Душа Мандоса

Феанор ненавидел всё, на что падал его взор: холодные серые камни Чертогов и столь же безликих обитателей этого места, каждую фэа, что бесцельно бродит по бесконечным коридорам, каждого майя, которые, впрочем, с достоинством отвечали ему молчаливым презрением. Он ненавидел и развешенные по стенам полотна бесподобной работы, слишком много на них было крови его детей. Слишком много крови, пролитой им самим в прошлом и той, что еще прольётся по его вине в будущем. Но более всего он ненавидел безразличному ко всему хозяина этого места. Степенность течения жизни, если так можно выразиться, угнетала его деятельный, неизбывно пламенный дух, а сам Владыка Мандос казался средоточием уныния. Его шаги, жесты, и даже речь словно повиновались мерному ритму какой-то унылой мелодии: плавные и лишённые всякого влияния эмоций, они одновременно завораживали и пробуждали в Феаноре необъяснимое раздражение. Как можно быть таким, наблюдая, как обрываются чужие жизни? Как можно оставаться безучастным, когда перед тобой раз за разом рушатся надежды и задыхаются на самом пике чувства? Как может он судить тех, кого не понимает? Несколько раз он даже высказывал свои мысли Владыке Душ в лицо, но никогда не получал ответа. Феанор ненавидел своё посмертие. Единственное, чем мог он утешиться в своём заключении – красота хрустальных гротов. К несчастью, Намо, со всей очевидностью, также находил это место умиротворяющим и неизменно оказывался на пути, если он блуждал достаточно долго. Каждая такая встреча неизбежно заканчивалась беседой. Поначалу Феанор просто угрюмо следовал за Владыкой Душ, мысленно огрызаясь на каждую его реплику. Но однажды он высказал своё замечание вслух и получил развёрнутый комментарий. С Намо оказалось на удивление приятно диспутировать. Будучи всеведущим, тот, однако, никогда не говорил с позиции абсолютной правоты, но мягко направлял мысль оппонента, пока тот сам не приходил к верному заключению. И всегда внимательно слушал, какие бы спорные мысли не высказывал в запале азарта или раздражения Феанор, Владыка молча ждал завершения. Самое же удивительное, что изредка Намо прерывал оживлённую беседу длительным молчанием, вынуждая Феанора внутренне бушевать от нетерпения, а после признавал правоту за собеседником и, что уж совсем не сочеталось с образом могущественного Вала, с живым любопытством обрушивался с вопросами, что почти всегда приводило обоих к какому-то третьему мнению. Иногда он не видел, но ощущал внимание Намо. Тогда он задавал вопрос: "Здесь ли мои отец и мать?" - "И да, и нет. Рукой твоей матери вытканы многие из тех полотен, которые повествуют об истории вашего рода. Твой отец часто стоит перед ними в молчании" – звучало шелестом невозможного здесь ветра. "Могу ли я увидеть своего отца?" – "Не сейчас, Феанаро. Но когда-нибудь." – отвечали стены. Феанор ненавидел свою темницу, но уже не мог ненавидеть надзирателя. Однажды Владыка Душ застал его у гобеленов. Он часто бродил в этом зачарованном кругу былых и грядущих грехов, но еще не встречал полотна, перед которым отказало ему самообладание теперь. Последние остававшиеся в живых его сыновья и незнакомые дети подле. Незнакомые близнецы. И кровавая предыстория их встречи. Гобелен заключал несколько историй, переплетающихся вокруг центрального сюжета – судьбы последних сильмариллей. Что случилось с близнецами он не понял, их участь в любом случае заботила его слабо. Но путь, по которому проклятые камни увлекли его детей, имел ясный, мастерски воплощенный с помощью сверкающих алых и переливающихся ультрамариновых нитей конец. Когда, завороженный ужасом картины, он неосознанно протянул дрожащие пальцы к аккуратным стежкам, на его плечо опустилась невесомая и одновременно невыносимо тяжелая рука, которая могла принадлежать только Судье. Намо мягко, но настойчиво потянул его прочь от Зала Гобеленов, вовлекая в очередную беседу. Не настаивая на получении ответов, он продолжал шелестящим полушепотом рассказывать о прекрасных песнях, которые слагали Старшие Дети и о тех, которыми прославился его сын. Феанор уже давно мучился желанием задать вопрос, но, будучи уверенным в ответе, продолжал носить его в себе как очаг последней надежды. Именно об этом, однако завёл речь Владыка Душ - Я чувствую твои колебания, Пламенный Дух. Не в моих правилах влиять на решения, принимаемые Детьми, но, не задав вопрос, ты никогда не получишь ответ, – Намо, Феанор готов был поклясться, хотя зарекся повторять ошибки прошлого, бросил на него насмешливый взгляд. Что Владыка Мандоса способен совершить это будучи незрячим его не удивило. То, что Намо способен на такое поведение вообще, заставило Феанора замереть, едва ли не впервые в жизни, и он не мог ручаться за осмысленность выражения своего лица - Владыка Намо, я прошу ответить, дозволено ли мне встретиться с отцом и сыновьями? Намо улыбнулся чему-то, расправляя тонкими пальцами складки своей рассыпающейся дымкой мантии. Неспешным шагом они достигли хрустальных гротов, однако в этой части Феанор раньше не был. - Это было невозможно, пока твой дух находился в смятении. Но теперь я вижу, что ты готов быть допущенным к фэа, обитающим в Чертогах. Но прежде ответь мне, Феанаро, чего ты ждешь от встречи с ними? Готов ли ты к этой встрече? Сперва вопрос показался ему простым, а ответ очевидным – конечно, он хотел воссоединиться с семьёй. Услышать лично о событиях прошедших без него лет и... И здесь он осознал, что, пережив столько невзгод по вине проклятья, которое он навлёк на их народ, погрязшие в грехах и боли, берущих начало в злосчастной клятве и камнях, которыми их отец дорожил, кажется, больше, чем собственными детьми. Особенно его страшила встреча с отцом. Сколько бедствий он навлёк на его подданных, на своих братьев. Имеет ли теперь право хотя бы стоять подле родоначальника пострадавшего из-за него Дома? Подле отца, которого не сумел защитить, предпочтя бессмысленные распри. Намо молчаливо ожидал его ответа, но что-то в его присутствии усмиряло мечущиеся в тревоге мысли, побуждало искать надежду. - Я хочу встретиться с семьёй и просить прощения. Я хочу попытаться исправить что-нибудь хотя бы теперь. Я не жду, что обиды забудутся быстро. Или что мне простится всё то зло, причиной которого я стал. Но, думаю, и им, и мне необходима эта возможность, поэтому, Владыка, прошу, дозволь мне увидеться с семьёй Тени взметнулись, переплетаясь с сизым подолом мантии, широкий рукав взметнулся и, повинуясь жесту своего хозяина, Чертоги открыли проход в прежде совершенно гладкой хрустальной стене. Намо склонил голову в немом приглашении и, как только его спутник преступил порог образовавшегося коридора, вернул стене прежнее состояние. Феанор неловко пошатнулся, будучи неготовым к внезапной встрече. На счастье, до боли знакомые руки своевременно обхватили его трясущиеся плечи в жесте поддержки. Он неожиданно даже для самого себя уткнулся лицом в отцовское плечо, успокоенный сомкнувшимися за его спиной руками. Вскоре к обнимающейся группе присоединилось ещё несколько звенящих переливающимся в туманных залах смехом фэа. Наблюдающий за встречей Владыка Душ удовлетворенно кивнул и, не потрудившись скрыть теплую улыбку, свернул к залам, где трудилась его супруга. У него были приятные вести для её верной помощницы.