Колдовские чары

Как Минхо и обещал, на несколько дней он лишил его еды. Хозяин поместья все равно изредка приходил и поил его из рук, поддерживая хрупкую человеческую жизнь. Джисон первое время пытался сопротивляться: плевал ему в лицо, опрокидывал графин с водой, покрывал Минхо матом, один раз ему удалось укусить его руку, когда тот в очередной раз обрабатывал разбитую в кровь бровь. Тот нередко бил его за такие проступки, а потом, как ни в чем не бывало, аккуратно и с долей неприкрытой нежности обрабатывал все оставленные раны и синяки. Его дразнили едой, что была у Ли в достатке: и свежий хлеб с золотистой хрустящей корочкой, и чашечка ароматного, пылающего жаром шоколада, что дурманил сознание и желудок; пышные бисквиты и румяные булочки, жареный цыпленок и крупные, блестящие гроздья винограда. Мог ли он наколдовать все это чудо, если владел некой темной магией? На Хана он смотрел то с лаской и заботой, если он вел себя хорошо, то с холодом, граничащим с ненавистью, если вновь пытался сопротивляться К Минхо он испытывал неприязнь с самого первого дня пребывания в этом проклятом особняке и сдаваться не собирался, усиленно обдумывая план побега. Оставаться здесь было опасно. Мин, конечно, не дал бы ему помереть, но пытками тот не брезговал, пусть и не самыми изощрёнными. Обычно это были либо избиения, либо несколько дней голода. Иногда Мин отправлял его в ванную, наполненную действительно горячей водой, и Джи наслаждался этими моментами, как мог, ведь потом его снова привязывали к стене, и ему приходилось раз за разом обводить взглядом уже знакомую комнату, лишь мечтая о теплой и мягкой постели. Когда ему казалось, что он больше не выдержит, ему в голову приходила идея просто притвориться, будто он согласен быть послушным слугой. А потом он понимал, что, если Минхо не соврал и он действительно был колдуном, то, кто знает, может, он и в мысли умел проникать? Мин иногда читал ему, а потом пытался обсуждать с ним прочитанные книги или стихи. Поддерживать диалог с похитителем ему было почти физически тошно, но Джисон превозмогал себя и внутреннее отвращение, все же высказывая свои мысли об услышанном. За хорошую беседу Минхо кормил его чем-то вкусненьким или приносил то, что он попросит. — Тебя надо побрить, — как-то сказал тот, осматривая усы которые невольно начали отрастать. Джисон не был против, и даже с ужасом уловил себя на мысли, что хотел бы, чтобы тот вонзил лезвие ему в горло, прервав страдания бесцельной, мучительной жизни. Сталь опасно блеснула в руках колдуна. Он поднес лезвие к его щеке, измазанной специальным жирным мылом, и осторожно провел острым краем по нежной коже, срезая лишние волосы. Как и всегда, движения его были аккуратными и ласковыми. Он относился к Джисону, как к своему домашнему любимцу: собачке, которую он тщательно воспитывал. За ним он ухаживал, кормил его и поил. Вместо прогулок выводил на террасу, где можно было хоть немного подышать свежим воздухом. — Зачем вам нужен слуга? Голос его был тихим и бесцветным. — Не просто слуга, Джи, — он так и не знал, как тот выяснил его имя. Возможно, прочел мысли или совершил тайный ритуал, чтобы разузнать об этом. — Мне нужен верный помощник, который всегда будет рядом. Который будет обсуждать со мной искусство, ужинать со мной за одним столом, не намереваясь всадить нож для мяса в мое сердце. Который будет любить меня так же, как я люблю тебя. Бритва прошлась по шее в опасной близости от бьющейся венки. Джисон сглотнул. — Вы меня не любите. — Я забочусь о тебе и, если ты ведёшь себя хорошо, делаю все, что ты просишь. Разве делал бы я это, не полюбив тебя? — Тогда отпустите меня, — он поднял на него умоляющий взгляд. — Как я могу отпустить такую красоту? — он улыбнулся премерзко, хоть со стороны улыбочка эта выглядела красиво и даже как-то влюбленно. — Я могу позволить тебе гулять свободно по особняку и делать все, что тебе захочется, если ты будешь согласен любить меня в ответ. Когда лицо его оказалось гладко выбритым, Минхо оценивающе осмотрел его. — Прелесть, — выдал он свой вердикт, поглаживая девственную щеку тыльной стороной своей ладони. Джисон сглотнул пустоту, и горло неприятно засаднило. Он был бы рад избавиться хотя бы от проклятой веревки. — Если я буду… — слова отказывались складываться в осмысленное предложение, точно Джи позабыл родной язык. — Если я буду любить вас, то вы снимите с меня верёвку? Минхо явно не ожидал услышать такое от своего пленника. Подошёл к нему близко-близко, заглядывая в глаза, точно силился найти там подтверждение его слов, разузнать, говорил ли он искренне. — Сниму. — Тогда… я согласен. Ненавистная веревка была аккуратно перерезана, и Джисон смог, наконец, растереть покрасневшие запястья. — Пойдем, я обработаю их, — кивнул ему Мин, и Хан послушно поднялся, направляясь за хозяином по длинному коридору. Ему аккуратно протёрли руки чистым белоснежным платком, смоченным водой, затем перевязали покрасневшие запястья марлей. — У тебя такая нежная кожа, — проронил Минхо, наблюдая исподтишка за ним, но Джисон замечал каждый взгляд и каждое лишнее прикосновение. — Хочется касаться и касаться В подтверждение своих слов Ли поднес его ладонь к своим губам, коснулся тыльной стороны в целомудренном, мягком поцелуе. Джисон почувствовал отвращение настолько неистовое, что резко выхватил руку из чужих объятий, тут же отпрянув от Минхо. И успел пожалеть об этом. От одной мысли, что его будет касаться или целовать похититель, становилось так страшно, как не было даже в первые дни его заточения. — Тебя отвращают мои прикосновения? Джи поспешил мотнуть головой. Злить Минхо ему не хотелось, но он был не в силах произнести ответ: голос не слушался. Руки задрожали вдруг то ли от страха, то ли от неприязни. Минхо подошёл к нему ближе, загоняя в ловушку. Несмотря на то, что рост Джисона был выше, он все равно чувствовал себя кроликом, попавшим под пристальное внимание хищника. — Это ведь был наш уговор, — он взял его руки обратно в свои. — Тебе придется привыкнуть. Но тот не собирался привыкать. Сжав зубы до противного скрипа, он сдерживался, чтобы вновь не отпрянуть от настойчивых касаний. Минхо прижал его к стене, обессиленного и исхудавшего. Его мышцы были довольно крепкими, и даже магия не потребовалась бы, чтобы повалить того на пол, в случае чего, и взять его силой. Его существо противилось этому. А от коварной мысли, что над ним могут в любой момент надругаться, становилось дурно. Совладав кое-как со своим телом, он не двигался, позволяя Минхо прижаться к своей шее губами, зацеловывать ее и вылизывать. Нужно было всего лишь понять, как использовать его, чтобы выбраться из особняка. На что надавить, что выкрасть, и постараться найти выход. Их губы вдруг столкнулись вместе, заставляя Джисона лишь сжать их посильнее. — Расслабься, — выдохнул Минхо ему в губы. Пах он приятно и физически был даже привлекателен, но Джисон не мог побороть внутреннюю неприязнь, отторжение. А тот все тянулся, обхватывая ладонями его лицо, целовал щеки, что отчего-то заполыхали. Пахло от него терпким виноградом и склепным могильным холодом. — Ты обещал любить меня, помнишь? — в его голосе сквозило нетерпение, граничащее с угрозой. — Да. А внутренний голос тем временем бил тревогу. Желание оттолкнуть и сбежать было столь сильным, что Хани дернулся было, но тут же встретился с сильными чужими руками, прижимающими его к стене. — Мне лишь нужно время, — на одном дыхании сказал он, опуская голову и пряча скованный взгляд. — Что ж, — вздохнул Минхо, явно недовольно, но все же отпустил его. — Хорошо. Не пообедаешь со мной? И вновь его переменчивое настроение сменилось на миролюбивое. Признаться, есть ему хотелось страшно, и Джисон охотно кивнул. ***