Похожий на апельсина

Безусловно, если сравнивать сухо по качеству, то это был далеко не самый лучший секс в Серёжиной жизни, хотя, скажем прямо, бывало и гораздо хуже. Но по степени переживаемой в нём близости и нежности, вовлечённости и принятия, веселья и всратости — он определённо вышел одним из самых прекрасных. Серёжа был им абсолютно доволен и уж точно не желал бы в нём хоть что-нибудь и хоть сколько-нибудь изменить. Он хотел сохранить его в памяти таким, каким он и был: сладким, упоротым и безумно влюблённым. Тем более впереди его ждали такие безграничные перспективы, постигай не хочу. Разумеется, сразу после оргазма у Антона заурчал живот. — Блин, капец как жрать хочу. Давай пиццу закажем, похаваем и продолжим? — он уткнул подбородок ему в грудь и посмотрел голодными-голодными глазами домашнего кота, который с утра уже шесть лет ничего не ел. Ну как тут откажешь? Пока ждали курьера, сходили покурить на лоджию, кутаясь в одно одеяло, а потом снова болтали, лёжа в обнимку, только теперь уже не ностальгируя, а думая о будущем. Антон позвал его на свой день рождения через пару недель и на первую игру их команды в Центральной лиге по Петербургу, куда они прошли в конце прошлого года, феерично вырвавшись на третье место среди городских под самый финал. Из команды Шаст уходить не собирался — это он её собрал, делал львиную часть всей работы, слепил незнакомых пацанов и девчонок в крепкий дружный коллектив, в котором все теперь были не разлей вода, и скорее ногу бы себе откусил, чем от неё отказался. На вопрос, сможет ли он совмещать студенческий КВН аж с двумя проектами на телевидении, тот беспечно махнул рукой и ответил, что всегда жил в таком темпе. Он не до конца ещё понимал, что его ждёт, однако Серёжа нисколько не сомневался: этот пострел разорвёт жопу, но точно везде поспеет. А он со своей стороны позаботится о том, чтобы процесс был как можно нежнее и безболезненнее. После пиццы у них хватило сил ещё на два захода, которые Шаст пережил с восторженным энтузиазмом, а Серёжа — чуть похуже, чай не моло… Тьфу ты блин! Антон всё ныл и ныл про свою жопу, и чтобы он наконец перестал, Серёжа-таки заткнул его с другой стороны, отыскав у себя самую маленькую пробку. После этого Антон затих и только заинтересованно прислушивался к новым ощущениям. Принимая их к сведению. Перед тем, как уже точно ложиться спать, когда небо на востоке посерело, Серёжа силком запихнул Антона в душ, буквально заперев его там, чтобы тот помылся — а то этот свинтус, сладко и сыто потянувшись, собирался уже на боковую прямо так, потным и перемазанным подсыхающей спермой, смазкой и соусом для корочек от пиццы. Антон попытался затащить его с собой в кабинку, но Серёжа, понимая, чем это всё опять закончится, ловко увернулся от его уже ослабленной всеми их сегодняшними родео хватки и выскочил за дверь. Потом оттуда ещё долго доносились какие-то недовольные комментарии — но уже, слава богам, под шум воды. Когда Серёжа сам вернулся из душа, Антон уже заснул, совершенно измотанный новыми впечатлениями. За окном было светло и щебетали птицы. Вспомнив о другой ранней пташке, Серёжа нарыл в ворохе скинутой на полу одежды свой телефон и написал Арсу, стуча по клавиатуре в такт уютному сопению под боком: «он вернулся» «всё хорошо» «всё охуенно» «и у меня куча новостей. но не звони пока, я сам наберу потом» Арс ответил очень быстро. «В шесть-то утра? Ты слишком самонадеян. Я медитирую». — И это всё, пидор ты театральный? — ругнулся на телефон Серёжа, немного разочаровавшись. Если тот так радел за их с Антоном отношения, что сам Серёжа даже не был уверен, кто из них кого больше с этим задолбал, то мог бы расщедриться и на большее. «Поздравляю», — тут же пикнул телефон, исправляясь. «Я рад». Сиреневое сердечко. Потом Арсений печатал что-то ещё, моргая тремя точками на экране, но, видимо, передумал и больше ничего не прислал. Наверное, отправился в царство утреннего дзена на своём розовом коврике. Серёжа сунул телефон на тумбу и рухнул спать, прижавшись к Антону со спины. Большой ложечкой. Ему снился Антон, даже там не желающий покидать его голову, вцепившийся в мозг как жук-вредитель, как самый лучший, самый прекрасный, самый родной жучара. Серёжа купил ему во сне прозрачный террариум, накидал туда каких-то веточек, ягод и травы и с умилением наблюдал через стекло, как тот усатыми челюстями их хрумкает, подхватывая цепкими тонюсенькими лапками. «А ты будешь любить меня, если я стану червяком?» — спрашивал его жук-Антон и растроганно хлопал своими шестью глазками. «Ты уже, блин, жук, и я тебе дом купил, какие тебе ещё нужны доказательства?» — отвечал ему Серёжа, потом опускал руку в террариум, и жук-Антон садился ему на палец и то ли кусал, то ли целовал подушечки, щекоча длинными усиками. Серёжа разглядывал его вблизи и делал вид, что хочет съесть, а тот жалобно просил «нееш, подумой». А поутру… А поутру они проснулись, кругом помятая трава. То есть постель. Разнузданная напрочь. Возможно, после прошлой ночки придётся менять не только бельё, но и каркас. Как-то она подозрительно в последний раз поскрипывала. Серёжа думал об этом пока даже не открывая глаз, ещё пребывая в полудрёме в обнимку с жуком-Антоном, который уже успел вымахать размером с него самого и продолжал расти, а ещё был мягким, тёплым и оранжевым. Но как бы ни хотелось тискать его и дальше, Серёжа всё равно краем сознания помнил, что в реальности его ждёт настоящий Антон. Не такой уже мягкий, а угловатый и шпалообразный, но с такими же цепкими конечностями и такой же тёплый. По итогу он всё-таки предпочёл выбрать второго, потому что первый и так навсегда, похоже, поселился в его голове, а вот второй собирался кануть в бездонные пучины безжалостного шоу-бизнеса, и Серёжа собирался самоотверженно держать его за верёвочку, привязанную к поясу, чтобы тот не утонул. А когда он, потянувшись и заграбастав себе поближе уже переросшего его Антона-жука, чтобы окончательно слиться с ним напоследок телами и уже уткнуться в тёплую и слегка влажную шею своего жука настоящего, то с похолодевшим вмиг сердцем обнаружил, что тот действительно канул. В небытие. В студии Серёжа был один. А обнимал он, как оказалось, всего лишь насквозь пропахшую им подушку, на которой тот спал. Пропахшую блядскими леденцами и сигаретами. Пиццей, потом, дезодорантом, смазкой и спермой, всей прошлой ночью. Которая казалась бесподобным и парадоксальным сном, однако была явью. Была же? Потому что говорящий жук-Антон в террариуме как-то даже и не казался таким уж странным после всего, что случилось ранее. Ну кто так во время секса способен говорить? Может, это его подсознание перемешало эротические фантазии с образом Шастуна, переварило и выдало вот это? Нет, всё это определённо было по-настоящему, Серёжа был в этом на сто сорок шесть процентов уверен, ведь в воздухе витал ещё пока не выветрившийся сладковатый и душный запах охрененного траха, одеяло и матрас были до сих пор влажноватыми и пропитаны смешавшимися запахами их тел, а вся кровать превратилась в безобразное месиво, с которым очень не хотелось разбираться. Но на кровать было уже абсолютно полностью плевать. Где он, сука? Где Антон?! В окно барабанил унылый апрельский дождь, а в душе у Серёжи начала звенеть стылая январская вьюга, и ливни хлестали его упруго со всех сторон и особенно активно бомбили по голове. Почему его тут нет?  Может, он опять в душ пошёл? Ага, как же, держи карман шире. В туалете засел? Спрятался за углом прихожей, чтобы выскочить внезапно и разбудить Серёжу боевым индейским кличем, напугав до усрачки? Спасибо, не надо, Серёжа и так уже как будто проснулся в своём самом страшном кошмаре. Но посторонних звуков ниоткуда не слышалось, в квартире стояла зловещая тишина, даже часы не тикали. Время словно остановилось. Зудел где-то сбоку только телефон, который, разумеется, уже разрывался от рабочих звонков и сообщений, потому что был уже, сука, час дня, а Серёжа напрочь забыл что будильник поставить, что предупредить сегодня о своём отсутствии. Быстро скинув всем обеспокоенным короткий текст, что он ещё болеет и сегодня поработает из дома, он отстранённо подумал, что если продолжит такими темпами, то не успеет даже тоскливо оглянуться на блестящую кукурузину, как потеряет своё место. А займёт его, конечно, Антон Шастун. Которому, как он сам когда-то сказал, нахер не сдалась вся эта писанина. Который, зараза светящаяся, больше всего хотел светить своим красивым фейсом на сцене. Но собственным охуевшим фейсом светить сегодня в офисе Серёжа точно был не готов. Он вскочил с кровати, потерянно заметавшись по квартире в поисках хоть каких-то признаков, что Антон не ушёл далеко и намерен вернуться. Даже действительно заглянул в прихожую, но там не было ни Шаста, ни его кроссов, только лишь пугливые тени Серёжиных страхов набежали из тёмных углов, как тараканы. Не нашёл он и ни попорченной им самим вчера оранжевой куртки, ни шапки, ни потёртых джинсов, ни грязно-розовой худи, ни трусов и даже ни одного грёбаного кольца. Антон словно сквозь землю провалился, не оставив после себя ни единого следа, только одинокий фантик от чупа-чупса на столе на память. И вместо того, чтобы сразу кинуться обратно к телефону или хотя бы к, кажется, уже откровенно задолбанному им Макару, Серёжа начал себя бесконтрольно накручивать. Ну и что, получается, вот так Шаст его и кинул? Серёжа на самом деле оказался ему до лампочки? Вся эта ночь случилась, потому что он просто хотел так себя с ним проверить, попробовать, как и согласившись на работу помощника сценариста? Попробовал — не понравилось — пренебречь, вальсируем дальше? Только вот Серёжа готов был дать любую свою драгоценную конечность на отсечение, что Антону пиздец как всё понравилось. Но тогда зачем тому надо было напиваться, чтобы набраться смелости его трахнуть, если он этого сам хотел? Неужели он так здорово притворялся? Всё-таки пацан артистичный, да и не первый уже год под софитами ходит… Ёбаный гараж, а если он и правда сделал это из чувства долга? За то, что Серёжа ему помог? «Не хочу быть ничего никому должен», говорил вчера. Вот и расплатился и с чистой совестью пошёл свободно покорять вершины мира гипнокоробок. Может, он и трепался без умолку, просто чтобы самого себя отвлечь от того, что творит, или по максимуму оттягивая момент, когда ему придётся-таки заниматься этими грязными гейскими приколюхами со своим непутёвым благотворителем? Серёжа ведь даже не то чтобы многое со своей стороны сделал, у него такого влияния, чтобы пропихнуть Антона сразу из грязи в князи, точно нет. Но чувство долга — пипец какая нездоровая хуйня, если ты, как и многие, слепо уверен, что в шоу-бизнес попадают исключительно через постель. Шаст же и сам бы всё смог, и без его весьма скромной помощи. Он уже, в общем-то, смог. Это Серёжины проблемы, что он так недооценивал молодое дарование, взрастил в себе какое-то идиотское стремление опекать его, хотя тому это было нахер не нужно. Антон был взрослым, самодостаточным, прошаренным и талантливым, а Серёже так хотелось относиться к нему как маленькому и беспомощному жучку, прикармливая и грея в своих ладошках, что он в упор этого не замечал. А всей этой сентиментальной чуши про «я на тебя из-за последней сигареты запал» и «выглядел таким счастливым» Антон, видимо, наговорил просто так, для настроения, да и фантазию потренировать — любит же он выдумывать на ходу всякие нелепые истории. Потому что всё равно собирался вот так Серёжу бросить, ведь он переезжает. А может и вовсе потому что сам хотел его трахнуть. Будто бы Серёжа ему и так не дал по первому же зову. Иначе почему у него вообще встало? Аж четыре, сука, раза?.. И тут, врываясь в его воспалённый шизофренический бред прохладной иглой укола санитаров, в замочной скважине заскрежетали вдруг ключи. Антон завалился внутрь с кучей каких-то бумажных и пластиковых пакетов, шурша ими на всю квартиру, наполняя её громким шумом, разрывающим страшную гулкую тишь. Этот шум показался Серёже раскатистым грохотом близкого водопада. Он был насквозь промокшим, влажные локоны липли ко лбу под съехавшей на затылок шапкой. Куртка потемнела от влаги и приобрела цвет мокрого кирпича. Следы вчерашнего разврата с неё практически смылись, превратившись лишь в разводы неопределённого происхождения. Антон закрыл дверь, ткнул попой в выключатель, озаряя сумрачную прихожую светом, и только тогда заметил Серёжу. — О, ты не спишь, — расцвел он улыбкой и начал стаскивать с себя хлюпающие кроссовки. — А я думал, успею, ну ладно. Я тут булок всяких купил, и ещё смотри чё в Маке мне с кофе дали, — он зарылся в один из пакетов и выудил оттуда пластиковую соковыжималку в виде зелёного монстрика Ам-Няма из мультика. — Кстати, этот челик тоже всё сладкое сжирает, так что теперь нас у тебя таких двое. А ещё я подумал, что чем это не повод… — следующим он гордо достал мешок-сетку с парой килограммов апельсинов, — закатить полезную вечеринку, ну то есть, скорее, утренник, и сделать сок? Витаминчики, все дела, я же маму слушаю, что бы она там ни говорила… А то ты вчера так устал, и пиццу мы опять за твой счёт ели, и ты мне столько готовил, и я, короче, подумал, что хоть однажды я сам тебе, ну… хоть что-то сделаю. Чё я, лох, что ли, парня своего не смогу накормить? У меня вообще теперь настоящая зарплата будет, — всё говорил и говорил он, пока через Серёжу проносилось столько разных эмоций, что бухгалтер в его жопе не успевал их считать. А в груди вместе с этим всё сильнее разгоралось пламя обжигающего счастья и не менее жгучего стыда. — Омлеты там всякие я точно спалю, но сок-то уж, наверное, смогу выдавить, чё там сложного, — он водрузил всю свою добычу на кухонный стол и, стащив мокрую шапку, повернулся к Серёже. — Ничего, что я ключи твои сам взял?.. Я зонт ещё взял, но он сломался, там ветер пиздец. Я тебе новый куп… Он замолк на полуслове, разглядев вдруг наконец Серёжино лицо. Сам Серёжа думал, что смотрел на того, как на двадцать пятое чудо света, но как выглядел со стороны — в душе не догадывался. Видимо, очень не очень, потому что Антон испуганно и виновато округлил глаза. — Прости, больше не буду без разрешения брать. Но я раньше же брал и ключи, и зонт твой, вот я и подумал, что… Ну вот что с Серёжей не так, а? Почему, ну почему он вечно думает о самых близких сначала самое плохое?! — Чё же ты делаешь, Люсь… — пробормотал он. — Я не Люся, я Антон, — не понял Шаст, а потом его лицо приобрело самодовольное и совсем чуточку смущённое выражение. — Неужели я был вчера настолько хорош, что тебе память отшибло?.. И ведь не то чтобы он был не прав. Серёжа посмотрел на время. 13:05. Это были самые длинные пять минут в его жизни. И он больше не хотел ждать ни секунды. — Переезжай ко мне, — вылетело из него быстрее этих мыслей, но это и так было то, что он собирался сказать. — Ты это Люсе предлагаешь или мне? — уточнил Антон. — Блядь, Шаст. Тебе. Люсю потом поселим. Губы Антона тронула недоверчивая улыбка, а сразу следом он нахмурился.  — Ты же в курсе, что жить со мной это хаос? Ты одни фантики вспомни. Это ты ещё не все даже нашёл. Серёжа шагнул к нему, заглядывая в глаза снизу вверх. Господи, ну почему же ты создал Серёжу Матвиенко таким ебать-охуеть коротким? — Раз ты хаос, то я — гений, — сказал он. — Знаешь, что про нас говорят? Антон засмеялся. — Знаю. Но хуй вам, Сергей, а не властвование. — Это я с удовольствием. Серёжа взял его за руку и потянул на себя. — Привет, — поздоровался Антон, оказавший с ним нос к носу и капая с волос ему на лицо. — Привет, — согласился Серёжа и увлек его в долгий трепетный поцелуй, который ощущался сейчас таким, будто они не виделись, наверно, сто лет. Оторвались они друг от друга, только когда Серёже стало поддувать намокшую кожу, потому что этот чебурашка прижимался к нему не только всем телом, но и мокрой насквозь курткой. — Бля, сними уже это дефиле прораба с себя, а. Ты же простынешь, если не уже. — Чё ты прицепился, нормальная куртка, — не отрёкся от своей прелести Антон, но покорно стащил с себя и отбросил на мешок с апельсинами. Под ней он был, слава богу, сухим. Быть может, куртка и действительно ничего. — А мы собаку заведём? Там в приюте один такой пёсель есть… — Давай это потом обсудим. — Ну ты же любишь собак, я знаю! Они же такие классные! — Классные, да, но, Шаст, это отдельная тема вообще. А я сейчас с тобой другие серьёзные вещи обсуждаю. Антон чуть сбавил обороты у своей улыбки от уха до уха, приобретая вид немного тревожный. — И я тоже серьёзно, Серёж, — сказал он уже ровно. — Почему ты хочешь со мной встречаться? И даже жить, господи прости. Я же пиздец. — Ты хороший пиздец. И… — Ну это спорно. — …потому нам никогда не станет скучно, — не слушая его, продолжил и закончил Серёжа. Антон хихикнул. — Ну это да, — не стал отрицать он. — Надеюсь, ты пристрелишь меня сразу, если мы заговорим о погоде дольше трёх секунд? Это будет милосердно с твоей стороны. — «Снегодождь» — «Опять снегодождь» считается? — Это как раз три. И нет, не считается, мы где с тобой живём-то. — Вот поэтому и не пристрелю, — Серёжа обнял его за талию, прижавшись голой грудью к тёплому Антону. — Мучать буду. Как ты меня. — Всё ясно, — заключил тот. — Пиздец это на самом деле ты. Вместо ответа Серёжа снова его поцеловал. — Ну да, мы с тобой два пиздеца, и что теперь, не пытаться, что ли? — сказал он после. — Так ты согласен? Антон на пару секунд прикрыл глаза, слегка морща лоб, решаясь. Ну хочется же ему, ну чего ломается. — Хуй с ним, давай пробовать, — согласился наконец он, нервно выдохнув, и ласково погладил ладонью Серёжин ершистый затылок. Серёжа улыбнулся. Нервничал он не меньше, потому что он ещё не закончил. — Хорошо, — проговорил он и снова коротко его поцеловал, скрепляя этот официальный добрососедский союз. — Но сначала у меня к тебе два вопроса. Первый: кто такой Поз? Антон ожидаемо вздохнул и отвёл глаза в сторону, весь сразу как-то осунулся, сник. Ладонь его понуро соскользнула с Серёжиного затылка на его плечо. — Обязательно отвечать, да? — Да. Никаких секретов, иначе это только к хуйне приведёт. Мы же не хотим с тобой хуйни? — Ладно, — признал справедливость его слов Шаст, но всё равно пока молчал, в смятении покусывая нижнюю губу. — Он же тебе не просто друг? — решил подсказать, с чего начать, Серёжа. — Нет. Не просто, — выдохнул Антон и снова наконец посмотрел ему в глаза с какой-то затаённой болью, которую Серёжа видел только раз, и то мельком — вчера вечером, здесь же, в паре метров от места, где они стояли сейчас. — Он мне... моей первой любовью, короче, он был. Серёжу признание, как он и ждал, кольнуло. Но не сильно — всё-таки он и подозревал что-то в этом духе. Антон молчал, и он его не торопил, потому что видел, что тот расскажет больше. — Мы познакомились, когда я в школе был. Он тогда в меде учился и нашей командой руководил. Мы подружились, вот как с тобой, так же близко. А я тогда ещё больше нихрена не понимал, что со мной происходит. Поэтому не придумал ничего лучше, чем прямо сказать ему. Ну и сказал. Пришёл к нему домой, хорошо хоть на цветы денег не было, а то совсем бы стрёмно было. А я же реально думал… Вот лучше б он ему всё это так прямо с самого начала сказал, подумал Серёжа, но тут же себя одёрнул. Тот имел свои причины вести себя так, как вёл. — А он что? — мягко подтолкнул он Антона говорить дальше, потому что тот снова замолк. — Ну и вот, значит, пришёл я к нему, он мне чаю налил, сценку мы начали обсуждать. А я весь на нервах, ладошки потные, сижу трясусь. А он всё видит, кладёт мне руку на плечо и такой: «Антош, ну что случилось?» — Антон запнулся, поморщился вымученно, собираясь с силами, но мужественно продолжил: — Ну и я ему… И я ему так и говорю: «Дим, я тебя, кажется люблю». Всегда любил. Как только увидел. А он… он на это… — тут его голос задрожал и сорвался, и Серёжа молча притянул его к себе, укладывая головой на плечо. Антон судорожно вздохнул, стискивая напряжёнными пальцами его голые плечи. — Я понял. Можешь не рассказывать дальше. История стара как мир, — он погладил Антона по голове, прижавшись губами к виску. — Нет, ты не понимаешь, — Антон поднял голову и посмотрел на него. — Он не просто меня отверг. Он вообще меня обнял сначала, и я подумал, что всё взаимно. И полез к нему целоваться. А он меня останавливает и говорит: «Антош, ну ты же совсем ещё маленький, даже школу ещё не кончил, зачем тебе я». Зачем мне он, говорит… — он всхлипнул. — Как будто не видит, как я на него смотрю. «Это неправильно», говорит. Я слишком младше. Мне нет восемнадцати. Я обязательно встречу ещё кого-нибудь очень скоро и забуду его. А я тогда… а я тогда ещё сильнее в него… Блядь, Серёж, ну зачем ты так со мной… — и он снова упал ему на плечо, шмыгая носом, разрывая Серёже сердце в клочья. — Прости, — чувствуя себя виноватым за то, что всколыхнул застарелую боль, Серёжа ещё крепче сжал парня в объятиях. — Больше не буду, обещаю. Может, потому Антон и принял себя сейчас относительно легко, думал он, баюкая того в руках. Запретил себе принимать, когда его отвергли, а когда ответили взаимностью — кинулся в омут с головой, словно только того и ждал. Он не думал, что Антон продолжит, но тот снова словил волну откровенности и не готов был её останавливать, пока всё не выплеснет.  — Потом мы всё равно продолжили как-то общаться. Он был очень осторожным со мной, правда. Даже старался не касаться меня лишний раз, не смотреть, но всегда помогал, поддерживал, был рядом. Из-за него я и сбежал в Питер, потому что ну невыносимо было это всё. А здесь я уже отошёл, встретил Иру. Он был очень за меня рад, — Шаст вздохнул. — Помогал советами, подбадривал, и в итоге я её добился. Благодаря ему. Сам бы я такую девчонку не отхватил. — Я теперь уже не знаю, к кому мне тебя ещё ревновать, — решил тоже признаться Серёжа, которому даже стало несколько не по себе, но он всё равно не жалел, что спросил. Горькая правда лучше сладкой лжи, всегда лучше. — Ни к кому, — ответил вдруг намного спокойнее Антон. — С Ирой мы расстались. А Дима мне сейчас, как для тебя Арс. Только без секса. Вообще. Не было и нет. И всё, ничего больше. Но я его люблю. — Арс у меня теперь тоже без секса, — уточнил на всякий случай Серёжа. — Но я тоже его люблю. Антон слабо хмыкнул, как-то понимающе. Потом, немного расслабившись, он вдруг что-то вспомнил и усмехнулся. — Его любимое ругательство знаешь какое? Ёбан-бобан. — Ёбан-бобан, — повторил Серёжа, словно пробуя на вкус, примеряя на себя. Не, всё-таки не его, решил он быстро. — А у тебя походу уже есть типаж. Знаешь, кстати, кто такой ёбан-бобан? Это ты. — Пока скорее ты. Свою жопу ты почему-то не бережёшь, как мою, — ответил Антон, и они рассмеялись, оба немного печально, но всё равно как-то легко. — А второй вопрос какой был? Кажется, хуже ты уже не придумал бы. — Тогда ты бы удивился. Но я не буду его задавать, я передумал после ответа на первый. — Бля, Серёж, — устало отмахнулся Антон. — Валяй, удивляй меня, мне уже ничего теперь не страшно. — Я хотел спросить, можно ли мне снова называть тебя Антошей. Но я понял, почему ты мне запретил, так что всё норм, я не буду. — Вообще-то… — Антон снова задумчиво пожевал губу. — Вообще-то я не против. Меня и мама так называет, и бабушка. И учительница любимая. Это не только его право. Серёжа улыбнулся с нежностью и погладил его по щеке. — Хорошо. Но если не понравится — ты скажи, ладно? — тот кивнул, и тогда он на пробу произнёс это, следя за реакцией: — Антоша. — И ещё на всякий случай шёпотом: — Антоша… Антон прикрыл глаза, а затем расплылся в совершенно довольной улыбке. — Мне нравится. И раньше тоже нравилось. — Да у меня самого аж мурашки пошли. — А мне тебя как тогда звать? Вот на это Серёже было точно всё равно, хоть Сергуней. Хотя нет, Сергуней всё-таки не стоило. Как и вслух Антону это говорить. — Придумай, что хочешь, — он хмыкнул. — Главное, не чужим именем. Антон задумался всего на секунду. — Придумал, — хихикнул он, как дурной. — А ты не смейся. Это ва-а-ажно, — передразнил он его. — Я давно так уже хотел. — Не буду. Ну говори уже, не томи. И Антон Шастун, его милый родной Антоша, солнечно улыбнулся своей непостижимой лучезарной улыбкой, обнажая ямочки на щеках и светясь изнутри, словно дурацкая апельсиновая лампочка. И сказал: — Серёжка!