Цветок жизни

— Осень - это когда призыв рекрутов начинается.    — Осень - это когда тебя господин Капитано отлавливает во дворце и грозно спрашивает: «Тебе кабачки нужны?»    Именно такой разговор Дотторе невольно подслушал от двух солдат. Насчёт последнего утверждения он был согласен, но сам бы ответил: «Осень - это когда ребёнок снова пошёл в школу». Первую линейку и звонок в первом классе Клерви пропустила, поскольку пришла лишь на втором полугодии, хоть и до этого училась в Доме Очага. Поэтому в этом году торжество она ждала с нетерпением. Дотторе даже поставил бы на то, что не сам праздник, а скорее встречу с друзьями.    А ещё осень - это когда вокруг появляется очень много детей с цветами. Сидя в Заполярном, этого не увидишь, но стоит лишь выйти в город, и это становится похожим на парад. В Снежной выращивать цветы можно было лишь на тёплых участках, но это не означало, что их не завозили в столицу. Здесь всё же был самый большой спрос на различные товары, наравне с портом, где разворачивались многие лавки, в том числе и иностранные.    Само торжество при школе хоть и разделяло классы на младшие, средние и старшие, но было видно, что детям оно быстро наскучивало, в том числе и Клерви. Они не слушали речи преподавателей, не смотрели на танцы, а уже спустя семь минут начали разговаривать друг с другом, обсуждая, кто и что делал в свободное время. На мгновение они обратили внимание, когда представили одну из девочек, что должна была выступить с песней. Первый куплет они стояли смирно, а потом снова начали шептаться друг с другом. Винить их в отсутствии внимания было сложно, ведь хоть Дотторе не разбирался в музыке, но зато наслушался пения Коломбины. Эта песня звучала фальшиво. Поаплодировали дети больше из уважения, чем из восхищения, а потом снова продолжили разговаривать на свои темы. Судя по всей этой скомканной реакции, не было похоже, чтобы они сами верили в слова, что их тут всех рады видеть снова.    Линейка прошла, классный час прошел, и начался новый учебный год. Первую неделю Клерви еще ходила взбудораженной, а потом она вспомнила, что такое обычная рутина, поэтому ходила на уроки больше из надобности, чем из интереса. В любом случае старт второго класса прошел для нее без происшествий, а значит, можно было больше не тянуть время.    Настало время сделать нового сегмента.    Он и так слишком долго протянул с этим, несмотря на то, что все материалы и оборудование были готовы, как и количество сегментов во дворце прибавилось до нужного. Оставался только конкретный он сам, «Прайм». Без данных собственного тела сегментация не сможет получиться, но раз Клерви воспринимала только одного конкретного его, то пришлось подождать, пока она снова не пойдет в школу. А теперь настало время серьезно поговорить. В воскресенье он поймал девочку в коридоре, начиная говорить:    — Клерви, есть с тобой разговор.    Она сразу застопорилась на месте, подняв проницательный детский взгляд, словно уже заранее готовясь ко всему возможному, хотя ей определенно было нечего скрывать. По крайней мере, из ничего серьезного.    — Да не пугайся ты так, — попросил ее Дотторе. — Дело в том, что меня не будет какое-то время рядом.    — А куда ты уедешь? — всё ещё проницательно поинтересовалась она.    — Я буду здесь… Не важно.    Всë же было лучше ей ничего не пояснять, ведь разницы не было, только время зря потратит. Получил Дотторе в ответ только озадаченно нахмуренные брови этого ребенка. Однако ее взгляд его не особо волновал, ведь затеял Доктор этот разговор не за тем, чтобы рассказать о работе, а за другим:    — За тобой присмотрят сегменты, так что веди себя хорошо.    Но несмотря на то, что он прокручивал в голове эту фразу много раз, она все еще звучала весьма глупо, ведь Дотторе буквально говорил про самого себя. Никуда он от неё не уходил, но раз Клерви воспринимала только одного второго Предвестника, то стоило сказать ей об этом таким образом.    — А кого именно слушать? — спросила Клерви сразу.    — Всех сразу.    Он сначала не подумал об этом, но, может быть, стоило присматривать за ней через определённое тело, чтобы Клерви было легче? Такая большая работа делалась во много рук, причем посменно, нужно было изначально тогда приехать еще на одним сегментом больше, чтобы через его тело смотреть за Клерви. И раз уже так всё случилось, то от одной такой недели этому ребенку плохо не будет, тем более Клерви не была той, кто тоскует по родителям. Уж точно не по нему.    — Вы будете делать нового сегмента, поэтому тебя не будет? — поинтересовалась она.    — Да.    — А сколько тебя не будет?    — Около недели. Может быть, чуть больше, если что-то пойдет не так, — разъяснил он, невольно заметив, как Клерви опять сдвинула брови. — Ничего серьезного. Завтра я тебя провожу до школы, но потом тебя будет провожать сегмент. Веди себя хорошо и не бойся сказать, если что-то нужно. Поняла?    — Хорошо, — пару раз кивнула она. — Я буду послушной девочкой.    В этом можно было не сомневаться. В любом случае, даже если что-то случиться, отвечать он за нее будет в любом из возрастов: кто первый под руку повернется кому-то, тот и будет говорить.    К ним подошёл один человек. Очень тихо и бережно, как охотник, чтобы не спугнуть оленёнка. У него было полностью чёрное одеяние, отчего белое пластмассовое ведёрко в одной руке выделялось особенно сильно. Дотторе даже голову не развернул. Капитана он сразу узнал. И, конечно, в то же мгновение понял, зачем он подошёл.    — Док…    — Нет, — мгновенно решил Дотторе жестко отрезать этот заранее бессмысленный разговор.    — Да ты послушай…    — Ничего не надо, — тем же грозным тоном повторил он.    — Но подумай…    — Кэп…    Дотторе повернул к коллеге по званию голову, заканчивая предложение без единого слова. Не было бы Клерви рядом, он сказал бы вслух, куда первому Предвестнику стоит пойти с такими предложениями. Но Капитан был человеком проницательным, поэтому можно было не произносить ни звука. Он, без сомнения, всё осознал.    — Ладно, я тебя понял, — ответил он именно так, как Доктор ожидал, а потом этот человек поставил то ведро напротив Клерви и пригладил одной рукой её макушку. — Клерви, это тебе.    — Кэп! — сразу более громче взревел Дотторе.    — Это ягода.    От Клерви послышался довольный возглас. Она опустилась на пол, открыла крышку и увидела много самых разных ягод: крыжовник, смородина, голубика, черника и прочие. Примечательно было, что ягоду этот огородник со стажем никогда и никому не предлагал, поскольку бодяжил на алкоголь. Видимо, для Клерви сделал исключение.    — Она уже чистая, можешь кушать, — заверил тут же ребёнка Капитан, и Клерви ещё больше сделала довольное лицо. — О! Подождите, господин мэр!    Дотторе точно услышал один тяжёлый вздох далеко слева, с примесью какого-то слабого истерического завывания. Пульчинелла тоже понимал в это время года, о чем может с ним говорить первый Предвестник. Абсолютно весь дворец это понимал. С этим Капитан даже к Царице с Педролино подходил и, насколько Доктор знал, что-то они всё же соглашались забрать. Видя, как Капитан достаточно быстро направился вперед, явно утратив весь охотничий дух, становясь походим больше на дикого тигра, Пульчинелла вытянул вперед руку с тростью, явно чтобы сдержать этот напор и поставить с Предвестником расстояние. Наверняка он сожалел, что пошел по этому маршруту    — Я возьму три баночки помидоров и огурцов - с остальным уйдите от меня, — сразу решил он выйти на компромисс.    — У меня ещё кабачки есть. — Заявление Капитана было проигнорировано, и мэр двинулся дальше, как ни в чем не бывало. — За двоих возьмите!    — Капитан! — на это заявление Пульчинелла отреагировал резче, быстро обернувшись, чего Дотторе и ожидал, а потом спокойно добавил: — Отстаньте от меня.    И после этой неудачной шутки со стороны Капитана, он быстро ушел.    — Из года в год одно и то же, — проворчал Дотторе под нос.    Но хоть Клерви выглядела довольной, это успокаивало. Являясь ребенком, она уж точно будет любить эту пору. Сладкий вкус ягод ей определенно нравился, раз она в ликовании растягивала улыбку. Ладно, эту подачку можно было и забрать.    — Клерви, давай мы это на кухню унесем, иначе оно испортится? — предложил Дотторе, получая в ответ одобрительные кивки. — А что нужно сказать, не забыла?    Вначале пару секунд она выглядела немного задумчивой. Но потом Клерви всё же развернулась в сторону Капитана и радостно проговорила:    — Спасибо большое!    У нее был такой довольный тон, что даже Дотторе от этого стало легче, ведь она хотя бы ненадолго сможет отвлечься от происходящего в ближайшую неделю. И такой счастливо выглядящий ребенок положительно действовал не только на него.    — Кушай на здоровье, ты же наша девочка маленькая, — весьма ласково ответил ей Капитан.    Дети поначалу пугались его роста и образа, но быстро распознавали, что он к ним относится со всей добротой. И Дотторе как никогда радовался, что такие люди находились в Фатуи, ведь для Клерви так было намного лучше, чем день за днем бродить по дворцу и бояться каждого шороха.    Факт о том, что Дотторе не будет рядом какое-то время, Клерви не особо-то и смутил, судя по её виду. Он, конечно, ожидал, что она не будет ходить тоскливая, но предвещал побольше вопросов. Хотя у Клерви не было ни малейшего интереса к тому, что происходило в лаборатории, да и не были они настоящей семьёй, чтобы она из любопытства к делам отца что-то спрашивала.    В декабре будет уже год с момента её приезда. Клерви выросла физически, а морально расцвела, и жила здесь практически как самый обычный ребёнок. Будни с ней стали обычными, разговоры о невинных детских играх с горящим огоньком задорности в глазах. Из двух зол выбирают меньшее, но Дотторе хотел верить, что она счастлива. Ему стало важно её счастье.    Всё же Клерви была ему…    Она стала жить настолько безнадёжно, насколько это вообще было возможно, а самым большим стрессом в её жизни являлись только приезды матери. Но при этом Клерви так и не дала чёткого ответа, хочет ли она с ней видеться. А даже если нет, Дотторе не мог ястребом следить за Крукабеной, когда она приезжала. Так что же можно было делать в этой ситуации?    Утром Дотторе, как обычно, проводил Клерви до ворот школы. Это уже стало своеобразным ритуалом начала дня, а этот ребёнок и не был против этого.    — Всё, иди, — сказал он напоследок. — Веди себя эту неделю хорошо.    — Да-да, слушаться старших, ходить в школу, делать уроки, хорошо кушать и спать, — весьма громко, но явно скучающе перечислила Клерви некоторые из того, что он говорил ей на днях. — А! А после школы мне нужно приходить в лабораторию?    — Конечно, — ответил ей Дотторе, один раз кивнув. — Там всегда кто-то будет находиться.    В ее обычной жизни ничего не менялось, поэтому ей не следовало волноваться. И все, что от нее требовалось, - вести себя как обычно. Однако при этом Клерви как-то глубоко вздохнула через нос, сделала шаг вперед и резко обняла его, настолько сильно упав вперед, что Дотторе даже пошатнулся от ее натиска.    — Пусть все будет хорошо, — едва различимо проговорила девочка.    — Клерви, — Дотторе опустил ей на плечи руки. — Чего ты можешь бояться, скажи мне? Всë у тебя будет в порядке, поэтому нечего так переживать.    — Я не за себя волнуюсь! — громко и обиженно выкрикнула Клерви, после чего отстранилась от него.    Она пару секунд сердито смотрела на его лицо, а потом развернулась к воротам и быстро пошла в школу.    Она переживала не за себя? А за кого? За него?    Этого еще не хватало: беспокойство восьмилетнего ребенка о том, что вообще не должно было волновать ее мысли. Но за Клерви он сможет последить в любом случае, к тому же сейчас глаз у него в Заполярном стало больше прежнего. Некоторые как раз уже подготавливали всё необходимое, а нужно было телу только вернуться.    Это был уже двадцать четвёртый раз.    Возраст давно был выбран. Это произошло в случайном разговоре со Сказителем, который, узнав о том, что в Заполярный будут съезжаться сегменты, решил, что надо удирать поскорее. Многие его решение вполне поддерживали, в числе и Прайм, но разговаривал он в тот момент с Вебом, отчего фраза в ответ была другой:    — Каким я был эгоистом. Мне два Бога говорили, что ты кретин. Причём если Вельзевул просто мне намекнула своими действиями, Царица мне об этом прямо в лицо сказала.    Вот тогда и пришла мысль о конкретном возрасте. Мыслей об осторожности с этим не возникало, потому что были трое сегментов куда менее стабильных в характере, чем предполагаемый он.    Когда Дотторе вернулся, всё было уже подготовлено, поэтому ему оставалось только зайти в свободную палату, чтобы переодеться в робу, а потом пойти в операционную, где три сегмента терпеливо ждали его. Хотя слово «терпеливо» всё же не особо вписывалось в ситуацию. Без него нельзя было начать, тело «Прайм» было главным фактором в сегментации. В отличие от подопытных, его на кушетке можно было не пристегивать. Только вколоть мышечный релаксатор для расслабления и замедления пульса, а потом пошло дело аппаратуры. Поддержка дыхания. Поддержка сердца. Не полный наркоз, только для того, чтобы не чувствовать боль. Когда он первый раз создавал сегмента, Альфу, то рисковал многим, но выбрал самых преданных, как шавок, людей, к тому же предупредил Пьеро и Субретку, что нужно делать, если он не выйдет на связь в течение полутора недель. Конечно, первые тесты проводил не на себе, поэтому в технологии был уверен, а в людях лишь на девяносто процентов.    После того как первый сегмент встал на ноги, он убил их, чтобы секрет создания остался только между Доктором.    В дальнейшем при создании сегментаций, своими оригинальными глазами, Дотторе видел только себя. И это продолжалось на протяжении многих дней. Материалы были редки и сложны в использовании, и их Доктор доставал на протяжении полугода с момента зарождения мысли создать ещë одного. Но всё это было несравнимо с привыканием потока новой информации, хотя при этом Доктору много раз говорили, что он многозадачен, поэтому с проведение работ разного характера не возникало проблем.    Он давно признал, что публиковала бы Вельзевул свои наработки, то оставила бы в истории биологической инженерии хороший след. Только вот Дотторе не просто повторил её произведение, а многократно улучшил его.    И так должна была пройти целая неделя.    Пожалуй, кроме Вэба, самым выделяющимся в данный момент во дворце сегментом был только Пси, которого Сказитель всегда называл «Мелкая Пси-на». С ним по степени привлечения внимания никто не мог соперничать, а всё потому, что, оглядываясь на него, Дотторе мог понять некоторые поступки и рассуждения Клерки. Этот сегмент имел рост в два раза ниже обычного, ещё не сломавшийся голос и невинный внешний вид, который часто помогал ему на службе.    Он был ребёнком.    На самом деле сначала Дотторе установил себе правило: «Не сегментировать себя младше двадцати пяти». В итоге всё же ради интереса воссоздал себя в качестве «Вэб», а правило изменилось на: «Не сегментировать себя младше двадцати лет». Эта установочная граница держалась очень долго, но в итоге всё же появилось тело с именем «Ипсилон», а правило упало до: «Не сегментировать себя младше шестнадцати». Однако с этими двумя сегментациями результаты показывали себя на прежнем высоком уровне, поэтому ему захотелось пойти дальше из чистого учёного любопытства, и через ещё двух сегментов появился «Пси», навеки застрявший в обличии двенадцатилетнего мальчишки. На данный момент он был последним созданным почти сорок лет назад сегментом, но справлялся со своими обязанностями также на достаточно прекрасном уровне.    У Доктора не было к самому себе снисхождения, он мог бы уверенно заявить, что был даже чересчур строг сам с собой, и именно из-за этого сам себя ненавидел в ответ. Разочарование было только в трех пунктах: первое - рост меньше обычного, отчего приходилось вставать на табурет для эффективной работы. Второе - солдаты не с первого раза подобного Предвестника четко воспринимали как командира. А третье - это аранары, а точнее то, что даже глазами Пси Дотторе не мог их увидеть, сколько бы не ходил этим телом в лесах Сумеру. Либо это было из-за самой сегментации, отчего душа была не полноценно детской. Либо сам Доктор в этом возрасте уже вышел из образа беззаботного ребенка, что было вполне возможно. Либо же у этих оживших ростков сохранился какой-то черный список, где изображение Дотторе стояло первым и было два раза подчеркнуто.    Всё это было неприятно, у кого-то из сегментов даже возникали мысли отключить последнее тело, ведь с основной его задачей он не справился. Однако все эти порядком расстраивающие моменты вполне можно было списать на погрешности, ведь взгляд этого возраста оказался уникальным. Всё-таки в двенадцать лет у Дотторе была выдержанная дисциплина и терпение.    Глубокий пубертат Доктор всё же решил не трогать, как и больше не переходить планку правила: «Не сегментировать себя младше десяти». Может быть, более упрощённый детский взор и был бы весьма любопытен, но только поведение оставляло желать лучшего. Даже ради простого интереса не хотелось этим заниматься, так как высока была вероятность, что это тело отключат ровно через семь минут после завершения работы по его созданию. Причём это будет единогласное решение.    А Пси оказался очень полезен для дел Фатуи, особенно в качестве сокрытия преступления, ведь ребенок во многих передрягах всегда сначала казался жертвой, а Дотторе было несложно сыграть роль ничего не понимающего наивного пацана. Его отличительной чертой, как и у Ипсилона, было отсутствие шрамов на лице, но сегмент повзрослее все же носил маску, дабы избегать всех лишних вопросов. Мелкий, в отличие от него, выдумывать каждый раз разные оправдания обожал горячей любовью. Но детские шалости все же оказались дозволительны, ведь его функциональность в организации превзошла многие ожидания.    Что уж говорить, если знания между сегментами делились равноценно, так что он мог выполнять ту же лабораторную работу, что и взрослые версии. Работал, правда, в другом зале лаборатории, чтобы не особо привлекать внимание, в особенности Клерви, стоя на табуретке и без халата из-за маленькой комплектации тела. Но главное - работал! Большего сам от себя Дотторе не требовал, и не требовали Пьеро и Царица.    Как раз перед глазами этого Доктора появилась Коломбина, от которой он и не надеялся долго скрываться, поэтому уже принимал реальность, и Педролино. Последнее было интересно, но не для конкретного сегмента.    — Эй! — сразу крикнул он, едва они показались. — Там на входе практически стоит один.    — Зачем другие, когда есть ты? — резонно спросил Пьеро, остановившись по другую сторону стола.    — Да, на меня ведь можно просто крикнуть, и у меня всё подскочит внутри, — ответил Доктор, замечая, как Коломбина обошла стол, встав рядом. — Но это не значит, что я поведусь.    — А я здесь, потому что только сейчас узнала, что конкретно ты приехал, — призналась Субретка с дивной улыбкой, и Доктор уже на многом печальном опыте понимал, на что она предназначалась в данной ситуации.    — У меня были причины скрывать, — ответил он, сразу выпуская всё из рук на стол.    Эти «причины» оказались две протянутые женские руки, что обхватили ему плечи и немного наклонили вправо, где стояла Субретка.    — Думал, пожить ещë пару дней спокойно, — не самым довольным тоном признался Доктор, когда упал в ее объятия.    — Маленький приехал, — мелодично промурлыкала Предвестница. — Ты такой милый.    — Вот поэтому я редко приезжаю в Заполярный, — признался он, стреляя глазами больше в сторону безучастного Пьеро.    — Такими словечками ты меня доводишь до глубинного расстройства, — её рука аккуратно начала похлопывать его по голове.    — Когда ты резко обнимаешь Веба, ты его доводишь чуть-чуть до инфаркта. — Доктор всё же начал аккуратно отталкивать Коломбину, чтобы не упасть с табуретки. — С его точки зрения, всё вполне честно.    Объятия при встрече еще не были самым худшим вариантом. Пару раз Субретка легко брала его на руки, что ощущалось более ужаснее, поэтому Дотторе все же решил выйти с ней на компромисс в подобном отношении к конкретному сегменту. Полностью устранить это он пытался, но Коломбина всё же была упрямым созданием. К тому же ни один сегмент не лез в то, что происходило с другим сегментом. Так сказать, как гласит старый закон джунглей Сумеру: «каждый сам за себя».    Коломбина его все же отпустила. Обнимала она его только при первой встрече и иногда после. Некоторые из-за этого подтрунивали над ним, спрашивая, стоит ли им тоже с объятиями встречать его, подсыпая пару конфет в карман. В этом возрасте Доктор не скромничал в выражениях для того, чтобы дать ответ на этот вопрос. Его даже Педролино не сразу спокойно воспринял при первой встрече и пару минут стоял, явно приводя мысли в порядок. Но спустя столько лет все уже привыкли и говорили с ним как с обычным сегментом.    — У меня к тебе есть дело по поводу северной короны, — начал Пьеро. — Слышал, что там происходит?    — Да. Там еще станция элементарного исследования, правда, не моя, — припомнил Доктор.    — Тогда тебе будет интересно на это посмотреть лично.    — Я думал, подобным займется наш двузначный, — проговорил он, показывая на пару секунд знак мира одной рукой, но постучав пальцами друг об друга. — А даже если и нет, у всех сегментов распределена работа и график. У меня в том числе.    — Я знаю, но что насчет нового?    — Как это похоже на Снежную, — мгновенно съязвил Доктор. — Ты еще даже не проснулся, а тебя уже за станок ставят.    — Дотторе!    О чем он говорил? Достаточно просто слегка повысить голос, и у Пси внутри всё дернется, поэтому после такого ему нужно было три секунды времени, чтобы собраться. Именно из-за этого этот сегмент не работал со Сказителем. Одного раза хватило, чтобы понять, насколько плохая затея это была.    — Я могу, конечно, дать положительный ответ, — всё же начал Доктор отвечать. — Но, зная сам себя, мне потом точно он голову открутит. Поэтому я останусь без комментариев. Как говорится, «спрашивайте взрослых».    — Ладно, я тебя понял.    И как хорошо, что они друг друга поняли. Доктор даже почувствовал себя более спокойно, но только ровно до того момента, пока Педролино не дернулся к его столу назад.    — Это тот счётчик элементарных частиц Сандроне? — спросил он, указывая на конкретный предмет.    Доктор хотел было подметить, что для одного рабочего глаза Пьеро стрелял метко, но всё же решил воздержаться. Быть может, если ситуация была бы попроще, то сказал бы. К тому же, на конкретно этом предмете была отметина седьмого Предвестника, которую приобретали все вещи, попадающие к ней.    — Верно подмечено, — решил спокойно подтвердить Доктор.    — Ты знаешь, что она несколько дней найти его не может? — спросил Пьеро с более строгим тоном, поскольку на эту сегментацию он и правда временами действовал. — Как с цепи сорвалась.    — Я знаю, — мгновенно ответил он. — Я провожу эксперимент: проверяю ее дедуктивные способности. Если через пару дней не будет результатов, я верну его.    — А, хорошо, — на этот раз он точно развернулся, чтобы уйти. — Не буду тебе мешать.    Наверное, здесь действовала поговорка: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось». Когда Шут ушел, Доктор почувствовал колоссальное душевное облегчение. От краткого волнения у него так сильно закружилась голова, что он чуть не упал с табуретки, но все же успел резко схватить остолбеневшую Коломбину за руку.    — Как хорошо быть мной, — облегчённо сказал Доктор. — Любое происходящее недоразумение можно списать на «это часть эксперимента».    Субретка от такой формулировки усмехнулась, понимая, что сейчас произошла маленькая детская ложь. Она вытащила руку, решив поинтересоваться:    — А что там на самом деле?    — Нужен был мне срочно счетчик, так как мой показал свою неисправность сразу же при включении, — начал объяснять Доктор. — А она уехала на пару часов, но дверь не закрыла…    — Можешь не продолжать, я поняла, — прервала она его. — Только почему ты не скажешь ей?    — Боюсь. Особенно после того, как на автомате ответил, что не брал, — судя по еще одной усмешке, Коломбина ему не особо верила или считала это глупостью. — Ты ее видела вообще? Думаю, подожду, когда ее снова не будет, и тогда верну. Тем более, новый мне уже предоставили.    — Как же по-детски это звучит.    — Именно так, поскольку это тело находится в возрасте двенадцати лет, — напомнил ей Доктор. — В душе я, конечно, второй Предвестник, но в реальности она выше меня в два раза. И это только в том случае, если мы исключаем ее робототехнические установки своего положения в организации и большой неприязни к члену социальной группы роста этой сегментации.    С небольшой паникой от представления собственных слов, Доктор снова схватился за Коломбину.    — Если на простом: «Пожалуйста, не говори Марионетке, что я позаимствовал ее счетчик без разрешения».    Субретка еще сильнее посмеялась, но не одну ее так забавляло столь детское поведение Доктора после всех сотен лет общения друг с другом. Но такова была погрешность сегментации, ничего с этим было не поделать. «Пси» и так был более спокоен и рассудителен, чем Дотторе помнил себя в этом возрасте, поскольку концепция коллективного разума все же влияла на сознание, но основные повадки оставались.    — Не буду, не переживай, — вновь вытащила Коломбина свою руку. — Как такого милашку можно сдать? Не понимаю, как тебя вообще можно было невзлюбить.    — Пока мне не исполнилось четырнадцать, и я не начал нагонять на всех проблемы опасного характера, а также заниматься порчей чужого имущества и вандализмом - всё было нормально.    Немного он лукавил, но был уверен, что именно в этот период частых взрывов, приманивания монстров, разработки опасных механизмов и гласное обсуждение многих экстремальных идей для простых людей было уже крайней точкой их терпения. Они были далёкими от мудрости глупцами, прожигающими все возможности развития человечества. Но с ненавистью их Дотторе вспоминал не из-за отстраненности от его личных интересов, а потому что эти люди, в приступе изгнания заблудшего волка в курятник, подожгли его дом. Хоть бы вещи дали для жизни забрать!    — Переживаю я только о Клерви, — продолжила разговор Коломбина. — Если она конкретного тебя увидит…    — Не увидит, — отрезал он. — Я нахожусь только в трех местах: свободная палата на третьем этаже. На конкретной этой точке лаборатории. И с Праймом, когда приходит очередь. В эту часть лаборатории она не заходит, тем более там другой сегмент стоит. Я так с момента приезда нахожусь здесь, даже ты только спустя полторы недели нашла меня. А даже если она и заимеет случай увидеть меня подобного, то ничего сверхстрашного не будет.    Приблизительно все сегменты воспринимали Клерви одинокого, за исключением отдельных: некоторые помладше не воспринимали её никаким образом, кроме как человека, связанного родословной. Пси вообще никак еë не воспринимал. Со стороны его было винить сложно, всё же его разум по большей части сам склонялся в детскую сторону, но для Доктора это всё же был ещё один пункт для неприязни к самому себе. Причём обоюдно. Но да и ладно, одно насчёт сегментов было точно - ни один Доктор Клерви вреда не причинит, максимум просто проигнорирует её или отправит к сегменту, которому есть дело до кровного ребёнка.    — Ладно, мне надо идти, — спрыгнул он с табуретки. — Если что-то надо, иди к Йоте.    — Мне нужно было только увидеться с тобой маленьким.    Перед тем как обогнать его, Коломбина два раза мягко постучала ему по макушке. От этого Доктор даже остановился на месте, достаточно агрессивно три раза вздохнув носом для успокоения. Коломбине он еще подобное временами возникающее отношение позволял, а другим нет.    Тем не менее он зашел в операционную, где его, ожидаемо, никто не встретил даже взглядом. Формирование тела проходило постепенно, но точно в расписанный график. Теперь настало время выстраивать режим отключения сознания на случай непредвиденных ситуаций или неблагополучному функционированию после активации. Воспроизвести собственное отключение нельзя было самостоятельно, это мог сделать только другой сегмент или же сам Дотторе. Коллективный разум имел свои огрехи и последствия, но это тоже был своего рода длинный эксперимент…    Над сегментированием работало всегда три сегмента, и поочередно они менялись с остальными для отдыха, ведь процедура была под постоянным контролем и днем и ночью. Пси как раз пришел для смены одного - Веба. Им не нужно было ничего говорить друг другу вслух, поступающей информации было достаточно для понимания, а если и нужно было поговорить, то для этого есть коллективное подсознание. Поэтому они встречались только в случае, когда надо было создать еще одного. А случай с Крукабеной стал исключением, чем постоянной основой.    Доктор вышел в прохладные коридоры, хрустнув шеей. Прошло четыре дня, осталось совсем немного. Отдых был больше даже нужен не физический, а сознательный: недолгое усыпление одного конкретного сегмента, чтобы он ментально не перенапрягался. Своего рода имитация небольшого сна. С точки зрения механической функции сравнимо с отключением для избегания перегрева, а с биологической - детский дневной сон на два с половиной часа, чтобы переварить всю поступившую информацию и восстановить нервные клетки.    Как раз сейчас была эта пора времени суток, а Клерви была в коридоре. Она, конечно, была уже достаточно большая, чтобы ее не нужно было укладывать днем спать, но все равно ее местонахождение здесь весьма нервировало. Ее волосы снова были красиво собраны: начинающиеся косички от самых корней переходили в два пучка, закрепленных одинаковыми резинками с черными бантиками. Нельзя было не отметить, что Синьора хорошо старалась. Из школы Клерви вернулась часа два назад и уже пообедала, так что она здесь делала? Только скучающе уставилась в окно. Боялась попросить о чем-то, воспринимая каждого как полностью отдельную совершенную личность?    Клерви его не боялась. Даже не дернулась, когда Доктор подошёл к ней, только голову развернула. Ее весьма спокойный взгляд заставлял нервы еще сильнее дергаться.    — Ты чего здесь делаешь? — грубо и чётко спросил Доктор, складывая руки на груди.    — Я боюсь, — промычала Клерви.    В какой-то степени его в этом возрасте и младше стоило опасаться намного больше, но уж явно не Клерви, да и многого она не знала, чтобы действительно иметь большую причину страха.    — Что? — спросил Доктор в непонимании.    — Переживаю за Дотторе, — Клерви оторвалась руками от подоконника, развернувшись к нему. — С ним всё будет хорошо?    Нервозность от этого сразу прошла, на грудной клетке даже перестал чувствоваться сильный вес. Однако потом раздражение вновь начало подниматься, но Доктор держал себя в руках: этот ребёнок просто ничего не понимала. И хоть с одной стороны её беспокойство действительно подкупало, но с другой было лишним, ведь он сам сейчас стоял перед ней.    — Клерви, — он позвал её как можно спокойнее, опустившись на одно колено перед ней. — Сегментация работает таким образом, что мы все один и тот же человек. Да, разный характер в силу возраста, но если что-то узнал один — об этом узнали все. Понимаешь? Если бы было по-другому, то, во-первых, было бы неудобно получать знания и работать. А во-вторых, тебя бы начали ревновать. Так что я - это Дотторе. И другие - это Дотторе. И Дотторе, которого ты знаешь, тоже Дотторе. Поняла?    По её взгляду ответ был очевиден: Клерви наклонила немного голову вбок, нахмурив брови, смотря на него так, как будто он говорил ей очень заумные вещи. Это раздражало. Он бы в восемь лет легко подобное понял и, наоборот, начал расспрашивать, как такое получается и как это можно повторить. Но Клерви была другой, она была не похожа на него в этом плане, и по большей части это было больше плюсом, чем минусом. Однако в подобных ситуациях это давало свои трудности. Надо было успокоиться, ведь она просто ребёнок, к тому же только лишь переживает.    — Всё будет нормально, много раз уже занимался этим, — решил продолжить Доктор по-другому. — В крайнем случае, если тело «Прайм» исчерпает себя, его данные всё ещё можно будет продолжать использовать.    Быть может, ему стоило сказать об этом как-то по-другому или вообще не говорить, но в этом возрасте он был именно таким. И пока Клерви не задумалась над смыслом, Доктор продолжил:    — Но я останусь всё тем же. И я всё ещё буду за тебя в ответе, ясно?    — Ты? — Клерви в ещё большем непонимании склонила голову вправо, проницательно сузив взгляд. — А можно кто-нибудь другой?    Это было сравнимо, будто сзади кто-то воткнул нож и попал ровно в сердце. После слов о переживании подобное звучало очень колко и неприятно по отношению к себе. Доктор понимал, что она имела в виду, да и сам бы не оставался с Клерви этим сегментом, уж слишком он был нервным и не стрессоустойчивым, но все-таки эта фраза задевала за живое.    — Закрыли тему, — прошипел он, стараясь на неё не срываться.    После этого Доктор с тяжёлым вздохом выпрямился. Надо было бы закончить этот разговор, а то он и правда что-то скажет ей лишнее. Но когда он поднялся, Клерви резко схватила его за рукав, держа достаточно крепко для ребёнка её возраста.    — Но с Дотторе! Пусть с ним всё будет хорошо! — вновь беспокойно крикнула она, не отпуская, а потом её голос стал тише: — Пожалуйста, у меня никого больше нет, кроме него. Я такая эгоистка, но… Я не думаю о другой части его работы. Когда я задумываюсь, то предпочитаю забывать. Но мне хочется, чтобы с ним всё было хорошо. Он же… мой отец.    Это вновь пробило теплотой и жалостью. И хоть Клерви не совсем понимала, с кем говорит, но как раз из-за этого вела себя более открыто, чем если бы Прайм стоял перед ней. В этом было своё небольшое очарование.    — Всё нормально, — Доктор начал трепать её по голове одной рукой. — Всё будет хорошо, не переживай.    — Только не говори ему, что я так сказала!    Это уже заставило немного посмеяться и убрать руку.    — Ладно, — решил он всё же подыграть ей. — Но не стой здесь, иди поиграй.    Несмотря на возраст, он не был из тех, кому было все равно на Клерви. Как раз поэтому он и сказал ей лишний раз не подходить к себе. Этот, несмотря на вспыльчивость, все же был рациональным и понимал, что есть другие, с которыми этому ребенку будет проще.    И Клерви всё же согласилась отбежать от лаборатории. Вряд ли она чем-то могла бы помочь в критической ситуации, да и ей самой не было приятно просто стоять в коридоре. Она даже отказалась пойти с Коломбиной, когда та выходила, хотя при этом она ей сказала, что всегда ждёт её. Стоило и правда побежать к ней, а потом сесть за уроки. Домашнюю работу один из Докторов всё же всегда заходил к ней проверять. Кто-то заходил ещё вечером, утром провожал в школу, а ещё спрашивал, как прошёл день.    Особо ничего не поменялось в жизни, кроме того, что Дотторе не было рядом.    — Клерви, стой! — услышала она оклик и остановилась на месте прямо перед лестницей, повернувшись назад. — Подойди сюда на секунду.    Это был Доктор, а рядом с ним один из лаборантов. Тон его был немного сердитый и более повышенный, а ещё он держал в руках бумагу. Это Клерви напугало, ведь она уже имела представление, как этот сегмент может себя вести. Неохотно и медленно она подошла назад, совершенно не понимая, чем могла его разозлить. Он развернул к ней листок.    — Вот ты знаешь, что это такое? — четко и напрямую спросил Доктор.    Клерви попыталась вникнуть в то, что он показал, уже думая, что могла сделать, но эту бумажку она правда видела впервые, а ничего из представленного на ней не было ей понятно.    — Нет, — тихо и честно призналась она.    — А если ты чего-то не знаешь, что нужно сделать? — в тот же момент задал Доктор ей снова вопрос.    Тон его голоса звучал все также более негативно, чем пару минут назад, но Клерви совершенно не понимала, что происходило и почему он задавал ей такие вопросы. Она напугано метнула взгляд на лаборанта рядом, это был мужчина, и он тоже стоял в тревожном настроении. Медлить с ответом было нельзя, Доктора явно это злило, поэтому Клерви все же решила ответить как есть:    — Спросить кого-то?    — Слышал? — Доктор повернул голову к лаборанту. — Ей восемь. Тебе почти в три раза больше. И кто здесь лучше понимает простые вещи?! Язык отсох спросить за два дня?!    Клерви из его крика поняла только то, что её всё это не касалось, а значит, можно было ничего не опасаться. Однако, когда Доктор довольно резко развернулся и бросил на неё жёсткий взгляд, что просачивался через саму маску, девочка всё же дёрнулась, на секунду подумав, что настала её очередь. Но Доктор только снова посмотрел на лаборанта, у которого на лице была достаточно нервная улыбка, и крикнул:    — Иди работай!    А после этого пошёл к лестнице, достаточно громко и быстро. Клерви едва успела отпрыгнуть с его пути, смотря в спину Доктору.    — Дёрнуло же меня подойти именно к этому, — довольно тихо и нервно проговорил лаборант рядом.    — Извините, — решила сказать Клерки весьма жалобно, сложив руки за спиной.    — Да я тебе благодарен, — немного громче ответил он. — Не ты рядом, мне бы больше пришлось выслушать.    От его слов Клерви даже тихо усмехнулась, хотя не совсем понимала, чем помогла, она ведь ответила на вопросы, из-за чего его потом наругали. Но, видимо, ответной злости не было, так как этот лаборант сказал только спокойное:    — Бывай.    И развернулся назад к лабораториям. Клерви посмотрела в ту сторону весьма напряжённо. Доктор сказал, что волноваться не следует, но Клерви так и не понимала, от чего именно она больше волновалась: за самого Дотторе или за то, что может случиться после. Он привёз её в Снежную и встал между ней ней и мамой, но если даже без собственной воли он уйдёт с этого пути, что тогда будет? Ее передадут назад в Дом Очага? Доктор сказал, что её кто-то заберёт, но кому она в действительности будет нужна? Да и к тому же она все еще не поняла до конца, зачем нужна самому Дотторе, если всё, что она делает здесь, - просто живет.    И не то чтобы плохо. И никто ее отсюда не гнал. По крайней мере, пока что. Но уже скоро будет год с момента ее приезда в Снежную, а многое Клерви все еще не понимала. И многое ранее радостное из прошлого отдавалось грустью в воспоминаниях. Ее это очень пугало, ведь раньше она крайне сильно тосковала по дням жизни с матерью до Дома Очага, а сейчас она и этого не хотела. Хотела только все понять и услышать от мамы всю правду. Раньше ей часто приходилось ее ждать, так что само ожидание слов или взгляда было для Клерви привычным… До того момента, пока ожидание не стало для нее печалью от понимания брошености, когда мама оставила ее в Доме Очага в последний раз.    За время, проведенное в Снежной, Клерви ясно поняла всего одну мысль: она думала, что раньше имела всё, и всё это она потеряла в тот самый роковой день. Однако Клерви признавала, что была слишком глупа, раз так подумала: у нее изначально не было ничего. И никто ее никогда не любил. Она никому была не нужна.    Когда отведенная неделя начала подходить к концу, то появилось и больше дел с формированием нового тела.    У этого также была погрешность пигмента глаз, что всегда отличала сегмента от оригинала. На функциональность зрения это не влияло, но этому конкретному даже не надо было беспокоиться о своей верхней части лица. Для него был разработан специальный моделирующий механизм, который позволил бы улучшить навыки считывания информации с окружающей среды через зрительный орган чувств. Экспериментировать на самом себе Дотторе все же любил из-за весьма обширного телесного материала. В случае удовлетворительных результатов, данная разработка смогла бы послужить в улучшение многих человеческих характеристик. Оставалось только провести с ней несколько тестов, и для начала очень простых.    На последнюю стадию сегментации всегда уходило много энергии, так как было необходимо простимулировать полностью бионическое тело.    Первое, что он увидел, был он сам в двойном образце.    Один из них был двенадцатилетним. Поток необходимых знаний постепенно поступал в голову, закреплялся в разуме и откладывал всю накопленную годами Дотторе информацию. Через пару минут его можно было отключать от необходимого оборудования, чем оба сегмента перед ним занялись, а потом медленно помогли ему подняться в сидячее положение. Йота ушел к Прайму, а Пси остался для проведения тестирования и закрепления результатов.    Он оценил телодвижение этого сегмента. Процессия конечностей пребывала в нормальном состоянии, а также сгибательно-разгибательная функция каждого сустава находилась без видимых изъянов. Слух был в норме. Подключение к коллективному разуму проходило без погрешностей. Осязание работало совершенно. Речевые аппараты находились в превосходном состоянии. Элементарные частицы в теле сохранялись в контролируемом количестве. Равновесие поддерживалось легко. Теперь осталось проверить зрение. Он отлично видел все показываемые пальцы и получал превосходную информацию о местоположении объектов. Словно орел, легко фокусировался на предмете, просчитывал расстояние и мог даже уменьшить угол обзора. Зрение пребывало в превосходном состоянии.    Сегментация была завершена успешно. И теперь появился еще один Доктор.    Прочие тесты он сможет провести на себе сам, а пока Доктор просто стащил со стола принесенную одежду Прайма. И хорошо, что размеры тела многих были одинаковыми, колоссальное отличие имел только Пси.    Оставалось только закончить с драгоценным оригинальным телом, и ненавистную для каждого совместную работу можно было завершать. Всего лишь нужно было привести его в чувство, аккуратно отсоединив от аппаратов, и перенести в свободную палату, а после этого можно было расходиться не только по дворцу, но и постепенно выезжать из него, возвращаясь к своим участкам работы. И новый не был исключением, только ему было получить более четкий инструктаж по дальнейшему месту пребывания. Пси не зря решил промолчать, даже если новый был готов сразу заняться нужным делом. Не особо просто был приятен факт, что за тебя уже дали ответ и приняли решение, даже если это сделал ты сам в другом возрасте.    А у этой версии подобное вызывало бы двойное отвращение.    Встреча с Шутом была назначена другой версией, поэтому Доктора поймали еще в коридоре. Стоило подметить, что вначале он услышал в голосе Педролино облегчение, что новый сегмент был взрослого возраста. После прошлого раза это услышать было не удивительно. Как и не удивительно было встретить там же Коломбину. Она всегда смотрела на нового сегмента чуть ли не одна из первых.    — И как конкретно о тебе, фраер? — с жаргоном поинтересовалась Субретка.    — Омега, — назвал Доктор свое новое имя.    — Омега? — уточняюще, но как-то слегка разочарованно спросил Педролино. — Как хорошо, что твоей дочери дала имя мать.    — Поддержу, — продолжила Коломбина. — Единственное, что действительно радует во всей этой истории, - это наличие у Воробушка нормального имени. Лично мне из всех этих кодовых имен больше всего доставил «Омикрон».    — А как же эти легендарные «Ми», «Ни», «Пи», «Ро», «Фи» и «Хи»? — перечислил Пьеро.    — Этих можно оправдать, что у него закончилась фантазия. Но «Омикрон» звучит как название какой-то инфекции, — после этого Коломбина точно уставилась в сторону Доктора, он был в этом уверен. — Ты себе имя даешь или бактерии?    — Я много помню каламбуров с «Эта», — припомнил еще Педролино, вновь посмотрев на Доктора. — Вот тебе нужно было, чтобы я это каждый раз выслушивал?    — Можешь считать это местью за все мои страдания на миссиях, которые не имели ничего общего с моим характером исследования, — жестко ответил Доктор.    Его много раз упрекали подобным обозначением сегментов, но для самого Доктора эти кодовые имена были не так важны, ведь все они являлись вторым Предвестником, и обращение к кому-то конкретному было излишним. Одного от другого отделяла здесь только Клерви.    — Дотторе!    И она его тоже нашла, даже быстрее, чем он предполагал. Для Клерви было бы лучше не встречаться с новым сегментом, но всё ещё ничего сверх ужасного в данной ситуации не было. Эта версия Доктора будет одной из тех немногих, которым не будет дело до кровного ребенка, пока есть более успешные в этом плане варианты для общения с ней. Доктору пришло развернуться на её голос и встретить этого ребенка своими новыми глазами. Сначала у Клерви наблюдались весьма радостные и по-детски задорные глаза, но едва она остановилась возле него, то отступила с весьма проницательным взором и чётко спросила:    — Дотторе, это ты?    — А в чем?..    Вопрос Педролино Доктор прервал поднятой рукой. Ведь эта ситуация всё же оказалась весьма интересной.    — Сама догадаешься? — спросил он в ответ Клерви.    Всё же у этой сегментации не наблюдалось видимых красных глаз, отчего самый отличительный признак, который для Клерви всегда был значимым в вопросах разговора, отсутствовал. Девочка весьма задумчиво оглядела стоящего перед ней Доктора, не проронив ни одного слова около минуты. Возможно, искала видимые отличия, а потом проводила аналогия его тона голоса с поведением.    — Нет, все же не ты, — заключила Клерви весьма уверенно. — Ты новый.    — Вот и прекрасно, — отметил в ответ Доктор. — Дедуктивные способности у тебя присутствуют.    — Деду...чего? — не поняла она.    — Не важно.    Минутное довольство мгновенно сменилось разочарованием, но большего от ребенка ждать и не следовало. И раз теперь она поняла, с кем встретилась, то может уйти сама, без лишних просьб. Однако у Клерви в таком случае все же возникал другой вопрос:    — А что там с Дотторе? С ним все хорошо?    — Да, но ему нужно отдохнуть денёк в полном покое, — сразу ответил ей Доктор. — Поэтому не мешай.    Ее беспокойство все еще было излишним, в некоторой степени даже добавляющим раздражения в общую суматоху дел. Однако просто заставить ее прекратить подобное было нельзя, да и по существу не было в этом ничего плохого… кроме самого факта, о ком именно она беспокоилась. Возможно, Доктору было тягостно за саму Клерви, ведь ей лучше было бы вообще не иметь никаких подобных чувств ко второму Предвестнику.    Но все же ее переживание было по большей части непривычно для Дотторе, и он просто не знал, что именно нужно с этим делать, особенно если все и правда было в порядке.    — Клерви, сделаешь услугу? — подала голос Коломбина. — Можешь пойти к Регратору и сказать, кто к нему сейчас придет.    Это было необязательно, но, видимо, она сама просто хотела мягко вывести Клерви из этой беседы. Учитывая положение Регратора, он сразу поймет, для чего и зачем Клерви послали, не первый год на службе. Сама же девочка еще раз глянула на Доктора, наверняка понимая, о ком именно говорила Предестница.    — А кто именно? — решила она все же уточнить.    — Омега, — спокойно ответила Коломбина.    — Омега? Ага.    Для Клерви это имя тоже показалось странным, но она не решалась расспрашивать, а просто скорее убежала в нужную сторону. Иногда она вспоминала, как заблудилась здесь в первый день, отчего ей становилось даже забавно и неловко, ведь теперь она сама легко ориентировалась и, даже разбуди ее кто-то ночью, она бы нашла дорогу и к входам, и в лабораторию, и в прочие другие места. Сейчас дворец пусть и казался внушительным снаружи, но внутри Клерви разбиралась в нем настолько хорошо, что со временем он даже начал казаться ей меньше прежнего. Для нее это было в новинку, так как каждый угол Дома Очага она знала еще до того, как мама оставила ее там два с половиной года назад.    И это были одни из ее немногих воспоминаний о месте, что окружало ее, ведь все прочее она слабо помнила, так как их практически не было в ее жизни.    Она подошла к нужной двери в весьма хорошем расположении духа. Помнится, первый раз она приходила сюда, когда мама приезжала в первый раз и Клерви нужен был чей-то совет. После этого она бывала здесь много раз, и если изначально кабинет показался ей жутким, то постепенно она привыкла к окружающей ее атмосфере, тем более что ее никогда не гнали и всегда выслушивали. Как всегда, Клерви предупредительно постучалась, прежде чем щелкнуть ручкой, надавив на нее двумя руками, и открыть дверь.    — Извините, — сказала она, едва заглядывая в кабинет.    — Клерви, — Регратор весьма тепло позвал ее, но едва девочка сделала шаг за порог, закрыв дверь, он более четко добавил: — Стой там.    Клерви даже дернулась от его быстрого указа. Она и не сразу заметила, что в кабинете было еще два солдата. Они без лишних распоряжений почти синхронно встали по обе стороны стола, сложив за спиной руки, но четко смотря на Клерви через прорези в масках. От этого ей становилось по-своему жутко. Обычно Фатусы не обращали на нее внимания. Не прямо игнорировали, а просто являлись своего рода прохожими, которые в первые дни Клерви могла спросить о том, как пройти до точки назначения. Особо большего в отношениях между ними не было, она была даже не всегда уверена, смотрят ли они на нее, поэтому данная ситуация ее насторожила.    — У тебя что-то срочное? — весьма спокойно поинтересовался для этой ситуации Регратор.    — Новый Доктор скоро придёт сюда, — всё же решила Клерви поскорее перейти к делу.    — Новый? — на секунду задумался Предвестник. — А, понятно. А ты не знаешь случайно имя кодовое?    — Омега.    — Омега?    Откуда-то из комнаты раздалось слабое кряхтение, но этот звук явно не принадлежал солдатам. Клерви заметила, как Регратор дёрнулся в правую сторону, а потом тихо посмеялся, оставив улыбку.    — Хорошо, что тебе имя дала мама. У тебя всё? Я немного… — Он немного склонил тело на правый бок, сделав упор больше на ногу, и Клерви услышала слабый треск. — Занят.    Она чувствовала, что здесь было что-то не так. Опасности для самой себя не ощущала, но три пары глаз в комнате не отрывались от её тела, словно хищные орлы. Три пары? Когда в кабинете наступила гробовая тишина, Клерви услышала чьё-то тяжёлое дыхание. Она посмотрела на всех троих, затем обвела кабинет четким взглядом, не найдя источник этого тихого звука. На глаза попался камин, но там никого не было.    Камин? Зачем здесь камин? Дымохода нет. У всех отопление!    Почему она вообще об этом сейчас задумалась? Раньше, когда Клерви сюда приходила, то не обращала на это внимание. Может быть, потому что сейчас вновь ощущала нечто зловещее в этом месте? Она постаралась как можно скорее выйти в коридор, но не убежать. Клерви осталась возле двери, ведь любопытство от непонимания было сильнее, даже если её всё немного напугало.    — Какие неустойчивые нынче подставки для ног, — слабо услышала она голос Регратора. Он замолчал на минуту, но потом продолжил. — Видимо, наша малышка всё поняла. Скажи, она такая сообразительная девочка, что это даже заставляет переживать за неё, верно?    Потом послышался резкий стук, будто что-то ударилось об стол. Клерви от этого даже подпрыгнула, а потом снова услышала голос Регратора:    — Учитывая пунктуальность нашего гостя, я предпочёл бы отложить дела. Оставьте нас.    После этого Клерви поняла, что нужно уходить. В особенности из-за того, что заметила, как Доктор направлялся сюда. Он и правда пришёл очень скоро, так что Клерви могла даже не сообщать о нём.    Вторую за день встречу с ней Доктор проигнорировал, как и не обратил внимание на двух Фатусов, покинувших знакомый кабинет.    Бухгалтерия всегда была гостеприимным местом, если сам еë посетитель пришёл с положительными намерениями. В этот раз Доктору даже выделили подставку для ног, пока они обсуждали вопросы касательно работы нового сегмента. Ничего необычного и особенного, простое рутинное рассмотрение дел, напрямую не касающееся ни других сегментов, ни даже Прайма. А приходил Доктор исключительно в новом теле, чтобы его увидели и запомнили. Разговор и то длился минут сорок, половину Регратор знал лично от Педролино. И не то чтобы Доктор хотел потянуть время, но раз в избытке его было достаточно, то можно было поднять другую тему. Лично Омегу она не особо интересовала, но за остальных можно было проронить пару слов.    — К слову говоря, я так и не выразил тебе благодарность за то, что ты тогда пришёл ко мне, — перевёл Доктор тему в другую сторону, когда обсуждение дел подошло к концу, чем вызвал смутное непонимание со стороны Регратора. — Я говорю о Клерви. Не знаю, как выплатить тебе этот долг.    — Это не долг, — ответил ему Панталоне. — Подобное ничего не стоило.    — Серьёзно?    — Да.    — Серьёзно? — решил более чётче уточнить Доктор.    — Разве я привёз её сюда? — с довольно усталым тоном спросил он в ответ. — Решение принимал ты, а я просто сказал тебе об одном ребёнке из Дома Очага. И сделал я это больше для Клерви, а она ничего не должна мне.    — Вот так ты всё закрутил, да?    — Ты не доверяешь мне на этот счёт? Я приверженец того, что дети ничего не должны взрослым, ведь они не могут выбирать. Они не просят о своём рождении. А уж если касаться её проживания здесь, то, мне кажется, что у нас достаточно большая организация, чтобы накормить одного ребёнка, всем прочим обязан перед ней только ты.    — На её счет такое мнение лестно слышать.    — Я бы хотел сказать, что Слуга тоже, но ввиду всех обстоятельств… — Панталоне на секунду замолчал, тяжело прошипев сквозь зубы. — Если уж вообще стереть рамки, то подопытных тоже мы содержим.    — Не путай, они всё же работают. Не в привычном понимании общества, но делают всё, что от них требуется.    — Как Царица разрешила тебе их содержание здесь? — с не самым уверенным тоном спросил Регратор.    — Я зарекомендовал себя как очень ценный сотрудник, — ответил Доктор весьма довольно, с наигранной невинностью и поднятыми уголками рта. — К тому же поручился за безопасность. И за много лет ни одного инцидента.    — Зато удобно сплавлять тебе людей после разбирательств, — преобразился Панталоне мгновенно. — Не надо перевозить их через полстраны.    — Но ты всё же чаще предпочитаешь рэкиты доводить до конца. Десятый в этом плане нашёл свой рынок сбыта на мне.    При упоминании этого звания у Регратора возникла тихая усмешка. Не то чтобы в данной беседе это было к месту, все же разговаривали они лишь между друг с другом и в более неформальном тоне.    — Я нахожу этот номер довольно забавным решением, — принялся объяснять свою реакцию Панталоне. — Раньше пятый Предвестник был для всех загадкой, и даже некоторые Предвестники не знали, кто он или что.    — Отчего же? — весьма удивлённо спросил Доктор, переставив ногу на ногу, ведь становилось не совсем удобно. — Я с ним разговаривал, когда прибыл в Снежную.    — Но не я, — жестко отрезал Регратор. — И не прочие.    — А точно, ты же вступил в организацию позже, — припомнил Доктор. — Ты не видел его ни разу до того, как он стал мэром?    — Не припоминаю, — мотнул он головой. — Я только знал, что он постоянно за границей, так что я понятия не имел, что он из себя представляет. Но мне что триста лет назад, что сейчас кажется это весьма странным решением: поставить на пост мэра человека, что долгое время находился вне Снежной.    — Я тоже нашёл это удивительным, но всё же нельзя отрицать, что если Фатуи хотели полностью подчинить власть над собственной территорией, то он был единственным решением. На посту мэра всë же будет лучше находиться местному населению.    — Я не говорю, что он не справляется со своей должностью. Меня удовлетворяет его работа. Просто именно в тот момент этому удивились даже Предвестники. Однако Царица хоть и может показаться самовольной, но этот Архонт намеренно принимает разумные решения, раз всё складывается как нельзя лучше.    — То же самое можно сказать про возникшую систему «Слуг» и скрытого номера десять, — добавил Доктор. — Но вне зависимости от её решений, пока я остаюсь уверенным, что любой мой проект будет одобрен, мне всё равно, что она делает. Внутренним устройством Снежной я не занимаюсь, поэтому воспринял это более спокойно, чем, например, ты.    — К каждому человеку просто нужен подход, — вновь усмехнулся Регратор.    — Ладно, мы что-то уже начали говорить о лишнем, — понял Доктор. — Если у тебя есть ещё что сказать, то говори. Прайм пока отлеживается, остальные разъедутся до завтрашнего утра.    — Это не касается дел, — Панталоне сложил руки на груди, облокотившись на спинку кресла. — Если уж мы затеяли разговор о Клерви, то мне бы хотелось узнать твои дальнейшие планы.    — Планы? Ты о чем?    — Ну, это может звучать весьма мнительно с моей стороны, но мне правда жалко этого ребёнка. Я никогда не мог винить ни в чем детей, особенно таких маленьких, как она. Они заложники обстоятельств, созданных родителями.    — Боюсь, ты разговариваешь с не совсем нужным тебе человеком, — решил Доктор уйти с этой темы. — У этой версии есть лишь легкая обязанность. Скажу честно, я бы не забрал ее, во избежание лишней траты времени.    — Но ты все же можешь предоставить весьма обобщающий ответ. Я сам рассказал тебе о Клерви и лично слышал твои рассуждения на ее счет. В декабре уже будет год, как она здесь живёт, и вопрос о том, «кто она для тебя?», остается многим непонятен.    — Мне нет дела до ваших разговоров.    — Я знаю, но чем дольше стоит этот вопрос, тем хуже для самой Клерви.    Наверное, в небольшой угрозе, но Регратор вновь наклонился к столу.    — Я хочу попросить тебя только о том, чтобы ты перестал её мучить.    — Мучения? И ты мне говоришь об этом? — Доктор положил один локоть на колено, наклонив голову к человеку под собой. — Стул, кстати, начал пошатываться.    — Мои извинения, видимо, я плохо его приложил, — сразу ответил Регратор. — Не хотел сильно шуметь, Клерви наверняка была еще в коридоре.    — Раз разговор окончен, я предпочту уйти по своим делам, — заключил Доктор, поставил ноги на пол и встал со стула. — Тебе еще прибраться.    В ответ на это он услышал только тихую усмешку со стороны коллеги, после чего покинул кабинет. Всем сегментам нужно было уезжать, и он сам не был исключением. Возможно, из-за подобной суматохи, но он больше не видел Клерви. В вопросах, касающихся ее ужина и сна, Доктор мог доверять этому ребенку. Из-за Дома Очага или жизни до него, но с подобным у нее не возникало проблем. Почти.    Всё же не дело было не проведать вовсе, пусть даже и поздно вечером. Скоро всё вернётся в норму, и начнутся обычные дни, ещё одно исследование на живом образце, а там и год, как Клерви приехала в Снежную, и второй Ледяной Очаг в её жизни. Может быть, стоило в этом году сводить её на праздник в город? Ей так будет всяко лучше, чем сидеть целый день во дворце, да и как раз будут зимние каникулы. В прошлом году Дотторе даже не думал о подобном, но сейчас он и правда желал ей показать немного чуда, мечту и радость наяву. Быть может, из-за того, что начал довольно часто представлять, сколько в её прошлом было тоски и слёз. Даже если Клерви ни о чём не говорила, он представлял вес всех тягот, что выпали на её детские плечи.    И, учитывая, что она тогда сказала о своей ненависти к обоим родителям, Дотторе не мог не признать, что у нее на то было причин даже больше, чем достаточно.    Доктор заглянул к ней в комнату поздним вечером, последним оставшимся сегментом во дворце, что уехал бы только завтра. Кровать была заправлена, да и в комнате этого ребенка не наблюдалось. Все же доверять ей с подобным можно было не всегда.    И все-таки она тот еще ребенок.    Однако найти ее в Заполярном оказалось весьма просто. Помнится, когда она попыталась убежать в первый день, Дотторе вообще не знал, куда пойти и как убедить пойти назад. Может быть, потому, что теперь знал этого ребенка, или больше не боялся, что она выбежит на холод без куртки и сапог.    Клерви сидела в давно опустевшей столовой за пустым столом, болтая ногами и вращая что-то маленькое в руках. Наверное, что-то вроде пуговицы или бусины. Она даже не дернулась, когда Доктор подошел к ней. Наверняка понимала, что найдут.    — Клерви, — позвал он ее немного жестче обычного, но та даже не дрогнула, только подняла на него голову. — Иди спать.    — Почему ты здесь? — спросила она совершенно спокойно. — Разве все не уехали?    — Кто-то должен остаться на случай крайней ситуации, — объяснил он. — И за тобой приглядеть. Например, проводить утром в школу или сейчас положить спать.    — Тебя жалко, — вдруг сказала Клерви. — Из всех именно ты должен все делать.    — Может быть, но твоего бодрствования в это время подобное не отменяет.    Несмотря на его слова, Клерви продолжала сидеть совершенно спокойно, только вновь опустив голову к столу. Она выглядела достаточно сонной, но и задумчивой, и о причине подобного еë состояния Доктор догадывался, поэтому спокойно присел рядом.    — Ты всё ещё переживаешь за… Дотторе? — не сразу смог он правильно сформулировать вопрос для нее.    — Это тебе тот психованный сказал?! — мгновенно приободрилась Клерви, подняв голову.    — Во-первых, так говорить нельзя… И да, это был он.    Лучше было ей продолжать подыгрывать, чем что-то объяснять. В этом была собственная для Дотторе выгода: Клерви становилась более открытой в плане своих чувств. Правда, сейчас она опустила голову носом к столу, взявшись за неё руками.    — Я же просила никому не говорить, — расстроенно пробубнила она.    — Ты просила не говорить об этом только Дотторе, — напомнил он ей сам. — И только о том, что… Переживаешь, потому что он твой отец.    — Не совсем поэтому, — более громче проговорила Клерви. — И я всё имела в виду сразу.    — Хорошо, я ему передам, но ты не расстраивайся сильно. Знают только сегменты. Просто ты крутишься возле лаборатории, мы не могли не спросить.    От собственного маленького вранья Доктор даже усмехнулся. Хотя это больше походило на изгибание фактов, но это было очень необходимо в этом разговоре. Пока было время, стоило узнать Клерви получше.    — А в чем проблема? — решил он спросить напрямую. — Почему ты не можешь об этом сказать другим? Ну или… напрямую Дотторе?    — Потому что он лучше мамы.    Ответ очень сильно его удивил. Конкретно подобной формулировки он услышать не ожидал. Но разве она была правдой? В глазах Клерви её мать заставляла всех в Доме Очага играть в семью, устраивая смертельные поединки между детьми, а он был тем, кто ради своего ЭГО мучил людей настолько, что они мечтали о смерти. В глазах восьмилетнего ребёнка это все выглядело именно так, ведь она еще не отличала «плохое» от «хорошего».    — Слушай, я, конечно, не хочу занижаться в твоих глазах, но ты уверена? — решил Доктор уточнить.    — Да, — чётко ответила Клерви, всё ещё не отпуская голову.    — Ты же ненавидишь его рабочую деятельность.    — Мамину тоже, так что тут они равны.    — С тобой не поспоришь.    — Просто мама говорила со мной, когда приезжала в последний раз, — начала Клерви разъяснение, отпустив руки на стол, вновь начиная держать голову прямо.    — Так, — с этого момента доктор хотел бы услышать подробности.    — И она говорила о том, что я раньше не слышала от неё. Я не знаю, как это описать словами, потому что на самом деле совершенно её не понимаю, — под конец Клерви смутилась, но затем резко дёрнулась: — Но это не важно! После этого я задумалась и поняла, что мы с ней никогда не говорили, как с Дотторе, поэтому мне было так непривычно.    — Это как? — решил он поинтересоваться.    — Например, если я оставалась в Доме Очага на некоторое время, то мама потом не спрашивала, как всё прошло, только забирала. И тоже не говорила, как у неё всё прошло…    — В последнем её невозможно винить, — сразу понял всё Доктор. — К тому же, Дотторе ведь тоже не говорит тебе многое, в том числе и о себе.    — Я понимаю! — вновь резко крикнула Клерви. — Просто мама кормила меня, одевала, укладывала спать. Я не боялась спросить её о чём-то или попросить. Я правда любила маму. Но я больше ничего не могу вспомнить. Я не помню, чтобы мама спрашивала сама, хочу я что-то или нет. Обсуждала, как прошел мой день. И не помню, чтобы она ходила со мной куда-то, кроме Дома Очага и несколько раз в Фонтейн.    — Хорошее, Клерви, имеет привычку стираться, если оно постоянно, — сказал ей Доктор. — Ты могла просто убедить себя в этом, мы так хитро устроены, что запоминаем всегда что-то в определённом ключе.    — Но я правда не помню. Даже в городе не помню, чтобы она брала меня куда-то более, чем работы. Я даже толком и не помню Фонтейн, кроме каких-то отдельных картин в памяти, вроде улицы и пары зданий, так редко это было. Большую часть времени, когда мамы не было рядом, я правда проводила в Доме Очага и больше нигде. Я Снежную узнала больше за это время, чем родное место за всю жизнь. Дотторе говорит мне то, что я никогда не слышала от мамы. Я не могу пожаловаться, что со мной плохо обращались, просто я всё чаще думаю, будто мама делала всё, чтобы я жила отдельной жизнью от неё. Вместе с ней мне нужно было будто попросить её внимание и похвалу поведением и учёбой. А в Доме Очага, как бы я ни старалась, всё равно были те, кто лучше меня справлялся с любой задачей, как Перри, поэтому мама почти перестала замечать меня. Но кроме того, что мне иногда становилось одиноко, это было не так уж и плохо, правда?    Не так уж и плохо? Доктору бы не было дела, скажи ему подобное любой другой ребёнок. Но дело было не только в том, что Клерви была ему родной дочерью, а в том, что по части ощущения себя одиноким он мог её понять. В отличие от Клерви, ему и правда было не на что жаловаться. Он тоже всегда был сытым и хорошо одетым, ни у кого не возникало слов против него до поры до времени. Но временами ощущение себя чужим всё же возникало, и казалось, что это хорошее место вовсе не его. Быть может, это было частью его врождённого проклятья, преследуемого его всю жизнь. Ведь куда бы он ни шёл, ощущение не уходило. Даже в Снежной оно всегда было где-то рядом. Но взрослому с подобным справиться всё же было гораздо легче, чем ребёнку, отчего это давно перестало его волновать. Появились дела, вопросы и деятельность, что отодвигали тоскливое состояние на задний план. А уж находясь в Фатуи, даже под титулом второго Предвестника, этого показывать не следовало.    — А здесь тебе одиноко?    — Не сильно. Я просто временами скучаю по Перри, но я не могу жаловаться, — ответила она. — Мне как-то здесь проще. Никто не против, чтобы я была рядом, даже если я могу приносить проблемы.    Клерви говорила об этом столь легко и непринужденно, отчего еще больше появлялись тоскливые сомнения на ее счет. Она была смиренной с этой частью своей жизни. Приняла все произошедшее, чтобы просто были силы идти дальше. Такая упрямая, но все еще слабая девочка. А потом она развернула к Доктору голову и более печальным тоном спросила:    — Как думаешь, если бы я уехала назад, Дотторе бы вёл себя, как мама сейчас?    Если бы она уехала назад? Дотторе не думал, что бы он сделал в этом случае, он просто не собирался его допускать. Если бы это произошло насильно, он вернул бы Клерви еще на дороге. Если бы по-другому, то… Он все равно бы ее забрал, даже если бы для этого снова пришлось везти Клерви в Снежную против ее воли. Родители обычно должны считаться с мнением ребенка, но в таких вопросах Дотторе доверял бы только сам себе, а не Клерви. Быть может, из-за того, что в душе еще остался тем самым эгоистом, но теперь убеждал себя, что сделал бы это только для блага Клерви.    — Я понимаю, у тебя есть множество вопросов к маме, на которые я не могу ответить, да и многое из твоей жизни мне все еще тяжело представить, — честно начал отвечать он сам о себе. — Но Дотторе… Ты важна для него. Для Докторского взора ты отличаешься от остальных. Поэтому он всё же волнуется за тебя в этом месте. Особенно за то, что ты испытываешь чувство вины за всё произошедшее. Поверь, он тоже не знает, что нужно делать, и во многом не уверен. Но он точно не жалеет, что забрал тебя из Дома Очага.    Последняя фраза все же вызвала в нем трепетную теплоту в груди, переросшую в слабую улыбку. Это подавилось все той же рациональностью спустя пару секунд, но Доктор и правда стал рад, что Клерви многое не понимала в сегментировании. Это и правда позволяло поговорить с ней о том, что она не сказала бы обычному Дотторе.    — Он говорил нечто такое, — произнесла Клерви спустя пару минут. — Я просто не уверена, всё ли правильно делаю.    — Не думай об этом, — попросил он ее. — Ты важна для него больше, чем тебе может показаться, а винить себя за это нельзя.    — Но чем я важна для него? Что я сделала такого?    Она сегодня об этом сказала: ребенок, которому нужно было заслужить внимание к себе, не сможет понять, что происходит. Поэтому она всегда ощущала подвох. Её переживание за Дотторе, как за родного человека, обусловлено только тем, что в ситуации, что разворачивалась между ней и матерью, она могла положиться только на человека, который был для неё отцом. Клерви не привыкла думать по-другому, в её понимании дети не могут получать внимание без причины. Однако Дотторе не мог полностью обвинять в этом Крукабену. Его отношения с этим ребёнком тоже влияли на подобное мировоззрение. Именно поэтому Клерви все еще не могла понять, что она здесь делает.    — Ты и не должна ничего делать, кроме как быть ребёнком. Обо всём остальном он сам позаботится, в частности, чтобы тебе было нечего опасаться и не за что было переживать.    Клерви увела от него взгляд и опустила голову, и, казалось, что ей стало холоднее, так как она немного съежилась. Однако легко об этом было сказать, но как сделать так, чтобы сама Клерви поняла, что больше могла не бояться ничего из прошлого? В особенности, что ей больше не нужно было больше самостоятельно и в одиночку выступать против матери. Несмотря на всё произошедшее, в этом вопросе она все еще не доверяла Дотторе и не верила до конца, что может быть кому-то нужна из взрослых.    Именно поэтому она все еще слабо разговаривала о том, что чувствовала в Доме Очага… И до него тоже.    Расспрашивать еë об этом, погружая в наверняка самые ужасные воспоминания, тоже не хотелось. В особенности не в это позднее время, ведь всё-таки этот ребёнок выглядела уставшей.    — Клерви, ты спать хочешь, я вижу это, — проговорил Дотторе, подталкивая её подняться со стула. — Пошли, и так засиделись уже.    Наверное, она была рада закончить этот разговор, так как шла весьма послушно и молча. Даже особо не дёргалась, когда ей расплетали волосы. Наверняка была в своих раздумьях за миллион миль отсюда.    Однако утром снова стала всё тем же ребёнком. Это сильно радовало: чтобы у Клерви не висело на душе, ей не хотелось всегда возвращаться к этому. Быть может, однажды она забудет о прошлых переживаниях и наконец-то начнёт полноценно жить обычной детской жизнью.    Дотторе не мог не признать, что его и правда это волновало, и он мог теоретически объяснить природу подобного ощущения, но оно, словно, было все еще не принято разумом. Хотя следующим днём, после разговора Клерви с ним другим, его вообще мало что стало волновать.    Когда он открыл глаза, понимание, что он находится в палате, пришло мгновенно. Один раз пробуждение было и ночью, но столь мимолётным, что он практически ничего и не мог из него вспомнить. А сейчас его разбудил негромкий шум в коридоре. Криков не наблюдалось, так что вряд ли было что крайне серьёзное, так что, хотелось верить, что смогут и сами справиться. К тому же собственное состояние Дотторе не было приемлемым для выполнения хоть какой-то работы: еще даже не встав с кровати, а просто поставив ноги на пол, перейдя в сидячее положение, он ощутил вес собственного тела, секундное головокружение и потемнение в глазах. И даже оттого, что вставал Дотторе достаточно медленно, подобное вновь настигло его. Слабость была настолько сильной, что он был готов упасть даже на пол и лежать неподвижно на протяжении трех или четырех часов в практически пустой комнате.    На столе было немного еды. Дотторе сам себе принес ее еще утром, а вместе с ней и ручку от окна с маской. Сейчас пища его мало заботила, для начала хотелось проветрить, оконную ручку всегда оставляли в палате, занятой не испытуемым, для этого. Однако в таком состоянии Дотторе смог прокрутить ее наверх только со второго раза, после чего открыть верхний засов, чувствуя, как тело даже чересчур сильно качнулось назад. Но после этого подступила приятная прохлада, которая позволила более ясным мыслям взять вверх над разумом.    Говор со стороны коридора не унимался. Стоило всё же проверить, вдруг это что-то с испытуемым, поэтому он направился к двери, натягивая маску на ее привычное место. Щелчок дверной ручки прозвучал в ушах громче обычного, но, конечно же, дверь была не заперта. Разговор Дотторе не мог разобрать, но он исходил справа, ближе к выходу из этого коридора в сторону лаборатории и главной лестницы, где-то за углом. Если уж ничего серьезного, то нужно было попросить попридержать языки. Голова всё ещё сильно кружилась, тело было уставшим, сильно клонило в сон, отчего Дотторе пошёл в весьма не быстром темпе. Разговор явно был между двумя людьми, но он даже не хотел пытаться вникать в его суть. Он только хотел, чтобы они умолкли.    Едва Дотторе свернул за угол, как уже ожидающий увидел спину в знакомой форме Фатуи.    — Что здесь?..    Когда тот немного испуганно дернулся в сторону, повернув голову, Дотторе сам замолчал, так как увидел Клерви. Теперь ему стало интересно, о чем они здесь говорили, но раз она не выглядела ни грустной, ни встревоженной, расспрашивать он все же не хотел. Только дëрнул рукой назад, чтобы их оставили вдвоем, когда Фатус рядом явно хотел что-то сказать, но все же послушно ушел на свое место. Чтобы набрать чуть больше силы для ведения диалога, Дотторе вздохнул поглубже через нос и решил перейти сразу к делу:    — Клерви, я что говорил про посещение этого коридора?    — Я не собиралась заходить, — сразу ответила она, ее голос неприятно гудел в ушах. — Я хотела подождать тебя здесь.    — Даже не приближайся сюда, — более резче, но очень четко процедил Дотторе.    — У тебя всё хорошо?    — Да. Но намного лучше я себя чувствовал в постели.    — А если я тебя обниму, всё будет хорошо? — спросила Клерви, сложив руки за спиной.    Она выпятила вперед грудь и со смесью жалости и мольбы посмотрела на него, но сам Дотторе понял смысл еë слов только через пару секунд. Клерви все еще тревожилась из-за него, что наполовину все же было неприятно, так как все переживания этого ребенка на его собственный счет были беспочвенны. Однако сейчас она была так осторожна, что это даже забавляло, поэтому Дотторе медленно опустился перед ней на колено с ухмылкой на лице.    — Да, конечно.    Он выдвинул к ней вперёд руку в приглашении, и Клерви сразу сорвалась с места, обхватив его шею. Глупый ребёнок, но кто ещё будет за него так переживать, как не она? Клерви стояла с ним так пару минут, пока Дотторе не услышал громкий, а оттого резкий стук сзади, а потом более четкое отдаляющееся стучание. Стук шагов можно было узнать сразу. И как же он не понравился Дотторе. Но когда он повернул голову, уже никого не было, да и Клерви не отпускала его. Наверное, закрыла глаза, что в данной ситуации только приносило душевное облегчение.    — Всё, заканчивай, — Дотторе всё же сам отодвинул ребенка от себя. — Мне нужно полежать, поэтому подожди ещё немного. И чтобы больше я тебя здесь не видел, поняла?    — Да, — Клерви кивнула несколько раз.    — Молодец, и прекращай переживать, всё нормально.    С глубоким вздохом он поднялся, опираясь на колено, ощутив в тот же момент сильное головокружение и помутнение на долю секунды в глазах. Но затем Дотторе снова смог различить Клерви перед собой.    — А теперь беги играть.    Он также подтолкнул ее за плечо, чтобы она поскорее развернулась и ушла. Сама Клерви явно не допонимала быстрой смены настроения, а потому еще пару раз обернулась, когда шла по коридору. И только когда она скрылась, Доктор сам развернулся за угол, увидев именно то, что ожидал: как один лаборант уводит от него одного испытуемого дальше по коридору, причем весьма быстро. Явно повел в обход, в чем не следовало сомневаться, оставался лишь один вопрос, и он касался этого образца.    Всё в той же робе и стрижке, всё так же ведомый за руку, однако он повернул голову к Доктору. И не оставалось никаких сомнений…    Он всё видел.