Цветок жизни

Когда Дотторе говорил о том, что его иногда просили срочно провести какую-то операцию, он не ожидал, что следующий раз будет так скоро.    Особенно, что это будет вечером, а крупное тело притащит одна Коломбина. Хотя здесь уже удивляться было нечему, в отличие от того, кому принадлежала эта туша. Первого Предвестника в лабораториях нечасто увидишь, а день, когда он лежал на столе под светом большой лампы, уж точно будет памятным в этом месте.    Как говорится, шарик шарика притягивает. Пока Капитан объяснял произошедшее, а Дотторе слушал вскользь, улавливая только самое важное, он смотрел вместе с лаборантами на его тело, пытаясь прикинуть, как именно надо достать этого ползающего паразита.    Проклятья тоже могут послужить хорошую службу. Обычный человек от подобного проникновения в свое тело давно бы умер, но только не тот, чье тело носило бессмертное проклятье. И только не первый Предвестник.    — Стоп. Вот он. Присутствие обнаружено. — Но едва Дотторе это сказал, прервав речь Капитана, видимый маленький бугор скрылся, потому что паразит, скорее всего, ушел вглубь. — Уполз.    — Можешь стянуть с меня кожу, если тебе это нужно, — весьма тихо произнёс Капитан.    — Он тебе мозги проел? — поинтересовался Доктор сразу.    — Док! Если я и лягу под чей-то нож, то только под твой! — Капитан дёрнул головой вверх, чётко смотря в его сторону. — Делай абсолютно всё, что хочешь, только вытащи его.    Надо же, насколько уверенный и настоятельный тон это был. Первый Предвестник благородства великого, но Доктор никогда от него не слышал упрёков в свою сторону, даже за глаза, хотя Капитан был тем, кто говорил прямо всё, что думает о человеке. Доверять друг другу было не к чему, пока есть устав, из-за которого Дотторе не может умышленно уничтожить его. Только умышленно.    — Готовьте операционную, — посмотрел он на трёх лаборантов впереди, а потом повернул голову на двух других. — Вы вдвоём его подготовьте. Наркоза расчёт… на всякий случай, на четыре часа. Остальные, прошу за мной, обсудим план, — не глядя, он указал пальцем на Коломбину. — Ты тоже останься: если я его сильно покалечу, мне нужен свидетель, что это была случайность… Или необходимость.    Коломбина была в последнее время весьма тихая и всё менее разговорчивая, но такое происходило всегда в один и тот же месяц. Это означало приближение ее годовщины, но Дотторе не хотел об этом пока думать. Голова была занята совершенно другим. Быть может, и без приказа, но Доктор бы согласился помочь Капитану, уж слишком он хороший человек, да и как образец исследования весьма неплох, если однажды согласиться поработать вместе. Дотторе предлагал ему сотрудничество, но он отказался, а бегать за кем-то с уговорами Доктор не собирался.    —… Вы хотите дождаться его усыпления и вытащить? — спросили его в другой комнате лаборатории, когда все оставшиеся прошли за ним, встав вокруг стола, где был развёрнут атлас человека.    — Если только на него наркоз подействует, на что надеяться нельзя. Тем не менее, несмотря на родство с Бездной, это обычный паразит, среда станет непригодна, мы перекроем ему пути отхода вот в этих местах… — Дотторе спокойно обозначил их маркером. — Останется только две области, из которых он сможет вылезти: ротовая-дыхательная полость и анальная.    — Но он может и прогрызть себе путь.    — Это мы увидим. Как и сможем разглядеть его в любом из этих надрезов.    Под свои слова он также указал на них. Если всё пройдет без лишних проблем, то уже через час или два закончат. Но перед тем, как отпустить всех, Дотторе с грохотом поставил руки на стол. Всё же оперировать простого человека - одно, а первого Предвестника - другое.    — Ко всему прочему: не нервничайте, — жестко сказал он. — От этого только сделаете ошибку. Мы здесь работаем на биологической среде, и нам важно смотреть, приживётся ли выведенный опыт на человеке. Ошибка нежелательна, но не страшна. Из смерти подопытного можно сделать выводы. Сейчас я попрошу всех сохранить хладнокровие. Андрей, ты второй доктор, остальные свои обязанности знают, но… — Он указал на четырех людей, два из которых все же были здесь недавно. — Вас я все же попрошу подготовить испытуемых ко сну, два на этом этаже, другие - на четвертом. После этого можете идти домой.    Столь внезапно и поздно была навалившаяся работа, но об основном не следовало забывать. Когда в комнате осталось только два человека, Дотторе услышал от Андрюши уточняющий вопрос:    — Второй доктор?    — Я не в том состоянии, чтобы в одиночку за всем следить, — спокойно объяснил он, постояв на месте молча всего три секунды: — О! Я нашёл его.    — Простите?    — В бездне, — коротко разъяснил Дотторе. — Проследи за всеми приготовлениями.    Как хороша была сегментация. Имела свои минусы, но возможность быть буквально везде была чрезвычайно полезной. Дотторе не ожидал, что что-то найдет за такое короткое время, но все же у него получилось. Удача была при нем, а значит, пройдет все хорошо.    Восемьдесят процентов успеха проведения любой операции подразумевает под собой соблюдение норм гигиены, а в жизни Доктора их было настолько много, что он даже в обычное время мыл руки до локтя и смывал мыло одним движением, не трогая кран. Когда он это подметил, то понял, что нужен отпуск. Правда, последние лет триста он не мог брать себе таких длинных отгулов, потому что если давали отпуск одному, то давали его всем, ведь по-другому это отдыхом не назовешь, а это было невыгодно.    Хотя он выделил себе пару дней, чтобы отвести Клерви за пределы холодной части Снежной, но теперь уже от навалившейся работы покинуть лабораторию на три дня будет невозможно. Максимум полдня. Ладно, главное, что он пока с ней об этом не говорил, а значит, и не обещал ничего.    Образец получилось достать живьем, Дотторе на это и рассчитывал с самого начала. Капитан в любом случае не умер бы, мог только серьезно покалечиться, но и для него закончилось все вполне удачно. И хоть это был удачный шанс посмотреть на сердце этого человека, но только не в такое время и не в таком уставшем состоянии. Коломбина бы его поняла, но рисковать тоже не хотелось. Она ушла, едва они закончили возиться с этим делом. А Доктор напоследок зашел в кабинет только за тем, чтобы написать одно единственное прощение. Часы показывали, что время ушло за одиннадцать, а это было уже слишком поздно. Прощение писалось очень быстро, с поставленной росписью и печатью, а потом Дотторе вышел из кабинета в последний раз за сегодня.    — Моя роспись к вахтерам на ваше спальное место здесь, — проговорил он, вперед бумагу.    — Спасибо.    Он не особо увидел, кто её забрал, но это было неважно, всё равно ключи получат все. В накатившей усталости Доктор даже сделал более глубокий вздох, идя к выходу, протирая один глаз под маской. Он даже не сразу разобрал, что с ним поздоровались в коридоре, но понял это, когда увидел трёх уборщиц.    — Добрый вечер, — поздоровался он в ответ. — Вы в операционную можете заходить уже.    Они ему кивнули, но остались на месте. Что ж, если им нужно, чтобы прямо все ушли, то пусть ждут. Лезть к ним лишний раз не хотелось. Однако через пару минут к ним довольно быстро подошёл Регратор и прежде, чем Дотторе успел что-то спросить, он задал вопрос первый:    — Док, у тебя сколько людей остаеться?    — Девять.    Это были люди из первой и второй лаборатории, некоторые всё же ушли домой, даже те, кто участвовал в операции, но Доктор никого из них и не заставлял ночевать здесь.    — Тогда хорошо, — Регратор протянул в сторону одну бумагу. — Держите, красавицы мои.    — Спасибо вам! — радостно ответила одна из девушек.    — Все ради вас, мои хорошие.    Дотторе в тот момент понял, почему они не торопились. Персоналу можно было тоже оставаться на ночь, правда, стояли они в последнюю очередь: если бы мест не хватило - пошли бы домой. Для Регратора это наверняка были личные правила обмена работы на отдых. Да и замечалось, что этих дам он любил намного больше своих подчинённых. Во многом потому, что сам отвечал здесь за наем персонала, и, глядя на достаточно молодых девушек с образованием, создавалось ощущение, что у него все же есть типаж, но Доктор предпочитал думать в совпадения. Пока на его территориях полы чистые - он не задавал лишних вопросов.    — Я бы посоветовал тебе побыстрее пойти, Док, — сказал ему Регратор, достаточно быстро повернув в коридор к главной лестнице.    Намек был странным и из его уст мог означать многое, поэтому Дотторе всё же поскорее повернул в тот же коридор, сразу понимая, о чем Панталоне говорил. Он увидел Клерви в метрах десяти от себя, которая пока его не заметила.    — Спокойной ночи, Клерви, — сказал ей Регратор, проходя мимо.    — Спокойной ночи, — радостно сказала она в ответ.    Клерви сидела на подоконнике в коридоре, смотря на звездное небо, где многими цветами переливалось яркое сияние. Одно за другим: уже было далеко за одиннадцать часов, ей давно пора было спать. Сонной Клерви не выглядела, а еще сильнее взбодрилась, увидев Дотторе. Вот кому точно хотелось спать, так это ему, отчего он даже рассердился на эту девочку. Что она здесь делает так поздно? Сейчас еще придется тратить силы на разговор с ней и разъяснения. А потом еще проследить, чтобы она легла в кровать.    Словно личный испытуемый, за которым должен был следить только он один, без чьей-либо помощи.    Клерви довольно бодро спустилась с подоконника и с лучезарной улыбкой подбежала ближе, из-за чего Доктор остановился. Она вряд ли видела его взгляд через маску, поэтому нисколько не менялась в лице, а, наоборот, выглядела еще более радостной и взбудораженной, и это еще больше вытаскивало из Доктора силы.    — Дотторе, ты освободился? — в очень приподнятом тоне спросила Клерви.    — А ты ещё не спишь? — решил он сразу начать с главного.    — Пока нет, — Клерви повернула голову влево. — Я хотела, чтобы ты меня увидел.    За обедом виделись, а ужин он с ней пропустил из-за работы, но ему бы передали, если бы она не пришла поесть вечером. Причем Дотторе даже не давал распоряжений на этот счет, просто за Клерви здесь все переживали, поэтому до него бы подобное сразу дошло. Но он не сказал бы, что сильно хотел разбираться с Клерви, разве что отчитать. В конце концов, она не была настолько маленькая, чтобы ее нужно было кормить с ложки, и не настолько маленькая, чтобы не могла лечь спать самостоятельно. Но второе действительно резало глаза: время очень позднее для ребенка, а еще и завтра утром рано вставать.    Дотторе хотел ее отчитать за подобное сразу же, если бы в тот же момент не приметил, как Клерви сильнее повернула голову назад с улыбкой. Она явно на что-то намекала и тряслась от этого в нетерпении. Дотторе устало пробежал по ней глазами, у него не было сил сейчас даже подыгрывать ей. Улыбка у Клерви пропала, и она очень проницательно искоса посмотрела на Доктора, который, видя это, взвешивал два пути решения: принять, что Клерви на него обидится, но быстро отправить ее спать и пойти отдыхать самому, или же разъяснить всё на месте и потратить много времени. Сначала Дотторе склонялся к первому варианту, он был побыстрее. Но всё же в этой борьбе сердитый взгляд Клерви победил, поэтому он с тяжелым вздохом просунул руку под маску к одному глазу, решая сказать всё как есть:    — Клерви, я правда очень устал. Можешь сказать прямо, или утром показать?    — Ладно, — пробубнила девочка в ответ.    И все-таки она обиделась. Этого следовало ожидать, но Дотторе даже осознал, что его это не сильно дергало, главное, что Клерви пойдет спать. Но когда она развернулась, Доктор все же заметил, что ее волосы были по-другому уложены: весьма две тугие косы шли ровно по центру, через семь завитков соединялись резинкой, а потом снова разделялись на две. Это было не сразу заметно, так как другие пряди были все еще распущены, но когда затылок полностью стал виден, это оказалось сложно не заметить.    Вот зачем она голову поворачивала и не пошла сразу спать. Детские глупости, и из-за этого она обиделась? Дотторе остановил Клерви за плечо, наклонив ей голову вперед. В обед у Клерви такого не было. Коломбина постаралась? Но ей сегодня явно было не до этого.    — Кто тебя так заплел? — напрямую спросил он.    — Синьора, — немного вредным тоном ответила Клерви. — Красиво, да?    Кажется, восьмой Предвестник должна была прибыть в Снежную ближе к семи вечера. И не то чтобы Дотторе следил за ее передвижениями, просто Коломбина в своей фантазии об их отношениях умудрялась ему всегда сообщать об этом. Клерви повернула в сторону Доктора один глаз и уставилась им так же внимательно, как и пару минут назад. Она явно ждала ответа на свой вопрос. Этот ребенок здесь чересчур сильно освоилась, раз не боялась теперь даже бросать на Дотторе такие взгляды. Она будто забыла причину своих страхов и волнений рядом с ним.    И это, наоборот, успокаивало и умиротворяет Доктора, ведь к этому всё шло довольно долго.    — Да, — ответил Дотторе. — Извини, я не сразу понял.    — А можно она меня в школу заплетать будет? — спросила сразу Клерви.    — Ну-у… — она развернулась, встав к Дотторе лицом, ее уголки рта лишь слегка приподнимались. — Только если она не против. Время ранее достаточно.    — Она не против. Она сама сказала: «Скажи отцу, что я буду заплетать тебя перед школой, когда здесь нахожусь».    — Это утверждение, Клерви, а не вопрос, — на ее немного задумчивый взгляд Дотторе смотреть долго не хотелось, поэтому он сразу развернул Клерви за плечо. — Я не против, только пошли спать.    Несмотря на взаимоотношения, Дотторе понимал, что ребенка Синьора точно не обидит. Она вполне могла бы стать второй «Матерью» в Домах Очага в Снежной, но чаще просто навещала там детей. До Фонтейна, правда, не добиралась, с Крукабеной у нее были плохие отношения. Если она этого хотела, да и сама Клерви была не против, то пускай развлекаются, все равно это ни на что не влияет.    Они дошли до ее комнаты весьма спокойно, после чего Клерви ушла умываться, а Дотторе расправил ей кровать, ведь определенно будет лучше, чтобы она побыстрее легла спать. Клерви вышла примерно через пять минут, запрокинув руки за голову, очевидно расплетаясь на ходу. Одна из резинок у нее была на запястье, и сейчас она разбиралась с косой. Выглядело не очень умело, а оттого долго, поэтому Дотторе взял ее за плечо.    — Повернись, — попросил он, сам подталкивая ее к этому.    Косы были сделаны из четырех прядей, и если на весу еще все было нормально, то ближе к корням уже начались проблемы. Но только эти проблемы были явно у Клерви, ведь именно она недовольно шипела и приподнимала плечи, когда Дотторе оттягивал пряди, а иногда и вовсе крутила головой. Но он был доволен ничуть не больше Клерви, и даже не из-за ее кручения головой, а тем, что заплела ее Синьора, а ему расплетать! В один момент он потянул за прядь даже слишком сильно.    — Ай! — сразу крикнула Клерви, начиная всячески выворачиваться, чтобы отвернуться.    — Стой на месте, — Дотторе тут же дëрнул ее назад за плечо.    Клерви снова остановилась перед ним спиной, но на этот раз крепко схватила волосы у корней возле лба. Одна морока, может, ее также под пятерку подстричь, и проблем не будет? Девочка недовольно мычала некоторое время, пока Дотторе продолжал все распутывать. Но через пару секунд Клерви снова начала извиваться.    — Я сама.    А после она резко дëрнулась вперёд, отчего сделала себе только больнее, и громко крикнула:    — Хватит!    После этого Клерви пару секунд смотрела на Дотторе очень сердито и по-печальному обидно. А он и не возникал против ее решения, напротив - сложил руки на груди, позволяя Клерви все же все сделать самой, ему было так даже легче. Все-таки он плохо представлял подобное, когда оставлял Клерви в Заполярном, но раз она была такая уверенная и упрямая, то пусть сама со всем и разбирается.    Однако с такими длинными волосами ей было тяжело справиться на ощупь. Клерви расплеталась неумело, явно из-за того, что была еще ребенком. С глубоким вздохом, смотря на ее усилия, Доктор сбросил камень с души. Она все-таки просто обычная девочка, и не ее вина, что всë у нее в жизни складывалось вот так. Доктор придвинулся к Клерви, взяв за правое плечо.    — Ладно, извини, — сказал он, снова повернув ее спиной к себе. — Я аккуратно.    Клерви неуверенно поддалась ему, недоверчиво напрягая плечи. Дотторе посмотрел на всё еще один раз и начал размеренно отпускать ей по пряди. На этот раз Клерви стояла спокойно, иногда сильно зажмуривалась или недовольно мычала, но больше не дëргалась. Как и не говорила ничего вслух, даже когда Дотторе взял расческу и начал в том же спокойном темпе проходится с ней по распущенным волосам этого ребенка.    — Прости, Клерви, — снова сказал он. — Я не хотел тебя обижать сегодня…    На этот раз Клерви развернулась к нему с не самым довольным лицом. Только из-за ее проницательного взгляда Дотторе понял суть того, что он сказал для нее, поэтому решил исправить положение:    — То есть, я никогда не хотел.    Клерви очень внимательно смотрела на него, проницательно и сердито. Лишённая страха, она явно все еще прощупывала рамки дозволенного ей в Заполярном, как и все еще пыталась понять Доктора. Но через пару секунд ее уголки рта поднялись, что явно означало прощение за сегодняшний вечер. Добиться прощения ребёнка - чуть больше полугода назад это Дотторе совершенно не волновало.    Хотя ему по-прежнему было всё равно на других детей, просто Клерви из этой массы выделялась конкретно для него из-за кровной связи.    Она переоделась, пока Дотторе убрал расчёску и задвинул шторы, как всегда оставляя просвет на небо. Клерви уже лежала в кровати, когда он прошел к двери, выключив свет, сказав напоследок:    — Все, спи давай.    — Спокойной ночи!    Клерви крикнула это очень громко и настоятельно, явно торопилась, чтобы успеть, пока Дотторе не захлопнет дверь и не защелкнет ее на ключ. Он остановился, уже будучи одной ногой в коридоре, но все же развернулся к ребенку. Клерви четко смотрела в его сторону, и Доктор мог поклясться, что она как-то моляще уставилась на него.    — Спокойной ночи.    Сказать это не составило труда перед тем, как Клерви все же легла спать. Хоть беспокоилось за нее здесь весьма большое количество людей, но отвечал только Дотторе, и только он должен был следить за ее режимом, как и за моральным состоянием. Сознание погрузилось в сон достаточно быстро, а потом наступил новый день и новое утро. Короткое побочное исследование ждало своего часа, как и единственный раз на ближайшие дни узнавание информации о состоянии недавно оперированного Предвестника. Время пролетало за подобным очень быстро, и вот уже скоро Клерви вернется из школьного лагеря и придет в лабораторию. А пока Дотторе только поднес к губам диктофон, смотря на еще живого паразита, подключенного к аппаратуре. Он включил запись и начал говорить:    — Начинаем измерять уровень серотонина в ответ на стимуляцию клеток в один и семь десятых моля…    Кивнув лаборанту рядом, чтобы тот запускал, Доктор приметил, как это нечто, порожденное одним из самых загадочных для этого мира местом, резко замерло, а парень рядом жестами попросил двумя пальцами диктофон, сразу сказав:    — Стремительное повышение на две целых одна десятая.    После его слов запись была остановлена до момента изменений, а диктофон положен на стол.    — Хорошо когда кайф от работы получаешь не меньше, чем этот сейчас.    Лаборант под конец своей фразы даже нервно улыбнулся, и с его мыслью Доктор даже не мог не согласиться. Но всё-таки этому парню пришлось ненадолго отойти от стола, когда в лабораторию зашли, но не из-за Клерви, ее здесь никто не избегал. Синьору тоже крайне редко можно было тут увидеть, отчего Дотторе это также удивило, но он решил не сильно отрываться от своих дел. Однако речь восьмого Предвестника была внезапной:    — Док, есть один эксперимент…    Это заставило начать слушать. Он в любом случае не хотел брать еще одну работу прямо сейчас, но не мог не признать, что с этой фразой к нему этот человек зашел впервые, поэтому был свой интерес. Наверняка Синьора заметила, что Дотторе решил ее послушать, поэтому продолжила:    — В общем, я хочу с тобой провести биологически социальное исследование, примененное позже на нейрохимическом процессе… — ее терминология была не совсем понятна в обобщающем плане, но отдаленно Доктор начал понимать, что здесь происходит, поэтому медленно развернулся к ней. — Вроде как модификацию парадигмы нашего сотрудничества и результате биохимической реакции во время...    — Подожди секунду, — решился остановить ее Дотторе, чуть-чуть приподняв руку. — Ты в курсе, что ты меня сейчас этими терминами приглашаешь на свидание с постельным исходом?    Он решил это все же уточнить для разъяснения: если нет, то не к чему говорить на эту тему, если да, то можно продолжить более приватно и проще, тем более что ответ будет отрицательный. Синьора один раз цыкнула, закатывая один видимый для Доктора глаз. И, скорее всего, заметила, как все лаборанты постепенно остановились в работе, с нескрываемым любопытством уставившись на них.    — Коломбина сказала, что разговор так начать будет лучше, — разъяснила всё же она ситуацию.    — Побольше её слушай, — ответил Дотторе, посмотрев на остальных, чтобы они продолжили работать. — Чего тебе?    — Мне сказали, у тебя сейчас договор с исследовательской Фонтейна?    — Да, но он на оборудование, — мгновенно разъяснил он. — Так что обломись, выгоды для своих действий ты не получишь.    — Это решать мне, так что не позволишь ознакомиться с ним?    — Может быть, ты мне еще счета на доставку платины до Сумеру подпишешь?    Довольно резкое предложение поставило точку в этом коротком разговоре. В слабой степени от него даже стало тошно: только уши лаборантам погрели в начале и дали Коломбине больше поводов. От подобных мыслей, на счастье Синьоры, его отвлекла Клерви, что аккуратно зашла в лабораторию. В эти комнаты она заходила с осторожностью, что было Дотторе даже в радость. Увидев его, девочка более уверенно двинулась вперед.    — Ой, кто это пришёл? — с улыбкой и тошнотворно радостным тоном спросила Синьора, оперевшись об собственные колени.    Доктора всегда интересовало, почему при виде ребёнка некоторые взрослые, подающие признаки интеллекта, становятся резко слабоумными. Он сравнивал это с чувством, когда человек видит кота или собаку, но одно животное, а второе просто маленький человек. Хотя ему ли об этом рассуждать? Сама Клерви от подобного немного встрепенулась, отчего Дотторе с ней почувствовал благоговейную связь на этот счёт. Сегодня ее волосы были полностью туго собраны в две косы из пяти прядей, которые начинались практически со лба. На самом деле Дотторе предполагал, что начнет видеть подобное из-за Синьоры, но ожидал, что и Коломбина не сможет устоять в плетении волос, однако она ограничивалась только обычными косичками. В любом случае Клерви не жаловалась, ей это, наоборот, даже нравилось, и объясняла она это тем, что Крукабена никогда ей так не укладывала волосы, только собирала в хвост, хотя Клерви хотела так красиво заплетаться, как другие девочки.    Она всё же вновь расслабила взгляд и посмотрела на Дотторе.    — На обед пойдем, Клерви? — сразу спросил он, понимая, чего она ждала и моментально кивнула. — Хорошо, дай мне только пару минут, но можешь идти вперед.    — Дотторе, а солнцестояние празднуют в тёплых местах Снежной? — вдруг задала Клерви вопрос.    — Нет, здесь тоже, но больше размах, конечно, в тёплом месте достигают, — спокойно ответил. — А что?    — Мне рассказали, что многие поедут его праздновать…    Можно было и догадаться, как и не сложно было понять, что узнала она об этом в лагере. Стоило так же подумать, что она все же первая поднимет эту тему. Клерви сложила руки за спиной, немного покручиваясь на месте. Намек она поставила, но готова была и прямо сказать, но о подобных просьбах говорить сразу открыто не могла, что Дотторе немного раздражало на самом деле, ведь в любом из вариантов ничего не изменится.    — Клерви, — он опустился на колено перед ней, взяв её за руки. — Я не смогу поехать с тобой. Это очень долго, а я не могу сейчас уехать. Извини, но нет.    — Я могу за всем посмотреть, — послышался голос одного из лаборантов.    — Только через твой труп, — сразу отчеканил Дотторе.    — Ваш труп…    Это сказал один из новеньких. Только один из них мог так смело поправить Доктора в этом выражении, но при этом звучать с долей ответной угрозы. Именно поэтому, когда Доктор развернул в его сторону голову, тот сразу начал извиняться, говоря, что «не это имел в виду».    — Бинго, — сказал другой человек, ставя галочку у себя на листке. — У тебя уже восемь бинго-попаданий из двадцати. Пока продвигаешься в среднем темпе.    У них были свои внутренние забавы. И это было интересно: где бы ни оказался человек, в лаборатории или среди подопытных, со временем коллектив формировался, и начинали появляться подобные игрушки. Но для Доктора всё это оставалось неважным. Он посмотрел на Клерви, уже думая ей предложить другой вариант, на который он еще со вчерашнего вечера рассчитывал:    — Клерви, извини, но я правда не могу…    — Давай я с ней с ней съезжу?    Вопрос прозвучал внезапно. И от Синьоры. На пару секунд Доктор даже не понял его суть.    — Я не могу просить тебя… — хотел он ответить, не отпуская ребенка.    — Ты не просишь, а я предлагаю, — перебила она его снова. — Мне всё равно сейчас делать нечего. Тем более ради Клерви, а не тебя.    Да, он в этом вопросе не стоял звеном, только преградой дозволения. Но Дотторе не мог не признать, что у Синьоры правда есть голова на плечах, даже если между ними была тонкая неприязнь друг к другу. Клерви она никак не использует в своих целях - в этом была твердая уверенность.    — Ты головой за неё отвечаешь передо мной, — проговорил Дотторе очень твердо.    — О, как мне стало страшно, — саркастично ответила она. — Девочка очень хорошая, не заслужила, по-твоему?    Заслужила. Раз всё так обернулось, то и не стоило ей ничего говорить. Только узнать мнение.    — Клерви, что скажешь? — спросил ее Дотторе. — Без меня поедешь?    Клерви выглядела больше задумчивой, чем неуверенной. Она чуть-чуть подняла голову, но быстро опустила, пару раз кивнув с улыбкой. Для нее это и правда был повод для радости, а раз не было ни намека на страх, то ее можно было отпустить.    — Ладно, — сказал Дотторе, убрав руки с ее плеча. — Только веди себя хорошо, ясно?    — Я буду послушной, обещаю, — довольным и веселым тоном ответила Клерви, а потом развернулась к Синьоре. — Спасибо!    Ей в ответ только улыбнулись. Волноваться и правда было не о чем, ни за саму Клерви, ни за ее поведение. Она сказала, что пойдет вперед, и радостно вышла из лаборатории в весьма бодром настроении.    Всё проходило весьма неплохо, она перестала даже во снах вспоминать Дом Очага. Здесь у нее была совершенно другая жизнь, не полностью свободная, но ей это было понятно, ведь она была ребенком, поэтому была не против, если бы о ней позаботились. В другой стране, с другим климатом и другими людьми Клерви признавала, что ей была необходима опека от взрослого. Но на самом деле и сама Снежная была не при чем, ей просто был необходим взрослый человек в этот детский период.    Хороший взрослый…    Но всё-таки даже здесь у неё было ограничение в передвижении, и Клерви о нём вспомнила, когда вышла в коридор в одиночку. Это не было сравнимо с Домом Очага, где за саму его территорию выходить было нельзя. Во дворце были лишь места, где Клерви нельзя было появляться, и она догадывалась насчёт двух. Дотторе не особо ей объяснил, почему ей нельзя даже приближаться в один из коридоров пятого и четвёртого этажа, но Клерви проклинала себя за свою догадливость. Она не в ту же секунду, но через некоторое время поняла, что там находилось. Там было больше охраны, да и к тому же…    Он же должен где-то их держать.    Про остальные запретные места Клерви тоже сильно много не знала, но на пятом и четвертом были лаборатории, и находились они рядом с тем же закрытым для нее проходом. Временами наваждение возвращалось, словно давая вспомнить о том, что находилось по другую сторону ее хорошего пребывания в этом месте. Клерви уже в который раз не могла не признать, что остаться здесь было ее лучшим решением во всей жизни. Но иногда первый страх возвращался к ней на пару секунд, когда она вспоминала, чем занимаются в лаборатории, или, смотря на фотографию, которую прислала мама, понимала, что уже прошло много месяцев с ее отъезда. Это означало, что некоторые из тех, кого она знала или просто видела в Доме Очага, уже могли быть здесь.    Доктор держал свое слово, он не трогал ее в качестве своей работы, и Клерви временами чувствовала себя эгоисткой из-за подобного, но не могла и отрицать, что все происходящее в их отношениях ее более-менее устраивало. У нее появился шанс на собственную жизнь, поэтому нужно было просто вцепиться в него и не думать. Не думать о том, почему она здесь, кто она для Дотторе и что происходит по ту сторону. Но чем больше она старалась про это не думать, тем чаще вспоминала об этом.    Тревожные мысли затуманивали разум, и Клерви не могла точно ответить на вопрос, правильно ли она всё делает. Заслуживает ли она этого шанса? Многим ли отличима от других? Она всё понимала, желала, чтобы всё оставалось лично для неё так, как есть сейчас, но одновременно и корила себя за это.    Она медленно брела в пелене этих возвращавшихся время от времени мыслей, пока они не исчезли так же внезапно, как появились. За столько месяцев, проведенных в Заполярном, она легко распознавала этот голос. Даже не голос, а пение. Чарующие ноты, от которых всегда становилось легче, и не важно, слышала ли их Клерви вживую или через радио. Это всегда было столь расслабляющее и гипнотическое, что не вызывало чувства фальшивости или ненужности. Это будто всегда было больше, чем просто песней. А у феи сила дарит свет и покой, Что не раз освещал плутавшим дорогу домой. И у феи пышность волос Так хорошо скрывает водопады из слез. И еще так губы сладки, Словно красные ягоды у реки. Улыбка столь хитра, Будет танцевать тело даже в пламени цвета янтаря.    Голос был по пути, но Клерви и без этого на него бы пришла. Она удивилась, что сделала это одна-единственная. Неужели это работало только на детей? Или остальные взрослые просто привыкли не замечать этого? Глаза сверкают, будто рубин, Не найдешь ничего ярче, даже в гробницах пустынь. Столь гладка и мягкая кожа, Ни на что другое она не похожа. С легкой походкой от бедра Фея сделает так, что уйдет вся хандра. Ее любовь столь горяча, Она никогда не станет рубить с плеча.    Коломбина сидела на пустом подоконнике, положив на него ноги, смотря на улицу, прислонив к холодному стеклу голову. Клерви старалась ступать тихо, будто охотник, чтобы не спугнуть свою дичь. Пора уже всем собраться, От сердца пожелать больше никогда не расставаться. С каждым шагом и взятой нотой, Колдовать будем с особой заботой. Чтобы жизнь продолжалась, И новое рождалось, Чтобы нашей силе всë поддавалось. Вся земля исцелялась, А любовь не кончалась, Ну мы заблистаем, чтоб глаза вновь загорались!    Песня закончилась, но Клерви стояла тихим ступором, все же ожидая продолжение. Хотелось, чтобы она тянулась вечно. Чтобы Коломбина без конца брала ноты и подбирала рифму, но всегда и всему приходил конец. Зато подобное помогло Клерви отвлечься.    — Под волну вдохновения даже не сразу заметила тебя.    Коломбина развернулась к ней все с той же дивной улыбкой, которая чаровала при каждом своем показе, но в этот раз в ней было что-то не так. Под повязкой и веками Клерви не видела глаз Субретки, но почему-то была уверена, что они были очень грустными. Тем не менее Коломбина аккуратно протянула к ее голове руку, наклонив чуть вперед.    — Как красиво у тебя волосы уложены, — сказала она своим обычным голосом. — Кто тебя так заплетал?    — Синьора.    — Можно было и догадаться. Больно было?    — Немного, — Клерви почувствовала, что ее отпустили, поэтому подняла голову назад. — Но мне нравится!    — Это самое главное, — ответила ей Субретка, а потом вытащила две косы вперед из-за спины. — Очень красиво. Ты с ними мило выглядишь.    Клерви и самой это очень нравилось. Она могла вертеть головой у зеркала и разглядывать каждый завиток своих волос, поскольку раньше даже не представляла, что будет так красиво заплетена. Наверное, она стояла в коридоре слишком долго из-за Коломбины и её пения, оттого услышала тяжёлые шаги Доктора и ощутила всё такую же его жёсткую руку на своём плече.    — Клерви, догнал тебя, — проговорил Дотторе, а потом посмотрел на другого Предвестника. — День добрый. Думал уже, что за сегодня тебя не увижу.    — От меня так просто не отделаться, — ответила ему Коломбина, выпрямившись.    Она отпустила Клерви, и та почувствовала, как Дотторе начал её разворачивать и подталкивать в спину, чтобы она пошла дальше по коридору.    — Пойдём, Клерви    — А не хочешь с нами?    Клерви упёрлась посильнее ногами, вновь развернувшись к Коломбине, которая в ответ на этот вопрос только ухмыльнулась, приподнимая уголки рта всё в ту же дивную улыбку, которая сразу отдавалась теплотой и убаюкивала любые тревоги. Она была очень чарующая.    — Я бы с удовольствием, но уже потратила своë обеденное время, — отмахнулась Субретка. — Иди с отцом.    И Клерви вновь ощутила, как Дотторе подтолкнул её пойти рядом.    Наступала не самая приятная пора, но в такие моменты лучше оставить несчастную душу одну, чем заставлять её что-то из себя выдавливать. И хорошо было, что Клерви все же уезжала на это время, меньше будет знать. Её не касалось ничего из того, что здесь происходило, своих проблем было предостаточно. В столовой они сели друг напротив друга за одним столом, и Клерви, как обычно, пила горячий чай со сладким, обедала она недавно, так что сильно кушать не хотела. Судя по всему, её не особо волновал разговор в лаборатории, ведь в конечном счёте её просьба оставалась удовлетворена, просто немного по-другому.    — Ну рассказывай, Клерви, как день прошел? — спросил Дотторе у нее, как обычно.    — Да всё то же самое, — ответила она, но через секунду радостно просияла. — Только я научилась делать одну штуку.    Клерви отпила один раз чай перед тем, как ловко достать из кармана сложенную в квадрат бумажку, которую сначала развернула в прямоугольник, а потом вывернула по краям, просунув вовнутрь пальцы. Это стало похоже на четырехлистный цветок. Он был немного помят, но Клерви постаралась его расправить одной рукой, а потом просунула ее назад под «лепестки».    — Вот, — радостно протянула она его чуть вперед по столу. — Назови число.    — Отрицательное триста пятьдесят четыре целых, двадцать пять сотых.    Клерви на пару секунд застопорилась, подняв очень задумчивый взгляд. Наверняка из всего этого она поняла только «триста пятьдесят четыре». Ее выражение лица от этого даже позабавило Доктора, отчего он приподнял один из уголков рта.    — Попроще, — попросила Клерви немного приглушенно, но настоятельно.    — Девять, — все же подыграл ей Дотторе.    Клерви это устроило, поэтому она начала очень тихо считать по нос, раскрывая цветок движением пальцев сначала с одной стороны, потом закрывала и раскрывала с другой стороны. Внутри он был расписан яркими цветами, всего их было восемь, но каждый раз открывалось только по четыре. Досчитав до девяти, Клерви остановилась, чуть развернув к нему цветок.    — Теперь выбери цвет из этих, — попросила она еще в большем предвкушении.    — Желтый.    Клерви немного притянула назад к себе бумагу, развернула ее изнутри и прочитала:    — Приобретешь любовь.    — Надеюсь, в хорошем смысле, — ответил Доктор, вспоминая недавние слова Синьоры.    — Не знаю, — Клерви пожала плечами, заворачивая назад сделанную гадалку. — Алиса сказала, что этому нельзя верить…    — Это та, которая на картах гадает? — уточнил Дотторе, припоминая прошлые рассказы Клерви.    — Да, она сказала, что это всё просто совпадение и так «дела не делаются», — рассказала она, убирая бумагу в тот же карман. — А мне нравится, я как будто волшебник.    В любом справочнике по воспитанию детей написано, что родитель должен не только стать защитой для своего ребенка, но и подарить ему чудо. Однако особых указаний на этот счет не было, что для Дотторе было только разочарованием, ведь он все еще не был уверен, что у него происходило в общении с этим ребенком. Клерви было достаточно того, что есть у нее сейчас?    — Я хотела Коломбине показать, но она так грустно выглядела сегодня, хотя и улыбалась, — сказала Клерви после того, как отпила чай еще раз. — Что у нее случилось?    О, у нее в жизни произошло определенно многое, и дня не хватит, чтобы всё рассказать, а даже если Дотторе попытается, то Клерви большую часть не поймет. Но, исключая это и то, что это была личная информация о другом Предвестнике, он также не мог рассказать все по собственному чувству такта, оно у него все же присутствовало, поэтому он редко обсуждал других за их спинами. Мог пробросить короткую фразу в разговоре, но держал свое мнение при себе. Уж чему его жизнь все же научила, так это держать свое мнение при себе, а язык за зубами.    — Людям иногда нужно погрустить, это нормально, — решил всё же хоть что-то ответить Дотторе. — Так что давай не будем мешать ей?    — А мы не можем ей помочь? — снова спросила Клерви.    — Нет, мы, к сожалению, не можем ничего сделать. Иногда люди хотят побыть одни, и их лучше не трогать в эти моменты.    Лучше стоило перевести это в урок для Клерви, ей так жить дальше с подобным знанием будет проще.    — Я знаю, — снова сказала девочка. — Я беспокоюсь за нее, потому что я была такой же в Доме Очага. Я тоже старалась улыбаться несмотря на всё. А потом я приехала сюда, и здесь… Я перестала пытаться сама убеждать себя, что нужно оставаться на позитивной стороне, потому что теперь я остаюсь на ней всегда. Ну, мне нужно только… Забывать про то, что меня не касается.    Она явно имела в виду один единственный коридор на пятом и четвертом этаже, где ей категорически нельзя было появляться. Особенно теперь, когда другие проживающие во дворце узнали о ее существовании и начали все понимать. Были еще места, куда ей не следовало приходить, но если посещение мастерского отделения, комнаты связи или личных покоев Царицы и Педролино звучало как «Туда нельзя заходить», то посещение коридоров под властью Доктора звучало как «Туда сто процентов точно ни при каких обстоятельствах нельзя заходить». За первое Клерви наругают, отведут к Дотторе и начнут разговор с ним на этот счет. А во втором случае ее просто попытаются убить в ту же секунду. Мотивации для подобного много было не нужно, но у этих товарищей ее было на долгие годы вперед.    — Точно не против поехать с Синьорой? — решил Дотторе всё же перевести тему, видя, как Клерви опечаленно отвела взгляд в сторону.    Ей было тяжело. Груз понимания и знаний давили на нее, но это было тем, с чем ей было необходимо смириться. Либо жить здесь практически полной жизнью ребенка, пусть и не с самого начала, но знать, в чем заключается работа ее отца, либо отказаться от крови и вернуться в Дом Очага, проходя испытания, чтобы попытаться стать Королем.    — Нет, — Клерви мотнула головой. — Мне было бы проще, если бы это был ты или Коломбина, или Регратор…    Она немного придвинулась вперед к нему, и Дотторе понял, для чего, поэтому наклонился поближе, слушая, как она не сильно тихо прошептала:    — Если честно, я немного побаиваюсь мэра.    — В теоретическом плане это верное решение, но на практике не переживай, он тебя не обидит.    «Так как ты моя дочь» - это было тем, что Дотторе не договорил, но единственным, что останавливало пятого Предвестника. Если для одних это был повод, то для второго - преграда. Но она бы не была столь большой, если бы Доктор не провел бы здесь очень много времени и не знал все привычные трюки этого человека. Кто-то простой точно попался бы под его хватку через то, что не хочется потерять, но Дотторе уж точно нельзя было провести. Да и терять взаимовыгодное сотрудничество не хотелось.    Но у мэра все же еще были рычаги давления, которыми он мог бы воспользоваться, и за ними Дотторе внимательно следил.    — Синьора мне кажется хорошей, — Клерви откинулась назад на стул. — И если ты не против, значит, всё будет хорошо, да?    — Конечно, не переживай, — ответил Дотторе, так же двинувшись назад. — Прости, что не могу поехать сам с тобой.    — Это из-за вчерашнего?    — В какой-то степени, — он довольно глубоко вздохнул, метнув взгляд по столовой, решая выложить всё как есть: — Если честно, я правда хотел отвести тебя за город, но из-за всего произошедшего раздумывал просто сводить тебя на празднование здесь.    — Почему тогда согласился, чтобы я уехала?    — Ограничивать тебя в чем-то только из-за меня? — спросил Дотторе риторически. — Да и раз ты сказала, что много кто поедет, то сидеть здесь достаточно ужасно, не правда ли?    Клерви серьезно призадумалась, поставив кружку назад, из которой собиралась отпить чай. Быть может, это и не было лучшим решением, но Клерви и правда нечего было сидеть здесь только из-за Дотторе. И если она не была против, то пускай развеивается, даже без его присмотра. Она здесь оказалась по прихоти Доктора, и только он за нее отвечал, у остальных была своя инициатива… или мотивы. Главное, что Дотторе их ни о чем не просил для Клерви, ведь она была только частью его личной жизни.    — Наверное, — пожала она не очень уверено плечами.    — Поезжай, я правда не против. Только…    — Вести себя хорошо, — сразу закончила Клерви фразу.    — А это?..    — Не означает быть тише воды и ниже травы.    — Вот и правильно.    — Насчет этого! — сразу громко сказала Клерви. — Я услышала: мама приедет в августе, да?    — Да, но точную дату еще не назначали, — Дотторе в тот же момент немного запнулся, так как имел в виду операцию, но Клерви наверняка приняла это за дату приезда, так что можно было продолжать: — Я думаю, ближе к десятому числу она здесь будет.    — Скажешь потом точно?    — Хорошо, — но после своего ответа Дотторе внимательно оглядел ребенка перед собой. — Клерви, ты не хочешь с мамой видеться?    — Ну-у-у… — она серьезно задумалась, снова поставив кружку на стол, не отпив из нее, начиная заметно нервничать. — Я одновременно хочу ее увидеть, но мне не очень нравится рядом с ней… Я не знаю, как это описать.    — Всё нормально. Тебя ничего не обязывает, если ты не хочешь. — Дотторе положил руку на ее собственную, чтобы она немного успокоилась от своих мыслей. — Извини за те разы, я предполагал, что у тебя все же сильная привязанность к матери… То есть не прям чтобы сильная, но…    И тут он понял, что уводит разговор с ней не в ту сторону. Явно не в ту, которая была для Клерви сильно приятная, да и ему тоже…    — Извини, — снова сказал Дотторе. — Просто если ты чего-то не хочешь или тебе не нравится, не бойся говорить об этом.    Клерви очень серьезно на него посмотрела, немного нахмурив брови. А потом она так же крепко положила свою вторую руку на его собственную, не отрывая взгляда от Дотторе. Она была все-таки настроена поговорить?    — Я не хотела делать уроки.    Серьезный тон этой фразы размылил для Доктора всё сказанное им.    — Это ты перегибаешь, — решил он всё же отметить.    Наверное, Клерви просто сама попыталась увести разговор, так как после ответа театрально фыркнула, запрокинув голову. Она также что-то пробубнила про то, что у взрослых всегда двойные стандарты, а потом продолжила пить чай.    Она была таким размеренным и радостным ребенком, несмотря на всё, что происходило у нее в прошлом. За всё проведенное время в Снежной она ни разу не обмолвилась при Докторе, что хочет к маме, даже в самые первые дни. Теперь это его насторожило. У Клерви не было истерики на этот счет, какая была бы у других детей. Но стоило признать, что не у каждого из них была мать, что поставила родную дочь наравне с другими воспитанниками на своей работе. Это даже нельзя было назвать детской обидой, уж скорее солянкой из принятия своего положения и чувства предательства. Могло ли быть такое, что Клерви считала себя обязанной к общению и встрече? Но на самом деле, если уж расклад был иной, то она никому и ничего не была должна.    В том была ирония: Крукабена воспользовалась родной дочерью в работе, тогда как Дотторе ограждал ее от этого. Он мыслительно понимал почему, по большей части всё сводилось к самой безопасности Клерви в этом месте, только вот делал он это не особо задумываясь. Как-то само так началось и выходило до сих пор. Поступок Слуги для Доктора был сравним с тем, если бы прямо сейчас отвел Клерви в одну из палат, обрил и дал робу: опасное вмешательство родного человека в работу, за которого ты, к тому же, был в ответе, как родитель. Он не представлял, что мог бы сейчас это сделать. Рука точно не тянулась.    Вырастить и воспитать ребенка? Да и не просто какого-то, а своего ребенка. Дотторе даже в безграничном бреду это не мог представить себе никогда.    Но реальность была такова, что за собственного ребенка ему все же пришлось взять ответственность. Но они уж точно не семья и никогда ей не станут. Дотторе был готов помочь Клерви и предоставить все ей необходимое, а она была готова поговорить с ним, но дальше определенной точки это не заходило. И не зайдет никогда. Не такой он человек, да и Клерви его знает слишком хорошо, чтобы по глупости что-то говорить.    Вечером он не только сложил ей вещи в дорогу, но и перебрал в целом ее одежду. На глаза попалось то самое белое платьишко, в котором Клерви сюда приехала. Конечно, ее укутали в куртки и принесли во дворец, когда сошли с поезда, но была она именно в нем в свой первый день. Сейчас оно ей было коротковато, да и в плечах наверняка тугое, а еще это было явное напоминание о прошлой жизни до Снежной. Раз уж Клерви больше не вернется назад, то и не к чему было ностальгически вспоминать об этом, особенно когда неприятная для нее сторона была и здесь.    Утром Клерви спокойно уехала, и тогда всё стало как и полгода назад до ее приезда. Однотипные спокойные дни. Временами было даже непривычно, что больше никто не заходит к Доктору не по работе, как и то, что больше не нужно было с кем-то идти и обсуждать прошедший день, как и проверять, спит ли этот ребенок вечером. Была еще во дворце Коломбина, с которой тоже можно было обсудить что-то вне работы, но точно не в данное время. Во избежание унылого слушанья о рассуждениях о судьбах и трагедиях. Но Дотторе умел приспосабливаться. К тому же Клерви уехала только на три дня, и как раз наступил день, когда она должна была вернуться. Ближе к пяти или шести часам она уже будет снова во дворце, так что разлука длилась весьма недолго, к тому же за работой время проходит быстрее, а в коллективном разуме уж точно.    Как раз был тихий полдник, когда эти обычные дни для Доктора были разбавлены. Но это уж точно не был Капитан, которого он увидел в практически пустой в это время столовой. Они не виделись с той самой операции, Дотторе лично не интересовался его состоянием, просил посмотреть остальных, а раз всё нормализовалось, то и нечего было соскакивать с места и идти к первому Предвестнику. Но сегодня они наконец-то увиделись, прямо возле огромных нагревателей воды.    — Состояние улучшилось? — спросил его Дотторе сразу.    — Инструктаж прочитали, осмотр провели, — ответил Капитан, сделав глубокий вздох после. — Я не такой хрупкий, чтобы днями лежать в практически пустой комнате.    Говорил он про свободные палаты для подопытных. Две комнаты всегда должны были оставаться свободными на случай подобных событий, одна на пятом этаже, вторая на четвертом. Заставить соблюдать постельный режим такого человека, как первый Предвестник, задача была не такой легкой, как с остальными, но Дотторе и не был ему лечащим врачом. Раз ему прочитали инструктаж, то больше за него он и его лаборанты не отвечали. Отсыпая в кружку кофе, Дотторе услышал еще одно от Капитана:    — Спасибо, Док.    — Я просто приказы выполняю, — ответил Доктор весьма честно. — Это моё обязательство всё же, чтобы работать дальше.    — Без этого не провёл бы операцию?    — Провёл бы, а потом еще одну иного характера. А потом наблюдал бы за результатом.    — Если убрать бритьё головы, то ты сделал это в ином ключе, — весьма спокойно подметил Капитан. — Меня даже о самочувствии так же спрашивают при каждой встрече.    — Это они больше из вежливости, чем интереса, — прояснил Дотторе, налив кипяток и размешивая кофе. — Расслабься, Кэп, я знаю, что ты меня недолюбливаешь. Такой честный и справедливый, как ты…    — Да в общем-то… — привлек его внимание Предвестник своим неоднозначным ответом. — Я бы не сказал. Я никогда не судил окружающих из собственных соображений.    Но осадок у Капитана все равно был, и Дотторе это понимал. Больше от того, что их работа редко пересекалась, благодаря чему они знали друг друга с точки зрения обычной повседневной жизни, Капитан был более благосклонного мнения. То же самое касалось и Клерви: Дотторе с ней о работе не говорил и не подпускал к этому близко. Было много причин: ее собственная безопасность, ее банальное непонимание слишком заумных тем и, конечно, ее отношение ко всему, что связано с другой стороной жизни Дотторе. Без всего этого все было бы сложнее, Клерви и правда со временем бы успокоилась, но только как успокаивались остальные испытуемые: с оставшейся тоской, явным желанием если не покончить с собой, то безрассудно сбежать, а также сухими разговорами вроде простого интереса состояния. На всю эту массу было все равно, но Клерви из нее выделялась именно как родной ребенок. Однако подобное взаимоотношение также имело свои последствия: она не сбежит от Доктора, от того, что следует за ним, ведь он был ее кровным родителем.    — На удивление, я еще не встретил нашу Голубку, — вновь произнес Капитан, начиная другую тему разговора.    Это помогло Дотторе отвлечься от всех мыслей, прислушавшись к тишине дворца и его пустоте.    — Да, — согласился он. — Обычно такая тишь да гладь только когда она уезжает.    — Отправили куда-то? — предположил Капитан    — Довольно внезапно… А какое сегодня число?    — Восьмое… — явно осознавая ситуацию, Предвестник произнес это с долей сожаления и понимания. — Годовщина?    Едва начинался июль, Коломбина становилась менее заметной, но чтобы она бесследно исчезала вовсе… Дотторе такое видел пару раз, как и сам Капитан. Исходя из всей ситуации, можно было сделать один вывод, но Доктор всё же посчитал в уме года с прошлого подобного раза и сказал:    — Юбилей.    — Вот как, — ответил Капитан. — Думаешь, всё нормально будет?    — Думаю, это не наша забота.    Ответ был весьма честный, ведь что бы ни происходило здесь на душе, у каждого было свое проклятье, и каждый с ним смирялся самостоятельно. И нечего в подобной организации строить с кем-то отношения полного доверия и понимания. Пусть и не каждый ждал момента, чтобы воткнуть кому-то нож в спину, но точно многие собирали информацию, чтобы кого-то использовать в будущем. Дотторе это сделал в свое время со Сказителем, а большего ему было и не надо.    Царица в этом месте и в этот час появилась довольно неожиданно, но подошла только к Доктору, собираясь что-то шепнуть на ухо. И сначала ему подумалось, что это связано с конфиденциальной информацией, которую нужно было скрывать даже от других, например, с Крукабеной. Но она сказала кое-что другое, отчего Доктор в слабом раздражении дернул бровями под маской, наблюдая, как она так же спокойно и размеренно пошла назад.    — Я действительно так похож на человека с эмпатией? — в открытую спросил Дотторе, обернувшись к ней.    — Два главных правила резиденции, — напомнила Архонт, остановившись на месте.    — Понял. А есть инструкция?    — Ты бывал у психолога хоть раз?    — Сами ответите на этот вопрос? — Но возникло только неловкое молчание, поэтому Дотторе сразу продолжил говорить: — Посмейтесь хотя бы.    «Бывал бы я хоть раз у психолога, я бы, может, на вас не работал», — сразу проскочило в голове Доктора, и от этой мысли он даже тихо усмехнулся.    — Я не знаю. Придумай что-нибудь. Ты же учёный, найди ответ.    После этого ответа Царица начала уходить, а Доктор в нервозности тихо посмеялся сквозь зубы. В этот момент он пожалел, что не поехал с Клерви, ведь тогда до него бы не добрались.    — Тяжела доля того, чью профессию используют как оправдание, — сказал он в тревожной улыбке.    — А что она попросила? — поинтересовался Капитан.    — Побыть человеком. — Дотторе отпил кофе один раз, с грохотом поставив его на стол от нервов. — Не давала бы она иногда своё Сердце Бога, я бы не дергался особо на её приказы.    И после этого он с тяжелым вздохом направился к себе только затем, чтобы накинуть на плечи пальто, ведь неизвестно было, сколько ему предстоит стоять на морозе. В этом плане здесь на Сказителя было холодно смотреть, но при этом Доктор много раз от него слышал жалобы, что здешние леса достаточно морозные. Только из-за этого Доктор жалел, что его тело не могло подхватить инфекцию, ведь стоит один раз слечь с менингитом — и покорение заснеженных семейств хвойных в одних шортиках и сандалиях прекратится.    Перед входом чистили снег, поэтому было у кого поинтересоваться, не видели ли они объект его поисков. Доктор предполагал, куда именно ему следует пойти, но не хотел в случае неудачи возвращаться и уточнять. Но в целом он был прав, ему следовало прийти в южную часть дворца, чтобы найти там Коломбину, спокойно сидевшую в одном белом платьице на снегу.    На нее тоже смотреть было холодно, но она никогда не жаловалась.    Почти никогда.    Она сидела на коленях, и Дотторе сразу понял, что песня была уже спета, так как перед Субреткой кружилось множество безликих фей. Люди искусства наверняка описали бы это грустными и печальными словами, изобразив картину тусклыми красками. Только вот Дотторе на это было все равно. Он остановился в шаге от Коломбины, которая наверняка приметила его еще издалека.    — Что ты здесь делаешь? — спросила она, не оборачиваясь.    — Царица попросила присмотреть за тобой, — спокойно и честно ответил он, получая в ответ ее нервозный смешок.    — Докатилась, земной бог обо мне беспокоиться.    — Да брось ты, — рявкнул Дотторе более громким тоном. — Столько лет прошло, а вы с ней по-прежнему как кошка с собакой.    — Кошки и собаки открыто ведут себя агрессивно, — поправила она, тяжело вздохнув под конец. — А мы подавленно. Не сошлись характерами. Ты говорил: «От полезной шавки не избавятся» - это и меня касается.    Это касалось всех, кого дорога привела под это звание, и не были важны происхождение и личные мотивы. Несмотря на всю проделанную работу, Коломбина была эгоистичным ребенком, но подобную ее сторону предпочитали не видеть вовсе. На самом деле, такая отличительная дата даже раздражала Дотторе, ведь к чему хранить это в памяти только затем, чтобы вспоминать подобным образом? В любой из психологических энциклопедий можно прочесть, что горесть запоминается лучше радости, и достаточно лишь одного краха, чтобы навеки изменить моральное состояние и восприятие мира.    — Знаешь, сколько лет назад это было? — Коломбина всё ещё не оборачивалась, но медленно взялась руками за голову ближе к вискам. — Будь проклята эта память. Ты упускаешь неминуемое.    «Эффект годовщины», возможно, из-за этого Царица попросила именно Дотторе об этом, ведь хоть сам он не страдал от него, но имел дело с теми, кто страдал. Но это не отменяло того факта, что ему не было что сказать или сделать для существа перед собой, которая продолжала говорить:    — Когда они уходят, ты понимаешь, что остаёшься в одиночестве в этом огромном мире. Становиться холодно и страшно, и появляется чувство, будто все тебя забыли. Но ведь это так: меня предали и бросили на произвол их роковой судьбы, сжигая без меня все ведущие назад мосты.    Началось изливание души, под которое Дотторе мог только ждать прекращения её трёпа. Коломбина опустила руки вместе с маской, раскрывая свои рубиновые яркие глаза.    — Эта пустота съедает душу, все мысли улетают прочь. И каждая пролитая слезинка символизирует скорбь и печаль. Скажи, Док, что надо делать, если ты чувствуешь себя словно в коме, но всей ситуации не понял до сих пор? Продолжать таить жалкую надежду, что всё вернётся? Каждый раз, когда пою, пытаюсь сказать о том, что я всё помню и продолжаю верить в собственную удачу. Как можно забыть о тех, кто шёл с тобой долгое время рядом?    Её душа была полностью уничтожена, а алые глаза ненавидели весь белый свет, но, как и у всех здесь, пути назад у этого создания больше не было. Царица была столь безрассудна в том, чтобы посвятить подобное существо в свои планы, и безумна, чтобы стать мишенью для всего мира, но она понимала, что могут ей предложить взамен - возможность выиграть последнюю битву. И ради этого она даже спустилась на дно Бездны, чтобы вытащить Коломбину, но в качестве благодарности за спасение она навсегда посеяла тьму в ее сердце.    — Больно строго, не так ли? — в том же тоне спросила Коломбина, медленно опуская руки. — И жизнь с людьми ничуть не проще. «Если ты что-то не понимаешь - спрашивай у Бога»!    Последние слова стали истеричным криком, в котором Субретка дёрнула руками по снегу назад. Если бы она хотела, то могла бы попасть в Доктора, но нарочито бросила снег мимо.    — Они не осознают, что у него тоже нет ответов: я спрашивала неоднократно, а он предпочитал не давать ничего вовсе. — Коломбина помолчала некоторое время, а потом положила одну ладонь ко лбу. — Нет, Док, правда, в этом мире уже давно не зажигается свет. И нет ни одного ответа на твои вопросы, а все попытки хоть что-то разузнать обернутся провалом. У всех нас одна дорога, ты сам её прекрасно знаешь! И главное - крепко стоять на ногах и держать за руки тех, кого в итоге потеряешь. Лови момент счастья, чтобы было что вспомнить.    Это явно следовало прекращать, так как монолог переходил к обращениям. Коломбина выдвинула руку вперёд, пропуская пальцы сквозь одного подлетевшего к ней призрака чего-то далекого и потерянного навеки.    — Когда они уходят - пересыхают моря и глаза наполняет темнота. Нельзя убежать или спрятаться. Только принять. Я верю только в одно: моя память останется бессмертной, и боль, что у меня сидит внутри, продолжит быть достаточно сильной, чтобы построить эти мосты заново, а потом снова сжечь их дотла.    — Весьма занятно слышать от тебя столь тривиальные монологи.    Брошенная фраза наконец-то заставила Коломбину заткнуться, вновь опустив руки в охватившем ее отчаянии в этот день. Она явно поняла, что Доктору всё равно на подобные душевные терзания несчастной души, поэтому впредь предпочла сидеть в тишине. Она слабо ощущала холод, но зато его хорошо ощущал Доктор, отчего достаточно глубоко вздохнул, выпуская пар из-за рта. У Коломбины были хорошие отношения со многими, но мало кто был способен понять её. Дотторе мог, просто не хотел всё это выслушивать. Но всё же он сделал шаг к ней навстречу, крепко схватив за плечо одной руки, резко дернув вверх, но Коломбина не встала.    — Пошли, выпьем, — сказал он, а затем снова дернул её. — Пойдём.    На третий раз она поддалась, и Дотторе повёл её назад во дворец. Она и правда была очень похожа на ребёнка: с улицы домой пришлось тащить за руку. Но шли они молча, пару раз даже своей компанией даже привлекали внимание обычных солдат.    Восьмое число и единственный выходной для Коломбины за год. Ей не позавидуешь.    Хорошо, что Клерви их не увидит подобным образом. Дотторе смог довести Коломбину до жилого отделения, открыв дверь в собственные покои. Субретка сразу молча упала на стул около стола, пока Доктор прошёл к шкафам, достав оттуда бренди и два стакана. Он поставил их на стол перед все такой же молчаливой Коломбиной.    Обижалась она тоже примерно как ребенок. Но Дотторе этого вслух не говорил, только поставил второй стул с краю, наливая в один из стаканов алкоголь. Коломбина сразу схватила его в тот же миг и в одно мгновение осушила, на что Дотторе смотрел с подавляющим удивлением. Субретка на громком выдохе опустила голову и громко поставила стакан рядом, даже не думая закусывать.    — Капитан себе несколько лет собутыльника искал… — припомнил Дотторе, опустившись на стул по другую сторону стола. — А оказывается, далеко ходить было не надо.    Сам он пить в такой технике в рабочее время не решался, а вот Коломбина, к ещё большему поражению Доктора, начала наливать себе второй стакан.    — Ты убил её? — задала она вопрос между делом, смысл которого Дотторе не понял, поэтому не отвечал долгое время. — Тогда... Ты её убил?    Можно было бы выразиться более точнее, чтобы Доктор это понял. Однако какое его убийство может интересовать Коломбину? Может быть, самое первое?    — Да, убил, — чётко ответил он.    — Почему?    Поставленный следом вопрос ещё больше приводил в замешательство. К чему обсуждать этот вопрос сейчас, спустя столько лет? Но, наблюдая, как Коломбина в той же манере быстро выпила жидкость из второго стакана, Доктор всё же решил ответить:    — Потому что она меня об этом попросила. Перелом двух пар рёбер, множество глубоких ранений, повреждение дыхательной и спинномозговой системы… — Доктор в уже в небольшой нервозности наблюдал за третьим стаканом. — Она бы и без меня отдала концы. Они решили отсрочить этот момент: попытаться транспортировать искалеченное тело в город, ради жалкой надежды, что её жизнь удастся спасти. Мне было всё равно, я не притаскивал за собой ни робота, ни тигров, но оставался без доказательств. А она просто не хотела умирать в муках. Вот и прокорябала мне записку с одним единственным словом и с одной единственной просьбой. Из всей группы понимала, что сделаю это только я.    — Ради дамы, — уже с явной ехидностью проговорила Коломбина, наливая себе четвертый стакан, подняв его немного с места после. — Благородно.    — Кем бы я ни был сейчас, но первое убийство ни с того ни с сего очень сложное, — Дотторе решил на всякий случай отодвинуть бутылку дальше по столу. — Однако легче второго, но труднее третьего. И в сотню раз сложнее бесчисленного.    — Как давно перестал считать? — спросила Коломбина.    — Ещё в Сумеру, — ответил Доктор, уже наблюдая с небольшой паникой, как она осушила четвертый стакан. — Меня бы не выперли в пустыню, если бы всё было иначе.    — Обожаю твоё отношение ко всему живому, Док.    — Взаимно.    — Только знай… — Громко поставив стакан на стол, Коломбина привстала и наклонилась к его уху. — Если ты обидишь Клерви, я тебя прикончу. Всех.    — Представляю. — Но Коломбина не отступала после этого ответа, а от резкого запаха алкоголя, исходившим от неё, даже слезились глаза. — Можешь не переживать, я Клерви не дам в обиду. В том числе и самому себе.    После этого Предвестница всё же опустилась назад с весьма большим грохотом, качнувшись на стуле так, что едва не упала. Она явно ждала какого-то продолжения разговора, но правда была такова, что сильно много у Дотторе времени не было.    — С бутылкой я тебя один на один не оставлю, — сказал он. — Иди спать.    — Как она? — снова задала непонятный вопрос Коломбина с игривой улыбкой. — Крукабена. Интересная?    — Иди спать, — более громко и чётко отрезал Дотторе разговор, переходящий в эту тему.    — А то что? — Субретка в забаве облокотилась на стол одной рукой, придерживая голову. — Снотворного вколишь?    — Да, в основном. Ещё буду укачивать на руках, пока не уснёшь, — постарался спокойно ответить Дотторе. — Час рабочий. Иди спать.    — Да ладно, Док. Мы же Предвестники, — эту фразу он не понял даже с контекстом. — Сколько ты делал расчётов по моему телу? Не покажешь их? — А на этот вопрос уже с долей раздражения заставил закатить глаза. — Да брось, Док. Операционный стол и я на нём. Только не говори, что не мечтал.    Слова явно произносились со скрытым сексуальным подтекстом, отчего Дотторе выворачивало наизнанку. Что от места, что от партнера, в плане её поведения. Она не Крукабена. Даже не близко. Упаси Царица, от малейшей подобной мысли с ней - можно сразу начать в себе сомневаться. Дотторе решил сыграть дурачка, и притвориться, что ничего не заметил:    — Мечтал. Но не могу: единственная в Фатуи и одна из последних в мире — тобой рисковать мне не дают.    — Как лестно слышать это от тебя. — Коломбина в более агрессивном намëке протянула одну ногу к коленям Доктора, достав до ляжек, но явно пытаясь дотянуться дальше. — Получается, ты вообще ничего не можешь сделать со мной?    — Иди спать, — ещё более чётко снова сказал Дотторе, схватив её за ногу, чтобы отпустить назад на пол.    — Одна?    — А мне что, тебе сказку пойти почитать? Взрослая девочка, сама справишься.    Да у неё даже носки с рюшечками! Никаких мыслей на счёт секса с её участием никогда и ни у кого не возникало… По крайней мере, хотелось так надеяться насчёт других тоже. По большей части из-за Клерви. Коломбина в недовольном мычании немного соскользнула с кулака, явно уже находясь в полудреме, но продолжая глядеть на своего трезвого собеседника. И тогда Дотторе понял, что надо брать всё в свои руки.    — Ты действительно, как ребёнок, — сказал он, поднимаясь с места.    Схватив её под плечо одной рукой, он так же приподнял её, как и десять минут назад, поведя за собой. Хорошо, её комната была не заперта и по пути никто не встречался. Придерживая Коломбину, Доктор одной рукой смог расстелить край кровати, после чего положил её, на что Субретка весьма послушно поддалась. Накрыв её покрывалом, он заметил едва слышимый бубнёж с её стороны через полусонное состояние. Первую часть Дотторе не разобрал, но вот вторую смог понять:    — …Был прав, я сдохну в одиночестве… — Сквозь закрытые глаза Коломбина просунула руки под подушку, продолжив: — Зандик, давай вместе…    Дальше снова было что-то неразличимое, но переспрашивать Доктор уж точно не хотел.    — Спи давай, — сказал он, направляясь к двери. — Закрою на свой ключ.    «Мне за это должны доплачивать», — пронеслось у Дотторе в голове перед тем, как он оставил Коломбину одну, закрыв дверь с другой стороны.    Благо они доверили друг другу пару от собственных спален еще давно, а прошлый ключ от бывших покоев Доктора, что был у Коломбины, сейчас носила Клерви. Как же все замирало без нее и Субретки. Когда к чему-то привыкаешь, уже невозможно без этого представить свою жизнь.    Дотторе сидел в лаборатории, когда ему сообщили, что Клерви приехала. Это произошло примерно спустя час после разговора с Коломбиной, и больше Доктор никого не видел. Он сразу спустился к выходу, видя этого довольного ребенка и Синьеру. У этой девочки были свои проблемы и несчастья в жизни, но оказалась она здесь не из-за них. К тому же, она и правда счастливо улыбалась, чаще, чем многие могли себе этого позволить. Клерви стянула шапку и куртку с плеч, когда Дотторе подошел к ней. Она не бежала вперед для встречи или объятий, но он на это и не рассчитывал. Скучать по папе или маме - это явно было не для Клерви.    — Жарко, — сказала она немного жалостливо.    — Понравилось? — спросил ее Дотторе.    — Да! Я на поезде ездила! — сразу воодушевилась Клерви. — Там было так тепло, мне казалось, что я даже из Снежной уехала. Меня научили венки плести, мы танцевали, ещё через костёр прыгали.    — Хорошо вела себя?    — Да!    Спрашивал он не совсем Клерви об этом. Ребенок может сказать всё, что угодно, поэтому Доктор немного повернул голову в сторону Синьоры, которая сразу поняла этот жест, легко ответив:    — Лучше всех.    В этом и не стоило сомневаться, Дотторе знал, что с Клерви не будет особо сильных проблем, но спросить всё же стоило.    — Есть хочешь? — спросил он снова у ребенка.    — Нет, я в поезде кушала, — сразу махнула головой Клерви.    — Ну хоть чай со мной попьешь? — Дотторе с улыбкой легонько стукнул по ее плечу двумя пальцами.    Девочка в явной задумчивости немного запрокинула голову, снимая куртку полностью, которую Доктор сразу забрал. Затем она развязала с шеи шарф и обстучала снег на ногах. Во дворце происходило многое, о чем Клерви не следовало знать, и это касалось не только дела Фатуи, но и многое, связанное с самими служащими здесь.    — Ладно, попью, — сказала она, будто сделав одолжение. — А где Коломбина? Я и ей всё хочу рассказать.    — Она сейчас очень сильно занята… — решил не раскрывать эту тему Дотторе.    — Занята? — уточняющие переспросила Синьора, довольно сильно удивившись. — Она?    — Не надо ей мешать, Клерви, — не обращая внимания, продолжил он. — Расскажешь обо всём ей завтра, ладно?    Она вновь призадумалась, но намного быстрее ответила:    — Ну ладно.    — Иди переодевайся, — когда Клерви быстро пробежала мимо, Дотторе решил всё же спросить у неё вдогонку: — Ничего не забыла?    Девочка остановилась и развернулась к нему с максимально непонимающим взглядом. Она оглядывала Предвестников перед собой, всё, что их окружало, но, похоже, так и не могла найти нужного ответа, поэтому сделала только предположение:    — Куртку?    — Клерви, нужно поблагодарить, — объяснил для нее Дотторе.    Уж куртку он и сам отнесет наверх к ней, а простая вежливость была обязательна. И не то чтобы у Клерви были с подобным проблемы, но раз она оставалась здесь на долгое время, то следовало ей делать замечание в таких ситуациях, чтобы не распустилась в непослушного ребенка.    — Она уже сказала «спасибо», — вмешалась Синьора.    — Скажи ещё раз, — настаивал Дотторе. — Давай.    Ничего не произойдет, если она сделает это еще раз и при нем. Если бы Клерви уехала бы с ним, он бы ничего не ждал и не настаивал, но здесь была другая ситуация: это был посторонний для нее человек, который потратил свое время и даже, в какой-то степени, нервы. Клерви подошла назад довольно легко и спокойно, а потом сказала:    — Ещё раз большое спасибо.    — Ох, ты же наша девочка, — Синьора с доброй улыбкой, которую она всегда проявляла только к детям, опустилась на уровень Клерви, пригладив ей на этот раз распущенные волосы. — Приходи ко мне, когда я во дворце, почаще, не стесняйся.    Клерви с радостью кивнула несколько раз, после чего убежала к лестнице. Если не считать ее мать, то пока с Предвестницами у нее складывались теплые доверительные отношения. Интересно было бы посмотреть на Сандроне, но рисковать хотелось намного меньше. Когда Клерви скрылась, Дотторе спокойно развернулся к Синьоре, что поднялась на ноги с более холодным взглядом.    — Спасибо, — так же сказал он.    — От тебя благодарностей не ждала, — призналась она, начиная доставать кое-что из кармана.    — Я тебе должен?    — Нет.    После этого она бросила в сторону Доктора мешочек, где еще слышался звон монет. Когда он передавал его ей, то звука было больше, как и объема, но этого и следовало ожидать. В конце концов, он даже ожидал, что будет вынужден еще что-то отдать, все-таки он отвечал за этого ребенка, и заставить тратить другого человека свои средства на подобное было скупо.    — Признаться честно, я была готова к худшему, — произнесла Синьора. — Что Клерви вообще не будет с тобой разговаривать. А если и будет, то так же отстраненно, как и раньше. Но она такой хорошенькой стала. То есть, она и раньше была хорошей девочкой, но сейчас расцвела.    От нее слушать подобное Дотторе не хотел даже из вежливости. Может быть, по части Клерви он и мог ей довериться, но в личных отношениях нет, поэтому решил соскочить с этой темы:    — Хорошего вечера, и ещё раз благодарю за услугу перед Клерви.    Синьора явно поняла его спокойный намек, поэтому ничего более не сказала. Доктор в тишине отнес куртку Клерви наверх, а потом вместе с ней прошел посидеть под чай. Она рассказывала только обо всем, что увидела за эти три дня. На это ушло часа полтора, если не больше, но Доктор специально выделил себе время для этого вечернего разговора с этим ребенком, а на встречный вопрос о том, происходило ли что-то здесь, он ответил:    — Без тебя тут уж точно ничего интересного не произойдет.    Это Клерви явно удовлетворило довольным смешком, после чего она снова начала говорить. Она много рассказывала о своем детском счастье, будучи уж точно обычным радостным ребенком.    — В следующем году поедем вместе. Обещаю.    Подготовиться получше, дополнительный сегмент будет здесь на всякий случай, и можно будет не беспокоиться ни за что, кроме Клерви. Просить других проводить время с этим ребенком неправильно с точки зрения того, что это была его дочь и приехала она сюда по его инициативе, остальные были здесь ни при чем.    После этого долгого разговора оставалось только доделать все дела в лаборатории, но перед тем, как зайти проверить Клерви перед сном, Дотторе свернул в другую спальню, тихо открывая дверь и шагая по комнате. Коломбина спала неподвижно и крепко. Он поставил рядом с ней бутылку воды со стаканом и положил один пакетик регидрона с аспирином. Все-таки он ее напоил, поэтому следовало позаботиться об этом, чтобы потом не было лишних проблем от нее. От самой Царицы их не будет, потому что у Доктора в кармане всегда был один весомый аргумент: «Сами знали, кого попросили».    Утром Дотторе снова нашел Капитана. И снова в столовой. Но, если уж говорить честно: где они еще могли пересекаться со столь разного рода работой? Да еще и рано утром настолько, что в этом помещении снова было пусто. Бинты этому Предвестнику сменили, Доктор понял это по одному взгляду, а значит, ничего можно было и не говорить. В конце концов, этот человек сам за себя отвечал.    — У Коломбины до сих пор юбилей? — спросил сам Капитан, когда Доктор опустился напротив него.    — Если да, то я надеюсь, меня это не коснется больше, — ответил Дотторе.    Он не нанимался сюда ни психологом, ни тем более смотрителем. Коломбина тоже могла сама за себя отвечать, даже если вела себя как ребенок. Но стоило отдать должное, долго ее ждать не пришлось, она быстро показалась на входе в столовую.    — Вот наша Голубка, — маякнул Капитану Доктор.    Он с озорной улыбкой её поприветствовал, когда она опустилась напротив, рядом с Капитаном. И хотя Доктор не упоминал о событиях вчерашнего, но такой человек, как первый Предвестник, точно всё понимал лишь после одного взгляда на Коломбину. У него за жизнь было много таких дней.    — Выспалась? — спросил он с такой же улыбкой, как у Дотторе.    — Спасибо за аспирин. — Коломбина посмотрела на человека впереди, что принёс для неё это средство, а потом опустила голову, хватаясь за неё ладонями. — Док, извини. Очень стыдно, правда.    — Расслабься, я во имя Царицы много чем занимался, — Дотторе сразу приметил, что ему знаком еще один подходящий силуэт. — Кстати о ней.    Ему было это лучше видно, а двум его коллегам пришлось обернуться, дабы сразу найти фигуру приближающегося Архонта. Они развернулись назад к столу, и Дотторе заметил, что Коломбина села более ровно, но явно не из-за уважения или прочего, а просто чтобы не казаться прогибаемой.    — Вот и гадайте: она правда так беспокоиться о тебе, Голубка, или это попытка навешать ещё работы? — в полуворчании спросил Дотторе, когда к ним ещё не подошли.    — Есть третий вариант: она узнала, что сегодня здесь есть драники, — добавил Капитан, улыбнувшись под конец. — Я здесь только из-за них.    На его тарелке и правда лежало много драников, и, несмотря на года, Доктор не сказал бы, что пристрастился к здешней культуре еды, например: есть всё с хлебом. Но погружение было весьма интересным: Царица как-то собрала всех Предвестников, что на время её прихоти были во дворце, и научила варить борщ. Ох уж эти удивлённые и не понимающие лица обычных солдат, что видели это сомнительное мероприятие. Дотторе и сам мало в тот момент понимал, что происходило, и, смотря на Царицу и Пульчинеллу, что обсуждали, какой они борщ предпочитают, со сметаной или майонезом, Доктор понимал, что подвоха нет, но пробовать получившееся все же не стал. Он не любил жидкую пищу. Зато варили они борщ в десятилитровой кастрюле и потом накормили им половину дворца. Больше такого не случалось в жизни и на службе, и Дотторе надеялся, что не произойдёт и дальше, хотя заметил, что Регратор втянулся. Как он ответил тогда:    — Хорошая организация, и корпоративы интересные.    И хорошо, что одноразовые. Воспоминания вышли из головы так же резко, как вошли. Царица, ожидаемо, остановилась возле их стола, обменявшись приветствиями, а потом с улыбкой, не отражающей в себе абсолютно никакой эмоции, прислонила пясть ко лбу Субретки.    — Один день не видишь нашу Голубку, и можно считать потраченное время впустую.    Она хотела убрать руку, но Коломбина сама вдруг схватила её, прислонив к себе. Это было довольно неожиданно, а Субретка расплылась в довольной улыбке, растекаясь на стуле.    — Холодок, — очень довольным тоном произнесла она.    — О, вчера было хорошо, да? — поняла Царица, усмехнувшись под конец.    — Каждый справляется с горем по своему.    Коломбина незаметно для Архонта ухмыльнулась краем рта, явно имея в виду её отношения с Педролино. Скрывать это в тайне было хорошим решением, так как в армии нужна дисциплина, но Предвестники всё равно всё выяснили и молчали по разным причинам: кто-то в уважении, кто-то ради смеха, а кому-то, как Доктору, просто абсолютно не было дела до того, кто и чем занимается в своей постели.    — Мне долго ещё так стоять перед тобой? — спросила Архонт, очевидно, Коломбину.    — Пару секунд подожди, — расслабленно попросила она. — Сейчас я кофе выпью и приду в себя.    И она довольно резко вскочила с места, подбежав к стойке выдачи, рядом с которой всегда стояли трое шестидесяти литровых водонагревателей, и обязанностью здешних работников было также следить, чтобы в них всегда был кипяток. От Коломбины послышалось только:    — Срочно нужен кофе!    После чего она смолкла. Царица немного поразилась её резкому скачку, но всё же спокойно кивнула в сторону Дотторе.    — Спасибо, Доктор.    — Всегда пожалуйста, ваше величество, — с притворной радостью ответил он. — Вы здесь ради Коломбины? Или обсудить что-то нужно?    — Я за драниками.    Её ответ всё же немного озадачил Дотторе, и он проводил Архонта взглядом, после чего посмотрел на ухмыляющегося в довольствии Капитана.    — А в Каэнрии учили, что понять Богов невозможно, — сказал он.    — Но Педролино в этом преуспел больше тебя.    После столь весьма бестактного утверждения им обоим ничего не оставалось, кроме как дождаться Коломбины. Она весьма быстро и резво опустилась на прежнее место, отпив один раз горячий напиток, тихо прихлюпнув.    — Ой, хорошо, — благоговейно произнесла она, со стуком поставив кружку назад.    — Ещё раз спасибо, Доктор.    В ответ на слова Царицы Дотторе только пару раз кивнул, поджимая губы. Что ж, ради сохранения цели он мог даже жениться, если то было необходимо. Помнится, его помладше даже один раз похитили в Сумеру ради этого. Не его любопытство, ради чего и куда, то он бы еще на стадии связывания похитил бы их в ответ, ведь узлы они вязали плохо. Интерес также подкрепился радостью, когда ему сняли с головы мешок перед столом, наполненным едой, а ведь он в тот день ни крошки не брал в рот!    — Всегда думала, что у Богов есть какая методичка по снисхождению, — оторвала его Коломбина из воспоминаний. — Пока одному подарят успех, второму останется только крах. Боги обхитрят в свой жесткой игре тех, кто не смыслит ничего в их обмане. И всех нас держат за дураков, ни на миг не выпустив из шелковых оков…    — Тебя еще не отпустило от вчерашнего? — решился Дотторе остановить этот треп. — Попридержи это при себе. Хотя бы пока человек с истекшим сроком годности не уйдет.    Капитан сразу поставил кружку назад, не отпив из нее. Что для кого-то несчастье, то для других повод. Дотторе и в сторону сегментации часто слышал комментарии такого характера. В мрачное время люди имеют привычку смеяться, чтобы отвлечься от происходящего вокруг. Даже в бездне солдаты умудрялись садиться в круг и петь песни. В такой организации их тоже было не больше и не меньше.    — Какие вы еще шутки придумали на мой счет? — прямо поинтересовался Капитан.    — Не разлагающийся, а как хороший вискарь - с годами только крепче, — ответила Коломбина, стукнув его в плечо по-дружески.    Капитан был не из тех людей, что стал бы гневаться на подобное, в отличие от той же Марионетки или Сказителя. Или же с виду ничего не показывал, а потом тайно строил козни, как Крукабена и Пульчинелла. Ему наверняка просто было интересно, как далеко это может зайти, хотя последнюю фразу можно было считывать в большую сторону как комплимент. Не прошло и пары минут, как Коломбина, вновь отпив кофе, сразу резко повеселела и радостно крикнула:    — О! Кое-кто к нам бежит!    Это заявление и правда заинтересовало, особенно теперь, когда к этому созданию вернулась ясность и трезвость. Однако Дотторе не смог выдавить на себе радость, когда все же увидел, как на входе появился очень низкий силуэт. И не то чтобы он был не рад видеть саму Клерви, просто сегодня было воскресенье, а значит, у неё был выходной.    — Клерви, ты чего так рано? — прямо спросил он её, когда девочка остановилась около них. — Сегодня не нужно никуда, иди спать.    — Я в туалет захотела. А потом спать не захотела.    Ответ был простым, но не до конца удовлетворительным. Тем не менее Клерви продолжать не стала, только начала собирать волосы сзади, одна резинка у неё была на запястье левой руки.    — Иди сюда, — поманил ее Капитан рукой.    Клерви неуверенно оступилась на месте, все же этого человека она не знала слишком хорошо, да и лицо Капитана все же было для нее пугающим. Однако Клерви все же подошла к нему весьма осторожно, не отрывая взгляда, а Предвестник только развернул ее к себе спиной.    — Не бойся, я тебе только хвост сделаю, мучить не буду, — проговорил он, довольно туго собирая ей волосы, отчего Клерви неприятно зажмурилась. — Могу вообще в пучок собрать. Хочешь?    — Нет, лучше уж хвост, — недовольно ответила она.    Клерви еще пару раз недовольно прокряхтела, пока резинку ей не затянули потуже в конском хвосте. Несколько раз после она продолжала сильно жмуриться, наверное, пыталась так немного освободить пряди.    — Эй, Воробушек, рассказывай куда ездила, — позвала ее все радостно Коломбина.    — На праздник! — Клерви явно ощутила, что ее собеседник стал прежнего состояния, поэтому сама ответила в более бодром тоне. — Было так необычно, я такого никогда не видела. Я венок себе плести научилась, и еще танцевала. Было очень странно, но здорово.    — Значит, тебе Снежная пришлась по душе? — спросил Капитан.    — Да! Пусть здесь и холодно, но внутри тепло.    — Вот как. И тебя многому научили, да?    — Очень многому. Мы даже после школы пару раз снеговика лепили с ребятами. — Клерви ненадолго замолчала, явно в каком-то смущении и растерянности, а еще сложила руки за спиной. — Честно говоря, я не представляла Снежную такой. Я очень сильно боялась, но всё равно хотела однажды приехать сюда и посмотреть на сияние. Но я даже не думала, что моя мечта сбудется так скоро.    — Так хорошо, что ты довольна — это главное, — ответил ей Капитан.    Клерви от его слов то ли стало лучше, то ли она расслабилась перед ним, в любом случае Дотторе мог только позавидовать подобному воздействию, что прошло легко и просто. И совпадение ли? У него уже давно возникали мысли на счет Капината…    — Я вас помню, — уверенно сказала Клерви, сложив на этот раз руки на груди. — Вы, кстати, не свозили меня на свою дачу.    Упоминание об этом вызвало у Предвестника довольно громкий смех, от которого он даже наклонил голову назад.    — Боюсь, сейчас я не могу взять и уехать, — всё же ответил он, опуская вновь взгляд на Клерви. — Может быть, если ты в августе свободна…    — Я целый август свободна, — перебила его Клерви, а потом развернула голову. — Дотторе, можно?    — Если хорошо будешь себя вести, — сразу ответил он.    — Буду! Обещаю.    — С этим-то проблем нет у тебя, — мягко подытожила Коломбина.    — Да ладно, детям надо иногда пошкодить, ведь как еще им себя проявлять, да? — ничуть не менее твёрже спросил Капитан, смотря на Клерви. — Иди возьми себе завтрак и приходи.    Клерви явно поняла, что этого человека лично ей бояться не стоит, поэтому окончательно расслабилась и убежала к столам выдачи. Капитан был сам по себе очень странной личностью, с некой чертой противоположности собственного характера. И не то чтобы Дотторе сильно за ним следил, но наблюдения позволяли сделать определенный вывод.    — Кэп, у тебя был ребёнок в прошлом? — сказал он его вслух.    Капитан бросил тихий смешок, в котором всё же отдалась грусть и тоска, а потом спросил в ответ:    — Это так заметно? — Дотторе ему не ответил, поэтому Предвестник продолжил сам. — Не волнуйся, лезть в чужую семью я не буду, просто хочу дать тебе совет: мы часто думаем, что упустить время можно, ведь в будущем его много, а потом мы оглядываемся назад и сожалеем о потраченном, когда ничего уже вернуть нельзя. И раз у вас такая ситуация, будь с Клерви побольше. Родитель — это не просто тот, кто дал еду и ночлег, обязанностей у него намного больше.    Да, он знал: защита, опека в меру, развитие, а еще любовь и забота к своему ребенку… Доктор не был черствым, чтобы не отделять друг от друга «заботу» и «ухаживание», все-таки последнее больше подходит к интересу о теле испытуемого, без любви и лишних разговоров, а также выгоде, получению какого-то результата, пусть даже и негативного. Забота же подразумевает под собой любовь, но этого у Доктора не было, а с чувством сострадания и жалости он расстался еще в четырнадцать лет, если не меньше. Таково было его врожденное проклятье, и он с ним давно смирился и использовал ради своих целей.    Хотя, если подумать, полностью с этим чувством расстаться нельзя, раз та просьба в диких лесах Сумеру о прекращении жизни пострадавшего дастура всё же смогла повлиять на него, или же держание слово перед этим ребёнком…    Собственным ребенком.    Клерви было хорошо здесь? Она либо врала, либо в силу возраста не могла правильно формулировать предложения. Ей было не хорошо, а лучше. В Снежной ей лучше, чем в Доме Очага, но ничего более. Пусть даже если называет Заполярный «домом», но это просто детская формулировка. Это место ей не дом. У нее вообще нет такого понятия, как «дом», и никогда не будет. И именно этим Клерви так была похожа на всех, кто здесь собрался. Только вот она себе эту дорогу сама не выбирала.    Когда Дотторе заглянул к ней вечером, в комнате уже стоял полумрак, только свет из окна еще более-менее освещал расправленную кровать, где на одной стороне лежала девочка лицом к окну, обнимая свою полученную в подарок подушку.    — Клерви, спишь? — тихо спросил Дотторе.    От нее послышалось только громкое отрицательное мычание, после чего Доктор с глубоким вздохом пошел по комнате. Она сама задвигать шторы в таком случае не может? Сколько раз еще нужно будет смотреть за этим?    Или Клерви просто его приманивает таким образом, чтобы он подошёл поближе? Как глупо…    Довольно резко задернув шторы, Дотторе развернулся к ребенку, что едва была видна в просвете, и сказал ей.    — Хватит уже, как охотник, приманивать меня, я и так подойду, Клерви.    В ответ от нее не было слышно даже шороха, что только насторожило: у нее всë хорошо? Дотторе присел рядом с ней на край кровати, прикоснувшись к телу, температура была приемлемая. Да и не замечалось в Клерви еще пару часов назад недомогания. Просто расстроена? Доктор начал водить рукой по ее спине, различая, как Клерви открыла глаза.    — Дотторе, — недовольным тоном позвала она его. — То, что ты меня трясëшь, уснуть мешает.    Он тут же убрал руку с ее спины, после чего Клерви зарыла собственные руки под подушку сильнее. Всё с ней было нормально, она просто уже спать собиралась, но, видимо, он перебил ей подступающий сон. Чувство вины из-за этого слабо отдалось, но ушло в ту же секунду. Клерви пробыла в Снежной так долго, что стала частью всей рутины здесь, и если еще в прошлом году Доктор не мог представить, как ему придется провожать до школы ребенка, интересоваться ее жизнью, следить, чтобы она была сыта, одета и обута, здорова и даже… счастлива? В нынешнее время это настолько укрепилось в повседневной жизни, что даже избавляться от этого не хотелось. У Клерви было преимущество перед остальными в виде родной крови, но насколько же высоким было это преимущество.    — Клерви, можешь ответить честно: тебе здесь нравится? — спокойно спросил ее Дотторе. — Я не про саму Снежную, а в целом про Заполярный и меня.    Вопрос для нее, скорее всего, был внезапным, отчего она сильно медлила, но, судя по шорохам от движения рук, немного напряглась.    — Я…    — Не бойся, я это не к чему, — сразу решил заверить ее Дотторе. — Понимаешь, есть большая разница между «мне здесь нравится» и «я должен здесь остаться». Но так или иначе, ничего уже не изменить, я тебя спрашиваю не для того, чтобы отправить куда-то потом. Никуда ты уже отсюда не денешься, а плохо это или хорошо - решать тебе. Просто скажи мне честно, ты вообще хочешь сама здесь находиться? Не чтобы сбежать из Дома Очага, а просто. Хотела бы жить по-другому?    — Наверное, — Клерви сильно спрятала свою голову в подушку. — Я всегда хотела быть свободной.    Этого ответа стоило ожидать, все же Клерви была обычным ребенком. Она не была похожа на Дотторе ни в прошлом, ни в настоящем, и не будет похожей в будущем, но, может быть, поэтому он был способен понять ее? Даже знай он ее с самого начала ее жизни, даже живя они в городе, Клерви не смогла бы сбежать от того, кто был ее родителем, и от собственной судьбы стать частью той же организации. Она понимала, что должна здесь находиться, ведь из двух зол люди всегда имеют привычку выбирать меньшее, но это не означало, что вся обстановка вокруг ей нравилась.    Клерви немного привстала только для того, чтобы развернуться на кровати. Она уткнула свою голову в ноги Дотторе, крепко схватившись за его штанину. Скорее всего, она все же боялась такого своего честного ответа, поэтому рассчитывала на что-то плохое после.    — Но я раньше не думала, что у меня взаправду есть отец. Когда я спрашивала у мамы об этом, она говорила, что у меня просто нет отца. Ее всегда злили мои вопросы, поэтому я приняла это, но перед сном часто представляла, как приходит взрослый, говорит мне, что он мой отец, а потом увозит из Дома Очага, и мы вместе путешествуем. Я понимала, что было глупостью надеяться на подобный исход, но не могла не мечтать о нем. А теперь, когда сама мысль о том, что кроме мамы у меня был еще кто-то, стала привычной, я поняла, что мне нужно было только это…    Только понимание, что она может не быть лишним ребенком. Только ощущение себя нужной кому-то. Только осознание, что у этого ребенка есть отец, который может о ней позаботиться.    — Я хочу быть с тобой и не важно где. Но…    Но она все-таки не могла понять Дотторе и его работу. Она могла только принять это как данность, но не простить и не понять это. Этот восьмилетний ребенок был очень сильным, раз смогла сделать подобное, но это произошло из-за обстоятельств вокруг нее. Клерви выбрала наименьшее зло для себя, и иронично, что из двух своих родителей, которые оба были Предвестниками без совести, именно Доктор был этим меньшим злом, в отличие от «Матери». Дотторе положил Клерви на голову руку, медленно поглаживая ее волосы. В силу возраста она была зависима от двух взрослых, что не являлись благочестивыми людьми, но никого из них это не волновало. И Дотторе тоже это не волновало, даже сейчас, когда он поглаживал Клерви по голове. Его волновало только то, что эта часть касалась этого ребенка, перед которой он был в ответе. Оградить ее от этого полностью было невозможно, но Дотторе все же был готов постараться ради родной дочери сделать больше, чем достаточно.    — Все хорошо, Клерви. Все в порядке, не волнуйся.    Как же Дотторе ее понимал, и нисколько не винил, поскольку знал всю правду: Клерви не была виновата ни в своем рождении, ни в отношении ко всему происходящему. Она во всем этом просто была ребенком. Она не просила ничего из этого. Доктор взял ее за плечи, аккуратно развернул ее назад и положил на подушку.    — Ложись, — он накрыл ее одеялом, замечая ее немного встревоженный взгляд. — Извини, на ночь тебя расстроил. Я посижу рядом, если хочешь. Закрывай глаза и спи.    Ребенок, что тоже имел бы ученую страсть? Дотторе не любил даже рассуждать над тем, чего попросту не было, ведь этот ребенок был другим. Неоспорим был факт, что она имеет с ним родство, с этим нельзя было спорить, как и с тем, что Дотторе все же желал ей лучшего.    — Спокойной ночи, — сказала Клерви, закрыв глаза.    — Спокойной ночи.