CHARMED

А после лета настает триумфальное возвращение «Битвы сильнейших». И первые же съемки назначили достаточно рано, предполагая, что после долгого перерыва материала для нового выпуска, который как раз станет тринадцатым, будет предостаточно. И, справедливости ради, Рома ранние съемки ебал. Он и в принципе-то жаворонком никогда не был, более-менее раздупляясь только сильно после двенадцати, но сегодня день был легендарным, потому что Соболев, с головой закутанный в одеяло, выполз к завтракающим Олегу и Дафне даже почти вовремя и, упав на стул, триумфально объявил: — Не ссыте. Я вас отвезу. — А потом, зевнув во весь рот, окончательно добил: — Мне по работе надо. Олег аж подавился кофе. — Ты еще и работать умеешь? — Я ебанный юрист, так-то. Был. — И вот об этом Рома не то что бы сильно жалел… — Все лучше, чем твои видосы, Олеж. Дафна даже не знала, с кого сыплется сильнее. Но, тем не менее, не смогла промолчать, выдавая всю правду о Роме с потрохами: — Он сессии проплачивал через университетские кассы, а все лекции просиживал у меня дома. А сама пока поднялась на ноги, чтобы положить в тарелку омлет для Ромы — теперь она, очевидно, готовила сразу на троих. И, выдав ему его порцию и кружку сладкого кофе со сливками, невозмутимо садится обратно. — Э-э-эй, ты должна была быть на моей стороне! — немедленно возмущается Рома. Не то что бы это была великая тайна, но… — Зато у меня есть бесполезная красная подставка под бутылки, потому что нигде этот диплом так и не пригодился. У меня была возможность, я ей воспользовался. Прежде чем заржать в голос, Олег выдержал драматическую паузу, но в итоге все-таки посыпался. — «У меня была возможность», — передразнивает он Соболева. — Сам понял, че за кринж сморозил? — «Кринж», новые мемные словечки выучил, вайбовый ты наш? — немедленно парирует Рома тут же. А цапались они тем временем как женатики с многолетним стажем. — Все равно, я теперь жесткий безработный, а Олег своими видосиками семью не прокормит, — продолжает Рома, тупя в кружку с кофе. И тут же весьма лихо подрывается до холодильника, вспоминая о своем главном сокровище — энергетике. И, приложившись к банке, даже ожил сразу, пока Олег не объявил: — Я сдам его в кардиологию, если он сегодня ночью опять попрется за энергетиками. — Я нажалуюсь Людмиле Шотовне, что ты меня обижаешь, — откликается Рома. — Я могу прожить сегодняшний день только под энергетик и кофе. — Ты привыкнешь, Олеж, — вздыхает Дафна. А у самой было, на самом деле, довольно меланхоличное настроение — не слишком уж и хотелось возвращаться на съемки, да и, в целом, сегодня у нее расшалились гормоны. Поэтому на остальные заявления Ромы она реагирует весьма запоздало: — А что за работа? У тебя от нас какие-то тайны? — Пока не расскажу, — отмахивается Рома в ответ. — Ну, как все получится, узнаете. Отвечаю, вам понравится. Вообще изначально это предложил Илья Ларионов, с которым Рома хоть и познакомился в живую только на свадьбе, но задружились они очень быстро. И идею Рома воспринял с огромным энтузиазмом. Если все получится, будет замечательно. Если нет… содержанкой Олега быть такое себе. — Ты — и не рассказываешь? — с подозрением переспрашивает Олег. — Это что-то новенькое. — В проститутки иду, Олеж, в проститутки, — отзывается в ответ Рома и подрывается с места, так и не притронувшись к омлету, зато напившись кофе с энергетиком. — Все, я одеваюсь и погнали. И скачет обратно в комнату, все так же в одеяле. — Зная его, вариант про проститутку имеет право на жизнь, — усмехается Олег ему вслед. — Пошли тоже собираться. — Пошли, — с очередным вздохом соглашается Дафна, ворча себе под нос что-то про перевод продуктов. Для сегодняшнего готзала она выбирает максимально воздушное платье, отлично скрывающее живот — никаких официальных анонсов беременности они так и не делали и, в принципе, не собирались. Очевидно, что рано или поздно все станет понятно само. И вот, поправив на Олеге, решившем выглядеть сегодня торжественно, бабочку, Дафна вслед за Ромой покидает квартиру. Весь путь она залипает в окно, поэтому даже не сразу понимает, в чем дело, когда они подъезжают к воротам особняка Стахеева, а охранник на входе тормозит машину. И когда Рома опускает окно, чтобы выяснить, в чем дело, они слышат судьбоносное заявление: — Ваш автомобиль в черном списке, мы не можем пропустить вас на парковку. Дафна недоумевает ровно три секунды, пока до нее не доходит — Соболев же, блять, ещё в той половине сезона умудрился вписаться на машине в ворота особняка и самым буйным образом едва не добрался в готический зал. Конечно, его записали в дебоширы. — Между прочим, я об ваши ебанные ворота себе бампер расхреначил… — бухтит себе под нос Рома, но охранник смеривает его таким нечитаемым взглядом, что приходится разворачиваться, не переставая ворчать. Кажется, это даже был тот же самый чувак. Он не был уверен, потому что свои геройства помнил редко, но, судя по взгляду, охранник самолично вписал себя в список людей, которые мечтают Рому отпиздить. И он уже становился слишком большим. — Как будто я без машины на территорию не попаду… — продолжает ворчать Соболев, даже когда они уже отъехали. — Я же через забор перелезу, если приспичит… Было такое, кстати. Со своей отсутствующей физической подготовкой Рома чуть не умер при этом, но вершина была взята. — А еще можно было просто на него наехать… — Просто езжай на другую парковку, пройдемся пешком, — предлагает Олег, ничуть не сомневающийся в том, что если Роме захочется, он и на машине попадет на территорию. А потом добивает: — Я куплю тебе энергетик. — Я похож на человека, который ориентируется в ебанной Москве? — интересуется Рома в ответ, который буквально тут всю жизнь и жил. — Но за два энергоса согласен. — Припаркуйся у сада Баумана, — советует Дафна. — Мне срочно нужен хот-дог, иначе я начну убивать. Ну реально все бесит — ещё и поясница заныла. И когда они уже идут вместе по аллее, она цепляется за их руки, еле плетется, в настроении лишь капризничать и хотеть домой. — С днем содержанок Олега, получается! — Зато Рома в преддверии энергетиков — сама бодрость. Расположив Дафну на ближайшей лавочке, он, страсть какой довольный и собой, и сегодняшним днем, объявляет: — Подгорайте на солнышке, сейчас все принесу. И успевает свинтить быстрее, чем Олег вообще осознает, что Рома стащил у него не только карту, но и телефон. — Тяжело… — наигранно вздыхает Олег, садясь рядом с Дафной и позволяя ей буквально растечься на себе, обнимая за талию и гладя по животу. — Не переживай, сейчас немного отмучаемся и домой. Их-то испытание будет только на следующей неделе. И единственное, что Олега радовало — то, что оно будет совместное. Даже несмотря на то, что теперь можно было спокойно оставлять Дафну с Ромой. Ну, относительно. Рома и «спокойно» — это все еще антонимы. Но возвращается Соболев действительно быстро. И даже весьма плодотворно. — Это — прекрасной фее, — начинает он, преподнося Дафне сразу два хотдога. Потому что гиперболизация и Рома — это как раз синонимы. — Это — ЗОЖному душниле… — И почти в лицо кинул Олегу пачку сигарет, потому что кто, если не Рома, о нем позаботится. — А это — мне. Две банки энергетика легко превратились в четыре. Олег забирает одну, почти сразу начиная читать: — «Не рекомендуется употребление детьми в возрасте до восемнадцати лет, а также лицами, страдающими повышенной нервной возбудимостью, бессонницей, артериальной гипертензией». Смотри-ка, все про тебя. — Лучше радуйся, что это не мефедрон опять. Может и до чая скоро дойду, — отмахивается Рома. А потом, открывая банку, с самым сияющим видом предлагает: — Хочете? — Мне нельзя, — напоминает Дафна. — И тебе в идеале тоже. Мы не для того тебя постоянно спасаем, чтобы ты умер от глупого сердечного приступа. Хот-доги немного ее задобрили, но необъяснимое желание жестоко покусать этих двоих никуда не делось. Потому Дафна тяжко вздыхает: — Ладно, пошли уже в готзал. — Ты заражаешь ее душниловством, — закатывает глаза Рома. — Если Марк тоже будет душнилой, я не выдержу и прыгну с окна, я вам отвечаю. Радовались бы, реально, что он не таблетки жрет, а всего лишь энергетики. По сравнению с его предыдущими зависимостями, это был почти детский лепет, а так — хоть какое-то переключение. К проснувшимся подозрениям Олега, Рома потащился с ними до самого Стахеева, не отвечая на вопросы. Но уже на территории переключился на Илью Ларионова, встречая его как лучшего друга. — Я вас заберу потом! — заверяет их Соболев, почти сразу снова возвращаясь к Илье и начиная ему что-то воодушевленно навязывать. И только уже входя в Готический зал, Олег благополучно вспомнил, что, вообще-то, ему сегодня будут выставлять баллы. И это отвратительное испытание с зародышами… и омлет, которым они сегодня завтракали… Олег преисполнился. Еще больше преисполнился, кажется, идущий следом за ним Саша, с которым они не виделись с момента свадьбы. На лице брата так и читался невысказанный вопрос, но от комментариев он воздержался. А еще сегодня их было восемь. К сожалению, Дима все-таки не передумал и покинул проект. — Добрый вечер, уважаемые экстрасенсы! — приветствует их Башаров. — Как вы видите, сегодня мы встречаемся в меньшем составе. — Скучать не будем, — пожимает плечами Персефона. — Слабак. Однако неозвученный вопрос о том, придет ли кто-то на место Димы, Башаров пока не разрешает, напоминая о последнем испытании в Башкортостане. Марьяна поделилась со всеми, что не ела яйца целый месяц, на что Костя возразил, что его это не останавливает. Около флиртующий диалог про то, кто чьи яйца съел, проходил под закатывания глаз Нино и ее цоканье языком, и потом перешли к выставлению оценок от зрителей. — Персефона, Марьяна, — обращается к ним Марат, — сейчас у вас минимальный разрыв в баллах. Марьяна, как думаете, обойдете нашу чернокнижницу? — Я ее сделаю, — легко откликается Марьяна, на что Перси показывает ей средний палец, целует его и отправляет воздушный поцелуй. Нино же на это лишь довольно хмыкнула. Уверенность и невозмутимость Персефоны ей лишь в очередной раз напоминала ей себя в молодости. Вообще настроение у Гасановой кстати было просто прекрасным — последние события лета знатно прокатили ее на эмоциональных качелях, а в особенности неоднозначная свадьба Олега и Дафны. Но тот факт, что они с Костей стали парой перекрывал все другие эмоции и делал женщину непомерно счастливой. Все таки она уже подзабыла какого это чувствовать такое воодушевление и влюбленность. Даже принарядилась сегодня ради Гецати — надела одно из тех платьев, которое они однажды выбрали с Романовой. Романтика в воздухе, к слову, витала не только между ними с Гецати, но и между Булгаковыми и Шепсами. А точнее вся четверка носила теперь фамилию Шепс. И этот факт не смог пропустить Марат. Он перевел интригующий взгляд на Дафну и Олега: — Насколько мне известно у некоторых из наших экстрасенсов выдалось весьма продуктивное, неправда ли? Дафна, Олег, — Башаров многозначительно поиграл бровями, взывая молодоженов к рассказу. Он то был на их свадьбе и прекрасно там провел время: выпивал, танцевал с Марьяной и… весьма неоднозначно поглядывал на Рому, который вился рядом с женихом и невестой. — Марат, вы же сами все знаете, — загадочно откликается Дафна. — Это было эпично, — соглашается Влад. — Давайте скажем большое спасибо Нино, нарисовавшей мне перманентным маркером хуй на лице, пока я спал. — Серьезно? — прыскает со смеху все та же Дафна. Она-то всю собственную свадьбу посвятила своим мужьям, забыв про всех остальных напрочь. Гасанова же на это лишь громко рассмеялась, и перевела смешливый взгляд на Череватого: — Потому что нечего засыпать в разгар веселья, — на самом деле Нино ну очень смутно помнила как в её руках тогда оказался перманентный маркер, и как она очутилась рядом с заснувшим Владом. Потому что гораздо четче в ее памяти отпечаталось то, как совершенно случайно она буквально лицом поймала букет невесты. Кажется они с Костей тогда одинаково ахуели от жизни — казалось бы только выяснили отношения и решили стать парой, а вселенная намекает. Гасанова же тогда, вообще не стесняясь, смачно поцеловала Гецати на глазах у остальных гостей. Перекосившееся от недовольства лицо Марьяны в тот момент надо было просто видеть — а она ведь тогда целенаправленно стояла и ловила букет. — Нет, ну это было весело. Особенно… некоторые моменты, — не может не вклиниться Перси. И особенно сложно было не улыбаться, вспоминая про то, как Людмила Шотовна очаровательно послала Сашу. А, ну и Рома, блюющий могильными червями — это тоже увлекательно. А еще… — Кстати, об этом, Персефона, — Дьявол, Башаров опять вспомнил про нее, — а ведь у нас, если я правильно понимаю, действительно четверо Шепсов? И тоже намекает на свадьбу. Перси же, сегодня просто непробиваемая, только как ни в чем не бывало разводит руками. — Это стадное чувство, Марат. Все Шепсы, и я тоже решила, что надо, а тут Саша как раз, — смеется Перси в ответ. А вот то, при каких обстоятельствах было сделано предложение, почему в том числе они старательно скрывали свадьбу — это уже тайна, которую она планировала унести с собой в могилу. — Дай бог, чтобы в итоге не все в готзале носили фамилию Шепс, — покачала головой Нино, — А то больно агрессивно размножаются. — нет, честно говоря, теперь уже Гасанова была искренне рада за Сашу с Перси — их тихая роспись сейчас казалась прямо-таки пиком адекватности в этом безумном мире. А вот посмеялась уже Дафна, учитывая, что в данный момент внутри нее рос еще один Шепс. К тому же, она не удивится, если Рома в итоге тоже сменит фамилию, учитывая его контры с отцом. — Ладно, заканчивайте уже, — просит она, облокачиваясь на Олега. — Все равно все мы знаем, что лучшие новости о себе узнаем в небезызвестном канале в «телеге». — А теперь, давайте все же перейдем к оценкам телезрителей, — предложил Марат, развеселенный услышанным обсуждением. В итоге Марьяна получила 7,4, что было поразительно много для неё, но все еще достаточно немного относительно баллов остальных экстрасенсов. Поэтому Нино еле сдержала ехидную улыбку во время того, как Романова счастливо прыгала во время оглашения результатов голосования зрителей. А вот Олег получил уже 8,9 — для него это было неплохо, но и не самый идеальный результат. И Саша, который отчего-то сегодня был бесконечно довольным и счастливым, получил от зрителей всего 7,7 баллов. Было даже несколько удивительно, что старший Шепс — любимчик фанатов оказался худшим в тройке. Даже сияющая самодовольная улыбка сошла с его лица и сменилась на плотно поджатые губы и нахмуренные брови. — Но вы же понимаете дорогие экстрасенсы, что мы не сможем продолжить наше шоу без девятого участника, — предвкушающе потирая ладони вдруг напомнил Марат, оглядывая всех экстрасенсов, как бы провоцируя тех на реакцию. — Что, нашли замену трусу? — горделиво вздернув подбородок, отозвалась Нино, расплываясь в язвительной ухмылке. Её все еще поражало то, что Матвеев действительно слился с сезона — лишь сильнее упал в её глазах. — Можно и так выразиться, Нино, — хмыкнул Башаров. — А тем временем я рад вам представить девятого участника «Битвы Сильнейших»! Встречаете — Надежда Шевченко, финалистка 17 сезона «Битвы Экстрасенсов», — торжественно объявил Марат, на что Гасанова не могла сдержать восторженной и удивленной улыбки — к Шевченко она относилась с очень большим уважением и сильно любила её. — Я очень рада присоединиться к составу «Битвы Сильнейших», и думаю теперь битва станет гораздо ярче, — заняв свое место, воодушевлено отозвалась Надежда Эдуардовна, вызвав на лице большинства экстрасенсов улыбку. — Однако теперь дорогие экстрасенсы, к большому сожалению объявляю, что баллы за первую половину сезона будут обнулены, ведь теперь в битву вступает новый участник, — объявил Марат, пожав плечами, на что Нино максимально грустно вздохнула. Целый сезон так стараться, рвать жопу ради этих баллов, чтобы в итоге они так легко сгорели. — Очень рады вас видеть, Надежда Эдуардовна, — с улыбкой откликается Дафна. Вот кому-кому, а ей точно было плевать на баллы. И тогда Марат объявляет первую тройку нового сезона — как раз новоприбывшая Шевченко, Костя и Марьяна. И когда короткая, но отчего-то безумно изнурительная съемка завершается. Дафна и Олег буквально вываливается из душного особняка, и она буквально падает в руки уже ждущего их Ромы. Прижимается к нему со всем доверием, на какое вообще способен человек. Даже поразительно то, насколько она до сих пор его любит. Буквально что бы он ни сделал. — Обними меня и отвези домой, пожалуйста, — выдыхает Дафна ему в шею. — Я лично вот сейчас уже дома, можем и не ехать никуда, — тихо смеется Рома, обнимая ее обеими руками и прижимая ближе к себе, чтобы устроить подбородок у нее на плече и мечтательно вздохнуть. Потому что хорошо. И неважно, что у него внутри все еще сидит дичайший страх в очередной раз проебаться. И неважно, что он до сих пор искренне сомневается в том, что хотя бы на каплю заслужил все происходящее. Просто… когда она рядом, искренне хочется стараться быть хорошим, а не чудовищем. — Все получилось, кстати. Скоро ужасно удивишься, — делится Рома, бегло мазнув взглядом по зацепившемуся языками с братом Олегу. И тогда он почти как ни в чем не бывало предлагает: — Давай сбежим от него? Ну, хотя бы до машины. Саша косится на эту парочку и всё не может выкинуть из головы целый клубок тревожных мыслей — кто, блять, кого? Ему до сих пор не понять, как Соболев умудрился завоевать столько любви — в том числе матери Шепсов, которая даже больше не звонила самому Саше. А Дафна задорно смеется, вдыхая такой родной запах Ромы. Он все еще пользуется тем парфюмом, который ему подарила она. В этом есть что-то чертовски нездоровое, да. Но он — ее ангел. — Побежали скорее в таком случае. И им приходится активно стартануть — бежать-то аж до сада Баумана. Держась за руки, они смеются и заваливаются в машину, где Дафна сразу обхватывает лицо Ромы ладонями, целует в губы максимально чувственно. Ее сокровище. — Знаешь, сколько я об этом мечтал? — почти задыхаясь, задает очевидный вопрос Рома и не может не обнять снова. — То есть… на самом деле, и не мечтал даже… Серьезно, даже в самых безрассудных фантазиях представить не мог. Потому что был уверен, что все. Не готов был попрощаться, но мысленно понимал, что шансов нет. А оказалось, что у него есть не шанс, а прямо… шансище. Но нет, в пизду очередной приступ меланхолии. Сам себе же и пообещал. Так что Рома трясет головой, отгоняя тоску, и потом вдруг начинает почти сиять. — Я вспомнил! Ты же не знаешь, с чего я вообще, блять, решил тебе позвонить. — Сам же и ржет по итогу. — Короче, после таблеток и текилы я пошел рыдать под «Ранеток»… Тут-то Дафна и сыплется. Она-то помнит, как они с Ромой смотрели легендарный сериал, пока он прогуливал у нее дома пары. И как он бухтел, но знал каждый сюжетный поворот. И ненавязчиво требовал новых серий. — Дай угадаю, — смеется она. — Под «О тебе»? А сама продолжает тискать его, хватает за воротник, притягивая к себе ещё ближе, чтобы снова поцеловать. В губы, в кончик носа, в щеку. Спускается к шее, чуть прикусывая активно пульсирующую венку, чисто чтобы подразнить. Дафна-то знает все его чувствительные места даже лучше, чем свои собственные. — И не только, еще под «Это все о ней», — выдыхает Рома, а и без того слабое сердце скоро грозило выпрыгнуть из груди. Тряхануло-то его знатно, и он сам невольно ластится еще ближе. Потому что раньше, выебываясь, их тактильности и в половину не ценил так, как делает это сейчас. — А потом преисполнился настолько, что в принципе мог любую песню под нас приплести… И реально, как сейчас мог тоже вспомнить, как они смотрели каждую серию. И как фырчал, что ему неинтересно, хотя невероятно ценил все то, что было интересно Дафне. Ну, буквально, сто процентов его любимых фильмов, сериалов, музыки — это все было то, что нравилось именно ей. И на самом деле Дафны в его жизни столько, что Рома без нее действительно задыхался. — Ой-й-й, а потом еще включился «Безопасный секс»… — Долбанный фанат Леры, блин. — Пересмотри потом со мной. Пожа-а-алуйста. Мы давно ничего не смотрели вместе. Ну, кроме того кринжового ужастика… И чувствует чувства настолько, что добивает невозмутимым: — Я тебе даже спою. Если хочешь. А ты хочешь. — Хочу, — смеясь, соглашается Дафна. — Я хочу вообще все, что ты делаешь. И она просто не выдерживает. Воровато оглядывается по сторонам, а потом легко пересаживается к нему на колени, случайно задевая спиной руль — машина громко сигналит, и Дафна снова смеется. Ей слишком хорошо в такой непосредственной близости от него. Любое место, которого он касается, тотчас воспламеняется, и сама она буквально тает, как зефир на костре. Его губы — ее воздух, его душа — ее личный наркотик. Оторваться чисто физически невозможно. — Я тебя люблю, — повторяет Дафна снова и снова, опять припадая губами к его шее. — Ты меня убиваешь, знаешь? — почти мурлычет Рома. И всего оказывается мало, ее — всегда мало, и он тихо смеется, успев губами коснуться ее виска. А от каждого ее прикосновения — дрожь по всему телу, и сердце колошматит, как бешеное. — Нет, знаешь… я люблю тебя больше, чем вообще всю жизнь. И вообще, это… ты же мой смысл жизни, я говорил? Или… И он правда задыхается от переполняющих ощущений, потому что Рома, на самом деле, ужасно не любил делиться. И вот сейчас он от счастья совсем теряет голову, трясущимися руками заводя машину. — Я сейчас понял, что… что в возрасте Олега полезно прогуливаться на свежем воздухе, — тянет Рома, успевая поцеловать Дафну в плечо. — Поэтому Олежа сегодня идет нахуй. Хочу с тобой. Потому что мыслей ни о чем, кроме сидящей у него на коленях Дафны, в Роминой голове нет. И он буквально как пьяный — только без наркотиков и алкоголя. Просто из-за того, что она сейчас рядом. — Только сиди вот так, умоляю, — почти шепчет Соболев, дразняще пробегаясь пальцами по ее позвоночнику. Неудобно, но это точно того стоило — он даже отодвигает свое сидение назад, не собираясь отказываться от безумной идеи. Хотя да. Настолько одурманенный любовью Рома машину еще не водил, но при этом сегодня он точно будет особенно аккуратен. — Краду самое ценное сокровище. Мою мечту. — Уже не мечту, а реальность, — напоминает Дафна. А ведь она ему всецело доверяет — реально готова ехать в таком положении до самого дома. Они — двое абсолютных безумцев, только что оставивших единственное здравомыслящее звено в своей семье у особняка Стахеева. И Дафне огромных усилий стоит не продолжить приставать к Роме по пути. Но вот едва войдя в квартиру, она набрасывается на него дикой кошкой, запускает пальцы в его волосы, чуть их оттягивая, целует со всей страстью, позволяя языкам переплестись. Дафна очень хорошо помнит все — их первый поцелуй, их первый раз. И тем не менее, Рома ей просто не может надоесть. И сейчас, после столь долгого перерыва, все ощущения становятся особенно яркими. Она позволяет ему прижать себя к стене в прихожей, забирается на комод, обвивая ногами его бедра. Да, Олег явно обидится, но… Сейчас слишком трудно об этом думать. Тем более, Дафна прекрасно знает способы задобрить его. — Что же ты со мной, блять, делаешь, — шепчет Рома и все никак не может от нее оторваться. Поцелуи совершенно беспорядочные — в губы, в шею, за ухом, в скулу. И просто не может не оставить на шее Дафны парочку ярких засосов, которые, конечно же, будут видны Олегу. В конце концов, Рома этого и добивается. И как бы ему не хотелось растянуть удовольствие, он уже просто не может — еще с машины. От нетерпения кое-как расправляется с молнией ее платья, открывая больше бледной кожи, на которой оставляет свои метки. Почти как раньше. Ему и сейчас хочется на весь мир кричать, что она — его. Задирает летящую юбку, касаясь внутренней стороны бедра. И все повторяет безостановочно, что любит. Настолько, что самому бы бояться надо, но у Ромы инстинкта самосохранения нет. И он с головой уходит в эту безумную любовь, потому что просто уже не может. — Ведьма, — с любовью шепчет Рома, оказываясь способным только на то, чтобы просто сдвинуть ее белье, касаясь пальцами. Роме и так терпения никогда не хватало, в вопросах Дафны — особенно. Но пытка продолжается недолго, потому что оба уже и без того были заведены до предела. И он входит одним толчком, губами касаясь шеи, прикусывая кожу, и почти хрипит: — Не могу-у-у. С ума свела. Она двигается ему навстречу, с губ срываются неконтролируемые стоны, а блядский комод ходит ходуном. Дафна не выдерживает и кусает Рому за плечо — скорее всего, останется смачный такой след. Слишком, сука, хорошо. Каждый толчок, каждое хаотичное касание рук и губ — все настолько прекрасно, что Дафна напрочь теряет связь с реальностью. Она скучала по нему. Она так сильно, мать его, скучала по нему, что сейчас готова расплакаться. И даже когда их тела поочередно содрогаются от накатившего экстаза, она не в силах отпустить Рому от себя. Так и продолжает крепко прижиматься к нему, оплетая всеми конечностями, впитывая в себя его запах и тепло его тела. И даже отдышавшись, снова и снова покрывает его лицо мелкими поцелуями, преисполняясь наивысшей формой любви. А потом вспоминает. — Слушай, ты сможешь закинуть меня к Перси? Я ей обещала встретиться… пока не оказалась сражена наповал твоими чарами. Ничего страшного ведь не случится, если она оставит их с обиженным Олегом наедине на пару часов? — Спрашиваешь еще? Покурю только. — От переполняющей любви Рома едва не расплывается прямо тут. Тянется, чтобы поцеловать ее в губы… и вспоминает потом тоже. И даже, несмотря на то, что это определенно будет пиздец, ржет, уткнувшись Дафне в сгиб шеи: — То есть, это я теперь буду вымаливать прощение Олежи, блять?.. *** В свете последних событий, встречать Дафну со свежими засосами на шее было особенно забавно. И ладно одними ими, тут тебе и укусы легкие, и все как надо, блять. Перси готова была поклясться, что под платьем картина еще интереснее, и потому, обнимая Дафну, не смогла удержаться от злодейского хихиканья. Она-то уже смирилась. И решила, что это даже забавно. Предсказуемо. Но кое-кто все продолжал преисполняться, и поэтому Перси не смогла удержаться и позвала: — Са-а-аш, тут Дафна приехала! И сама демонстративно убрала ей волосы с плеч, чтобы всю красоту точно было видно. И это ведь Дафна еще не знает, насколько в своей любви к Роме преисполнилась Людмила Шотовна… У Саши глаз задергался, едва он это услышал. Он вырулил с кухни и просто застыл, когда перед ним предстало абсолютно космическое великолепие. И в голове набатом стучал лишь один вопрос: «кто?». У него уже даже не было сил возмущаться и что-то говорить. Саша познал эту жизнь ещё в тот момент, когда трое молодоженов свинтили с собственной свадьбы. И теперь он… просто кивает Дафне и молча удаляется в спальню. А та даже вдруг недоумевает — неужели старшему Шепсу и ничего сказать? Впрочем, так даже лучше. Пожав плечами, Дафна сама проходит на кухню и по-хозяйски ставит чайник, потом сразу плюхаясь на стул. И вдруг замечает… Бутылки? Серьезно, на подоконнике едва ли не в ряд были расставлены пустые винные бутылки, а на столе стояла пепельница, полная окурков. Перси ведь… никогда не курила. Дафна переводит обеспокоенный взгляд на сестру и тут же интересуется: — Ты в порядке? — Я? — А Перси даже искренне удивляет вопрос. Она пожимает плечами, только и убирая пепельницу со стола, и садится напротив, вполне уверенно заявляя: — В полном. Лучше всех. Как будто бы не для нее бутылка вина в одного с недавних пор стала нормой — почти каждый, блять, день. Иначе сразу все… вспоминалось. А она вспоминать не хотела больше всего на свете, прячась за картинкой о том, что у нее все абсолютно хорошо. — Ты мне лучше скажи, — с абсолютно беззаботной улыбкой Перси кивает на шею сестры, — это чье великолепие? А я тебе расскажу увлекательную байку о том, как Людмила Шотовна послала Сашу, потому что теперь любит Рому. Не то что бы Дафна ей поверила, но… с рассказа про Людмилу Шотовну вдруг аж прыснула. Неужели ее прекрасный Соболев растопил сердце даже этой железной леди? Хотя, в принципе, Дафна не удивлена. Все люди, встречающиеся ей на пути, либо Рому обожали, либо мечтали разбить ему лицо. Третьего не надо. А вот объяснять всю ситуацию своей близняшке по-прежнему было слегка неловко. Тем не менее, Дафна вздыхает и находит в себе силы для рассказа: — В этот раз это Рома. Но в прошлый… В прошлый раз были оба. Ну, на свадьбе. И я тебе честно скажу, что в жизни ничего лучше не испытывала. А ещё тогда Рома умудрился прокусить Олегу губу. Из соседней комнаты послышался грохот. А Перси не знала, с чего сейчас посыпалась больше — с рассказа сестры или с Саши. Но вставать и проверять, упал это какой-то предмет или его нервная система, она пока не собиралась. — Ну нихуя себе брачная ночь, я тебе хочу сказать, — почти задыхаясь от смеха, тянет Перси. А потом перед глазами встает особенно яркая картинка… И тогда уже на глазах выступают слезы. — То есть… они там еще… бля-я-я-ять… Ей сейчас поплохеет. Буквально — от смеха так плохо, что аж хорошо. Сразу вспоминалась увлекательная история о том, как они с Олегом устроили замес Соболеву в легендарной арке. Кто ж, блять, знал! — А ты их там… не боишься… ну… — Кажется, она уже успела убить себе легкие, потому что сейчас от смеха дышать не могла. — А не боишься их одних оставлять?.. А то… ну… раз они там губы прокусывают… Ладно, умереть от смеха — это еще не самая плохая причина. — Нет, я знала, что ты иногда свои феромоны распускаешь, но чтобы настолько! Альфа-самка! — И это Перси выдала, уже растекаясь по столу. — Бля-я-ять… зато очевидно, кто главный в семье… — Не, не боюсь, — с невозмутимой улыбкой отмахивается Дафна. — Им давно пора узнать друг друга поближе. Но она рада, что любимая сестра принимает ее жизнь и ее выбор — уж тем более после той самой ситуации в конце первой половины сезона. Они же с Олегом тогда даже свадьбу отложили на конец лета. Как оказалось — не зря. Тупо… ждали своего часа. — Вообще… — продолжает Дафна. — Все получилось само собой. Рома включил королеву драмы, я, как всегда, за него испугалась, а Олег… Вдруг поразил меня до глубины души. Это же была его инициатива забрать Рому к нам. С того самого момента мне кажется, что я живу в ситкоме, но клянусь — никогда не чувствовала себя счастливее. А вот теперь послышался и хлопок входной двери. Такой, что аж стены задрожали. Оглянувшись в сторону коридора, Перси, не переставая смеяться, протягивает: — Вот у тебя ситком, а я, кажется, без мужа осталась… И это был бесценный опыт. Она настолько привыкла видеть просто непробиваемого Сашу, что сейчас, когда он впадал в депрессию буквально при любом упоминании свадьбы, просто не могла перестать смеяться. — Так ты прикинь. Я не знаю, как Рома это сделал, но Людмила Шотовна Сашу уже на свадьбе и послала. Он ей стоит, в уши льет, а она такая… ну, преисполнилась. А вчера Саша ей позвонил, а она такая буквально «это кто?», прикинь? И самой все еще слишком смешно. Поднявшись, чтобы налить чай, Перси не может не поинтересоваться: — Ну скажи, карма же? Даже я Рому за такое расцелую! А вот тут уже угорела Дафна. Главная гроза семьи Шепсов устранена, получается. Босс побит. — Серьезно? Она не узнала его? Это, действительно, карма. Нужно было раньше сдерживать свою маму от нападок на Перси — вот тебе эффект бумеранга в действии. — Ладно, вот это я понимаю — ульта, — смеется и смеется Дафна, положив руку на живот. — Вот бы ещё наш папа успокоился. И тогда это будет самая лучшая жизнь. И пока они пили чай, то успели перейти и к другим, менее насущным вопросам — обсудили прибытие Надежды Эдуардовны на проект, обнуление предыдущих баллов и все тому сопутствующее. И через пару часов, когда Дафна почувствовала себя окончательно уставшей, она засобиралась домой, сразу звоня Роме. — Алло, Ромашка? Заберешь меня? — Не, не заберу, — глухо бормочет Рома в трубку, старательно делая вид, что у него ужасно спокойный голос и вообще замечательное настроение. — Извини. Просто… блять, я же тебе сказал, что ты нахуй идешь! Вскинулся он, естественно, не на Дафну, а на Олега, который продолжал виться кругами, видимо, заподозрив, что он мудак. В Шепса тут же полетела подушка, и хотя сидеть на подоконнике без нее было пиздец как неудобно, Рома ни о чем не жалел. — Ты… — Я же говорю, ты идешь нахуй! — И вот тогда в голосе проскакивают уже истерические нотки. К счастью, Олегу хватает мозгов реально свалить, хотя бы временно, а Рома, слишком очевидно шмыгнув носом и наскоро вытерев мокрые глаза рукавом, обиженно продолжает уже для Дафны: — Вот пусть пиздует и сам тебя забирает. Пешком пусть идет. Я свою тачку в жизни не дам этому мудаку. На балкон пусть жить пиздует! И это еще Олег успел выдать, что Рома драматизирует. Драматизирует он, блять. Больно, вообще-то! — Что там у вас случилось? — вопрошает растерянная Дафна. — Меня не было всего пару часов… Но тот факт, что Олег довел Рому до слез, заставляет ее начать активнее суетиться и собираться. Она честно старается не делать никаких выводов заранее, но режим защитницы-волчицы включается сам собой, стоит ей услышать всхлип Соболева. Поэтому, наскоро обняв Перси, Дафна почти на турбо-скоростях покидает дом и даже не сразу замечает притаившегося на скамейке у подъезда Сашу. В любом случае — времени на разговоры нет, ее уже ждёт такси. Нет, Дафна, конечно, понимала, что они с Ромой перед Олегом немножко так провинились, но слезы Соболева она не простит никому. Поэтому она буквально пулей влетает в квартиру, сразу натыкаясь на подозрительную тишину, и с порога зовёт громко и грозно так, что посуда в серванте дрожит: — Олег! Она находит его на кухне. Сразу встает в позу в дверях, сложив руки на груди, и буравит его взглядом исподлобья. — Олег, что ты сделал?! И вот тут стало даже страшно, потому что впервые за все время, что Олег ее знал, в Дафне явно проснулись гены Михаила Афанасьевича. К тому же это был первый раз, когда теперь уже жена на него кричала. И повод-то какой… — Он живой! — вяло пытается оправдаться Олег. Не то что бы его это хоть как-то спасало против разъяренной Дафны, но… хуже все равно быть уже не может. — Просто… Пиздец. Ну и как ей это сейчас объяснять? Против воли у Олега вырывается нервный смешок, когда он выпаливает: — Короче, я переборщил. С экспериментами. И Рома теперь говорит, что не может сидеть. Но при этом уже с час сидит на подоконнике и рыдает. Но я не хотел! Но что-то ему подсказывало, что его это не спасет никоим образом. До нее не сразу доходит, о каких экспериментах говорит Олег. Но когда Дафна понимает… Сначала она прыскает со смеху, но потом тут же старается вернуть лицу строгое выражение. — Переборщил? — она грозно наступает на мужа. — Ты издеваешься? Рома — нежное существо, с ним так нельзя! Аккуратнее же как-то надо! Саму пробирает на ржач, но Дафна сдерживается изо всех сил. Запускает пальцы в волосы и тяжко вздыхает, чтобы перевести на Олега ещё более серьезный взгляд: — Ты официально наказан. Мне нравится предложение Ромы оставить тебя ночевать на балконе. И тогда она, гордо задрав подбородок, покидает кухню, устремляясь в гостиную — именно там и находится большое арочное окно, на подоконнике которого она находит Соболева. Дафна подходит к нему и сразу же крепко обнимает, оставляя на скуле поцелуй. — Ромочка, ты как? Хочешь ванну? — и затем демонстративно громко добавляет: — Олеже мы объявляем бойкот! — Ниче я не хочу, у меня депрессия теперь из-за этого экспериментатора, — бурчит Рома в ответ. В коридоре продолжает маячить Олег, которому тут же прилетает два средних пальца. — Да съеби ты уже наконец, не нервируй меня! Потому что последние полчаса точно он провел с мыслью случайно выкинуть Олега под несущиеся под окнами электрички, а потом сказать, что так и было. — Ты драматизируешь, — пытается оправдать себя Олег, но Рома прерывает его почти надрывным: — Это я драматизирую?! Давай я тебя сейчас в жопу скалкой выебу, а потом буду говорить «ты драматизируешь, Олеж»! «Я переборщил, Олеж»! — Ну я же извинился, — продолжает Олег, но и тут Рома пресекает его: — Ну и в жопу себе засунь свои извинения. Не переборщи главное. И, реально до глубины души обиженный, отворачивается к Дафне, уткнувшись носом в ее волосы. Преисполненный Олег вздыхает несчастное: — Ну, на балкон так на балкон… И уходит наконец. Рома даже чуточку расслабляется. По крайней мере, рыдать с момента прихода Дафны хочется меньше, хотя лицо все равно еще мокрое. Потому что пиздец, блять! — Я с ним вообще больше разговаривать не буду никогда в жизни, — ворчит Рома Дафне. — Если хочешь, залезай. У меня пока моральных сил нет отсюда выползти. И она, вздохнув, карабкается к нему на подоконник, устраивается между ног, облокачиваясь спиной о его грудь. И ведь им буквально так жить ещё до самой старости. Тяжело. Устроив голову на плече Ромы, Дафна смотрит на него снизу вверх и целует его в подбородок. — Мы отомстим, я обещаю. И смех, и грех, сука. — Олег! — снова кричит она. — Сходи в магаз! Роме нужен энергетик, а мне арбуз! А потом можно и обратно на балкон. — С лесными ягодами! Без него можешь не возвращаться! — поддакивает Рома, как будто бы не сам вчера оббегал все ближайшие магазины, потому что нужного вкуса в округе не было точно. Олег заглядывает к ним снова с видом побитой жизнью собаки. Рома разводит руками почти виновато, заявляя: — Пиздуй-пиздуй. Желание беременной — закон. А я за компанию. И только когда за несчастным Олежкой закрывается дверь, Рома наконец позволяет себе засмеяться в голос. Обнимает Дафну крепче и беспорядочно зацеловывает щеку, шею, плечи, пока она тоже не начинает хохотать. — Арбуз, блять! В сентябре! Почти ночью! Я тебя люблю-ю-ю-ю, — почти пищит от восторга Рома. — Честное слово, мне даже снова жить захотелось. Потому что он охуел! Переборщил, блять. *** И вновь экстрасенсы в полном сборе стояли в готическом зале в ожидании съемок нового выпуска. Материал отснятый в этот раз был весьма интересным… Надо сказать, что Надежда Эдуардовна сильно отличилась, сцепившись с Марьяной в первом же своем выпуске, но такой уж у неё был характер, и ничего с ней поделать было нельзя. Нино гораздо сильнее зацепил между Романовой и Гецати по дороге на испытание. Но Гасанова взрослая женщина, а потому не стала устраивать возлюбленному какие-то сцены ревности. Просто потому что знала, что между ней и Марьяной выбор очевиден. Однако, когда Костя закапывал шаманку, Нино злорадно надеялась, что он её так и не откопает. Но к сожалению рыжая голова так и маячила в готическом зале. Особенно внимание приковывал какой-то уставший и сильно недовольный Олег. Складывалось ощущение, что он ну очень плохо спал или не делал этого вовсе. Зато сияющая и пышущая весельем Дафна, выглядела как его полная противоположность. Складывалось ощущение, что она из него дома всю жизненную энергию высасывает. А Казалось бы, такая хорошая и нежная девочка. Нет, на самом деле, они с Ромой его все же пожалели, когда Олег героически вернулся с тем самым нужным энергетиком и даже вполне сладким арбузом почти под самое утро. На балкон его никто не выгнал, да и даже в другую комнату, но их личный семейный мем теперь останется на века. Просто конкретно этой ночью ему не дал выспаться четырехчасовой бесконтрольный ржач Дафны и Ромы, и сейчас она даже подошла к нему с извинительным поцелуем, прежде чем отойти к Перси, чтобы рассказать очередную порцию ахуительных историй из семейной жизни. А вот Саша, как бы ни хотел делать вид, что младший брат для него умер, не выдержал и подошел к Олегу, как только жена оставила его одного. — Ты вообще спишь? — По ощущениям, нет, — честно признается Олег. Не то что бы он был уверен, что брат сильно хочет это знать, но раз сам спросил… — Ну сегодня было бы неплохо выселиться на балкон. И он даже реально собирался. Пока Рома не заявил Дафне, что Олег еще недостаточно пострадал, поэтому должен спать с ними. Даже на пол свалить не дали. — Они ржали, как кони, потому что я еще недостаточно выпросил прощения за то, что неудачно выебал Рому, — на едином духу выпаливает Олег и сам же сыплется от того, как стремительно поменялось лицо брата. — А потом на меня наорала мама за то, что я обижаю ее любимого Ромочку. И я уверен, что ты не хотел этого знать. — Подожди… — Саша буквально выпал из реальности. Переведите кресла в горизонтальное положение, блять. — Мама с тобой говорила?.. Именно это сейчас волновало его в первую очередь. Потому что у Саши слишком хорошее воображение. Ну, зато Олег ответил на вопрос, волновавший его ещё с момента свадьбы… Старший Шепс озирается по сторонам в поисках жертвы. Дафна и Перси уссываются в сторонке, и он понимает, что они теперь бронированные — никакие его слова больше не имеют ни веса, ни власти. Но тут в готический зал входят Надежда Эдуардовна и Костя. Тогда-то Саша и понимает, кто сегодня будет страдать. — Она мне звонит, чтобы узнать, как там Рома, — прыскает от смеха Олег. — Ну, буквально, они каждое утро переписываются, а потом он ей позвонил, нажаловался на меня, а в итоге она наорала на меня. Здорово, правда? Каждое утро… Когда-то мама присылала именно Саше свои легендарные картинки с котятами в вотсаппе из серии «доброе утро, мой ангел», а теперь… Очевидно, все они достаются Роме. Саше больше никто не пишет. Саша больше не нужен. Спасает всех лишь появление Марата. Экстрасенсы выстраиваются в ряд, и Дафна берет Олега за руку, извинительно поглаживая костяшки пальцев. Все-таки ей даже немного стыдно. Совсем чуточку. — Марьяна, насколько мне известно вам по дороге на испытание стало плохо? — встревожено поинтересовался Башаров, сразу после того, как объявили начало съемок. — Мне не было плохо я была в практике, — тут же запротестовала Марьяна, чем вызвала неоднозначную реакцию своих коллег. — Мне показалось, что вас вывести из этого состояния было очень трудно, и Константин и Надежда Эдуардовна вам помогали, чтобы вы банально не попали под проходящий мимо автомобиль, — наигранно удивленно отозвался Марат. — Я бы не попала под автомобиль. Я прекрасно умею сама выходить из таких состояний, — скептично пожав плечами, ответила Романова. Нино еле удержалась от желания закатить глаза — ладно Марьяна выделывалась иногда, но так активно не признавать свои проебы, и возносить себя над остальными, это некрасиво. — Предупреждать надо. Мы в шоке были, — недовольно отозвалась Надежда Эдуардовна. Конечно, блин, первое испытание и сразу такие выкрутасы от Романовой. — Все же переживают за тебя, вдруг что-то случится. — Марьяна, а Надежда Эдуардовна и Константин помешали вам во время ваших практик? — провокационно поинтересовался Марат. — Они мне не мешали, но и не помогали, — раздраженно произнесла Романова. — В следующий раз мы будем знать, что тебя в таком состоянии трогать не надо, даже если под машину полезешь, — нечитаемым тоном ответил Костя, хотя в глубине души был очень сильно раздражен. Нельзя сказать, что во время испытания ему доставляло огромное удовольствие смотреть на то, как Марьяна бьется в шаманских припадках и следить за тем, чтобы она под машину не выскочила. Но он же ей помог, из благородных соображений, а она теперь, открещивается от их помощи. — Зачем вы откопали её вообще, — шутливо возмутился Череватый, чем вызвал несдержанный смешок у Нино. Вот уж чертяка прочитал её мысли. — Да! — солидарничает с ним Перси. — В чернокнижии тоже есть подобные практики, но после них обычно никто не встает. А эта прям как в «Омене», рука из-под земли лезет… И тогда Марьяна обиделась окончательно — аж глаза закатила. А сама Перси, страсть как довольная собой, могла думать только о том, что перед началом съемок все-таки успела заценить невероятную походку еле передвигающегося Ромы. Но в итоге они наконец-то перешли к оценкам от наблюдателей. Надю и Марьяну те оценили весьма неоднозначно, и если балл Романовой — 9,4 был еще очень даже неплох, то почему к Надежде Эдуардовне герои испытания так прицепились было искренне непонятно. Еще и комментарии такие оставили «Мы ожидали от вас большего», «Ваши соперники были лучше.» — Ну я же не самовар, чтобы всем нравиться! Ну я считаю, что хорошо прошла испытание, они считают, что поверхностно прошла его, — во всех словах Надежды Эдуардовны так и чувствовалась обида и какое-то легкое разочарование. Гасанова не могла сдержаться от того, чтобы с сочувствием посмотреть на Шевченко и поддерживающе погладить её по плечу. Она ведь все равно очень хороший практик, а то, что наблюдатели в этом не разбираются, это исключительно их проблемы. И как-будто считав настроение обеих женщин, в разговор вклинился Костя: — На мой взгляд все-таки какое-то предвзятое отношение. Вот теперь я нервничаю, честно скажу. У меня к Надежде Эдуардовне очень теплое отношение и я ее очень уважаю как человека, как специалиста, и я чувствую как обидно ей, и в этот момент я с точки зрения эмпатии не могу быть спокоен. Я не волнуюсь за свои оценки, мне просто обидно сейчас, — Гецати не стал молча стоять в такой ситуации, он просто не мог не выразить хоть какое-то сочувствие Шевченко. И Нино, которая внимательно его слушала, поймала себя на том, что активно кивает головой, поддакивая Гецати. Нет, ну а что? В этот раз он как никогда был прав! Зато за самого Костю можно было искренне порадоваться — все десятки! Нино первая зааплодировала, когда услышала результаты голосования, гордость за возлюбленного просто распирала. — Однако оценки ваших дорогих коллег уж очень редко совпадают с оценками наблюдателей, — съехидничал Марат И начать решили как раз с оценок Гецати. Которые оказались весьма неоднозначными… Десятки от Нино, Дафны тут же вызвали улыбку на мужском лице. Девятку ему поставили Олег и Влад, а вот парочка, состоящая из Перси и Саши влепили ему по шестерке, чем вызвали искренне негодование Гасановой. И самое неприятное, что было видно, как Шепс в последний момент зачеркнул свою восьмерку и исправил её на шестерку. — Я считаю, что Константин прекрасно прошел испытание! Я впервые вижу, чтобы медиум делал из автобуса катафалк для душ, мне кажется это правильный подход, — восторженно отозвалась Нино, хотя и очень старалась не выдавать своих эмоций. — Неплохо, — с максимально постным лицом заговаривает Саша. — Но есть моменты, которые меня очень сильно возмутили. Я считаю, что Константин просто перебросил все риски на двух женщин. Мой совет, которым он, скорее всего, не воспользуется — иногда стоит все-таки принимать чью-то сторону, ибо люди презирают тех, кто часто меняет рубашки. А сам, блять, косится на Дафну и Олега, которым вообще нормально не принимать никаких, сука, сторон. Выбрали не вписываться в общество, а быть счастливыми. — Я сейчас ничего не понял, если честно, — искренне признаёт Костя. — Где я перекладывал риски? Разве я спокойно стоял, пока они ссорились? — Это поведение не было достойно кодекса чести аланского провидца, — продолжает нападать Саша, распаляясь все сильнее. — У вас есть кодекс чести аланского провидца, Александр? — а Костя все искренне недоумевает, что вообще ему, сука, От него надо. — Потому что у меня есть. — Если бы был, ты бы так не говорил. И тогда… — Почему вы думаете, что имеете право давать мне советы? Которые якобы должны избавить меня от презрения людей. — А вы примите совет, Константин? — вклинивается Марат. — Мне не нужны советы от Александра, — с невозмутимым достоинством отвечает Гецати. — Но я бы хотел услышать по фактам, что было не так. — О каких фактах с тобой разговаривать? — презрительно фыркает старший Шепс. — Если ты даже не остановил ее от того, чтобы воткнуть осиной кол. Женщина буквально бегает и сует осиновые колы везде, где только видит. Сует везде, где только видит. Невольно взгляд Саши снова перевелся на брата. — Вы смешны, Александр, — уже просто не выдерживает Костя. — Смешны? — Да, смешны. — Ну я рад, что тебе смешно. А до вас, Надежда Эдуардовна, ещё дойдем. — Не дойдете, — продолжает настаивать Гецати. — Длины ног не хватит. — А ты зубки поплотнее стискивай. — А я бы посоветовала поплотнее зубки стискивать самому Александру. Дабы не открывать свой рот и не пороть такую откровенную чушь, — процедила Нино, обращаясь к старшему Шепсу, — Уж кто и должен разговаривать о чести, так уж точно не ты, — скрещивая руки на груди и грозно косясь на Сашу, произнесла Гасанова. Ей были абсолютно непонятны его мотивы, а оттого она лишь сильнее раздражалась. И тогда смолчать не могла уже Перси. И хотя настроение пока было отнюдь не для срачей, она самым ангельским тоном протягивает: — Да. И это говорит подсоска Гецати. Тяжело… Как бы она сама не стебалась над Сашей последнее время после свадьбы, он все еще был ее мужем. И молчать, «стиснув зубки», Перси не планировала. — Персефона? — обращается к ней Башаров, как будто недоумевая. — Вы назвали Нино… — Да. Бедный Костя не может сам себя защитить, плак-плак, — вздыхает Перси с наигранным сочувствием. — И тогда в дело вмешивается его верная бешеная подсоска. Старый сюжет уже. И тогда не выдерживает уже сам Гецати. Он, действительно стиснув челюсти, цедит: — У меня остается все меньше веры в семью Шепсов. И вот пусть сами думают — обо всей семье он или нет… Один накинулся на него без какой-либо причины, другая засирает его женщину, а остальные… опять приехали к особняку Стахеева с Соболевым. Да… тяжело. «Подсоска Гецати» Это выражение не просто задело эго Гасановой, а прострелило насквозь десятком пуль. Чуть ли не плюющаяся ядом до этого Нино в секунду покраснела, побледнела, а потом, чтобы не показывать то, насколько она ошалела от слов Персефоны, тут же нахмурилась, поджимая губы. — Я услышала тебя, Персефона. Мы с тобой еще поговорим без камер, — грозно отозвалась женщина, сжимая ладони в кулаки, и закусывая щеку изнутри. Ее задело. Её пиздецки задело, и как бы она не пыталась это скрывать негодование рвалось наружу. И задело её даже не потому, что по мнению Персефоны Нино выебывается ради Кости, а именно формулировка, делающая из нее какую-то жалкую девицу, «подсасывающую» своему мужику. Гасанова ведь даже не ублажала Гецати таким образом. И тогда инстинкт самосохранения у Персефоны вырубается окончательно. — Так ты зубки поплотнее стисни, Нино, — почти ласково советует Перси, чувствуя, что тоже начинает расходиться. — Может, и желание разговаривать пропадет. В ответ на это Гасанова, у которой перед глазами уже проносится десяток способов как она сможет линчевать, нарочито без эмоционально отозвалась. — Припизднутость видимо передается половым путём. После чего она действительно стиснула зубы, потому что если она сейчас продолжит возмущаться вслух, то точно что-нибудь сделает со старшей невесткой Шепсов. А Марат, явно шокированный такими открытыми оскорблениями и перепалками экстрасенсов, решил перевести тему. Ну и ну, сезон только начался, а уже такой смак! — Предлагаю перейти к оценкам нашей многоликой Надежды Эдуардовны, — натянуто улыбаясь предложил Башаров. Надежда же получила оценки на порядок выше: десятки от Дафны, Персефоны, Нино Девятка от Влада, восьмерка от Олега и все та же шестерка от Александра, правда в этот раз написанная с самого начала, а не исправленная. Шевченко тяжело вздохнула. — Ну значит вот так вот меня видят — кто-то на десять, а кто-то на шесть, — недовольно пожав плечами буркнула Надежда Эдуардовна. И тогда вновь вступает Саша. — Я не понял, для чего Надежду Эдуардовну вообще позвали, чтобы она с первого же своего появления начала вести себя, как пьяная бабка? — Что за оценки Саша? Кого ты увидел, пьяную бабку? — недоуменно переспросила Гасанова. Её и без того сегодня вывела из себя чета Шепсов, но это уже была последняя капля. — Мы тут все будем на личности переходить? Сначала Персефона меня оскорбляет, теперь ты позволяешь себе подобные обращения в сторону взрослой женщины, — ага, сначала Гецати, потом она, теперь Шевченко. Что дальше будет? — Вот это я имела ввиду, когда говорила, что ты последний кто должен обсуждать вопросы морали! — прикрикнула в конце Нино. Терпение стремительно покидало ее тело, если Персефона и сейчас вклинился в их разговор, то она точно протащит ее лицом по асфальту перед особняком Стахеева. И тогда… ну, объективно же, Перси уже было нечего терять? Тем более, изначально не она начала затирать про вопросы морали. Как будто они тут все, блять, бешеные моралисты. А еще, кажется, ей просто нужно было выплеснуть куда-то негатив, который копился в ней и который сама Перси старательно сдерживала. А за Сашу поцапаться, вроде как, и не стыдно даже. Да? — И это говорит бешеная женщина, которая любые конфликты сразу решает криком или кулаками… — как бы между делом протягивает Персефона. — Может, хватит уже строить суперморалистку из себя? Нет, ну девчонка точно напрашивается сегодня на конкретную такую порцию пиздюлей. И Гасанова пропустила мимо ушей то, что её пристыдили за то, что она решает все вопросы кулаками, сейчас ей уже точно было кристаллически все равно, и она даже не пыталась защитить себя словесно. Нино лишь развела руками, один фиг все разборки будут уже после съемок, она это для себя решила. — Я не строю из себя моралистку, а взываю к морали мужчину, явно ею не наученному. — Это уже балаган какой-то, — выдыхает Костя. — Прекратите. Не для того мы не виделись все лето, чтобы теперь в первом же выпуске беспочвенно поссориться. Дафна с Олегом просто молча переводят взгляды с одного коллеги на другого, а затем друг на друга — и все для того, чтобы тяжело вздохнуть. За особняк сегодня явно лучше не ходить. Хорошо, что они уже договорились с Ромой провести время в саду Баумана. — Удивительно, что сегодня это делаю даже не я, — подаёт признаки жизни Марьяна. — Тогда предлагаю к вашим оценкам и перейти, — кивает Марат. А вот Марьяна от своих коллег собрала поразительно высокие баллы: все кроме Влада поставили ей десятк, и один только Череватый влепил ей семерочку. Однако её оценки толком не обсуждали, ведь к большинства из присутствующих оставалось уж очень неприятный осадочек после предыдущих дискуссий над баллами. Поэтому съемки закончились очень быстро и весьма скомкано. Но самое веселье началось сразу же после того, как все вышли из готического зала. Гасанова не стала нападать на Перси, сразу после съемок, а предпочла тактически выждать, когда та наконец-то откажется наедине без своего муженька и сестры. Однако нужный момент настал очень быстро. И если Саша пропал пока еще в неизвестном направлении, то Дафну с Олегом уже точно забрал Рома. Нино случайно заметила, как вся троица шла по Новой Басманной в сторону Сада Баумана. К счастью Гасановой, Кости тоже не было видно на горизонте — не хотелось бы, чтобы он сейчас видел её не самую лучшую сторону. Злость, или скорее ебаная ярость застилала разум женщины, заставляя её буквально ломануться к ничего на подозревающей чернокнижнице. — Помнишь я обещала, что мы поговорим? — агрессивно цедит женщина, выцепив Пересефону, которая ненадолго осталась в одиночестве. Она буквально схватила её за шкирку и потащила через задний выход на задворки особняка Стахеева. Вцепилась в неё, как коршун хватающий ничего не подозревающую мышку. И даже элегантное платье и высоченные каблуки не мешали сейчас Нино, за пару минут стремительно выволочь Булгакову на улицу, чтобы зажать в одном из закутков за Особняком Стахеева. Кажется она даже слышала, как затрещала рубашка под натиском крепко сжимавшей её ладони. — Как ты меня назвала? Подсоска? Сосать щас будешь только ты, — чуть ли не плевалась ядовитыми фразами Гасанова, и как-будто в доказательство своих слов схватила девчонку за волосы, наматывая их на кулак. — Да ты ебанулась совсем, блять! — визжит Перси, инстинктивно попытавшись дернуть головой, чтобы освободить волосы, но от этого стало только больнее. Так она еще и затылком об стену приложилась — на глазах выступают предательские слезы. Точно так же ее волосы наматывал на кулак Арти, и от невольной параллели хочется блевать. И, конечно же, все ее попытки вырваться бешеная сука явно даже не чувствовала. Как берсерк, блять. А у Перси опыта в драках не было никакого, чтобы хотя бы дать отпор. Но… — Я же тебе, блять, такой откат устрою, — шипит Перси, а в голове судорожно прогоняет самую короткую читку. — Ну-ну, блять, надейся что тебе это поможет, — цедит Нино, даже не замечая садистскую улыбку выступившую на её лице. Сколько бы чернокнижница не старалась, а защиту Гасановой от внешних магических воздействий все равно не пробьет, и это надо сказать тешит её эго. Первобытная злоба и ярость совершенно лишают женщину разума, беря верх над банальной осторожностью и сочувствием к коллеге. Собственная сила и чувство вседозволенности распаляли Гасанову лишь сильнее, а трепещущаяся в её руках девчонка забавляла. В последний раз кажется Нино дралась лет в 20, тогда какая-то девчонка с её потока в вузе, назвала её шлюхой, из-за того, что Гасанова тусовалась исключительно в мужской компании и «пользовалась обожанием мальчиков». Надо же было видеть какая толпа тогда окружила место потасовки Нино и той девахи. И пусть перерыв в «криминале» был большой, женщина все равно не теряла время. Она стала сублимировать свою агрессию в спорт: силовые нагрузки, бокс, более тактические виды борьбы, вроде дзюдо, и все это помогало справиться со стрессом получаемым в обычной повседневной жизни. Однако во время «Битвы Сильнейших» уровень агрессии у Нино взлетал до необычный высот, а из-за постоянных съемок времени на спорт было уже не так много. Вот и вылилось это в стычку за готическим залом… Говорят, что осетинская женщина одним взмахом руки может прекратить любую битву, однако кто остановит уже саму осетинскую женщину, когда драку устраивает именно она? Нино резко дернула девушку за волосы и смачно её приложила к стене особняка, протягивая её лицом по кирпичному покрытию. Яркая ссадина на всю щеку будет. Ну или на половину лица. Или не совсем ссадина, а что-то посерьезнее. И если в молодом возрасте это было еще немного забавно — парни тогда долго еще шутили над крепким кулаком Гасановой, и ее принципиальностью, то во взрослом возрасте за такое по головке не погладят. Но не то, чтобы ее особенно сильно это волновало. Когда касается дело её чести, Нино, сложа руки сидеть не собирается. Саша в это время как раз говорил с Костей на ступеньках с другой стороны особняка. В какой-то момент старший Шепс все же немного успокоился и согласился на вполне продуктивную беседу, но стоило им начать, как вдруг из самого одинокого закутка послышался шум. — Кто там кому будет сосать? — недоуменно переспрашивает Саша и только потом понимает, что голос-то явно Нино. Они с Костей переглядываются и, подумав об одном и том же, стартуют с места. Первым добегает Гецати со своими длинными ногами и… видит, как Гасанова держит за волосы Перси, а у той буквально стесана половина лица. Кровь хлещет ручьем, спускаясь по шее к порванному вороту рубашки. — Ты ебанулась?! — буквально орет Костя, бросаясь к Нино и отталкивая ее от несчастной, еле стоящей на ногах Персефоны, тут же подхватывая ее под руки. И все становится ещё хуже, когда рядом оказывается Шепс, потому что тогда его обычно низкий голос срывается практически на визг, отталкивающийся от всех ближайших стен так, что стая голубей от страха взметает в воздух. — Перси, Перси, Перси, — причитает Саша, заботливо перехватывая жену в свои руки, а Гецати переводит метающий молнии взгляд на Гасанову. — Нино, у тебя мозги есть?! — Костя нависает над ней скалой. — Тебе тридцать восемь лет, а она совсем ещё девчонка! Ты что вообще сделала?! Ведешь себя как малолетняя маньячка! И вновь переведя взгляд на практически мясо вместо лица Перси, он понимает, что… разочарован. Костя-то думал, что Нино — зрелая, умная женщина, а по итогу банально не может себя контролировать. Он бросает на нее максимально презрительный взгляд, а потом возвращается к чете Шепсов, теперь просто игнорируя существование Гасановой. — Пойдемте обратно в особняк, — просит Гецати, аккуратно приподнимая подбородок Перси. — Глаз цел? Ответить она не может — только пожимает плечами и качает головой одновременно, потому что одной стороны лица не чувствовала вообще, да и глазом этим ничего не видела как будто — все плыло. Может, от крови. Все слилось в пульсирующую боль, от которой было жарко. Да и ни единой мысли в голове не было — только, сука, больно. А еще она начала реветь, сама не поняла, в какой момент, и слезы еще больше раздражали воспаленную кожу. И от того, как Перси энергично трясла головой, сама не осознавая, что делает, в черепной коробке как будто что-то взорвалось. И… Больно. Больно, больно, больно! — Я… не знаю… — кое-как скулит Перси, с трудом ворочая прокушенным в какой-то момент языком. И при этом кровь с губ все-таки попадает в рот, и от этого отвратительного, слишком яркого привкуса она с трудом давит приступ тошноты. Или от сотрясения. Или просто от боли, от которой уже хотелось выть. Или она уже и выла?.. Саша прижимает ее к себе, пачкаясь в крови, а самого трясет от ужаса. Вот он точно всегда знал, что Нино бывает неадекватна, но такого не ожидал. — Тебе пиздец, — качает головой Шепс. — Я клянусь, тебе пиздец. А Костя даже не вступается. Сосредоточивает все свое внимание исключительно на Перси и, с разрешения Саши, подхватывает ее на руки, бережно унося в сторону входа в здание. И Нино, которая так и не дождалась возвращения Кости, сама вышла к подъезду готического зала, где была припаркована её машина. А уже там ей открылась гораздо более интересная картина — Гецати с Перси на руках, которая обмякшей куклой висела на нём, и рядом вился все не унимающийся Шепс. Он унес ее блять на руках. Сука он, блять, её ни разу так не носил. И тот факт, что он оставил её сейчас в одиночестве и пошел вместе с Персефоной и Сашей просто пиздецки расстраивал. До ебаных слез. Усевшись наконец-то за руль своего автомобиля она вдруг шокированно уставилась в зеркало заднего вида и принялась обдумывать все то, что только что произошло. Для неё вообще было полневшим шоком и удивлением, что мужчина может на неё кричать, к тому же во взрослом возрасте. Её папа практически никогда не допускал того, чтобы повышать голос на дочь, а другим мужчинам уже сама Гасанова не позволяла подобного отношения к себе. Однако очевидно провинившись женщина лишь сконфуженно отвести взгляд — даже собственное отражение было как-будто было не её. Нино даже не сразу заметила, что у нее в глазах слезы стоят. Женщина тут же принялась стыдливо их смахивать, потому что уж в любой другой ситуации она еще могла зарыдать, но сейчас будучи виноватой она просто не имела право. Однако пока она ехала до дома, слезы сами лились градом, и Гасанова ничего не могла с собой поделать. И даже объяснить почему она это делает не могла — потому что ей обидно, что её так просто оставил Костя? Или из-за того, что она теряет рассудок? И только она переступила порог своей квартиры, как на неё накатило осознание, что именно она сделала с бедной Перси. Она же блять протащила Персефону лицом по кирпичной кладке стесывая кожу в мясо. Это же… пиздец! И все из-за одного простого язвительного прозвища. Из-за одного гребанного обзывательства она потеряла контроль над разумом. На душе стало до невозможности погано, а перед глазами всплывал образ рассерженного Кости. Образ вечно спокойного Гецати, который не сдерживаясь на неё кричал, как на провинившуюся школьницу. А эти глаза полные разочарования …. Эти вечно влюбленные глаза, которые пылали тогда праведным гневом. Насколько же надо было проебаться, чтобы даже Костя на неё смотрел как на последнее ничтожество? И хоть пальцы совершенно не слушались, Нино принялась печатать неловкое сообщение Косте: «Как там Перси?» Но его никто не прочитал ни через минуту, ни через час, ни через два.