Как приручить дракона. Часть 2

На стенах играют причудливые тени — не то руны, не то какие-то узоры, а единственный, кто, вероятно, может их понять, сидит на диване, приставив руку к губам. Сколько это уже продолжается — сказать сложно. Вернувшись в привычную гостиную после встречи с Фокалорс, Нёвиллет долгое время смотрит невидящим взглядом в стену. Глаза его опечалены и встревожены, отчасти уставшие, сильно задумавшиеся. Не удивительно, что в его голове сейчас такой бардак, ведь в одном разговоре, да и в принципе, в одной этой встрече вместилось множество тем для размышлений. Первое, что заняло мысли мужчины, — конечно же факт, что они с Фокалорс больше не увидятся, а более того — ему нужно саморучно уничтожить то, что дало им возможность встретиться тогда, когда это меньше всего ожидалось. В своих неспешных разговорах они залечили главные раны, связанные друг с другом, но тем не менее открылись новые: Нёвиллет, для которого Фокалорс уже давно перестала быть просто мёртвым архонтом, не имеющим к нему никакого отношения, почувствовал ещё более сильную связь, и сейчас, сидя на диване, в висках у него пульсирует мысль, что он потерял очень ценное в своей жизни. Опять. Подняв взгляд повыше, Нёвиллет всё же натыкается на причудливые тени, которые колышутся, стоит ему пошевелить брелком, поэтому именно это занимает его во вторую очередь. Руны, что отражаются на стенах, ему знакомы, символы также, поэтому мужчина незамедлительно вчитывается в текст, что оказывается достаточно подробной инструкцией к ритуалу. Вообще, когда Фокалорс говорила о ритуале, Нёвиллету представлялось что-то вроде особой подготовки, создании артефактов, чертежей диаграмм, магических кругов, зачарованных книг и элементальной магии, но на деле оказывается всё куда проще и сложнее одновременно. Определённый плюс в том, что единственная необходимая подготовка — решиться на этот шаг. Не нужны даже ничья помощь либо присутствие. Наконец-то можно справиться самому от начала до конца, и эта мысль сеет зерно сомнений, а стоит ли вообще рассказывать об этом Ризли до самого ритуала. Второе и особо крупное «зерно» заключается в том, что, как и говорила Фокалорс, это действительно очень опасно. Нёвиллету предстоит уйти так глубоко в себя, вычерпать так много энергии, разделить сознание и тело для того, чтобы печать, ради которой они проделали весь этот путь, всё же удалась, что мужчина может попросту не вернуться назад. За всё время он так часто заставлял нервничать Ризли, что просто считает своим долгом не давать более поводов для переживаний. Ритуал всё равно состоится. И как бы ни было сейчас страшно Нёвиллету, он уверен в его успешном исходе на… процентов восемьдесят. Он не считает, что своего рода утаивание информации до определённого времени является чем-то вроде предательства, но кошки всё же больно скребут в груди от мысли, что столько месяцев они вместе узнавали каждую крупицу информации, чтобы в итоге на время разделиться в знаниях. Мысли всё сильнее окутывают Нёвиллета, и ему уже начинает казаться, что он окончательно запутался в своих решениях. Возможно, он поступает неправильно, но в конце концов за более пятисот лет жизни в подобной ситуации он впервые, тогда откуда ему знать, как лучше поступить? Конечно, это не снимает ответственности. Страшно за свою жизнь, больно за Ризли, и даже тёплый свет напольных ламп не успокаивает, словно незаметно огибает мужчину, стараясь не попадаться на глаза. Он сжимает брелок в руке так, словно старается схватиться за него как за последнюю надежду, не собираясь мириться с мыслью о его уничтожении, но сразу чувствует влагу, стекающую между пальцев. Разжав кулак, брелка более не видит, лишь пара капель воды. Это произошло более внезапно, чем думал Нёвиллет, но, на удивление, стало немного легче, словно с плеч свалился тяжёлый груз. Уничтожить его специально было бы куда сложнее для мужчины. И пусть тот мягкий свет, освещающий комнату так тепло, старается изо всех сил отвлечь, навести порядок хотя бы иллюзорный, но стараний его даже близко недостаточно, ведь, глянув на Нёвиллета со стороны, сложилось бы впечатление, что тот поблёк и вот-вот стечёт как капля по уютному дивану, растворяясь в бархатном коврике, щекочущим ноги. Вот и Ризли, что тихо заходит в комнату, кажется именно это в такой пробирающей до мурашек картине, написанной старыми красками неизвестным автором. Пусть он и не способен увидеть либо хотя бы прочитать мыслей, что назойливой мухой кружат в голове мужчины, но его состояние, печаль и тоска чувствуются кожей. Чувствуются горечью на вдохе кончиком языка. Нёвиллет не замечает, как его зовут, даже не сразу замечает, как диван рядом продавливается, а по спине гладит чья-то знакомая рука, но, когда его обхватывают и прижимают к мокрому от дождя телу, потерянно поднимает взгляд. — Всё хорошо, сейчас сходим на озеро, — повторяет тихо Ризли и поглаживает сжатые плечи. Нёвиллет только хочет спросить, какое озеро и для чего им туда, но вовремя замечает чешую на бледных руках, пробравшуюся из-под пышных рукавов рубашки. Его словно вывели из мутного транса — неуверенно, и ощущается это слабо, но зато внимание хотя бы слегка цепляется за что-то, кроме утрат, своей судьбы и вины за утаивание. Пусть резкое ухудшение состояния и есть следствие одной из проблем, но зато это кажется более конкретным, чем то, что он уже знает, как решить. А Ризли, кажется, думает, что Нёвиллет такой подавленный из-за очередных изменений облика, ведь он ещё не знает, что решение всему этому наконец-то найдено. Да, сейчас пусть юдекс будет для Ризли подавленным из-за жара в теле, жёсткой чешуи, ороговевших рожек и страха в этот раз не вернуться назад человеком. Даже если это действительно правда. Пусть будет так, ведь это легче перенести, чем возможную смерть. Пусть будет так, даже если это не имеет никакого смысла, ведь сам Ризли не выбрал бы ни того, ни другого. Пусть будет так, даже если Ризли был бы уверен в том, что сам бы всё рассказал, что, вероятно, является ошибочной мыслью, на которую Клоринда, скорее бы, усмехнулась ему в лицо, зная о том, как другу тяжело рассказывать о своих проблемах кому угодно, особенно — близким. Вот и Нёвиллету сложно. А ещё уберечь хочется от чего бы то ни было. — Я помогу, обопрись о меня, — голос, наполненный переживаниями, вновь выводит из транса, и юдекс кивает. Всё тепло, что излучает забота Ризли, не ощущается, вместо неё вина всё больше накатывает с головой, и, кто знает, быть может, стоять сейчас трудно не из-за ватных ног, а потому что на сердце тяжело. Дорога до озера привычна, в то время как эмоции, клокочущие внутри грудной клетки Нёвиллета, — нет. И чувство, будто Ризли ощущает подобное — косится иногда с лёгким прищуром и вскинутыми бровями, сведёнными к переносице. Неужели что-то понял? Вряд ли. Заподозрил? Нёвиллет надеется, что нет. Старается держать спину ровной, но получается плохо. Старается сделать шаг твёрдым, но всё чаще задевает носом ботфортов землю. Сам не замечает, как поджимает губы от навязчивых мыслей, что словно мухи облепили его голову. Тишина озера кажется навязчивой, совершенно не убаюкивающей, как раньше, а чувство дежавю, появившееся так внезапно, сковывает тело. Нёвиллет ощущает, как его рубашку пытаются расстегнуть, и позволяет это сделать, в полной мере понимая, что пальцы его сейчас совершенно не слушаются. Дрожат слегка и покалывают, будто в них перестала поступать кровь. Позволяет тонкой ткани спасть с его плеч, тихо выдыхает и делает единственное, о чём сейчас кричит сознание, — обнимает Ризли. Тот же замирает на секунду и обвивает руками в ответ, а в объятиях этих чувствует что-то иное, не то, что ощущалось каждый раз до этого. Пальцы со спины сжимают тёмную рубашку Ризли, слегка задевая коготками спину, и он так отчетливо чувствует горечь в этом. Какой-то страх, с которым его никогда не обнимали до этого. Мурашки прошли от затылка к копчику. — Не мог бы ты спуститься в воду со мной? — тихо, с усилием говорит Нёвиллет. — Конечно, — отвечает Ризли и чувствует, как напрягается его тело. Мозг Ризли упорно кричит, что что-то не так, но как будто бы сейчас не самое время настаивать на вопросах. Всё это слишком подозрительно: внезапный дождь, потускневший Нёвиллет, который вновь не заметил своего состояния, его странная просьба, не бывалой до сих пор, и его плотно сжатые губы. Что-то случилось, пока Ризли отсутствовал, он же не сходит с ума? Ему ведь не кажется всё это? В воду они заходят вместе, недалеко от привычного выступа под лунным светом сияет песок, смешанный с морскими перламутровыми ракушками, омываемый еле заметным колыханием воды. Ризли замирает на месте, смотрит в спину уходящему Нёвиллету и прикусывает губу, сдерживая себя, чтобы не окликнуть с расспросами. По телу мужчины расползлась чешуя, с рук она плавно переходит к плечам, по слегка выпирающим лопаткам и непривычно сутулой спине, огибает узкую талию, выходя на бедра. Влажные от дождя волосы слипшимися прядями спадают по плечам и уже касаются ровной глади воды, с каждым шагом погружаясь всё глубже, и вот Нёвиллет замирает, выпрямляет спину, рвано вдыхает и погружается в воду с головой, и уже через мгновение Ризли может наблюдать знакомый голубой драконий хвост, показывающийся из-под воды, от которого круги расходятся по озеру. Он думает, что, быть может, дальше всё будет как и раньше — он просто останется на месте, наблюдая за изредка показывающимися рожками, дожидаясь Нёвиллета, но грудь сжимает от разных неприятных мыслей, что стекаются словно ручей в одну тревожную. Вдруг Нёвиллет понял, что в этот раз не вернётся? Вдруг не нашёл сил и правильных слов сказать об этом? Вдруг Ризли терпеливо простоит здесь до утра, всё надеясь увидеть человеческое любимое лицо? Быть может, после он разобьёт здесь лагерь на пару недель, а ещё время спустя всё же вернется в свой кабинет в Меропиде, спустится вниз по винтовой лестнице, встанет у панорамного окна, открывающего вид на глубокие воды, и там они встретятся вновь, но уже через толстое бронированное стекло. Не забудет ли Нёвиллет о нём через пару дней? Мысли прерывают небольшие волны, щекочущие кожу, Ризли опускает взгляд и видит драконью голову у его ног прямо на песчаном дне. Дракон не смотрит на него, уводит взгляд куда-то в сторону и выглядит так, будто настроен провести именно здесь всё время до его обратного изменения облика. А Ризли лишь садится на пятки, упираясь коленями в мокрый песок, и кладёт руку на макушку Нёвиллета. Пусть тот и не поднимает на него взгляда, но реагирует сразу — высовывает голову из воды и кладёт на бёдра герцогу, который совершенно не ощущает тяжести. Он пытается собраться с мыслями и думать рационально, не поддаваться эмоциям и откинуть худшие варианты. Успокоиться и хотя бы немного прийти в себя. Дышать ровно. — Нёвиллет, пока я помогал тебе снять одежду, я заметил, что с тобой не было того брелка, — всё же тихо начинает он, поглаживая драконью голову, которая слегка дёрнулась от услышанного. — Ты ведь не расставался с ним в последнее время? Дракон словно немного сжался и сильнее вдавил голову в бёдра мужчины, и Ризли понял, что, кажется, движется в верном направлении. — Кажется, у тебя появились свои тайны, я прав? — несмотря на назойливую иголку, беспощадно терзающую сердце, Ризли елезаметно улыбается. — Если бы я не знал тебя так хорошо, то подумал бы, что ты хочешь отдалиться от меня, но ведь это не в твоём стиле? Если бы хотел — сделал бы это полгода назад либо сказал бы прямо. Дракон приподнимает голову и взгляд его узких зрачков обжигает. Ризли понимает, что это подло — вот так начинать важную тему в тот момент, когда Нёвиллет лишён человеческой речи, но будто бы по-другому для него было бы тяжелее. — Быть может, ты хочешь меня защитить от чего-то, но для меня лучшая защита — знания, поэтому я бы хотел знать, что тебя так встревожило, пусть это даже будет сложно принять. Дракон тихо скулит и вновь отворачивает морду, прижимаясь плотнее к мужчине. Неужели вновь угадал? — Знаешь, иногда этот мир вокруг видится мне в чёрно-белых цветах, и лишь ты в нём словно яркий луч света. Такой живой, настоящий и красочный. Рядом с тобой я и сам обретаю цвета, — Ризли замолкает на время, поджимая губы, и продолжает. — Я бы хотел переживать с тобой не только хорошее, но и плохое. Я бы хотел разделять с тобой твои тоску и тревогу, плохое настроение и дождь за окном. Если быть честным, когда ты молчишь о своих переживаниях, я ощущаю, будто снова слишком далеко от тебя. Словно не могу дотянуться, словно передо мной не мой Нёвиллет, а беспристрастный Верховный судья, к которому я не имею моральных прав подойти. Ризли говорит неспешно, пальцами поглаживая чешую, а собственные слова ощущаются нагнетающими, колышат и взращивают ужасные мысли, одна из которых, что он так и не услышит ответа на свой монолог. Время идет медленно, тянется неспешно, а Нёвиллет всё ещё не изменил свой облик, может, лишь шипы по спине стали немного короче. Может, лишь так кажется Ризли. Дракон выглядит так спокойно, но всё ещё даже не шелохнулся в сторону глубины. Не плавает где-то там, показывая изредка лишь рожки, а просто лежит на песчаном дне, головой на чужих бёдрах, выглядывая из воды. Будто бы что-то не даёт ему покоя, и именно это «что-то» так сильно пугает Ризли. Лёгкий ветер совсем утих, забирая с собой еле заметные волны, а луна ярко светит, высоко красуясь на ночном небе. Штиль. По ощущениям прошло не меньше часа, и лишь сейчас, опустив голову, Ризли замечает привычное лицо, длинные белые волосы, прядками облепившие его бёдра и уходящие в воду, а некоторые плавают на поверхности над уже человеческим торсом. Лишь длинный шипастый драконий хвост всё ещё напоминает о том, почему они здесь. Нёвиллет выглядит таким умиротворённым, сонными глазами смотря вдаль и просто дожидаясь момента, когда сможет ступить на песок двумя ногами. В груди его сильно жгут несказанные слова, но он всё ещё не понимает, как же ему лучше поступить. Оба варианта кажутся неправильными, и определённо точно, что после выбора любого он будет чувствовать вину, словно под рёбра положили тлеющие угольки. Он кусает губу и прикрывает глаза. Может, подумать об этом позже? — Ризли, — тихо зовёт Нёвиллет и тут же замолкает. — Я боялся больше не услышать твой голос, — отвечает Ризли, поглаживая пальцами волосы мужчины. — Что? Нёвиллет слегка сжимается, не понимая, про что ему говорят. Неужели Ризли тоже узнал о ритуале и его рисках? Но почему тогда он говорит об этом сейчас? — Я думал, что ты не сможешь вернуть свой облик сегодня. Думал, это то, о чём ты молчишь. — Ты думал об этом всё время, пока мы здесь? — Нёвиллет приподнимается на руках и поворачивается лицом к мужчине. Смотрит на него и сводит брови к переносице. — Не знаю даже, сделал ли я хуже, чем могло быть. — О чём ты? — Ты прав, есть кое-что, о чём я умолчал. Признаться, не думал, что расскажу об этом так быстро, — по телу его тут же пробегают мурашки, поднимая дыбом волоски на руках. — Даже не знаю, как правильно начать. Впервые чувствую себя таким растерянным. *** Чай медленно остывает в чашках, но ни Ризли, ни Нёвиллет не делают попытки отпить. Кухня, обычно наполненная звуками разговоров и лёгким треском свечей, в этот вечер кажется давящей своей тишиной. Лунный свет, пробивающийся сквозь занавески, расчерчивает стол серебристыми линиями, как будто пытаясь разделить с мужчинами тишину. Хотелось бы добавить «и спокойствие», но оно явно лишь на первый взгляд. Внутри у каждого клокочет волнение, но показывать друг другу они этого не хотят — боятся сделать хуже и сбить настрой. Если начать вглядываться, то сразу становятся заметны нервно постукивающие пальцы Ризли по своей любимой кружке и слишком сильно напряжённые плечи Нёвиллета. На удивление второго, Ризли воспринял информацию со всей стойкостью: не стал отговаривать, просить подождать. Не стал и жалеть его либо успокаивать раньше времени. Сказал только то, что хотел услышать Нёвиллет: «Я уверен в тебе. Если ты готов, то всё обязательно получится». И пусть юдекс никогда не узнает, насколько сильная боль пронзила в тот момент виски Ризли. С какой скоростью что-то оборвалось вниз. Мозг интересная вещь, будто бы в ту минуту заставил Ризли пережить утрату, которой даже не произошло. И не произойдёт, ведь так? Но даже сквозь пелену перед глазами, клокочущее в груди сердце и ссадины на ладонях от ногтей и плотно сжатых кулаков, Ризли прекрасно понимал, что отговаривать смысла нет. Во-первых, потому что Нёвиллет всё решил и, быть может, хотел скрыть информацию именно из-за нежелательной реакции, и во-вторых, не ради этого ли они проделали весь этот путь? Стоило подумать чуть глубже над сложившейся ситуацией, и Ризли понял, насколько ему льстит решение Нёвиллета, ведь если на первый — весьма эгоистичный — взгляд, провал в ритуале приведёт к тому же исходу, что и его полное отсутствие — их совместной истории придёт конец, но на деле ведь всё куда хуже. В случае провала ритуала конец придет Нёвиллету в первую очередь. Если однажды он не вернётся в человеческий облик, то сможет продолжить жить, как и говорил ранее сам юдекс, вольным драконом — плавать в окрестностях Фонтейна или даже выходить далеко за черту региона. Пусть без того, кого так полюбил, но он всё ещё будет жив. И даже понимая это, Нёвиллет ни минуты не раздумывал о том, нужен ли ему этот ритуал — с самого начала решил, что нужен. И проведут они его сегодня — лишь допьют нетронутый чай. — Я готов, — прерывает тишину Нёвиллет. Ризли кивает, прикрывая глаза на мгновение, и встаёт, подходя к мужчине. Быть может, юдекс врёт о своей готовности, быть может, слишком спешит, и Ризли прекрасно понимает, что спешка эта лишь потому, что чем быстрее они это сделают, тем меньше времени останется на тошнотворное пережевывание нагнетающих мыслей. Раз Нёвиллет говорит, что готов, то Ризли не станет с этим спорить. — Ризли, я хотел сказать… — начинает мужчина, когда они оба заходят в гостиную, но его тут же прерывают. — Не нужно. Ты сможешь сказать это после ритуала. Не прощайся со мной так, словно мы больше не поговорим. И Нёвиллет понимающе кивает. Сжимает крепко руку Ризли и отпускает, делая шаг в центр комнаты, стремясь получить как можно больше пространства. Становится. Направляет взгляд куда-то в пустоту и делает глубокий вдох. Сосредоточиться Нёвиллету мешает, кажется, всё: напольные лампы и тени, лёгкий сквозняк и шорох штор, быстро колотящееся сердце Ризли и его тихое дыхание, будто бы как назло именно сейчас каждый лишний звук, лишнее ощущение так сильно бьют по мужчине, не давая и шанса погрузиться туда, куда нужно, хоть и очень не хочется. С большим трудом и не меньшим усилием получается убрать внешний шум. Следом исчезает картинка перед глазами. Теперь Нёвиллет не видит ничего, а чернота этой пустоты неспешно успокаивает мужчину, заставляет медленно выдохнуть и понять, что он наконец-то начал погружение в себя. Всё, как и было написано причудливыми тенями от брелка. Нёвиллет делает шаг вперед. Ещё несколько, и замечает со всех сторон цветные пятна, присмотревшись к которым можно понять, что это разные эпизоды из его жизни. Они идут по порядку, и, что печально, большинство из них показывают до ужаса похожую картинку: как Нёвиллет работает, не поднимая головы от кипы бумаг, либо же с нечитаемым взглядом ведёт заседание в зале суда. Всё это выглядит необычайно грустно, словно он прожил несколько человеческих жизней совершенно бесполезно, неинтересно, скучно, в то время как люди успевают всего за несколько десятков лет пережить гораздо больше. Нёвиллет отводит взгляд, старается не смотреть и просто идти вперёд, к тому самому воспоминанию, что ему нужно сейчас. Картинки по бокам ярко слепят периферическое зрение, словно насмешка, дающая иллюзию: там что-то, что будет интересно вспомнить, а не вечные надоевшие стены Мермонии и Эпиклеза. Нёвиллет не поддаётся. Он знает, что идти ему нужно в самый конец, так глубоко, как позволит это неприятное место. Хотел бы усмехнуться от того, что внутри его сознания так жутко, одиноко и однообразно, но вот лицо остаётся каменным. Пройти более пяти сотен лет — для кого угодно задача непростая, и у мужчины начинают ощутимо болеть ноги, но останавливаться нельзя, как нельзя и задерживаться у ярких пятен, пытаясь рассмотреть хоть что-то интересное. Маленькая яркая точка по центру увеличивается медленно и почти незаметно, именно к ней упорно идёт Нёвиллет. Там первое его воспоминание, там чёткая и яркая картинка того, как Эгерия сотворила печать на новорождённом драконе, и там то, что нужно самому мужчине. Всего-то зайти в этот эпизод и забрать часть силы, созданной Эгерией. Пусть и сделать шаг обратно будет непостижимо трудно. Пусть Нёвиллет может и погибнуть внутри своего же воспоминания либо просто остаться там навсегда, по кругу проживая один и тот же момент. Пусть так, но перед тем самым шагом внутрь он не раздумывает ни секунды. Всё это время Ризли не отводит от мужчины взгляда. В глазах Нёвиллета чудится ему что-то необычное — они с каждой секундой начинают светится всё ярче. Свет этот такой чистый, ярко-синий с любимыми ему лиловыми отблесками, что завораживают и заставляют сердце замереть. Вокруг не происходит абсолютно ничего — Ризли ожидал что-то вроде лёгкой вибрации по помещению, дрожи предметов или хотя бы теней, что создают напольные лампы, но вместо этого лишь глаза Нёвиллета светят ярко-ярко, но в момент… В момент они гаснут. Веки юдекса закрываются, забирая с собою и свет, а тело ослабевает, заставляя упасть на пол. В комнате становится непереносимо темно и холодно.