Общественное равнодушие

Урок географии подходил к концу, когда одиннадцатиклассницу Ангелину Тополеву поймали за пропуском занятия. Она сидела в коридоре, который вел в корпус начальных классов. К ней подошла учительница, что не вела занятий у ее класса, однако о строгости Елены Павловны слагались легенды. — Позволь узнать, почему ты не на уроке? — слегка истеричным тоном спросила женщина в квадратных очках и враждебно взглянула на ученицу. — У меня нет уроков, я жду подругу, — соврала девушка, мило улыбнувшись. — Насколько мне известно, у одиннадцатого «Б» сейчас география, — прищурилась Елена Павловна, постукивая по полу носком туфли лодочки. — Мой папа отпросил меня с последнего урока, и я жду, пока он приедет, чтобы забрать меня, — сказала Ангелина, вздернув подбородок. — А как же подруга? — ехидно ухмыльнулась учительница. — Ее ты уже не ждешь? — Жду. Мы поедем вместе, — она еще раз улыбнулась. — Я осведомлю завуча о твоих прогулах, и тогда тебе будет уже не так весело, Тополева. — Как скажете, — девушка взяла тетрадь, в которой до этого решала уравнение, и поспешила к выходу из школы. Никакую подругу она, естественно, ждать не стала. Не было у Ангелины подруг в этой школе. Ей не хватало времени на дружбу, так как она училась, готовилась к экзаменам и работала у своего отца в физической лаборатории. Уравнение, которое Тополева решала, сидя на подоконнике, было задано ей ее отцом. Если оно не будет готово к началу ее рабочего дня, то начальник не допустит ее к оборудованию. Отец был строгим и относился к Ангелине как к подмастерью, нежели как к дочери. Нельзя было сказать, что он был безразличен к ней, нет. Юрий Борисович просто не проявлял никаких чувств по отношению к дочери. Хотя Ангелина правда мечтала когда-нибудь услышать от него что-то, кроме: «Сегодня ты неплохо поработала. Можешь идти домой, как уберешь здесь всё». Мамы у девушки не было — она умерла во время родов, поэтому воспитание легло на плечи чопорного ученого. Это стало причиной того, почему Ангелина начала изучать физику. Ей не было позволено смотреть мультфильмы про принцесс и мечтать о принце на белом коне, она не знала платьев и носила волосы до плеч. Никакие интересы, кроме увлечения физикой, не были одобрены ее папой. Тогда пришлось полюбить сложную науку, состоящую из формул, решения задач и практического применения знаний на опытах и экспериментах. Она не считала себя красивой девушкой и не начинала ощущать себя таковой даже после комплиментов от мужчин. В свои восемнадцать лет Ангелина задавалась только одним вопросом: когда она заслужит одобрение отца. Она не тратила время на осознание себя личностью или на размышления о своей жизни. Ее не волновал внешний вид и то, как ее воспринимают окружающие. Конечно, Ангелина выглядела опрятно и аккуратно, соблюдала дресс-код школы и одевалась соответственно заведению, в которое шла. Ее тайным пристрастием было разглядывать модные журналы. Об этом не знал никто, кроме одного работника в лаборатории. Этот человек начал раздражать ее с первого дня работы на отца. С тех пор прошло около двух с половиной лет, и их неприязненные отношения были сохранены на уровне игнорирования и редких унизительных шуток. Ангелина шла по улице и могла бы радоваться потрясающей погоде, если бы не испорченное Еленой Павловной настроение. В конце концов, какое ей было дело до старшеклассницы, висящей на доске почета? Девушка поднималась на лифте и проворачивала в голове сцену, где она оправдывается перед отцом за невыполненную задачу. Решить задание за десять минут до выхода было невозможно. Зайдя домой, Ангелина бросила вещи в своей комнате и отправилась на кухню. Быстро ликвидировав печенье и банку газировки, она пошла переодеваться. Все-таки, уравнение решено не будет. Тополева обменялась взглядом с отражением в зеркале. Джинсы и белая водолазка были последней чистой и удобной одеждой в шкафу, поэтому выбирать не приходилось. Ангелина забросила рюкзак на плечо и вышла из дома. Майская погода располагала к прекрасному настроению, а сирень во дворе радовала глаз. Однако фокус был направлен на поджимающее время, ведь она уже опаздывала на внушительные пятнадцать минут. До входа в метро оставалось около ста метров, когда неприлично дорогая машина окатила Ангелину грязной водой из лужи. К сожалению, май известен не только солнцем и фиолетовыми соцветиями на кустарниках. Еще он обещает дождливые ночи, которые приводят к испачканной одежде. Решив, что появляться в стерильной лаборатории в грязных вещах это как минимум неуважение, Ангелина развернулась и пошла в обратном направлении. Интересным напоминанием стало отсутствие подобающей одежды в ее гардеробе. День был из ряда вон выходящий, и Тополева молила о пощаде. Столько неудач она не ловила уже долгое время. Откопав забытое черное платье, что покупалось для какой-то конференции, Ангелина громко вздохнула. Придется пожертвовать своим удобством, чтобы выглядеть лучше убитой лягушки. Отражение, однако, даже заставило ее удивиться. Это выглядело недурно. Может быть, ее день уже спасен. Тополева влетела в главные двери, где на проходной у нее тут же спросили пропуск. — Ангелина Юрьевна? — недоумевая, сказала охранница и вернула документ девушке. — Неожиданно. Проходите. Она возмущенно вздохнула и поспешила войти на территорию предприятия. Ей еще не доводилось бежать стометровку в платье, но обстоятельства того требовали. Убитая жарой и неудобством одежды, Ангелина поднялась на пятый этаж и прошла по коридору. Открытые железные двери позволяли заглянуть внутрь помещения и посмотреть на работу физиков. Кто-то занимался сваркой оборудования, кто-то выстраивал электрические цепи… Тополева неслась вперед, не обращая внимание на заинтересованные взгляды работников и бросая дежурные приветствия, не смотря на людей, с которыми здоровается. У нее была цель, и она шла к ней. Едва не умерев от нехватки воздуха, Ангелина проникла в отделение своего отца, где он и ненавистный ею работник очень увлеченно обсуждали термодинамические законы в каких-то необычных условиях. — Здравствуйте, — сказала она, накидывая белый халат на плечи. Ее рюкзак был закинут на стол, а тетрадь с вычислениями вынута и открыта. — Ты опоздала, — констатировал Юрий Борисович. — Мы с Дмитрием уже начали запускать механизм, а ты явилась с задержкой в полчаса! «Мы с Дмитрием! Может, он тебе сын больше, чем я тебе — дочь?» — мысленно проговорила девушка. — Я услышу хотя бы одну причину? — отец вскинул пышную бровь и пригладил усы рукой. — В школе задержали. — Мне звонила Елена Петровна, или как ее там, — сморщился мужчина. — Павловна. — Мне это неинтересно. Дело в том, что ты прогуляла последний урок, сославшись на мое прошение! Это недопустимо. Ты врешь собственному отцу? — Я не вру, а просто не говорю правду, — она сощурила глаза и бросила гневный взгляд на Юрия, а затем на Дмитрия. — Теперь это так называется! Потрясающе, я вырастил лгунью! — вздыхал ученый, поднимая брови все выше и выше. — Юрий Борисович, ну не стоит так волноваться. В конце концов, вы уважаемый человек. Просто Ангелине сложно признать, что случилось что-то постыдное и неприятное, иначе почему она в платье? — поспешил успокоить начальника Дмитрий. — По твоему мнению, девушка может носить платья только в том случае, если происходит что-то постыдное, как ты выразился, или неприятное?! — вспылила Тополева, чувствуя, как подкатывает праведный гнев. В жилах кровь смешалась с чистейшей ненавистью к молодому человеку. — Не любая девушка, а только ты, — пожал плечами Дима. — Так что же произошло? — Я не собираюсь продолжать выяснение отношений на работе. У меня, как и у вас, много важных дел, к которым стоило бы непременно вернуться, — парировала Ангелина, записывая продолжение решения уравнения. — Если через двадцать минут у меня на столе не будет лежать объяснительная, то к оборудованию я тебя не пущу. — Высказался Юрий Борисович и ушел в лаборантскую. — Ты прекратишь вести себя подобно умалишенному? — шепотом возмущалась девушка. — Что за цирк ты тут устроил? Дима устроился на краю ее рабочего стола, смотря на нее с открытым снисхождением. — Дорогая Ангелина. Если ты думаешь, что цирк устроил я, то тебе стоит пересмотреть свое видение ситуации. Ты заявляешься с опозданием, начинаешь врать начальнику, который по совместительству еще и твой отец, а затем срываешь свою злость на мне, хотя я не сказал ничего оскорбительного, а всего лишь высказал предположение, — на одном выдохе произнес парень. — Кто из нас умалишенный? Он щелкнул пальцем по кончику ее острого носа, встал со стола и удалился в лаборантскую. Опешившая от такой наглости, Ангелина едва не разорвала тетрадку в клочья. Что себе позволяет этот подхалим? Униженная и расстроенная, она быстро написала объяснительную своему же отцу. Это было так странно! Каждый день Тополева задумывалась об их непонятных взаимоотношениях, ведь то, как себя вел Юрий Борисович в ее компании, было поистине ужасающе. Ангелина была похожа на своего отца, но не во всем. У нее были темные волосы и серые глаза, как у ее матери. Густые изящные брови она переняла у отца, как и форму губ. Возможно, Юрий смотрит в глаза дочери и видит в ней свою покойную жену, отчего невыносимая боль от потери заставляет его вести себя неподобающим отцу образом. Ангелина не была в этом уверена. Характер же ее был в точности скопирован у ученого. Девушка обладала острым умом, имела способности к аналитике и стратегии, ненавидела критику в свою сторону и жаждала успехов в своем деле. Она была трудолюбивой и талантливой. И все же, несмотря на положительные качества ее характера, отец часто был недоволен своей дочерью. Отсюда вылился синдром отличницы. Если Ангелина не заняла первое место в олимпиаде по физике, то можно считать, что от Юрия Борисовича она не услышит ни слова в течение нескольких недель. Правило мужчины было основано на таком принципе: ты либо лучше всех, либо никто. Быть где-то посередине несвойственно для Тополевых. Отец любил сравнивать Ангелину с Дмитрием даже несмотря на их разницу в возрасте. Девушка была младше на четыре года, и все равно это не было причиной, чтобы Юрий остановился в проведении параллелей. Сопоставлять мужчину и женщину было нелогично во многих вопросах, а если учитывать возраст, различие их судеб, отношение общества и прочее, то выходит весьма опечаливающая картина. Без зазрения совести ученый продолжал свою кампанию, чем вызывал массу недовольств со стороны родной дочери. Дмитрий всегда был лучше нее, как говорил ей Юрий Борисович, поэтому для молодого физика никаких минусов в этом сравнении не было. Даже наоборот: начальник тешил его самолюбие и заставлял чувствовать себя лучше других. Если бы не напор папы, то, скорее всего, Ангелина сочла бы Диму довольно неплохим молодым человеком. Он был умен, симпатичен, обладал чувством такта (со всеми, кроме нее, к сожалению), умел шутить и найти в плохом крупицу хорошего. Тополева ни за что на свете не призналась бы в том, что ей нравятся его темно-русые волосы и зеленые глаза, однако это было правдой. Она также закрывала глаза и на то, что его шутки не всегда кажутся ей глупыми. Пару раз Ангелина не смогла сдержать улыбку и была поймана на этом лично Дмитрием, отчего потом она старательно избегала его общества еще несколько дней. Ее бы не раздражал его внушительный рост, если бы он не смотрел на нее свысока каждый раз, когда Юрий Борисович делает замечание не в ее пользу. В общем, Ангелина не признавала его выдающимся физиком или импозантным мужчиной. Однако поддаться соблазну было бы намного легче, если бы начальник прекратил сталкивать их лбами. Чувство соперничества отнимало энергию у обоих, отчего сил на разглядывание друг в друге положительных качеств просто не находилось. Ослепленные враждой, они испытывали только неприязнь. Объяснительная бумажка была оставлена на столе в кабинете Юрия Борисовича. Ни начальника, ни подхалима видно не было. Они все еще сидели в лаборантской и о чем-то трепались. ——— глава 2 ——— Ангелина дошла до конца решения того уравнения и была готова нести его на проверку отцу. Если все окажется верно, то механизм, над которым они всей командой работали в течение долгого времени, будет запущен. Эта конструкция из массы железяк, проводов, приемников и множества других нейрофизических элементов должна подключаться к сознанию человека через специальную сеть датчиков. Таким образом ученые пытались прочесть мысли подопытного или что-то в этом роде. Ангелину в планы не посвящали, так как считали ее недостаточно подготовленной. Она занималась вычислениями отдельно взятых уравнений и формул, основываясь на уже известных законах, однако всей сути масштабного проекта своего отца она не знала. Тополева пыталась найти начальника или Дмитрия, но все попытки были тщетны. Складывалось впечатление, что они просто исчезли. Хотя бы потому, что ни в одном помещении отделения Юрия Борисовича их не было. Идти по отделам других руководителей ей показалось глупым и нецелесообразным. Позвонить или как-то связаться тоже было невозможно. Из всей электроники у нее были только наручные смарт-часы, отслеживающие ее давление, так как девушка была хроническим гипотоником. Если бы не эта необходимость, то и часы пришлось бы снять. Телефоны были запрещены так же, как и другие гаджеты, способные к излучению. Не найдя никого из пропавших, Ангелина еще раз проверила свои результаты, что казались ей высчитанными до минимальной погрешности. Может, если она самостоятельно попробует внести значения в программу и запустить ее, то ничего не случится? Решив рискнуть, Тополева спустилась на цокольный этаж и прошла по длинному темному коридору. В конце была железная дверь с большой круглой ручкой посередине. Она отвинчивалась только при большом усилии, поэтому даже обладая внушительными мускулами, у нее все равно бы не получилось ее открыть. Ангелина приложила всю свою силу, чтобы проникнуть внутрь, однако попытки не увенчались успехом. Она фыркнула и поспешила вернуться к себе на этаж. Не так уж и хотелось, размышляла она, подумаешь… Тополева проделала недлинный, но наполненный опечаливающими мыслями путь и уставилась на человека, сидящего за ее рабочим местом. Сапежинский, не стесняясь, листал ее модный журнал и периодически усмехался. — Не буду спрашивать, кто тебя воспитывал. Очевидно, этим занимались не люди, ведь у них есть хоть какие-то рамки приличия. Отдай сюда, — Ангелина решительно подошла к Дмитрию, пытаясь вырвать экземпляр. — Не стоило оставлять такие ценные вещи на видном месте, — поднявшись с кожаного стула, он стремительно возвысился над девушкой и поднял руку с журналом вверх. — Что за детский сад! — пропыхтела Тополева, смотря на него снизу вверх. — Верни сейчас же. Дима снисходительно улыбнулся и покачал головой. Его забавляло недовольство дочери начальника, и, поскольку Юрий Борисович давно покинул лабораторию, он собирался вдоволь насладиться беспомощностью раздражающей особы. — Хорошо. Забирай себе. Там новая коллекция женского нижнего белья. Может, подберешь что-нибудь подходящее. — Уровень твоего юмора соответствует твоему низкому росту, Тополева, — закатил глаза мужчина, но журнал не отдал, продолжая раздражать Ангелину. — Я собираюсь домой, так что, когда будешь уходить, — выключи свет. — Разве твой отец не приказал тебе убрать здесь все? Брюнетка поджала губы, делая вид, что тщательно обдумывает слова парня. Затем она прищурилась, и приторная улыбка расползлась по ее лицу. — Никто не смеет мне приказывать, Сапежинский, это во-первых. Во-вторых, уборка — прерогатива специально обученных людей, но точно не моя, — на этой ноте она забросила рюкзак на спину и быстрым шагом ушла прочь из лаборатории. Дмитрий, дернув рубильник, выключил свет в отделении и поспешил вслед за девушкой. Ее журнал был все еще при нем. Уже на улице он увидел Ангелину, что стремительно покидала территорию предприятия. Физик сел в свою машину и поехал к шлагбауму, торопливо и с нетерпением проходя осмотр охраны. Догнав девушку на повороте, он остановился и открыл окно. — Я сейчас еду в ваш район. Могу подбросить, — предложил он, в полуночной тьме сверкая глазами. Ангелина растерянно осмотрелась по сторонам. Ее мучил прохладный ветер, и ей было немного боязно разгуливать одной по мрачным улицам, поэтому, нерешительно пожав плечами, она обошла автомобиль и села на пассажирское сидение. Перед тем как нажать на педаль, Дмитрий протянул девушке журнал, который она с удивлением приняла. — Белье не понравилось? — серьезным тоном проговорила она, убирая вещицу в рюкзак. — Всё ты шутишь, Тополева, — мрачно отозвался Дима, поворачивая на другую улицу. — Зачем все это было? Почему мы просто не можем существовать отдельно, не выводя друг друга на эмоции? — остекленевшим взглядом она уставилась на панель перед собой, словно задумалась о чем-то действительно важном. — Это скучно, — пожал плечами мужчина. — Не понимаю. — У эмоционального человека все в порядке, Ангелина. Он думает, говорит, слышит и чувствует. Он реагирует, — продолжал Сапежинский. — Мир без чувств и эмоций равен аду, в котором сквозит безразличием и беспечностью. Тополева промолчала, не зная, что ответить на проповедь молодого человека. — Ценность жизни невозможно ощутить, когда тебе недоступно умение чувствовать, — они приехали к ее дому, и Дима остановился у подъезда. — Ты прав, но все же мне не до конца понятно, зачем ты опять спровоцировал меня сегодня, — вздохнула она, открывая дверь машины. Недолго постояв на улице, не решаясь закрыть дверь и вместе с тем покончить с этим разговором раз и навсегда, она еще раз обратила свой взор к нему. — Ты никогда не допускала мысли, что можешь быть мне небезразлична, — он в последний раз оглядел ее черное платье, а затем поднял глаза чуть выше, сталкиваясь с удивленным взглядом. Машина тронулась и унеслась вперед, скрываясь за поворотом. Она еще долго мучила себя раздумьями об истинности слов Сапежинского. У нее не было причин верить ему, но и сомневаться в правдивости этой фразы не имело смысла. Ангелину одолевали навязчивые мысли, а в голове проворачивались сотни сценариев завтрашнего дня. Неужели все останется так, как было до этого вечера? Отчего-то Тополевой так и казалось. Окончательно запутавшись в своих чувствах, она немедля поднялась домой и, наспех закончив день рутиной, которая состояла из ужина, быстрого душа и увлажняющего крема на ее лице, легла спать. *** Как она и предполагала, рабочий день начался с мысли о Сапежинском. Что он вообще хотел ей всем этим сказать? Соображения насчет произошедшего сопровождали ее, пока она завтракала, пока собиралась и пока ехала на работу. Даже разговаривая по телефону с давней знакомой, которая позвонила, как выяснилось, случайно, Ангелина пропадала в суждениях о случившемся. Стояло прохладное субботнее утро, и хотя предполагалось, что выходной день избавит жителей от пробок, Тополева была вынуждена ехать на такси около часа, отчего ее настроение отнюдь не поднялось. Уже в лаборатории девушка, не обращая внимания на людей, здоровалась чисто механически, потому что так было нужно. Она могла не знать ни одного из них или видеть кого-то впервые, однако сказать полумертвое «здравствуйте» была просто обязана. Ей было все равно на каждого проходящего мимо нее человека, и ее совершенно не заботило их состояние. Раздражение подкрадывалось совершенно не неожиданно, когда кто-то заводил светский разговор только потому, что так было правильно. Никому не было дела до того, как у нее дела и как поживает ее отец. Зачастую люди уходили, задав вопрос, но не получив ответа, и потому Ангелина не утруждала себя фантазиями, чтобы придумать интересную реплику и продолжить бесполезный и никому не нужный диалог. Черный рюкзак плюхнулся на рабочий стол, записи разложились в календарном порядке, а карандаши заточились с помощью автоматического механизма. Все было отлажено и устроено с первого дня ее нахождения здесь. Ангелина следовала четкому распорядку, чтобы структурировать свою деятельность строго по плану. Ей нравилось успевать делать все, а потому приходилось внести в свою жизнь некоторое однообразие. Заглянув в нижний выдвижной ящик своего стола, девушка отметила, что второй журнал все еще лежит на месте. Вновь вспомнив о той злополучной фразе, что теперь поселилась в ее темноволосой голове, она раздраженно фыркнула и поправила белый халат. Ничто не нарушит ее душевного равновесия и спокойствия. Если она будет отвлекаться на мысли о всяких надоедливых выскочках, то времени на выполнение задач на день ей просто не хватит. Как раз в этот момент открылась дверь лаборантской, из которой вышли двое мужчин. Юрий Борисович был как всегда немного нахмурен и задумчив, а вот его спутник был как никогда счастлив и улыбчив. Ангелина отметила забавный факт: когда ее отец поворачивался к Диме, тот сразу делал серьезную, задумчивую мину, а когда отворачивался, то парень начинал более расслабленно осматривать помещение и отмечать забавные выражения лиц своих коллег. В эту самую секунду его взор обратился к ней, и она поспешно отвернулась, возвращаясь к задачнику, который нужно было прорешать до конца весны, чтобы ее допустили к оборудованию. Сосредоточиться на упражнениях не получалось из-за цепкого мужского взгляда, что блуждал по ней в поисках какого-то ответа. Ангелина сидела за столом, склонившись над тетрадками и забросив одну ногу на другую. Каждые тридцать секунд она поправляла съезжающие с переносицы очки, хотя в этом не было никакой нужды, ведь девушка и без того нормально видела. Скорее, это делалось для того, чтобы занять руки и перенести фокус внимания с Димы на что-то другое. Юрий Борисович продолжал что-то говорить, рисуя чертеж на огромном ватмане. Заметив безучастность Сапежинского, он бросил на него строгий взгляд. — Дмитрий, вы могли бы проявить больше уважения к этому проекту, — недовольно проворчал руководитель, возвращая внимание парня к чертежу. — Извините, — прокашлялся он, чуть хмурясь. Сконцентрироваться на делах отчего-то не удавалось, хотя в целом он, конечно, понимал, почему так происходило. Сапежинскому казалось, что и Юрий Борисович уже начал догадываться о причинах странного поведения своего сотрудника. Через недолгую паузу на директора нашло озарение, и они, в сопровождении восклицаний Тополева, ушли обратно в лаборантскую. Оставшись наедине с задачником, Ангелина с облегчением выдохнула и запрокинула голову назад. Ей, определенно, льстило внимание мужчины, однако, как реагировать на подобные ситуации, она не имела ни малейшего понятия. Возможно, ей стоило бы проявить немного терпения или сделать ответный шаг навстречу нормальному общению. Все было бы намного проще, если бы девушка знала, как себя вести. Вечер отнимал у дня последние часы, наступали сумерки. Ангелина, теряясь в раздумьях и мечтая о спокойном существовании и гармонии в своей жизни, медленно собирала свои вещи. Словно в тумане, она путалась в собственных догадках и не могла найти выход из лабиринта, в который ее закинуло поведение Димы. Действия, доведенные до автоматизма, привели ее на цокольный этаж. В конце коридора дверь с круглой ручкой была открыта и манила к себе слегка трепещущим светом, став для внимания Ангелины единственной мишенью. Она, не слыша собственных шагов и будучи завороженной происходящим, прошла до самого конца, достигнув неизвестного доселе помещения. Огромная бандура из металла и датчиков внушала страх и вызывала некоторое благоговение в девушке. Тополева обошла оборудование несколько раз, рассматривая каждую детальку с открытым восхищением. Найдя своим заинтересованным взглядом компьютер, подсоединенный к механизму, Ангелина подошла к нему и с любопытством, что плескалось и в глазах, и в венах, и было рассредоточено по всему ее телу, нажала кнопку включения. Свет замигал, а махина из стали зашумела подобно двигателю в автомобиле. Окутанная собственной неуверенностью и желанием узнать, что будет дальше, Ангелина по памяти вбила данные, полученные ею при расчете уравнения. Через несколько мгновений школьница с трудом приклеила два датчика к своим вискам, после чего запустила обратный отсчет. Должно было пройти как минимум десять секунд, прежде чем из аппарата выйдет бумага, похожая на чек, на которой будут напечатаны образы, мысли, слова, не произнесенные девушкой вслух. Однако, чудо не произошло. В один момент комнату озарила ярко-голубая вспышка, и послышался громкий взрыв. Минут через пять прибежали рабочие, испуганные звонким шумом в цоколе. Проникнув в кабинет, они огляделись: вокруг стоял дым, окутывающий все пространство, где-то у стола рядом с компьютером мигала лампочка. И все же, рассчитывая увидеть виновника сего происшествия, ни один из работников так и не смог найти человека в этой комнате. Ангелина Тополева исчезла. ——— глава 3 ——— Свет из окна пробивался в комнату несмотря на висящие шторы. Лучи солнца щекотали лицо спящей девушки, побуждая ее проснуться. Ангелина открыла глаза, уставившись в потолок. В голове была пустота. Сердце билось тихо и размеренно. Звенящая тишина ощущалась неприятно и чужеродно. Каждый день, просыпаясь у себя дома, она слышала шум города из открытой форточки. Двигатели машин, музыка, ветер, разговоры людей, — все это заставляло ее думать, что она все еще жива. Но не сегодня. Ангелина встала с кровати, поправляя сползшую с плеча лямку пижамы. Отчего-то она совсем не помнила на себе эту одежду. Девушка спала в комплекте, который состоял из кофты с длинным рукавом и брюк. Шорты и майка на ее теле в этот момент ощущались так же чужеродно, как чувствовалась тишина жизни за окном. У нее слегка кружилась голова и не слушались ноги. Кое-как добравшись до ванной комнаты, она хотела посмотреть в зеркало над раковиной, которого, к удивлению Тополевой, не оказалось. Не оказалось и картин на стенах в гостиной, куда-то подевался проигрыватель с пластинками, исчез мольберт для рисования, стоящий в ее спальне уже порядка десяти лет. Его ей подарил дедушка, когда еще был жив. По мере своего взросления Ангелина изменила вектор интересов с личных на отцовские и стала заниматься наукой. Странное ощущение расползлось по всему ее телу. Ей было холодно и жарко, душно и липко. По коже пробегались мурашки от затылка до пальцев ног. Все казалось таким неестественным, что Ангелина уже начинала думать проверить свое психическое здоровье. Вдруг у нее начнутся галлюцинации? Схватив яблоко со стола и быстро переодевшись, Тополева взяла рюкзак и вышла на улицу. Ее поразил образ города, который едва ли был запечатлен в ее памяти. Она все никак не могла понять, что не так. Мысль о том, что от прежней Москвы не осталось совсем ничего, одновременно смешивалась с догадкой, что все на своих местах и ничего не изменилось вовсе. Проходя по улице, она заглядывала в лица прохожих людей, которые все как на подбор были одеты в серо-белые костюмы. Их глаза были пусты. Они смотрели ровно перед собой, словно роботы, и шли вперёд. На нее, одетую в джинсы и розовую кофту, никто не обратил своего внимания. Всем было все равно. Ни единого заинтересованного взгляда. Абсолютная пустота сквозила в глазах каждого. На билбордах вместо привычных ярких общественных и коммерческих реклам находилось одно единственное изображение: человек в медицинской маске, одетый в такой же серый костюм, держал в руке пластиковую баночку таблеток. Наверху зияла надпись «Контр-Аффектус 16». Ангелина никак не могла понять, что рекламировалось на вывесках, но оставила затею додумывать все самостоятельно. Она дойдет до лаборатории и спросит об этом у отца или еще у кого-нибудь. Девушка не успела дойти до метро. У нее значительно снизилось давление, и она начала терять сознание. Ангелина доковыляла до стены серого здания и оперлась о него рукой, чтобы не упасть. Ей нужно было срочно принять таблетку, однако в глазах все плыло и найти пузырек с лекарством было невозможно. Мимо все так же проходили люди. Совершенно не беспокоясь о девушке, что медленно оседала на пол, облокачиваясь спиной на стену, прохожие устремлялись вперед. Через несколько мгновений ее глаза предательски закрылись, а тело распласталось по асфальту. *** Протяжный, хриплый и болезненный стон вырвался из ее груди раньше, чем она успела распахнуть веки. В глазах чувствовалось болезненное жжение. Ангелина решительно не понимала, что с ней происходит. Она очнулась в каком-то гараже, лежа на цветастом диване. Осмотревшись по сторонам, она заметила слегка сгорбленную спину пожилого, как ей казалось, мужчины. Он готовил еду и пританцовывал под музыку в наушниках, которые были настолько старыми, что весь звук из них лился наружу. У девушки не было сил, чтобы встать на ноги, поэтому она продолжала лежать, рассматривая помещение. Стены в гараже были бежевые, и на них висели разные пестрые картины. У резного комода стояла гитара. Дверь в гараж была расписана красками. Вспоминая Москву, она ума не могла приложить, чтобы просто сопоставить два совершенно разных мира. Конечно, она пока что совсем не понимала, что с ней собирается сделать этот мужик, одетый в оранжевую кофту и темно-синие джинсы. — Извините, — тихим охрипшим голосом проговорила она. — А что случилось? — Очнулась уже? — усмехнулся мужчина. — Я нашел тебя на улице, ты без сознания лежала, — призадумавшись, ответил он. — К тебе уже шли хранители порядка, когда вмешался я и забрал тебя оттуда. — Хранители порядка — это полицейские? — неуверенно спросила Ангелина. — Мы этот термин давно не используем. Ты откуда к нам такая? — с подозрением произнес дядька. — Из Москвы, откуда же еще? — Может, ты головой ударилась и сама того не заметила? — Все со мной в порядке! А вы вообще кто? — недоверчиво взглянула на него школьница. — Меня зовут Анатолий, — представился он, протягивая руку. — Ангелина. Они скрепили знакомство рукопожатием, а затем повисло неловкое молчание. — Почему это место так отличается от внешнего мира? Москва пропитана безразличием, а здесь все пронизано жизнью. Чувствуется какая-то свобода. — О том, что происходит здесь, знают только два человека. Я и ты. Если будешь распространяться на этот счет, в итоге об этом будут знать все, кроме нас. Улавливаешь мою мысль? Испуганно сглотнув, она кивнула. Ей казалось, что Анатолию можно доверять. Его черты лица напоминали ей кого-то, но она не могла понять, кого. — А где вы работаете? — Я на пенсии. — А кем работали? — Девочка, оставь расспросы. Сиди ешь, — он поставил перед ней табуретку, на которую приземлил тарелку с гречкой. — Что рекламируют билборды? — спросила она, едва успев дожевать первую отправленную в рот ложку каши. — «Контр-Аффектус 16» вышел недавно. Его и рекламируют. — Что это такое? — нахмурилась Тополева. — Препараты специальные. — Вы их принимаете? — Нет, хотя должен. — Зачем? — слегка удивленным тоном спросила она. — Все должны. Я так понимаю, — начал он протяжно. — Ты вообще ничего не помнишь, либо никогда не помнила. Ты не отсюда. Я расскажу тебе о нашем мире, но у меня будет одно условие. — Какое? — испуганно произнесла Ангелина. — Ты расскажешь мне абсолютную правду. — Но я не знаю, как я сюда попала. Я почти ничего не помню, Анатолий. — Начни с простого. Кто ты такая, где учишься, куда шла, кто твои родители и дальше по списку, — серьезно проговорил мужчина. — Тополёва Ангелина Юрьевна, родилась 19 сентября 2005 года, учусь в одиннадцатом классе, шла на работу в лабораторию имени моего отца, мама умерла при родах. Этого достаточно? С нескрываемым шоком Анатолий разглядывал девушку другими глазами. Он смотрел на нее, выискивая черты давно забытого им человека. — Достаточно… — усмехнулся мужчина, потирая затылок. — Наш мир устроен так, чтобы обеспечить гражданам максимальную безопасность. У нас нет воин, конфликтов и каких-либо межгосударственных споров или столкновений. После революции семнадцатого года ко власти пришли вовсе не большевики. Партия так называемых «Хранителей мира» захватили власть и начали пропагандировать свою политику. Новое мироустройство предполагало изменить наших людей в лучшую сторону, искоренив из человека эмоции, чувства. Лишить всего человеческого, чтобы предотвратить конфликты на почве личных интересов. Как правило, убийства происходят только из-за личного мотива, например, из-за ревности, неразделенной любви, мести, жадности… Чтобы сократить преступность, мы избавляемся от всего человеческого, как бы странно это ни звучало. Чтобы мы жили как люди, каждый должен убить в себе человека. Ангелина слушала своего нового знакомого, не совсем понимая смысл сказанных им слов. На больную голову и воспаленное сознание такие рассказы действовали самым некачественным образом. На осмысление новой информации у нее ушло порядка минуты. Она сидела, уставившись в оранжевый диван и рассматривая орнамент на нем. В голове начинал складываться пазл, однако недостающие детали давали о себе знать, когда девушка пыталась представить полный образ нового мира. — Оттого Москва стала такой серой? Анатолий обратил на нее свой взгляд, полный отчаяния, и несколько раз качнул головой, как бы подтверждая тезис Ангелины. — Я должна как-то связаться со своим отцом, но у меня нет с собой телефона. Я могу одолжить ваш? — застенчиво попросила брюнетка. — Я был бы не против, если бы в этом был хоть какой-то смысл. Если тебя занесло сюда не из другого города, то дозвониться человеку из альтернативной реальности будет невозможно. Увы, — вздохнул Анатолий, стреляя глазами на часы. Время подходило к вечеру. — Наверное, мне пора идти домой. Спасибо, что выручили меня сегодня. Как нибудь позже я загляну к вам, если вы не возражаете, — эти слова она произнесла с нескрываемой тоской. Ей хотелось домой. К себе домой, где ее ждет музыкальный проигрыватель, картины и мольберт. Но не в ту квартиру, в которой она проснулась сегодня утром. Точно не туда ее звала душа. Интуиция подсказывала ей, что выбраться из этого нового мира будет очень непросто. Если бы она только знала, что механизм неисправен, она бы ни за что на свете не отправилась искать приключения на свою дурную голову. Как она могла быть такой глупой и наивной? Что сейчас о ней думает отец? Наверняка он уже тысячу раз проклял ее за нелепое поведение, которое привело к необратимым последствиям. И все было бы намного проще, если бы она знала, что ей делать. Безвыходная ситуация, казалось, пыталась раздавить и без того ее хрупкую уверенность в себе. Вспомнив выражение «если тебя загнали в угол — ломай стену», она усмехнулась. Ее не загнали в угол. Ангелину выбросило в открытый океан, а она, как назло, не умеет плавать. *** Прошло несколько дней с исчезновения его дочери. Девяносто часов Юрий не выходил из своего кабинета, пытаясь вычислить местоположение своего ребенка. Все попытки оказывались тщетными. Ни один из вариантов не подходил. Ни одно из уравнений не было решено так, как того требовал их новый, но уже сгоревший аппарат. Физик не спал ночами, ел один раз в день и все свое время тратил только на поиски. Трудно искать человека, который находится в другой системе координат. Вдруг Ангелины в принципе больше нет? Вдруг он ищет нечто эфемерное, оставшееся лишь в его памяти? Он не мог выносить эти мысли, но они продолжали разъедать ему душу. Чувство вины брало верх. Юрий Борисович мечтал повернуть время вспять. Он так сильно боялся навсегда потерять единственное, что у него было, что от боли сводило сердце. Его холодное, черствое, абсолютно непригодное для любви сердце умирало в нервных конвульсиях. Двадцать чашек кофе на старости лет не улучшали положение, однако это было единственным из удовольствий, которое он мог себе позволить. Вдруг тот день был последним, когда он видел свою дочь? Он ведь с ней даже не поздоровался. Не бросил взгляд. Не обратил внимание. Ученый ненавидел чувствовать себя неправым. Его мнение всегда было приоритетом у других, и даже если иногда это было вовсе не так, он продолжал уверять себя в обратном. Ему было слишком важно все контролировать, отслеживать до последней детали, рассматривать ситуацию под лупой, ища малейшие промахи, чтобы как можно больнее укусить, ужалить, уязвить. Считал ли он себя плохим человеком? Юрий не мог ответить на этот вопрос. «Поистине плохой человек никогда не скажет, что он плохой. А вот человек, считающий себя абсолютным злом, еще имеет шанс на исправление, он небезнадежен», — рассуждал Тополев. Он так отчаянно любил свою жену, что, потеряв ее, обозлился на дочь. Потеряв дочь, он обозлился на свою работу. Вероятно, только потеряв работу, он, наконец, обозлится на самого себя. Однако и это не было точным. Слишком много факторов повлияли на становление его личности. Но разбирать каждый из них было и для него самого смертной скукой. Юрий потерял друга вслед за женой. Тот исчез ровно так же, как это случилось с его дочерью. Сложив два и два, он понял, что столкнулся с той же проблемой. Ту он решить не смог. Эту, наверное, не сможет тоже. Больше всего на свете он жалел о том, что был плохим. Нет, не человеком. Он был плохим отцом. Ученый не ставил интересы Ангелины выше своих. Не давал ей должного внимания. Не говорил добрых слов и не читал сказку на ночь. Не покупал ей куклу, когда она ее просила. Не хвалил, но одаривал ее одобрительным кивком, когда она делала успехи в том, что ему казалось достойным. Упрекал. Сравнивал с другими. Не интересовался ее жизнью. Он был для нее всем и ничем одновременно. Наверное, от случайного человека Ангелина получила бы больше ласки и заботы, чем от родного отца. Равнодушие. Безразличие. Безучастность. Холодность. Бесстрастность. Вот, что он дал своей Ангелине, когда она нуждалось совсем в другом. Она делала успехи в физике, старалась, училась, обгоняла сверстников в школе. Она решила уравнение, над которым он корпел несколько месяцев. И машина, отправившая ее туда, где черт ногу сломит, была попросту неисправна. Все случилось благодаря его невнимательности. И если она не вернется, то чувство вины и ненависти к себе никогда не покинет его разбитое вдребезги сердце. ——— глава 4 ——— *** Ангелина направлялась в лабораторию, петляя по узким улочкам и закоулкам. Боясь остаться пойманной, она перерыла весь гардероб, чтобы найти хотя бы одну серую вещь. Раскопав какую-то толстовку и выцветшие черные брюки, которые теперь кажутся серыми, девушка спокойно выдохнула. Теперь она не выделяется, находясь среди толпы, и это не могло не радовать. Лишнее внимание будет ей только мешать. Она проходила вдоль безликих одинаковых домов, стараясь привыкнуть к своей новой жизни. Ангелину убивало осознание своего положения. Ей казалось, что выход из ситуации так и не будет найден, даже если она попытается исправить хоть что-то. Тополева как никогда чувствовала безысходность и свою беспомощность. Пятый день в новом мире, где ее окружают лишь безэмоциональные люди, которым абсолютно безразличны она сама и ее история. Может быть, Ангелина привыкнет к этому, и ее жизнь будет менее неприятна для нее. Может быть. Еда в холодильнике заканчивалась, и ей предстоял поход в магазин. Грядущее взаимодействие с невозмутимыми людьми отнюдь не радовало ее. Страх попасться в руки блюстителям закона был куда сильнее, чем можно было себе представить. Тополева осмотрелась и взглядом нашла нечто похожее на лавку с продуктами. Улица была пустой, поэтому, набросив на голову капюшон, она побежала к нему. В кармане было всего несколько купюр, поэтому Ангелина надеялась, что ей хватит хотя бы на гречку. — Добро пожаловать. Желаете приобрести нашу продукцию? Я могу помочь с выбором. — Заученная речь рыжеволосой женщины встречала каждого посетителя. Вслед за Ангелиной зашла бабушка семидесяти лет, и продавщица протараторила все то же самое для нее. Тополева прошла к разделу круп, где стоял стенд с овсянкой, пшеничкой и гречкой. Выбора почти не было. На нижней полке были макароны одного вида. Странные ценники привлекли ее внимание. «Гречневая крупа» — 20 баллов. Что за баллы? Куда делись рубли? Как расплачиваться этими… баллами? — Я могу задать вам странный вопрос? — она старалась сделать свою речь бесстрастной. Продавец кивнула. — Моя валюта подойдет для оплаты? Ангелина протянула сторублевую купюру рыжеволосой женщине. Сзади послышался шокированный вздох. Кажется, бабушка, зашедшая вслед за ней, увидела бумажные деньги и обомлела от шока. — Боюсь, билеты этого банка будут недействительны в нашем магазине. У вас есть карта? Мы спишем с нее баллы спокойствия, и таким образом вы оплатите свой товар, — предложила женщина. — А если у меня нет карты? — Назовите реквизиты, мы сделаем все сами, — чуть более настороженно проговорила продавщица. — У меня в принципе нет этой карты, — продолжила Ангелина. — Мы поможем вам оформить ее. Документы ваши можно? — она протянула руку, смотря в глаза Ангелине. — Документов нет. — Тогда вам придется пройти с нами, — послышался мужской голос сзади. Тополева обернулась, вглядываясь в мужчину, облаченного в темно-серую полицейскую форму. На его плече висел автомат. Позади него стоял еще один человек в таком же обличии. — Зачем? Что я сделала? — недоумевая, спросила школьница. — Для выяснения обстоятельств вашего пребывания в нашем спокойном городе, — механическим голосом ответил мужчина. Не успев опомниться, девушка в последний раз взглянула на пачку гречки и с грустью усмехнулась. Через несколько секунд в ее плечо вонзили иглу и ввели какое-то вещество, из-за которого она потеряла сознание. Ее доставили в отдел, пока она спала. Раздели до белья и посадили в комнату, где никого не было. Белые стены, табуретка и таз с водой, непонятно для чего стоявший в этом помещении. Это все, что ее окружало. Она лежала на полу. Ангелину разбудил мигающий в ее камере свет. Шумно открылась дверь, и вошла женщина. Ей было около сорока лет, как казалось Тополевой. Отчего-то она показалась ей смутно знакомой. Будто они уже встречались. В глазах всё плыло. — Кто вы такая? — она не могла подняться, ведь сил почти не было. Ангелина лишь слегка повернула голову в сторону женщины. — Тебе не нужно знать мое имя, девочка, — женщина прошла внутрь, цокая каблуками. Она была красивой. Серый брючный костюм смотрелся на ней невероятно дорого. Под пиджаком виднелась жилетка, надетая прямо на голое тело. Волосы такого же цвета, как у Ангелины, вызывали в девушке еще одно сомнение. Решив рискнуть, она натянула насмешливую ухмылку. — Трудно жить, когда имя не соответствует работе и статусу? — спросила Тополева. — Что ты имеешь в виду? — женщина пыталась оставаться невозмутимой. Однако слегка нахмуренные брови и щеки, начинающие краснеть, выдавали ее недоумение и грядущую ярость. — К чему это притворство, Любовь Александровна? Озорной блеск в глазах Ангелины вскоре превратился в полное торжество. Вкус победы не был сравним ни с чем другим. — Откуда ты знаешь, как меня зовут, чертовка? — злобно оскалилась она. — Что ты здесь забыла? Лучше расскажи мне, как ты сюда попала, пока мы не отправили тебя на тот свет. — Боюсь, мне будет скучно, а вам непонятно. — И почему же? — Потому, что мне уже скучно, а вам уже непонятно, — усмехнулась Тополева. — Не дерзи мне. Не в том положении находишься. — А вы не указывайте. Вы мне все-таки не мать, — последние слова отозвались тупой болью где-то в сердце. Так странно было видеть эту женщину вживую и понимать, что она вовсе не та, про которую Ангелина слушала рассказы от отца и дедушки. — Я не хочу причинять тебе вред, но если ты не прекратишь вести себя подобно ребенку, то мы не построим конструктивного диалога, ты же понимаешь? Она сменила гнев на милость, однако Ангелина чувствовала скрытую агрессию в ее словах так же четко, как обычно слышат ремонтные работы в квартире у соседей. — Что я здесь делаю? — произнесла девушка серьезным тоном. — Я нарушила какой-то закон? Мне ничего не объясняют! — Ты террористка, — фыркнула Любовь Александровна. — На тебя люди жалуются каждый день. Ты думаешь, тебя не видно, хотя ты прошла под всеми камерами в этом городе. — С какого перепуга я вдруг террористка? — удивленным тоном спросила Ангелина. — Вы с чего это вообще взяли? — Ты нарушаешь порядок. Значит, террористка, — женщина говорила об этом как о самом разумеющемся. — Что вы от меня хотите? Я ничего не знаю, — призналась она, вставая с холодного пола и садясь на корточки возле стены. — Почему ты в другой одежде? Почему у тебя нет карты спокойствия? Почему ты не принимаешь препарат? — «мама» заваливала ее вопросами, но у Ангелины не было ответа. — Я не понимаю, о чем вы говорите, — Тополева придумала гениальный план, как казалось только ей. Если она будет строить из себя психически больную, то ей удастся избежать дальнейшего разговора? Возможно, да. Она не была уверена, но решила проверить. — Я пришла сюда из другого мира, чтобы научить вас жить так, как правильно. Меня перенесло в вашу вселенную для высшей цели, Любовь Александровна. Вы все будете наказаны! — она смеялась и кричала как сумасшедшая, смешивая правду с ложью. Возможно, она стала бы замечательной актрисой. Но этого уже никто не узнает, ведь через секунду ее оглушило, а сама она потеряла сознание. В который раз за эту неделю. ——— глава 5 ——— Она очнулась уже у себя дома. Ангелина чувствовала сильную слабость и не могла раскрыть глаза из-за света, льющегося из окна. Чувство тошноты не проходило не только из-за недавней отключки, но и из-за двухдневного голода. Поход в магазин не увенчался успехом, а потому ей придется выживать на чае с сахаром, который тоже скоро закончится. Тополева задавалась многими вопросами. Почему ее отпустили? И почему вообще задержали? Почему она не в психиатрической больнице? Зачем доставили прямо до дома? Откуда они знают, где она живет.? Возможно, оставаться в квартире и никуда не выходить, будет лучшей ее идеей. Ангелина раскрыла глаза и посмотрела на потолок. Голова раскалывалась. Видимо, давление упало ниже некуда. Ей было необходимо найти Анатолия и расспросить его о здешних порядках. Неплохо было бы спросить у него еще, где достать еду. Иначе такими темпами Тополева умрет голодной смертью. Собрав последние силы, она все-таки смогла встать и налить себе воды. Сделав несколько спасительных глотков, девушка ушла в ванную. И все же, почему ее отпустили.? Мучаясь этим вопросом, Ангелина дошла до лачуги своего единственного друга. Он варил какой-то суп, поэтому ее желудок скрутило в болезненном спазме. Есть хотелось очень сильно. — Долго ты не появлялась, — хмыкнул мужчина, разливая похлебку по тарелкам. — Я уже даже думал начать волноваться. — К счастью, я жива и здорова. Меня не убили, даже когда забрали в отдел. Какой пост здесь занимает женщина по имени Любовь? — проговорила она, едва не накидываясь на еду. — Она мэр в нашем городе, приближенная Хранителя Спокойствия, — поведал Анатолий. — Она встречалась с тобой лично? — Она меня чуть не убила, — фыркнула Ангелина. — Эта женщина напомнила мне кое-кого… — начала она, но тут же замолчала. — И кого же? — последовал вопрос от мужчины. — Впрочем, неважно. Я хотела узнать у вас, где тут можно найти еду. Рубли, как оказалось, перестали быть национальной валютой. Какие-то баллы придумали непонятно, зачем. — Я выращиваю сам, но за мясом приходится ездить на самый отшиб. Где-то раз в полгода я выискиваю момент, когда ходит почти пустая электричка. На ней и добираюсь. Кстати, сегодня вечером будет такая. Если хочешь, можем отправиться вместе, — предложил Анатолий, убирая грязную посуду в раковину. *** Почти весь день Тополева провела в гостях у дяди Толи — так он просил, чтоб она к нему обращалась. Он рассказал ей о базовых правилах, которых стоило придерживаться для сохранения собственной жизни. Безопасность в этом мире практически отсутствовала, хоть город и был признан спокойнейшим из спокойнейших. Регионы, как рассказывал мужчина, были опасными не только для постоянного проживания, но и для разовой поездки. Показать свой нос там было равнозначно самоубийству. — Когда она уже приедет? — подала голос девушка, кутаясь в серую куртку, данную ей Анатолием. Майский вечер был очень холодным. — По расписанию должна ходить. Видимо, случилось что-то, — предположил он, пожимая плечами. — Я надеюсь, это происшествие не скажется на нашем с вами благополучии, — усмехнулась она, искривляя губы. Ей не хотелось умереть от взрыва в вагоне или от еще чего-нибудь подобного. Все-таки Ангелина прожила всего восемнадцать лет. Через несколько минут приехала электричка. Она напоминала ту, в которой Тополевой доводилось ездить всего несколько раз, но даже несмотря на некоторые различия, она почувствовала легкую ностальгию. На электричке она и ее отец ездили на дачу. Эти теплые воспоминания сильно разнились с тем холодом, который ощущала Ангелина. Возможно, когда она вернется из своего «путешествия», ей удастся прокатиться в нормальном, привычном вагоне. Мысли о будущем грели ей сердце, но вместе с тем ее пугала неизвестность. А вдруг она больше не вернется назад? Они с Анатолием сидели напротив молодой и, кажется, женатой пары. Рядом с ними сидел еще один человек, но его роль в их отношениях Ангелина понять так и не смогла. Внезапно женщина встала и направилась к дверям, следом за ней пошел и мужчина. Тополева обратила свое внимание на пакет, оставленный женщиной. Незнакомец, сидящий рядом с ними, не сделал ни одной попытки сказать беглянке о забытой вещице. Он продолжал сверлить пол рядом с ботинками Ангелины, не подавая никаких признаков жизни. Тополеву возмутило поведение мужчины. Он слегка сместил центр своего внимания к пакету, однако не попытался помочь женщине. Ему было абсолютно все равно. Его ничего не волновало. Он сидел ничком, упираясь взглядом вниз. Ангелина взяла пакет и поспешила отдать его девушке, которая вот-вот должна была сойти с платформы вагона на станцию. В последний момент она окликнула незнакомку и протянула забытую вещь. С огромным удивлением женщина приняла пакет и улыбнулась одними глазами. Ее губы были плотно сомкнуты, однако выражения ее глаз и легкий кивок головой означали благодарность. Пускай женщина и не могла выразить ее словом или улыбкой, но Ангелина почувствовала невероятный прилив положительных эмоций. Она чувствовала, что некоторые в этом холодном, сером, безликом мире все-таки способны выражать свои эмоции и переживать опыт. Нет. Не все потеряно. Оставшуюся дорогу девушка размышляла о произошедшем. Ей было до того тошно от мыслей о несправедливости мира, который окружал ее в эту минуту, что она чуть ли не плакала. Однако этого она не могла себе позволить на публике. В вагоне находилось еще около пяти человек, помимо нее и ее спутника. Проявление эмоций даже на окраинах города было глупым решением. Это могло повлечь за собой много проблем с законом, и ее могли обвинить в уклонении от принятия препарата. За такое здесь казнили, причем показательно. Чтобы другие боялись. Они приехали. Вышли из электрички и пошли вдоль поля. Идти нужно было около сорока минут, что не могло не огорчать. Шли они молча, пока дядя Толя не вздохнул. Громко. — Что-то не так? — спросила Ангелина, крепче кутаясь в куртку. — Зря ты пакет той женщине вернула, — покачал головой Анатолий. — Почему? — Они регулярно устраивают такие «проверки». Выявляют предателей. — Вдруг это не тот случай? — Повезет, если твое предположение подтвердится. *** Ангелина устало вздохнула и повалилась на кровать. Даже на поход в душ не было сил. Они купили немного мяса, обменяв его на бензин Анатолия. Он любезно поделился с ней килограммом курятины и сказал, что обмен происходит на топливо, одежду, предметы личной гигиены и тому подобное продовольствие. Этого всего катастрофически не хватало в подмосковных деревнях. Она встала и медленно дошла до кухни, где бросила птицу в морозилку. Затем помыла руки, умылась и легла спать. В обед следующего дня Ангелина вновь выбралась из дома, но не к дяде Толе, а в лабораторию. Путь был недолгий, но наполненный страхом ожидания. Ей все казалось, что за ней следят. И, скорее всего, так и было. Она предпочла не думать об этом. Достала свой пропуск, оказавшийся у нее в кармане по счастливой случайности. По такой же случайности ее пропустили внутрь. Территория слабо отличалась от прежней. Пройдя сто метров, Ангелина зашла в здание и поднялась по лестнице. Ей было и душно, и холодно, и жарко. Все одновременно испытывала эта девушка. Однако, зайдя внутрь, Тополева ощутила, как ее сердце делает кульбит и ухает вниз. Перед ней стоял Дима. — Он выглядел почти так же, как и в ее мире, однако цепкий взгляд зеленых глаз исчез, будто его никогда и не было. Прическа тоже была другой: его волосы, зачесанные назад, больше не норовили упасть несколькими прядями на лоб. Ангелина не могла понять, нравится ей это или нет. Видеть его таким было непривычно. Вместе с тем он ощущался совершенно чужим человеком. Глаза не те, поза, в которой он стоял, тоже была не та. Это был совершенно другой человек из совершенно другого мира. От этого Тополевой хотелось кричать выпью и метаться в истерике. Ни единой души. Никого. Здесь не было ни одного родного человека. — Кто вы такая и что здесь делаете? — ровным голосом, лишенным эмоций, проговорил Сапежинский. Ангелина растерянно посмотрела по сторонам, не найдя, что ответить. — Стажерка. Меня из «бауманки» направили. Вам не сообщили? — невинно похлопав глазами, пролепетала она. — Не сообщили. — Недоверчиво произнес молодой человек, с ног до головы оглядывая незнакомку. Тополева съежилась под его холодным взглядом и уставилась в пол. — Ну, что ж, теперь сообщили, — хлопнув в ладоши, проговорила Ангелина и улыбнулась. — Прежде чем пустить вас к оборудованию, я дам вам тест на уровень ваших знаний, — покосился на нее Дмитрий. — И, кстати, как вас зовут? — Тополева Ангелина. Он кивнул и вышел в лаборантскую. В его отсутствие девушка осмотрелась, примечая взглядом некоторые детали. Конечно, лаборатория выглядела так же, как и в ее мире, но небольшие отличия все же имелись. Здесь было чище и стерильнее. Будто вся жизнь исчезла. Рабочие столы, отмеченные личными вещами в той вселенной, не были таковыми тут. Ни кружки с кофе, ни фотографии домашнего питомца, ничего. Он вернулся и кивком головой указал ей садиться за стол. Ангелина села, неуверенно покосившись на лист бумаги, что был заполнен формулами и уравнениями. — Приступайте, — мужчина положил ручку на стол и отошел на пару шагов. Далеко уходить он не собирался. Просмотрев задания, Ангелина отметила как простые, что решались ею в начале одиннадцатого класса, так и те, с которыми она еще не была знакома. Не то чтобы это было проблемой. Вовсе нет. Просто ей не хотелось тратить свое время на бесполезное тестирование. Помучившись со сложным выведением формулы, Тополева завершила работу и сдала ее Диме. — Интересно… Насколько мне известно, в вашем ВУЗе не учат оформлять уравнения таким образом. Вас обучал кто-то другой? — безэмоционально спросил он, все еще всматриваясь в ее ответы. — Мой отец, — пожала плечами Ангелина, вспоминая свои слезы и истерики. Ее передернуло, что не ускользнуло от внимательного, но равнодушного взгляда. — Можете приступать, халат и остальное найдёте на складе. Цокольный этаж, первая дверь слева. Она кивнула и пошла к лестнице. *** — И как нам ее достать оттуда?! Она просто исчезла… Ее нет в нашем измерении. Как вы предлагаете доставать ее оттуда, где еще никто из нас не был? Разве есть какое-то решение? Может, мне самому туда отправиться? — говорил Дима, всплескивая руками. — У нее на руке были часы, — начал Юрий Борисович. — По спутникам отследим сигнал и подсоединимся к нему. Может быть, через двоичную систему у нас получится доставить сообщение ей. Не факт, что она его поймет, конечно, но попробовать мы обязаны. — Это случилось вопреки всем законам физики, Юрий Борисович. Как мы можем быть уверенными, что она вообще еще жива? — он зарылся пальцами в свои волосы, уничтожая укладку. — Это не первый случай, — признался директор и тут же замолчал. — Что? Что значит, не первый? — ошеломленно спросил Сапежинский. — Твой отец пропал так же, как и моя дочь. Десять лет назад. Возможно, сейчас они в одном измерении. Либо оба мертвы, — лишенным жизни голосом произнес ученый. — Если мы ошибаемся и они действительно способны на коммуникацию, то мы сможем их вернуть. Косвенно, конечно. Просто скажем, что делать, и будем надеяться, что нас поняли правильно. Дима не знал, что говорить. Он считал, что его отец стал жертвой производственной аварии. Мужчина поверить не мог, что все, сказанное ему, — правда. В его голове эта информация не укладывалась, как бы он ни старался все осознать и принять. Они все утаивали от него правду столько лет! И директор, и его собственная мать… Они все знали и ничего не говорили ему, держа в неведении и вводя в заблуждение. У отца даже есть могила. Он помнил, как его мать еле сдерживала слезы, стоя рядом с Юрием Борисовичем и смотря на него ненавидящим взглядом. Конечно, она считала, что во всем был виноват именно директор. Но ведь теперь, сложа все известные ему факты, можно сказать, что вина лежала точно не на ученом. Отчасти и он внес свой вклад в произошедшее, однако случившееся не лежало только на нем одном. Похороны прошли ужасно. Гроб был закрытый. И, по всей видимости, еще и пустой. Они хоронили живого человека, который просто находился не там, где нужно. Его перенесло в совершенно другое место, и о нем никто ничего не знал. *** Ангелина находилась на цокольном этаже, и ее внимание устремлялось именно к концу коридора, где находилась та злосчастная дверь, ведущая к оборудованию, что перевернуло ее жизнь с ног на голову. Конечно, она могла винить во всём именно механизм, однако и её вина была в том, что с ней произошло. Она не знала, что ей делать, каким будет общение с новым Сапежинским и как ей отсюда выбраться. В голову не лезли никакие мысли, кроме навязчивой идеи о том, как бы побыстрее сбежать отсюда. От чего-то ей думалось, что она заточена здесь на всю свою жизнь, и от этого ей было хуже, чем когда-либо. Она тосковала. Ангелина ненавидела себя за то, что приняла неверное решение однажды вечером и решилась на необдуманный поступок. Ещё её до чёртиков удивляло отношение нового Дмитрия к ней. Раньше она и подумать не могла, что холодность молодого человека может быть настолько болезненной. Конечно, она не задумывалась об этом. Но теперь, столкнувшись со столь безразличным, бесчувственным и безэмоциональным Сапежинским, Тополева поняла, насколько сильно она заблуждалась. Тот Дима относился к ней именно так, как говорил об этом в их предпоследнюю встречу. Выйдя из его автомобиля и услышав всего девять слов, Ангелина не сделала никаких выводов, думая, что все это какая-то глупая шутка. Как же она ошиблась. Тополево нацепила белый халат и поспешила покинуть цокольный этаж, дабы не соблазнять саму себя желанной дверью в конце коридора, открыв которую можно было заново запустить механизм и отправиться обратно. Возможно, она так бы и сделала, однако вероятность ошибиться вновь была слишком высока. У Ангелины не было права на ошибку. Первый рабочий день на «новом» месте выдался не таким ужасным, каким его представляла себе Тополева. Странно, что Дима поверил в ту чушь про «бауманку», но и это теперь ее не волновало. Сапежинский после того странного теста сказал ей от силы несколько слов. Дальнейшая работа проходила в кромешной тишине, пугающей до дрожи в коленках. Ангелина заметила, что в начале каждого часа Дима открывал пузырек с таблетками и выпивал одну из них. На банке не было названия, а таблетки выглядели, как самые обыкновенные аскорбинки. Так же выглядели и ее таблетки, которые она пила во время пониженного давления. Идея пришла сама. Тополева удивилась тому, насколько быстро ее мозг догадался поменять содержимое двух баночек. Подозрение, что эти таблетки были «Контр-Аффектус 16», подтвердилось. Сразу после принятия одной пилюли Сапежинский становился бесполезным биомусором. Он не реагировал на звуки, яркий свет или на собственное имя. Ему было плевать. Абсолютно и бесповоротно. Дима концентрировал внимание на каких-то проводах, составлял цепи, проводил исследования. И всё с пустым лицом. Его не волновала его работа, он не чувствовал вдохновения или восторга. Возможно, это даже было его любимым делом, только он этого не знал. ——— глава 6 ——— Ангелина проснулась в твердой решимости повлиять на свою судьбу. Она думала рассказать о своем плане дяде Толе, но боялась его реакции. Вдруг он не поддержит ее и скажет, что она глупая и ведет себя нерационально? Или посмеется над ней, так ничего и не сказав? Эти страхи были наложены на ее собственные сомнения, ведь она не была уверенна в своем плане. Слишком много деталей могли повлиять на ход событий, и даже самая четкая схема имела в себе тысячу изъянов, которые не уйдут даже в том случае, если переписывать проект из раза в раз. Ангелина шла на риск. Оправданный ли он был? Наверное, да. Все же, ей не хотелось оставаться в мире, где всем на нее плевать. За исключением Анатолия, который, кстати говоря, тоже вызывал в девушке массу подозрений. Тополева жутко скучала по отцу, но не могла понять, почему. У них были странные, натянутые отношения, и Ангелина никогда не чувствовала такой тоски по нему. Однако, сейчас она понимала, что ей необходимо его присутствие. Конечно, их общение было наполнено его занудством и нежеланием её поддерживать, но Ангелина всегда ощущала в глубине своей души, что может на него положиться. Было странно осознавать ещё и то, что её родная мать находилась в этом мире вместе с ней. Ей казалось, что она должна быть рада этому, но вышло всё совсем наоборот: тоска по отцу была в разы сильнее, может быть, потому, что он был ей куда роднее, нежели мама. Вроде бы она обрела обоих родителей, и теперь ей не о чем переживать. Только вот мама оказалась совсем не той женщиной, о которой ей рассказывали. В воспоминаниях Ангелины был совсем другой образ Любови Александровны. И, столкнувшись с реальностью, Тополева поняла, насколько этот мир несправедлив. — Здравствуйте, — прощебетала Ангелина, заходя в жилище дяди Толи. — Я к вам ненадолго. — Здравствуй, — поспешно ответил мужчина, продолжая прибивать подошву к ботинку. — На работу пойдешь? — Да, к сожалению. — Кисло улыбнулась девушка, садясь на табуретку. — Значит, ты пришла сюда не от скуки, а по какому-то вопросу. Выкладывай уж, — проговорил Анатолий, хрипло смеясь. Ангелина призадумалась. Как ей начать? Что конкретно рассказать ему о своем путешествии на другой конец вселенной? Поверит ли он ей? — В общем, моя ситуация не из простых. Я сомневаюсь, что это будет звучать не как глупая шутка, поэтому прошу, чтобы вы не сочли меня умалишенной. Взгляд мужчины остановился, а глаза начали выглядеть более заинтересованными. — Я стала жертвой производственной ошибки на предприятии своего отца, — на одном дыхании выпалила Ангелина. — Меня занесло сюда непонятно, каким образом, и поэтому мне нужно как можно скорее вернуться назад. Я понимаю, что это звучит дико. В этом мире нет моего отца, но есть мать — Любовь Александровна. Она же ваш мэр. В моем мире она умерла во время моего рождения. Здесь нет близких мне людей, кроме вас. Человек, который признавался мне в чувствах в моем мире, совершенно меня не знает здесь, я ему безразлична. Его зовут Дима, и он работает со мной на моего отца, — она потупила взгляд и перевела дыхание. — В общем, чтобы попасть назад, мне будет нужна его помощь. Но вы и сами можете догадаться, что помогать он мне не будет, потому что ему нет до меня дела. — Что ж, ситуация действительно плачевная. Но не сильно отличается от моей. — Что это значит, не отличается? — нахмурилась Тополева. — Десять лет назад меня перенесло сюда из той же лаборатории, Ангелина, — усмехнулся он. — Я пытался проникнуть в ту лабораторию, но у меня не было к ней никакого доступа. Меня занесли в черный список, а потому возможности хотя бы попытаться отсюда выбраться у меня не было. Ни единой. И, кстати, Дима — мой сын, — на последнем предложении он растянул губы в горькой улыбке. — Вот же черт! И вы молчали все это время? Я… Я же представилась и назвала место своей работы, рассказала вам почти все, когда мы только встретились и вы настояли на правде! — ошеломленно говорила Ангелина, мечась по небольшой площади гаража. — Мне нужно было время, чтобы все это осмыслить. — Да уж! И что мы теперь будем делать? Я собиралась рассказать вам свой план… — А он у тебя уже есть? — удивленно произнес Анатолий и вскинул брови. Ботинок и молоток выпали из его грубых рук. — Есть, — кивнула девушка и положила на стол баночку со своими таблетками. *** — Ты сейчас на полном серьезе говоришь, что собираешься подменить содержимое его таблеток? — Именно. По-моему, это единственный вариант. Иначе ему будет по-прежнему все равно, — пожала плечами Тополева. — Да, возможно, это так. Но что будет, если он тебя поймает на этом? — с сомнением проговорил дядя Толя. — Значит, не судьба. Придется убить его, выкрасть ключи, провести вас через черный вход и через эту бандуру переместить нас обратно. — Ты же шутишь… — Отнюдь. Чем дольше мы здесь, тем меньше шансов выбраться отсюда. Каждый день комбинация вариантов исхода событий меняется, поэтому единственное, что в наших силах, — это взять быка за рога и решить свою судьбу самостоятельно. Подходящего момента не настанет. Мы можем готовиться к нему несколько лет и все равно не будем по-настоящему готовы. Так какая разница? Лучше облажаться сейчас и смириться, чем ждать пять лет и жить мнимой надеждой, что все можно исправить, — сделала выводы Ангелина. — Вся в отца, — цокнул Анатолий и закатил глаза. — Повод для гордости, — пожала плечами Тополева, впервые осознав, что во многом ей действительно нужно благодарить именно папу. Его отношение к ней сделало из нее непробиваемую железную леди. — Что ж, — он посмотрел на часы. — Время поджимает. Тебе пора. Когда рабочий день закончится, заглянешь ко мне, расскажешь, как прошло, — дал наставления мужчина. — Хорошо. До свидания! — С богом! *** Ангелина вновь прошла на территорию лаборатории. Тусклое освещение, даже при свете дня, ощущалось как-то неестественно. Как будто все было сгенерировано с помощью нейросети, или она сама являлась частью какой-то компьютерной игры. Тополева не понимала, как такое возможно. Этот мир кардинально отличался от ее родного. Она зашла в лабораторию и надела халат. Димы нигде не было, а потому Ангелина просто начала заниматься тем, что умела делать лучше всего, — физикой. Когда все задачи были решены, а уравнения приведены, из лаборантской вышел Сапежинский. В кармане его халата лежала баночка с таблетками. Это было видно из-за тонкой ткани. Он коротко кивнул ей и пошел дальше. Ангелина не могла понять, куда он направлялся. — Я все сделала. Что дальше? — последний вопрос она будто адресовала самой себе. Действительно, что дальше? Как ей сделать все правильно? Что будет, если не получится? Может быть, ее риск будет неоправданным? — Сейчас вернусь и все скажу. Ангелина с недоверием посмотрела ему вслед и вздохнула. Дверь за ним захлопнулась с неприятным скрипом, и девушка скривила лицо. Когда он вернулся, в его кармане уже ничего не было. Стало быть, таблетки он где-то оставил. — К оборудованию, — Дима указал на лестницу, ведущую к цокольному этажу. Они спускались в обоюдном молчании. Ангелина не решалась начать разговор, а Сапежинскому это было отнюдь не надо. Они прошли по длинному коридору, и Тополеву захлестнуло чувство дежавю. Та же дверь с большой круглой ручкой. То же волнение. Только обстоятельства были совсем другие. — Надо проверить, как работает аппарат. — А для чего он? — спросила Ангелина. Она действительно не знала, зачем придуман этот механизм. В ее мире он был для чтения мыслей. Здесь же он мог использоваться немного иначе. — Для выявления предателей. Это заказ Любови Александровны. Девушка сжала челюсть до скрипа в зубах. Угрюмо вздохнула, чуть нахмурившись. Ей это не нравилось. Абсолютно точно она не хотела слышать, что ее мать, пускай и в другом измерении, способна на нечто подобное. Это разбивало Ангелине сердце. В который раз за эту неделю. — А какой у него принцип работы? — подала голос Тополева, стараясь сделать его как можно более безжизненным и незаинтересованным. — Датчики крепятся по всему периметру головы, после чего запускается компьютер. Электрический разряд подается по проводам прямо к мозгу, а затем информация из него идет прямиком в программу, — он небрежно положил руку на большой монитор. — Насколько это безопасно? — Ангелина отвернулась от мужчины, чтобы не выдать своего волнения. Все, что она услышала, было устрашающе. — Это нас заботит в последнюю очередь. Главное — результативность. — Холодно отчеканил Дмитрий. — Если информация, полученная от человека, нарушает наш режим, то программа автоматически убивает его. Он сказал это, будто в его словах не было ничего особенного. Сапежинский воспринимал это как данность, и его ни капли не заботили судьбы людей, которые окажутся на этом убивающем кресле. — Ангелина. — Позвал ее он. — Вы не хотите испытать на себе это чудо-оборудование? — с легким прищуром глаз он посмотрел на нее и подошел чуть ближе. Девушка все так же стояла спиной к нему, но боковым зрением видела его надвигающуюся тень. Она чуть отшатнулась. Конечно, Тополева не хотела быть подопытным кроликом. Ее до дрожи в коленках пугал принцип работы этой бандуры. И оказаться на месте, предназначенном другому, более опасному человеку, не было никакого желания. — Я не уверена в исправности механизма. Пожалуй, лучше воздержусь от столь незаманчивого предложения, — проговорила Ангелина на повышенных тонах. — Механизм исправен. Или вы боитесь, что ваши мысли способны скомпрометировать вас? — он стоял в шаге от нее, и Тополева могла слышать не только его голос, но и каждый вдох и выдох. Она не ответила ему. Задержала дыхание, лишь бы не выдать саму себя. — Я слежу за вами уже два дня. Возможно, вы не замечали камеры, висящие у нас в отделе, но они там есть. И я обладаю прямым доступом к каждой из них, — ровно говорил Дмитрий. — Ваше поведение несколько отличается от общепринятого. Вы не пьете препарат каждые шестьдесят минут, как это предписано мэром нашего города. Иногда витаете в облаках, накручивая прядь волос на палец. Улыбаетесь собственным мыслям. Шепотом произносите бранные слова и используете ненормативную лексику, когда вас, как вы думаете, никто не видит. Но я спешу вас огорчить: вас видят. Всегда и все. Слежка за вами ведется два дня только здесь. Вы же появились в нашем городе неделю назад. Как вы думаете, у правительства достаточно поводов, чтобы посадить вас прямо в это кресло, прочесть ваши мысли, а затем убить? Он приводил неоспоримые факты. Аргументировал каждое свое высказывание. У Ангелины не нашлось ни единого оправдания, поэтому она все так же стояла спиной к нему и медленно считала до десяти, чтобы унять свое сильно бьющееся сердце и трясущиеся руки. — И что вы собираетесь сделать? — это был единственный вопрос, который по-настоящему волновал ее. Сапежинский молчал. Десять. Двадцать секунд. Для нее это казалось вечностью. Затем он дал ответ, который поразил ее до глубины души. — Ничего. И впредь, будьте осторожнее. ——— глава 7 ——— Ангелину охватил шок. Она потерялась во времени и пространстве и все никак не могла понять, как ей быть дальше. Ее план рухнул. Все обрушилось без шанса на восстановление. Она трижды постучала в дверь гаража. Молчание. Абсолютная тишина. Постучала еще раз, чуть сильнее. Результат был тот же. Тополева не знала, что ей делать. Они с Анатолием договаривались встретиться после ее работы. Но сейчас его либо не было дома, либо… О другом она думать не могла и не хотела. Она взяла какой-то камень и постучала уже им. Чтобы звук был громче. Вдруг он спит, например? Тополева очень надеялась, что это так. Никто не ответил. Где-то на земле валялось что-то железное. Похожее на неиспользованную деталь. Старая и немного ржавая, но она помогла ей приоткрыть дверь. Ангелина выдохнула. Теперь осталось со всей силы потянуть стальную дверь на себя. — Дядя Толя! — крикнула она в пустоту. Ей не ответили. И больше никогда не ответят. Она закрыла рот рукой, когда окончательно расправилась с дверью. Нет. Нет-нет-нет. Этого просто не могло быть. На диване лежал мужчина. С закрытыми — уже навсегда — глазами. Слезы медленно катились по ее щекам. Теперь она здесь совсем одна. Ангелина была уверена, что это не естественная смерть, а чей-то «подарок» ей. Кто-то напоминал ей о том, что за ней следят. Что в любой момент ей могут нанести удар. Она скатилась на пол, опираясь спиной на диван. Уткнулась лицом в ладони, поджав коленки. Эта ночь будет без сна. Ей нужно как можно скорее вернуться назад. И, по возможности, попробовать унести с собой тело ее нового друга. Как же тяжело будет Диме из ее мира. Она и представить себе не могла. Так не должно было быть! Они хотели отправиться домой вместе. Ангелина планировала помочь ему вернуться. Но судьба не была к ним благосклонна. Теперь у Ангелины нет сторонников. Она против целого мира. Тополева встала, чтобы накрыть тело какой-нибудь тканью. На столе все это время лежал обрубок старой бумаги. На которой было написано: «Прими наши правила, или…» Что означало это «или» Ангелина уже поняла. Ей угрожали смертью. Не то чтобы ей было страшно. Куда страшнее будет поступиться собственными принципами и принять их условия. Тогда она точно проиграет. *** На следующий же день Ангелина поменяла местами содержимое своих таблеток с препаратом Димы. Это не было сложно. Страшно? Немного. Но довольно просто. Она действовала без волнений. Будто нервная система дала сбой. Тополева, сама того не ведая, стала почти такой же, как и все в этом мире. Москва приняла ее в свои объятия, а Ангелина утонула в одноименной реке. В реке безразличия и равнодушия. Ей хотелось отмщения. Хотелось посмотреть в безжизненные глаза своей «матери». Она понимала, что это плохо. Осознавала в глубине души. Но не могла ничего поделать с этим первобытным желанием кровавой мести. Дмитрий несколько раз за день пил эти таблетки. Тополева заметила, как поднялось его давление, но не чувствовала вины за это. Да, его здоровье под угрозой. Но эта жертва была во благо всему миру. Ангелина будет корыстно манипулировать им, чтобы вернуться назад. Возможно, она даже заставит его отказаться от принципов и найти ополчение. Присоединиться к мятежникам. Это были далеко идущие планы. Сейчас ей было не до этого. Ангелина закончила со всеми поручениями и сдала халат. С холодной головой она ушла домой. Твердая походка была нарушена слабой вибрацией в ее часах. Тополева посмотрела на руку и засучила рукав, чтобы был виден дисплей. На нем высветилось длинное сообщение с множеством разных символов и латинских букв. Ангелина не поняла, что за сбои происходят в системе, но мысль о том, что это не просто так, все равно где-то поселилась внутри нее. Придя домой, она открыла компьютер и вбила данные в программу. «Найди Анатолия. Отец» Ангелина рассмеялась во весь голос. Ее хохот раздавался по всей квартире, пока не перерос в судорожный плач. Новая истерика нахлынула так же сильно, как и предыдущая. Столько эмоций в таком бесстрастном мире она получить не ожидала. Это было так иронично, что она рассмеялась еще раз. Так, сидя на полу и облокачиваясь на край кровати, она и уснула. На следующий день она пришла на работу в состоянии полного изнеможения. Ангелина не ела третий день. Кусок в горло не лез. — Вы здоровы? — спросил вдруг Дима, подойдя к ее рабочему столу. — Вся бледная. — Все в порядке, не беспокойтесь, — сказала она, чуть усмехнувшись. «Не беспокойтесь». Будто он мог! — Если вы сделаете ошибку из-за своего состояния, я буду вынужден отстранить вас от прохождения практики в нашей лаборатории, — сказал он, уходя в лаборантскую. Ангелина лишь покачала головой и вновь усмехнулась. Все-таки замена таблеток подействовала. Теперь он ходит нервный и придирается к сотрудникам. Совсем как Дима из ее мира. На этой мысли она улыбнулась. Наверняка он там такой же нервный, но уже из-за ее пропажи. Тополева исчезла не в очень подходящий момент. Ее Сапежинский сейчас место себе не находит… Ей было интересно, как там ее отец. Она думала, что он тоже переживает, но не могла быть уверена на все сто. Скорее, она надеялась, что он волнуется. Ей хотелось, чтобы он понял, насколько серьезна его ошибка. Возможно, это было неправильно. Не по-христиански даже. Но ее это не беспокоило. В конце концов, можно же быть эгоисткой в мире эгоистов? Она выпила чашку чая и легла спать. Ей снился чудесный сон. Ангелина в нем была ребенком. Она и ее папа шли по полю до электрички. Солнце уходило на запад, близился закат. Теплый ветер развевал ее длинные мягкие волосы, которые она не заплела, хотя отец просил. Ангелина бежала за голубой бабочкой, что улетала от нее все дальше и дальше. Она бежала вперед по колосьям, не обращая внимания на папу, отставшего от нее. Бабочка села прямо ей на нос, отчего девочка заливисто рассмеялась. Она повернулась, чтобы показать это чудо отцу, но, когда развернулась, увидела его в компании незнакомой женщины. У нее были темные волосы, совсем как у Ангелины. Она подошла ближе к ним, чтобы лучше разглядеть женщину. От чего-то девочке захотелось плакать, но она не обратила на это внимание. Папа был таким счастливым рядом с той тётей, что она боялась подойти ближе. Не хотела мешать. Они о чем-то разговаривали, и женщина периодически начинала громко смеяться. Ангелину рассмешило это, и она тоже подхватила волну веселья. Женщина обратила внимание на девочку и присела на корточки, будто подзывая ее к себе. Ангелина подбежала к ним почти впритык, но остановилась в шаге от женщины. Она вставила цветок в волосы Ангелины и широко улыбнулась. Девочка хотела поймать женщину за руку, но успела только дотронуться. И тогда она исчезла, оставляя за собой сотню голубых бабочек, что кругами летали вокруг маленькой Ангелины. Затем они роем устремились куда-то наверх. В самое небо. Тополева проснулась. Вспоминая этот сон, она невольно улыбалась. Сейчас девушка понимала, что женщина из сна была ее матерью. Теплые воспоминания о ней, составленные из рассказов отца и дедушки, грели ей душу, и даже облик новой Любови Александровны не мог надорвать это полотно невидимого доверия дочери и матери. Ангелина тосковала по возможности быть рядом с мамой. Настроение Тополевой было лучше обычного, однако на завтрак она съела всего один бутерброд с маслом. На большее ее не хватило. Стакан чая без сахара тоже не мог восполнить необходимую дозу калорий. Ангелина стремительно худела. Стресс вкупе с постоянными голодовками не лучшим образом сказывались на ее организме. Она переоделась, сходила в ванную и пошла на работу. Путь до лаборатории был длинным и долгим. Теперь у Ангелины не было возможности ездить на метро или на такси. Приходилось целый час добираться пешком. Тополева зашла внутрь. По обыкновению преодолела пять этажей и надела халат. Дима на кого-то орал. Ангелина внутренне рассмеялась. Это было очень смешное и до боли родное зрелище. Она начала вспоминать дни в ее родном мире. — Что-то случилось? — ровно спросила она. Дмитрий повернулся к ней. — Нет. Почему-то мои работники решили, что можно не выполнять недельный план! — возмутился Сапежинский. — Дмитрий Анатольевич, но мы же никогда не придерживались недельного плана, а работали в своем режиме… — начал кто-то из толпы. Ангелина не знала имени этого человека. Он почти всегда молчал. — Если я не обращал на это внимание, то это еще не значит, что нужно наплевать на правила! — вновь повысил голос мужчина. Все молчали, потупив взгляды. — Значит, так. С этого дня мы придерживаемся всех установленных планов и сроков. Несогласные будут оштрафованы баллами спокойствия, — строго проговорил он. Он приступа дежавю Ангелина чуть не потеряла сознание. Такой момент уже был, когда Юрий Борисович находился в другом городе в командировке. Директора месяц не было, а Диму оставили «за старшего». Ангелина тогда очень злилась на отца, потому что сама хотела быть за него в этот период. Но потом поняла, что Сапежинский справился с обязанностями лучше, чем могла бы Тополева. Весь день все ходили нервные и агрессивные. Кто-то спорил с кем-то, кто-то просто очень озлобленно собирал новые механизмы. Дима же наоборот: преисполнился радостью и весельем. Его забавляло поведение сотрудников. Они все сидели на препаратах, но даже тут они оказались бессильны. Гнев руководителя подействовал на подчиненных сильнее каких-то таблеток. Под конец рабочего дня Ангелина закончила все свои дела и была готова отправляться домой. Она чувствовала себя неважно, а потому не хотела идти сейчас. Думала задержаться на пятнадцать минут, прийти в себя. Но ее планам не суждено было случиться. На нее обрушился странный взгляд Димы. Он с любопытством оглянул девушку, но ничего не сказал. Будто ждал от нее первого слова. — Что? — сдалась Тополева. — Ничего. Смотрю на вас и думаю: когда она уже перестанет одну и ту же страницу задачника перечитывать? Вы так уже полчаса сидите. Не верю, что две задачи вызвали в вас такой интерес, — пожал плечами мужчина. — Задумалась. Сейчас домой… — она поднялась со своего места, но тут же села обратно. В глазах потемнело. — Собиралась идти. — Может, вас подвезти? Я знаю, где вы живете. Мы уже обсуждали это, — хмыкнул он, намекая на разговор у оборудования. Он напомнил ей, что за ней следят. Повсеместно. — Не хочу утруждать вас, — сказала она, делая вторую попытку встать с места. Ватные ноги не держали ее. — Давайте я вам помогу все-таки. Иначе репутация лаборатории пострадает, — проговорил он тоном, не терпящим возражений. — Не хочу прославиться садистом, который мучает сотрудников до изнеможения. Ангелина усмехнулась, но его протянутую руку приняла. Было так непривычно разговаривать с человеком. Сапежинский этого измерения не отличался говорливостью. Они шли молча, но эта тишина не была вынужденной. Каждый из них мог что-то сказать, но особой нужды в этом не было. Как будто все вопросы друг к другу испарились в одно мгновение. Когда они вышли на территорию, Тополева заметила перемену в его поведении. Видимо, те таблетки продолжали свое действие. Возможно, перед сном все граждане выпивают более сильную дозу, чтобы не вставать каждый час для принятия препарата. Его зеленые глаза теперь выглядели, как карие. Взгляд потемнел, стал пустым и безжизненным. Он вернулся к базовым настройкам, сам того не заметив. Ангелина решила, что нужно действовать прямо сейчас. Если она не начнет этот разговор сейчас, когда его состояние еще позволяет воспринимать чужую точку зрения, то потом эта беседа вовсе не состоится. В его глазах виднелась абсолютная пустота, что выражала только холод и безысходность. Ангелина, сама того не замечая, вспоминала себя прежнюю. Эта ситуация повторилась: вот она в этой же машине и с тем же человеком почти при тех же обстоятельствах. Однако через полминуты ей не признаются в чувствах и не откроют глаза на простую истину. Дима из этого мира был пуст и отчаян. В нем не было ничего. По крайней мере под действием «Контр-Аффектуса». — Ваше поведение сегодня было отличным от того, какое оно у вас всегда. Что-то произошло? — взволнованно спросила она. Они выехали за территорию. Дима молчал. — Раз уж вы все про меня знаете, то почему бы не поговорить, не прикрываясь правилами? Вы же взрослый человек, который все понимает, — проговорила Ангелина. Она вспомнила, как он ответил ей в тот день. «Ничего. И впредь, будьте осторожнее». Что это могло значить? Неужели уже тогда он начал сомневаться в том, что их идеология ложна? — Наше общество строится на базовых принципах, от которых мы не готовы отказаться. Мы прагматики и циники, Ангелина. Я не согласен с тобой, начни хоть плакать. — Сапежинский сильнее сжал руль, будто тот мог бы сбежать от него или отвалиться. Они уже перешли на «ты»? Впрочем, так даже легче. Должно быть, думала Тополева, у них проблемы только с позитивными эмоциями. Очевидно, ведь Дима был чуть ли не красным от злости и негодования. Это означало, что его еще можно было спасти. Но хотел ли он спасения? — Что будет, если я скажу, что ты неправ? — шепотом спросила девушка, боясь разбудить в мужчине еще более подлинную, почти животную ярость. — Мне будет все равно. — Останови машину. Сейчас же! — взбунтовалась Ангелина. — Здесь нельзя останавливаться. Подожди пару километров, и я высажу тебя у дома, — как ни в чем не бывало отвечал Дима. Она никогда не была дерзкой и чересчур самоуверенной, однако ей захотелось проверить одну теорию, пускай и ценой собственного здоровья. Не хрустальная — на осколки не разобьется. — Если ты не остановишься, я открою дверь и выкачусь на дорогу, Сапежинский. — Ты этого не сделаешь, так что хватит угрожать мне расправой над собой. Это нецелесообразно. — Отлично, — отстегнув ремень безопасности и разблокировав дверь со своей стороны, она выскочила на дорогу. Едва он успел нажать на тормоза, как девушка кубарем пронеслась по трассе. Паника застилала ему глаза, а сердце стучало так, словно это ему угрожала реальная опасность. Страх потерять ее был сильнее препаратов, которыми он питался чуть ли не больше, чем обыкновенной едой. Сейчас ему было отнюдь не все равно. Осознание того, что Ангелина умрет и это будет отчасти и его вина, разбивала все его представления о правильном поведении. Безразличие испарилось, улетучиваясь далеко к небесам и покидая его разум, наверное, навсегда. Вряд-ли Дима сможет спокойно спать следующие несколько ночей. Муки совести не позволят ему сомкнуть глаза ни на секунду. Включив аварийный сигнал, парень выбежал из машины. Разбитые в кровь коленки девушки и измазанные красным щеки пугали еще сильнее. Он присел рядом с ней, нащупывая на изящной шее пульс. Он был слабым, едва ощутимым, но он был, и это не могло не радовать его. Машины объезжали их, не обращая никакого внимания на происшествие. Никого не заботило случившееся. Никто не попытался помочь или узнать, нужна ли эта помощь. Всем было до глубины души плевать, и это разбивало ему сердце. Столкнувшись с равнодушием по отношению к себе, Дима будто сразу все осознал. Ведь человек, быть может, умирает… Собрав волю в кулак, он поднял разбившееся тело и положил на заднее сиденье. Если в госпитале ему откажут, этот день окажется роковым в его жизни и жизнях миллионов москвичей. Город на реке безразличия потерпит революцию, какой не видели с прошлого столетия. *** Он подхватил ее на руки и понес к больнице. Она здесь была просто для галочки, поскольку здесь никого не лечили. Всем было все равно, умирает человек или нет. Значит, такая у него непростая судьба! Диму до скрипа в зубах раздражало это. И сейчас, и тогда — во время принятия препарата. Он вчера понял, что таблетки, которые он пьет, подставные. Он заменил их на аскорбинки. Вот так. Позволил Ангелине вести эту игру, но и сам не был пешкой. Первые дни и часы он чувствовал себя очень плохо, ведь при нормальном давлении принимал таблетки от пониженного. Но к счастью, он быстро заметил подставу. Тополева удивляла его все больше и больше. Дима чувствовал, что она действительно не такая, как все. Он зашел в отделение и подошел к регистратуре. Ему было страшно. По-настоящему страшно. Сапежинский чувствовал свою вину слишком остро. — Здравствуйте, — быстро проговорил он. — Она выпала из машины во время движения. Девушка, стоящая за стойкой, быстро среагировала, позвав медбрата с каталкой. Они увезли ее в реанимационную. — Документы есть с собой? Если нет, можете назвать полное имя девушки и дату ее рождения. Мы сами найдем ее в базе, — спокойно произнесла девушка. — Я… — он не смог продолжить. Сказать, что он не знает ее имени, будет глупо. Они ехали в одной машине. Сказать правду — и ее заберут в отдел хранителей порядка сразу после ее выздоровления. — Я знаю только ее имя. Ангелина. Ее зовут Ангелина, — говорил Дима, не зная, как унять нервозность и волнение. Он выдавал себя целиком и полностью. — При каких обстоятельствах это произошло? — спросила девушка. — Это конфиденциальная информация. — Уверенно произнес Сапежинский. На этом регистратор прекратила задавать вопросы. Дима сел в зале ожидания. Прошло несколько часов, и он уснул. Его разбудил врач, сказав, что в палату можно зайти. — Привет, — сказал он, ощущая, как чувство вины постепенно уходит. — Что говорят врачи? — Жить буду. Все в порядке. Ноги, руки целы. Сознание я потеряла из-за длительного голодания, — фыркнула она. — Умеешь пугать других людей. Это твое хобби? — натянуто улыбнулся мужчина. — Конечно. Радуюсь, когда вижу испуг в глазах других. — Так и думал. Когда выписка? — Завтра утром можно ехать. Дима кивнул и сел на кресло рядом с койкой. — О чем думаешь? — спросила Ангелина. Неловкая тишина раздражала ее. — Думаю о том, какая ты странная. Просто ненормальная. Где тебя воспитывали? — возмущался он. — Не в этом мире уж точно. — Я так понимаю, это не шутка? — нахмурился Сапежинский. — Не шутка. И Ангелина рассказала ему все, что скрывала почти две недели. Он слушал молча и не перебивал. В конце ее пламенной речи он уставился в стену. — У тебя веселая жизнь, Ангелина, — с сарказмом в голосе сказал мужчина. — Как ты попадешь назад? — Надо перезапускать ту машину у тебя в лаборатории. Что-то в ней должно быть настроено не так, как надо, — с досадой произнесла девушка. — Придется ломать. *** Ангелина шла на выздоровление. Синяки и вывих лодыжки давали о себе знать, но в целом это не доставляло ей особенных неудобств. Она рассказала Сапежинскому, что ее друг погиб здесь и она хотела бы забрать его тело в свой мир. Однако ученый настоял на том, чтобы похороны были проведены здесь, ведь никто не знает, как поведет себя механизм, отправляя сразу двух человек. Поэтому сейчас Тополева стояла у могилы дяди Толи и тихо утирала слезы платком. Дима стоял рядом, но ничего не говорил. Он лишь всматривался в имя покойного. Анатолий Георгиевич Сапежинский. Хоронить отца, пускай и из другого мира, было трудным и болезненным мероприятием. Они постояли около его надгробия еще несколько минут, а затем сели в машину, чтобы поехать в лабораторию. Ни Ангелина, ни Дима не считали нужным начать разговор. Слова в эти минуты были не нужны. Когда они подъехали, Сапежинский вышел из машины. Тополева осталась внутри и не решалась покинуть салон. — Что будет дальше? Я исчезну, а ты? Продолжишь принимать «Контр-Аффектус» и останешься частью системы? — спросила одиннадцатиклассница. — Нет, наверное. Примкну к мятежникам или еще что-нибудь вроде этого, — пожал плечами физик. — Бездействовать я не собираюсь, не волнуйся. — Я рада, что ты изменился, — честно сказала Ангелина. Она вышла из машины, и они вместе прошли через проходную. Ей казалось, что все вот-вот закончится. Ангелина так устала от постоянного одиночества в этом безразличном мире! Спустившись вниз, почти на цокольный этаж, Ангелина услышала странный звук, но не придала этому большого значения. Дверь с круглой ручкой была приоткрыта. Дима ускорил шаг, и Ангелина осталась немного позади. — Здравствуй, дорогой, — прозвучал знакомый голос. — Я уж думала, ты решил нас подставить, — усмехнулась Любовь Александровна. Сердце Тополевой ушло в пятки, сделало кульбит и разбилось. Эта женщина обращалась к Диме. Значило ли это, что он обманул ее? Обвел вокруг пальца? Ее сердце как будто бы действительно перестало биться. Ангелина чувствовала дикий холод, который становился сильнее в ее душе. — Что это значит? — обратилась Тополева к Сапежинскому. — Подожди, я тебе все объясню… — начал он, но его тут же прервали. — Позволь мне объяснить, — гадко ухмыльнулась дама, подходя к Ангелине на своих длинных каблуках. Их стук эхом отзывался в голове одиннадцатиклассницы. — Дмитрий все это время помогал мне вывести тебя на чистую воду. И прямо сейчас ты испытаешь на себе все прелести этой потрясающей машины. Мы с Димой разрабатывали ее специально, для таких как ты. Тополева не верила своим ушам. Это казалось ей каким-то жутким розыгрышем или глупой шуткой. Она ведь и подумать не могла, что он способен на… такое. Ангелина продолжала с ужасом смотреть на Сапежинского, ища в нем поддержку. Глупая. На что вообще она надеялась? На помощь? От кого? От человека, который с легкостью пойдет на предательство?! Мужик, стоящий за Любовью, внезапно подошел к Ангелине и схватил ее за руки, ведя к креслу с креплениями. — Нет! Отпустите меня! Я ничего вам не сделала! — кричала она, вырываясь из цепких лап хранителя порядка. — Не кричи, дорогая. Все в нашем мире получают по заслугам. — Сапежинский, черт тебя дери! Сделай что-нибудь! Я ненавижу тебя. Зря я поверила в тебя, зря надеялась на твою осознанность. Ты такой же мерзкий, отвратительный и бездушный! — Ангелина перестала вырываться, потому что поняла, что это бесполезно. Этот мужик был в тысячу раз сильнее нее. — Нам придется это сделать, — с напускной печалью вздохнула Любовь и нажала на кнопку, когда к голове девушки подсоединили все датчики, а руки заковали ремнями. Ангелина чувствовала себя так, будто ее сто раз прокатили на американских горках. Ее тошнило, а голова кружилась. В глазах начало темнеть. Она думала, что потеряет сознание от такого сильного напряжения. Виски будто сдавливало тисками. Электричество, проходящее через датчики, обжигало кожу головы и оставляло заломы на волосах. Они, кажется, даже начали дымиться. На компьютере начали высвечиваться какие-то знаки и символы, поползли нули и единицы. Мэр возмутилась. — Что это? Оно разве должно так работать? Дима, что происходит? — вопила женщина, хлопая глазами. — Я впервые испытываю этот механизм, поэтому ничего не могу сказать. — Если она сдохнет, а мы не получим информацию, пресса будет недовольна! — закричала Любовь. — Я попробую сделать что-нибудь, — пообещал Сапежинский и подошел к девушке. Он начал возиться с проводами и незаметно для всех подсунул ей в карман короткую записку. Затем он встал и подошел к компьютеру. В последний раз взглянул на девушку и со всей силы дернул рычаг, находящийся под столом. Через несколько мгновений помещение осветилось яркой вспышкой. Вокруг витал дым. Пахло гарью. Вокруг валялось разлетевшееся на части оборудование. Всех отбросило на несколько метров. Когда все пришли в себя, Дима молниеносно бросился к оставшемуся механизму. Ангелины нигде не было. — Что? Где она? Она не могла сбежать! — закричала женщина. Злым взглядом она посмотрела на Диму. — Что ты сделал? Почему все взорвалось?! — Все в нашем мире получают по заслугам. Получила и она, отправившись домой. Иронично получается, не так ли? Любовь побеждает отнюдь не всегда. *** Свет из окна пробивался в комнату несмотря на висящие шторы. Лучи солнца щекотали лицо спящей девушки, побуждая ее проснуться. Ангелина открыла глаза, уставившись в потолок. В голове была пустота. Сердце билось тихо и размеренно. За окном был привычный городской шум. Свист ветра и скрежет автомобильных колес об асфальт создавали особую какофонию звуков, привычную и до боли родную. Тополева потянулась, лежа в кровати. Она чувствовала небывалый прилив сил. Осознав, что она находится у себя дома, в своем мире, ей захотелось плакать от счастья. Неужели это произошло? Она действительно тут? На стенах висели ее картины. В спальне стоял мольберт. Проигрыватель был на своем месте. Она поставила какую-то бодрую инструментальную мелодию и убежала на кухню готовить. Съев завтрак и сделав все утренние процедуры, Ангелина взяла телефон и позвонила отцу. — Ало? Ангелина? — послышался обеспокоенный голос Юрия Борисовича. — Да. Пап, я дома, — сказала она, сдерживая подступающие слезы. Произносить эти слова вслух было слишком приятно. Она дома. — Я приеду? — спросил он, немного помедлив. — М-м… Да. Приезжай. Буду ждать, — с этими словами она сбросила звонок. Тополева открыла шкаф с вещами и выудила оттуда самую яркую вещь. Это была ярко-синяя рубашка. Вниз она надела светлые брюки. Серый настолько наскучил ей, что она приняла решение выкинуть все, что так или иначе напоминало о том злосчастном месте. Она взяла серые джинсы и оглядела их перед тем, как выбросить в пакет. Из кармана торчал кусок бумаги. Она вытащила его целиком и прочла написанное. «Ангелина, мне очень жаль, что я не объяснил тебе все раньше. Им нужна была твоя честная, реалистичная реакция. Прости, что напугал тебя и заставил разочароваться во мне. Ты можешь быть уверена, что сейчас я среди сопротивления и готовлю план свержения нашего мэра. Спасибо, что научила меня жить». Научила жить… Она! Ангелина Тополева! Девушку захлестнул весь спектр возможных эмоций. Она ненавидела того Сапежинского, но теперь еще и гордилась им. И собой. Благодаря дяде Толе она не была там одинока. Благодаря Диме она выбралась оттуда. Благодаря Любови Александровне поняла, насколько ее мама хорошая женщина. Была… В дверь постучали. Она побежала в коридор и открыла замок. На пороге стоял отец, держа в руках пышный букет розовых гортензий. Он непривычно широко улыбнулся и перешагнул через порог, обнимая дочь так крепко, как только мог. — В вазу поставь. Завянут, — сказал он, протягивая цветы Ангелине. — Я рада тебя видеть, — смущенно проговорила она, убегая за вазой. — Я тоже, Ангелина. Тоже рад. ** Ангелина вошла в лабораторию. В центре стояли все работники и держали плакат «С возвращением!». Вокруг все было в воздушных шарах и цветах. Она широко улыбнулась, подходя к каждому сотруднику и обнимаясь. Тополева и подумать не могла, что так сильно соскучилась по ним всем. Две недели без них были адом. Самой настоящей пыткой. Когда очередь дошла до Димы, она чуть замедлилась. Он не терял время зря. Подошел, обвил руки вокруг ее талии и поднял в воздух, крутясь вокруг своей оси. От неожиданности девушка закричала. Как только он поставил ее на пол, она еще раз улыбнулась. Но на этот раз улыбка предназначалась только ему. — Ты никогда не думал, что можешь быть мне небезразличен? — лукаво усмехнулась девушка, проговаривая эти слова. — Я думал, что умру, так и не услышав твоего ответа, Тополева.