Виски с пеплом

      Как только он родился, врачи уловили тонкий запах смешанного с пеплом виски. Совсем тоненький, но достаточно ощутимый, чтобы осесть на корне языка окружающих горчинкой и проникнуть через лёгкие прямиком в кровь. Будоражущий необычный запах склонял безропотную человеческую натуру проникаться собой, не пьянеть, но в достаточной мере отключать сознание; он играл на рецепторах всеми своими ещё нераскрывшимися полутонами, по-своему умиротворяюще действуя на нервную систему.       Врачи, понятное дело, забили тревогу. На подобный случай у них были подробнейшие инструкции, которые употреблялись так редко, что бедному медбрату пришлось бежать в архивы и перелопачивать тонны документов, чтобы найти те два единственных — памятку для врача и вторую, для родителей, а потом ещё ксерокопировать её. Он занимался этим пока ребёнку перерезали пуповину, пока его обмывали, взвешивали и в целом проверяли его хрупкое ещё здоровье на предмет других отклонений.       Когда папочка с указанными документами была найдена и изъята из канцелярских глубин, её доставили осанистому акушеру-гинекологу с пышными седоватыми усами, широкой улыбкой тонких губ и с таким голосом, каким только сказки на ночь рассказывать и нужно. Но не в пример чтецам и рассказчикам говорил врач без всяких зачаровывающих интонаций, всё бубнел что-то в свои усища, часто повторял одни и те же слова, ворочал языком, не то облизываясь, не то поцокивая, и всё глядел на новоиспечённых родителей и малыша у матери на груди чудны́м взглядом голодного до открытий натуралиста.       — Сорок лет живу, а сколько!.. Сколько ж практикую, а такого… нда, такого не видел. Не видел такого. А говорили, помню ещё говорили нам такое, представляете на лекциях! Давно ж это было. Да, давно было. Но недавно проходили эту. Переквалификацию проходили. Столько нового, столько нового появилось! И говорят, немного чаще стало. Чаще стало такое появляться. Вот у коллеги моего, кажется, месяцев семь назад такое случилось! Не у самого, конечно. У самого детишки нормальные, хорошенькие, крепкие. Приходят иногда. Да и ваш ничего так. По весу хороший, щёчки вон уже какие розовастые! Ну вы сами понимаете, запах — дело такое, — почесав под усами указательным пальцем, крякнул акушер-гинеколог, поглядел на документы у себя в руках, затем поверх них — на обеспокоенных родителей.       Ставшая матерью женщина, совсем ещё юная девушка, изящная, высокая и очень прелесная со светлыми немного грязными от больничного стресса волосами и разбитыми глазами очень бережно держала на руках ребёнка, баюкала его, очень тепло обнимала и часто поглядывала на сморщенное личико, разыскивая в нём какие-то сигналы на то, что всё хорошо или всё очень-очень плохо. Сидевший рядом с ней муж — крепкий такой, высокий и статный, с гладким вытянутым лицом и взлохмаченными волосами — ныне пребывал в роли тревожного отца, поэтому не переставая хмурился и одним своим грузным молчаливым видом внушал разговорчивому врачу страшный скандал. Будучи неконфликтным человеком, врач зазря пытался сгладить углы.       — Дело такое, да. Опасное, конечно. Приставать будут, куда ж, не куда ж без этого. Будут. Вот раньше-то как, вот раньше с этим сложнее было. Намного сложнее, сами, наверное, знаете. Но и тогда! Попрошу, так сказать, заметить, были всякие травушки. Травушки, они, ммм, да, помогали. Теперь-то и того легче, тут и не надо, и не стоит волноваться. Всяких этих подавителей ух сколько наделали. Да, тут вот за это переживать не надо. Но это обязательно. Это в нашем обстоятельстве, сами понимаете, о-бя-за-те-ль-но. В карточку уже всё внесено, внесено дорогие. Рецептик уже можем сделать, выпишем без проблем, но осторожно надо, потихонечку. Проверять будем организм на аллергии всякие, сами понимаете, да? Но в переходном, конечно, намучаетесь, понимаете. В первую самую, так вообще, ух. Соболезную тут. Но без эструса никуда, природа такая, сами понимаете. Главное, когда организм раскроется, то вот тогда чтобы он сразу прикрыт и был. И до этого лучше. На опережение, так сказать! Альфа-тип у нас народ такой, сами знаете, диковатый на это. Но тут уж от природы так повелось, тут мы уж не властны, господа. А от феромончика, ммм, не властен этот тип, такие мы существа, и вот, да, сами понимаете. И в обычном состоянии приставучи-то, а тогда-а-а-а, ну и что и говорить, правда. Вас я поздравляю с сыном. Омега по типу тоже хорошо, очень ласковые это существа вырастают. Повезло, повезло мужу будущему. Так, а касаемо запаха. По детству на травушках лучше, я вам списочек дам. Тут и вот, памятка есть замечательная. ВОЗ одобренная. Вы держите, держите, отец. А так всё хорошо будет. Чудесный ребёнок! Просто чудесный, а аромат-то какой! Какой аромат.       Ребёнок наш родился полностью здоровым, бодреньким, крикливым, краснощёким и очень смирным на руках родителей. К матере он лез, успокаивался на её руках, а отца и вовсе пытался обнимать своими крохотными пальчиками, булькая и посапывая так очаровательно, что сердце того не выдерживало и на глазах мужчины появлялась пелена из застывших слёз, через которую хуже было видно этот маленький носик и лепечущие бессмысленные звуки губки. Его спокойно запеленали и забрали домой.       Любящие родители по обычаю переволновались из-за особенности своего чада, поэтому накупили домой всяких травушек, мазей, витаминок и всего подобного с избытком, но в остальном они послушно следовали памятке от всемирной организации здравоохранения, поэтому ребёнок рос здоровеньким. Болел не часто, тем же, чем обычно болеют дети его возраста. Потом пошёл в детский садик, всё как обычно. Был очень активным, достаточно капризным и крайне любвеобильным. С общением у него тоже всё складывалось хорошо, он привлекал к себе новых друзей и располагал взрослых своей яркой улыбкой и заразительным смехом, никого и ничего не боялся сверхмеры, но всё равно больше всего ценил папины объятия, они дарили ему такой комфорт, какой не мог подарить больше никто.       Однако в том же детском садике начались первые проблемы. Порой эффект от несильных подавителей смывался, особенно это проявлялось во время эмоционального возбуждения, когда ребёнок азартно играл с остальными детьми, дурачился, тогда же он начинал чуть сильнее пахнуть — и это «чуть сильнее» уже замечалось близко к нему стоящими. Так порой случалось, что, заигравшись, он начинал благоухать горьким спиртным с той самой терпкой пепельной ноткой, из-за чего остальные играющие начинали к нему усиленно липнуть, желая выяснить источник такого странного аромата и, в частности альфа-тип, насладиться им, как самой вкусной конфетой. Некоторые мальчики даже начинали его зализывать, нюхать, щекоча дыханием, шею или лезть в более интимные, эрогенные и стыдные для маленького возраста места.       Пугаясь, ребёнок убегал ото всех, за слезами и чужими слабыми запахами альфа-типа скрывался его естественный, возвращался эффект от подавителей, поэтому приходившие утешать его воспитатели никак не могли понять, что вдруг случалось. Только ближе к выпуску из садика главная воспитательница догадалась об особенности своего подопечного и с тех пор более внимательно следила за ним, часто прерывая на корню все подобные описанной выше ситуации.       Ребёнка пора бы уже обозвать как-нибудь, как при рождении его назвали любящие родители — Антоном. Так вот, рос Антон в целом хорошо. Пошёл в школу, тогда же стал принимать чуть более сильные подавители. В начале третьего класса (сразу же после летних каникул) его природа стала сильнее раскрываться. У всех феромонных омег была такая особенность — они начинали раньше «созревать», точнее их гормоны работали немного иначе и бушевать начинали в среднем в возрасте восьми-девяти лет, тогда как у остальных это случалось в основном от четырнадцати до шестнадцати. И тогда же мальчик прошёл с родителями первый тяжёлый разговор, большую часть которого, из-за возраста, он не понимал.       Родители всячески старались отгораживать Антона от альфа-типа и приучили всегда вовремя принимать таблетки, имея несколько прозапас. Но его всё равно тянуло к противоположному типу. Он предпочитал играть и гулять с ними, а также искренне наслаждался их внешним видом и тонким нейтральным ароматом.       К четырнадцати годам ситуация несколько поменялась. Антон стал чаще закрываться ото всех своих одноклассников, потому что временами те, особенно альфы, оказывали ему слишком большое внимание, непонятное и некомфортное для его лет. Но большей проблемой стали уроки биологии, из-за которых он чуть больше узнал о своём отклонении и, ведомый желанием узнать о себе, своей особенности и сексуальности ещё больше, он полез изучать разные статьи в интернете. И тогда наткнулся на документальный фильм, в котором сообщалось, насколько сильно альфы могли потерять голову от течного феромонного омеги.       Буквально затрахать его до смерти, как бы смешно или нелепо это ни звучало.       И с тех пор Антон закрылся окончательно. Обособился от всех друзей, запрещал к себе прикасаться — максимум пожимал руку, не любил, когда чужие трогали его за плечо или тем более обнимали (даже если свой тип), а свою сексуальную энергию он отверг и запечатал глубоко внутри себя, точно определив, что кроме родителей ему больше никто не нужен в жизни.       Не менее напуганных страшилками (правдоподобными) родителей такое поведение сына более чем устроило. Мама его, Юля, настаивала на том, что за отношениями рваться не надо, они сами его найдут, когда он созреет головой, а не телом. Отец же любил своих жену и сына так сильно, что не просто не спорил с ними, а поддерживал их обоих максимально во всём. И несмотря на то, что постоянный альфа через болезненную метку мог перекрыть своим феромоном его, в их идеальной любящей семье на подобное единогласно поставился безмолвный запрет.       Сейчас Антону исполнилось уже двадцать три года, он оставался обаятельным улыбчивым человеком, трепетно любящим своих родителей, в частности папу и его крепкие объятия, а ещё был невинен, ни с кем не целовался, не ходил на свидания, ни на кого не засматривался, не смотрел порно ролики и даже не пытался себя удовлетворить как-либо самостоятельно.       Такой акцент на сексуальности здесь не случайно. Всё же тактильность, настоящая черта его характера, общительность, привязчивость и природные его данные со всеми этими скачущими гормонами, пусть и подавляемые вечными препаратами, со временем начинали сильно его душить.       Ещё на втором курсе Антон начал проходить практику в одной небольшой, набирающей обороты фирме, которая делала деньги из денег, неудобных законов и самую малость из строительных проектов. Практика вышла такой удачной, что он, перейдя на заочное обучение, оформился в компании на постоянную должность и очень скоро стал хорошо получать. Тогда он решил попытаться начать жить самостоятельно, с грустью переехал от родителей в свою собственную однокомнатную съёмную квартиру, небольшую, светлую и вскоре ставшую очень уютной и грязной, начал копить себе на машину и завёл не просто коллег, а вторую семью, с которой постоянно был, общался, смеялся, злился и грустил на работе.       В их отделе в целом есть несколько групп. Их группой руководит Стас — улыбчивый мужчина с ястребиным носом, залысинкой, неплохим чувством юмора и дотошным характером, особенно к работе. Несмотря на некоторые предубеждения Стаса по поводу омег в рабочем коллективе, Антон всё равно нашёл с ним общий язык и очень хорошо ладил. Правда, скрывая от него и в целом от всех, что он феромонная омега. Нет, даже то, что он омега, в чём ему помогали духи, обогащённые феромонами, которыми альфы порой привлекали к себе падких на запахи омег, и отсутствующая графа с типом в паспорте.       Стас руководил группой из четырёх человек. Помимо Антона в ней состояло три альфы: Дима, Серёжа и Арсений. Все трое имели совершенно разный, не похожий друг на друга характер, но несмотря на это спорили они нечасто, зачастую по работе и с юмором, быстро остывая. Так что вся седьмая группа (такой у них был номер) состояла исключительно из дружных альф (в общественном и известном на работе понимании, разумеется).       В коллективе сложились свои парочки по лучшей работе и такие же по лучшему пониманию друг друга. Например, в рабочем плане дуэт забывчивого, но от того крайне находчивого, мягкого и целеустремлённого к деньгам Серёжи и рационального, всё досконально изучающего и любящего новое Димы отлично помогал им дообрабатывать клиентов и партнёров, которых привёл другой замечательный рабочий дуэт — Арсения и Антона. Два парня на букву «А» в их коллективе имели роль наживки и первично проверяли почву. Их забрасывали во все компании, с которыми планировалась работа, потому что Арсений имел нестандартное видение и дар располагать людей, если не превосходными манерами, так дурными поступками, от которых окружающим порой хотелось провалиться сквозь землю, а Антон нивелировал своим мягким характером все конфликтные ситуации с необычной лёгкостью находя подход к каждому, с кем им приходилось взаимодействовать.       Порой кто-то мог подсдать, и тогда второй, третий, четвёртый, кто угодно из них мог перехватить инициативу и закончить начатое, потому что их взаимодействие в этом по истине слаженном механизме было поражающим. По крайней мере заслуживающим премии и простоянных сплетен коллег про «ту четвёрку».       Со стороны обычных дружеских отношений лучше всего ладили совершенно другие пары — Арсений с Серёжей, а Антон с Димой. Вероятнее всего из-за возраста и плюс-минус схожего мировоззрения, ведь первые были почти одногодками, а вторые имели разницу всего в четыре года.       Но в любом коллективе могут начаться сложности по самым разным причинам. У ребят не было разногласий между собой, однако в последнее время с растущим объёмом проектов, они перестали что-либо успевать, а если и успевали, то сильно выдыхались, уставали и теряли запал работать. То есть на них наступало банальное выгорание. И чтобы избавиться от этой напасти, требовалось крайне простое действие — добавить в их коллектив нового члена команды, пятого.       И вот здесь-то начинались большие проблемы.       Как говорилось ранее, Стас был прекрасным задвигателем идей, он со знанием дела соединял одно с другим, выпрашивал лучшие контракты, премии и отпуска, а ещё неплохо так руководил (хотя по большей части это были наставления околодружеские, ибо, например, Серёжа вообще не поддавался дрессуре, а Арсений поскольку-постольку, он был слишком своенравным и самодостаточным, чтобы по-настоящему подчиняться кому-то, тем более человеку более мягкому и молодому, чем он сам, хотя иногда он мог подыграть, но не сказать, что от этого кто-либо по-настоящему выигрывал). Но за всем количеством положительных сторон у него оставалась одна не самая лучшая, сильно триггерящая его прямых подчинённых — недоверие омегам рабочих вопросов.       — Нет, погоди! Зачем нам брать очередного альфу! Они задрали уже! Куда ни глянь одни хмурые рожи! Все в цветнике работают вон пятая группа, а третья-то какая! Любо-дорого смотреть и на работу приходить! А мы что? Сорняками здесь сидим, — возмущённо размахивая руками, говорил Серёжа, то и дело низко опуская свои чёрные густые брови.       Серёжа с Арсением отличались в коллективе ещё одним сходством друг с другом — они любили омег. Серёжа постоянно мелькал с какой-то новой пассией, часто катался по ресторанам, стрипухам и более интимным местам, а Арсений жизнь вёл более скрытную, но те взгляды, которые он кидал на противоположный тип и те манеры, ту учтивость, которую он им демонстрировал, явно делали его тем ещё омежим угодником. К тому же он довольно много времени проводил с Серёжей и невероятно спокойно реагировал на любые его сексуальные желания и похождения.       Именно поэтому эти двое особенно негодовали из-за того, что Стас упёрся рогом, напрочь отказываясь даже рассматривать возможность омеги получить новую вакансию.       — Я хочу приходить на работу и радоваться! Видеть прекрасную девушку. Смотреть на её милое личико и улыбаться, а не видеть ваши хмурые рожи.       — Это всё плохой аргумент. Ты сам признаёшь, что будешь отвлекаться на неё, — непреклонно стоял на своём Стас.       — Я, хоть не настаиваю на омеге, — забрал слово Дима, недавно сыгравший свадьбу, — всё же вынужден согласиться с ребятами. Ну Стас, посуди, у нас компания прогрессивная. Толерантность в обществе зашкаливает. Это сейчас модно, людей, покупателей к себе располагает. Имидж-то надо делать. Особенно для новеньких, что приходят к нам в отдел работать. А то подумают, что здесь старые деды-пердуны сидят, омеганенавистники, и уволятся. Был у нас ковришка в прошлом квартале, помнишь? Нас начальница из соседнего отдела спросила, где же омеги в нашем коллективе. И от неё это всё шепотком через пятое колено дошло до верха.       — Я свою позицию там объяснял. В других группах достаточно слабого пола, а мы и так хорошо справляемся.       — Ну сейчас-то нет. Это самое время раскрывать новые горизонты. Приглашать нового человечка к нам в группу! И желательно, а раз весь коллектив настаивает, омегу.       — Кончай ломаться, Стас, — ласково поддержал ребят Арсений. — Ты правда думаешь, что мы с ребятами тут все слюнями изведёмся, если к нам придёт работать противоположный тип? Леночка из маркетинга получше многих работает, например. Взяла лучшего работника месяца в своём отделе в прошлом месяце. А Яровицина? Голова-то у неё как работает! Её не перестают нахваливать! И всё по делу. У Серёжи так не работает, как у неё работает.       С непомерной тяжестью Стас выдохнул, провёл тяжёлой ладонью по лицу и уставился на молчащего Антона с немой мольбой в глазах.       — А ты, Шаст? Что думаешь?       — Полностью поддерживаю идею всего коллектива, — в привычной примирительной манере ответил ему Антон. — Нам нужен ещё один человек. Не хотелось бы выбирать исключительно по типу человека, лучше, конечно, по его навыкам и умениям, но нам действительно не хватает разнообразия. Серёжа с Арсом в другие группы и отделы бегают, чтобы пофлиртовать.       — Да я ж за степлером отлучался! — возмутился моментально Арсений с искренним или переигранным негодованием на лице.       Антон в ответ пожал плечами. Говорить при Стасе, что степлеров со всеми скобами навалом в подсобке, которую они как раз не так давно разобрали, он посчитал некрасивым.       — Так в подсобке ж были, — попытался уличить его Стас.       — Там так пыльно, — со всевозможной брезгливостью отозвался Арсений, так сильно морщась, отстраняясь и поднимая плечи, как бы стараясь скрыться от грязи, что спорить с ним было по-просту невозможным, ведь на каждого перекинулась эта ужасная картинка трёхмесячной давности с захламлённым, пыльным, заставленным непонятно чем и непонятно чьим кабинетом.       Который, впрочем, они быстро разобрали, пока Стас катался в командировку, и набили всем нужным. Серёжа, например, спрятал в одном из шкафчиков за старыми отчётами презервативы со смазкой, Дима с помощью высокого Антона неплохой коньячок на вершине шкафа, сам Антон туда скидывал вечно ломающиеся наушники, разряженные павербанки и сигареты на чёрный день, а Арсений неизвестно что спрятал, зато известно как быстро и легко находил там при желании любую канцелярскую приблуду. Недавно, например, за полминуты нашёл новую пачку скрепок.       — Вы до сих пор там не убрали? — возмутился Стас. — Может, мне уборщицу попросить уже, а то это непорядок. А если проверка придёт? Руководство? А там бардак!       — Не беспокойся, мы в самом процессе уборки. Сегодня-завтра всё будет блестеть, — уверил его Дима, также по-дружески не разрушая легенду Арсения со степлером. — Но никто не отменял живое общение с коллегами. Кстати, о коллегах. Что ты решил, Стас? Внемлишь нашим молитвам или всё также не будешь даже на резюме от омеги смотреть?       Вообще, Стас редко когда менял своё решение, даже если на него нападали все члены его группы, как было сейчас. Обычно победы в переубеждении доставались Диме, он всё это начинал, хорошо подкладывал соломку и в итоге на радость собственную или общую получал желаемое. Но и это было нечасто.       В переговорной воцарилось глубокое молчание. Арсений перемещался по стулу, раскачивая его из стороны в сторону, отклоняясь на его спинку как дерзкий парень или садясь ровно и тарабаня по столу, как непослушный мамин сын, только-только пришедший из школы с тройкой в дневнике, о которой ещё никто не знал. Дима и Серёжа скорее напряжно замерли, как змеи, готовые скорее разочарованно уползать или голодно набрасываться, смотря по результату тяжких Стасовых дум, а Антон, хоть и тоже замер, и тоже неимоверно сильно, а на самом деле сильнее остальных, желая и веря в разрешение на работу в их рядах омеги, выглядел скорее как притворившийся мёртвым опоссум. И дело было не в двух змеях и одном сумасшедшем по соседству, а именно в самом решении.       Антон очень хотел, чтобы в их рядах появился омега. Не потому что он хотел с ней сдружиться или тоже скучал по красивым личикам с укладкой, макияжем, маникюром и в роскошном платье, а потому что для него это стало бы шажочком к ещё более комфортной работе и, возможно, раскрытию своей второй натуры.       Обманывать коллег ему не нравилось, но он, начав изначально со лжи о своём типе, не мог переселить себя и рассказать им правду. Пусть и частичную, но не мог. И коллега своего типа в его понимании должна была облегчить этот этап раскрытия.       Если бы Стас только согласился.       — Ну посмотрим. Но вероятнее всего нет. На эту работу лучше брать уверенного альфу со стойкими нервами.              

U_U

             Через неделю в компании организовывают корпоратив в честь Нового года. Арендовывают огромный зал, приглашают ведущих и музыкантов, заказывают тонны еды и столько же литров алкоголя. Народ веселится, отрывается под музыку, записывает упоротые кружочки, танцует, ничего не стесняясь, и знакомится с другими коллегами или забивается в уголке знакомых, где ему комфортно и не менее весело.       Подобные мероприятия Антон любил и не любил одновременно. Ему нравилась сама атмосфера, когда все вокруг веселились, не заботясь о своём имидже и внешнем виде. В такой обстановке позволялось отпустить всех своих демонов, свой язык и своё тело.       И именно поэтому подобные мероприятия он всё же избегал. Он уворачивался от прикосновений альф, а в такой толпе это была почти невыполнимая задача, ведь ненавидел близкий контакт, в частности, если лезли к его шее, на которой располагались пахучие железы, да и попросту боялся сболтнуть лишнего. Конечно, в нынешнем веке среди хороших знакомых бояться раскрытия ему чисто логически не нужно было. Наоборот, все отнеслись бы к нему с пониманием и, вероятнее всего, даже стали бы помогать в чём-то, относиться к нему мягче и теплее. Но одно дело понимать головой, а другое — пересилить себя на что-то новое, да и на старое. Храбрость и усилия порой нужны в самых незначительных, казалось бы, вещах. И победить сотню врагов кажется проще, чем сходить после тяжёлого рабочего дня в душ, сказать близкому человеку обидную правду или признаться самому себе в том, что идёт против личного мировоззрения.       Одной из таких сложностей Серёжа называл алкоголь. От него все дурели, переставали себя понимать, помнить и контролировать, раскрепощались, гробя здоровье и рискуя из-за изменённого состояния сделать что-либо непоправимое. Вероятнее всего, люди любят это изменённое состояние как раз из-за того, чтобы случайно подтолкнуть себя к подобному «непоправимому» и в тайне вожделеемому. В любом случае, Серёжа был абсолютным трезвенником, поэтому на слова Антона о том, что он выпьет всего «чуть-чуть, потому что здесь качественный алкоголь и его интересно попробовать» он отреагировал скептичным молчанием.       — Зная этого блаженного, прежде чем ехать домой, мне нужно будет его проводить до квартиры.       «Этого блаженного», о котором с такой спесивой любовью говорил Серёжа, был пропавший в тот же момент среди толпы Арсений. Любимец общества, общения, самолюбования, омег и просто радушных компаний, Арсений матерелизовывался в одном месте и пропадал в другом одинаково удивительно в тему и незаметно, что очередной его пропаже никто не удивился. В любом случае, этот пёс всегда находил дорогу домой или к своим близким, в каком бы состоянии он ни был.       Дима тоже грозился выпить немного, но пришёл на корпоратив со своей женой, и пока они вдвоём дегустировали всё, что попадалось им на глаза, степень общего опьянения не сильно перегоняла их собственную. Так что план официально провалился. Антон в свою очередь тоже близился к полнейшему провалу, когда пил голубой коктейль, который ему намешала чудесная омега из шестой команды. У него захмелел рассудок, тело заныло, будто после отменного массажа, прежние страхи немножко ослабли, а ведь именно из-за этого он и делал первый глоток.       Не так давно, когда гормоны стали слишком припирать к стенке, Антон решил сам для себя, что станет более социальным в мелочах. Нет, он был с детства и оставался по сей день душой компании, но был слишком отстранённым. Резко реагировал на касания, много что держал в себе, особенно сильно избегал альф (так казалось ему одному, потому что он знал истинную причину, другие же видели в нём обычную человескую обособленность).       Разговор за столами не утихал. Антон успел узнать все игровые новинки и поддержать разговоры о них, узнал о том, как прошли последние футбольные матчи и у какого исполнителя какой последний клип вышел, а также обсудил по несколько раз недавно нашумевшие фильмы и, конечно же, куда ж без этого — двести раз обсосал со всеми работу. Работа всегда душит и не отпускает, любимая она или нет, но многие мысли и разговоры в любом случае в компании коллег отчего-то сводятся именно к ней, как бы им самим уже ни было от неё тошно.       Отдавшись достаточно алкоголю в теле и музыке, Антон отправился в более центральную часть зала и принял участие в бесмыссленом хаотичном передвижении конечностей — танце. Музыку люди, казалось, вообще не слышали, а дёргались так, как душа приказывала. Приглашённый исполнитель не обращал на это никакого внимания. Видимо, был привычен к подобным застояльм. Антон от остальных не отставал, единственное что — нелюбовь касаний по-прежнему сильно давила его раскрепощённость, и любое прикосновение локтя о чужую спину, столкновение ноги, бедра, да в целом чего угодно с чем угодно — вызывало в нём дискомфорт, уменьшая интенсивность танца и желание это в целом делать.       В какой-то момент, подустав и загнавшись, он решил вернуться к столикам и привести свои дыхание с мыслями в порядок, но в попытках выбраться получил лёгкий удар локоточком в грудную клетку, отшатнулся скорее от неприятных ассоциаций, чем от силы удара, и случайно вступил носком кроссовка со скользкой подошвой в лужу из разлитого нечто спиртосодержащего характера. С учётом плотности людей вокруг, при падении он бы кого-нибудь зацепил и приземлился бы на пол не так болезненно, как должен был. Уже в страхе и предвкушении боли в пятой точке закрыв глаза и сжавшись, Антон вдруг получил опору от тёплых объятий.       — Ты перепил, дурашка?       Этот запах он узнал сразу несмотря на алкогольное амбре, потому что работал с ним, точнее его владельцем, не первый год. Нелюбовь к касанию от этого несколько смылась — своим ребятам он всё же доверял, тем более в таком уязвимом состоянии, а Арсений вообще имел такую харизму, что, глядя на него, только мягко улыбаться и можно было, поддаваясь на все его уловки. Поэтому он не дёрнулся, не зашипел с требованиями отпустить, а поплывше пьяно улыбнулся, обрадовавшись, что падение не состоялось. К тому же запах приятного альфы несколько… скрутил изголодавшееся сознание, поэтому даже обычные полуобъятия для предотвращения несчастного случая сработали очень ярко, отчасти даже возбуждающе.       Громкая музыка, вечное шевеление людей вокруг и их разговоры, изменённое сознание и, главное, закрытые глаза, — видимо, от всего этого смешения, — повлияли на то, что Арсений успел себе позволить не просто близко встать, но и провести носом по нежной коже на шее. От лёгкого прикосновения Антона прошибло с головы до ног, по той же траектории побежали мурашки, и когда он запоздало распахнул глаза и рот для возмущённого бубнежа, то неожиданно для себя различил в пьяных глазах Арсения очень даже трезвое не то, что узнавание, но непонимание, работающие мозги, пытающиеся сложить пазл без картинки, и как будто бы процесс был уже близок к завершению.       Это сподвигло Антона очень резко отстраниться от Арсения, скорее закрыть шею рукой и виновато посмотреть в сторону. Арсений же продолжал стоять на том же месте, он был растерян, немного хмурился, точно продолжал пытаться доделать начатую головоломку.       — Спасибо, тут коньяк разлил кто-то. Чуть не наебнулся. Ты как всегда помогаешь, появляясь как раз вовремя. Научи такой технике, сенсей.       Первое правило, которое вывел для себя Антон при скрытии некоторых фактов о себе — переводить тему. Чем искуссней и быстрее это будет сделано, тем меньше вопросов будет в дальнейшем.       Арсений крепко сожмурился, после чего широко улыбнулся и почесал свой затылок, по-детски расхлябисто далеко откинув голову. Он был всё-таки сильно пьяным, от его тела исходил жар, на щеках бесновали красные пятна, в глазах блестели отсветы ламп, а выгодно распахнутая на ровной, но крепкой груди рубашка, вкупе с лёгкой щетиной и взлохмаченными волосами отчего-то продолжали сильно волновать уже принявшего возбуждённый настрой Антона.       Это безобразие нужно было скорее заканчивать, к тому же он надеялся полностью искоренить в коллеге мысль о собственном типе, поэтому продолжил переводить тему, на этот раз напав:       — Но, Арс, ты ведь помнишь, что я не люблю… касаний. Таких. Это было лишнее, не люблю подобных нежностей.       Проигнорировав кольнувшее сердце, без запинки договорил Антон, укоризненно поглядев прям Арсению в глаза. К сожалению, те имели мягкий голубой цвет, чудесно переливающийся в нынешних обстоятельствах, так что долго строить лицо у него не получилось. Впрочем, и сам Арсений быстро смутился своей раскрепощённостью и стал поспешно извиняться.       — Бля, Шаст, прости. Перебрал и забыл. Самолёты так скоро поймаю. И будут они виу-виу-виу делать. А я за ними в открытое море! — разулыбался Арсений.       И тогда Антон расслабился полностью. Его коллега был безбожно пьян. Даже если он что-то понял, вероятность вспомнить об этом на следующие сутки была не такой уж и великой.       Арсений вдруг резко остановился с выпученными глазами, поднял их к потолку, нахмурился и с лёгкой паникой спросил:       — Или вертолёты не так делают?       — Ты много выпил, — резюмировал Антон. — Тебе, наверное, уже пора домой. Давай Серёжу найдём.       Арсений с этой блестящей идеей согласился. Хлопнул, опять забыв, радумеется, Антона по плечу и убежал от него в противоположную сторону с криками «я там поищу», моментально теряясь в толпе людей, как будто только ради него одного она стала неимоверно плотной, какую только на концертах перед сценой и увидишь.       Чертыхнувшись, Антон всё-таки пошёл на поиски Серёжи. После этого нашёл Диму с женой, попрощался с ними (у них было состояние чуть более вменяемое, чем у недавнего пропавшего «пилота»), попрощался со Стасом, поющим непонятно что непонятно с кем, и остальными новыми знакомыми, да пошёл домой.       Такси заскрипело шинами, став давить лёд и снег, и, выдохнув серый дым в чёрный от зимней ночи воздух, угнало к следующему клиенту. Антон некоторое время продолжал меланхолично наблюдать за его удалением, и ни холодный воздух, кусающий открытые нос и щёки, ни былые эмоции, ни проходящее опьянение не могли сдвинуть его с места. Снег крайне медленно, точно нарочно, падал с неба, совсем не крася его в белый цвет, а сам полюбившийся двор стал от его вмешательства серым и заброшенным.       Во многих окнах ещё горел свет. Где-то можно было разглядеть человеческие силуэты. Сплошные тёплые отношения, рождающиеся между людьми и так ими любимые, вместе с одиноким немым светом из окна потихоньку сверлили Антону душу. В какой-то момент нахлынувшая волна тоски стала настолько яркой, что натурально сдавила ему глотку, в горле запершило, и он закашлялся, прикрыв глаза, а когда открыл их, уже не смог смотреть на мир нормально из-за слёзной пелены.       Вытерев красное онемевшее лицо, он шмыгнул последний раз носом и поскорее потопал домой, сильнее укутываясь в свой большой и тёплый пуховик. Антон обожал носить большие вещи, объёмные и тёплые, чтобы они покрывали как можно больше тела. В них ему было наиболее комфортно, пусть даже на улице шпарило нещадное солнце или он очень устал от физической активности. В любом случае ему всегда был необходим этот панцирь. Без выского смысла и психологических изысканий. Антону просто нравилось это чувствовать.       Именно поэтому ему стало особенно грустно, когда поднявшись на этаж и войдя в съёмную квартиру, он не смог по любимой привычке обнять близкого человека, а именно отца, и почувствовать его ответные объятия. Вместо этого ему пришлось переодеться в домашнее и завалиться на кровать, сжимая в тонких длинных руках обычное одеяло. Даже телефон остался лежать с ним рядом без привычно запущенной на нём игры.       Сегодня он был близок к раскрытию. Это забивало Антону всю голову. Он обмотался одеялом, получше устроился в постели и задумчиво провёл себе по шее, как раз в том месте, которое соприкасалось с кончиком носа Арсения, от которого изначально пошла волна тока и за ней мурашек.       Арсений.       За последнее время это имя несколько приелось Антону, так как довольно часто переливалось в его голове всеми возможными полутонами. Дима Антону просто нравился, он был хорошим, рациональным человеком и понимающим другом. Серёжа был забаным существом, его можно было сравнить с муравьём, собакой, рыбкой или обезьянкой и далеко не в принижающем смысле. Просто за ним всегда было интересно наблюдать и отчего-то к нему зарождались довольно тёплые чувства, если узнать его немного поближе. Стас тоже был своего рода другом, но по большей части руководителем. С ним они могли придумать классные проекты, чтобы реализовать себя и помочь в реализации всего потенциала друг другу. Их мысли и желания сходились далеко не всегда, но ладили они тоже просто прекрасно без всяких подводных камней. Но вот Арсений был фигурой совершенно другого масштаба.       Антон Арсения уважал как человека. Более взрослого и опытного, наученного жизнью и неплохо эрудированного. Антон Арсения боялся. Боялся не физического или психологического урона от него, не обидеть его самого, он не боялся получить от него подлянку, но как будто бы очень сильно боялся его огорчить и показаться в его глазах недостаточно хорошим. Антон Арсением восхищался, потому что Арсений не боялся самого себя, стойко воспринимал любимые насмешки судьбы, оставался в своём чудоковатом характере, не зазнавался от своих природных данных и шёл за мечтой и желаниями так спокойно, точно никакое чувство страха на самом деле не было ему знакомо, и при этом он старался всем угодить. Угодить, не разрушая личность себя самого.       Для Антона Арсений был слишком специфичной личностью, ядовитым коктейлем, который в тайне всегда вожделеешь, но от того сильнее боишься прикоснуться к нему в реальности. Он был словно нереальным и любое взаимодействие с ним зачаровывало. К сожалению, Антон никак не мог ему сопротивляться и таял под этими чарами, которые Арсений использовал абсолютно неосознанно (хотя наверняка он знать и не может). Любые его улыбки, шутки, слова и движения, любые угрозы и любая критика действовали на него очень эффективно. И по-хорошему именно Арсений должен был быть руководителем для него и для остальных, потому что он имел достаточное влияние авторитетом на то, но будучи таким вот человеком, он наоборот отстранялся от всего такого человеческого и оставался сам себе на уме.       Хотя порой, не так давно началось, Антон стал представлять Арсения в роли не коллеги, а прямого руководителя. Ему было одновременно и забавно, и ссыкотно, в груди свербило от подобных представлений, и он не мог объяснить себе почему или попросту боялся в этом признаться.       Но бегать от себя самого бессмысленно. Когда-нибудь силы иссякнут, и во время вынужденной остановки преследуемая сущность врежется и поглотит свою добычу полностью. Без всяких сожалений.       Антон не мог утверждать, но зато теперь мог говорить с осторожной мягкостью — среди всех коллег, среди всех близких и в целом среди всех знакомых Арсений импонировал ему больше остальных в том самом запретном ключе. Желание отношений, живых разговоров, тёплых касаний, интимной близости и обычного человеческого спокойствия, смешанного с счастьем, от нахождения в социуме и приятным сородичем стало слишком сильным в последнее время. Ему было всего двадцать три года, но он уже истосковался по людям. Часто на него накатывало желание вернуться к родителям и жить с ними чуть ли не до их смерти, так никого и не заведя. Но он не мог так поступить. В первую очередь его убедительно просил начать жить своей собственной взрослой жизнью родной и больше всех любимый отец. Делал он это из благих побуждений, хотел раскрыть его потенциал, помочь найти замену им с матерью на будущее и оберегал сына от себя.       Если честно, Антон боялся альф. Боялся находиться с ними в закрытой комнате продолжительное время. Но он никогда, ни разу и ни секунды в жизни не боялся отца. Папа был для него настолько светлым и непогрешимым, что он первое время даже не понимал, почему тот стал так часто от него отстраняться, особенно в его самые уязвимые моменты жизни — во время эструса. И повзрослев, он, конечно же, понял его по большей части, на которую был способен, но тоска по близости из-за этого не уменьшалась.       Да и страх не хотел пропадать. Картины изуродованных омег, чьё тело содержало в себе железы с резким ароматным секретом вставали у него перед глазами каждый раз, когда он пытался подумать о банальном сношении. Понятное дело, представлять себя растерзанным существом ему не нравилось, но у него всё равно не получалось избавиться от подобных ассоциаций. Для феромонной омеги возможность сводить с ума альф запахом была скорее проклятьем, чем прикольной или полезной особенностью. По крайней мере Антон искренне считал так и у него на то были свои вполне себе разумные причины.       Ведь даже разумные флегматичные и вялые в сексуальной активности альфы безропотно отдавались инстинктам и могли, не взирая на собственную пару, на правила приличия или банальную человеческую солидарность напасть на улице средь бела дня, если до их рецепторов доходил искажённый эструсом запах такой феромонной омеги.       Как читал Антнон, особенность в виде запаха появилась достаточно давно, веке в третьем уже были первые упоминания подобного. Однако их было крайне мало, но чем дольше жило человечество, тем чаще стали рождаться дети омега-типа с такой особенностью и причиной тому были отнюдь не недостаточные знания о прошлом. Самым распространённым мнением среди учёного общество была теория о балансе человеческой популяции. Природа либо хотела смухлевать и заставить размножаться ленивого на это человека более охотно для поддержания вида и дальнейшей эволюции, либо наоборот старалась отпугнуть его от этого, показывая к чему ведёт излишняя озабоченность. Тут мнение, конечно, делилось и варьировалось в зависимости от религиозности, возраста, типа учёных и ещё многих факторов.       Антон, честно говоря, никак не думал о причинах своего проклятья, он просто жил принимая перед течкой и во время неё, а заодно и пару дней после вечные таблетки, которые маскировал под обычные витаминки для улучшения здоровья. Он в самом начале работы как ляпнул про «слабое здоровье», так и расплачивался до сих пор. Учтивые коллеги, притом все без исключения, но каждый по своему, вечно пытались ему во всём помочь с тех пор. Дима настаивал на постоянном посещении врача, что было несмотря на известный с момента рождения диагноз всё-таки актуальным советом, и часто напоминал о любых делах, даже если они не были связаны с работой. Серёжа по-своему не взаимодействовал с ним, но проявлял максимальное сочувствие с предельным уровнем помощи, притом попрежнему флегматичным, когда ему что-нибудь требовалось. Например, в один из душных дней весны ещё год назад невыспавшемуся Антону было дурно, и лежавший тогда на стуле Серёжа, заметив такое состояние, предложил сначала пересесть на нормальное место возле кондея, затем вообще забрал его пройтись, напиться воды и подышать свежим воздухом, что по итогу подействовало очень хорошо. Притом забота у Серёжи всегда была крайне ненавязчивой. Он всегда делал предложение, от которого можно было легко отказаться, не обидев его при этом. Стас часто шёл ему на встречу, мог отпустить пораньше домой, сильно не грузил в плохие дни. А Арсений… услышав про плохое здоровье, будучи изначально немного ежистым и отчасти желчно настроенным, смягчился до уровня верного пса и с тех пор время от времени интересовался самочувствием, подкидывал вкусностей, очень настойчиво отправлял его отдыхать, спать, кушать и так далее и порой достаточно обидно ругал, толком ничего не говоря, но очень укоризненно глядя, если видел отклонения от здоровой нормы на нём.       В общем, даже в этом в их команде все были разные. По заботе у Серёжи была самая ненавязчивая, у Димы средняя, а у Арсения сильная. Возможно, этим он напоминал такого же заботливого отца и тем лишь больше подкупал, не зная об этом. Но в любом случае, говорить правду про то, что эти таблетки ему буквально жизненно необходимы во время эструса он не стал тогда и не собирался из-за нелепого страха сейчас.       Больше всего в жизни на вечных таблетках для подавления феромона Антона огорчало, что при всей убойной работе фармокологии современного мира, операция по удалению желёз или их «выключению» была невозможна. Во-первых, пациентов было не так много, во-вторых, это были живые люди, на которых негуманно было ставить разного рода опыты, да и в третьих — опыт прежних лет показывал, что у омег с извлечённой или выжженой железной системой начинались большие проблемы со здоровьем, которые в большинстве своём приводили к гибели. Самой частой проблемой был рак, любящий молочные железы и половую систему. Обязательно начиналось бесплодие, часто омегу преследовали боли, в том числе и в тех местах, где находились умершие клетки желёз. Одна омега разодрала себе шею собственными пальцами, сойдя с ума от вечного ощущения прилипшей к ней субстанции, вызывающей сильный зуд.       В общем, в какую сторону ни глянь, одни проблемы, а жить-то хочется. И таблетки имели свои побочные эффекты. Антон одного только не понимал в этой жизни — неужели он так много хотел? Просто жить спокойно, обниматься и целоваться с близким человеком, радовать окружающих и быть счастливым.       Много? Жаль.       Засыпал Антон, как и прежде, в одиночестве.              

(┬┬﹏┬┬)

             — Блять, Шаст, ну ты идёшь? Мы опаздываем!       Не выдержав очередного промедления, Арсений с гневным выдохом схватил Антона за руку и потащил за собой безвольным хвостом дальше по светлой людной улице. Майское солнце било беспощадно. Лихорадочная за последнее время погода вдруг решила обрушить на достаточно умеренную полосу крайне неумеренное солнечное свечение, из-за чего люди ходили полуобнажённые и благоухающие естественными ароматами. Например, потом и феромоном. Голова в такую погоду совершенно не работала, да и одна из жалящих солнечных плетей явно прилетела ему прямо в темечко, иначе сложно было объяснить по какой причине вечно собранный, когда дело касалось лекарства, Антон, пока доставал документы из сумки, выронил лежащую в ней пластмассовую баночку, а потом из-за тёплого порыва воздуха и неосторожного шага пнул её, и она, полетев ровно на проезжую часть, вращаясь как юла, стала трухой под шинами вечно спешащих машин.       За всю свою жизнь Антон ни разу не забыл таблетки, он ни разу не был в ситуации, когда они у него заканчивались, он ни разу не рассыпал их по неосторожности, ни разу не портил, раздавив или залив водой, ни разу не путал их с другими. У него всё всегда было под контролем и шло по одному и тому же плану не просто несколько долгих лет, а буквально всю сознательную жизнь.       И проебаться так фатально, в первый из трёх дней эструса во время рабочей смены, было для него не просто чем-то новым, но ещё чем-то ужасающим и непостижимым. Первые полчаса он просто поверить не мог, что такое произошло и с осоловевшим взглядом следовал за Арсением, куда бы тот его ни вёл. Его охватила такая паника, ранее которую он никогда не испытывал, что он не знал что сказать и как это сделать.       К тому же была ещё одна проблема. Помимо страха, помимо течки, помимо жары, плохого сна и голода (аппетит и крепкий сон в последнее время его покинули) он получил в квинтэссенцию всего — злого Арсения. У того сегодня с самого утра настроение было подпорченное. К тому же он не любил жаркую погоду из-за того, что потел и терял свой превосходный вид, да начинал неприятно пахнуть. Но куда больше он невзлюбил с первого же делового созвона новых партнёров. И теперь сильно негодовал на очередные их выверты, не обращая на остальное никакого внимания.       «Твою мать», громкое и единственное цензурное словосочетание оставшееся в голове Антона.       — А… А… — ком в горле не давал нормально говорить, к тому же он был так обескуражен, что скорее тявкал и скулил, чем по-нормальному говорил. — Арс…       Таблетки действовали почти ровно по часам. Пять часов — среднее время действия подавления во время эструса. Это были сильные таблетки, которые принимать в обычное время было крайне нежелательно. Они убивали всякую феромонную активность на этот срок, но после блокатор рассасывался организмом практически полностью. Эффект сохранялся ещё плюс-минус минут пятнадцать, максимум час.       Прошло три. Впереди было часовое совещание, до которого минимум час ещё нужно было добираться по душной улице.       — Что? — вместо привычного спокойного тембра, ласкающего уши, рявкнул Арсений, опасно полуразвернувшись к нему головой.       Антон громко сглотнул, так и не посмев раскрыть рта. Если альф он боялся из-за их невменяемости под феромонами, то Арсения он боялся просто из-за его характера. В раздраконенном состоянии этот человек мог кидаться вещами, повышать тон, плескаться таким ядом, что и чужому или нечувствительному человеку становилось не по себе. Даже обижаясь, Арсений не вёл себя настолько спесиво и резко, как во время подобной агрессии.       Издалека Антону на самом деле нравилось за этим наблюдать. Эстетичное лицо и тело Арсения становились ещё более выточенными и идеальными, взгляд наполнялся таким огнём, что просто не мог не возбуждать каких-то внутренних чувств, а необычные для его плавности резкие движения ставили вкусно дерзкую точку в образ. Но вот издалека. Антон вырос не просто в хорошей любящей семье, а в очень неконфликтной и дружной. Родители никогда не переходили на повышенные тона во время небольших склок, а его они максимально огораживали от любого плохого влияния. Так что впервые увидев агрессию и крики в жизни, Антон сильно смутился и испугался и с тех пор очень настороженно реагировал на подобные проявления недовольства. Особенно сильно по нему било, если недовольство было направлено в его сторону. Он просто с детства никого никогда не разочаровывал, не подвергался подобному. Ему было сложно просто слышать этот недовольный тон и видеть эти злые глаза, смотрящие ему ровно в нежную душу.       На самом деле недовольного Арсения любили и не любили одновременно все в их отделе. Стас его совсем не по-начальственному боялся и по-тихому сматывался, когда начинался разбор полётов и первым старался утихомирить его… взрывной временами характер. Серёжа, его практически лучший друг (хотя отношения этих двоих разобрать было сложно), обычно строил из себя монаха и мастерски абстрагировался от настоящего, с интересом наблюдая за тем, куда и как будет направлен очередной залп огня. Дима же предпочитал вместе с Антоном либо сбегать в безопасное место, но держать такое интересное зрелище на виду, либо принимался максимально мягким тоном его успокоить, выводя отчего-то ещё сильнее.       Сейчас, когда рука Антона была в заложниках у дымящегося Арсения, а время действия таблетки, особенно под палящим солнцем и стрессом, ускоренно уменьшалось, мир в его глазах не то чтобы переставал существовать, но натурально рушился, земля ощущалась мягкой и пропадающей из-под ног, а воздух вяз на корне языка, лениво заползал через ноздри в лёгкие, заполоняя их смертельно ядовитым веществом.       Два часа до момента, когда его сущность раскроется. Два часа до мук и (а худший исход лезет в голову в первую очередь) смерти.       А делов-то всего-ничего — остановить Арсения, найти подходящую аптеку, показать хранящийся в сумке рецепт, выпить таблетку и со спокойной душой продолжить работать.       Но как говорилось ранее, Антон, к своему несчастью, боялся слишком много, особенно простых шагов и банальной правды.       — А-а-арс… Арс! — проговорил Антон в прострации и вдруг врезался в спину Арсения.       Они остановились на пешеходном переходе. Красный загорелся недавно, мимо стали проноситься машины, а рядом на пешеходной части собирались люди, также собирающиеся перейти дорогу.       — Чёрт бы их побрал со своими пропусками. В этом здании пропуск к тому зданию, то здание через дорогу, пять шагов, блять, через себя и один назад. Ну, что, блять, Шаст? И без тебя забот хватает.       Антон с опаской глядел в его глаза, боясь даже пикнуть о том, как ему больно от крепкой хватки его жилистой руки (да он и не осознавал этого, наоборот, эта боль немного помогала ему полностью не погружаться в панику), но та вдруг сама ослабла. Арсений сделал суровое лицо чуть попроще, хотя оно по-прежнему было слишком скульптурным, выточенно идеальным, да и лохматые тёмные волосы с раскрытой в области груди рубашкой только дополняли этот образ.       — Шаст, соберись, пожалуйста, — почти вменяемо попросил Арсений, в следующую же секунду посмотрев на таймер на светофоре. Он показывал десять секунд. — Ты сегодня сам не свой. Тебе напекло? Солнце палит, пиздец. Надо было хотя бы кепку надеть. Тебе тем более. Башка не кружится, надеюсь?       Антон с поджатыми губами завертел головой. Забота сквозь лезущую агрессию не совсем то, что он хотел бы в тот момент. Беспокойный Арсений в очередной раз одёрнул рубашку на себе, поправил ворот и вновь схватил за запястье, рассудив, что его коллега сейчас в каком-то заторможенном состоянии и для передвижения нуждается в поводыре.       Они пошли по переходу.       — Шнеле, Шаст, шнеле. Еле ластами перебираешь. Нам надо ещё тринадцатый дом найти. Тьфу, ты. В приметы не верю, но уже корёжит от этого числа. Ты видишь здесь тринадцатый дом?       Антон видел ускользающую из сознания картинку, состоящую из построек, растительности, людей и собак. Они были в достаточно оживлённом зелёном районе, не обделённым магазинами и кафешками. Среди них-то спасительным маяком горела зелёная аптечная вывеска. В сети этих аптек он свои подавители ранее не покупал и не был уверен, что они были там в наличии, но в любом случае нужно было сходить и проверить это.       Ничего не сказав, Антон вдруг пошёл, как под гипнозом, в ту сторону, напрочь проигнорировав факт стоящего рядом и вглядывающегося в телефон Арсения. Яркое солнце не давало ему даже на открытую в нём карту нормально посмотреть, из-за чего он в очередной раз злился на погоду, всей душой желая разъебать небесное светило и без лишней нервотрёпки подписать наконец-таки контракт.       — Куда? — краем глаза заметив передвижение, рявкнул Арсений. — Нам в другую сторону. Да что с тобой сегодня вообще? Ты работать собираешься? Обычно лучше меня в городе ориентируешься.       — Мне, — сипло стал отвечать Антон, — в… кхм, аптеку надо.       Арсений на такое заявление изумился до высоко поднятных бровей, от чего взгляд у него стал, как у познавшего чужую тупость или чужое безумие человека.       — Какую нахер аптеку? Шаст, ты издеваешься? Тебе витаминки твои не терпят что ли? Ты прекрасно помнишь, сколько у нас времени осталось, а мы ещё даже пропуски не сделали! Никакой подготовки, никакой разминки и всего час, один грёбаный час, чтобы уломать этих… прекрасных людей на контракт. Шаст, не чуди, пожалуйста, нам идти надо.       — Ты пока можешь сделать нам пропуск? — осторожно предложил Антон, но уже от следующего взгляда раскаялся в своей попытке.       — Там личное присутствие требуется! Не я эти долбанутые правила писал! Пошли давай, некогда нам по аптекам шастать. Там очереди, блять, всегда ебейшие, у нас времени сейчас в притык. Ты сам знаешь, что нельзя к этому партнёру опаздывать. Ты их сам согласовывал. Пошли, и приди в себя уже наконец. Понимаю, жара, параша эта с пропусками ещё, витаминки свои проебал, но ты мне здесь нужен, ёк-макарёк, а не где-то там у себя. Пошли давай.       Точно под очередным гипнозом Антон последовал за ним, к тому же его для надёжности вновь схватили за руку, только уже не так крепко, и повели, действительно, в противоположную от аптеки сторону.       С этой фирмой они ранее уже сотрудничали, но очень шапочно. Однако даже на небольшом по объёмам и непродолжительном сотрудничестве они заработали немаленькие деньги. Партнёрство это, и правда, было им очень нужно, а из-за особенностей регламентов фирмы (да и определённых людей, занимающих в ней ключевые посты) подписать этот несчастный партнёрский договор было сложной задачей. Они до этого месяц детально изучали чужую фирму, их конкурентов и действующих партнёров, выстраивали им выгодное для обоих сторон предложение, разработали за полторы недели полностью контракт и даже презентацию, приняв во внимание все многочисленные особенности партнёра, и теперь, в такой ответственный момент, от которого зависела не только его личная премия, но и ситуация в целом в их группе и компании, в это сложное бремя Антон, казалось, вышел из строя окончательно.       В скором времени они оказываются в помещении.       Внутри было непривычно темно для пришедшего с улицы человека, а ещё блаженно свежо, из-за на максималках работающих кондиционеров. Антон привалился сразу к стеночке под холодными порывами воздуха, отдав бремя показывать документы и заполнять анкеты на пропуск Арсению. Он только раз лениво черканул подпись и продолжил дальше освежаться, приходя в себя.       Жара всё-таки сильно действовала на нервы. Пока прохожие расхаживали в шортах и футболках да майках, они оба были одеты в деловые костюмы, из-за дресс-кода на официальные костюмы в компании, в которую они направлялись. Из-за отсутствия чётких требований по цвету оделись они оба достаточно ярко и в одежду из лёгкой ткани, но пиджак поверх рубашки, длинные штаны и ботинки вместо привычных лёгких кроссовок всё равно заставляли их мучаться от температуры больше остальных. Особенно сильно из-за эструса и стресса лихорадило Антона.       Придя в шаткую норму, он завис взглядом на Арсении. У того был прекрасный пиджак в морских тонах, ближе к лазурному, очень подходящий его тёмным волосам и светлым алмазным глазам. И лёгкая рубашка жемчужного отлива, прекрасно подчёркивающая все изъяны, особенности и прелести его крепкой грудной клетки, шеи и лица. Лёгкая тёмная щетина добавляла ещё больше выгодного контраста, а выраженный кадык и узлы вен — эстетики. Сначала Арсений много хмурился, ещё не отойдя от своего приступа агрессии, он резко подсовывал сидящей через прозрачную перегородку девушке документы и нетерпеливо по ним постукивал, требуя сделать всё как можно скорее. Но в итоге он быстро остыл, потому что не умел вести себя плохо с омегами. По своей натуре он был абсолютным подхалимцем и подкаблучником. Любой недовольно капризный взгляд омеги делал его непостоянное вольное сердце мягче, как и взгляд, и тон, и весь вид. Поэтому вскоре Арсений стал самим собой, очень мягким на первый вид человеком, несмотря на своё сухое строение и в некоторых местах резковатые черты лица. Он стоял, опираясь одной рукой о подоконник, и размахивал в свою сторону сложенными в ситуативный веер пока что бесполезными бумагами.       На него такого наконец ставшего более умиротворённым, точно штиль после шторма, Антон отчего-то не мог налюбоваться. И куда хуже, у него сбивалось дыхание, возвращалась дурнота в голову и приливал алый цвет к щекам. Особенно плохо он реагировал на его открытую шею, которую временами ласкали мягкие кончики колыхающегося от ветра воротника рубашки. К тому же, чтобы избавиться от жары, Арсений временно снял с себя пиджак и просто повесил его себе на плечи, сделав свой образ ещё раскрепощённее, ещё прекраснее.       Антон не понимал этого чувства и пугался его. Ему нравилось смотреть на Арсения, на его определённые части тела. Ему хотелось почувствовать ближе его запах. Ему хотелось… ощутить его касания. От одних лишь этих мыслей у него болезненно скручивало в животе. Это тоже для него было впервые. Он не понимал из-за чего реагировал именно так. Догадывался, конечно, но, как и прежде, не разрешал себе ни в чём признаваться.       А время всё шло. Блокаторы через часа полтора должны были перестать действовать. Время утекало сквозь пальцы. Но Антон не нёсся в аптеку, а буквально завис, приковавшись взглядом к этой шее, к этим чертам, к этому человеку…       У блокаторов были побочные эффекты. Например, они полностью лишали его обычной потенции. Сексуальное возбуждение у Антона всю жизнь было крайне низкое из-за этого. Однако побочный эффект мог быть и обратным, его могло просто не быть или он мог меняться. В последнее время, как и говорилось ранее, привычное лекарство стало хуже справляться. Изношенный от вечных чужеродных химических элементов организм стал давать отпор и усиленно генерировать разные антитела. По крайней мере на последнем приёме врачу не особо понравилась его динамика, а это было месяца два назад. Теперь же Антон и сам стал замечать проблемы. У него ухудшился сон, упал аппетит, течки стали проходить немного болезненнее, хотя раньше с этим сложностей не возникало, и появилось больше желаний и мыслей сексуального характера, точно организм уже подталкивал его к продолжению рода.       Оно и было понятным, феромонные омеги, если выживали после огромного количества вязок или были мечены своим партнёром, обычно очень быстро и много рожали. Правда, из-за этого всё равно рано умирали, потому что рожать в десять лет, да даже четырнадцать — это огромный стресс для ещё слабого организма в самом процессе формирования. А из-за особенностей физиологии, раньше рожали именно в том возрасте. Потом стали позже, минимальный возраст подняли до шестнадцати, а феромонных стали напихивать разными травами, повышая им продолжительность жизни. Однако ребёнке на седьмом, а тем более десятом их организм слишком изнашивался, и если не наступала смерть при родах, то омега умирала в скором после них времени.       Своё пристальное внимание к внешности Арсения и свою неровную к этому реакцию Антон осознал довольно быстро. И вместо того, чтобы всё-таки улучить несколько минут на побег до аптеки, он неподвижно стоял и сгорал от посетивших его тело чувств и желаний. Впервые в жизни, когда он случайно-намеренно посмотрел альфе-типу, а именно Арсению, немного ниже, а именно в пах, он, привычно смутившись столь непристойному жесту, не стал резко одёргивать голову, а задумался о том, какой причиндал находится за этими штанами. Нет, сначала, какого цвета там трусы, как выглядят, какого материала, а уже дальше то, какой там член. Его цвет, форма, изгибы, насколько он красивый, маленький или большой, насколько удобно лежит в руке, насколько поднимается в возбуждённом состоянии, насколько хорошо удовлетворяет противоположный тип.       Сгорая от этих мыслей и некоторое время, пока на него самого особо никто не смотрел, пялясь на чужой пах, Антон тем не менее не дёргался, только особенно громко сглатывал вязкую слюну. Потом, когда заметил на себе присмиревший взгляд Арсения, ставший к тому же ещё более обеспокоенным, он резко отвернулся и обнаружил стоявший по соседству кулер, которым сразу же воспользовался. Вскоре к нему подошёл Арсений и тоже налил себе воды, правда, осушил залпом сразу два стаканчика, а в третий окунул пальцы и растёр ими прохладную воду по всему лицу. То, как капли медленно стали стекать по щекам, аккуратному вздёрнутому носику, губам, скулам, подбородку и шее к груди, вызвало у Антона какой-то новый непристойный виток мыслей.       Зато отчасти он пришёл в себя, и уже был готов сгонять за лекарствами. Но в тот же самый момент Арсений сказал, что заказанное такси уже приехало, а девушка, на его радость, выдала им два зелёных гостевых пропуска.       И только на душной улице рядом с такси паника Антона вновь вернулась на своё место. В дороге он задумался о том, что становится слишком слабым и уязвимым перед Арсением, как перед родным отцом. Что непомерно сильно жаждет от него поддержки, мягких тёплых объятий, защищённости и комфорта, атмосферы спокойствия, которая внезапно может смениться его зажигательным характером на бодрую и весёлую.       Антон продолжал бояться рассказать Арсению о себе, о своей особенности, но уже вовсю представлял, как бы тот извинялся перед ним за грубость и таял от любого его каприза, потому что не может противиться воле омеги. Как было бы, скажем, приятно чувствовать его более нежную и осторожную заботу, которая, даже если в нём нет и не будет ответных чувств, всё равно станет именно такой. Просто потому что это Арсений и хотя бы в этом Антон его понимал.       — Живой? — уточнил Арсений, немного к нему склонясь, уже своим обычным тоном. — Ты сегодня тише, чем обычно. Мне это не нравится.       Не зная зачем, в ответ Антон замотал головой. Поглядев на это действо некоторое время молча, Арсений вздохнул и спросил:       — Шаст, что с тобой? Всю ночь в очередную игру на телефоне играл? Ты мне сейчас нужен будешь, понимаешь? Я же один всё похерю точно. Мне нужно твоё спокойствие, как ты вливаешься в рабочий процесс и находишь со всеми общий язык, слышишь, Антош? Прекращай уже. Приходи в себя. Шаст. Шастун, блять, харэ молчать.       — Мне… — вновь, как в тот раз перед светофором, Антон запнулся и, закашлявшись, выдал ту же самую фразу: — В аптеку надо.       Сколько бы Арсений ни работал с Антоном вместе, он всё равно никак не мог понять его трагедии в потере обычных витаминок. В его понимании подобное лекарство, которое таковым даже не считалось, — на упаковках так и писалось, — не могло иметь какой-то значительный эффект. И если Антон был болен чем-то серьёзным, то никак бы ему не помогло. Да и он не понимал, зачем от него, да и в целом от всех ребят ему что-то скрывать. Поэтому Арсений сделал попытку понять получше, из-за чего его коллега так сильно переживал. Он взлохматил волосы, чуть пригладил их и после короткого вздоха учтиво спросил:       — У тебя болит что-то? Голова?       В целом, голова от стресса, жары, возможно, побочек, и вероятно даже ещё чего-нибудь у него, и правда, болела. Она раскалывалась, какой-то невидимый обруч сдавливал её, давил на виски. Так что в ответ Антон безмолвно закивал, точно болванчик.       — В такую погоду, — на этот раз с тяжким вздохом сказал Арсений, бросив серый взгляд в окно, — и неудивительно. Но времени заходить в аптеку у нас нет. Ехать минут пятнадцать, а встреча через двадцать. Пять минут чисто на то, чтобы найти где вход, подняться на лифте и сесть за стол переговоров. Думаю, мы можем попросить там таблетку от головы или в целом от спазмов. Мне кажется, там достаточно людей, чтобы у кого-то оказалось нужное лекарство.       Антон не представлял, насколько у него в тот момент стал жалобным взгляд. А он стал, ведь вслух сказать не вышло, но несогласие с тем, что нужных медикаментов там как раз-таки не будет, выразить всё же нужно было.       — Что не так? Антош, ну кончай капризничать. У нас, честно, нет на это времени.       В собственной голове Антон либо уже высказал обо всём, что скрывал и думал, далеко не в мягкой и совсем не цензурной форме, или молча свалил в аптеку, в идеале даже выпрыгнув, как долбоеб, но крутой долбоеб, из едущей машины. Однако в жизни он был далёк и от второго, и от первого. Арсений слишком сильно давил на него своим характером, к тому же он пребывал в грёзах о том, что в его случае таблетки дадут сбой и он продержится до самого конца встречи. Хотя на самом деле он в это не верил, это просто был один из способов закончить панику.       — Ты не понимаешь, — тихо сказал Антон, не найдя других слов. — Мне нужны эти таблетки…       Арсений, действительно, ничего не понимал, кроме того, что его коллега с самого утра какой-то странный. А по большей части заторможенный, но дёрганный. И взгляд у него был поплывший. Недоверчиво оглядев его, он сделал своё первое предположение, немного понизив голос:       — Ты на антидепрессантах?       Если бы Антон был способен на ложь в тот момент и с этим человеком, он бы моментально согласился, мастерски за секунду напридумав историю про сложные проблемы с менталкой и так далее. Однако неожиданная честность заставила его упрямо помотать головой. Говорить, правда, не заставила.       — Ну что тогда? — простонал Арсений. — Ты ротиком разучился говорить? — теперь уже с наездом спросил он. — Вспоминай давай, почти приехали.       Помолчав некоторое время в ожидании ответа, он поморщился от патовости ситуации и, немного приблизившись, чем напугал и парализовал Антона одновременно, тихо поинтересовался:       — Ты сидишь на наркоте?       Антон крупно сглотнул, что не помешало ему несколько возмущённо и удивлённо насупить лицо. В ответ на это Арсений также артистично изобразил мимикой вопрос и недовольство, то есть без слов прозвучало «а что, блять, тогда, я не понимаю, объясни мне, пожалуйста, как тупому». От Антона он получил такое же молчаливое «я бы с радостью, но не могу сказать, прости, пожалуйста». Закатанные глаза Арсения смазали свой эффект, потому что машина плавно остановилась возле входа в высоченное здание.       — Нам на шестьдесят девятый этаж, — выйдя и недовольно оценив размерчик постройки с самого основания до видной снизу верхней части, пропадающей в небесах, сказал Арсений. Антон в тот момент попытался по-тихому сбежать, но был моментом ловко пойман за шкирку. — Куда? Антош, не веди себя как ребёнок. Честное слово, я не понимаю, как мы сейчас с тобой будем добиваться этого контракта. Соберись, пожалуйста. Пять минут осталось. Пошли, давай, пошли, скорее, вдруг пропуска неисправны. Я ничему за сегодняшний день уже не удивлюсь.       Антон иронично хрюкнул. Арсений поглядел на него как на умалишённого и потащил за собой внутрь. К сожалению, никаких признаков аптек рядом не наблюдалось. Да и магазинов тоже. Всё аккуратно вмещалось внутри этого громадного здания, только на поиски нужной аптеки можно было потратить половину времени от всего им выделенного.       В лифт вслед за Арсением Антон ступал с мыслью, что живым он с этого шестьдесят девятого этажа уже не спустится и нечего из-за этого паниковать. К тому же, вдруг таблетки всё-таки именно в этот день и этот час захотят похуже всосаться организмом и продлить свой волшебный эффект? Если нет, Антон был рад тому факту, что в первую очередь на него набросится Арсений. Он хотя бы знакомый, симпатичный и все дела, хотя вступать в половую связь не по своему согласию он всё равно не хотел.       С другой стороны, ему грозил бы позор, а не смерть, о чём рациональная часть мозга отказывалась думать. Ведь в современном мире могло происходить всякое. Например, среди омег нашлась бы та, у которой подобное отклонение. Или, самое банальное, омеги позвонят в полицию и доложат о произошедшем. Приедут люди в форме и каких-нибудь противогазах или принявшие подавители и спасут его. В общем, век был не десятый, так что умирать от разрыва внутренних органов из-за постоянных грубых соитий он бы не стал.       Панику это, правда, останавливало мало. Антон вышел из лифта белым от страха, чем сильно напугал Арсения. А того всего лишь настигло очередное понимание, что действие таблеток закончится в течение нескольких минут, и то, что он будет виной срыва одного из самых лучших и желаемых контрактов, опозорится перед понравившимся коллегой и раскроет ему правду о себе настоящем, ну и все последствия от самого феромона, конечно. Из-за вновь обрушевшейся в усиленном виде паники он и побелел, у него закружилось голова, до кучи к горлу подступила тошнота, в желудок изжога, закололо сердце, из-за чего он при выходе из лифта сгорбился, не зная, за что себя хватать, и просто положил слабую ладонь в мощных кольцах и перстнях себе на грудь.       — Ты будто залетевшая омега, — аккуратно и тихо предположил Арсений, поддержав его под плечо.       Антон удручённо помотал головой. Залетевшим он ещё не был, но вскоре грозился таковым стать. Он иронично усмехнулся, но лицо и весь вид его были такими вялыми и слабыми, что Арсений провёл его под руку до самой переговорной и помог там сесть. Всё это время он не был особо близко и действовал деликатно, но касания и всё равно вынужденное сближение несколько насторожили и отчасти возбудили Антона. В голове его всё совсем плыло. Столько гадости в ней сейчас перемешивалось, дышать было тошно.       Провожавшая их миниатюрная девушка в белой блузке и чёрной юбке карандаше процокала каблуками к выходу. Арсений не успел попросить у неё какую-нибудь таблетку и воды, как она исчезла, и перед ними вдруг появился улыбчивый высокий мужчина альфа-типа с широкими густыми чуть седоватыми чёрными усами и такими же зачёсанными назад короткими волосами. Он представился Орханом и пожал им обоим руку. Несмотря на хитрый разрез глаз и деловой тёмный костюм, выглядел он очень добродушно и не переставая улыбался.       — Вашему коллеге, кажется, плоховато, — заметил он, покосившись на молчаливого серого по тону кожи и самочувствию Антона.       Арсений поглядел на него же, согласно кивнул и деловито осведомился, нет ли здесь у кого-нибудь таблеток от спазмов и стаканчика с водой. Орхан отреагировал крайне бурно, но в хорошем ключе. Он участливо попытался выяснить, что конкретно болит и нет ли ни на что аллергий. Правда, нормально ответить Антон не мог из-за своего состояния, а Арсений из-за непонимания, что на самом деле происходит с его коллегой, поэтому он передал информацию про головную боль.       — Сейчас организуем, а то это не дела. Погода, конечно, прекрасная. Я сам из тёплых мест, хорошо тут жарит. Но лучше в такую погоду не в офисе прозябать, а гулять, витамин Д получать, — разговорился Орхан, после чего наконец покинул их.       Арсений подсел к Антону и осторожно приобнял его за плечо. Он всегда был особо тактильным с близкими, в моменты радости мог от нечего делать поднять Диму или потаскать за щёчки Серёжу, и к нему он постоянно пытался подобраться, но вспоминал о показательной нелюбви Антона к касаниям, поэтому зачастую останавливал себя на полпути. Но теперь, в такой ситуации, он не выдерживал прежних приличий, его влажноватая горячая ладонь легла на плечо, а сам он, чтобы удобнее было перешёптываться, наклонился поближе.       — Тебе настолько хуёво? Шаст, может, скорую вызвать? Твоё здор…       Слово «здоровье» он уже не договорил, поражённо запнувшись в середине. Тогда же его необычный, приподнятый кончиком к солнцу нос втянул в себя побольше воздуха и приблизился к шее Антона. Блокатор уже перестал действовать. А одеколон-феромон из-за пота от жары несколько смылся, стал более слабым, позволив проклюнуться настоящему аромату.       — Виски, — прошептал едва слышно Арсений, сильно хмурясь. Непонятливые глаза застыли в одной точке, точно он пытался о чём-то вспомнить или понять что-то важное. И вспомнил он, вероятно, ту новогоднюю ночь. А понял по особенному тону этого аромата скрытую природу своего замершего в ужасе коллеги.       У Антона по спине прошёлся холодок. По тому же полю вскоре пробежали мурашки. Антон не понимал собственных чувств. Его грудную клетку разрывало. Он хотел одновременно убежать через окно камнем вниз, скрыться в папиных объятиях или хотя бы утонуть в поддержке Арсения, а если нет, то быть до беспамятства им вытраханным, чтобы потом ни фрагмента из этого дня не вспомнить.       Прочитав в зелёных глазах «я труп» Арсений несколько отрезвился, бешено замотал головой, разок себя ударил ладонью в лоб для надёжности, взлохматил себе волосы и резко встал навстречу идущему к ним Орхану.       — Я тут принёс парочку. Вот это от головы, а эта в общем, от всего поможет. Не знаю, какую лучше. И вот, водичка.       Он протянул стеклянный стакан, полностью наполненный водой, и два крохотных блистера таблеток, неровно вырезанных ножницами. Арсений неловко принял это всё в руки, с кривой улыбкой благодаря за помощь, покосился на Антона в очередной раз и попросил ещё немного времени.       — Моему коллеге не помешало бы умыться прохладной водичкой. Извините, что заставляем Вас ждать…       — Ничего-ничего. Выглядит он, и правда, плохо. На солнце мало бывает, точно говорю. Если совсем плохо мальчику, можем и перенести встречу, не беспокойтесь.       Арсений согласно кивнул ему в ответ, внутри матеря его трёхэтажным неприличным словом, потому что о том, что следующее окно для подобной встречи было только через месяц был прекрасно осведомлён. К тому же всю эту волокиту с документами, пропусками и подготовительную часть нужно будет повторить. Сплошные нервы и трата времени.       С другой стороны самочувствие Антона ему было важнее, поэтому он скорее повёл его за собой в туалет. Сперва инстинктивно пошёл в туалет для омег, но вовремя исправил траекторию. Несмотря на большое количество сотрудников, туалетная комната с двумя санузлами пустовала, что им было только на руку. Не обратив особого внимания на изысканную отделку мраморно-шоколадного фасона, Арсений весьма громко поставил стакан на плитку возле раковины и отобрал у Антона нелепо продолжавшую на нём висеть сумку. В ней за тонким компактным ноутбуком, заодно перерыв все остальные карманы, он нашёл две сложенные в несколько раз затёртые бумажки с рецептом на разные блокаторы.       — Что у тебя? Течка? — резко спросил Арсений, подняв на него взгляд, но тут же смягчился, привлёк его ближе к себе и, отвернув голову в сторону, приобнял. — Антош, прости меня, долбоеба, но сейчас давай поскорее решим твою проблему. Ты… немного пахнешь. Терпимо, чувствуется вблизи. Скажи, пожалуйста, что с тобой. Течка?       — Да, — прошептал Антон ему в плечо, непроизвольно крепко стискивая пальцами пиджак на его спине.       — Течка, — выдохнул Арсений неверяще, как бы стараясь это полностью осознать. Кивнул сам себе, прикусив нижнюю губу, отстранился от него и, положив на плечи руки, стал успокаивать. Смотрел во время разговора в глаза, ни на секунду не отводя своих. Антон чуть ли не перестал дышать в тот момент. — Антош, не переживай, пожалуйста. Всё будет хорошо. Как понимаю, в той баночке витаминок были не витаминки, но об этом мы с тобой позже поговорим. У тебя закончилось действие подавителей или почти? Сколько у меня есть времени?       — Н… Нисколько. Пять часов вот-вот прошли, — выдавил из себя Антон, скукоживаясь от озвученного факта.       Арсений нахмурился сильнее, но только крепче сжал его плечи и чуть за них встряхнул.       — Чш, соберись, Антош. Говорю тебе, запах пока не явный. Я же нормально сейчас стою, разговариваю с тобой, да? Притом весьма близко. Всё в порядке, слышишь? Он ещё держится. Я сейчас быстро сгоняю за таблетками. Чего ж ты… раньше не сказал, боже, ребёнок, — вздохнул Арсений, отпуская его. — Смотри сам по своему состоянию. В идеале, конечно, тебе бы развлечь нашего нового знакомого. Работа в любом случае тебя отвлечёт. У тебя здесь есть феромонные духи альфа-типа, можешь их на себя вылить, минут двадцать выиграют. Химозная фирма, но стойкая. Или можешь здесь пока посидеть, если боишься. Смотри по самочувствию.       — Не хочу подставлять ребят и…       — Антош, никого не подставляешь, глупости не говори. Смотри по своему состоянию. Ты полудохлым в любом случае ничего толкового не сделаешь. Так что глупости из головы выкидывай, паниковать прекращай, скажи мне лучше, что из этого надо брать.       Антон перевёл взгляд на рецепты, аккуратно взял один из них и протянул его обратно. Арсений кивнул, последний раз погладил его по плечу, попросил выпить водички и моментом испарился из туалета. Первое время Антон постоял молча без движений, приходя к полному осознанию случившегося, а потом, обругав себя за излишнюю слабость и поняв, что беспокоиться уже нечего и на Арсения можно положиться (а это добытое опытным путём знание), вылил себе одеколон на ладони, ударил себя по щекам и растёр почти всю баночку по самым пахучим местам. То есть вылил себе на шею, подмышки и пах. Кожу обожгло и некоторое время пощипало, особенно худо было носу, но он всё равно лил на себя эту пахучую жидкость и лил, потом залпом выпил стакан воды и вернулся в переговорную.       Орхан сидел за столом на своей половине и хмурясь смотрел что-то в телефоне. Увидев Антона, он вскочил и попытался помочь ему сесть, но вскоре быстро отошёл.       — Вы в порядке? Ваш коллега сказал, что у Вас прихватило сердце. Какой-то редкий порок, да?       Антон криво улыбнулся и уверенно кивнул. Эта почва обмана была ему давно знакома. К тому же он видел, как Орхан недоумённо водил носом и морщил его от крепкого феромонного запаха альфа-типа, и уже придумал, как аккуратно переведёт тему в нужное ему русло.       — Я немного потерял сознание, и мой коллега не нашёл ничего лучше, чем вылить флакон одеколона на меня. Способ действенный, я проснулся тут же, — с улыбкой сказал Антон, присаживаясь напротив Орхана. Тот повторил жест, несколько расслабившись. — Но, к сожалению, вонять теперь буду знатно. Как думаете, это не помешает нам начать обсуждение? А то времени из-за всего этого куча прошло, хотелось бы хотя бы приступить.       — Даже при дурном самочувствии думаете о работе, это похвально, конечно, — кивнул Орхан. — Давайте обсудим. А вы один будете, без коллеги?       — Ну начнём пока без него. Он быстро вникает в курс дела, так что не стоит и переживать. Смотрите, у нас есть ноутбук, с большой сложностью через кучи бумаг его к вам протащили. Мы сделали небольшую наглядную презентацию. Не против сразу с неё начать? А там по ходу дела уже обсудим все вопросы.       — А давайте. Нравится мне ваш подход. Сразу быка за рога — омегу в койку! Я только очёчки свои одену, а вы пока включайте свою шайтан-машину.       Антон медлить не стал, к тому же уже наполовину вытащил ноутбук из сумки. Он был включен, но полностью заряжен. На ожидаемый час аккумулятор точно выдерживал. Подготовленная презентация уже была открыта на заглавной странице. Орхан неторопливо водрузил на нос аккуратные очки, контрастирующие с его крупным крепким лицом, и наклонился поближе к экрану. Самая первая картинка с графиком ему уже понравилась, дальше Антон пошёл по заученному за несколько дней подготовки тексту.       Несмотря на кажущуюся миролюбивость, впрочем очень искреннюю, убедить Орхана в необходимости сотрудничества было не так-то просто. Он, хоть и слушал развесив уши, как наивный дурак, таковым далеко не являлся, и за все небольшие изъяны их складной работы цеплялся так стремительно и крепко, что к Антону начинали возвращаться и светлые мысли, например, азарт переубедить этого человека и уважение к нему из-за его профессиональности.       В порыве возбуждения от работы он вполне мог возбудиться до такой степени, что омежий феромон проклюнулся бы через защитный искусственный, однако по спокойствию Орхана и собственному самочувствию Антон понимал, что час икс ещё не настал. Одеколон продолжал защищать, а блокаторы не прекратили своё действие по щелчку пальцев, живот толком не болел, голова не кружилась, похотливых мыслей толком не возникало. Порой его взгляд становился более масляным от того, что напротив него сидел крупный сильный альфа с занимательной, хоть и не особо привлекательной для него внешностью, но это были секундные заминки, которые были свойственны любому романтично настроенному человеку, видящему мир в прекрасных тонах и ищущему в людях светлые и красивые черты.       Минут через двенадцать на этаже появился Арсений. Вид у него был не сказать, чтобы собранный. Глаза и волосы в лёгком безумстве, одежда стала менее идеальной, впрочем на такой жаре это было не удивительно, и в общем его образ всё равно оставался красивым, так что на первое время Антон подзавис на середине предложения, даже не сразу догадавшись принять таблетку. Орхан учтиво подождал, пока он допьёт стакан воды и по-деловому заинтересованно пересказал Арсению, на каком моменте они остановились.       Удивлённо-восхищённый кроткий взгляд Антону сильно польстил. Вскоре они вошли в свой привычный рабочий тандем и заболтали Орхана до изучения и подписания договора, из-за чего их встреча растянулась на дополнительный час, чему не была рада только заглянувшая девушка, приводившая их в кабинет.       К счастью, торопиться после им было не обязательно. Хрупкая внешне, но очень стойкая, что видно по походке и серьёзному личику помощница Орхана забрала его ровно через два часа. Несмотря на юный возраст, в ней чувствовалась такая безжалостность и строгость, что даже её прямой руководитель становился шёлковым котёнком, своей улыбкой старающимся хоть как-то смягчить её немилость.       Из офиса их не прогоняли, а точно кинули, чему оба были крайне рады.       — Это пиздец, — сказал пришедший в себя Антон, откинув ладошку в сторону.       Арсений привычно хлопнул по ней своей и согласился.       — Полнейший.       Несмотря на отсутствие физической активности оба сильно вспотели и измотались, точно пробежали целый марафон, поэтому им потребовалось немного времени на приход в своё обычное состояние, и только после этого они встали и вышли на улицу. Особенно долго под палящим солнцем не стояли — приехало такси с кондиционером. Антон полностью отошёл от своего стресса из-за потери таблеток, теперь он был готов держать оборону и делать вид, будто бы не находился в истерике пару часов назад, сгораемый от биологических реакций в собственном организме.       Арсений его несколько удивил, когда ничего не сказал об этой теме оставшись с ним наедине, но вскоре всё стало ясно — вместо рабочего офиса они поехали в соседний с ним ресторан и заняли далёкий угловой столик, идеально подходящий для негромкого приватного разговора. Попытки Антона отшутиться были бескомпромиссно посланы.       — Рано же ещё праздновать. К тому же у нас сейчас ещё рабочий день. Плохо отлынивать от работы, Арсений Сергеевич.       — Мне салат с песто и кофе, моему компаньону этот травяной чай и карбонару, пожалуйста. Меню ещё заберите, пожалуйста. Спасибо.       Ошалев от такой наглости в виде молчания на высказанную претензию и самоличный заказ, Антон даже слова цензурного подобрать не смог, только посмотрел на Арсения с большой палитрой самых негодующих эмоций на лице. Арсений, закончив вежливо улыбаться и смотреть в спину уходящего официанта, наконец обернулся к нему и как ни в чём не бывало, если только с ноткой скепсиса, прокатил к нему по столу упаковку таблеток. Антон забрал их тут же, по привычке резко заозиравшись по сторонам, и спрятал как можно глубже в сумку.       — Можешь расслабиться, это не свидание, но серьёзный разговор. Как я и говорил, позже мы с тобой это обсудили бы. Позже как раз наступило.       — Какой же ты душный, Арс, — простонал Антон.       Этого он и боялся, этого он и не хотел всей душой, от того лицо у него всё скривилось, взгляд перешёл на интерьер, покинув собеседника, и в целом поза стала более закрытой и отстранённой. Говорить на столь щепетильную тему именно с Арсением — было самым некомфортным из всех возможных вариантов. В конце концов, с Димой они дружили больше, и тот по первому образованию был врачом, так что с ним разговор получился бы полегче, да и с Серёжей, которому, казалось бы, всегда было на всё по барабану, было бы легче. Даже со Стасом он лучше представлял себе этот разговор, чем с человеком, сидящим сейчас напротив него.       Арсений же, напротив, не понимал причины так в себе закрываться, но действовал по-своему деликатно неумолимо.       — И напоминаю, рабочий день, ребята ждут с контрактом, а ты тут решил попиздеть и чай попить.       — Кофе. Чай тебе. Это обычный перерыв на обед. Считаю, мы с тобой заслужили небольшую передышку. Это был сложный клиент, уверен, что ребята поймут и не осудят. Наш разговор останется только между нами, если ты за это переживаешь.       Удивительно, но вот за это Антон нисколько не переживал. Арсений был хоть и общительным человеком, который абсолютно непредсказуемым и фантастическим образом находил общий язык с самыми разными людьми, оставался очень искренним и осторожным до скрытности. Он мог рассказывать о своей семье, о своих увлечениях, много о чём, но после его рассказов часто оставался привкус недосказанности, словно тебе мастерски навесили лапшу на уши, а ты и не заметил в какой момент времени это было сделано и в чём собственно главный наёб, а даже если он был понятен, то ситуацию это нисколько не меняло. Недавно, например, они всей командой узнали о неплохом французском языке Арсения, это было случайно, когда тот ответил на французскую реплику Паши, их коллеги из другого отдела, с очень уверенным акцентом и лёгкостью.       Они даже сделали ему небольшую проверку после — Серёжа в один из дней, подготовившись с переводчиком, искусно обматерил Арсения, обозвав выпендрёжником и назвав его член большим. С какой рвущейся с губ улыбкой Арсений на том же самом французском ответил Серёже, уже говорило о его прекрасном представлении о сказанном. Но Стас и Дима пошли дальше — они сидели в том же кабинете, — на слух у них получилось раза с двадцатого повторить ответ Арсения так, чтобы их понял переводчик, и увидели очень логичный привычно колкий ответ их коллеги на родном русском.       Возможно, тайн Арсений скрывал достаточно много, а может, не скрывал больше ни единой, но в любом случае флёр таинственности и недосказанности он оставлял за собой всегда, и уж точно он никогда не обсуждал и не разносил сплетни в массы, не злословил за чужими спинами, а все секреты друзей хранил исключительно в своей черепной коробке. Об этом знали все в их компании, именно поэтому у Антона и мысли подобной не возникло. Его тревожило другое: как поменяются между ними двумя отношения. Ведь, прекрасно владея актёрской игрой, Арсений мог и, вероятнее так будет, продолжать обычное общение на людях, взаимодействовать с ним как с альфой, не акцентировать внимание на его особенности, однако наедине или в мелких деталях отношение его точно изменится. Именно этого Антон страшился больше всего.       Потому что ему не хотелось, чтобы Арсений начинал относиться к нему, как к нежному омеге, но в то же время он очень сильно хотел получить от того знаки внимания, возможно, говорившие о его неравнодушии. Получалось, что оба варианта — полное игнорирование ситуации или ухаживание, его не устраивали. А раз два из двух пролетало, значит ни одного в целом не должно было случаться. Так рассуждал Антон, пока испепелял своего невозмутимо обедающего салатом коллегу тяжёлым взглядом.       Арсению стоило лишь раз оторвать свои холодные по цвету, но очень учтивые и уверенные глаза от блюда, посмотрев ему в лицо, чтобы Антон больше не имел желания смотреть в его сторону в принципе.       — Сколько я тебе должен? — перевёл он тему. — За таблетки, за обед?       — Нисколько. Не препирайся, — цокнул Арсений на, действительно, захотевшего начать это делать Антона. — Я привёл тебя сюда, и я плачу за обед. А таблетки — моя плата за оплошность, что ты потерял свою баночку «витаминок», а я не позволил тебе её вовремя купить. Я прекрасно осведомлён о наличии у тебя денег, но, пожалуйста, прибереги их для себя.       — Я знаю, сколько стоят таблетки, их среднюю цену — постоянно покупаю. А цены на макароны с чаем могу посмотреть в меню.       — И я после этого ещё душный? Антош, не бери в голову, тебе говорю. Возмещаю тебе моральную травму. Сейчас меня интересует другой вопрос. Просто хочу убедиться и услышать это от тебя. Ты — феромонный омега?       Антон не понимал, как Арсений умудрился задать такой глупый и болезненный для ответа вопрос, и уж тем более он не хотел на него отвечать прямо.       — Ты и так это понял, — отфыркнулся он, гордо спрятавшись за чаем.       — Блять, Шаст, не выёбывайся. Просто скажи «да» или «нет».       Если в мире человека есть тот самый вопрос, на который он всей душой не желает отвечать, то Арсений умудрился попасть именно в него. Когда и так всё было ясно, Антон надеялся, что ему не придётся говорить об этом лично, будто бы себя самого уличать в своей биологической принадлежности и показывать на нелюбимый сердцем изъян.       — Я не выёбываюсь! Это ты выёбываешься! Пригласил меня зачем-то в ресторан. Не понимаю, что ты хочешь вообще обсудить. Что ты смотришь так? Ну, блять, да-да, раз тебе так надо. Как ты догадался-то вообще? Не понимаю, в каком месте я прокололся.       — Какая у тебя яркая защитная реакция. Но остынь, я не хочу на тебя нападать. Скажи мне лучше, кто знает кроме меня и почему ты вообще это скрываешь. Не особенность, а хотя бы свой настоящий тип. И ещё — как ты себя сейчас чувствуешь? Ничего не болит? Таблетки полностью помогли? Ты меня сегодня сильно напугал, не делай так больше, пожалуйста.       — Постараюсь, — огрызнулся на то Антон, вновь закрывшись в себе внешне. Внутренне он постарался ответить на вопросы Арсения поочерёдно, так как прекрасно понимал, что ответить на них ему всё-таки придётся — его коллега был ужасно приставучим и пока полностью не изучал вопрос и не добирался до самой сути, не отставал. По крайней мере с близкими людьми, а на работе своим небольшим коллективом они уже давно стали второй семьёй. — Мне… мне нормально сейчас, ничего не болит. Честное слово, Арс, зря панику наводишь. Да, тогда немного поплохело… всё от жары. И очень стрессовал из-за встречи, поэтому плохо спал, не ел сегодня… а так всё нормально было, правду тебе говорю, — без всяких признаков обмана, кроме отведённых глаз, врал Антон, пуще подгоняемый ответным молчанием.       Арсений поглядел на него всё в таком же молчании и пригубил кофе.       — И вот зачем ты издеваешься? Не веришь мне что ли? А я тебе и не обязан ничего доказывать, ты вообще не должен был об этом узнать, очень сожалею, что такое произошло. Нелепое стечение обстоятельств, вот и всё. Надеюсь, что ты не просто никому не расскажешь, а не будешь вести себя как-то иначе. Никто больше не знает. Только родители. И больше…       — Никто, — послушно согласился Арсений, поставив кружку на стол. — Я тебя услышал, прости, что узнал о твоей тайне. Почему ты вообще это скрываешь? И ладно феромонность, но в целом свой тип. Надеюсь, не из-за Стаса?       — Чтобы альфы подальше держались, — ощетинился Антон и хотел ещё что-то сказать, хотя так и не смог нормально сформулировать ни мысль, ни претензию, как Арсений остановил его кивком с лёгкой грустной улыбкой на губах.       — Хорошо, твоё право. Ешь давай, сам же говорил, что с утра не евши. И чай пей, пока горячий. Сахара побольше добавь только.       — Не нуждаюсь в заботе.       Думал Антон, однако, иначе. Арсений возникать не стал, допил свой кофе, перешёл на рабочую тему и к прошлой более не возвращался. Единственное что, самолично оплатил весь счёт и отказался принимать деньги на карту за таблетки, настаивая на своей вине в произошедшем.       Вернулся домой Антон неимоверно вымотанным. Силы буквально разом покинули его разнеженное после душа тело, стоило ему соприкоснуться с постелью, однако мозги продолжали терроризировать организм, откладывая сон всё дальше и дальше. Бессонница явлением в последнее время стала частым, к тому же сегодня к ней примешался стресс от разоблачения и в целом тяжёлого дня. Засыпая около четырёх утра, Антон окончательно заключил мысленный портрет Арсения в красный неровный кружочек.       Он знал, он был опасен своим знанием, да и не только им.              

¬_¬

      — Это Женя. Он будет помогать вам с работой. В курс дела я его уже ввёл, надеюсь и на ваше содействие.       Серёжа поглядел на нового коллегу, как на нечто отвратительное и не стоящее жизни, демонстративно фыркнул и пропал в телефоне, махнув Стасу на последок ладонью, как бы говоря «ебись с этим сам, дорогой». Арсений походил на своего друга, молчаливое недовольство с презрением чётко отражалось на его лице, а ко всем новеньким они оба всегда относились подобным образом — не доверяли им и считали их неровней себе.       Из-за чего так было Антон понять не мог, ведь оба на самом деле были крайне дружелюбными ребятами, пока дело не доходило до рабочего процесса. Да и выходя за него, очень часто можно было наткнуться на их неодобрение, по натуре оба любили обижаться и скрывать это, демонстрируя только короткими саркастичными гримасами. Через это проходили по началу даже Антон с Димой.       Но в этот раз ситуация была несколько иной. Женя был не просто новым коллегой, а новым несогласованным с ними коллегой альфа-типа, от одного взгляда на которого пропадало желание работать. Не из-за того, что он не следил за собой или был уродлив, но что-то в чертах его отталкивало от себя людей, имеющих развитое внутреннее чутьё на чужой характер.       — Доброе утро, коллеги! Постараюсь быстро влиться в коллектив!       Антон сел на своё место за столом и сразу же пропал за ноутбуком. Арсений вслед за другом изучал телефон, и только один Дима остался на то, чтобы поприветствовать нового коллегу и сгладить возникшую обстановку, потому протянул Жене руку в знак приветствия. Раздосадованный Стас на эти выкрутасы своих подчинённых громко хлопнул по столу ладонями и убедительно попросил:       — Ребят, будьте дружелюбнее. Женя — хороший специалист, он поможет вам разгрузиться и очень скоро станет частью нашей дружной команды, вот увидите.       — К окулисту что ли записаться? — внятно пробормотал Арсений, почесав себя по щетинистой щеке.       Антон постарался сдержать смешок, только улыбнулся в себя, тогда как Серёжа поддержал спектакль и потёр правой рукой себе глаза и потом долго щурился, как вылезший на солнце из-под земли крот.       — А-ну, вы, двое! — возмутился Стас.       Арсений и Серёжа одновременно посмотрели на него с немым вопросом.       — Что-то случилось?       — Хочешь нас сегодня пораньше отпустить?       — Серёж, тебе лишь бы уйти! И так опаздывать любишь! Говорю, примите человека достойно.       — Да ничего, не беспокойся, мы с ребятами сработаемся, — заверил того Женя и подмигнул всем. — Давайте-ка лучше займёмся делом!       Несмотря на холодный приём, в этот день и последующие новенький вёл себя очень заинтересованно и бодро, вид имел воодушевлённый, не переставал задавать разумные вопросы, анализировать обстановку. Арсений с Серёжей, конечно, не смирились. Эти консерваторы растапливались куда тяжелее остальных, однако на этот раз и Антон с Димой не спешили заводить с новеньким дружеских отношений, несмотря на то, что со Стасом их новый коллега сдуржился в первый же рабочий день, оставшись до глубокой ночи доделывать какой-то отчёт.       А дело было в том, что Антон продолжал чувствовать себя неважно в плане здоровья, также часто не высыпался, а теперь ещё разочаровывался из-за того, что предубеждение Стаса насчёт омег пересилило общую просьбу всего коллектива. К Жене он пока не пытался подойти и проявить себя тем самым милым общительным мальчиком, любящим быть в центре внимания и иметь со всеми хорошие отношения. Напротив, почти каждое утро Женя продолжал здороваться с ним не простым рукопожатием, а буквально перебрасывал через плечо руку и немного подводил к себе ближе, будто они были хорошими приятелями или, как минимум, собутыльниками. Нелюбящего контакт с альфами Антона подобное буквально вымораживало, и он терял всю свою мягкость. К тому же Арсений, видевший это, резко мрачнел и одаривал новенького таким взглядом, что плохо становилось даже Антону, хотя это и не в его сторону было направлено.       Один только Дима продолжал быть голосом разума, но и он спустя неделю начинал проникаться общей неприязнью.       — Он… неплохой, но странный, — за обедом поделился Дима, размахивая вилкой с наколотой на ней сосиской. — Как бы так сказать, вот посмотришь на него — увидишь запал ебашить. И это отлично! Люблю запалистых людей.       — Показушно, — фыркнул Арсений.       Он был главным ценителем ярких людей и как будто не принимал нейтрального состояния, у него всё могло быть только «очень плохо» или «очень хорошо», люди тоже должны были по характеру впадать в крайности, иначе благодаря своей «серости» пропадали из хоть какой-нибудь зоны его заинтересованности. Антон понять не мог, как Арсений встречался с кем-либо, да даже представить себе долгие отношения с ним, в его понимании тот должен был разочаровываться в партнёре с каждой новой встречей всё больше, и по итогу полностью потерять к нему интерес.       Веская причина не встречаться с ним, кстати. Антон задумчиво грустно продолжил жевать свою котлету, пока Дима с жаром продолжил:       — Вот я этого до сих пор не понимаю! Понимаешь, вот смотришь на него — и есть запал. Есть запал у него работать, вникать в этот процесс, изучать всё до мелочей! Но… В последнее время он часто стал задавать вопросы, которые уже задавал раньше. И как будто бы где-то он ослабил хватку.       — Ммм, халтурщик, — вставил Серёжа, не отнимая взгляда от телефона.       — Это ты на правах главного проёбщика заявляешь?       — Я хоть и ленюсь, но делаю, и делаю качественно.       — Да знаю я. А в Евгении нашем не уверен. Он такой забывчивый, точно где-то напортачить может, а нам потом разбираться с этим. Волнуюсь из-за этого. Думаю приглядывать побольше за тем, что он делает, но у меня и своя работа имеется ведь.       — Дим, — устало начал Арсений, — я эти хитрые глаза знаю, при тебе он работать будет идеально, разве что только дурачком пару раз прикинется, если думать устанет и захочет отдохнуть, и перекинет на тебя работёнку. Я Стасу уже говорил, что новенький так себе, но он мне ответил обратное. Сказал, что Женя отлично работает, а мы на него зря гоним.       — Ну за неделю я бы не стал делать каких-то точных выводов.       На следующий день и ещё через день ничего критичного не происходило. Да, новенький часто спрашивал, притом старался спросить у всех по очереди, иногда как будто бы одно и то же. Антон за него чуть проект небольшой не написал, пока объяснял со всеми подробностями о том, как работает программа. Серёжа предпочитал игнорировать любые вопросы, к тому же перестал задерживаться на работе и начал чаще опаздывать, а Стасу так и вовсе объявил холодную войну, предпочитая с ним разговаривать исключительно по важным делам или на планёрках. Арсений, когда получал от новенького вопрос, объяснял всё мастерски, например:       — В смысле? Ты не помнишь что ли?       — Бля, забыл. Помоги, пожалуйста, боюсь не то что-то сделать.       — Открывай инфу по клиенту.       — Где?       — А где она находится?       — Здесь? — новенький показал что-то на экране ноутбука. Арсений, едва взглянув, согласно угукнул и отошёл к окну, опёрся на подоконник, а руки сложил на груди, и уже из своего нового вспомогательного места продолжил наставлять.       — Копируй айдишник и иди в админку.       — Какой айдишник?       — Какой в админке каждый день используешь.       — Этот? Тут их просто несколько, постоянно путаю.       — Как их можно путать, если у них названия разные? Ты вообще читаешь поля из которых копируешь или как робот туда-сюда скачешь?       — Да забываю постоянно. Так много информации у вас знать надо, не могу всё запомнить. Тут ещё учёба же, мне сессию сдавать скоро надо. А ты образование уже получил, да?       — Своё отстрадал. И куда ты вставляешь? Не повезёт же твоей будущей омеге, раз даже не можешь запомнить, куда вставить надо.       Арсений, кстати, отчего-то очень любил похабный юмор. И издеваться над людьми, которые ему не нравятся. За этим, пожалуй, было интересно смотреть, поэтому Антон отложил свои дела и последние минуты тупо наблюдал за страданиями Жени и невозмутимым отцом-наставителем Арсением, который иногда одаривал его подмигиваниями. Ему сразу вспоминалась своя стажировка, когда он тоже ничего толком не знал и постоянно всех обо всём спрашивал, но к нему все относились в разы мягче, а столь холодные и отрывистые объяснения от Арсения преобразовывались в очень докучливые разъяснения каждой мелочи и любого нюанса, не раз было такое, что тот отбирал мышку и сам начинал увлечённо прыгать из вкладки во вкладку, не переставая в это время о чём-то рассказывать и поддерживать.       И дразнить лёгким ароматом альфы, по которому Антон уже успел соскучиться. В последнее время Арсений перестал ошиваться рядом и ещё ни разу не приблизился ближе, чем на рукопожатие.       Наверное, защитная реакция на раскрытие правды тогда в ресторане сильно его задела.       — Молодец! Ведь и так всё знаешь.       — Забываю постоянно, — почёсывая чёрный затылок, ответил Женя. — Спасибо, Арс. Так на кого ты учился?       — На того, кем не работаю. Ребят, жарко чё-то, не находите?       Спустя месяц Дима продолжал не понимать, как оценивать работу их нового коллеги. Серёжа неоднократно жаловался на то, что некоторым клиентам ошибочно приходят от компании информационные сообщения, сам Антон пару раз находил данные в отчёте, которых там быть не должно. Однажды он потратил лишний час на выяснение правдивости указанной в файле информации, и по итогу пришёл к тому, что цифры в одном из полей были проставлены рандомно, лишь бы заполнить пустую ячейку. И отчёт в нужные даты делал, конечно же, Евгений.       — Мне кажется, он халтурит, — негромко вывел Антон, закончив делиться найденной ошибкой с Арсением. Тот в свою очередь внимательно изучил отчёт и найденные им реальные данные, притом сделал это с профессиональной быстротой, хмыкнул, хлопнул его по плечу и, сказав «А мы у него сейчас это и спросим», направился к новенькому.       Стаса в кабинете, к сожалению, не было, да и Серёжа отошёл за чаем, однако Дима продолжал сидеть за рабочим столом недалеко от них и разборками заинтересовался в тот же миг, правда влезать в них не стал.       Арсений же уже шлёпнул ноутбук на стол перед Женей, показал пальцем в экран и спросил:       — Это что?       — А? Что? В смысле что? Отчёт. Позачерашний. А что? Что-то не так?       — Данные не сходятся.       — С чем?       — С данными.       — А?       — Ты откуда берёшь инфу для отчёта? Покажи мне. Этот отчёт делал ты, твоя очередь была. Показывай как именно ты делал, что у тебя получились эти цифры. У нас с Антоном они не получаются.       — Э… Сейчас, — Женя стал суетливо открывать все вкладки подряд, он был в небольшой панике, но старался этого не показывать, только время тянул. — Сейчас найду, куда я заходил. Так, вот здесь. Вот, сортирую эту таблицу, как учили, выставляю дату, и здесь беру среднее значение. Вот.       — И какое оно?       — 17,2.       — А у тебя? — Арсений показал на ноутбук Антона с найденным косяком. Женя вытянул к нему голову, чтобы получше рассмотреть значение.       — 25,3.       — И откуда оно взялось?       — Не знаю, — пожимает плечами тот. — Может, случайно не ту дату выставил? Или из другого поля копирнул. Бывает, тут столько данных, такая каша, мог промахнуться. А что, это серьёзно? Ко мне будут применены какие-то санкции?       Арсений невыразительно поглядел на осторожное Женино лицо и хмыкнул.       — Нет. Просто будь внимательнее, на основе этого отчёта мы принимаем важные решения, все данные должны соответствовать действительности.       — Да, конечно, больше не повторится. Извините за косяк. Мне поправить нужно, да?       — Желательно. И проверь все остальные отчёты. Может, тоже не так смотрел.       С печальным вздохом Женя покивал, Арсений отдал ноутбук обратно Антону, но не успел уйди за свой стол, как новенький поинтересовался:       — А вы, получается, проверяете эти отчёты, да?       На самом деле они этого никогда не делали, не было надобности, потому что раньше подобных ошибок не возникало, это просто сегодня у Антона не сошёлся, так сказать, дебит с кредитом, да и на памяти своей он не видел подобных цифр при заданных условиях. Приноровившись к работе, начинаешь видеть взаимосвязи, как банальные — в пятницу всегда меньше запросов, все работают в ожидании выходного и раньше уходят с работы, так и более мелкие, например, какие приблизительно цифры должны получаться в итоговой строке или как конкретно пошлёт вот этот их действующий клиент, не удовлетворившийся работой их чудесного отдела поддержки или продаж.       Однако Арсений ответил иначе:       — Конкретно этот? Да, конечно. Нам система выдала, что из него данные тянутся неправильные. Так что давай, исправляй все косяки, тренируйся, — договорил, хлопнул Женю по плечу и покинул кабинет.       Антон в задумчивости сделал круг на стуле, благо тот отлично крутился, и продолжил то, на чём остановился уже почти два часа назад. Но не успел он вникнуть в работу, как к нему вдруг подкатил Женя и негромко спросил:       — А о какой программе он говорил? Типа, что ошибки в отчёте показывает? Я бы просто так скорее разобрался с этим отчётом и дальше работать продолжил. Не подскажешь?       Антон похлопал глазами, стараясь понять, о какой программе идёт речь, потом понятливо замычал. Арсений ведь сказал, что им система ошибку выдала.       — Она не всегда верно показывает, ругнулась только на этот момент, — соврал он спокойно. — Ей лучше не доверять. Мы от неё вообще почти отказались, тебе даже доступ к ней не выдавали. Лучше вручную всё проверить. Ты не из того поля что ли брал?       — Наверное, — с широкой улыбкой ответил Женя. — Ладно, я тебя понял. Пошёл дальше мучиться, спасибо.       Антон проследил взглядом за тем, как он откатился обратно к своему столу и, сгорбившись, упёрся в монитор.       Не нравилась ему эта ошибка. Движимый желанием подглядеть за работой новенького и проконтролировать её, он открыл тот же самый файл, но в режиме инкогнито и без возможности что-либо менять, заодно проверил остальные дни. У него на это ушло минут двадцать, так как он уже понимал в каком поле искать ошибку. И обнаружил, что где-то семь дней были такими же неверными. Тогда он сделал скрин этого, записал в другой файлик к каждой дате верные данные, заскринил и их и отправил Арсению. Тот ответил лайком и словом «умничка, посмотрим, что наш Онегин выдаст». Правки в отчёте появлялись очень редко. Спустя час Женя прохрустел позвоночником, пока потягивался, и с удовольствием вывел, что исправил все ошибки, только сразу за этим посетовал на отставание от выверенного им графика. Именно поэтому он пошёл обедать. Антон же перепроверил отчёт по своим данным. Большинство ошибок, и правда, ушло, однако одна так и осталась, а вторая обновилась — неверное поле исправилось на такое же неверное, но более близкое к действительности.       «Каков халтурщик»       Ещё спустя несколько дней с претензией к работе к Жене подошёл уже Серёжа, но в отличии от Арсения он не стал спрашивать почему и как, объяснять тоже не стал, только высказал ему в лицо всё своё недовольство, на что, защищаясь, Женя вдруг ответил: «ладно-ладно, значит буду сначала дожидаться от них ответа», из-за чего у Антона чуть мысленная челюсть не сломалась. «от них» — это от клиентов. Ответа — по сути разрешения на те или иные действия с их аккаунтами и деньгами. То есть их новенький спустя более чем месяц работы вывел, что нужно работать по регламенту, который ему объясняли, это уже точно и не раз, в первый же день работы.       У Серёжи, кстати, физиономия была не менее шокированной.       Тем же вечером, когда все уже разошлись по домам, только Антон немного задержался, чтобы доделать работу, в кабинет вдруг вернулся Женя.       — Пропуск забыл, прикинь. Выйти из офиса не смог, возвращаться пришлось. И когда уже мне постоянный сделают? А ты чего ещё здесь? Рабочий день уже закончился.       — Хочу доделать.       — И надолго ты остаёшься обычно? — уже найдя пропуск, завязал тот разговор. — Мне кажется, что уходить надо сразу, как время настанет. Вот Сергей, например, заранее уходит. Без пяти минут его уже нет. А когда я так разок сделал, спешил, с кем не бывает, гаркнул на меня, что нельзя раньше положенного место своё рабочее покидать. Ну вот как так, скажи? И главное, сам-то уходит раньше. Постоянно.       — Ты тоже рано подрываешься, за полчаса уже работать перестаёшь.       — Да не правда. Нет, конечно, под конец уже устаёшь работать. И собраться хочется пораньше, чтобы пораньше домой прийти. Все так делают ведь.       — Далеко не все. Арс, например, часто задерживается, пару раз засыпал на работе, и только под утро уезжал домой. Да и Серёжа до полуночи не раз задерживался. У нас не совсем нормированный день всё-таки. От дедлайна к дедлайну. Работа может упасть в любой момент, особенно если другой отдел накосячил где-то.       — Ну не знаю, я вижу только, что этот Сергей приходит самым последним и уходит самым первым, а на меня ещё возмущается. Ну как можно возмущаться и самому нарушать собственные же слова? Это если бы курящий человек наставлял другого не курить. И Стас его ведь поругал за это! Значит, я прав.       Стас ругал Серёжу столько раз, что вспоминать страшно, однако настоящих предъяв у него к нему было мизерное количество, и про ранние уходы или опоздания он возмущался скорее как руководитель, точнее, как его маска. У него как будто бы было перед всеми обязательство — следить за порядком. И пусть этот порядок постоянно нарушали в умеренных пределах и каждый об этом был осведомлён, всё равно Стас продолжал говорить, а его продолжали не слушать. В последний год он, наверное, даже больше подшучивал, чем по-настоящему предъявлял что-то Серёже (перед которым к тому же сейчас чувствовал вину из-за своего выбора нового сотрудника).       — Это же Стас, он всегда на всё бухтит. Если бы он хотел как-то по-настоящему отругать Серёжу за ранние уходы, он бы это сделал.       — У него просто золотое терпение, потому что он — хороший руководитель, но пойми, что это неправильно. Все ведь находятся на равных правах. И почему тогда Сергей себе позволяет так поступать, а на меня ещё ругается? Ему же даже Стас об этом сказал! И не раз говорил! Не понимаю вообще, как он ещё здесь работает при такой дисциплине.       Говорить плохо об их пирожочке-Серёже Антон совершенно не собирался, но даже понять не мог, как защитить друга и хорошего коллегу перед этим новеньким, потому не нашёл ничего лучше, чем с несогласным видом промолчать.       — И главное, вот куда он постоянно спешит? Я слышал, что он любит с разными омегами спать. Ты такое слышал? И главное, с разными! Не заводя с ними отношений! Он как будто не понимает, что такой образ жизни его до добра не доведёт. Найдётся такая омега рано или поздно, которая отомстит ему за всех этих бедных девушек.       — Почему бедных? Они, вроде, не жаловались.       — Тут ещё неизвестно, что он с ними делает, — с видом знатока сказал Женя. — А вообще, у девушки, у любой омеги должна быть такая небольшая непорочность. Вот, ты сколько раз с омегой спал?       Антону уже не понравилась высказанная им мысль, но он решил осторожно поддержать разговор:       — Ни разу.       — Ого! Да ты девственник! И как тебе? Погоди, а сколько тебе лет-то? И что, ни одной девушки не было? А всё потому что ты такой вот отстранённый, к тебе как ни подойди, а ты всё отстраняешься. Но ничего, это даже хорошо. Бережёшь себя для любимой. И вот это правильно. У девушки должно быть не больше двух-трёх связей. Знаешь, типа, первый раз она попробовала, второй раз уже распробовала и поняла как надо, а третий на закрепление. А дальше все навыки мужу должны достаться.       — А… альфа тогда сколько раз может спать?       — Ну здесь совершенствованию нет предела, конечно, но переусердствовать тоже не надо. Как-никак, ты забираешь один раз у другого альфы, когда спишь с юной омегой.       — Ммм. Понятно. И со многими ты спал?       — Ну, была у меня одна девочка. С ней семью не построишь, так что мы быстро расстались. У неё и родители были так себе. Она о них даже плохо отзывалась! Ужас, даже вспоминать противно. О родителях нельзя плохо говорить. Они ведь всё равно родители. Жизнь подарили нам, понимаешь. А она вообще мне сказала, что лучше бы её мама аборт сделала. Не понимает пока дурочка чего говорит. Хорошо, что расстались с ней. Надеюсь, она найдёт правильного альфу, который научит её родителей уважать и сделает её хорошей матерью.       — А если она не захочет стать матерью?       — И зачем она живёт тогда? — удивился Женя.       — А мы живём только для того, чтобы родить детей?       — Ну а в чём ещё смысл жизни? Конечно, дети, дом. Я вот уже рапланировал, что где-то к двадцати шести уже женюсь. Нужно будет ипотеку взять, квартиру хорошую, и тогда уже можно детей побольше заводить. Как раз пособие от государства получим, полегче будет. А для тебя в чём-то другом смысл жизни?       — Ну… я как-то не планировал пока детей, и не знаю захочу ли в принципе.       — Понятно. Ну ты альфа, тебе можно.       — Можно что? Не хотеть детей? — уточнил Антон непонятливо. Женя уверенно кивнул ему. — А омеге нельзя что ли?       — Ну а в чём тогда смысл её жизни? Она же создана для того, чтобы выносить и родить ребёночка. А альфа должен о них заботиться.       Честно говоря, Антон уже не хотел продолжать разговор с этим человеком и тем более не хотел с ним работать, но тем не менее из вежливости и дружелюбности он попробовал не согласиться.       — Ну а вот, если не хочет омега заводить детей. Или здоровье если не позволяет. Они зазря что ли живут? Вот, будь я омега, которая не хочет рожать детей, ты бы сказал, что я зря живу?       — А для чего ты живёшь? В чём тогда смысл твоей жизни?       — Ну не знаю… Я просто живу, для себя. Удовольствие получаю. Может, захочу уехать куда-то или открыть… свой приют для собак, не знаю. Или стать отличным художником. Ну или просто мне нравится играть в игры и смотреть аниме, что в этом плохого?       — Ничего, конечно, но это же несерьёзно. Омега, которая не хочет детей, бесполезная. Зачем она нужна обществу, когда есть альфа? Ты б стал с такой встречаться?       — Я по человеку сужу в целом, а не по тому, хочет ли он детей.       — Но ведь это многое говорит о человеке!       У Антона заболела голова. Он решил, что с него на сегодня всё, поэтому захлопнул крышку ноутбука, убрал его поскорее в рюкзак и собрался домой. К сожалению, по пути к метро они продолжили увлекательный разговор про смысл жизни, который по итогу свёлся к тому, что Серёжа неправильно работает и плохой сотрудник. Да и Арсений по мнению Жени ведёт себя неправильно, слишком придирчив и вообще заносчивый, нарциссичный индивид, который кроме хорошей внешности и красивого голоса ничего не имеет, вот и отыгрывается на других.       «Только я бы скорее ему дал и ребёнка от него родил, чем тебе даже щёчку для поцелуя подставил», подумал про себя Антон, с облегчением расставаясь со своим вынужденным спутником.       Когда в следующий раз Женя стал рассказывать увлекательнейшие истории из жизни, как он работал помощником на выступлении какого-то стендап комика и рассказывал о том, какие у него одарённые друзья айтишники, хакеры от природы, и как сам он трудолюбиво обучается на управлении, чтобы сделать свой собственный продукт и заработать на нём миллионы, Арсений устал кривляться и попросту покинул кабинет. За ним удалился Серёжа.       Этих двоих не было два часа. И только выходя покурить Антон заметил, что оба коллеги преспокойно сидели в беседке, Серёжа в телефоне, а Арсений с сигаретой в одной руке, другой что-то неторопливо водил мышкой, порой клацая по клавиатуре своего ноутбука, и успевал в это время ещё общаться с девушками из отдела продаж. Порой к ним присоединялся Серёжа. Закончив курить, Антон решил подойти к ним, в этот момент все в беседке разом засмеялись, и мир в одночасье в раз стал солнечнее и приветливее.       — Я пропустил какой-то классный прикол? Делитесь давайте, тоже хочу посмеяться.       Улыбающийся Арсений, щурящийся из-за солнца до морщинок вокруг глаз, с лёгкой щетиной на щеках и распахнутой в области шеи и груди свободной рубашке тянул к себе на каком-то запрещённом физическом уровне, точно был целой планетой, на которой действовала своя собственная сила притяжения. И сигарета в его узловатых пальцах смотрелась не просто органично, а прекрасно дополняла весь образ мачо, тем не менее оставляя за ним привычную мягкость и лёгкость.       Антон искренне порадовался, что не пребывал в течном состоянии, иначе уже лишился бы здравого рассудка. В последнее время его сексуальные желания стали пробуждаться слишком явно, недавно даже привели его на сайт для взрослых, чего не было даже в переходном подростковом возрасте.       Однако с этой влюблённостью в коллегу надо было что-то делать.       — Да про новенького нашего кудахчем, — поделился Арсений со смешком. — Можешь и свои пять копеек вставить, если хочешь.       — Блять, и здесь он. После его слов, что омега, нежелающая рожать детей, не имеет смысла жизни и не нужна обществу, я даже разговаривать с ним не хочу.       — Ой мля, — простонал на то Серёжа, отодрав глаза от телефона. — Это когда он тебе эту хуйню спизданул?       — Да недавно, я в офисе задержался…       Дальше Антон с удовольствием пересказал весь диалог с Женей, нарочито официально называя того Евгением каждый раз, к ним успел спуститься покурить Дима, и тоже стал внимательно слушать рассказ. У всех нашлось своё мнение и свои истории, из-за чего их пятиминутный перекур растянулся на полчаса.       Девушки продажницы тоже активно участвовали, они были очень милы, веселы и просто красивы, потому Антону неимоверно льстило, что почти всё время разговора Арсений смотрел не на них, а исключительно в его сторону, и одним лишь взглядом как будто бы поддерживал и просил не воспринимать характер и мировоззрение их нового коллеги близко к сердцу.       А, честно говоря, у Антона не совсем получалось это делать. Он пока ещё не устоялся во многих вещах в собственном мнении, поэтому часто перенимал его от других, включая в том числе и чужих или неприятных людей, хотя больший вес безусловно имели близкие. Так он практически не мог не соглашаться с Арсением или перечить ему в чём-то, зачастую он мог только шуточно не соглашаться с чем-то, а любые его наставления или просто истории из жизни записывал себе на плёнку памяти и выделял из этого какие-то важные моменты. Не чтобы запомнить больше информации о понравившемся человеке (но и не без этого), а как раз для более чёткого понимания мира и себя в нём. От Димы, Серёжи, да и Стаса он тоже перенимал некоторые вещи. От Димы, кстати, очень много, не зря они стали хорошими друзьями. И родители вносили в его взросление немаловажную лепту.       Так что слова Жени, хоть царапали грудную клетку, вызывали какой-то внутренний дисбаланс, непонимание, вопросы, всё равно ранили не так сильно, как ласкали немые слова поддержки в голубых глазах, в разумных речах Димы и путанных — Серёжи.       Однако спустя ещё неделю Антон не выдержал.       — Но давайте представим, что с человеком делает молчание. Весь дискомфорт ведь нужно проговаривать. Если тебе что-то не нравится на работе, этот вопрос нужно выносить на обсуждение. Понимаете, вот вы уже выпустились, а я ещё учусь. Мне сложно успевать всё это делать и запоминать столько информации…       — Ты сам решил устроиться на полный рабочий день. Тебя никто не заставлял, и если ты не выдерживаешь — уходи. Компания не обязана подстраиваться под тебя, — отрезал Арсений.       — Я же говорю, такие вопросы нужно обсуждать. Вот если вам в работе что-либо не нравится, вы же что-то с этим сделаете? Обсудите всё, как взрослые люди. Вот давайте представим…       — Давай представим, — вскипел Антон, которому этот разговор мешал работать последние, наверное, два часа, перебив тем самым Женю, — что тебя — не существует! Вот что от этого поменяется? Хотел бы я сказать ничего, но это ведь не правда. В кабинете станет сразу легче дышать. Серёжа перестанет халтурить. Мы все начнём вновь нормально работать и общаться, а не обращать всё своё, блять, внимание на тебя!       Женя, пожалуй, был сильно оскорблён. Он смотрел непонимающей побитой собакой на Антона и только попытался что-то сказать, как воцарившееся молчание в кабинете вдруг разрезал звук от хлопков. Это аплодировал Арсений. За ним повторил Серёжа, а за ними двумя и Дима. Стас был в некотором шоке. Они в тот момент были в кабинете как раз всем составом.       И точно решая добить Женю, Арсений подошёл к Антону вплотную, приобнял его за плечо и успокаивающе мягко, как потерпевшему, сказал:       — Хороший образ, согласен. Ты как? Сильно устал? Может, хочешь покурить? Давай сходим? Ребят, вы как, с нами?       Дима с некурящим Серёжей единогласно согласились спуститься в беседку перевести дух.       — Ебать вы токсики, — сказал тогда Стас.       Через несколько дней Женя ушёл по собственному желанию, хотя на этом скорее настоял Стас. Он редко видел, чтобы миролюбивый Антон, пусть и весьма капризный да обидчивый, на кого-то настолько повышал голос и говорил кому-то подобные обидные вещи. А это, вместе с поддержкой остальных коллег и друзей по совместительству, было тем ещё показателем и, конечно же, «старичкам», давно изученным сотрудникам, к тому же большинству, он доверял больше.       Нагрузки с уходом пятого человека стало прежнее количество, вновь чаще пришлось задерживаться и жаловаться друг другу на тяжёлую долю, однако сама атмосфера в коллективе встала на нужную колею, из-за чего работа приносила скорее удовольствие, чем выгорание. Серёжа вновь начал разговаривать со Стасом и чаще оставался доделать проекты, Дима с Арсом подкалывали его и друг друга, а Антон оставался нейтральной зоной, к которой никогда ни у кого не было претензий, чему он сам был безмерно рад.       Однако здоровье продолжило подводить, а потом случился июль.       Очень жаркий июль.