CHARMED

Вечером субботы Персефона незамеченной исчезает из дома. Незадолго до этого ей приходит адрес. Номер незнакомый, но Перси даже не вникает — знает, кто это. Основные контакты так и не разблокировала — поддерживала видимость того, как будто бы ни с кем не общается. Сама не знала, откуда у нее эти схемы в голове, но делала все так, как будто и правда подсказывал кто. Ощущение того, что сегодня она перейдет грань, с которой потом вряд ли может вернуться, не покидало Перси. Она бестолково хваталась за свои защитные амулеты, но они уже никак не могли ей помочь — зерно зла было уже слишком глубоко посеяно. А чем ближе было место назначения, тем меньше в ней оставалось здравого смысла. Приворот набирал силу — Персефона все еще не могла вообще осознать происходящее. Великая и ужасная чернокнижница безбожно лажала перед заигравшимся учеником собственного отца. Когда дверь злополучной квартиры открылась, от Перси уже не осталось ничего. Кроме сжигающей ее нездоровой любви, в которой искренности не было совсем. — Я тебя ненавижу, — на выдохе шепнула Персефона, смотря на Арти, а потом, вопреки собственным же словам, его поцеловала. А Чернышев и рад — от ненависти до любви, как мы все знаем, один шаг. Он увлекает девушку в квартиру, на ходу захлопывая входную дверь, и продолжает ее целовать в ответ самым голодным образом. Его руки бесстыдно исследуют ее покорное тело, пока он прижимает ее к стене. — Ты так прекрасна в своей податливости. — Я тебе глотку перегрызу, — клянется Перси, не чувствуя внутри вообще ничего. Говорила о ненависти, сгорала во внушенной ей любви, но как будто… как будто сама же в отрицание ушла. — Как только это закончится, я тебе собственными зубами глотку перегрызу, ты понял? Специально, что ли, дал ей возможность сегодня разговаривать? Веселья ради? А по итогу — вроде и в ненависти клянется, а сама с него футболку стягивает. — Как хорошо, что это не закончится, — усмехается Арти, хватаясь за края уже ее футболки. Ее тело такое желанное, манящее и именно такое, каким он себе его представлял. Едва разобравшись с ее футболкой, парень хватается за бретельки ее лифа и дергает их вниз требовательно, жадно, чтобы как можно скорее обнажить грудь. Сначала просто примеряется к ним ладонями, а потом принимается дразняще задевать пальцами соски, глядя Персефоне в глаза — ему нужна ее реакция. Все ради ее реакции. А у самого глаза темнеют от желания. Реакция не заставила себя ждать — Перси несдержанно стонет. Разум вопит о том, что не должна реагировать вообще, она кусает губы, но внизу живота скручивается тугой узел, а по телу разгорается жар. Жар болезненный, нездоровый, от которого хочется избавиться. Она знает, как. И жмется к чужому телу, развратно ведет языком по его шее. Отвратительная. Отвратительная. Отвратительная! — Быстрее, мать твою, — шипит Перси зло, царапая ногтями его спину. Арти шипит сквозь зубы — слишком приятно. Она сейчас перед ним, в его руках, в его власти. Расстегнув застежку ее лифа, он метает его куда-то в сторону, а сам приподнимает девушку, заставляя ее обвить ногами его бёдра. Относит в свою спальню, грубо роняет на кровать. Нельзя сказать, что он не готовился к этому, но точно не ожидал, что она накинется на него сразу, как он откроет дверь. Ему нравится. С остатками одежды Чернышев не возится долго — расстегивает ее джинсы, дёргая их вниз вместе с бельем. Избавляет Персефону от обуви, чтобы ничего не мешало раздеть ее до конца. А затем нависает над ней сверху, кусает сначала за нежную кожу шеи, затем — за сосок. А сам разводит рукой ее ноги, пальцами чувствуя очевидную пульсацию и жар. Гладит ее дразняще, подмечая, насколько она намокла. Прекрасно. Потому что дальше он вводит в нее сразу два пальца, не забывая массировать большим ее самую чувствительную точку. Ему так хорошо от ее стонов. Перси невольно дернулась, инстинктивно попытавшись сжать ноги. Не дал. Не так. Все не так. Ее предательски замутило от мелькнувшего в голове осознания — он чужой. Чужой. Так не должно быть! Но потом она расслабляется. Раскрывается. Стимуляции кажется недостаточно, и Перси стонет, сама пытается двигаться навстречу его пальцам. Мало. Но очень жарко. Тянет его на себя, запускает руки в волосы, чтобы притянуть к себе в голодном поцелуе… И вдруг, как проблеск — больно кусает за нижнюю губу. Арти хрипло смеется — слизывает капельки крови сначала со своей губы, затем с ее. — Продолжай, мне нравится, — его голос звучит так, словно он просто издевается. И тогда он берется за ремень уже своих джинсов — раздевается неспешно, не прекращая смотреть на Персефону, словно продолжая исследовать и щупать ее взглядом. Она его. Она принадлежит ему. Арти вдруг хватает ее за хрупкую талию и резко переворачивает девушку на живот. Проводит ладонью вдоль ее позвоночника, чтобы звонко шлепнуть по заднице. Рывком приподнимает за бёдра, чтобы поставить на колени, и входит в нее без предупреждения — в ней очень жарко и мокро, поэтому это не должно быть больно. — Сученыш, — шипит Перси, стараясь звучать хотя бы немного угрожающе, но даже оскорбление звучит стоном. Ей и правда не было больно. Даже если бы было — Перси сомневалась, что одурманенное тело вообще дало бы ей это понять. Как будто бы… как будто все так, как и должно быть. Только воспоминания совсем другие. Обычно все не так. Нежнее. Не с ним. — Я тебя ненавижу, — лихорадочно повторяет Перси, и эта яркая мысль как будто бы не дает окончательно утонуть в этом искусственно созданном любовном болоте. Только тело считает иначе, и она бессознательно начинает двигаться навстречу парню. Все закончится… все должно закончиться… — Я знаю, — ухмыляется Арти, оглаживая контуры ее мягкого, но точеного тела. Но ничего не заканчивается быстро. Парень толкается в ней неистово — на грани страсти и грубости, накручивая ее густые волосы на кулак. Пытка длится ещё долго, пока Чернышев не содрогается в пленительной судороге наслаждения, обмякая над телом Персефоны. Тяжело дышит ей в спину, оставляет мокрый поцелуй меж лопаток. — Это было… прекрасно. Ее сейчас вырвет. Все внутренности вдруг сжало резким спазмом, и ей приходится прикрыть рот ладонью. Кажется, Перси успела его даже ударить, спихивая парня с себя. Она чувствовала, как чужая, враждебная магия окончательно погребла ее сердце, заставляя всецело принадлежать ему. Спонтанный, животный секс окончательно закрепляет действие приворота на ней. Между ног так липко, влажно, и она то ли рычит, то ли плачет, понимая, что… не отмоется. Все. Грань пройдена. Но… откуда вдруг силы взялись? Перси бестолково металась по чужой квартире, на ходу собирая свои вещи, одеваясь не слушающимися руками. К счастью, Артем не пытается ее остановить — настолько уверен в своей победе. Она из квартиры сбегает, а вслед слышится смех и угрожающее «Еще увидимся». Телефон разрывается от звонков — Перси сбрасывает почти все, даже не понимая, кто звонит. Как безумная, выскакивает на дорогу, едва не бросаясь под чью-то машину. Женщина, водитель, выскакивает, орет что-то… но тушуется, видя ее вид. Чисто по-женски понимая, что сейчас произошло. — Тебе нужна помочь? — осторожно спрашивает она. Перси кивает послушным болванчиком и невнятно бормочет адрес. Адрес их с сестрой квартиры становится якорем, за который она цепляется, пытаясь не отдаться во власть приворота. А магия рычит, бросается на нее, кусает… как хищник, потешается над еще вяло трепещущейся жертвой. Дафна. Почему сразу не поняла? Ей все это время нужна была сестра! Ехали долго. Незнакомая женщина тревожно косилась на нее в зеркало, натыкаясь на неизменно пустой взгляд. Перси нервно раздирала ногтями шею, ключицы, как будто надеясь, что сможет снять с себя кожу. На самом деле, было бы славно. Не чувствовать, не вспоминать… Она всеми силами пыталась заставить себя испытывать отвращение к своему телу, к следам, который оставил на ней Артем. Сознание противилось, желая новой встречи, но… Нет. Нет! — Спасибо большое! — невнятно верещит Перси, когда видит родной дом, бросает своей спасительнице напоследок все деньги, которые только нашла в сумке, и выскакивает на улицу. Как по ступенькам летела — вообще не помнила. Зато помнила, как долбилась в дверь, едва не разбивая кулаки. Наверное, перепугала знатно… Или нет, потому что открывает-то ей Дафна. — Даф, Даф, ты мне нужна, боже, ты мне нужна! — Персефона снова срывается почти на крик, порывисто сжимая сестру в объятиях. — Пожалуйста, пока я не, пока я не… А младшая Булгакова, пусть не понимая, в чем дело, обнимает ее в ответ, пытается успокоить, гладит по волосам, по-матерински напевая: «чшш, все хорошо, все будет хорошо». Закрывает дверь и направляет Персефону за плечи, такую дрожащую и ведомую, на кухню. Показывает выходящему к ним Олегу, мол, подожди, не сейчас. Усаживает сестру на стул и вдруг… чувствует. — Перси… Да на тебе же приворот! Мощный такой… Любовную ведьму не обманешь. Она садится напротив старшей сестры и, беря ее руки в свои, взволнованно просит: — Расскажи мне все, пожалуйста. Все, что можешь. Понимает, что тот маг, что сделал это, по-любому надавил на сознание, поставив блоки на возможность выдать информацию и навредить ему. Перси предательски начинало колотить. Приворот. Ну конечно. Приворот, мать его! Поэтому она ничего не почувствовала, когда ей пытались вынести защиту — она просто… она даже не смотрела в эту сторону! Просто бездарная, тупая идиотка, заигравшаяся во всевластие, просто… Она уже даже не рыдала. Как будто бы все выплакала. Только внутри что-то рвется, трещит по швам. Все то, что Перси так старательно в самой себе восстанавливала, оказывается растоптано в один миг. А ей ведь… ей ведь с ним было весело. Тогда, когда в первый раз ходили на кладбище, а она трепала Арти с умным видом про бесовскую иерархию. При одной только мысли о Чернышеве ее ведет, и Перси стоило больших трудов продолжать культивировать в себе не мнимую любовь, а ненависть. К нему. Или к себе? Сказать вряд ли получится. Ей и самой-то эту мысль держать оказалось трудно. Так что Перси лишь скользнула ногтем по своей открытой ладони — по тому шраму, который остался у нее после последнего совместного ритуала с Артемом. То есть… даже там ее обманул. Еще Олег все в коридоре маячит, беспокоится, нервничает… невольно напоминает о главной причине того, почему Перси сейчас в окно выйти хочется. — Саша меня не простит, — самым безжизненным тоном прошептала Перси, надеясь, что сестра поймет, что именно произошло. Дафна невольно приоткрывает рот и даже не может закрыть. Осознает, что случилось что-то реально плохое. Но… — Простит, — заверяет она сестру, сжимая ее пальцы. — Меня же Олег простил. Ты не виновата, Перси, что какой-то мудак заколдовал тебя. А приворот срочно надо снимать. Вот только… для этого Дафне нужен его биоматериал и в идеале та самая вещь, на которой урод ворожил. — Я просто… я как пьяная, понимаешь? Я понимаю, что не должна, что он… а все равно… — Договорить все никак не получается. Перси бестолково замотала головой, все еще лелея надежды прийти в себя. Не простит. Точно, не простит. Это ведь Дафна еще не видела, как Саша на нее смотрел тогда. Не простит, и будет абсолютно прав. Тем более, Дафна-то, в отличие от нее, ни с кем не спала. Не спала… Блять! — Даф, — перепуганная Перси вдруг вцепилась в руку сестры едва ли не до боли, — Даф, у тебя остались… таблетки твои? Которые… ну… противозачаточные… — Чего?! — младшая Булгакова аж вскочила со стула. — Он тебя… Вот ублюдок! Просто мразь! Дафна в ужасе заметалась по кухне, запустив пальцы в волосы. Дыши, просто дыши, не нервничай. Перси и так плохо. — Тут нужна экстренная контрацепция, у меня такой нет, — она покачала головой, поджав губы. — Я отправлю Олега в аптеку. Не бойся, мы со всем справимся. А пока… И тут ей в голову приходит идея. Дафна выходит с кухни и быстрым шагом отправляется в спальню, где на полке сидят ее заговоренные куклы. Хватает ту, с которой работает на шоу, самую сильную. И возвращается к Перси, протягивая куклу ей. — Если не можешь рассказать, кто это, просто покажи ей. Так они обойдут магию подонка. — Я с твоими куклами еще не работала ни разу, прикинь… — Попытка пошутить закончилась нервным смешком. — Странно даже… начинать вот так… Но Перси пытается. Кукла оказывается неожиданно теплой, как будто и правда живая. И даже заставлять-то себя сильно не приходится — зачарованный чужой магией мозг с готовностью восстанавливает в памяти все их встречи. Поцелуи. И… секс. Персефона запоздало понимала, что начинает вкладывать в куклу уже гораздо больше, чем нужно было, но… так как будто бы становится легче. И когда заканчивает, в душе и правда остается звенящее ничего. Перси бережно придержала куклу — на мгновение почудилось, что она ей даже улыбнулась. А может быть, и не почудилось… — Я в душ, — глухо прошептала старшая Булгакова, чувствуя себя абсолютно потерянной. — И… можно… можно я останусь, а? Потому что, если сегодня увидит Сашу, она точно из окна выйдет. — Конечно, оставайся, это же твой дом, — с ласковой улыбкой отозвалась Дафна, аккуратно забирая куклу из рук сестры. — Я пока поработаю. Она узнает, что это за мудак такой, и тогда сможет помочь. А пока Перси уходит в душ, младшая Булгакова заходит к Олегу в гостиную, со вздохом опускается на диван и выносит вердикт: — Это пиздец. Какой-то урод приворожил ее и… Это пиздец, Олеж. Олег устало вздохнул, притянув Дафну к себе, и коротко поцеловал в макушку. Волей-неволей часть разговора сестер он все-таки услышал. Да и… ему даже не нужно было сильно углубляться в энергию Перси, чтобы понять, что произошло что-то чертовски страшное. — Я его видел, получается, — мрачно признался Шепс. Теперь все сходилось. — Он к ней лип не так давно у мастерской… Блять. Ему не жить. — Согласна, — еще недавно Дафна и не думала, что поддержала бы насилие, но… — Правда, сначала нужно снять приворот. Я это сделаю. Но тут ей приходит уведомление на телефон — «инстаграм» опять решил, что ей должно быть очень интересно видеть публикации Ромы. Дафна качает головой и с ухмылкой спрашивает: — А ты, кстати, почему мне ничего не сказал о Соболеве и твоей племяннице? Олег аж на секунду забыл, как дышать. Он опасливо покосился сначала на Дафну, а потом на ее телефон. Сам-то недавно знатно в осадок выпал, когда старательно пролистал все Олины сторис. Потом еще выяснилось, что Соболев это все старательно отрепостил с наитупейшими подписями, а потом его отрепостила еще и Оля, отвечая не менее слащаво-глупым образом… И тут вдруг — Дафна спрашивает об этом, словно ничего такого и не произошло? Сам не веря в то, что происходит, Олег аккуратно попробовал вбросить: — Ну… он тогда в больнице и звонил… потому что Оля при нем надралась в клубе… — О, хорошо, — искренне улыбнулась Дафна. — Красивая она у вас девочка. И за него я рада, заслужил свое право на счастье. Надеюсь, у них все получится. Она сейчас внезапно даже не лукавила. Сначала Олег теряется окончательно. В глубине души он ожидал реакции… страшной. Он вообще в последнее время всецело сосредоточился на том, чтобы не допускать для Дафны никаких эмоциональных потрясений — даже если это вдруг окажется грустинка на тему, что ей захотелось шоколадки, а шоколада в доме нет. И Олегу справедливо думалось, что то, что Соболев вдруг неожиданно переключился на другую, тем более, на Олю, Дафну заденет. Но вместо этого он встретил абсолютное спокойствие, улыбку, и… Отпустила. Она его отпустила. А у Олега точно целый булыжник с души свалился. Он тихо засмеялся, чуть отстранившись от Дафны — просто ради того, чтобы, взяв ее двумя пальцами за подбородок, коротко поцеловать в губы. — Спасибо, — на едином духу бестолково выпалил Олег. — А чего спасибо-то? — смеется девушка. — Лучше поцелуй меня ещё, а потом отправим тебя… по делам. Наверное, та ситуация, когда Дафна чуть не потеряла и Олега, и Марка, и заставила все ее чувства к Роме просто выгореть. Она больше… не нуждалась в нем. Больше не думала о нем, он больше не снился ей. Теперь она думала только об Олеге и их будущем малыше. И ещё… о сестре. — Погоди, мне надо посмотреть, что Перси показала моей кукле. Дафна возвращается за своей верной подругой и, держа ее ровно напротив себя, вглядывается в ее глаза. И видит. — Белобрысый такой, да? — не отвлекаясь от куклы, спрашивает она у Олега. — На змею похож. Он. Арчи. Арти? Артём. И он… О, Афродита. Перед глазами младшей Булгаковой мелькает все, что видела и пережила старшая. И это просто… ужасно. Дафна почти давится ее чувствами, пока у самой не появляются слезы на глазах. — Он — ученик нашего отца… И сейчас может быть у нас дома. — То есть он после такого еще и как ни в чем не бывало… — Мысль Олег не заканчивает. Отвлекается на мгновение телефон — брат продолжает звонить, даже игнорируя то, что они все еще не разговаривали. Олег колеблется секунд пять, но сбрасывает. Точно не сейчас. — Ну, я думаю, что Михаил Афанасьевич мне мордобой простит. И, скорее всего, даже поддержит. Олег уже успел лично удостовериться в том, насколько мужчина любит своих дочерей. И вряд ли змеенышу после произошедшего светит хоть какое-нибудь чернокнижное будущее. Или жизнь вообще. Олег поднимается, собираясь немедленно приступить к делу, поцеловав Дафну на прощание… но в последний момент останавливается. Он все еще понятия не имел, как будет объяснять будущему тестю произошедшее. Да и… надо было кое-что еще сделать. — В аптеку, да? — осторожно поинтересовался Олег. — Да, — кивает девушка. — И, Олеж, стой… Дафна передает ему куклу. — Дай ее нашему папе. Он все поймёт, и тебе не придется ничего объяснить. А я пойду налью Перси чаю для успокоения. Помни — мне нужны его биоматериалы и, желательно, хоть что-то из вещей, на которых он ворожил. И тогда она сама, прижавшись к Олегу, чувственно целует его и шепчет: — Будь осторожен, хорошо? А сама идет на кухню и ставит чайник — как раз послышалось, как в ванной отключилась вода. Персефона выползла на кухню только после того, как за Олегом закрылась дверь. С мокрой головой, в первом попавшемся домашнем платье — хорошо хоть, что не все вещи с собой увезла, — она самой себе казалась еще более жалкой. Просидела в кипятке черт знает сколько, аж до красноты на коже, а все равно… холодно. И все так же пусто внутри. — Как думаешь, когда ты станешь Шепс, а не Булгаковой, наше семейное проклятие перестанет действовать? — криво усмехнувшись, поинтересовалась старшая из сестер, неловко замирая на пороге. Про себя, естественно, уже не говорит. И не думает. — Хотя с другой стороны. Это что же за проклятие такое, если меня, чернокнижницу, долбает… — Ну какое семейное проклятие, — вздыхает Дафна и тянет сестру к себе, чтобы обнять и звонко поцеловать куда-то в волосы. — Все разрешимо. Садись давай, я лавандовый чай заварила. На самом деле, она сама боялась реакции Саши на случившееся с Перси — помнила ещё, как он ее шлюхой едва ли не в готзале заклеймил. Младшая Булгакова села за стол и подвинула кружку с ароматным дымящимся чаем Персефоне. — Ты, кстати, знала, что их племянница, Оля, с Ромой тусит? Надо же как-то отвлечь ее. — Имела честь лицезреть, — криво усмехнувшись, призналась Перси. — Я так поняла, что Оля заставила Рому звонить Олегу, но вы как раз тогда были в больнице, получается, поэтому он привез ее к нам. Это жесть была. Я ее от него отодрать не могла. О том, сколько гадостей про Соболева она наговорила и ему лично, и потом уже, когда перемывала ему кости с Олей, Персефона говорить не стала. Опасалась, что Дафну заденет. — Но я все еще обижена на Рому, что он назвал меня сукой, — с натянутым весельем в голосе продолжала Перси. — При Саше. Это был очень, очень неловкий момент. И сама тут же неловко закашлялась, отводя взгляд. Нельзя. Не думать сейчас, пока от одной только мысли сердце на куски разрывается. Ох, неужто там еще есть, чему рваться?.. — Ну-у-у… мне нравится Оля. Мне когда про нее… — опять чуть не произнесла имя, — короче, мне по рассказам казалось, что будет страшнее. Дафна добродушно рассмеялась. — Не терпится с ней познакомиться. Судя по всему, девчонка-то пожар. Так странно и приятно было осознавать, что внутри ничего не екает и не тянет при мысли об этих двоих вместе. Перси задумчиво посмотрела на сестру, только сейчас отмечая неожиданные перемены в ней. То есть, наверное, ожидаемые, но… это была такая тонкая вещь, которую просто нельзя было заметить сразу. — Отпустила его? — коротко уточнила Перси, не став церемониться. Не до церемоний уже как-то… — Прости, что развела тогда. Я не хотела… Она вообще много чего в последнее время не хотела, а получалось все наоборот. — Кажется, отпустила, — признала Дафна, пожав плечами. — То есть… Мне есть дело до того, чтобы с ним все было в порядке, но… Я уже не люблю его. Не как мужчину точно. Но затем она поспешила отмахнуться: — Не переживай, все в порядке. Не буду скрывать, что нападки Саши были… мягко говоря, неприятны, но… У нас с ним и раньше были натянутые отношения. Переживем как-нибудь оба. Для меня главное, что Олег меня простил. Потому что я хочу быть с ним всю свою жизнь. И лишь потом Дафна поняла, что из-за страхов Перси ей может быто не очень приятно это слышать, поэтому поспешила исправиться: — Прости. Не переживай, я уверена, Саша все поймёт. Ты же не виновата ни в чем. — Перестань. Ты не должна стесняться своего счастья просто потому, что я свое проебала, — чуть улыбнувшись, откликнулась Перси. И вот, когда ей буквально раз в жизни показалось, что все хорошо, все снова скатилось в какую-то неведомую херню. Зато у Дафны все хорошо. Все наконец-то так, как и должно быть… Может, семейное проклятие заключается в том, что только одной из дочерей суждено быть счастливой? К чаю так и не притронулась. Ничего в горло не лезло. Да и желания хоть как-то оживлять себя не было. Остановились бы у нее все процессы в организме разом… — Олег долго оборону держать не сможет, — невпопад бросила Перси, показав сестре свой новый защитный амулет. — Тут Сашина работа тоже. Почувствует. Готова поклясться, что уже утром… все будет плохо. — Прекрати, ничего плохо не будет. Повторюсь: ты ни в чем не виновата. Какой-то ублюдок воспользовался тобой. Почему ты винишь себя? Дафну это возмущало — мужик по-мудачески ведет себя, а виновата женщина. Тем более — ее сестра? Ну нет уж. — Потому что я проебалась, — пожав плечами, откликнулась Перси. Не озаботилась должным образом своей же защитой. Порезала руку при Арти, не проконтролировала, куда он дел гребанный платок. Не сообразила сразу, что происходит. Не попыталась, блять, саму себя спасти. Великая чернокнижница, наследница легендарного рода, отцовская гордость, мать его! — Это моя вина, — повторила Перси настойчивее, прикрывая глаза. «Ты меня поцеловала». — Прости, — тряхнув головой, продолжила Персефона. — Я… я лягу, наверное. Плохо как-то. — Да, конечно, — выдохнула Дафна, сдавшись. — Отдохни. Скоро все закончится. Я обещаю. Вернется Олег, она приведет обратный отворотный ритуал. Все обязательно наладится. *** Глаз по итогу сомкнуть так и не смогла. Попыталась, честно, но снились… чужие руки. И губы. И не только. Перси бестолково металась по кровати, скакала туда-сюда, пока не оставила идею уснуть полностью. Забавно даже — понимать, что в собственном доме не чувствуешь себя в безопасности. Она теперь как будто нигде себя в безопасности чувствовать не сможет. А потом вдруг вернулся Олег. Как будто бы быстрее, чем ожидалось. Перси высунулась тоже — подозрительно довольный Шепс кинул ей упаковку таблеток, название которых запоминать точно не хотелось бы. — Ну… змееныш теперь вряд ли вообще из норы выползет, — невозмутимо объявил Олег. — И сразу у него и платок этот нашелся, и чуть ли не сам снимать готов был… Кстати, волосы не я ему выдрал. Зато у Олега теперь появился новый ночной кошмар — Михаил Афанасьевич Булгаков в гневе. И испытать на себе подобное ему бы точно не хотелось. — Отлично, — выдохнула Дафна, принимая в руки нужные для ритуала атрибуты. — Олеж, посидишь с Перси, пока я магичу? И она уходит в спальню, чтобы поработать на алтаре Афродиты. Заворачивает белесые волосы в окровавленный платок, а сверху ставит стакан чистой воды, который накрывает заговоренным зеркальцем, взятым у Олега. Ритуал очень простой на самом деле. — Стекло — это как разбилось, развалилось, Так и Персефона от Артема отвалилась, и любовь ее бы разбилась. Спине к спине, душа от души. Язык. Ключ. Замок. И с этими словами Дафна бьет в самый центр зеркала ритуалом кинжалом — осколки падают в воду. А потом ведьма и сам платок с завернутыми прядями топит в нем. Задувает свечи, погружая комнату во мрак, и возвращается к Олегу и Перси. — Вот это, — она протягивает полученный атрибут сестре. — Ты должна выбросить в реку. Вместе со стаканом. Что… ты чувствуешь? — Она чуть не отключилась тут, — с видом заговорщика поделился с Дафной Олег. Перси тут же вскинулась на него, в шутку стукнув в плечо. Шепс даже не почувствовал ничего. — Пизди больше! Все со мной хорошо, — заворчала на него Персефона, вскинув подбородок. — Только голова болит. И срочно пытаюсь вспомнить, как до воды добраться… Олег оглянулся на Дафну, улыбаясь ей. Раз разворчалась, значит все наладилось точно. И это хорошо. А вот что дальше будет — не очень.