в репортаже о старшей Булгаковой появилась Гасанова. — Нино, а что же вы можете сказать о Персефо… — и хватает одного только взгляда Макса, чтобы администратор вспомнила, как он любовно поправлял имя Булгаковой. — О Перси. — Я считаю, что несмотря на все её колкости и язвительное поведение, это очень очень нежной и тонкой душевной организации человек. В этом они с сестрой все же похожи. Просто Перси по своему видит, как нужно отстаивать себя, — тут у Нино с губ сорвался нервный смешок. — Изначально, я очень хорошо относилась к ней. И даже не смотря на то, что мне пришлось болезненно снимать непрогляд в четвертом выпуске, я ей тогда гордилась. Что она не молчит, а стоит за себя, — а ведь вправду, в том выпуске даже зрители подметили, что Нино хоть и казалось бы подставила Булгакову, делала это на самом деле совсем из иных соображений. В первом же выпуске Гасанова и вовсе поддержала Перси в её перепалке с Александром. А ведь весь конфликт между женщинами как раз и начался из-за Шепса. Из-за того, что влюбленной Персефоне приспичило защищать Сашу. Это ведь даже зрители не раз подмечали — если бы не его выходки раз за разом, то Нино с Персефоной бы не срались почти в каждом готическом зале. — Ну, а разве вас не задевало ее подобное поведение? — все же не могла не спросить администратор. Все же еще слишком свежи в памяти стычки между Гасановой и Булгаковой. — Задевало еще как… Страшно раздражала, попадая в самые больные точки раз за разом. — честно призналась Нино, поджимая губы, — Но я понимаю, что её выпады в мою сторону словно подсвечивали красным прожектором все те изъяны, которые даже я в себе не замечала. И благодаря этому я смогла измениться в лучшую сторону. Как и сама Перси — знаете, при всей неприязни в моменте, я правда горжусь Персефоной. Ее личностный и магический рост бросаются в глаза. Потому что поверьте, это уже совсем не тот человек, что стоял в самом начале проекта. Это сильная и достойная ведьма, которая по праву занимает свое место среди финалистов. — Вы правда помирились с Перси после этого? — Мне было и есть бесконечно стыдно за то, что я когда-то смогла поднять на неё руку, но… — зрители заметят как тяжело в этот момент Нино вздохнет отводя взгляд, — Я рада, что после всего произошедшего мы смогли прийти к миру. Что она смогла меня простить и я сделала это в ответ. Так что да, мы помирились. Это просто в очередной раз доказывает, что Перси замечательный человек. Просто иногда боится это показывать. А последней на экране появляется рыжеволосая ведьма, сводившая всех с ума ничуть не меньше старшей Булгаковой. Марьяна Романова почти торжествующе разводит руками, объявляя: — Знаю-знаю. Не ожидали. И малышка Перси тоже не ожидает. Но я не могла не сказать. А в кадре Романова все равно держалась по-королевски, даже несмотря на то, что последние события во многом ее подкосили. Она действительно напросилась сама, хотя сначала не собиралась комментировать финалистов вообще. Но… — Я хочу сказать, что я горжусь этой змейкой. Непросто быть здесь, когда ты — не добренькая, беленькая, и даже не черненькая, асерая. И вдвойне непросто было остаться собой, когда тебя отчаянно пытаются изменить. Непросто — по-человечески.По-женски. Но я рада, что она смогла выйти изэтогос гордо поднятой головой. Как тогда.Эти женщиныне забудут. Все та же девушка-администратор выдыхает, когда понимает, что здесь ей даже не надо задавать вопросов. — А еще эта женщина ничего не забывает, хотя и не все прощает. Но я к ней привязалась. Крыски должны держаться вместе. А я рада, что она смогла выиграть кое-что поинтереснее руки. — Потому что все с хорошеньким новеньким оператором было ясно. — Жди подарочеккое-кому. А я буду ждать приглашениекое-куда. И на этой ноте завершается репортаж и о Персефоне…Булгаковой? *** Сборы на съемки финала шли полным ходом. И хоть их очевидно пригласили сильно заранее начала основной части вечера, Нино суетилась по квартире боясь опоздать — слишком уж этот вечер был важен, чтобы так оплошать. Два огромных букета, которые они с Костей подготовили для Дафны и Персефоны уже стояли в ведре с водой у выхода из квартиры. А подарки дляобеихБулгаковых ждали рядом на тумбочке. Гасанова готовилась основательно — украшения, которые она собиралась дарить девочкам сделала под заказ в мастерской, почти сразу как узнала, что обе близняшки проходят в финал. Ей бы хотелось изготовить эти украшения самостоятельно, ведь когда-то она в качестве хобби занималась ювелирным делом. Но все инструменты были давно увезены к дяде, который кстати её всему этому и обучил, на дачу. Да и времени на все про все было мало. Однако мысль о том, что она вновь может заняться ювелиркой поселилась в голове у Гасановой. Когда Нино заходит в спальню, чтобы забрать оттуда уже свои украшения, то натыкается на Костю, который был уже практически готов. За исключением разве что не до конца заправленной рубашки и её стоящего торчком ворота, прикрывавшего линию челюсти. Нино видела Костю совершенно разным, но почему-то именно сейчас незаконченность образа и некоторая уязвимость умиляли. Женщина тут же сдержанно улыбнулась, а потом подошла к возлюбленному вплотную. — Давай я поправлю, — предлагает Гасанова, хотя ее руки уже скользят к его шее. Пусть у неё само платье было не застегнуто и норовило вот вот слететь, из-за того, что она его не держала, пальцы женщины нащупывают идеальную линию для залома. Нино чувствует на себе внимательный взгляд из-за чего уголки губ вновь плывут наверх, а она сама ласково касается кончиками пальцев его шеи. — Ты же поел? Я там мясо по-французски приготовила. Съемки долгие наверняка будут и перекусить не получится, — поинтересовалась Нино, приглаживая воротник его рубашки. Потом отошла чуть назад, чтобы проверить как смотрится и улыбнулась, — Ну всё, красавец. Поможешь же с платьем? — попросила Нино, после чего повернулась к нему спиной. С расстегнутым платьем она сама выглядела по нежному уязвимой. В этот вечер женщина не хотела сильно выбиваться, чтобы не перетягивать одеяло с финалистов на себя, поэтому, когда она выбирала, что надеть, то её выбор пал на простое черное платье в пол. Вечная классика. Костя улыбается ей со всем теплом, на какое вообще способен, и не может не скользнуть ладонями вдоль ее изящного тела прежде, чем поймать язычок молнии и аккуратно, медленно застегнуть. — Если ты хочешь, чтобы я набрал вес, то прилагаешь для этого все необходимые усилия, — и легкая усмешка. — Но приятно, когда в доме есть… Хозяйка. Хозяйка не только его жилища, но и его сердца, души и тела. И Гецати не терпелось узаконить их статус. Да, все правильно. Костя купил кольцо. Такая же неизменная классика по стилю, как и ее чудесное платье. Мужчина ждал подходящего момента — думал и о предстоящих зимних праздниках, например… Но вдруг сейчас на него прямнашло. То, как Нино ухаживала за ним, и как он за ней… Это уже было так по-семейному. Ждать больше не было ни сил, ни желания. Да и не юнец он, в конце концов. Хотя эту мысль и оспорила бы Дафна, явно подметив, как суровый аланский провидец нервничает. — Никуда не уходи, — вдруг просит Костя, оставляя на губах Нино мимолетный поцелуй. Потому что по-настоящему она пусть его поцелует, когда скажет «да». И он в последний раз приоткрывает бархатную коробочку, смотрит на золотой ободок и… Нет, все же как юнец. Судорожно выдохнув, Гецати проводит рукой по своим коротким волосам и возвращается в спальню. Нино уже успела присесть на кровать и смотрела на него, такого волнующегося, с явным подозрением. Нет. Все. Он сдается. Причем — в прямом смысле. Подходит к Гасановой (пока что Гасановой) ближе и тут же изящно, словно рыцарь, опускается на одно колено, чтобы взять ее руки в свои и… Вложить в ее небольшую, аккуратную ладонь заветную коробочку. — Ты все верно поняла, — улыбается он, прочитав в ее взгляде немой вопрос. — Нино… Надеюсь, ты не решишь, что я тороплюсь. Но я больше не могу ждать. Я часто думал о том нашем видении в Осетии. Нино, ты станешь… моей женой? У Нино от увиденного тут же открылся рот от шока и умиления. Сердце зашлось вдруг в безумном танце, и казалось так и норовило выпрыгнуть из груди. Господь! Это правда происходит с ней? Слезы вдруг сами выступили на глазах, а сама женщина часто закивала. Боже ну правда, как в сопливых мелодрамах! Казалось, что она вот вот заплачет, когда Костя просто встал перед ней на колено, а теперь так и вовсе не было причин сдерживаться. — Конечно, да… — хоть и немного тише, чем она хотела, хрипло отозвалась Гасанова, после чего тут же сжала коробочку в руках, и потянулась к Косте за поцелуем. Сейчас не кольцо ее волновало вовсе, а он. Со вселенской нежностью Нино провела ладонью по его щеке, а потом накрыла его губы своими. Вкладывала в этот поцелуй всю свою любовь, искрение чувства и переживания. Господь, какой же она была дурехой, когда так сильно перепугалась того видения со свадьбой. Это же такая благодать, быть замужем за таким мужчиной, как Костя. Разорвав поцелуй, она коснулась своим лбом его и влюбленно вздохнула. — Боже, я правда сейчас с ума сойду. Костя, я тебя так люблю, — призналась Нино, продолжая гладить мужчину по щеке, — Ты представить себе не можешь насколько счастливой ты меня делаешь. Тут уже и клятв никаких не надо, ведь ты со мной уже был и в горе и в радости. И я действительно рада, что тырядом, — нежно улыбнулась Нино. Без Кости она бы действительно пропала, и сейчас Гасанова это понимает как нельзя лучше, — Благодаря тебе я очень сильно изменилась… в лучшую сторону. И по-моему, мы совсем не торопимся. Все действительно вовремя, — после этого женщина шутливо целует его в кончик носа, потом в щеку, а потом и вовсе не может удержаться от того, чтобы не зацеловать всего его лицо целиком. Как хорошо, что она еще не накрасила губы. И вот Нино переводит взгляд на коробочку в своих руках. Она наконец-то открывает её и восторженно выдыхает — достаточно крупный бриллиант изящно обрамляет белое золото. Все просто, но одновременно с этим очень красиво. И даже сейчас, Нино все же не может не отдать инициативу в руки Гецати: — Наденешь его? —проситженщина, вкладывая свою ладошку в его руку и отдавая колечко назад, — Оно идеальное. Костя просиял ярче, чем камушек на самом кольце. Но все равно прежде, чем надеть его Нино на палец, он галантно поцеловал тыльную сторону ее ладони. — Спасибо, Нино… За то, что ты моя. Кольцо село на безымянный палец просто идеально, а у самого Гецати сердце заскакало галопом просто от одного вида… Надо же. Купленное им помолвочное кольцо на Нино. И он и сам не может удержаться от того, чтобы не начать расцеловывать ее руки. А затем поднимается с колена и целует ещё в шею — хотел бы повторить ее маневр с лицом, но боялся смазать тон. Знает же, что обычно женщины не любят, когда им портят макияж. — Нино… Сегодня ты сделала меня победителем. — Ивсегдабуду твоей, — и хоть слова эти были очень громкими, Нино понимала, что в них она верит. Она верит, что они с Костей вместе до конца. И щемящая сердце нежность от всех его прикосновений и поцелуев была лишь доказательством этому. Женщина тоже поднимается со своего места, но сама все рассматривает колечко на своем пальце. Надо же… помолвлена. Родители будут в шоке, а братья счастливы. Широкая улыбка вновь расцветает на её лице. Такими темпами у неё будут болеть щеки. — Честно, мне кажется, что я все съемки буду сиять от радости. — хихикает Нино, и вновь подходит к Косте, чтобы крепко его обнять. — Знаешь, надо будет сказать спасибо Дафне. За то, что сводила нас раз за разом, — запрокинув голову, чтобы заглянуть ему в глаза, добавила Нино. Все таки, эта их разница в росте безумно очаровывала женщину из раза в раз. На его фоне, она казалась такой крохотной, и ей это определенно нравилось. С Костей как за каменной стеной — в прямом и переносном смыслах. — Ну что, еще пару минут и выезжаем? *** И вновь все возвращается к тому, с чего все началось — особняк Стахеева, снежный вечер, огоньки, толпы фанатов… И наконец финалисты и гости, желающие их поддержать, начинают пребывать. Толпа заверещала пуще прежнего, почти взревела, стоило появитьсялегендарному черному «BMW». Трушные фанаты уже давно выучили, кому она принадлежит, и… О, нет, крики переходят в натуральный такой ультразвук, когда из машины выходит не только ведущий Роман Соболев, но и двое из финалистов — Олег Шепс и Дафна… Теперь никто не понимал, как всерьез звучит ее фамилия. Но это изменится после того, как выпуск выйдет в эфир. Дафна, одетая в элегантную эко-шубулавандовогоцвета (как бы Лана не предлагала вновь надеть соболиную, Дафна упиралась, потому что в Москве не так холодно, и необходимость в натуральном мехе пропала), одной рукой цеплялась за Олега, другой — за Рому. И выгляделабесконечносчастливой. И тут оказалось, что среди фанатов даже нашлись те, кто притащил плакаты сСоболепсаковыми, перерисованными на манер постеров для «Дневников Вампира». Этих ребят сейчас вообще пришлось откачивать. Но тут Дафна обратила внимание на магазинчик с шаурмой, куда как раз шустро несся Илья Ларионов, и все атмосфера блистательности троицы разбиралась о капризы беременной девушки. — Мальчики-и-и… Я тоже хочу… — Все будет,нашарадость, — немедленно сияет Рома, потому что желание беременной жены — это, по определению, закон. — Олеж, перепоручаю красавицу тебе. — Отнесусь к заданию со всей ответственностью, — смеется Шепс, не удерживаясь от того, чтобы поцеловать жену в висок. А Рома уже несется в сторону того самого магазинчика, но, правда, скачет весьма аккуратно — дома весь все равно исстрадался на тему черного синяка на полтела. На ходу его пытаются перехватить фанатки, попросить хотя бы автограф, но Рома отмахивается, со счастливым визгом несясь на встречу со своим духовным отцом. В это время Олег и Дафна проходят непосредственно в особняк, встречаемые единогласным восторженным визгом. Очевидно, что это — два наиболее вероятных кандидата на победу. И все же, среди толпы, имя Дафны звучало намного чаще, что не могло заставить Олега не улыбнуться. Его главная победа уже держала его под руку. Внутри уже установлены четыре трона для финалистов. Они оказываются первыми — дажеглавного оператора, которому выпало снимать финалистов в здании, еще не было. Можно было вести себя свободно. Хотя после их интервью… Олег успевает только помочь Дафне раздеться, когда в зал влетает восторженный Рома. — Максимально сумасшедшее сочетание с голубым сыром для прекрасной леди! — щебечет Рома, со своей драгоценной и еще даже не остывшей ношей — так бежал, так бежал — опускаясь перед троном Дафны на одно колено. — И душная классика для ненаглядного Олежи! Гулять так гулять, сегодня за мой счет. — А себе? — хмыкает Шепс, но щедрый дар все-таки принимает. — Во-первых, вам нужнее! Вам тут еще столько торчать. Но если что, отхомячу у тебя. А во-вторых… — И тут Рома принимает свой самый драматичный вид. — У меня кусок в горло не лезет от нервов! Буду торчать там, совсем один, за этими страшными дверями… Я уже пообещал Илье, что от переживаний залезу ему на голову… Дафна припадает к своей шаурме, стараясь не перепачкаться в соусе, но не может не хихикать с нервозности Ромы. Вроде бы должны нервничать они с Олегом, но… Должно быть, Соболев решил отдуваться сегодня завсю семью. А сама она сегодня в совершенно непривычном для себя образе. В течение беременности Дафна обычно носила любимые летящие платья, по большей части живот даже скрывающие, но не в этот день. В этот день бывшая Булгакова решила отдать честь образам беременных Рианны и Кайли Дженнер. Элегантный, глубокий черный оттенок платья, узкая юбка которого шла в пол, не был похож на ее обычный выбор. В какой-то степени… Это даже говорило об ее собственных изменениях. Дафна ведь больше не чуралась работы с темными эгрегорами. Но главной фигурой платья был, конечно же, открытый живот. Все потому, что во многом этот финал — заслуга Марка. Грудь поддерживали завязки, и, несмотря на открытость, пошлым образ не выглядел совершенно. Главное — шаурмой на юбку не накапать, вот это да. Тем временем, следующим в готический зал зашел Влад Череватый, ничуть не удивляясь присутствию Ромы. Если бы была возможность попасть на объявление результатов, очевидно, Соболев бы без мыла влез. Ну, а пока… Влад решил успешно выполнить угрозу, данную им еще в интервью о Дафне. Не мог он не уссываться с того, что успевала рассказывать ему подруга про сексуальные эксперименты троицы. Оставалось дождаться лишь последнюю финалистку, которой сейчас помогал выйти из такси, собственно, главный оператор этого вечера. Толпа радостно запищала про виде Перси, и Макс, обняв ее за талию так, чтобы камеры ловили ее самые удачные ракурсы, усмехнулся ей на ушко: — Спорим, Ромыч дико психует, что даже я смогу присутствовать в готзале, в он нет? — Я готова поклясться, что он сегодня залезет на голову Илье, потому что будет переживать за всех, — хихикает Перси, но почти сразу расплывается в более мягкой улыбке, на мгновение уткнувшись носом ему в плечо. — Я так рада, что ты сегодня со мной. И здесь, и в готзале, и… и вообще. У нее в последнее время от любви совсем дар речи пропал. Потому что, вообще-то, она даже боялась просить. Понимала, что Макс уже официально вписался в операторство, что у него будет работа… В итоге снимать надо было уже давно — они приехали самыми последними. А Макс все равно тут. С ней. И как Перси вообще могла… не влюбиться в него всей своей черной душой? В итоге до особняка они проходят вместе, наводя знатную шумиху. Перси все не могла перестать улыбаться — и потому, чтоеезолото идет с ней, и потому, что из толпы неожиданно часто звучало ее имя. Даже плакатики нарисовали. А в самом зале, где уже собрались все финалисты, было не менее весело. Явно уже обиженный на весь мир Рома расположился на подлокотнике трона Дафны, пока Олег между делом подкармливал его шаурмой в знак моральной поддержки. Сама сестра старательно делала вид, что не хихикает и вообще сама серьезность, но Череватый сыпался за десятерых. — Шаурму точите, и без меня-я-я-я? — с наигранным ужасом вопрошает Перси. — Ладно, я не против. Мы просто забыли про то, что собираться надо. И встретились двачудовища. Одно — не имеющее ни малейшего представления о концепции времени, а второе — просто бесконечно в него влюбленное и больше ни о чем не думающее. Под все той жесоболинойшубкой прятался специально приобретенный для финала наряд. В стиле Перси — белое платье-рубашка с ассиметричным кроем и рюшами на одной стороне, а сверху — затянутая черная жилетка с длинным поясом. Дополняли образ черные кружевные перчатки, чокер и грубые ботфорты со светлыми колготками… И еще буквально никогда Перси не чувствовала себятакой красивой. Но садиться она все равно не спешит. Сначала — к Максу ластится, дразнится, целуя его в уголок губ. — Давай, работай,золото, — хихикает Перси. — А я уже соскучилась. — Фу, такие милые, — ворчит на них все еще надутый на весь мир Рома, хотя по глазам видно, что из-за увиденного он очень даже довольный, — у меня ща зубы заболят. — Слушаюсь, моя чертовка, — довольно усмехается Макс, не обращая внимания на брата и даже не замечая, что вообще-то впервые к привычному прозвищу назвал еесвоей. — А ты разве против чего-нибудь милого? — невинно хлопает ресничками Дафна, обращаясь к Роме, чтобы в следующее мгновение приподняться и прикусить мочку его уха. В конце концов, тут уж точно все свои — это тотчас доказывает Череватый, буквально взрывающийся новой порцией смеха при виде лица младшего Соболева в этот момент. А Макса в этот момент уже настигает Коля, уводящий с собой к аппаратуре. В зал входит уже всем знакомая администратор с самым обреченным видом и объявляет, что пора начинать поздравительную часть с теми сильнейшими, кому не удалось попасть в финал. И… Как же приятно было вновь всех видеть. Надежда Эдуардовна, Костя и Нино, держащиеся за руки с больно загадочным видом, Марьяна и даже Дима Матвеев. Сестрам Булгаковым дарили цветы — столько цветов, что будет трудно их вообще развести по домам. Не явился лишь Саша. И оно, в принципе, было понятно. Да и… Слава Афродите, Эросу, вообще всему Олимпу, Сатане и всем-всем-всем. Роме удалось мелькнуть в зале еще лишь разок — вместе с Ильей, Андреем Кислициным и Верой Сотниковой. И, конечно, Дафна успела послать ему воздушный поцелуй поддержки — ну явно же больше нервничает, чем они тут все вместе взятые. А потом… Наступил момент Х. Четверка финалистов эпичной проходкой направляется по лестнице в основной готический зал, где их уже ждут Марат и заветная золотая рука. — Олег, Владислав, Дафна, Персефона… — начинает Башаров, и тут со стороны камер вновь слышится грозное напоминание: «Перси», но ведущий не выкупает. — Рад приветствовать вас нафинале«Битвы Сильнейших». И он продолжает свою речь, вертит в руках золотой конверт. Дафна со вселенским спокойствием переплетает пальцы с Олегом, подмигивает Владу и Перси. Ей, вне всяких сомнений, было бы приятно поставить эту руку к своей синей… Но, на самом деле, она бы с легкостью отдала победу любому из тех, кто сейчас стоит с ней в готзале. Муж. Сестра. Лучший друг. И все достойнейшие. Марат, продолжая пытаться раздразнить финалистов, вскрывает золотой конверт чертовски медленно, хотя правда в том, что… Не нервничает здесь абсолютно никто. Лишь… Немного грустно даже, что этот тернистый, но прекрасный путь, действительно, закончен. Звучит финальный аккорд. — Я готов огласить результаты голосования телезрителей. Дафна мягко улыбается, в моменте вдруг ловя порыв поднести руку Олега к своим губам, чтобы поцеловать костяшки пальцев. — Итак… Четвертое место занимает… — и все тянет резину излюбленно. — Занимает девушка. Очевидно, одна из сестер Булгаковых… Дафна поворачивается к Перси и вдруг ловит ее сияющую улыбку, полную поддержки. Старшая сестра уверена, что победит младшая. — Четвертое место в «Битве Сильнейших» занимает… Персефона Булгакова. Перси, вам слово. А что она могла сказать? Перси и правда улыбалась так, как будто бы заняла не четвертое место, а как минимум стала какой-нибудь абсолютной победительницей. В своем сезоне было обидно. А сейчас она буквально светилась от восторга, ужезная, чем все закончится. — Я не рассчитывала оказаться в финале вообще, — смеется Перси. — И я бесконечна благодарна каждому, кто проголосовал. Проекту, который принес… столько всего классного. Мне нравилось быть здесь. И я пока плохо представляю, как жить без съемок, испытаний, готзалов, но… Дальше — только лучше. Интереснее. Исчастливее. И опять на Макса смотрит. Просто не может не смотреть. А потом поворачивается к сестре, с самым лукавым видом обронив: — Тем более, у меня еще будет возможность подержать золотую руку. Все понимают, о чем я? — Пер… си, — а вот тут Башаров все-таки догоняет, — вы так уверены, что победит ваша сестра? — Язнаю, что победила она. И я всегда знала, что это будет она. — А потом Перси даже обреченно вздыхает. — Марат, ну экстрасенсы мы тут или кто?.. Дафна еле давит в себе натуральное такое смущение — потому что смотрят на нее одинаково и сестра, и Влад с Олегом. Башаров пытается держать интригу, как может, но, очевидно, в этом сезоне это не прокатит. — Бронзу, третье место в «Битве Сильнейших» получает… — Мужчина, — заканчивает за него Череватый. — Вы же это хотели сказать, чтоб потянуть? — Все верно, Влад, — сокрушается ведущий. — И это вы. Владислав Череватый занимает третье место! — Ну что я могу сказать, — а тот на удивление улыбается во весь рот. — Увидимся в следующем сезоне. А сейчас… Я просто искренне порадуюсь задрузей. Марат бы потерял дар речи, если б ему не предстояло сейчас оглашать последние результаты — выбор телезрителей между мужем и женой. — Отрыв составил… Всего три процента! Олег, Дафна, в голосовании вы до последнего шли вровень. Но победитель будет лишь один. И… Я так понимаю, вас ничего не смущает? — качает головой. — Хотя и понятно, что золотая рука будет стоять в одном и том же доме… Я все же не имею права не озвучить. Победителем «Битвы Сильнейших» становится… Дафна Шепс! Дафна же стоит, как вкопанная, только крепче сжимая руку Олега в своей. Она — та, кто изначально победы даже не желала. А тут… И правда. — Олег, как серебряному призеру, сначала слово вам. — Соболева-Шепс. — А? — чуть рассеянно переспрашивает ведущий, видимо, уже уставший от того, что его сегодня все старательно поправляют. — Соболева-Шепс, — повторяет Олег тверже, но сам все не может перестать улыбаться. — Я хотел сказать, что упобедительницы«Битвы сильнейших» двойная фамилия. Дафна Соболева-Шепс. Лицо Башарова вытягивается в непередаваемую гримасу удивления и почти отчаяния, пока над ним вдвоем хихикают Перси и Влад, уже забившиеся на тему того, что еще где-нибудь пободаются на тему откупа для бесов. А Олег смотрит только на Дафну, и во взгляде этом столько абсолютной любви и благоговения даже, что момент этот еще долго будет разлетаться на эдиты. — Я же сказал.Сильнейшая, — мягко-мягко говорит Олег, прежде чем ласково погладить ее пальцы. — Я тебя провожу, моя луна. Я буду рядом. Пора забрать твой приз. — Мой приз держит меня за руку, — смеется Дафна, хотя у самой глаза блестят от слез искреннегосчастья. — Ещё один сейчас сойдет с ума на лестнице. А главное мое достижение на этом проекте явится в двадцатых числа января… И судорожно выдыхает. Не ожидала ведь. Правда. — Но ты прав, блестяшку надо забрать. Одна сорока очень обрадуется. И они вместе подходят к золотой руке… Чтобы Дафна могла примериться к ней. Поднять, оценить увесистость, но так до конца и неосознать. А скоро интернет заполонят ещё и эдиты с самой Дафной под «I am not a woman, I’m a god» Холзи. Потому что, что интересно, она входила в альбом, записанный певицей в период беременности. — Дафна, скажете пару слов? — У меня нет заготовленной речи, — признается она. — Но я благодарна. Благодарна всему шоу, каждому, кто сейчас стоит со мной в этом зале, каждому, кто ждет снаружи. И я… Я правда получила здесь очень многое. И золотая рука — это, наверное, просто красивая точка. Точка именно на этом отрезке пути, чтобы, как и сказала Перси, дальше было только лучше. И далее следуют очередные групповые объятия — все четверо финалистов обнимают ту, что их объединяла. Тяжелые двери открываются, выпуская сначала операторов, что снимут момент триумфа крупным планом. На лестнице все затихают, затаив дыхание… И Дафна выходит из готического зала, крепко держа в одной руке ладонь Олега, а другой поднимая вверх золотой кубок. И собравшиеся взрываются аплодисментами и оглушительными выкриками в честь победительницы. Каждый хочет сорваться вперед, чтобы самым первым поздравить Дафну с абсолютно заслуженной победой, но быстрее всех успевает Рома. Вцепившись и в Дафну, и Олега мертвой хваткой, он все равно пытается прижаться еще ближе, а сам два слова связать не может, потому что ревет. — Он рыдает последние минут десять, — смеется оказавшийся к ним ближе всех Илья. — Завали! — вскидывается на него Рома, но Ларионов только смеется в ответ. — У меня мечта, блин, исполнилась! Потому что… потому что… я так хотел, чтобы ты победила, Даф! Правда же. Мечта исполнилась. Рома просто не выдержал напряженного момента и нахлынувших чувств. И Олег смеется, сгребая обоих в свои фирменные объятия. Соболепсаковскую многоножку наконец увидит вся Россия. — Мы победили, — улыбается Шепс. — Это все вы, — смеется и сама Дафна. — Нет, ну вы видели вообще, как взлетела наша популярность после байтов в течении всей осени?.. Так что да — победили именномы. И вновь — цветы, поздравления, кто-то даже принёс хлопушки. Очень искренне рыдающую фанатку даже подпустили поближе, чтобы она могла отдать Дафне, Роме и Олегу легендарный плакат с Соболепсаковыми, который… Они же реально повесят его в спальне. В платье Дафны карманов не было, поэтому ее телефон все это время лежал в пиджаке у Олега, и в какой-то момент он начал нещадно разрываться. Звонила мама. Дафна просто не имела права не оторваться от съемок и не ответить. — Мам? — Поздравляем! — хором рассмеялисьобародителя, а потом продолжил уже Михаил Афанасьевич: — Представляешь, я даже не смотрел вас магией. Сидели с вашей мамой, судорожно мониторили каналы «Битвы» в телеграме… Это он так тонко намекает, что больше никогда не будет лезть в личную жизнь дочерей. — Милая, мы понимаем, что вам там сейчас немного не до нас, — продолжает Алла Евгеньевна, и ее мысль тотчас подхватывает муж: — Мы хотим пригласить наших девочек к нам на семейный Новый год. С мужьями, разумеется. И с животными. Приезжайте на несколько дней вообще. Будем смотреть «Одного дома», салаты трескать… Дафна аж просияла. Поговорить по телефону под прицелами камер долго не вышло, поэтому вскоре пришлось закругляться, но она сразу помчалась к сестре, чтобы передать приглашение родителей, когда к ним с Перси подошла Нино. И тоже не с пустыми руками. Сегодня уже Костя и Нино и подарили Дафне и Перси два огромных букета в качестве публичной поддержки. Однако у Гасановой (будущей Гецати) были еще два небольших презента для девчонок… но для начала ведьма просто сгребла в свои объятия Дафну — победительницу не только этого проекта, но и всех их сердец. Она ведь действительно заслуживала этого, как никто другой! А теперь еще и так гордо будет звучать — Дафна Соболева-Шепс победительница Школы Экстрасенсов, Битвы Экстрасенсов, а теперь еще и Битвы Сильнейших. Собрала все что только можно, и казалось её победа была далеко не только в этих проектах. — Даф, ты лучшая! Я так тобой горжусь! — эмоционально шептала Нино, крепко прижимая к себе такую счастливую Дафну. И на самом деле внутри такая искренняя радость разливается — она возможно за себя бы так не радовалась, как за Булгакову… Все таки она этого искренне заслуживает. — Спасибо тебе огромное за всё, что делала для меня и Кости. — и еще чуть тише добавила, — И вообще за то, что сводила нас раз за разом, — а затем поцеловав её напоследок в щеку, вручила ей одну из коробочек. И протянула её рукой, на которой красовалось новенькое помолвочное кольцо. Дабы дать Дафне пару секунд для загрузки, Нино тут же подскочила с объятиями к её сестре. — Перси, я тебя тоже поздравляю с финалом… и я искренне рада, что в этот момент могу поддерживать тебя. Не смотря ни на что, ты большая умница! — еще крепче, чем ее младшую сестру, обняла пока что Булгакову Нино. И вправду, это было так удивительно и одновременно с этим по-теплому трепетно, что не смотря на все их даже самые жесткие разногласия, к финалу они смогли прийти не просто к нейтралитету, а действительно к перемирию. Чмокнув и Персефону в щеку, Гасанова тоже протянула ей коробочку с подарком. Протянула все той же рукой с кольцом. А в заветных подарках были подвески со значком из сериала «Зачарованные», так ведь Костя их назвал однажды. Сила трех. К тому же у самой Гасановой на шее сейчас тоже висела именно такая подвеска. Вообще их втроем как фанаты не называли: и панки, и Зачарованные, и даже шутки про Виагру были. Особенно после совместных фотографий всех троих с Константином. Не Меладзе конечно, но не менее уморительно. — Я знала! — смеется Дафна, рассматривая новенькое колечко Нино. — Я чувствовала это ещё тогда, когда Костя залип на тебя в финале «Школы Экстрасенсов»… А что касается подарка Гасановой… Черт, опять глаза слезятся. — Мы тебе и дочери, и личное проклятие, да, Нинош? — и Дафна не могла не придать новенькую подвеску с груди. — Перси, давай помогу застегнуть. А ты мне. Вскоре уже все три подвески оказываются на шеезачарованных. И Перси, невольно засмотревшись на блестящее колечко на пальце Нино, с самой лукавой улыбкой протягивает: — А в Осетию ведь не нужен загран?.. И бросается обнять сразу обеих. И вот теперь все точно было хорошо. Так завершилась история Нино Гасановой и сестер Булгаковых в рамках проекта «Битва сильнейших». Но на самом деле… им еще есть, о чем сказать. И не только им.