Therefore, God Spare Him

      В ту первую ночь Ганнибал проводил Уилла в его комнату. Это была аккуратная маленькая гостевая спальня с единственным узким окном, оформленная в прохладных оттенках синего и сиреневого. Его собственная комната находилась прямо через коридор. Он провёл его внутрь и попытался вручить ему свежую пижаму и другую одежду, уже ожидавшую в комоде. Но Уилл подошёл прямо к кровати и залез в неё, одетый в ту же белую пижаму, в которой и пришёл.          Ганнибал решил промолчать. Уилл, по всей вероятности, слишком устал. Поэтому он мягко объяснил, что его комната рядом, и если Уиллу что-нибудь понадобится, он может в любое время его побеспокоить. Он также упомянул, что Уилл не будет заперт. После этого Уилл повернулся и посмотрел на него. Его глаза были влажными.         — Спасибо, — пробормотал он.       Ганнибал просто кивнул и ушёл. Той ночью он лежал без сна в постели, размышляя о том, что имел в виду Уилл.          Всю ночь из комнаты Уилла он слышал только тишину.          На следующее утро Ганнибал не был уверен, что он достаточно хорошо поспал. Его сны и тёмные тени спальни слились воедино, и прежде чем он успел осознать это, было уже семь утра. Он выбрался из постели и просматривал рабочие электронные письма, пока не почувствовал себя более проснувшимся. Он спустился на кухню, чтобы приготовить лапсанг, и подумывал о том, чтобы разбудить Уилла, но передумал.          Он хотел составить план, как лучше всего справиться со своим новым «гостем». Накануне он был снисходителен. Ганнибалу нравилось думать, что он не был неразумным; в конце концов, он был психиатром. До сих пор всё в поведении Уилла отражало его обстоятельства. Предоставить ему время, чтобы приспособиться, было не только вежливо, но и необходимо для обеспечения будущей стабильности их совместного времяпрепровождения.          Он обдумывал возможность принудительного кормления Уилла, если до этого дойдет. Вполне вероятно, что его решимость не есть сломается через несколько дней. Опять же, это может быть и не так. Ганнибал не хотел рисковать какими-либо пагубными последствиями для плоти Уилла. Однако идея удержать Уилла и силой заставить его есть … вызвала у него отвращение.          Острым и простым удовольствием в жизни Ганнибала было наблюдать, как его соратники едят с ним по собственному желанию. Для него это была самая инстинктивная форма общения. И, заключил он, это жизненно важная часть процесса, который он проведет в отношении Уилла в ближайшие месяцы.          Итак, Уиллу нужно поесть. И он должен сделать это добровольно. Первой задачей Ганнибала было бы добиться этого.          Вдохновленный этой мыслью, он приступил к делу и приступил к завтраку. В холодильнике у него стояла коробка с датской выпечкой, которую он испёк со складками домашнего вяленого бекона и восхитительным сырным соусом. Бекон был отличным входом на кухню Ганнибала, поскольку вкусовые характеристики человека и свиньи были очень похожи. Пока он готовил, запах, доносившийся из кухни в прихожую, был знакомым и аппетитным.         Словно по сигналу, Ганнибал услышал лёгкие шаги Уилла на лестнице над головой. Вскоре он начал чувствовать, что за ним наблюдают, и краем глаза увидел лицо, скрывающееся за дверным косяком. Удовлетворённая улыбка появилась на его лице. В конце концов, Уилл не смог устоять.          — Почему бы тебе не войти? — спросил он, не оборачиваясь. — Я не буду кусаться.         Уилл отступил на шаг или два назад и, казалось, подумывал о том, чтобы развернуться. Но спустя некоторое время он осторожно прокрался на кухню. Сегодня утром его кожа приобрела более здоровый румянец. Его растрёпанные волосы были почти такими же, как и раньше, с удивлением заметил Ганнибал. Ему придётся попытаться что-то с этим сделать.          Уилл осторожно подошёл к кухонному острову за спиной Ганнибала и сложил руки на стойке.       — Доброе утро.         — Доброе утро, Уилл. Как спалось?         — Хорошо.         Если Ганнибал и заметил намёк на удивление в голосе Уилла, он решил не комментировать это.       — Рад слышать это. Ты готов к завтраку? — он положил на тарелку горячее печенье с сыром и беконом и украдкой взглянул на лицо Уилла.          Глаза Уилла были устремлены на выпечку с застеклённым животным взглядом, который он так хорошо знал. Он наблюдал, как его горло дёрнулось в попытке проглотить слюну, которая, несомненно, скопилась у него во рту.          Ганнибал сладко улыбнулся, повернулся и пододвинул тарелку к Уиллу вместе со свежей чашкой апельсинового сока.          Мгновение спустя он присоединился к Уиллу на острове со своей тарелкой и внимательно наблюдал. Секунды превратились в минуты, которые казались часами. Наконец Уилл откашлялся и сказал:       — Нет, спасибо.         Ганнибал склонил голову набок.       — Ты хочешь сказать мне, что ты всё ещё не голоден?         — Нет, я голоден, — Уилл повернулся и посмотрел на Ганнибала. — Я… мне очень жаль, Доктор Лектер.          — Извиняешься? Почему?         — Я уверен, что ты вложил в это много… мастерства. Но я не могу.         Ганнибал начал рвать своё печенье на четыре части.       — По крайней мере, ты не солгал мне сейчас. Было бы очень неловко, если бы я почувствовал, что тебе нельзя доверять.         Уилл, казалось, выпрямился после этого замечания. Это был первый шаг, который Ганнибал использовал, чтобы превратить Уилла в ничто. Этот раб любит считать себя заслуживающим доверия. Как жалко и почётно.         — Не хотелось бы делать ложь такой очевидной.          — Да, очевидно, ты голодаешь.         Уилл отшатнулся от него, и он решил попробовать другой подход. Он намеренно смягчил позу.          — Но в самом деле, какой в ​​этом смысл? Ты думаешь, что еда отравлена? — чтобы подчеркнуть свою мысль, он протянул руку и сорвал кусочек бекона с завтрака Уилла. Он сунул его в рот. Ганнибал издал приятный хруст, и Уилл судорожно вздрогнул.         — Нет, этого не может быть, не так ли? Я не хочу убивать тебя сейчас, Уилл, и уж точно не хочу, чтобы ты страдал.          Глаза Уилла продолжали смотреть на тарелку, и в уголках его глаз начали наворачиваться слёзы.          Внезапно слова, казалось, сорвались с губ Ганнибала ещё до того, как он успел о них подумать.       — Тебе здесь будет комфортно, я позабочусь об этом. Разве ты этого не видишь? Разве ты не понимаешь, почему? Я не могу поверить, что ты хочешь умереть. Это оно? Голод — это ужасная смерть, Уилл, я бы этого не допустил.          — Я хорошо это знаю, — Уилл, казалось, почти выплюнул свои слова. Не из-за злого умысла, понял Ганнибал, а просто из-за усилия самообладания.         Уилл встретился с ним взглядом, и вот оно, снова. То, что он увидел на аукционном дворе в тот самый первый момент. Серость грозовых облаков, острая стальная кромка.       — Я ... нет. Не хочу. Умереть.         Ганнибал просто смотрел. Он поверил ему. Как можно было ему не поверить? Тогда этот бунт… вот что это было? Что-то вроде самозванной забастовки?         Уилл твёрдо отодвинул от себя тарелку, нетронутую.       — Мои извинения, доктор Лектер. Я понимаю, что будут последствия, но вы меня извините. Я не могу это есть.         Он отошёл от стойки и вернулся к двери. Нижняя часть его лица, казалось, задрожала, когда он прошептал:       — Надеюсь, ты понимаешь.         Надеюсь, ты понимаешь.         Во время одевания Уилл сделал несколько невнятных замечаний, которые Ганнибал едва услышал. Он видел, как Уилл отступил за дверной косяк, и услышал его лёгкие шаги на лестнице. Он почти ожидал, что тот побежит, но он спокойно пошёл наверх.          Как он посмел уйти... Вопреки тому, насколько невыносимо слабым он на самом деле себя чувствовал и что у него осталось на этой кухне, вопреки Ганнибалу. Вот что это было, что должно было быть. Вот почему Уилл не ел и скорее уморил себя голодом, чем столкнулся с альтернативой. Это была не просто гордость: что-то подсказывало Ганнибалу, что Уилл не тщеславен. Но он был полон решимости.          Он был полон решимости подорвать позиции Ганнибала. Контроль, который он в конечном итоге держал над судьбой Уилла, не мог противостоять явному самоограничению Уилла, по крайней мере, он так считал.          Надеюсь, ты понимаешь.       Ганнибал прекрасно понимал.          Потратив несколько минут на то, чтобы успокоиться, Ганнибал последовал за Уиллом наверх. Он обнаружил, что тот держит в руках одежду, которую Ганнибал на днях положил для него в комоде. Он замер, когда в дверях появился Ганнибал.          Ганнибал просто прислонился к раме и кивнул Уиллу, чтобы тот продолжал. Наряд, который он выбрал, представлял собой бледно-голубую оксфордскую рубашку, тёмные брюки, домашние лоферы и тёплые носки.       — На улице холодно. Я бы добавил джемпер, — пробормотал он, — Возможно, из темно-серого кашемира. Если ты посмотришь в самый нижний ящик, ты найдёшь его.          Он наблюдал, как Уилл колеблется, и почти решил убить его прямо здесь и сейчас. Но затем Уилл открыл ящик. Он выбрал джемпер, который выбрал бы Ганнибал. Уилл застрял, когда пытался надеть джемпер на голову.          Ганнибал выдохнул и шагнул вперед, чтобы помочь его голове пролезть через плотный джемпер. Первыми выступили его темные кудри, а затем покрасневшее лицо. — Спасибо, — сказал Уилл, затаив дыхание.          Тихая, веселая мысль пришла в голову Ганнибалу. Он не мог до конца поверить, что Уилл сумел с первого взгляда распознать «угольный кашемир». Возможно, ему просто повезло.          Было в Уилле что-то такое, что бесконечно заставало его врасплох. Вместе с ним он в одно мгновение перешёл от убийственной ярости к беззаботному веселью и обратно. Это тревожило. Он хотел убить его, не так ли? Глядя сейчас на благодарное выражение лица Уилла, он едва мог вспомнить это чувство.         В каждом моменте, в каждом разговоре Уилл предавал суть порядочности, которая сумела достучаться до Ганнибала, независимо от того, насколько упрямым или мятежным он решил себя вести. Ганнибал был его хозяином, его каннибалом. Насколько Уилл знал, Ганнибал будет лакомиться его плотью и ужасно мучить его. Но он был таким вежливым, таким ... обаятельным.         Как будто он не знал, как вести себя иначе. И Ганнибал слишком хорошо знал, насколько это редкость.

***

      Проснувшись тем утром, Уилл почувствовал привкус металла и ощутил языком внутреннюю часть оборванной щеки. Он укусил себя, проснувшись.         Через несколько минут после того, как Ганнибал оставил его в хрустящей, удивительно мягкой постели, он непроизвольно потерял сознание. Прилив сна больше нельзя было сдерживать. И, как он и ожидал, кошмары рухнули. Только они были новыми. Эбигейл и олень всё ещё находились в будущем и в каждой другой мерцающей сцене выглядели как призраки. Но в гораздо более ярких деталях он был вынужден наблюдать, как старик и другие, которых он видел на складе, столкнулись с человеческой мясорубкой. Когда он посмотрел вниз, то обнаружил, что его собственное туловище исчезает в металлических зубах.         Сцена изменилась, и на этот раз он увидел на аукционном стенде вместо себя Эбигейл, пока он сидел в зале. Он делал ставки на её жизнь снова и снова, и паника быстро нарастала по мере того, как Хоббс перебивал его цену. Он держал в ладони кухонный нож, острый и готовый.          Вырванный из сна, он вскочил на ноги, и у него сразу закружилась голова. Ранний утренний свет просачивался сквозь закрытые жалюзи. Он на мгновение задумался, почему ему так тепло и почему так тихо. Потом он вспомнил.         Пока он чувствовал порез на щеке, его живот болезненно сжался и начал ворчать. Он пожелал, чтобы это прекратилось, и сидел как можно тише. В конце концов всё улеглось, и он выскользнул из постели.          Прошло слишком много времени с тех пор, как он ел. Накануне вечером он отказался от еды, которую дал ему Ганнибал. Этот жест лишил его дара речи. Картина, которой был Ганнибал Лектер, с каждым щедрым поступком становилась всё более запутанной. Ему было трудно отличить свои скрытые угрозы от родительской любви.         И это была именно проблема. Он был уверен, что Ганнибал играл в игру, в которой Уилл ел за его столом. И Уилл решил, что он не доставит ему удовольствия подыгрывать.          Они отобрали у него всё. Но именно в поедании человеческой плоти он мог провести черту.         Он подошёл к двери своей спальни и попробовал запереть. Открыто, как и сказал Ганнибал.           На площадке он остановился. Внизу он услышал слабое шипение, и до него донёсся восхитительный аромат завтрака. Солнечный свет лился через широкое окно в крыше над коридором и очерчивал пятнистые фигуры на лестнице, покрытой кремовым ковром.         Это место было похоже на рай, или самое близкое к нему, что Уилл когда-либо испытывал. И это было просто слишком. Напротив, после того, как последние несколько дней он провел в буквальном шоу ужасов…         А Ганнибал был внизу и готовил. Пытаюсь соблазнить его сыграть в свою игру, по-своему. Ну, он мог пойти к чёрту.          Он понятия не имел, каково это — быть Уиллом. Никто из них этого не сделал. И это место, этот образ жизни, который вёл Ганнибал, был жестоким. Было жестоко показать это ему, а затем отобрать. Было глубоко неправильно, что кто-то может жить в таком комфорте, когда на складах гниют рабы. Сама мысль о том, что именно их страдания сделали возможным образ жизни Ганнибала, вызывала у него тошноту.         Он решил, что действительно ненавидит Ганнибала. Самодовольный, красивый, защищённый; с таким же успехом он мог бы олицетворять все недостатки классовой системы. Он никогда не мог себе представить это место и мир элиты, выросший за его пределами. Теперь, когда он увидел это, он не мог глотать.          Он знал, что отчаявшаяся, испуганная, ноющая часть его души просто хотела принять все это. Он не мог отрицать, как сильно ему хотелось снова расслабиться в этой тёплой постели или съесть горячую еду, что бы там ни было. Он сочувствовал этой части себя настолько, насколько она ему противна.          Внутри него как будто щёлкнул переключатель. Он слишком поспешил сдаться, но внезапно ему захотелось снова выработать стратегию. Карты были розданы. Уилл умрёт в этой прекрасной клетке, и если это будет последнее, что он когда-либо сделал, он позаботится о том, чтобы умереть на своих условиях, а не на условиях Ганнибала.          Даже если это означало голодную смерть. Это было немного, но это был маленький, мерцающий кусочек силы. И оно того стоило, увидеть, как улыбка исчезла с лица этого элитного ублюдка. Даже если это было больно. Даже если он подозревал, что это сведет его с ума. Что ещё ему было терять?          С этой мыслью он спокойно спустился вниз. Лучше встретиться лицом к лицу с его проблемами. Он больше не будет съеживаться и прятаться. Придав своему лицу нейтральное выражение, он вошёл на кухню и устроил свою небольшую игру за столом Ганнибала. Он сделал всё возможное, чтобы казаться хорошим человеком. В конце концов, это была опасная игра, и, несмотря на свои намерения, он всё ещё боялся того, что может сделать Ганнибал, если зайти слишком далеко.         Время ускользало. Один приём пищи сменял следующий, и Уилл ждал каждого со все большим и большим беспокойством. Он выдержал, ни разу не прикоснувшись к куску на тарелке. Ганнибал никогда не давал ему ничего, кроме мяса, даже несмотря на то, что холодное раздражение, которое он видел в его глазах в первые несколько дней, сменилось искренним беспокойством.          Или то, что он считал искренним беспокойством. Он не сомневался, что человек, в котором он жил, хорошо владел искусством манипулирования другими. Ганнибал чувствовал себя непринужденно рядом с ним и другими людьми, что было слишком изысканно, чтобы быть естественным. Он был непринужденно обаятельным и добрым, и Уилл был ему достаточно благодарен. День за днем. Час за часом.         Он начал пробираться по ночам вниз, надеясь найти хотя бы немного хлеба. Он ударил себя в грудь, будучи уверенным, что Ганнибал поймает его в любую секунду. Запертые шкафы и холодильник стали горьким разочарованием.         Со временем Уилл начал чувствовать себя всё хуже и хуже. Кошмары продолжались и снова начали набирать обороты. Несколько раз его будил Ганнибал, который подходил к его постели, услышав его крики. Уилл отмахнулся от его прикосновения, и Ганнибал позволил ему это сделать.          Он был так голоден, что не мог ни о чём думать, едва мог что-либо сделать. Он пытался вспомнить, почему он делал это с собой, но не смог. Время от времени Ганнибал клал ему под нос прекрасно приготовленную еду и заставлял его есть. Но с тем же успехом это мог быть мусор, заражённый плесенью. Уиллу хотелось кричать на него. Сколько раз он хотел сказать ему, что он не его чертова кукла? но он никогда этого не делал. Он обнаружил, что говорит всё меньше и меньше.          Он просто хотел, чтобы это уже закончилось. Конечно, его тело уже достаточно пережило, почему бы этому просто не закончиться? Он не понимал, почему Ганнибал не отказался от него и не убил его, как обещал. Уилл быстро терял вес. Если Ганнибал не убьет его в ближайшее время, из него получится ужасная еда.          Только гнев Ганнибала поддерживал его. Он пробовал умолять, пробовал угрожать. Однажды он попытался вставить иголки под ногти Уиллу, обещая, что это будет для его же блага. Уилл выиграл этот раунд, и Ганнибал покинул комнату. Конечно, он был спокоен, но Уилл знал, что он не может смириться с тем, что побеждает.          Он пытался кричать на него, спрашивая, действительно ли он считает, что оно того стоит. Уилл почти не слышал его. Конечно, оно того стоило.          Его ухудшающееся физическое и психическое здоровье взаимодействовало друг с другом, и Уилл не был уверен, когда именно он потерял контроль. По-настоящему он осознал, что ситуация вышла из-под контроля, только когда раздался последний щелчок.         Ганнибал снова читал ему нотации по поводу его внешности. Уилл изо всех сил пытался усвоить уроки ухода за собой, которые Ганнибал, казалось, намеревался преподать ему. Обычно комментарии по поводу его неудачно подобранных носков или плохо причесанных волос проносились мимо его головы. Но в этот раз каждое слово попало в цель.         — Прошел почти месяц, — коротко сказал Ганнибал. — А ты всё ещё продолжаешь это глупое неповиновение, Уилл, и ты думаешь, что я этого не замечаю. Ты в ещё худшей форме, чем был, когда пришёл сюда, и в этом нет ничьей вины, кроме твоей. Рубашка у тебя не заправлена, борода всклокочена…         — Так убей меня, — сказал он и плюнул в сторону Ганнибала.       Ганнибал замер. Уилл с потрясением осознал, что никогда раньше его не перебивал. Опасный голос, которого он не знал и не любил, сказал ему, что уже слишком поздно останавливаться. —Просто убей меня! — его голос стал пронзительным.        Он почувствовал головокружение, захваченный собственным импульсом. Ганнибал двинулся к нему. Внезапно запаниковав, Уилл оказался на ногах. Они сидели в большом обеденном зале, на тех же местах, что и в первый вечер.          — Уилл, — сказал Ганнибал тихим голосом, протягивая к нему ладонь, как он мог бы сделать это к одной из своих собак. Успокаивающий. Охватывающий. Только объятия Ганнибала обещали смерть.          Нет. Нет. Не так. Таким образом, Ганнибал победит.         У него вышло время. У него не было выбора. Он развернулся, слепо оглядываясь вокруг в поисках чего-то, какого-нибудь выхода из этой ситуации. С него было достаточно, и он наполовину обезумел от голода, он просто не мог больше этого делать.          Ганнибал сделал ещё шаг к нему, и Уилл вздрогнул, ударившись о стеклянный шкаф. В голову пришла дикая, отвратительная идея. Уилл отступил в сторону и ухватился за шкаф обеими руками, толкая изо всех сил. Антиквариат опрокинулся вперед и врезался в обеденный стол. Ганнибал выругался и вскинул руки, защищая лицо.         Осколки стекла и фарфора были разбросаны по столешнице и окружающему ковер. Прежде чем Ганнибал успел среагировать, Уилл схватил большой кусок разбитой чашки. Это было красиво, как и должно быть. Это был его побег.          — Мой конец, на своих условиях, — прошептал тёмный голос Уилла.         — Уилл! — Ганнибал подошёл к нему по стеклу, в панике повышая голос и протягивая руку. Теперь он должен был сделать это сейчас.         Уилл направил осколок вверх к горлу, обнажая сонную артерию. Он мельком увидел Хоббса через комнату и ответил ему улыбкой.