Легенда о Капитане Киллиане Джонсе

Эмма наблюдала, как Генри размахивает своим деревянным мечом, прыгая на лужайке перед домой, так он проводил большинство дней в эти теплые летние месяцы. Если он не оттачивал свои навыки борьбы на мечах, то бренчал какую-то мелодию на пианино (слава Богу, его наконец-то настроили), или отвлекал от работы членов команды, увлекая их какой-нибудь изобретенной им самим игрой в кости, и, как правило, он выигрывал. На худой конец, он коротал дни школьных каникул, обследуя территорию поместья, в то время как Эмма и ее команда продолжали восстановление усадьбы. Пять месяцев минуло с начала работы над проектом, и Эмма наконец увидела свет в конце туннеля, туннеля, покрытого гипсом, пахшего свеженькой краской и сиявшего отполированными боками. Исторически точно воссозданного туннеля. Сказать, что в этот труд была вложена любовь, было бы явным преуменьшением. Осталось всего два месяца до того, как реставрация завершится, а Эмма уже начала ощущать подавленность от мыслей об окончании работ. Какой бы вычурной ни была эта усадьба, Эмма начала чувствовать себя здесь как дома, впрочем, не только Эмма, но и Генри. Она всегда считала Генри счастливым и энергичным ребенком, но месяцы, проведенные в Мистхавене, открыли ей совершенно иного Генри, которого она никогда раньше не видела. Она предположила, что причиной тому стал капитан Киллиан Джонс, с того вечера, когда она обнаружила, что Генри разговаривает с капитаном, его чересчур активное воображение перенесло его в мир пиратов. Вот откуда появилась его нынешняя страсть сражаться на мечах с легендарным капитаном. Сначала это было немного мило, но теперь Эмма начинала подумывать о том, что воображение Генри немного вышло из-под контроля. – Как ты считаешь, десять лет – это достаточно много для ребенка, чтобы не придумывать себе воображаемого друга? – спросила Эмма у Мэри Маргарет, когда та приблизилась к ней, чтобы вместе понаблюдать за выходками Генри. – У Генри есть воображаемый друг? – Да. Капитан Киллиан Джонс. – Призрак? – отозвался ее брат, Дэвид, присоединившийся к ним. – Нет никакого призрака, – возмутилась Эмма. – Это просто плод его воображения. – Ну, конечно. Ты права. Абсолютно, – поддразнивающим тоном протянул Дэвид. – Значит его воображаемый друг – призрак капитана Джонса? Эмма вздохнула. Вот почему она не упоминала об этом раньше. Дэвид испытывал столько же удовольствия от мысли о призраке, преследующем поместье, как и Генри. Вот почему она не посвящала его в историю с закрытой дверью кабинета и бесконечным поиском ключей. – Я бы не беспокоилась об этом на твоем месте, Эмма. Генри просто занимается тем, что ему нравится. Тем более, у него не так много друзей, с которыми он может играть, – попыталась успокоить ее Мэри Маргарет, вероятно, ощущавшая, как растет озабоченность Эммы увлеченностью Генри историей о призраке. – Я знаю, – ответила Эмма, – но когда я предлагаю ему поиграть с друзьями, которые у него появились в течение учебного года, он отказывается и говорит, что у него есть дела с Киллианом. – Киллиан? – пробормотал Дэвид. Пират позволяет ему назвать себя по имени? Впечатляет. Я думал, за такую вольность могут заставить пройтись по доске. – Очень смешно, – парировала Эмма, кидая на Дэвида косой взгляд. – Генри в порядке, Эмма, – беззаботно произнес Дэвид. – Я уверен, что как только начнутся занятия в школе, он снова станет проводить больше времени со сверстниками и вся эта история с капитаном Джонсом будет забыта. Эмма не была так уверена в этом. Эмма не могла серьезно винить Генри за то, что он с головой увлекся тайной капитана Киллиана Джонса, хотя бы потому, что сама позволила себе это в течение последних нескольких месяцев. Конечно, ее интерес к этому человеку был вызван только ее проектом. Да... она знала, что это полная чушь. В этом мужчине было что-то особенное. У него была весьма интересная история воинской службы, а потом внезапно он стал пиратом. Личные документы и переписка свидетельствовали о его близких, очень доверительных отношениях со старшим братом Лиамом. И, конечно, Киллиан Джонс был человеком, способным на великую страсть, готовым рискнуть всем ради любви к женщине. Это было довольно возмутительно, связь с замужней женщиной, он жил и путешествовал с ней, не связанный узами брака. Из его писем было ясно, что он не придавал значения тому, что думали другие. Из тех писем, которые Эмма постоянно перечитывала по ночам. Да, конечно, Эмма Свон не падала в обморок от его чар, но эти письма… Даже сам почерк этого мужчины был романтичным и сексуальным, и в словах, которые он писал, было все от самой чистой любви до смертного греха. Она никогда не признавалась в этом, вслух или как-то еще, но иногда она представляла себе, что его слова были написаны о ней. Зачем она придумывала себе всю эту сумасшедшую фантазию о человеке, который жил и умер триста лет назад, она не могла сказать. И уж конечно, причиной не было то, что Генри продолжал намекать на влюбленность в нее призрака, или то, что она каждый день смотрела на его потрет, изучая невероятно красивые черты его лица. Похоже, у нее была серьезная проблема, сходить с ума по мужчине, которого у нее не было. Вероятно, было что-то еще, что сделало его настолько привлекательным. Он не был настоящим. Было так легко влюбиться в того, кто тебя не подведет. Того, кто не предаст. За исключением того, что это было больно. После многих месяцев исследований Эмма чувствовала, что действительно знает капитана Киллиана Джонса, и она солгала бы, если бы сказала, что ее сердце не саднит от мысли о том, что они никогда не встретятся лицом к лицу. Это было глупо. Человек умер несколько столетий назад. Но понимание этого, а еще то, что она совершенно не верила в призраков, не мешали ей иногда воображать, что покалывания, которые она иногда ощущала на своих щеках, или едва заметные веяния воздуха в ее волосах, были ласкающими прикосновениями его пальцев. Да... у неё были проблемы. И они были связаны с призраком. И никак иначе. *** Бальный зал был наконец-то закончен. Возможно, это был их самый крупный проект в усадьбе, и Эмма с облегчением выдохнула. Она с чувством гордости оглядела окружающее ее великолепие, а затем обратила внимание на бригаду, собиравшуюся повесить последнюю люстру. Последний штрих, который придаст пространству завершенность. Направившись к рабочим, Эмма увидела, что Генри вертится около пианино, хотя ему было прекрасно известно, что болтаться на тех участках, где работают, может быть опасно. – Что ты делаешь, парень? – Танцую. – Хорошо... ответила она, наблюдая за его движениями более пристально. Да... это отдаленно было похоже на танец. – Потанцуй со мной, мама, – радостно пригласил Генри, протянув ей руку. – Прости, малыш. Я не танцую. – Киллиан говорит, что все, что нужно, это партнер, который знает, что делает. – Ну, так как это ни ты, ни я, я думаю, нам не повезло, – возразила она, а потом, включив привычный режим мамы, взяла его за руку и повела к лестнице в конце бального зала. – Пойдем, малыш. Ты не должен быть здесь. Мужчины начали поднимать наверх последнюю люстру, и внезапно Эмма заметила, что страховочный трос не прикреплен к стене. Она лишь на мгновение остановилась, чтобы окликнуть Дэвида, а Генри тем временем ушел вперед, и тут она услышала безумные крики и грохот тысяч стеклянных кристаллов. Словно в замедленной съемке, Эмма увидела, как массивная люстра падает прямо туда, где стоит Генри. Но прежде, чем она смогла выкрикнуть имя своего сына, произошло чудо. Люстра просто остановилась. Остановилась в воздухе всего лишь в двух футах от головы Генри. Все застыли на месте, а потом один из рабочих крикнул: – Слава Богу, у нас был страховочный трос! Эмма побежала к сыну и крепко обвила его руками, благодаря бога, что он был в безопасности. Но как? Она знала, что трос не был привязан. Она ведь как раз собиралась сказать об этом Дэвиду. Как можно было в одну секунду остановить падающую люстру, а затем надежно закрепить трос? У кого хватило бы на это сил? Это было невозможно. – Это был Киллиан, – сказал Генри приглушенно. – Что? – Это был Киллиан. Капитан Джонс. Он прыгнул с балкона, схватил страховочный трос и не дал люстре упасть. – Генри, – слегка раздраженно прошептала Эмма. – В самом деле, мама! Это был он. Посмотри на узел, если не веришь мне! Парень явно был в шоке. Черт возьми! Эмма сама была в шоке. Они все были в шоке! – Хорошо, Генри, – постаралась успокоить его Эмма. – Теперь все в порядке. Почему бы нам не прекратить болтаться у рабочих под ногами. Договорились? Она не осознавала, как поднялась по бальной лестнице на своих дрожащих ногах, и как только ее сердце не выскочило из груди. Самое странное, что она совсем не была шокирована, увидев, что страховочный трос был надежно закреплен одним из морских узлов. Среди ее рабочих вряд ли бы нашелся кто-то, способный сделать это. Но в то же время Эмма была уверена в том, что этот инцидент не имел никакого отношения к истории о призраке. С уверенностью она повторяла себе мысленно это снова и снова весь вечер и всю ночь, сон не шел к ней, и она пролежала в постели до самого утра, когда услышала слабые звуки фортепианной музыки, доносившиеся из пустого бального зала. Когда она вошла туда, там никого не было, но ее посетило странное чувство, что она тут не одна. Однако это лишь заставило ее более решительно выразить свои мысли вслух. – Я не верю в призраков, – решительно заявила она. – Я верю в то, что видят мои глаза. Что я чувствую и трогаю. Она принялась нервно расхаживать по комнате, сжимая пальцы и пытаясь преодолеть напряжение, растущее в ее груди. Ту скованность, которая вот уже несколько часов стягивала в плотный узел ее сердце и легкие. – Призраков не существует, – повторила она в темноте. – у всего, что произошло, есть совершенно логичная причина. – Резко шагая взад и вперед по паркету, она продолжила: – Тому, что случилось сегодня, есть рациональное объяснение. Этот трос должен был быть закреплен заранее, ведь правда? Может быть... может быть, я не рассмотрела как следует, может быть, мне просто показалось, что он не привязан... Может быть... Ее горло снова перехватило, и дыхание сбилось, когда она отчетливо представила себе то, что могло случиться с ее сыном, если бы… Эмма крепко обхватила себя руками, желая прогнать из своего сознания ужасающие картины сына, прижатого массивной люстрой. Вздрогнув, Эмма выдохнула: – Спасибо. Я не верю в призраков, но на всякий случай... спасибо. За Генри. Он мой... он все для меня, и если я когда-нибудь его потеряю... – Горячие слезы хлынули по ее щекам, эмоциональные стены, за которыми она пряталась весь день и вечер, наконец рухнули, и всхлипы сотрясли все ее тело. Она присела на скамейку рядом с пианино и смахнула руками слезы, которые текли по ее лицу. Спустя нескольких секунд она вытерла щеки концом рукава рубашки, и худший кошмар в ее жизни, наконец, забился в самый дальний уголок ее разума. Шмыгнув носом, она приподнялась, почувствовав, как тишина и спокойствие комнаты помогают ей прийти в себя. Но стоило ей подняться со скамьи, чтобы отправиться к себе, как на ее щеках возникло странное ощущение. Лицо покалывало, словно его ласково держали чьи-то руки. Эмма закрыла глаза, с удивлением осознав, что ее это не пугает, и почувствовала, как покалывание распространилось на ее губы. Она сделала резкий вдох и с удивлением ощутила мужской аромат, такой знакомый ее чувствам. Когда она открыла глаза, ощущение покалывания пропало. Эмма прижала кончики пальцев к губам и сглотнула. – Спасибо. *** Киллиан наблюдал, как рабочие возятся с огромным портретом, который имел удивительное сходство с ним самим. Работа в просторном фойе была завершена, и члены семейного фонда Джонсов вместе с историческим сообществом Мистхавена считали, что портрет Киллиана Джонса должен стать последним штрихом, который будет находиться на самом видном месте для всех, кто посещает поместье. Нескольким несчастным было поручено перенести сюда абсолютно все реликвии, находящиеся на чердаке, и Киллиан усмехнулся, увидев облегчение на лицах рабочих, когда бригадир, наконец, разрешил им прерваться на обед. Как это обычно случалось всякий раз, когда он оказывался в присутствии Свон, Киллиан не мог оторвать от нее глаз. Она подошла, чтобы оценить его образ на холсте. Последние несколько месяцев стали для него своего рода сладкой пыткой, он обнаружил, что все больше и больше времени проводит в ее компании. Действительно, если Киллиан не занимался с Генри сражениями, или игрой в кости или разучиванием простенькой мелодии на фортепиано, или бесконечными разговорами о самых разных вещах, он все время находился рядом со Свон, терзаемый чувством тоски. Измученный тем, что, несмотря на все уверения Генри, что Киллиан реален, Эмма отказывалась верить в его существование. Это было до той ночи в бальном зале. Киллиан был уверен, что если бы в его груди билось сердце, оно бы остановилось при виде того, как эта люстра рушится на Генри, прежде чем он сумеет помочь. Если бы он был способен плакать, Киллиан проливал бы слезы вместе с Эммой, когда она сидела на скамейке рядом с фортепиано той ночью. Все, на что он был способен, это попытаться утешить ее. Он взял ее лицо в ладони и поцеловал прямо в губы, и если бы у него в легких был воздух, он бы потерял способность дышать, когда она, казалось, посмотрела прямо ему в глаза и прошептала «спасибо». Тот же взгляд, которым она теперь смотрела на него. Нет, конечно, не на него, она ведь не могла ни видеть, ни слышать его. Она смотрела на его изображение. Киллиан с трепетом наблюдал, как она улыбнулась, глядя на его портрет, и подняла руку, чтобы бережно провести пальцами по его нарисованной щеке. Киллиан приложил руку к своему лицу, желая каждой клеточкой своего существа ощутить ее прикосновение. Рабочие вернулись назад, и его портрет был водружен на нужное место, пока Эмма наблюдала за всем этим процессом. Когда бригада снова ушла, она осталась оценить законченную комнату и его портрет на своем месте. Завороженный ее улыбкой и блеском удовольствия, сверкающим в ее глазах, Киллиан стоял рядом с ней, пока она осматривала результаты своих трудов. Он был поражен, услышав ее, когда она заговорила в, казалось бы, пустой комнате. – Надеюсь, Вы довольны работой, которую мы выполнили в Вашем доме, капитан, – тихо прошептала она, и Киллиан не смог удержаться, чтобы не поцеловать ее в щеку. Эмма улыбнулась и, закусив нижнюю губу, приподнялась на цыпочки и ласково погладила его губы. Через мгновение, словно устыдившись своих действий, она развернулась и пошла прочь из зала к себе в комнату. Наблюдая за тем, как она уходила, все еще не верящая в то, что он существует, Киллиан твердо решил сделать то, что собрался уже несколько месяцев назад. Он собирался разрушить это чертово проклятие несмотря ни на что. *** – Что ты собираешься делать? – с трепетом спросил Киллиан. – Я? – переспросил мужчина. – Я не собираюсь ничего делать. Знаешь, я заключил сделку. Ведьма согласилась проклясть тебя за то зло, которое ты совершил. Проклятие, которое гарантирует, что ты никогда не сможешь разрушить другую семью еще раз. – Пожалуйста, – умоляющим взглядом посмотрел Киллиан на женщину, в которой узнал ведьму из деревни. Миниатюрная женщина. Лицо ее обрамляли завитки светлых волос, придавая ей таинственность, судя по слухам, ее магия имела темный характер. – Я пытался сделать все правильно. Я не знал о том, что случилось с мальчиком. Когда Мила сказала мне, что может быть беременна, я… – Она была беременна? – Ведьма вопросительно посмотрела на Киллиана. – Я не знаю, – ответил он, и в глазах его заблестели слезы от нахлынувшей тоски. – Она подозревала это, когда я уезжал. Я надеялся, что она подтвердит это, когда вернусь. Я понял, насколько был эгоистичен. Вот почему я пригласил сюда тебя и вашего сына. Я хотел попробовать сделать все правильно. – Слишком поздно, дорогуша, – произнес человек. – Я знаю, – измученно ответил Киллиан. Он опоздал. Мальчик был мертв. Из-за него Милу постигла ужасная судьба. Он заслужил то, что собиралась сделать ведьма. – Ну? – спросил мужчина, и Киллиан посмотрел в лицо женщине, в чьих руках теперь была его судьба. – Чего же ты ждешь? – Этот человек не тот, кем ты его представил, – ответила ведьма. – Конечно, тот! Эгоистичный пират. Человек, который украл мою жену и не давал ей вернуться к нашему сыну. Он злодей, не заслуживающий счастья. – Нет, – твердо заявила она. – Я не думаю, что злодей здесь он. Ее пристальный взгляд, который он бросила на мужчину, заставил кровь Киллиана застыть в жилах, но тот казался безразличным к ее суровому виду. – То, что ты думаешь, не имеет значения, – усмехнулся он. – Мы заключили сделку. Сделка, которую ты обязана выполнить, если не хочешь потерять магию. Ведьма, прищурившись, посмотрела на мужчину и спросила: – Откуда ты это знаешь? – Ты действительно думаешь, что я не провел своего расследования? Я не заключаю сделок, если могу остаться в дураках. – На самом деле все не так, правда? – спросила она с изумлением в глазах. – Дело не в твоей жене, не в твоем сыне, хотя я вижу, что ее предательство и его потеря огорчили тебя. Речь идет о твоей раненой гордости. Ты ненавидишь этого человека не за то, что он любил твою жену, или за то, что слишком поздно отправил за ее сыном. Ты ненавидишь его, потому что он заставил тебя чувствовать себя обманутым. – Это не имеет значения, – кивнул он. – У нас есть дело, и ты должна его выполнить. Ведьма вздохнула и повернулась к Киллиану, который все еще держал свою любимую на руках. – Он прав. Мне нужно исполнить условия сделки, – грустно сказала она. При этих ее слова Киллиан закрыл глаза, пытаясь набраться решимости выдержать то, что произойдет дальше. – Меня могут заставить проклясть тебя, но… – сказала она и сделала паузу, продолжив лишь тогда, когда он взглянул на нее еще раз. – Я считаю, что ты заслуживаешь второго шанса. Ты будешь проклят существовать на этой земле, в этой усадьбе, но каждые сто лет ты будешь обретать плоть и кровь, чтобы у тебя была возможность найти способ разрушить проклятие. Киллиан сглотнул, чтобы избавиться от горечи, которая подступила к горлу. – Как? Как я разрушу проклятие? – Ты этого не сделаешь, – ответила она. – Но это поможет тебе найти ответ. Она протянула ладонь, и на ней из воздуха возник золотой компас. Разгневанный мужчина вырвал у нее компас и выкрикнул: – Это не было частью нашей сделки! – Наша сделка заключалась в том, чтобы я наложила на него проклятие, чтобы он больше не мог разрушить другую семью. Проклятие сделает это, и оно будет разрушено только при одном условии, если он не сделает это, будучи человеком. Так хочешь, чтобы я прокляла его, или нет? Я не могу нарушить нашу сделку, но ты можешь. Еще не поздно передумать. – Нет, – презрительно произнес мужчина. – Я не передумаю. Он заслуживает того, чтобы страдать. Я хочу, чтобы он страдал. – Очень хорошо, – сказала она. – Дай мне компас. Он положил артефакт обратно в ее протянутую руку, и Киллиан затаил дыхание, когда ведьма махнула другой рукой, заставляя его светиться. Несколько вещей произошло почти одновременно. Сначала Киллиан ощутил, что нечто происходит с ним. Он больше не мог удерживать Милу на руках, и ее тело упало на скалистый берег рядом с ним, а ее муж завыл от боли и закричал на ведьму, требуя ответить, что она сделала. – Ты считаешь, проклясть другого так просто? – издевательским тоном произнесла она. –Кажется, ты заключил сделку, условия которой не понял полностью. Видишь ли, заклинания живые. Им нужна энергия для жизни. Твоя энергия в данном случае. Твоя жизнь даст жизнь этому проклятию. Компас светился все ярче, поглощая мужчину до тех пор, пока от того ничего не осталось. После того, как свечение исчезло, ведьма передала компас Киллиану, на лице которого было написано отчаяние. – Что мне теперь делать? – уныло спросил он. – Ничего, – ответила она. – Но когда придет время, компас направит тебя. Одна неделя. Всего одна неделя, и Киллиан снова обретет плоть и кровь, станет способным вернуться в мир живых.