колыбельная наших подъездов

Заснеженные ботинки быстро влетают под батарею, в надежде, что высохнут на каплю быстрее, чем перчатки. Никто не знал, что будет в голове у матери Джисона, если тот приляжет на свою кровать хотя бы на минутку, чтобы вдохновиться новым портретом. Хан быстро развесил свою промерзшую куртку, в сотый, а то и в тысячный раз поправил воротник и метнулся в комнату, закрывая дверь. Авоська с мандаринами, которой внезапно для всех пожертвовал странный парень Ли Минхо, улетела куда-то в изголовье кровати и так же быстро, словно пулей, светловолосый распластался по кровати, прикрывая глаза. Всё, что ему хотелось сейчас - просто погреться и поспать, а потом уже думать о том, как вернуть авоську и почему на одной из его фантазий красуется этот парень. - Фи, как негостеприимно, Джисон-а, - раздаётся по комнате голос шатена, перебирающего закладки от жвачки "Турбо". - Даже не заметил своего приятеля в собственной, на минуточку, комнате. Хана пробирает током и тот, будто и не ложившись, вскакивает с кровати, не давая отчёта собственным мыслям. Нужно собраться, понять и наконец разобраться, кто из его знакомых мог оказаться прямо сейчас в комнате, сидящим на стуле и перебирающим, мать его, вкладыши от жвачки. Долго думать не пришлось, ведь секунда держась на другой, глаза наконец развидели силуэт. В то время, как Джисон влепливал леща Сынмину, злорадно хихикающему над ним. - Чёрт бы тебя побрал, Ким Сынмин! Ты с какого вообще перепуга в моей комнате, за моим столом, да ещё и с моими коллекциями?! - Не успокаивался светловолосый, накидывая один за другим удары на макушку парнишки в очках. - Твоя мама, ай! Прекрати! - Сынмо вырывается из мучительных ударов по голове, отодвигая стул ближе к окну, двигая свою задницу безусловно вместе с ним. - Твоя мама любезно сказала, что я могу подождать тебя в твоей комнате! Да и тем более, мистер Хан Джисон, она разрешила мне делать всё, что я захочу: такая хорошая она у тебя. Так что давай, айда сюда и расскажи, откуда ты взял этот вкладыш? Но тот абсолютно не успокаивался, забираясь на кровать и поджимая ноги к себе. Мама будто специально мстит за то, что он не уследил за количеством мандаринов в доме. Неужто сама пригласила этого очкарика и разрешила ему делать всё, что сам он захочет в собственной комнате Джи? Беспредельство да и только, но до сих пор пахло несправедливостью! Мандарины то он принёс, а Ким до сих пор не у себя дома. - Ты каким лешим в такое время по квартирам ходишь, але? Как заберёт наряд милиции, коль того хуже будет - загромыхают какие-то в подворотне! Я вот одного видел сегодня, мандаринами жертвовал. Только сказал авоську вернуть, да обломается. Вот у них таких всегда денег дохера! - Активно жестикулируя, светловолосый ткнул себе пальцем в глаз и сщурился, наконец-то замолкая. - А че такого-то, э? Сейчас у них у всех один разбор, кто-то кого-то хлопнул и это я тебе, так, по секрету. - Голос его сменился с надсмехательского на настороженно тихий. Шатеновая макушка повертелась в разные стороны, чтобы убедиться в полной конфиденциальности, но Джисон дал гарантию, что даже соседи снизу не услышат писклявый голос юного наблюдателя за уличными сцапками. За это он точно по лицу получил. - Когда к тебе шёл, дома три отсюда, примерно ориентируясь в гаражи как бахнули! Голосов не слышно было, ни криков, ни визга, но хлопнули кого-то точно. Ща подсуетятся мальца, а потом уже реально ходи и в оба гляди. - А если сгонять туда? - Ядовито интересующиеся карамельные глаза устремились в линзы плоховидящего Кима. За линзами уверенно установилось отрицание и неодобрение мысли: брови густо сошлись к носу, а кулаки сжались на спинке стула. - Эй, Сынмин, да че буде– - Нам ещё одного трупа в районе не хватало, особенно под Новый год. - перебивает, да напористо. - Ты тыквой своей соображаешь вообще? У них стрельба и строго закрытая, а если вот такие лишние глаза как твои появятся, то считай с концами ушёл. Нам не 12 и не 15, но ещё не 20, а ты в свои годы рассуждаешь как пятилетка, ей Богу. - За-ну-да! Зануда ты, Ким Сынмин, да и что с тебя взять. Только и умеешь болтать, а я пойду туда. - Хан уверенно вскакивает с кровати, упираясь руками в бока. Его пушистые волосы на макушке завиваются от гордости, какой он смелый и какой он всем на подражание. Но, как не крути и как не оправдывай светловолосого, - Сынмин был прав. Лишние глаза в стрелках крупных хозяев районов не нужны были, иначе действительно дробили как мясо в мясорубке. Но в свои восемнадцать, кажется, Джисон ещё не видел жизни. Только гоняет за мандаринами, да дома рисует, унимая фантазию сотнями портретов. И именно эта развлекуха была самовыдвиженцем к такой отчаянно грубой мысли. Джисона распирало от жажды новых ракурсов, от новых эмоций и впечатлений, от новых красок и от новых человеческих черт лица для того, чтобы суметь нарисовать кого-то нового. Он хотел ещё что-то проконстатировать, но в комнату, потирая руки полотенцем, зашла мама и улыбчиво спросила Мина о том, проголодался ли. Тот стеснительно похлопал ресницами, а потом и вовсе пробурчал что-то невнятное под нос. Ни Джисон, ни его мама вовсе не поняли его речи, поэтому хватая того под локоть, Хан ввалился за матерью на кухню, усаживая шатена за стол. На столе скромно, но при этом аккуратно были расставлены две тарелки с макаронами, возле тарелок вилки. Сам стол был укрыт приятной на ощупь скатертью, поверх которой лежали связанные крючком салфетки. В центре - хлебница, а в ней вкусно пахнущий и видимо, только что испечённый хлеб. Оба с большим удовольствием начали уминать ужин, но каждый разваливался в собственных мыслях. Хан думал о том, как быть с его неудержимым возбуждением к рисованию и встрече бандитов, а Сынмо о том, как остановить дурака, сидящего напротив. И даже если ответ был очевиден, что стоит просто дать звонок его маме, то дело было исключительно с ним. Он мог пойти на перекор, лишь бы быть угодным своему желанию изрисовать событие вплоть до малейших мелочей. Он мог вылезти из окна и пойти куда-то, даже если его посадят на домашний арест. Он подбирал скрепки, чтобы открыть замочную скважину, Хан был просто неукротим. И сам Хан, и сам Сынмин это до ужаса знали. - Мама разрешила ещё, - набивая щёки начинал Джисон, выводя из своих мыслей Кима. - Можно взять хлеба и банку сгущёнки, а потом, как в детстве, прикинь, сделать сладкие бутерброды с чаем! - Спасибо, Джисон-а, но я уже наелся. И домой мне пора, а то мои изведут мне мозг, если я не вернусь позже. - Поднимаясь, шатен хлопает по плечу приятеля, недовольно разглядывая его лицо. - Запомни, чтобы туда ни ногой. Не хочу, чтобы завтра по новостям крутили твою фотку и просили найти всевозможными способами. Я тебя предупредил, но решать тебе. Он попрощался, уходя в коридор и сквозь пару минут шуршания, а также прощального "до свидания" с матерью парнишки, ушел домой. Железная дверь хлопнула, рука женщины быстро защёлкнула замок и прикрыла вторую дверь. Она крикнула Хану, что ложится спать и если он будет шуметь, то ему снова придётся убираться в квартире целую неделю. Он забавно перекривлял и Кима, и собственную мать, показывая язык. Что с ним может случиться то? Сядет где-нибудь на крышу старого гаража, - оттуда обзор лучше, да и уйдёт, когда получит нужные референсы. Он в свои 18 не глупый, он просто любит рисовать. Убрав тарелки и сметая крошки, настолько быстро он к себе в комнату не возвращался. В руках соответственно было добро в виде подноса с нарезанным хлебом, банки сгущенки и чайной ложечкой, чтобы в край не объедаться. Раз мама разрешила Сынмину, то собственному сыну точно не откажет. Довольно усаживаясь за стол, локтем светловолосый отодвинул раскрытую коллекцию машинок «Турбо», и принялся рассуждать. — Вот именно, мистер Ким Сынмин, решать нужно только мне и твой любопытный нос, на котором очки свешиваются, залезать сюда не должен. Хочу – пойду, - на белый пористый хлеб тонкой струйкой пошла сгущенка, расплываясь и затекая во всевозможные дырочки, вызванные воздухом в тесте. – Хочу – не пойду, надо мне ещё твою голову слушать. Обойдусь и без тебя, остроумный. Если меня и поймают, что невозможно ни при каких обстоятельствах, то выберусь и не вспомнят обо мне. Наверное! Где искать этого сумасшедшего с авоськой, вот в чем вопрос. Лучше бы тут мне помог, - хлеб приятно рассыпается во рту Хана, а сгущенка то и дело, обволакивает каждый сантиметр приторным вкусом. – А не решал, что делать мне в моей же жизни. Вот его никто не останавливал, когда он с Хенджином начинал на дискотеке крутиться, и вот, довольный ходит под ручку иногда. А я чё? Пусть даже поспокойнее будет мне с рисунками, а не с заумными охломонами. Так что всё, дело будет за малым. Единственное, чего не знал Хан - времени, в которое могут быть те подобные схватки главарей бандитских групп районов. С местом было проще, так как Сынмин был не то, чтобы с большими ушами, а буквально с эхолокаторами, которые знали каждый шаг и каждый шорох в районе. В этот раз, если хлопнули за гаражами, то стрелка будет на заброшенном пустыре такого же заброшенного завода. Мин говорит, там и трупы чаще прячут, и стреляются чаще. Ну, если дело было произведено в гаражах. В основном, других ориентиров не было, но друг часто говорил о том, что возможно есть какие-то другие места, если стрелки реально серьёзные. Выстрела было два, но не десять, значит точно на пустыре. Джисон пропадал в отрицании сознания, находился буквально в изнеможении и пускал слюни на будущее зрелище в виде перепалки двух обозлённых друг на друга парней. Блондин тоже мыслил, что если бы кого-то из его друзей, например, того же самого Сынмина убили на его глазах, то он бы устроил стрелку прямо там. Терять друзей, а особенно навсегда, казалось, и являлось чем-то ужасным. И даже если сейчас он был готов хлыстать Кима за то, что он так безобразно зашёл в его комнату и хозяйничал там, то потом, когда смерть нагрянет совсем внезапно, он не смог и слова проронить о том, как был ему благодарен за каждый проведённый вместе момент. Ведь ценят только тогда, когда теряют. Такова жизнь - непредсказуемая, мандариновая и очень капризная. Быстрые и выученные работать ловко руки складывали в небольшой рюкзак блокнот, пару свёрнутых тетрадных листов, простой карандаш, точилку и ластик. Всем этим Джисон дорожил, потому что купил и блокнот, и тетрадь, и карандаши с канцелярией абсолютно самостоятельно. Копил деньги ещё с тех времён, когда мама отдавала по несколько копеек на мороженое после школы, а это было в начальной школе. Ближе к окончанию полного учебного процесса, у него была приличная сумма, но погиб отец и пришлось отдать деньги на его похороны. Отношения с ним не складывались, потому что мужчина был каким-то из главарей бандитских схваток. Сам факт не тревожил Хана, но в какой-то день он стал ненавидеть подобных ему, отцу, людей. Когда Джисону было около десяти, он вернулся домой после школы и как всегда, особо не расплескивая эмоции от полученных оценок, уселся за стол усердно вырисовывая жирафа из книги. Чёрточка за чёрточкой, пятнышко за пятнышком, линия за линией и практически готово, но крик матери из кухни раздался на всю квартиру. Маленькими шажками, пытаясь разобраться в чём дело, Джи перебирался по коридору, держась за стену. Чем ближе была кухня, тем больше было слышно рыдание и звук ударов по человеческому телу. Мама просила перестать, захлёбывалась слезами и забивалась в угол; слабая и беспомощная, она держала в руках полотенце и закрывала им лицо. Стоял отец, до ужаса вонючий перегаром от выпивки, замахивался своим огромным кулаком и бил прямо-таки в собственную жену. Бил не прекращая, просто молча бил. Мать извививалась, просила о пощаде и кричала что есть мочи, отец не слышал и бил. Продолжал, с каждым криком всё сильнее и крепче сжимая кулак. Маленький Джисон стоял в дверном проёме и не мог пошевелиться. Его глаза наполнялись солёной водой, а ладошки, что были измазаны строительным карандашом, то и дело сжимались крепче, словно как удары мужчины. Он не выдавил ни слова, а когда его заметили - невероятно громко заревела мать, в то время как отец снимал с себя кожаный ремень со стальной пряжкой. За что получила мать? За что в тот вечер получил маленький, ни в чем не виноватый Джисон? Пьяных людей никогда не разобрать, ведь алкоголь мутнит их разум до безобразия. Но эта горькая обида сложилась у него на сердце в незаживающей ране. Когда подрос, женщина всё-таки могла рассказать, кем и где является отец парня, но даже если так - в тот день его ничто не могло, и никто не мог оправдать. Было жаль маму, которая без того была под ужасным прицелом любой из районных группировок, поэтому Хану просто напросто пришлось в конце школы сдать накопленное. После смерти груз с плеч женщины не упал, наоборот, стал вдвойне, а то и в тройне больше, ведь когда умирает крупное бандитское лицо от пули противника, то считай и на семье теперь лежит бремя быть униженными. Переехали из Питера в Москву по счастливой случайности, когда мать того же самого отца не выдержала смерти родного сына и покончила с собой. Квартира была унаследована Джисоном, что было огромной благодарностью от матери в тот период, когда за ней пытались следить толпы жаждущих крови людей. Там и поступил, там и встретил Ким Сынмина, там и вовсе освоился сам Хан. Рюкзак был собран, высохшая шапка наконец-то натянулась на макушку, шарф был завязан вокруг шеи. Время на часах близилось к пяти утрам, так что нужно было выходить. Всё тот же Ким Сынмин рассказывал, что, когда убивали, долго не тянули - разборки нацеливались на ближайшее время. Джисон примерно полагал и додумывал логически, что драться прямо сейчас не будут. Натягивая ботинки на ноги, он из раза в раз начинал рассуждать вслух. - Ну ладно, даже если я поставлю себя на место какого-нибудь из бандитов, у которого умер товарищ... - Шнурки быстро скрещивались и перемещались в узлы, затягиваясь с каждым разом все туже. Нужно было готовиться заранее, но даже если он будет лежать на снегу некоторое количество времени, то все равно нужно сделать так, чтобы снег не попадал в уязвимые места. Иначе свалится ему на голову его же смерть, от ангины так, без проблем. - Прямо так он не побежит и не будет разбираться с убийцами, верно? Верно, значит примерно через час или около того, может около полутора, он соберёт свою банду и подкрепит арсенал. С пустыми руками точно никто на разборки не ходит, боже мой. Придет на пустырь, постоят, покричат друг-другу немного, потом если надо стрельнут, а я уже с рисунками домой помчу. Не заметят, я же говорю! - Дверь квартиры тихонечко закрылась, сам юноша спустился вниз и вылетел за двор. Снег под ногами хрустел и сжимался в следы от ботинков, но светловолосый, заинтересованный Хан не придавал этому никакущего значения. Шёл, с одной стороны, неторопливо, но внутри подбадривал себя адреналином и разрывался от представления в собственной черепушке. - Я чёртов гений, гений Хан Джисон! Шёл он чуть ли не в припрыжку, но отдавал отчёт собственной безопасности, иногда оглядываясь по сторонам. Милиция или какая-нибудь другая ОПГ могла застать врасплох и не повести носом о том, какая тушка прямо сейчас идёт на межличностную стрелку. Даже если бы он был каким-то важным лицом, тут бы все равно били без разбора - шагать нужно уметь быстро. Приловчился, так что, проживая тут совсем не много, знал любой вход и выход к ближнему подъезду, через который по пожарной лестнице и куче связных балконов можно добраться к дому. Светловолосого суровым молчанием и свистящим ветром в ушах встречал тот самый заброшенный завод, вокруг которого, по словам Сынмина, зачастую кто-то кого-то добивал или быть точнее, убивал. Сугробы вокруг казались невероятными руинами, захламляющими территорию огромной оборонительной стеной. Генераторы уличной перепалки неплохи, выбрали место по душе, по чьей-то на сегодняшний день последней, и самое интересное, само место хоть и наслышанное, но тихое. Тут никто не ходил, никто даже в мыслях не решался появляться здесь, кроме самого Джисона конечно же. Того остановило бы только то, если стрелку метнули на двор его дома, но даже так, он бы с радостью наблюдал из окна. Местность вокруг завода, одним словом, удручающая; сразу видно, что была переделана под такие сцепки, после которых вряд ли оставались целыми. Спрятаться было негде, но Хан обошёл практически весь периметр и устроился на косой крыше пристройки. Она была под углом, так что если смотреть на парнишу, то он буквально свешивался и держался ладонями за края. Шифер был хлипеньким, ведь за всё то время, пока он тут лежит его касались лишь единожды, при самой постройке полного предприятия. Удивительно, но даже при таких условиях, держал юношу он из последних сил. Пока вокруг царила тишина и светловолосого в колючем свитере пленило ожидание, место не горело возможностью быть оживлённым. Парень понимал, что даже под крышей этой хлюпенькой и неблагонадежной пристройки может лежать какой-нибудь труп, не отплативший за продажу на Римской, а то и хуже, задев за живое какого-нибудь из вот таких оболдуев. Было не то, что страшно, было просто не по себе от ощущения скорого прибытия убийц. Кареглазый был всё ещё в надежде, что останется незамеченным. Из рюкзака уже были вытащены блокнот и карандаш, но глаза, как назло, слипались. Ни одного бандита здесь не было, только предрассветное солнце иногда маячило в глаза, поднимаясь из-под земли горизонта. Может быть, тот очкарик и его теория были правдивы: они могли искусно перебраться в место потише. Устав ждать, Джисон уткнулся носом в обмерзший портфель и глаза сами по себе сомкнулись, но только совсем ненадолго. - Поговорим мирно, Граф? - какой-то до жути знакомый голос пробивается сквозь сон. Он такой резкий, местами противный и грубый, что до тошноты подпирает к горлу. Хан, ещё не открыв глаза осознаёт, что банда из "обиженных" и банда из "обвиненных" приняла свои позиции. - Сам понимаешь, че будет, если не согласишься. - Этот голос точно знаком светловолосому, и до мурашек так, будто он наслышан им отовсюду. Тяжёлые веки всё-таки расходятся, и вот, дыхание медленно перехватывает и подпирается невидимой хваткой. Так вот откуда Сынмин знает любой шорох бандитской вселенной! Снег накапливается на ресницах, и парень молится, чтобы ему это развиделось, но никак. Даже растаявший снег и полное озарение ума не может отрицать: какому-то Графу диктовал свои условия излюбленный Кимом - Хван Хёнджин. - Одуреть можно... - под нос шепчет себе светловолосый, начиная зарисовывать вальяжно стоящего парня. Кто мог подумать, что такой вот как он может быть преступником, уходящим далеко от рамок закона? И что тогда держит Мина рядом с ним? Всё-таки надо было его остановить, а то вот нахватается гангстерских штучек, а потом будет выпендриваться и гнуть пальцы веером, надо же ему такого подарка от судьбы. Хван стоял и смотрел прямо в глаза другому мужчине, который в метрах пяти злобно сжимал кулаки. Тут тоже Джи логически додумал, что видимо Хенджин или кто-то из его компании убил кого-то из товарищей того, кто сейчас не находит себе места. Приходилось держать себя в руках и сохранять нейтралитет, чтобы в какой-то из моментов не представить себя в зрительном зале бойцовского клуба, и не закричать: "Мочи этого мудака!". Так бы точно стянули и кожу, и горячим воском бы намазали, и утюг к лицу приставили. К херам такие выступления, думал светловолосый, и цеплялся к крыше ближе. Теперь ему есть о чем поговорить с мистером Ким Сынмином, но это будет тогда, когда он вернётся домой. - Ты считаешь, что с тобой можно разговаривать по-доброму? - в перемешку с каким-то рыком выдавливает из себя темноволосый парень в ободранной олимпийке. - Ты, сука, решил что с тобой вообще разговаривать можно? - Почему же нет, Граф? Такова у нас жизнь, че сделаешь? Ниче, абсолютно похуй будет каждому. Бандитские замашки у нас в крови, а ты, ну, смотрю, решил и посвирепстовать! - в его голосе чувствовалась насмешка и немного странная язвительность, которую юноша с карамельными глазами не понимал. Его жизнь была с шансом 50/50, а он... Смертник что ли? - Рычишь, злишься, а говорить не хочешь. Дак может решим вопрос быстрее? - Пальцы одной руки потирают ярко выраженные костяшки на другой, намекая на рукопашную. Но какой смысл? Один на один не подерутся, обязательно будет приход с каждой стороны, но даже так - слишком рано. Граф не торопился. - Никаких бабок и кустов с твоей наркотой у меня нет, схлопни свою вонючую пасть наконец-таки. Да и если бы были, нахера они? Раз бандитской жизнью живём, то сам выкупаешь, всё идёт в общаг. - Плевать мне на твой общаг, Граф, плевать. Ни один из вас не живёт по чесноку в доме, вы все друг друга за спиной кроете, и деньги друг от друга прячете. - будто специально давит на эту точку Хван, чтобы вывести мужчину из себя, но промахивается и жутко. - Зачем Американца грохнули, твари? - процеживает сквозь зубы брюнет, не обращая внимания на опрокинутые выше слова. Его злость была на отметке "ад", и Джисон, беспорядочно срисовывая каждый из моментов это замечал. Мимика тела — вот что сейчас управляло скрытым мужчиной. Он не попадал в обозрение юнца, стоял где-то под козырьком, но макушка и руки были заметны хорошенько. Сейчас был упор на быстрые рисунки в виде Хван Хенджина, которого после Джисон хотел показать бойфренду, а то есть заученному очкарику. Возвращаясь к мимике тела, Джисону это играло на руку, ведь каждое движение что язвительно насмехающегося Хвана, что скрытого под козырьком брюнета читалось проще книги. И рисовалось легче. Такую книгу с тайнами психологии он нашел на старой полке заброшенного чердака, иногда проводя время от родительской ругани там. Скрещённые руки на груди - значили защиту, некий воображаемый щит от собеседника, может быть даже внутреннюю трусливость. Так, хоть и напористо болтая языком, стоял Хенджин. Но вот парня снизу разглядеть не удавалось, что всё больше и больше напрягало Сона. - Твоего податливого Американца убил не я, недоумок. - Шипит блондин, растирая в руках самокрутку. - Мне, а тем более моим людям, нужны только деньги и наркота, которую короче ты высасываешь у Римской. Мне за неё сумма светит, на, а вот товара и не убудет только, че. Америкашка твой смотри бля, сам хлопнулся, чтоб от такого "мешка" на плечах избавиться. Раздраженный этими словами Граф со всей дури внес кулак в дверцу пристройки, а шифер начал медленно ускользать. Парень чувствовал, как медленно покрытие, что видим держалось на каких-то соплях уходило под него. Но он не сдавался. Держась крепче, Хан сверху на пальцы поднасыпал снега, и ткнулся носом в лист, зарисовывая по памяти штрихи выражения лица. Но чем больше времени беспристрастно утекало, тем меньше шифера оставалось под телом Хана. Пока он рисовал и думал, диалог всё-таки не прекращался, и рычащий от злости брюнет снова вбил кулак в дверь, от чего прочное лежбище чуть быстрее сползало вниз. Снизу слышался хохот издевающегося каверзностью и условиями Хенджина, может того, который тоже имеет собственную кличку. - Кому кому, а мне щас точно пиздец будет! - шёпотом отдаёт сигнал самому себе юноша, и начинает собирать свой набор юного художника обратно туда, откуда был вывернут. Грустно, конечно, было, что второго зарисовать не удавалось, но зато компромата на бойфренда Кима точно вдоволь набралось. В рюкзаке быстро оказался художественный арсенал, но также быстро проследовал третий удар, а за ним четвёртый. Кажется, это было каким-то странным способом вызвать подкрепление, но как расслышал Джи, голоса внезапно усилились и с обеих сторон подкатила волна головорезов, начинающих ужасно крупный перебой. И это, к слову, сейчас не особо волновало воодушевлёного блондина, волновало то, что он, наш самый отважный Хан, сейчас висит на пальцах над каким-то пустым и тёмным помещением, а сзади туда же медленно катится покрытие. Рюкзак держит в зубах и даже за свою жизнь так не переживает, как за этот кусок ткани, который потрепала жизнь. Чем быстрее скатится шифер, тем быстрее упадёт туда парень. Сердце начало отбивать ритм в ушах, потому что чем больше уходило вниз, тем быстрее подпиралась к горлу мысль, что от Джисона сейчас ничего не останется в двух случаях:  1. Он упадёт и его накроет сверху шифером, от чего он получит сотрясение и умрёт прямо там, так и не вернувшись домой.  2. Он упадёт и его накроет сверху шифером, но его заметят и услышат какие-нибудь из этих убийц, и тоже убьют, чтобы не было лишних свидетелей.  Никакой из случаев особо не симпатизировал тому, поэтому держался как мог. Но снег в данной ситуации не товарищ, а декабрьские морозы так вообще убивали напрочь, но каким дуэтом они делали это вместе! Пальцы накрывало постепенно, и они скользили, в мороз щипал кожу вокруг, что добивало окончательно. И джисоновское "как мог" рассыпалось в доли секунды.