CHARMED

Это утро не назовешь самым бодрым. Дафна совершенно не выспалась, половину ночи металась по подушке, даже плакала во сне. Вот, что с нормальными людьми делает отсутствие контрацепции. И вот сейчас девушка сидела на кухне с двумя кружками — зеленый чай для нее, кофе с молоком — для Ромы. Она тупо пялилась в окно, погружённая в сладкое небытие, когда Соболев приперся на кухню в трусах и с мокрой головой. — Извини-извини-извини! — с порога затянул Рома. Просто так. Новая приобретенная привычка. Пускай стараниями Дафны отходняк был не такой мощный, как обычно, его продолжало бросать то в жар, то в холод. Вдобавок тело вдруг решило продемонстрировать новый фокус — от любого неосторожного движения то руки, то ноги начинало сводить судорогой. Взгляд переместился к Дафне, и вот тут невольно вырвалось: — Я начинаю сомневаться, кто из нас нарик. Дафна оставалась прекрасной, но сегодня было особенно заметно, насколько ей плохо, и это… беспокоило. Слишком. — Тебе плохо? Врача? Булгакова медленно помотала головой, но шея будто бы двигалась на шарнирах. Она вообще сейчас напоминала свою куклу — худая, бледная, щеки впалые. Точно фарфоровая. — Нет, не надо врача, — а голос так и скрипит, как не смазанная калитка. — Мне теперь каждый день нехорошо, пора привыкать. Но особенно нехорошо ей без Олега — теперь Дафна это поняла. Может, дело в ребенке, может, он чувствует, что папы нет рядом. Чертова сентиментальность. Перси была права, надо с ним поговорить… но станет ли он ее слушать? В готзале он вовсе игнорировал ее существование. Спасибо, что Рома согласился переночевать — так она хотя бы была не одна. И пусть Соболев теперь спал на диване в гостиной, а не с Дафной, так было правильно. — Я налила тебе кофе, — улыбка ее кажется мертвецкой, а голос звучит слишком тихо. Наверное, впервые в жизни Булгакова ощутила реальное давление депрессии. — Не, привыкать к этому не надо, — медленно возразил Рома, даже проигнорировав кофе. К меркантильному подходу в жизни он привык. Ты — мне, я — тебе: так строились все его отношения с друзьями, такого принципа придерживались его родители, у которых искренности друг к другу не было давно. С Дафной так не хочется, но он должен был сделать хоть что-то. Без желания получить что-то взамен, а за все то, что она делала для него. И продолжает делать. Скорее всего, телефон Дафна оставила в комнате. Ну, или просто где-то в квартире, но это уже сложнее, потому что он сегодня разваливается. Получается, у него было буквально несколько минут на то, чтобы успеть заглянуть к ней в комнату до того, как до Дафны дойдет суть его коварного плана. А она его всегда понимала быстро. — Я щас, — сделав вид, что ему срочно нужно обратно в ванную, предупредил Рома, спешно покидая кухню. Ну… вряд ли будет хуже, чем уже есть сейчас. А Дафна сейчас и не врубилась, на самом деле. Просто молча отвернулась обратно к окну, сжимая озябшими пальцами горячую кружку до покраснения кожи. Ей плохо. Ей реально плохо. Очень. Как не было даже тогда, когда они раньше ссорились с Ромой, когда он ее ударил. Ведь сейчас все изменилось. Изменилась она, и скоро начнет меняться ее тело. А увидит ли это Олег? Может, ей просто уйти с «Битвы»? И плевать на любую неустойку. Ей будет невыносимо видеть его и слышать молчание в свою сторону. Дафна засиделась надолго, пока чай не начал вовсе остывать, и лишь тогда опомнилась, тихо позвав: — Ром? Рома, ты где? Оказалось, что проворачивать такие трюки после того, как знатно обдолбался перед этим — плохая идея, потому что путь до комнаты Дафны показался вечным. А еще у него успела отняться нога, и впервые за все время Рому долбануло осознанием того, что он в свои двадцати три разваливается, как семидесятилетний. К счастью, телефон оказался именно в комнате. И пароль сразу ввел верно — естественно, ведь это именно Рома в очередном приступе паранойи его и ставил, запрещая менять. И не поменяла же. А еще на экране трещина, и очевидно, когда Дафна успела его разбить. Если Рома опять не выпадет из реальности, кажется, он должен будет отдать должок в виде нового телефона. А теперь в эфире традиционный выпуск программы «Сдохни или умри». В роли избиваемого — Роман Соболев, в роли кары небесной — Олег Шепс, к которому скоро присоединится Дафна Булгакова. И хотя идея все еще была сумасшедшей, у Ромы точно появилась новая (очередная) зависимость — ему слишком сильно хотелось стать хорошим. Гудки как будто бы шли целую вечность, но когда на той стороне раздалось напряженное «Что случилось?», Рома затараторил быстрее, чем успевал оформлять мысли в слова: — Слушай, это я, у меня пара минут, так что слушай. — Опять ты? Ему даже не надо было быть экстрасенсом, чтобы как в живую видеть, как Шепса перекашивает от злости от одного только звука его голоса. Усугубляет все еще и то, что звонит ему Рома с телефона Дафны, что прямым текстом говорит — они сейчас вместе. Ага. И он, в трусах, только из душа, торчит посреди ее комнаты и названивает ее новому парню. Боже, блять, Шепс, только не включай свою телепатию. Или кто он там? — Я, — невпопад подтвердил Рома. На так и лезущем из него «куда ты от меня денешься?» Соболев успел прикусить себе язык. — Приезжай. Прям очень надо. Дафне сильно плохо, и если ты не приедешь, то… — «То, возможно, она единолично избавится от вашего ребенка. А, ты так и не узнал?». Время утекает сквозь пальцы, пока Шепс безбожно тупит. Рома опасливо оглядывался в сторону кухни, предполагая, что Дафна точно не оценит его своеволия, и ей может стать совсем плохо. А ее ведь надо беречь. Ну… Рома сейчас, получается, как раз этим и занят? — А ты там на что? И вновь ему не надо быть экстрасенсом, чтобы чувствовать, как Шепс старательно из себя эти слова давит. Потому что то, что Рома здесь, с Дафной, а он неизвестно где, его задевает. Не привык, получается, быть на втором месте. Ладно, Рома такой же. Был? — Чтобы, блять, названивать одному тугому идиоту, потому что вы тут такие влюбленные, что даже друг с другом не разговариваете, — на едином духу выпалил Рома. Но потом пошел на крайности: — Слушай, ну хочешь, приедешь, ноги мне сломаешь? По его мнению, предложение должно было быть очень заманчивым, но Шепс не соблазняется. — Я и просто так это сделать могу, не при ней. И тогда Рому прорывает. — Твоя, — он специально сделал на этом акцент, — девушка сейчас беременна от тебя. Но так как ты ведешь себя примерно как я в свою худшую эру, она почти готова сделать аборт, чтобы никому не мешать, потому что считает, что ты ее кинешь. А если кинешь, уже я тебе ноги переломаю. — И ржет еще. Точно, тугой. Правда смех-то нервный. — Короче, либо ты приезжаешь сам, либо я гружу ее к тебе, потому что я за нее переживаю. Все, чао-какао, переваривай, я тебя жду! И сбросил. Ух ты, блять, он сейчас реально это сказал? Через пару минут, относительно успокоившись, Рома вернулся на кухню как ни в чем не бывало. Сел за стол, залпом выпил давно остывший кофе, а потом объявил: — Слушай, я поеду, уже отец звонит… А сам смотрел ей в глаза с самым честным видом, пытаясь незаметно подтащить поближе к себе собственный телефон, который буквально все это время пролежал посреди стола, блять. — Ты уходишь?.. — ломким высоким голосом спрашивает Дафна и чувствует себя так, словно вмиг осиротела. И он тоже ее бросает?.. На глаза были готовы навернуться слезы, но вместо этого Булгакова пожимает плечами, выдавливая из себя: — Ладно. Наверное, она, и правда, сама во всем виновата. Нужно было не тупить и раньше определяться — теперь-то она, по сути, осталась у разбитого корыта. И, виня себя, Дафна не говорит Роме ничего о своих тяжких думах, просто так и сидит на кухне, пока тот одевается и собирает вещи. Встает только для того, чтобы закрыть за ним дверь. Ее шатает, пока она идет по какому-то внезапно слишком длинному коридору, ее под руку ловит Соболев, чтобы не упала. Но Дафна-то знает, что все равно упадёт. Сразу же, как Рома уедет. Упадает на пол посреди прихожей и не будет ни есть, ни пить, ни спать, пока не умрет. А тело ее найдет Перси, когда наконец вернется от родителей. Все разложившееся, вздутое, мерзкое. Да, такой сценарий Дафну вполне устроит. Странно, она даже не представляла, что человеку может быть так плохо. Отперев все замки, Булгакова открывает дверь и поворачивается к Роме, словно прощаясь насовсем: — Спасибо, что посидел со мной. Прости, что потратила столько твоего времени. И только потом она понимает (мозг работает чересчур заторможенно), что на пороге уже кто-то стоит. Дафна медленно переводит взгляд на тень. А затем, тупя, на лицо нового гостя. — Олег?.. — Сюрпри-из! — с преувеличенным энтузиазмом объявил Рома и, понимая, что новоиспеченным родителям надо побыть вдвоем, попытался выскочить в подъезд. По итогу, сам еще немного подтормаживая, эпично вписался в Олега. — Нет. Ты тоже остаешься. — Я так и знал, что тебе понравилось предложение переломать мне ноги! — продолжал паясничать Рома, предвкушая очередной мордобой — и так еще прошлые не сошли. Однако рука, которой Олег его стопорнул, вся тряслась. И самого его аж колотило всего — Рома уже видел реально бешеного Шепса и понимал, что сейчас тот вообще не злится. Бам. Да Олежка ж сейчас в обморок свалится. И взъерошенный-то какой, и бледненький весь… а принесся сюда на чем, на реактивном двигателе? Или это Рома долго собирался, потому что чуть не помер, пока пытался сделать вид, что не видит, как Дафну разрывает на части? Потом Шепс потащил их в гостиную. Дафну, вообще ничего не понимающую, естественно, нежно — за талию держал. Рому — почти за шкирятник, но он не сильно сопротивлялся. Дафну усадил, как куколку, Рома плюхнулся сам, с самыми честными глазами обратившись к Дафне: — Ну, я просто ему позвонил… и кое-что сказал… — Ты сделал что?.. — до Булгаковой только сейчас начало доходить. Она сейчас его порвёт. Серьезно, Дафна изобьет Рому лично, несмотря на все остатки синяков на лице. Ей захотелось пронзительно завизжать, протестующе забрыкаться прямо на диване, наорать на обоих и умереть от сердечного приступа. Но вместо этого она прокашлялась и очень серьезно обратилась к Олегу: — Если что, ты мне ничего не должен. Алименты сдирать не буду и вообще… И тут Дафна подскакивает — довели все-таки. А ещё она спала, в общей сумме, часа два-три. Поэтому теперь стремительно несется в туалет и, не добежав до унитаза, хватает первое попавшееся ведро — ее рвет желудочным соком. Сутки уже не ела. Вот и сидит на полу, обнимаясь с ведром. — А я тебе говорил, — протянул Рома, многозначительно покосившись на стремительно седеющего Шепса. Ладно, сам, наверное, не лучше выглядит. — Ну не тормози, давай, ноги в руки и пошел! Сам, правда, тоже поплелся следом. Но так, остался на пороге гостиной, чтобы было видно коридор — ненавязчиво приглядывал. Дафну к тому моменту уже не рвет, но с ведром она расставаться точно не планировала, как и в принципе подниматься. — Почему я его не чувствую? — вдруг спросил Олег. Бедный Шепс метался рядом с ней, как тигр в клетке, наворачивая круги туда-сюда, явно не зная, куда себя деть и что вообще делать. Потом заторможенно уточняет: — Ребенка. — И совсем бестолково заканчивает: — Нашего. У него от одного только словосочетания «нашего ребенка» голова кружится. И что-то внутри буквально расцветает, что-то такое, еще не совсем осознанное… Продолжающий приглядывать за ними Рома шумно выдохнул, не скрывая облегчения, когда увидел, как в какой-то момент совсем ничего не понимающий Шепс начал во весь рот улыбаться. — Непрогляд, — пояснила Дафна, кое-как пыхтя и пытаясь подняться на ноги. — У Перси научилась. Отодвигает ведро ногой и подходит к крану. Споласкивает рот жидкостью с мятой и, закончив с процедурами, облокачивается руками о раковину, тупо смотря, как вода утекает в слив. Игнорируют стоящего неподалеку Олега абсолютно осознанно — она просто не готова. И Рому она прибьет, это точно. Ей страшно. Она не видит его лица, уставившаяся в воду, не может почувствовать его реакцию, потому что слишком напугана. Шепс слишком близко. Да и сам Олег как-то как будто и не дышит, когда делает пару шагов навстречу к ней. И смотрел-то — как на самое важное сокровище. Хотя, на самом деле, так ведь и было. Нет. Два сокровища. Когда расстояние между ними осталось минимальным, Олег наконец позволил себе Дафну обнять. Разворачиваться не заставил, понимая, что для нее может быть чертовски сложно на него посмотреть. Но сам просто не смог не задержать руку на ее животе, не поцеловать в макушку. И хотелось ее… касаться. Только даже простые касания ощущались совсем по-другому. И сама Дафна ощущалась по-другому. — Я тебя люблю, — тихо, но совершенно искренне шепнул ей Олег. Он и сам не знал, что может это так сказать. — Или нет. Вас люблю. А Дафна вздрагивает всем телом — и от его слов, и то того, как ощущается его рука на животе. Она сразу же разворачивается к нему лицом, глядит в глаза и не может насмотреться, видя в них искреннее тепло. Он. рад? — И я тебя люблю, — сипит Булгакова. — И мальчика нашего люблю. Я уже посмотрела — это будет сын. И она прижимается к Олегу, ластится, как никогда до этого. Все ещё трясется от шока, но… ей сейчас стало так хорошо и спокойно. Умиротворенно, но и волнительно. Нет, вот теперь она обязана помочь Роме — и бить его никто не будет. Он — герой дня. — Ты… Ты, правда, рад? Ты готов к этому? — Я еще пока не очень все осознал… — честно признался Олег и засмеялся. Нет, пожалуй, в полной мере он еще ничего не понял. Даже то, как вообще к ней приехал, потому что все с момента, как Рома все-таки рассказал, казалось сном. — Но… черт, да. Ты даже не представляешь, как я рад. И как я тебя люблю. Готов ли? Наверное, пока еще нет. Потому что вообще об этом не задумывался. Но… Олег постарается. Очень сильно постарается, ради Дафны и… Ради их сына. А спустя какое-то время, убедившись, что никто никого убить не планирует, к ним аккуратно сунулся Рома. Он все никак не мог перестать улыбаться, искренне улыбаться, хотя под наркотиками это чувство как будто бы атрофировалось. Прокашлялся демонстративно, привлекая к себе внимание, и начал типа издалека: — Ну так вот… если соберетесь выбирать идеального крестного ребенку, напомню, что мой номер телефона… И даже Роме, на самом деле, так чертовски сильно за них радостно. *** На самом деле, Саша хотел решить все телефонным звонком. Просто и ужасно, как делают самые мерзкие люди. Но в итоге понял, что хочет стать достойным для Персефоны, и тогда достоинство должно проявляться даже в таких вещах, как желание послать Мэрилин в Эстонию. Поэтому он и назначил ей встречу — но уже не у себя дома, а в кафе около ее отеля. Шепс пришел даже раньше назначенного времени, но тут по рыжей копне волос за оконным стеклом понял, что и она тоже. Керро сидела за столиком, всматриваясь в стакан воды так, словно он загипнотизировал ее. Саша подошел и без приветствия сел напротив. — Ты догадываешься, зачем я тебя позвал? Особенно учитывая, что он игнорировал ее неделю. — Догадываюсь, — честно призналась Мэрилин. Возможно, ей следовало догадаться раньше. Еще тогда, когда к ним ворвался Олег. Или тогда, когда девчонка во все глаза смотрела на то, как она забирала Сашу от готзала. Очевидно, что это была та самая загадочная Перси. И очевидно, что она была не просто сестрой девушки Олега. Только ослепленная своим мнимым счастьем Мэри сначала думала, что это — временно. Ведь не впервые при ней Саша увлекался какой-нибудь девушкой, чтобы потом так же быстро охладеть… Но здесь история затянулась. А Керро снова оказалась неугодной. — Значит, выбрал, — коротко сделала вывод она, покачав головой. — Я и не выбирал, — признался Саша совершенно ледяным тоном. — Я всегда был с ней. Проводил с тобой время, чтобы от тебя не было проблем, но они все равно появились. Так что теперь по-честному. Не нужно мне ничем угрожать, ты не получишь деньги за мастерскую назад. А если решишь открывать рот, то все увидят то видео. Смекаешь, о чем я? Да уж, с достоинством разойтись не вышло. Все меланхоличное настроение, связанное с тем, что Мэри снова ему поверила, мгновенно сменилось воинственной агрессией. Хотя при одном только упоминании того самого видео щеки эстонки вспыхнули огнем. — Думаешь, она не узнает? — мрачно поинтересовалась Мэрилин. В последнее время она практиковала все реже, но все равно оставалась сильной ведьмой, способной причинить реальный вред. Да и… не мог он ей полностью закрыть рот, как бы не старался. — Рано или поздно это всплывет. — Мне все равно, — пожал плечами Саша. — Делай, что хочешь, только вали в свою Эстонию и больше не возвращайся. Договорились? И он просто поднялся из-за стола и ушел, оставляя разгневанную ведьму без шанса на ответ. Есть ещё одно дело. Шепс, уже на улице, достает телефон из кармана и без колебаний набирает номер Дафны. — Алло, — отвечает ему подозрительно веселая Булгакова, хихикает там ещё. Но когда Саша слышит на заднем фоне голос Олега, то сразу понимает, что к чему. — Что такое? — Я знаю, что мы с тобой не с той ноты начали… — мнется старший Шепс, уже готовый попросить позвать к телефону брата. — И продолжаем, — хмыкнула Дафна, но, видимо, у нее было слишком хорошее настроение, чтобы вступать в споры, потому что буквально сразу она спросила: — Тебе дать адрес родителей, да? Перси там. — Да. Да, пожалуйста. *** Этот день выдался дождливым — словно сама природа так и рыдала, напоминая Саше обо всех его ошибках. Говорила, что у него нет права на ошибку теперь. Дом Булгаковых, как выяснилось, располагался в СНТ очень близко к Москве, поэтому путь в такси занял не более сорока минут — но все то время, что Шепс сидел в машине и смотрел на стекающие по стеклу холодные капли, ему, практически впервые в жизни, было реально страшно. А если она развернет его прямо на пороге? И ведь права же будет. Черт, там же еще ее родители… Саша трусил, точно школьник какой-то. Но вот, такси тормозит у шлагбаума про въезде в СНТ — дальше не проедешь, искать дом придется пешком. Мужчина благодарит водителя и выбирается из машины уже почти в настоящий ливень. Волосы и пиджак тут же промокли, но ему плевать. И продирается через пелену дождя только вперед и вперед, пока не видет табличку с тем же номером дома, что говорила по телефону Дафна. Главное, чтобы не обманула — а ведь у нее причины на то были вполне обоснованные. Саша нажимает на звонок у калитки и ждёт. Вода стекает по лицу, его тело уже почти лихорадит, зубы стучат. И вот-вот кажется, что ему уже никто не откроет, как вдруг большая железная дверь высокого забора отпирается. Перед ним стоит моложавая для своих лет женщина. И бесконечно нежная. На ее руках перчатки, перепачканные в земле, а чуть поодаль виднеется теплица с цветами. Удивление на ее лице быстро сменяется загадочной улыбкой, когда она делает шаг в сторону, чтобы пропустить Шепса на территорию — главное, под крышу, пока он не простудился. — Здравствуйте, — склоняет голову он, а сам весь трясется. — Алла Евгеньевна, Персефона дома? — Дома, — кивает мама девочек, улыбаясь уже во весь рот. — Проходи скорее, отогреешься. А Саша вместо этого залипает на дом — ему, право, только готических шпилей не хватает. Нет, он очень современный, но почему-то так и вайбит жилищем Стивена Кинга со своими темными стенами и ажурными окнами. — Пошли-пошли, — настаивает Алла. И тогда мужчина, наконец, подчиняется. Но, едва он переступает порог, то видит перед собой новое препятствие — по лестнице вниз стремительно несется здоровенный ротвейлер. Он тормозит лишь тогда, когда раздается грозное: «Цербер, стоять!». И вот хрен знает — загрызть мчался или поиграть. Из гостиной в коридор тут же выходит светловолосый мужчина средних лет, но вид у него не самый приветливый. Похож на отца. Он складывает руки на груди и говорит: — Знал, что ты явишься. Я сейчас позову ее, но если ты снова обидишь ее, то пойдешь со мной на кладбище. Добровольно. — Да, сэр, — серьезно кивает Саша, пусть у него с отцом Перси разрыв в возрасте и меньше, чем с ней самой. — У нас есть камин в гостиной. Отогрейся, — вмешивается появившаяся за его спиной мама. — У тебя уже зуб на зуб не попадает. — Спасибо, мэм. И с чего он вдруг заговорил так, будто прибыл с юга Штатов? Но он слушается. Разувается, проходит в гостиную, тянет дрожащие пальцы к огню. Вот только мама Перси не знала одного — трясет его далеко не из-за дождя. Хотя, может, она это и поняла, но предпочла деликатно промолчать. — Персефона! — громоподобно зовёт отец. — Спустись вниз. К тебе гости. — Гости? — недоверчиво переспросила Перси. Из-за сегодняшнего дождя их кот, огромный черный мейн-кун Бегемот, решил снизойти до нее и даже сам пришел в комнату, хотя сильно ласковым не был и вообще держал в страхе все СНТ — и двуногих, и четырехлапых. — Какие ко мне гости? На мгновение у нее возникло ощущение, что Бегемот сейчас, как и его легендарный тезка, встанет на две лапы, даст ей какой-нибудь жизненный совет и предложит спирта для храбрости, но по итогу он только крайне недовольно мяукнул и едва не долбанул ее когтистой лапой по руке — потому что гладить перестала. — Ну ты и старый хрен, Бегемот! — заворчала Перси в шутку — уже привыкла, что у них дома кот терроризирует даже огромного ротвейлера. На первом этаже, как оказалось, были и мама, и папа — только первая очень загадочная, а второй, по традиции, ужасно хмурый. Наверное, у нее уже на этом этапе должны были закраться подозрения, но Перси за то время, что жила у родителей, почти полностью отвыкла прислушиваться к своей чуйке. Чуть неловко улыбнулась обоим, потрепала по голове подозрительно веселого Цербера и пошла в гостиную… И чуть прямо там и не упала. Сначала подумала, что спит. Пришлось проморгаться, ущипнуть себя едва не до боли. Реальный. Реальный! Ей пришлось зажать себе рот ладонью, чтобы не сорваться на предательский счастливый визг, а в груди как будто произошел взрыв. Так, говорят, рождаются новые звезды — и у Перси сейчас в сердце как будто звезда загорелась, а от охватившей ее нежности даже дыхание перехватило. — Са-а-аш! — Она едва не разрыдалась от счастья, бросаясь к нему, чтобы крепко обнять со спины. — Саш, ну нельзя ж так! Ты ж ледяной совсем, ну дурак… Мужчина рассмеялся своим привычным бархатистым тембром и развернулся в ее руках, чтобы обнять в ответ. Прижался подбородком к ее голове, поцеловал в макушку, гладя по волосам. И все же он был чертовски не прав — она не злилась. Она просто не умела злиться, потому что ее сердце слишком велико. А его собственное предательски сильно колотится. Оно маленькое и тщедушное, но целиком принадлежит ей. Его маленькой богине. — Протестую, — все ещё смеясь, молвил он и слегка покачивал Персефону в своих руках. — Как Аид, я очень стойкий к холоду. И тогда мужчина слегка отстраняет Булгакову от себя, берет ее личико в ладони и шепчет, проникновенно глядя в глаза: — Поехали домой. — А-а-а, то есть, мне тебе вот именно это и припомнить, если ты вдруг заболеешь, я запомнила, господин Аид, — наигранно серьезно отозвалась Перси, но почти сразу сдалась — засмеялась. От счастья ее едва не разрывало изнутри, а от долгой разлуки все чувства как будто приумножились раз в двадцать. Черт, она даже не представляла, как сильно на самом деле по нему соскучилась. Только вот от его предложения сердце предательски кольнуло. Такой острой-острой рыжей эстонской иголкой, которая продолжала оставаться головной болью Перси и почти что навязчивой идеей. Просто… да, она начала сравнивать себя с Керро. Перебирала все, перебирала, листала ее страницы в социальных сетях и все никак не могла понять… В какой момент рыжеволосая эстонская красавица ей вдруг проиграла? Саша-то, в конце концов, сейчас здесь. Однако история с Керро незримым грузом так и осталась на плечах Перси, и спросить сразу у нее духа не хватило. Как и ответить на такое слишком заманчивое предложение. По итогу она только тепло улыбнулась, убирая у Саши мокрую челку и целуя в лоб. — Саш, между прочим, ты реально горячий, — невольно нахмурившись, заметила Перси. — Не говори такие вещи при своем отце, — в итоге лишь отшутился Шепс. А сам отец как раз откашлялся за спиной Персефоны. Саша тут же выступил ему на встречу, при этом продолжая держать его дочь за руку, и сказал: — Очень рад официально с вами познакомиться, — протянул ему ладонь для рукопожатия, и Булгаков, немного помедлив, ответил на жест: — Михаил Афанасьевич, — представился он. Саша, конечно, знал его имя, но отчество — нет. Надо же, полный тезка. А может… Кто знает, сколько такие сильные чернокнижники вообще способны жить. Усмехнувшись собственной мысленной шутке, мужчина поспешил представиться и сам: — Александр. — Я в курсе, — отозвался Михаил. — Но только хочу посоветовать не пить такой ядреный виски. Егермейстер будет получше. Спасал меня, когда ссорились с Аллой. — Миш! — со смехом воскликнула его жена. А отец только и смеется — взял и спалил, что они с дочерью подглядывали за Сашей. Тот же рассмеялся в ответ и ответит, покосившись на Перси: — Вот как. Учту, спасибо за совет. — Папа! — праведно возмутилась Персефона, даже топнув ногой от возмущения. И не сказать, что это было как-то ужасно неловко, но… у нее до сих пор от этого эпизода сердце ныло. Понимала, что им обоим эта встряска нужна была, очень нужна — но не могла избавиться и от предательского чувства вины. И вина-то эта была какая-то ребяческая, но… Нет, Персефона. Пора взрослеть. Перси улыбнулась шире, сжав Сашину руку и бросив на него сияющий взгляд. Слишком короткий, чтобы наглядеться. Нет, кого обманывала? Она на него еще не скоро налюбуется. — Не слушай его. Они вообще никогда не ссорятся, — поспешно вклинилась Перси, пообещав самой себе, что за вот это вот «подглядывание» обязательно объяснится. — И нам пора перестать. Откуда у нее вообще, блин, брались в голове мысли о Керро, когда ее самый лучший мужчина на планете примчался сюда, даже не побоявшись легендарного отца-чернокнижника, и сейчас собирался ее буквально выкрасть? Домой. — Мам, пап, я сейчас ненадолго выкраду вашего будущего зятя, — ну не могла она немного его не подразнить — уже скучала по этому, — мы поговорим и вернемся. И, не дожидаясь ответа, повела Сашу на второй этаж, к себе в комнату, где можно было поговорить без опасений того, что папа сейчас решится выложить еще какой-нибудь компромат на нее. Тем более, господину Зевсу надо немного свыкнуться с мыслью, что сейчас его дочь опять украдут в подземное царство. Перси же уже буквально готова была с Сашей хоть на край света бежать. Хотя ладно, один свидетель все-таки был. Бегемот вольготно развалился на ее кровати, занимая собой почти половину. Перси, на ходу дернув в ванной полотенце, рисковать и сгонять его не стала — жить-то хочется, — так что Сашу пришлось садить с краю. — Саша, это Бегемот. Бегемот, это Саша, — как ни в чем не бывало представила их друг другу Перси, понимая, как прекрасно звучит этот диалог в сочетании с тем, кто ее отец и как его зовут. Сама встала рядом с Шепсом, заботливо вытирая ему хотя бы волосы. Все равно под дождь, конечно, лезть придется… — Лучше не трогай. Я когда сюда сбежала, он меня чуть не сожрал. — Опасный зверюга, — усмехнулся мужчина, глядя при этом все равно лишь на Перси глубоким, проникновенным взглядом. Он перехватил ее руку с полотенцем и, забрав его, притянул девушку к себе и поцеловал ее ладонь, всю в шрамах от кровавых практик. — Обещаю, — шепчет он. — Что я разберусь с матерью, и она больше тебя не тронет. Керро сваливает в Эстонию, я ясно дал ей понять, что ее здесь не ждут. И даже специально назвал ее по фамилии, а не обычным ласковым «Мэри». — Ты сможешь простить меня? Положа руку на сердце, кажется, она сейчас реально разрыдается от восторга. Или от чрезмерной нежности. Или от любви. Или от всего сразу, потому что со всем негативом, происходящим в последние дни до ее побега, Персефона успела почти забыть о том, что умеет так сильно любить. — Меня искренне умиляет, что у тебя вообще была мысль, что я могу тебя не простить, — на едином духу выпалила Перси, снова Сашу обнимая. Правда почти сразу отстранилась — исключительно ради того, чтобы, смеясь, поцеловать в нос. — Я не умею на тебя злиться. Честное слово, у меня даже навыка такого нет. Я только на себя злилась. И как-то не особо даже — на эту прекрасную женщину, которой, ладно, хотя бы за Сашу и Олега. И на Керро как будто бы нет. Было только такое тотальное разочарование… в самой себе. Буквально по всем фронтам. — Прости, что я так сбежала, — в какой-то момент, совсем расчувствовавшись, затараторила Перси, прижавшись к мужчине — чтобы не видел лица. — Я просто… как накрыло уже. Поняла, что совсем… совсем не вывожу. — Это я виноват, моя девочка, — а Саша гладил ее по спине, вдыхая аромат ее волос. — Слишком много на тебя взвалил. И слишком много взял на себя. Да, он сделал гадость Мэри, но теперь хотелось как-то исправиться ради Персефоны. Перед Костей с Нино что ли извиниться? И, словно в подтверждение примирению, за окном вдруг показалось солнце. Яркие теплые лучи проскользнули в комнату, подсветив мордочку и усы Бегемота, что не могло не умилять — даже несмотря на то, какая это машина для убийств. Саша вновь отстранил от себя Перси, но только для того, чтобы посмотреть в ее глаза. Такие чистые, искренние и любимые. Но уже не наивные. Словно в девушке что-то сильно изменилось за время ее отсутствия. — Поехали, — попросил Шепс. — Мне не терпится оказаться с тобой в Москве. А в Москве — уже столько дел… И Дафна со своим микро Шепсом (интересно, кто в итоге скажет Саше?), и этот сеанс чернокнижного исцеления Ромы, на которого у нее все еще не было идей. Но, на самом деле, даже появилось желание. Счастливая Перси готова была геройствовать и любить весь мир, хотя еще буквально пару недель назад проклинала саму себя. И никакое она не ничтожество. Она любима. И сама чертовски сильно влюбленная. И просто… Ну нельзя же так сильно кого-нибудь любить! Перси часто заморгала, не сразу поняв, что не то что плачет — реально, рыдает от счастья, и остановиться никак не может. — Са-а-аш, — едва не взвыла она в приступе безумной любви, прежде чем поцеловать. Потом сорвалась — почти задыхаясь, беспорядочно зацеловывала ему лицо. — Сашка… забери меня домой, пожалуйста… Я очень хочу домой. И теперь все точно должно быть хорошо. *** Кажется, сегодня Персефона впервые возвращалась домой как на смертную казнь. Над просьбой сестры она думала долго, в процессе успев немного ругнуться с отцом, окончательно удостоверившимся в том, что обе дочери долбанулись в край. Но по итогу… План вообще созрел случайно. Спасибо новоиспеченному родственничку Олеже за его великое «магия внутри вас». По итогу, когда Дафна открыла ей дверь, то немедленно напоролась на полный скептицизма взгляд и кислую мордашку. В гостиной тем временем предпринимал третью попытку побега Рома, у которого от новости о том, что сейчас над ним будет ставить опыты Перси, неожиданно разыгралась страшнейшая мигрень. В общем-то, если с Олегом они еще как-то сработались, имея общую цель — благополучие Дафны, то с Персефоной у них сохранялась совершенно взаимная неприязнь друг к другу, после ситуации с избиением Соболева только обострившаяся. Потому что тогда вот так «ловить его на живца» было ходом слишком коварным. Вполне в стиле Перси. И хотя каждый из них понимал, что при условии положения Дафны лучше сильно не блистать остроумием, сдержаться никто не мог чисто физически. — Может, все-таки я его прокляну? — с надеждой поинтересовалась Перси, рассеянно оглядывая такую… похорошевшую Дафну. — Наркомания сразу перестанет быть его главной проблемой. Так. Главное не перепутать случайно кружки и не выпить ничего из ее. И не сидеть на одном стуле. Какие там еще приметы есть от беременности? Мало ли! — Перси! — шикнула сестра. — Не советую проклинать будущего крестного. Особенно, если учитывать, что второй крестной будешь ты. Конечно, Дафна ещё не обсуждала это с Ромой, но его шутку она восприняла вполне серьезно. Да, с Олегом они тоже это не обговаривали, и он, наверное, будет в ужасе, но кто его будет спрашивать? Уж это младшая Булгакова в состоянии решить сама. А сейчас она просто уставилась на Перси, ожидая ее реакции с невинной улыбкой — как ей такая парочка перед Богом, м? Вошедшая в квартиру Перси едва не упала прямо на пороге. Даже Рома, разыгрывающий драму, временно забыл о своей страшенной мигрени, высунулся из гостиной с не менее ошарашенным видом. — Я ж это… ну… — Рома неловко почесал затылок, вообще не считая себя достойным такой ответственности. — Я ж пошутил… — Ты меня собралась в церковь тащить?! — давясь смехом, переспросила Перси. — Так еще и с вот этим вот?! И встретились наркоман и чернокнижница в церкви… Дафна закатила глаза и наигранно вымученно зарычала на выдохе. — Не треплите мне оба нервы, — предупредила она. — Если так решила мать, то это святое. И с каких пор она вообще так выражается? Ужас, да и только. Да, она теперь мать. И с этим младшая Булгакова будет свыкаться очень-очень долго. Дафна с теплой, светлой грустью посмотрела на Рому и совершенно по-детски передразнила: — Первое слово дороже второго, Ромашка. Или ты хочешь, чтобы я пожаловалась Олегу, что ты меня расстраиваешь? Как удачно, оказывается, беременностью можно манипулировать, хоть и шутя. — А бать что скажет? — просто не могла не похихикать Перси. — Кстати, ты ему сказала, чем мы тут заниматься будем? — А бате придется только смириться, — пожала плечами Дафна. — В конце концов, Олег, как и я, теперь обязан Роме. Она вдруг подошла к Роме и крепко его обняла, сцепив руки за его спиной. Улыбнулась почти блаженно. Как же хорошо, что он остался в ее жизни — кто бы что ни говорил, Соболев — хороший человек, и она всегда это знала. И, может, в этом было что-то болезненное, абсолютно нездоровое, но она никогда не сможет просто его отпустить. — Давай, Ромка, я верю, что у тебя всё получится, — сентиментально прошептала Дафна. — Я всегда буду тебя любить. Ещё снова всплакнуть осталось. — Тьфу на вас, пошли, а то она мне сейчас всех бесов распугает, — заворчала Персефона, решительно выдергивая готового растечься прямо тут Рому из объятий Дафны. На самом деле, смотреть на это было по-своему неловко. Не потому, что Перси претили нежности или что-то такое… Но блять, это же Рома! Точнее сказать, на лицо смотришь — все тот же Соболев, в глаза — вообще как другой человек. От этого случается предательский когнитивный диссонанс, и Перси предпочла сразу приступить к работе. — То есть, ты сам захотел слезть? — поинтересовалась Перси как будто между делом, почти вталкивая Рому к себе в комнату. — Завали, — прозвучало в ответ. Она часто вообще слышала это от Ромы, но ни разу с Перси он не говорил таким… жалобным тоном. Не жалким, а именно жалобным, без тени привычной агрессии. И даже огрызается-то только потому, что это у него Перси спрашивает! Такое ощущение создается, словно Перси успела умереть и исекайнуться, как героиня аниме, в альтернативную реальность, где она — православная ясновидящая, а он — самый лучший парень на планете. — И ты осознаешь, что тебя все равно будет бесоебить первое время? Я сделаю так, что ты больше ничего употребить не сможешь, но перестроить твой мозг и избавить от ломок я не могу, — продолжала настаивать Персефона, задергивая шторы и оставляя комнату почти в полной темноте. Но вместо этого зажгла свечи, непринужденно сообщая: — Кстати, это свечи с кровью. Прикинь, как интересно? — Ты псих, — покачал головой Рома, и Перси гаденько захихикала, буквально чувствуя, как у него сейчас под ложечкой засосало. Ладно. Если бы знал, что она делать будет, может, и спасибо бы сказал. Она заставила его сесть на стул, устанавливая перед Соболевым зеркало. При определенном угле оно, полностью напитанное бесовской энергией, кажется черным, и Рома невольно взгляд отводил. Перси пришлось встать у него за спиной, кладя ладони ему на щеки, чтобы удержать голову. Подозрительно — почти не хочется даже сжать ему шею. — Смотри, — скомандовала Перси, начиная свою читку. Справедливости ради, в ней сегодня не было никакого смысла. Это не была искаженная молитва или прямое обращение к бесам — это был просто… набор слов. Конечно, она постаралась, собрав набор из жути, вроде чертей, дьяволов и распятий, но Роме оказалось достаточно и одного ее тихого шепота над ухом. Свечи, которые она установила у алтаря, хотя сегодня и не работала непосредственно с ним, резко вспыхнули, заискрили, распространяя по комнате не самый приятный запах, а потом резко потухли. Это были не ее бесы. То есть, конечно, у Перси своих вообще не было, но все же. Это были те, кого приручил отец, прикормил, заставляя их работать на него. Однако, к удивлению Перси, на нее они тоже реагируют со своеобразным теплом — едва не ластятся, в несколько глоток хихикая над ухом, а бедного Ромку тем временем трусило всего. Он-то их тоже видел. Ну, в зеркале. Перси специально его и выпросила. Одни приняли вид безликий, представляя собой лишь неясную жуткую тень. Другие — словно сошли с экрана какой-нибудь «Человеческой многоножки». А третьим просто достаточно было начать облизываться, расположившись при этом близко к Роме. — Смотри, — шепнула ему Перси, — они все в тебе сидят. То есть, нет, конечно. Если бы Рома был бесноватым, это многое бы объяснило и сделало гораздо проще. Перси так сначала и думала. Но нет, обычный парень, бессмертная классика «золотой молодежи»… у которого вдруг внезапно мозги на то место встали. Оказалось, что для этого ему нужно было «всего лишь» ударить Дафну. Персефона делала вид, что все так и задумано, достаточно долго. Бесы, привязанные к отцовскому зеркалу, начинали недоумевать, зачем хозяйская дочь их вызвала, и начинали все ближе подступать к Роме. И вот тогда, когда Соболев под ее руками вдруг затрясся от беззвучных рыданий (он так умеет?), Перси скомандовала: — А теперь бей. Хруст стекла звучал почти что мелодично. По комнате словно прошелся ветер, бесы завыли, теряя свое пристанище… но почти сразу их потянуло в другое — это было еще одно зеркало, но заговоренное уже самой Перси. Она к папе тогда просто подлизывалась, заверив, что вот именно своих бесов ей в работе и не хватает, и он поделился, сказав, что если пойдут к ней — пусть забирает. И пошли же, надо же. Даже несмотря на то, что с точки зрения чернокнижия Перси развела здесь абсолютный фарс. — Иди, умойся, — как будто ничего не произошло, бросила явно ничерта не понимающему и не осознающему Роме Перси, вновь впуская в комнату солнечный свет. Такие же невдупленыши-бесы обживались на новом «месте», и Персефона была собой довольна. Получается, двух зайцев сразу убила. — Соболев, ну ты чего как маленький? Бесов в жизни не видел? А они тебя вот со всех сторон рассмотрели. Так, ладно, пошли. Пришлось довести подозрительно притихшего Рому до ванной и даже включить ему свет. Правда при виде того, как его тряхануло при виде зеркала, Перси едва не засмеялась. Оставив Соболева наедине с собой переваривать увиденное, Перси скользнула на кухню к Дафне. — Перевяжешь ему руку сейчас, я заставила его зеркало разбить, — предупредила старшая Булгакова сестру. А потом вдруг неожиданно поинтересовалась: — Ты никогда не замечала, какой он… ведомый? И очень всему верит. Дафна же едва не извелась вся, пока дожидалась окончания практики сестры. Бродила по кухне из угла в угол, кусала саму себя за пальцы. И, когда Перси вернулась, резко развернулась к ней и почти задрожала: — Ну, раньше он, наоборот, ничему не верил. В том числе — мне. Было, и правда, странно осознавать, что это — один и тот же человек. Но Дафна, отогнав все грустные мысли, полезла за заранее подготовленной перекисью и бинтами. — Перси, спасибо тебе большое… — разулыбалась младшая Булгакова, хоть пальцы ещё и тряслись. — Ты себе не представляешь, как это для меня важно. И тут как раз на голоса сестер приходит Рома и выглядит так, словно вышел с сеанса самого страшного ужастика. Дафна тут же подходит к нему, ведет за собой, усаживает на стул, сама садясь перед ним на корточки. Осматривает раненый кулак. Смачивает перекисью ватный диск и принимается обрабатывать порезы. Очень аккуратно и мягко, даже слишком — как с ребенком. — Больно? — спросила она и даже подула. У Перси так и не хватило духу сказать, что весь ее типа суперстрашный ритуал — это фарс чистой воды. Что читки ее — так, жути ради, что бесы морды показали просто потому, что они папины, а у нее его кровь. Что она специально жути нагоняла, понимая, что Рома хоть и не совсем обычный человек, потому что два года находился рядом с любовной ведьмой, но сам факт появления бесятины должен был его ужасно впечатлить. Слом сознания уже произошел — получается, когда он Дафну ударил. И Перси нужно было его всего лишь немного доломать, продавливая сильно ослабшую под разными зависимостями психику. Чтобы сам поверил в перспективу чудесного исцеления. Чтобы, если реально так серьезно настроен, сам себя по итогу и спас, веря в уничтоженных бесов, а на деле потихоньку продвигаясь к жизни без наркотиков. Поддержка Дафны, конечно, неоценима, но пока Соболев не захочет помочь себе сам, все усилия сестры будут напрасны; его сейчас не самое стабильное эмоциональное состояние играло только на руку. Но самое интересное, что Перси до последнего была уверена, что Рома испугается. Наобещает с три короба, а потом сольется в самый последний момент, как делал всегда. Но в итоге удивил. Даже зеркало разбил. Это что, чтобы резко поумнеть, ему реально просто было достаточно кулаки в ход пустить? — Только я ломки никуда не дену, — предупредила Перси уже Дафну. Естественно, никуда не денет. Может, могла бы чуть облегчить его состояние, но… она предупреждала, что будет плохо. Он оказался к этому готов. И, возможно, если не сорвется опять, то, пройдя через такое дерьмо, даже обретет реальный шанс на искупление. Крестный, блять. И она будет крестной. Перси усмехнулась сама себе, признавая, что ближайшее окружение у будущего шкета будет весьма интересным. А Рома удивил ее снова, вдруг среагировав на голос Дафны. Люди обычно, особенно нарики, долго переваривают встречу со своими «бесами» — а этот уже поднял на Дафну относительно осмысленный взгляд, растянул чуть дрогнувшие губы в улыбке и сиплым голосом выдал: — Я теперь понимаю, почему твоя сестра такая… психованная. Младшая Булгакова тихо рассмеялась, уже заканчивая с перевязкой, и поднялась на ноги — поясницу неприятно тянуло. Интересно, ей все девять месяцев терпеть такие мучения? Или ко второму триместру все потихоньку пойдет на спад, как было у мамы? Дафна усаживается на стул рядом с Ромой и устало выдыхает. Кладет голову ему на плечо — возможно, это уже лишние вольности, но она сейчас не может иначе. Она чувствует, что нужна ему, как недавно он был нужен ей. Забавно, что во времена отношений между ними почему-то не было такой поддержки. — Не знаю, как вы, а я хочу есть, — со смешком заявляет Дафна. — Причем, я вам не вру, но хочу чего-нибудь странного. Типа анчоусов в сливочном соусе. Какая же она стереотипная беременная! — Анчоусы в сливочном соусе, — повторил за ней Рома, старательно делая вид, что его совсем не перекосило. Но за последний час на него свалилось столько событий, что отвлечься на рыбу в сливках кажется еще неплохой идеей. Рома, кстати, так и не понял, что его за сегодня убило больше — бесы, более чем реальные, Дафна, внезапно заявившая, что сделает его крестным, или Персефона, с которой они друг друга еще даже не прибили. — А вчера она ела мороженое с соленым огурцом. — Я вижу, блин, — скептически поддакнула Перси, разглядывая содержимое холодильника. Для антуража не хватало только повесившейся в углу мыши. — Я оставляю свою сестру на двух взрослых мужиков, а в итоге вы кормите ее и моего племянника херней всякой? — Вообще-то, я ее кормил, так что цыц, — парировал Рома сходу. Реально. С ложечки, потому что так она хоть что-то ела. Но потом, пока он уже не позвонил Олегу, дела были совсем плохи. — Ну, я считаю, что очевидно, что с ребенком буду сидеть я, а не этот бытовой инвалид или бытовой инвалид номер два, — продолжала расходиться Перси, сама не замечая, что вступает с Ромой в едва ли не семейный обмен любезностями. — Ну, главное, пацан, не требуй какой-нибудь экзотической гадости. — А за привычкой разговаривать с ребенком так, как будто он реально мог его услышать, Рома тоже поймал себя недавно. Но отвязаться так и не смог. — А то я тут читал про высушенных вареных личинок какой-то там бабочки… — И, подняв искрящиеся разве что самую малость нервным весельем глаза на Дафну, закончил: — Ну, знаешь… национальное блюдо Африки. — Фу, — хихикнула младшая Булгакова и стукнула Соболева по плечу. — Хотя, знаешь, если захочу экзотики, то добывать ее будешь ты. И даже есть со мной. Как же он нравился ей таким. Вот это тысяча Ромашек из десяти. Был бы таким всегда, может, все даже сложилось бы иначе… но Дафна ни о чем не жалеет. У них с Олегом будет ребенок, и это сейчас важнее всего. Осталось выяснить только одно: — Перси, — вдруг тон Дафны стал совсем лукавым. — А что там с Сашей-то? — и тут же пояснила для Ромы: — Прикинь, она замутила с вредным старшим братом моего парня. — Еб твою мать, — вырвалось у Ромы невольно, и он прикрыл рот ладонью как профессиональная бабка-сплетница в приступе искреннего ужаса, — это ж кому такое счастье на голову свалилось? Потому что он даже чисто гипотетически не мог представить этого несчастного, который добровольно решил терпеть Персефону больше одного дня. — Слышь, ты, ты не забывай, что тебе со мной еще перед Боженькой отвечать, — фыркнула Перси, сложив руки в молитвенном жесте. Мда. Бедный шкет, еще не родился, а у него уже будет самое странное крещение в жизни. — А так… — Перси посмотрела на сестру, вся сияя, — вообще, он сам приехал. К родителям. Лично знакомый с крутым нравом отца Булгаковых Рома, ничерта не знающий о старшем Шепсе, готов был ему искренне посочувствовать. — Оу, — теперь вырвалось и у Дафны. — Как интересно. Папа его могильной водой не окропил? Потому что тебя, Ром, хотел. И вновь она рассмеялась — теперь тревога младшей Булгаковой потихоньку рассеивалась, как утренний туман к полудню. Все ее близкие люди рядом, те ужасные дни одиночества и депрессии остались позади. — Ну-у-у… — Перси не смогла удержаться от смешка. — Вообще он хотел его прикопать еще до того, как я о нем заикнулась. Но я подумала, что медиума вряд ли законтришь кладбищем, поэтому я уверена, что папа еще приготовит что-нибудь этакое для Олега. Повисла тишина. Перси в мыслях продолжала ворчать на тему того, что мужики оказались бытовыми инвалидами, а значит как минимум Олегу пора будет провести курс молодого бойца. Рома и вовсе как-то совсем притих, пустым взглядом смотря в стену. А потом оживился опять, просиял и убил обеих сестер фразой: — Ну нет, девочки, вы извините, но я Олежу на растерзание не отдам. Мы ж почти кореша. Дафна уставилась на него во все глаза и лишь после долгого молчания смогла вымолвить: — Ром, у тебя что ли сотряс до сих пор не прошел? Или это ломка так влияет? Или… кто-то подселился? Она готова поклясться, если он не прекратит быть таким прекрасным, то она родит и от него. Ладно, это, конечно, уже мысли за гранью, но… Кто он такой и куда дел Романа Соболева? — Да не, не бесноватый, — немедленно успокоила сестру смеющаяся Перси. Вот уж не думала буквально пару недель назад, что такое услышит… Ладно, пару недель назад она бы и в адекватного Рому не поверила. — Мой вариант — ебнулся. — Да мы же уже выяснили, что я обдолбыш! — вскинул руки в примирительном жесте Рома. — Но так-то, я серьезно. Мне его жалко. Я ж скучать буду. — Ромчик, — разулыбалась Дафна, не выдержала и звонко поцеловала его в щеку. — Прекращай быть солнцем, пока не свел меня с ума. Злиться на тебя было проще. И правда, было проще, когда она на него злилась. Всем было проще. Но сейчас Рома к ней едва ли не ластился, как большой котяра. Осталось только по голове погладить, чтобы замурчал. Почти все время их отношений им двигало только агрессивное желание обладать, а сейчас он как будто на Дафну другими глазами посмотрел, удивляясь тому, насколько же она все-таки нежная. Со всеми. И сейчас, когда они уже не были парой, эти моменты воспринимались даже ярче. И самый шок — он-то, блять, оказывается тоже умеет не только разрушать все, к чему притрагивается. — Не, лучше больше на меня не злись. Лучше смейся, — парировал Рома, прежде чем воспользоваться запрещенным приемом и просто начать Дафну щекотать. А младшая Булгакова хохочет, повизгивает, отбивается, пока не сбивается дыхание. Нет, это просто преступление — быть таким. Пусть он не заставит ее пожалеть, пусть не заставит… — Так, все, — смахивая слезы, выступившие от смеха, Дафна отодвинулась от бывшего. — Рома, это пиздец. Сиди уже смирно, пока повязка с руки не сползла, и мне не пришлось накладывать новую. А ещё ей стало очень неловко, что свидетельницей всего этого становится Персефона. И Перси хотела бы свалить это все на гормоны, но… хорошо, на самом деле, что Олег этого безобразия не видит. Ей, изначально выбравшей Сашу и больше ни на кого в жизни не смотревшей, действительно было чертовски неловко смотреть. — Кажется, я ему скоро задел на любовь сделаю, — с невольной мрачностью вклинилась в разговор Перси. — Надо ж, блять, счастье такое сплавить куда-нибудь. — Это че? — настороженно поинтересовался Рома. И хотя так и продолжал светиться весь, сменившийся настрой Персефоны уловил сразу. — А это от меня подарочек, чтобы у тебя по любви все складывалось, — почти пропела Перси, а сама бросила короткий, но более чем понятный взгляд на сестру. Отпусти его. — Здесь я любовная ведьма, — почти сквозь зубы парировала Дафна. — Не отнимай мой хлеб. Или же это должно было прозвучать как — «не отнимай мое право на выбор». Хотя, какой выбор, блять, Дафна? Ты беременна. Угомонись, пожалуйста. — Я не отнимаю твой хлеб, бешеная, спокойно, — тут же откликнулась Перси, не отрывая тревожного взгляда от сестры. — Я всего лишь обозначаю Роме перспективы, раз у него вдруг проснулась такая тяга к новой жизни. Но о какой новой жизни может идти речь, когда от своей самой главной зависимости он так и не избавится? Дафна уверяла, что желает Роме только лучшего, но Перси, даже несмотря на то, что все еще относилась к нему настороженно, прекрасно понимала, что лучшее — это не так, что он продолжает бежать к ней по первому зову, выпрашивая ласку, как преданный щеночек. Хотят дружить — пусть. Так, наверное, даже лучше, потому что очевидно уже, что их друг от друга не оттащишь. У Дафны все еще будет, как она уверяла, его абсолютная поддержка, а у Ромы останется человек, который будет всегда относиться к нему хорошо. Вот так будет правильно. А вот то, что между ними сейчас — это не то что неправильно, это даже опасно для обоих. Странно, что Олег еще не бьет во все колокола. — Девчонки, ну еще вы из-за меня не ругались, — вклинился между ними предательски погасший Рома. Поймав взгляд Дафны на себе, улыбнулся, но получилось — никак. — То есть, конечно, ругались… — В последний раз я злилась за то, что тебе наваляли без моего ведома, — как бы между делом пожала плечами Дафна. Ей было важно обозначить ещё раз, что она непричастна, пусть она ему это уже и говорила. Но она хотела, чтобы он знал, что она всегда на его стороне. — Кхм, — младшая Булгакова попыталась хоть как-то остудить саму себя. — Пойду позвоню Олегу. У него сегодня были приемы… Узнаю как дела. Рома вдруг почувствовал себя тотальным идиотом. И совсем немного жалким. Раньше он стабильно становился причиной ссор сестер, но сейчас так остро почувствовал себя виноватым. Хотя даже не понял двойного подтекста, крывшегося в словах Персефоны. — Нет, стой, — он сам лихо подскочил с места, не столько поняв, сколько почувствовав, почему Дафна вдруг решила сбежать, — лучше я пойду. Девочки, спасибо… — Кстати, ты бы видел, как Сашу перекосило, когда Дафна ему слила, что мы с Олегом сделали, — вдруг вклинилась Перси, задерживая их обоих. — Надо вас тоже познакомить, что ли. Она буквально Рому сейчас оставляла здесь. Позволяла остаться, да. В конце концов, если Дафне комфортно — почему нет? Но… в пределах разумного. Младшая Булгакова странно улыбнулась старшей — то ли благодарно, то ли болезненно. И вновь у нее буквально рвалось сердце пополам. Одна ее часть никогда не сможет просто выкинуть два года со своим первым парнем, другая же стремится к тихой и спокойной жизни с отцом своего ребенка. Никогда бы не подумала, что так вляпается. Но, тем не менее, оставшийся час до отъезда Ромы прошел, на удивление, спокойно. Они с Дафной ещё долго смеялись, рассказывая Перси общие забавные истории, о которых она раньше и не знала. Смеялись так, что сердца щемило. *** После долгого отсутствия возвращаться в Готический зал было особенно круто. Персефона сегодня даже принарядилась специально — громоздкие ботинки, короткая черная юбка в сочетании с кроп-топом, волосы в хвост собрала и даже накрасилась. В последний момент, правда, забрала у Саши его пиджак — в зале оказалось как-то прохладненько. — Персефона! — Башаров как будто бы даже искренне был рад ее видеть. — Очень рад вашему возвращению! Только, пожалуйста, не пугайте нас так больше. — Ну нет, Марат, вы теперь от меня никуда не денетесь, — засмеялась Перси. — Буду стоять тут до самого финала. На самом деле, ей самой на этот финал уже насрать. Раньше как-то еще шевелилось желание получить балл повыше, подняться в турнирной таблице, сейчас — уже не так интересно. Вот поспособствовать тому, что любимые люди придут к победе — это еще другое дело. Перси любима и сама бесконечно любит. Скоро она станет лучшей тетей планеты и прекрасной крестной. Отношения с сестрой сейчас более-менее в порядке, а Керро свалила обратно в Эстонию. У прекрасной женщины Людмилы больше не было возможности дотянуться до Перси. Боже, ну о какой руке можно думать, когда в ее жизни сейчас все так хорошо? — Персефона, — она догадывалась, о чем спросит Башаров, еще до того, как он вообще задал вопрос, — а вам понравилось поведение Александра в прошлом выпуске? — А почему оно должно было мне не понравиться? — как ни в чем не бывало парировала Перси, посылая Саше самую искреннюю улыбку. — Я с ним согласна. — То есть ты согласна с тем, что по мнению Саши мы с Константином — никто? — тут же вклинилась Гасанова, параллельно поправляя на себе короткий пиджак и юбку. Как оказалось это не такой уж и бестолковый предмет одежды — можно даже на съемки почаще надевать. Но вот слова Перси ее кончено задели — она в прошлый раз ей сочувствовала из-за Шепса, а та теперь встает на его сторону. — Заметь, не я об этом сейчас сказала, — многозначительно протянула Перси, вроде как и не выходя на прямой конфликт, но при этом откровенно откусываясь. Молчать не хотела — после прошлого выпуска она чувствовала себя так, как будто это лично ее задели вот этим вот «я просто хотела узнать правду». А настойчивые требования извиниться перед Гецати и вовсе заставляли закатывать глаза. К черту. Расслабились тут немного — пора опять всех построить. И дело было уже не в безумном, отчаянном желании выпросить Сашиного внимания — он ведь остался с ней, показал, что отдает свое сердце ей. Перси просто не могла позволить хоть кому-то задевать того, кто ей дорог. — Дамы, — вдруг вклинился в их обмен любезностями Башаров, — не могу не отметить, что вы выглядите прекрасно. Перси стрельнула глазами на Нино, не сразу обратив внимание, что же там у нее такого прекрасного — и вдруг с удивлением поняла, что у них сегодня почти что фэмели лук. За исключением того, что Перси выпросила у Саши пиджак в последний момент, а у Гасановой образ явно был продуманным. — Как мать и дочь, — усмехнулась вдруг Марьяна. — И так же обе срутся из-за мужиков. — Не нужно ни из-за кого сраться, — разулыбался старший Шепс. — Я думаю, что это я должен принести свои извинения Нино и Константину. Простите, ребята, вспылил, бывает. Дафна аж ресницами захлопала — вот это да, вон как Шепсов, оказывается, штормит. Сама же она сейчас стояла рядом с достаточно умиротворенным Олегом и силилась, но жаль, что не могла прочитать его мысли. Он теперь в курсе беременности, но ещё не в курсе многих ее замыслов. Например… — Знаете, пока в готзале непривычно тихо, — младшая Булгакова с многочисленной, но озорной улыбкой глянула на Сашу. Он ведь тоже ещё ничего не знал. — Я хочу сделать объявление. После того, как все пройдут испытание этой недели, я хочу пригласить вас всех на… вечеринку. И даже вас, Марат. Башаров удивлённо ткнул пальцем себе в грудь, мол — меня? — Ага. Кроме Марьяны. Влад в голос заржал. — Заметь, — мгновенно подобревшая Перси все-таки снова повернулась к Нино, — я же ведь реально сказала, что просто с ним согласна. Но сама все-таки парочку Гецати-Гасанова еще куснет. Так. Для профилактики. Зато Дафна точно убила. Перси недоуменно глянула на сестру, не понимая, что вдруг за авантюрные идеи пошли… а потом как дошло, и тогда разулыбалась и старшая из сестер. — Видно не судьба, Марьянка, — с наигранным сочувствием похлопала она по плечу действительно потерявшую дар речи ведьму. Зато ничерта не понял периодически выпадающий из реальности Олег. — Вечеринка? — с искренним недоумением переспросил он, повернувшись к Дафне. На самом деле, после таких новостей Олег искренне сомневался, что его хоть что-то может вывести из состояния душевного равновесия, но были и минусы — чертовски счастливый, он иногда откровенно тормозил. — Ну да, — смешливо закатила глаза младшая Булгакова. — Это и для тебя тоже сюрприз. Хотя чем ещё тебя теперь шокируешь… — Это уж точно, — продолжал смеяться Влад, явно намекая, что узнал о важной новости раньше новоиспеченного папаши. Но он был искренне рад, что эти двое разобрались. — Лично у меня отличное настроение для вечеринок, — немедленно согласился Саша. — Тусовщик, — засмеялась Перси, которой, на самом деле, было чертовски приятно быть причиной его отличного настроения. Гасанова озадачено осмотрела всех присутствующих в зале. Интересная однако будет компания для вечеринки. Немного впечатленная извинением Саши, женщина даже повеселела. Это ж как на него действует Персефона под боком. Но есть одно «но». Нино даже сначала не поверилось, что милашка Дафна на полном серьезе сказала это. То есть она буквально выделила одну Марьяну и сказала, что ей не рады. Нет, кончено Нино понимала, что у Булгаковой были причины распорядиться именно так… но об этом можно же было сказать по-другому. Гасанова перевела сочувствующий взгляд на Романову, которая в этот момент казалось чуть ли не плакала от возмущения. Глаза были точно красные. Пригласить даже Башарова, но не Марьяну… Нино осторожно подошла к Романовой и положила руку ей на плечо: — Ты… как? — немного неловко поинтересовалась ведьма. Она даже не думала, что сможет когда-то посочувствовать Марьяне. — Отвали, — немедленно огрызнулась Романова. Она действительно была зла и, неожиданно даже для самой себя, обижена. Марьяна продолжала придерживаться принципа, что пришла сюда далеко не за дружбой, но то, что она оказалась единственной обделенной, как-то… задело. Сильнее, чем она могла ожидать. Однако, даже несмотря на то, что Гасанова оказалась единственной, кто вообще обратил на нее внимание, Романова… не готова была принимать помощь. По крайней мере, не от Нино точно. И не сейчас. — Кхм-кхм. — Башаров многозначительно кашлянул, привлекая внимание экстрасенсов и ненавязчиво намекнув Нино, что пора вернуться на позицию. — Предлагаю узнать оценки, которые зрители поставили нашей самой сложной тройке. Оценки, надо сказать, были низкие, но разница была минимальной. Так Нино получила всего лишь семь целых и одну десятую, Константин чуть обогнал ее, заработав семь и пять. По мнению зрителей, лучшим оказался Александр, однако и ему не хватило всего одной сотой до полноценной восьмерки. — А теперь на испытание отправляется новая тройка. Константин Гецати, Персефона Булгакова и Владислав Череватый, — объявил Башаров. Кто бы сомневался, что ее, как проштрафившуюся, отправят в финальном круге самой первой. — Персефона, надеюсь, сегодня без сюрпризов? — Без сюрпризов, — смеясь, согласилась Перси. — По заветам моей внезапной эзотерической матушки, — что-то ее как-то невольно зацепила внезапная похожесть с Нино, хотя и признавать это было странно, — надеру задницу и Череватому, и Гецати. Хотя вот именно сейчас уезжать из Москвы, когда она только-только приехала и еще не успела даже провести достаточно времени с Сашей, было грустно. Как только съемка официально завершилась, Дафна схватила Олега за руку с вопросом: — Ну что, твоему брату-то рассказывать будем? А то, признаюсь честно, даже Влад и Нино уже в курсе. — Я так понимаю, про это знали все, кроме меня? — не мог не засмеяться Олег. А главное, что восхищало в этой ситуации — никто же ведь и слова не сказал. Оказывается, все очень хорошо умеют хранить тайны. Но, собственно, Сашу к ним уже вела очень счастливая Персефона. — Я ничего не рассказывала! — честно выпалила Перси, в первую очередь обращаясь именно к сестре, а сама все никак не отпускала Сашину руку. — Поэтому, мы делаем вывод, что главное трепло — все еще Рома. Задумайтесь. — И она снова намекала на то, что в случае чего ребенка надо будет оставлять с ней и с Сашей, но никак не с Соболевым. А у бедного Олежи, кажется, скоро глаз задергается от того, что неугомонная Персефона буквально распланировала уже будущее ребенку, который пока не родился. — Короче, — ему пришлось пару раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, собираясь с мыслями, — Саша, ты скоро станешь дядей. «Чего?» — пронеслось в мыслях у старшего Шепса. — Эм… чего? — в итоге так и спросил он, глядя то на Дафну, то на ее пока ещё плоский живот, скрытый под обтягивающим платьев, то на брата. — Детки, вы… когда успели-то? — Ну, я же обещала, что мы вас переиграем и уничтожим, — невинно улыбнулась младшая Булгакова и прижалась к Олегу, ластясь, как кошка, познавшая радость кошачьей мяты. — Это уж точно… — Саша был явно ошарашен. Он помнил Олега совсем мелким, когда тот валил все свои детские огрехи на фантомов… выходит, теперь будет ещё один такой же? В итоге Шепс даже расчувствовался — сегодня у него очень хорошее настроение, и только что оно стало ещё лучше. Он незамедлительно сделал шаг вперед и аккуратно, но крепко обнял Дафну. Та, в свою очередь, неловко засмеялась. — Ещё один Шепс, — сияющий Саша отпустил девушку брата и теперь полез обнимать уже его. — Олеж, ну ты… меткий. Дафна продолжала хихикать — теперь у нее на душе не осталось камней. Кроме, разве что, одного… — Эй, Перси, догонять их будем? — развеселившийся Саша очень хотел увидеть лицо Булгаковой, предлагая ей подобное, пусть даже в шутку. Не ожидавшая таких подстав со стороны Персефона вдруг поймала себя на том, что у нее случилась резкая тахикардия. И как будто бы немного сердечный приступ. И вообще, пора было воспользоваться тактикой Ромы и изобразить неожиданный обморок. Но в итоге только покосилась на сестру, одними глазами умоляя не ляпнуть случайно, что она теперь боится перепутать кружки и на всякий случай не садится с Дафной на один стул. Просто, блин, как вообще Дафна еще ухитряется веселиться, когда знает, что из нее в один момент буквально вылезет человек? Маленький, с ручками, ножками, скукоженный, но все-таки человек. И вроде, ну, пока еще ходишь с животом — это даже мило. А когда дело доходит непосредственно до родов, в ходе которых еще и что-то может пойти не так… по спине пробежал предательский холодок, но в реальности Персефона лишь лучезарно улыбнулась, сходу парируя: — Можем и перегнать. — Чтобы перегнать, близнецы нужны, — резонно заметила Дафна, вновь хихикнув. — М-м, что скажешь, Перси? — а Саша все же заметил ее легкое смущение, потому сразу закинул руку ей на плечо, желая смутить ещё больше. — Сейчас договоритесь, что рожу тройняшек, раздам каждому, сами потом взвоете еще, — в шутку — или не совсем в шутку — огрызнулась Перси, чувствуя, что еще немного, и просто покраснеет до кончиков волос. — Так. Мне еще на испытание ехать. Приеду, готовая тусить. *** Экстрасенсов везли по трассе из Владимира в область, когда Череватый вдруг решил, что им просто жизненно необходимо поболтать. — Ну шо, Персёнка, — Влад просто взял, приобнял Булгакову и встряхнул. — Ты разве не хотела надрать мне зад? Баттл чернокнижников. Несмотря на то, что с Персефоной он никогда близко не общался, но он очень любил и уважал Дафну, так что невольно эти чувства переносились и на ее сестру. Влад отпустил девушку и вдруг положил на колени свой портфель, решив явить миру свои инструменты. — У меня вот с собой, традиционно, водочка, бинты с покойника, земелька кладбищенская… Он открыл какой-то странный пакет, что тут же засмердел на весь салон автомобиля. Костя лишь усмехался, старательно делая вид, что его вот-вот не стошнит. — Подожди, ты реально подкопал кому-то бинты? — с особенным энтузиазмом поинтересовалась Перси, немедленно сунув нос в пакет. Запах ее не нервировал вовсе, потому что сама по кладбищам рылась периодически. Да и как-то особо не принято чужие атрибуты лапать, но Влад не успел ей надавать по рукам до того, как Перси схватится за подобие куколки, свалянное из бинтов, явно прилично времени провалявшееся в чьей-то могиле. — Кукольник еще один, блин. Знакомая тактика, — не могла не поддеть его Персефона. А Гецати тем временем старательно делал вид, что с ними едет не в одной машине. И ладно, хорошо, Саша буквально только что извинялся и перед Константином, и перед Нино, что стало для Перси неожиданностью, из которой она более-менее убедительно выкрутилась. Но она просто не могла как бы между делом не кольнуть невозмутимого аланского провидца вредным: — А бедному Косте, наверное, уже страшно ехать с двумя чернокнижниками, да? — Да нет, — улыбнулся Гецати. — Это, напротив, очень интересный опыт. — Не боишься, что ты тебя уделаем? — рассмеялся Череватый, уже невольно относящий себя и Перси к одной команде. — Слушайте, какая разница, кто кого уделает, — отозвался Костя. — Меня зовут котом Леопольдом, вот и скажу: давайте жить дружно. Лучше расскажите, у кого какие знаки, предчувствия? — Та смерти, иначе быть не может, — Влад махнул рукой. — Мне почему-то кажется, что какая-то братская история будет, — неожиданно призналась Персефона. — Ну, то есть, тоже смерти, да, но мне кажется, что это в масштабах одной семьи будет. Но вот фразочка про Леопольда в контексте того, что Гецати в принципе никак не обороняется, когда на него нападают, даже насмешила. Перси и вовсе казалось, что если она сейчас прямым текстом пошлет Константина, он ей только невозмутимо улыбнется и реально куда-нибудь уйдет. — Так вы поэтому с Нино спелись, да? — просто не смогла удержаться Перси. — Один кот Леопольд, а вторая… — как назвать-то культурно, чтобы не получить потом самой на готзале? — А вторая — леопард. Вот. Пока Череватый сыпался с шутки Булгаковой, то и дело повторяя «леопард» и снова прыская со смеху, Костя сдержанно улыбнулся: — Возможно. С таким леопардом грех не спеться. Мда. И никак его все-таки из себя и не выведешь. Перси даже немного расстроилась. Но по итогу она расстроилась еще больше, когда, предварительно вызвавшись в машине проходить испытание первая, много-много часов спустя обнаружила вместе с сегодняшними героями испытания Ларионова. Появление Ильи автоматически означало, что сейчас будет какой-нибудь хитрый ход, заставляющий экстрасенсов начать работать еще до начала испытания. Сегодня опять смотрели фотку на предмет наличия магического взаимодействия. Маленький кадр, как на паспорт. Если присмотреться, можно увидеть красные пятна с обратной стороны. Гецати ставить диагнозы отказался, сразу заявив, что хочет на кладбище. Толик Череватому тоже нашептал, что им надо сходить на могилки. Перси фотографию смотрела дольше всех, прежде чем сказать: — Воздействие могло бы быть, если бы приворот на него делал человек с силой. — Отсылка на легендарную фразочку Матвеева, что все люди в душе гениальные эзотерики. — А вот на вас, — она указала на молодого парня в коляске, явно связанного с тем, что на фотографии, кровными узами, — вот вы кое-что нацепляли. И хотя первой ее мыслью было тоже пойти работать на кладбище, по итогу Персефона разложилась прямо здесь. Влад ее напоследок даже обнял, наболтав что-то про таинственное благословение от Толика. Камеры еще долго снимали то, как Персефона задумчиво смотрит вслед уходящему чернокнижнику. А потом вдруг подорвалась и бросилась к своей сумке, начиная быстро доставать нужные вещи. — Приворот на него хотели сделать, в интернете даже нашла более-менее рабочий вариант. Но там было вино, а вино — это кровь боженьки, если кто забыл, — сбивчиво начала объяснять Перси, прямо ногтями выцарапывая на земле перевернутую пентаграмму. Денис, главный герой сегодняшнего испытания, смотрел на нее с неприкрытым любопытством. — Но она… — Кто она-то? — вмешался Илья. — Жена его, — фыркнула Перси, зажигая свечи. Одна из них, как подосланная, специально тухла, но в какой-то момент раз — и вспыхнула синим пламенем. Это хорошо. Ей так дали молчаливое согласие. — Не знаю, куда бы он от нее сбежал с таким выводком детей, но все же. Крови надо было бы. Но… Перси же пообещала, а свое слово она старалась держать. Если реально хочет поработать, значит придет. — И тогда она взяла кровь, — невозмутимо продолжала девушка, снова садясь на колени прямо на земле. — Но на менструальной крови сильно ничего толкового не сделаешь. — Не то что бы она пробовала… тьфу. Ладно, было дело лет в пятнадцать! — Была бы хотя бы кровь девственницы, вот тогда другой разговор. Поэтому отвечу, что попытка воздействия была, но неудачная. Умер он не от этого. И второй — тоже нет. Илья сразу начал смотреть почти что с уважением — про вторую смерть экстрасенсам заранее не говорили. А потом Перси начала читать, и Ларионов, уже не первый год работающий с Владом, оживился, услышав знакомое имя: — Она Толика зовет! Толика, блять. По сути, для призыва любого нормального беса более-менее высокого ранга надо было использовать имя, причем имя настоящее, которым бесы с каждым встречным не делятся. Но ей, за неимением альтернатив, приходилось работать именно с дурацкой кличкой. Ну, в конце концов, Толик ей сам свечку поджег. Так и намекал. Неужто не откликнется? «Меня заебал Владик, хочется красивую девочку» — Ух ты, — присвистнула Перси. Она-то предполагала, что Толик, на которого она облизывалась еще давно, попытается войти в полный контакт, стать еще одним подселенцем, но… «Та ты шо?! Твой Швепсик голову Владику открутит, если я в тебя войду!» То-то, блять, Влад иногда начинает сыпаться, даже если ему просто пальчик показать. — А вот теперь можно и поработать, — невозмутимо потирая грязные от земли руки, объявила Персефона. Будет отлично, если Влад простит ей, что временно остался без своего помощничка. Но Толик-то и сам оказался не против. Даже благословил. «Много пиздишь, пошли надирать всем жопы» Владу, получается, уже точно надрала. *** Второй готзал. Едва экстрасенсы переступили его порог, Марат принялся провоцировать — впрочем, ничего нового. Он вопрошал, кто из них окажется лучшим по их личным ощущениям, на что Костя тут же поставил на первое место всех троих. И снова был назван Леопольдом, а Влад опять заржал, все еще не отошедший от «леопарда». В итоге наблюдатели поставили Косте все десятки, как и Персефоне, пока Череватый умудрился отхватить одну девятку. — Что ж, Персефона, эпичный камбэк, — похвалил Марат. — Со спокойной душой можно идти на вечеринку вашей сестры. Я уже прям предвкушаю. — Кто ж не предвкушает, — хихикнув, откликнулась Перси, долго-долго смотревшая на свои заветные десятки. И хотя она сама себе говорила, что ей уже не так интересен финал, получать высокие оценки на самом деле было приятно. И на самом деле, хорошо Дафна придумала с этой вечеринкой. После того, как они столько времени провели в напряге (особенно квартет Шепсаковых), хотелось просто хотя бы ненадолго… выключить голову. Но сначала еще надо было узнать оценки коллег. — И начнем мы с… — начал было Марат, но переполненная энтузиазмом Перси немедленно выдала: — Давайте, пройдитесь по мне полностью. Я уже успела заскучать. — Раз вы, Персефона, настаиваете, — услужливо согласна Башаров. Сияющая Дафна с гордостью перевернула фото с десяткой, как и все остальные, кроме Димы и Нино — оба ограничились восьмерками. — То, как ты угнала Толика, заслуживает похвалы, — высказалась Марьяна. — Это был удар под дых! — возмутился Влад, но все равно рассмеялся. — Да, Влад, я тебя очень люблю, ты знаешь, — прыснула и Дафна. — Но это было эпично. Толик-то трудяга — сразу с двумя отработал. «Сразу с двумя» — младшая Булгакова только потом поняла, что заодно уколола саму себя, пусть никто этого не заметил. Но уголки ее губ тут же опустились. Влад тоже получил все десятки, и даже от Нино, и только Дима поставил ему девять на китайском, подтверждая звание чернокнижника с алиэкспресс. — Не, ну Сахайя сегодня поражает, — рассмеялся Череватый и даже поклонился. А Костя получил все десять, кроме девятки Нино, что явно его опечалила, и восьмерок от Саши и Марьяны. Перси же только пофыркала. Несмотря на то, что они с Владом работали сегодня с одним и тем же помощником, Перси еще до Толика сказала, что на Денисе, как и его братьях, просто много чего было нацеплено с кладбища, что в итоге двух мужиков и подкосило. Один аж горло себе порезал, показухи рядом — ну какой же чистый человек такое себе сделает в здравом уме? Однако, несмотря на то, что они с Владом говорили об одном и том же, Нино ему вкатила десятку, ей — восьмерку. Вот это забавно. Расценивать ли это, как-то, что давно начатый конфликт неразрешим? Или ей просто Сашины извинения не понравились? А могла бы и спасибо за «леопарда» сказать! Собственно, именно поэтому Перси искренне удивилась, когда по окончанию съемок Гасанова и старший Шепс вдруг зацепились языками. Перси, ждущая его, косилась на внезапную парочку с молчаливым укором во взгляде… не замечая, что с другого конца зала на них смотрит еще и Гецати. — Любуешься? — с улыбкой спросила Дафна у Константина, наблюдавшего издалека на Нино, которая болтала со старшим Шепсом. Мужчина и бровью не провел, хоть и удивился этому вопросу от бывшей подопечный. — Кем? Нино? — как ни в чем не бывало поинтересовался Гецати. — Ну не Сашей точно, — рассмеялась Булгакова. — Ну, наверное, любуюсь, раз со стороны так кажется, — уклончиво ответил мужчина, на что девушка шутливо закатила глаза. — Что, нашел ту самую? — в лоб спросила Дафна, вспоминая их разговор по душам незадолго до финала «Школы Экстрасенсов», где он был её наставником. — С чего такие выводы? — стараясь не выдавать своего смущения, уточнил мужчина, почесывая подбородок. — В «Школе» ты говорил что ищешь «ту самую». А ты себя уже несколько недель ведешь как влюбленный школьник. Нино давай сфотографирую, Нино давай помогу, — хохотнула Булгакова, и именно в этот момент в неё как стрела прилетел внимательный взгляд Нино, которая отвлеклась от разговора с Сашей. Стало немного не по себе, ведь создалось впечателение, что женщина услышала их диалог с такого расстояния. Дафна неловко повернулась к ней боком и подняла взгляд на Гецати, который как оказалось тоже смотрел на Гасанову. Казалось, что между ведьмой и медиумом была натянута тугая резинка, которая либо должна притянуть их друг к другу, либо лопнуть от силы сопротивления обоих. Но что-то подсказывало, что как бы Нино с Костей не доказывали, что им не нужны отношения — в этот раз никто из них не выдержит. Еще пару выпусков и в готическом зале будет все будет искрить. Резко отвернувшись от Гасановой к Дафне, Костя вдруг прокашлялся и наконец-то ответил на её фразу. — Ну во первых, я себя так не веду. Да и все это исключительная галантность, — Гецати оправдывался даже сам для себя, когда потихоньку начинал понимать, что влюбляется. — А, во вторых, влюбленная школьница здесь только твоя сестренка, бегающая за Шепсом, — с легкой улыбкой парировал Костя, переводя взгляд на стоящую в другом конце зала Персефону, которая, также как и они пару минут назад, смотрела на Шепса и Гасанову. Дафна умиленно улыбнулась.