Легенда о Капитане Киллиане Джонсе

Фактов становилось слишком много, чтобы их игнорировать, но Эмма не была бы собой, если бы так просто принимала все на веру. За последние месяцы она изучила столько всего нового, но последние две недели присутствия в ее жизни Киллиана Джонса расшатали границы ее логики до невозможного состояния. Она продолжала оставаться в замешательстве и легком потрясении, когда утром снова начала раздумывать над этим обрывком бумаги. Стихотворение, написанное через двести лет после смерти писателя и за сто лет до рождения автора. Это была головоломка, которая не давала ей покоя большую часть ночи. Возможно, рукописи были очень похожими и не совсем одинаковыми. Может быть, Киллиан слышал стихотворение, впервые написанное его предком, и подсознательно был вдохновлен им, когда писал свой вариант, не понимая отсылки к источнику? Это должно было быть так, разве нет? Капитан Киллиан Джонс, Киллиан Джонс – основатель семейного фонда Джонсов в 1917 году, и Киллиан Джонс, которого она узнала за последние две недели. Мог ли это быть один и тот же человек? Когда Эмма спустилась в огромное фойе, она отбросила прочь сумасшедшие мысли, мучившие ее всю ночь. При свете дня так легко было вспомнить, что существует большая разница между фантазией и реальностью. Едва она закончила окончательно инструктировать некоторых актеров и сотрудников, нанятых специально для дня открытия, как почувствовала чье-то присутствие рядом. – Ку-ку! – шутливо шепнул ей на ухо Киллиан, слегка напугав ее и заставив развернуться лицом к нему. Ее глаза широко распахнулись, когда она увидела его в кожаной куртке нараспашку, из-под которой выглядывала рубашка. – В чем дело, Свон? – спросил он, самодовольно ухмыльнувшись и изогнув брови так, что они почти подлетели к его волосам. – Ты выглядишь так, словно увидела призрака. Его дерзкое подмигивание заставило ее опустить взгляд, а когда Эмма посмотрела через его плечо, ее взгляд остановился на портрете капитана Джонса, который висел позади него, и впервые с тех пор, как она прибыла в поместье, по ее позвоночнику пробежала дрожь беспокойства. Они оба предпочитали одинаковую одежду. От вышитого красного жилета до кожаного пальто, вплоть до пряжки за поясом, они были до ужаса похожи. И не только одеждой. Растрепанные от ветра волосы, яркие, словно океан, глаза и даже маленький шрам на правой щеке. Сердце Эммы рванулось из груди, и, к счастью для нее, Киллиана окликнули. Он быстро поцеловал ее в щеку. – Удачи в течение дня, хотя, скорее всего, она тебе не понадобится, Свон. Я еще не видел, чтобы ты потерпела поражение в том, за что берешься. Знал бы он, что она на пороге настоящего бедствия. График ее дня и куча обязанностей не оставили ей ни одной реальной возможности для того, чтобы пообщаться с Киллианом, хотя она мельком увидела его и оценила, насколько ему идет костюм из кожи. И это дало ей возможность не свернуть голову, любуясь на Киллиана вечером на официальном приеме, в бальном зале. Он был необычайно хорош в пиратском костюме из кожи, хоть и современном, прекрасно подогнанном по фигуре. Она списала все свое безумие на стресс, который преследовал ее всю неделю. Комплименты и похвалы за прекрасную реставрационную работу на торжественном открытии текли рекой, словно шампанское, и Эмма чувствовала себя ужасно счастливой и гордой. Киллиан находился с ней рядом большую часть вечера, и несколько раз она смеялась сама над собой, как в голову ей могла прийти такая нелепая мысль, что он на самом деле капитан Киллиан Джонс. Она все еще улыбалась этой мысли, когда заиграла последняя мелодия вечера. – Могу я пригласить Вас на этот танец, миледи, – церемонно спросил Киллиан, склонившись перед ней в поклоне, и протянул ей руку, соблазнительно улыбаясь. – Я не танцую, – сказала она извиняющимся тоном. – Я просто даже не знаю, что это за танец. Не обращая внимания на ее слова, Киллиан взял ее за руку и повел на танцпол. – Это называется вальс, – сказал он, положив ее руку себе на плечо, а вторую – на пояс. – Существует только одно правило. Выбери партнера, который знает, что делает. Только когда песня почти закончилась, память услужливо подсказала ей, почему эти слова прозвучали для нее так знакомо. – Потанцуй со мной, мама. – Прости, малыш. Я не умею танцевать. – Киллиан говорит, что все, что нужно, это партнер, который знает, что он делает. Когда мелодия закончилась, Эмма поспешно высвободилась из объятий Киллиана, заявив, что ей еще нужно попрощаться с гостями, а затем понаблюдать за уборкой, она с трудом справлялась с паникой. Чуть позже она вышла на веранду за пределы бального зала, борясь с собственными мыслями, снова и снова пытаясь примирить свои ощущения с логикой. Холодный осенний бриз заставил ее задрожать. Ее короткое вечернее платье с открытой спиной было плохой защитой от прохладного ночного воздуха. Она повернулась, чтобы зайти обратно внутрь, но тут к ней подошел Киллиан. Он уже успел переодеться. Галстук, съехавший на сторону, расстегнутый ворот рубашки, закатанные рукава, куртка, небрежно переброшенная через плечо – при виде его в животе Эммы завязался тугой узел, тот самый, который она старалась игнорировать последние двадцать четыре часа. – Вот и ты, Свон, – сказал он, и на лице его появилось нежное, теплое выражение. У тебя был долгий день, лапочка. Ты должна отправиться спать. Пусть члены исторического общества занимаются уборкой. Эмма уклонилась от прямого ответа. Она не хотела оставаться этой ночью одна, но она все еще не могла избавиться от ощущения, что балансирует по краю в преддверии чего-то значимого. – Здесь чертовски холодно. Киллиан шагнул вперед и накинул куртку на плечи. Именно тогда Эмма заметила татуировку, которую раньше не видела на его правом предплечье. «Мила» – прочитала она. Мила. Женщина, из-за любви к которой был проклят капитан Киллиан Джонс. Почему ее имя было написано на предплечье этого мужчины? Каковы были шансы, что этот Киллиан Джонс любил женщину с точно таким же именем настолько сильно, чтобы вытатуировать на теле ее имя? Внезапно все встало на свои места, открывая ее сознанию то, что Эмма так упорно отказывалась принять. Какая-то ее часть, возможно, верила, что призраки существуют. Часть, которая больше не могла игнорировать все совпадения между двумя мужчинами, которых она узнала и полюбила. Часть, которая поняла, что они были не двумя отдельными личностями, а одним и тем же человеком. Капитаном Киллианом Джонсом. Человеком, проклятым существовать в виде призрака все время, за исключением пары недель раз в сто лет. И это время, согласно ее исследованиям, точно совпадало с сегодняшним моментом. Эмма испуганно вздохнула, когда полностью осознала и приняла правду, открывшуюся ей. Она подняла глаза, чтобы встретить пристальный взгляд Киллиана. – В чем дело, Свон? – спросил он спокойно, но выражение его глаз было осторожным и исполненным надежды. – Ты выглядишь так, словно увидела призрака. Его глаза внимательно изучали ее, его челюсти напряглись в нервном ожидании, и Эмма была совершенно уверена, что они оба забыли, как дышать. На этот раз не было дразнящих слов. Не было нахальных подмигиваний и ухмылок, чтобы воспринять его комментарий, как простое игривое подшучивание. Нет. Это было утверждение. Проблема была в другом, в ее убежденности, что такой поворот событий не может быть реальным. Но он был реален. Капитан Киллиан Джонс во плоти. Стоял перед ней, она могла видеть и слышать его, обнять его и прикоснуться к нему. А она очень хотела прикоснуться к нему. – Может быть, и так, – призналась она, протянула руку и, схватив за рубашку, поцеловала его, прежде чем сама смогла понять свой порыв. *** У Киллиана не было ни малейшего соображения, как они очутились в его комнате. Он был почти уверен, что они не отрывались друг друга с того момента, как Эмма поцеловала его на веранде. Он хотел спросить ее, что это значит. Хотел знать, что она искренне верит, что он действительно капитан Киллиан Джонс. Ему нужно было слышать, что она осознает свою веру в него. Впрочем, не так сильно, как хотел ее. Как нуждался в ней. Ему нужно было чувствовать каждую клеточку ее тела, слитого с ним. Вкус ее кожи на его языке, когда он исследовал ее рот и линию тонкой шеи. Отчаянные вздохи, тяжелое дыхание, стоны в ответ на его прикосновения, которые отдавались эхом в его ушах. Вздрогнув, он почувствовал, как дрожь пробежала и по ее спине, когда он прошептал ей на ухо ее имя. Он так отчаянно нуждался в ней, хотел ее всю и был готов отдать ей всего себя. Ее руки дрожали, когда она расстегивала пуговицы его рубашки. – Сожалею. Прошло столько времени, – пробормотала она, вызвав смешок из его груди. – Дорогая, для тебя времени не могло быть больше, чем для меня. Она отстранилась, глядя на него широкими изумленными глазами, и в тот момент он знал, что она поверила. Он видел, что она воспринимает его слова как правду, а не просто дразнит его. Хотя тон ее был игривым. – Это правда, – ухмыльнулась она, бросая ему вызов. – Ты уверен, что помнишь, что делать? Ее глаза широко раскрылись, когда с его губ сорвалось настоящее рычание. Он развернул ее и прижал к кровати своими бедрами. – Уверяю тебя, любимая, – пробормотал он ей на ухо. – Я точно знаю, что с тобой делать. И ты тоже. Он снова почувствовал, как она дрожит, когда его руки заскользили по ее телу, одна пробралась под подол ее платья, а другая дернула молнию на спине. Покрыв теплыми поцелуями ее шею, губами он проследовал за молнией ее платья, одновременно спуская его с плеч до тех пор, пока она не осталась перед ним в одних трусиках. Это были чертовски милые трусики. Но они смотрелись бы лучше на полу. Медленно он развернул ее к себе лицом, чтобы полюбоваться ею. – Ты чертовски красивая, Эмма, – произнес он, прижимаясь губами к ее горлу, лаская бьющуюся жилку пульса своим языком. Его руки сжали ее грудь, Эмма выгнула спину, а ее голова откинулась назад, побуждая его продолжать путешествие по ее телу. – Киллиан, – умоляла она, перебирая пальцами его волосы и направляя его голову ниже до тех пор, пока не начала задыхаться, когда он зажал ее сосок зубами. Инстинктивно он выгнулся, когда она стала нащупывать застежку его брюк, его тело мучительно желало ее прикосновений. Не отрываясь от ее груди, свободной рукой он помог ей расстегнуть ремень и брюки, и они соскользнули вниз к его ногам, избавив еще от одного барьера между их телами. Эмма потянулась к нему рукой, желая ощутить его всего. – Подожди, любимая, – простонал он, уткнувшись ей в грудь и перехватив ее руку. – Если ты начнешь сейчас, я долго не протяну. А как джентльмен я настаиваю: дамы вперед. Ее самодовольное хихиканье сменилось стоном, который сорвался с ее губ, когда он опустился на колени перед ней и стянул с нее эти соблазнительные трусики. Закинув ее правую ногу себе на плечо, не теряя времени, он прильнул губами к ее телу, наслаждаясь ее пьянящим запахом и вкусом. Он не остановился до тех пор, пока по ее телу не пробежала дрожь, а из груди не вырвались крики, свидетельствующие о том, что она достигла вершины удовольствия. Едва Киллиан поставил Эмму на ноги и поднялся, он был вовлечен в страстный поцелуй. Ее жадные пальцы расстегивали пуговицы его рубашки, часть из них не выдерживала напора и отлетала на пол, но никто из них не обращал на это никакого внимания. Стон вырвался из ее горла, когда его язык вновь проник в ее рот. – В кровать. Сейчас же, – толкнув его в грудь, приказала она, оторвавшись от его губ ровно настолько, сколько понадобилось, чтобы выдвинуть это требование. – Как прикажет леди, – ответил он, отступая к кровати до тех пор, пока не уперся в нее. Ее руки потянулись к резинке последнего оставшегося на Киллиане предмета одежды и стянули его вниз, оставив его таким же обнаженным, как и она сама. Зрелище, открывшееся ее взору, заставило ее вспыхнуть новым желанием. – Иди сюда, любимая, – поманил он ее, садясь на кровать и откидывая покрывало. Ее тело было совершенным. Жар ее рта, шелковистость ее волос, запах ее кожи – все, что он хотел испытать в те мучительные месяцы, когда она была вне его досягаемости. Он бы отдал все, что угодно, лишь бы испытать это снова и снова, и надеялся лишь, что у них будет намного больше, чем эта ночь вместе, молясь всем богам, чтобы он мог получить отпущение своих грехов благодаря любви Эммы. Ибо она действительно любила его, он был уверен. Нужные слова, возможно, не были произнесены, но не понять блеск в ее глазах было невозможно. Блеск, который принес ему успокоение и смелость показать всю свою любовь. Уложив ее на спину, Киллиан навис над ней, замерев на мгновение. – Можно, Эмма? – Да, Киллиан. Я твоя, – выдохнула она. Возможно, это было потому, что он не был с женщиной более трехсот лет, или потому что он так часто мечтал об этом моменте, но никогда не думал, что ему будет настолько приятно находиться с Эммой, он никогда не испытывал ничего подобного, все, что он испытывал ранее, меркло по сравнению с тем, что было сейчас, с ней. У него впервые появилось ощущение, что он дома. – Боже, Эмма, еще, – простонал он, ритмично двигаясь ей навстречу. Его взгляд зафиксировал милые черты ее лица, на котором были написаны такое обожание и такая страсть, которые поразили его до глубины души. Потянувшись к нему губами, движениями бедер она ускорила ритм, и тогда их тела слились в исступленном рывке. Она обвила ногами его талию, позволив ему еще глубже проникнуть внутрь, и он почувствовал, что освобождение уже близко. – Давай, моя любовь, – настаивал он. – Давай со мной, Эмма. Он почувствовал, как остатки контроля покидают его, когда мышцы ее тела сжались вокруг него. Крики удовольствия слетали с ее губ в унисон его стонам, и не было ничего более прекрасного, чем этот момент их безраздельного блаженства. *** Утомленная и счастливая Эмма прижалась к Киллиану, выводя бессмысленные узоры на его покрытой волосами груди. Капитан Киллиан Джонс. Эмме все еще трудно было признать, что тот, кто лежал рядом с ней, был по сути трехсотлетним призраком, но немногое в этом мире когда-либо казалось ей более реальным или истинным. Он был правдой, и легенда была правдой. Легенда, проклятие, все необъяснимые события, свидетельницей которых она стала в течение последних нескольких месяцев, наконец, получили свое объяснение. Он. Запахи, ощущение того, что за ней наблюдают, ощущения покалывания на губах, воображаемый друг Генри, дверь в его кабинет… Эмма подняла руку и стукнула Киллиана в грудь. – Оу! Черт возьми, женщина! Что это было?! – воскликнул он. – Ключ! – возмутилась она, склонив голову набок, чтобы посмотреть на него. – Этот проклятый ключ и запертая дверь в твой кабинет! Ты хоть представляешь, как я сходила с ума? Киллиан усмехнулся и потянул ее к себе, прижав к своей груди. Обняв ее за талию, он пробежался кончиками пальцев по ее спине, пытаясь успокоить ее. – Дорогая, ты хоть представляешь, как скучно болтаться по пустому дому столько лет? Я не мог удержаться от удовольствия пошутить над тобой после приезда, – признался он. – Хорошо, я несколько увлекся этой маленькой игрой, но ты так прекрасна, когда злишься. Она ущипнула его, но это только заставило его засмеяться сильнее. На самом деле она не была расстроена, просто ненавидела тот факт, что ей потребовалось слишком много времени, чтобы понять правду. Теперь ей казалось глупостью, что она так долго отрицала ее, особенно после того, как Генри пытался ей все рассказать. Генри. – Люстра, – прошептала она, уткнувшись ему в грудь, и почувствовала, как он напрягся под ее прикосновениями, тогда она посмотрела ему в глаза. – Ты остановил люстру. Мышца на его щеке дернулась, когда он сжал челюсти, воспоминание об этом событии омрачило его взгляд, как это было с ней, когда она подумала, что едва не потеряла сына. Киллиан не ответил. Да и не было нужно. Эмма уже знала, даже тогда знала и поэтому поблагодарила его в бальном зале позже той ночью. Теперь она могла поблагодарить его лично, но никаких слов ей не хватило бы, чтобы выразить свою благодарность за его поступок. Эмма потянулась к нему, запечатлев нежный поцелуй на его губах, вложив в него все свои чувства. Его рука легла на ее затылок, зарываясь в светлые волосы. Но несмотря на всю страсть их поцелуй оставался ласковым и нежным. Выражение любви и привязанности сейчас было намного больше, чем страсть и желание, и Эмма прильнула лицом к его шее, не желая отпускать его ни на миг. – Сколько еще? – спросила она. – Что? – Сколько тебе осталось? Знаешь? – Мое время заканчивается завтра в полночь, – спокойно ответил он, поцеловал ее в плечо и начал ласково поглаживать ее руку. – Так что же нам делать? – спросила она. – Как мы разрушим проклятие? – Я надеюсь, что мы, возможно, уже сделали это, – ответил он, и его слова заставили Эмму приподняться и усесться на него верхом, чтобы она могла взглянуть на него. Демонстративно игнорируя тот факт, что на них не было ни предмета одежды, и его счастливое лицо от того, что она сидела на нем сверху, она настойчиво спросила: – Что ты имеешь в виду? В ее глазах промелькнуло нечто вроде удовольствия и доли женской гордости, когда он окинул одобряющим взглядом ее обнаженное тело, а потом он закрыл глаза, чтобы вернуть себе самообладание, и лишь после ответил: – Есть одна загадка, – объяснил он. – Мы с Генри работаем над ней. В ней говорится о том, что я нахожу кого-то. Женщину, с которой я не повторю прошлых ошибок. Женщина, любовь к которой будет истинной. Он посмотрел на нее с надеждой, ожидая, когда она поймет его слова. Слова, которые выражали всю глубину его чувств, и надежда на то, что она ответит взаимностью. Эмма смущенно улыбнулась ему и произнесла: – Ну, я думаю, что то, что мы сделали сегодня, это больше, чем просто поцелуй Истинной Любви. Разве не он всегда разрушает проклятия в сказках? Киллиан резко подскочил, сел перед ней, сжав ее в объятиях, а потом отстранился назад и прикрыл лицо руками. – Эмма, это значит, что ты?.. Эмма наклонилась и прошептала, прижавшись к его губам: – Я люблю тебя, капитан Киллиан Джонс. — Эмма почувствовала резкий вздох, прежде чем его губы завладели ее ртом. – И я люблю тебя, Эмма, — признался он, упираясь своим лбом в ее, когда они отдышались. Капитан Киллиан Джонс любил ее, а она любила его. У проклятия не было ни единого шанса.