Мой смелый граф

Что?       

      — Не за что. Я могу отвезти вас куда-нибудь? — обратился джентльмен к Феликсу. — Он еще не нашел себе жилье, — ответил за него Кип. — Только что сошел с корабля. Я хотел помочь ему нанять кеб, когда на нас напали эти мерзавцы.       — Тогда вы должны поехать вместе со мной, — настаивал джентльмен с решительностью, которая отметала любые возражения. — Я уже и так причинил вам много хлопот. Просто посадите меня в кеб, а я найду пристанище.       — Совершеннейший вздор. Вы останетесь у меня, пока ваша лодыжка не заживет. Мы не можем позволить вам ковылять по Лондону. — Он вас не знает, сэр. — Кип окинул его довольно подозрительным взглядом.       — Его добродетель со мной будет в безопасности. Я — Хван Хенджин, граф Хван. Феликс широко раскрыл глаза.       — Вот уж не думал, что встречусь с членом королевской семьи, едва оказавшись в Лондоне. — Ну что ж, надеюсь, вы отнесетесь к такому факту с одобрением. А теперь давайте отвезем вас домой. Мой камердинер умеет замечательно лечить растяжение связок.       — Наверное, очень славно иметь камердинера, который умеет врачевать. — От него много пользы.       — С вами все будет хорошо, месье Ли? — спросил Кип, недоверчиво глядя на Хенджина. — Ну конечно, — кивнул Феликс, чувствуя, что графу можно доверять.       — Тогда я зайду к вам завтра. — Кип посмотрел на лорда Хвана с упрямым вызовом в глазах, чтобы граф не вздумал запретить ему навестить Феликса. — Я живу на Парк-лейн, пятнадцать, — сообщил лорд Джин, с едкой насмешливостью растягивая слова, а потом понес Ли к кебу.       — Мне жаль, что я был не очень внимателен на уроках английского этикета, — заметил Феликс. — Как мне к вам обращаться? — Большая часть моих знакомых зовут меня Джином. Надеюсь, вы будете звать меня так же.       — Хорошо, лорд Джин. — “Лорда” можете оставить для принца. Феликс улыбнулся:       — Теперь вы надо мной потешаетесь. Я являюсь наследным принцем Кореи. Я ведь прекрасно помню, как меня учили. — И он проговорил со старомодным английским акцентом: — “К королю всегда обращаются «Господин»”. — Прекрасно. Значит, мне обращаться к вам на «Господин»? И да, вы слушали уроки явно вполуха.       — Да, если не засыпал, но я хорошо помню, что мое особое внимание привлек урок насчет чашки для ополаскивания рук. — Значит, вы не растеряетесь, если будете обедать с королем?       — Нет, потому что моему любопытству потребовалось выяснить, почему необходимо ополаскивать руки за столом. Мне такой ритуал показался просто напрасной тратой чистых мисок, потому что меня всегда заставляли мыть руки, перед тем как разрешали сесть за стол. — И как, вы нашли оправдание их существованию? — спросил он, явно забавляясь.       — На самом деле нет, но поскольку мне не нужно было их мыть, мне стало все равно. Резкие очертания его губ смягчились.       — Значит, вы возражали против работы по дому? — Да нет, только против мытья посуды. Меня вырастила бабушка, она выступала против рабства и не любила тратить много денег на прислугу. Поэтому мы делали всю работу по дому сами. Она меня выростила, хоть я и не жил вне доме постоянно.       — Какую часть Юга вы называете родиной? Я не могу определить ваш акцент. Феликс замолчал, поняв, что наговорил лишнего о своем прошлом. И назвал первое же место, которое пришло ей в голову:       — Я из Ханяна. — И как ваша фамилия?       — Ки… Ли, — быстро поправился Феликс . Подняв глаза и увидев, что они подошли к кебу, он облегченно вздохнул. Джин сказал кебмену свой адрес и открыл дверцу кеба. С осторожностью, удивившей Феликса, он усадил его на сиденье.       В кебе он уселся напротив него и вытянул свои длинные ноги. Скрестив руки на груди, он устало закрыл глаза. Феликс понял, что он не склонен к разговору, поэтому больше ничего не сказал и стал осматриваться. В кебе было темно, если не считать тусклого света, проникавшего через оконце. В воздухе стоял застарелый дух сигарного дыма, человеческих тел и въевшийся запах грязи, присущий вещам, которые использовались долго и часто.       Он услышал, как кебмен ругает лошадей, потом кеб неожиданно бросило назад. Феликс не ожидал внезапного рывка. Его швырнуло вперед, и он оказался на твердых коленях лорда Хвана. — Проклятый дурень, — тихо обругал он кебмена.       Феликсу хотелось провалиться сквозь землю. Щеки его пылали так, словно с него сдирали кожу. В довершение он остро ощутил чистый, пряный аромат, исходивший от него. Он поднял голову, уставился на пояс его брюк и выдавил из себя отрывистым шепотом: — П-прошу прощения.       — Не двигайтесь, — попросил он таким напряженным голосом, словно на шее у него была веревка. — Разрешите мне помочь вам. — Он обхватил его талию и усадил обратно на его сиденье. — С вами все в порядке? — Конечно.       Не в состоянии посмотреть ему в лицо, он уставилс в пол. Начинать светскую беседу было смешно, но молчание казалось еиу невыносимым, невыносимо было и чувствовать на себе его взгляд. И она сказала на удивление спокойно: — Я вижу, в Лондоне кебмены такие же пьяницы, как и везде.       — Я бы с удовольствием свернул ему шею. — Немного помолчав, он спросил: — Какая лодыжка вывихнута? — Левая, но уже не так больно. — Феликс собрался с духом и посмотрел на него. Он исследовал взглядом мыски его башмаков.       — Нужно бы посмотреть, не сломали ли вы ее. Когда вы сейчас упали, вы могли еще больше ее повредить. — Право, со мной ничего не случилось.       Он не обратил внимания на его слова и, протянув руку, поднял его левую ногу, прежде чем он успел возразить. — Я не причиню вам боли… — Он немного сдвинул приспустил его чулки.       Потом добавил, словно почувствовав его смущение: — Я только на минутку. — Держа его ногу, он снял с нее башмак и обхватил лодыжку пальцами.       Феликс надеялся, что он не заметит дырки на пятке его шелкового чулка. Но прикосновение его пальцев к его ноге сразу же заставило его забыть о дырке. Он удивлялся, как осторожно его прикосновение и как удивительно ощущаются его руки, пока он не задел ушибленное место. И тогда он впился ногтями в руку, чтобы не крикнуть. — Кости не сломаны. — Он снова надел башмак, потом осторожно поставил ее ногу на пол. — Врача звать не придется.       — Я все равно не разрешил бы ему себя осматривать. — Вы не любите врачей?       Феликс уставился на свои руки и сказал. — Я их боюсь с тех пор, как моя бабушка умерла от кровопускания.       — Сочувствую. — Он не стал продолжать разговор на больную тему и только молча смотрел на Феликса. Поначалу он не заметил, что вата под сиденьем, сбившись, образовала комок, который впился в него снизу. Однако теперь неприятное ощущение мешало ему почти так же, как испытующий взгляд его глубоких глаз. Он оперся руками о сиденье и подвинулся в сторону, но попал рукой в дыру кожаной обивки. Феликс бросил взгляд в его сторону и увидел, что он смотрит на него с непроницаемым выражением на лице. Он незаметно вынул руку из дырки, надеясь, что он не заметил его промаха.