Душа Мандоса

      Чертоги не пересекались с внешним миром, бесконечные коридоры уходили глубоко за план материального бытия, оберегая хрупкие фэа от возможных тревог. Однако в тоже время они были частью Арды, поэтому их Владыка мог позволить себе редкие, и оттого ценные, встречи с живым светом детищ Варды. Особенно полюбилось ему ласковое тепло Солнца, чуждое природе его владений, но напоминающее о брате и первых днях мира, которые они с сестрой и братом провели втроём. Воспоминания о них отчего-то рождали такое же тепло, но уже где-то глубоко внутри.       Именно это ожидание привычного, в чем-то родного, тепла стало причиной его реакции, когда холодные воды Окружного моря взобрались по крутой скале к Вратам. Накрытый ледяной волной Намо дезориентировано дёрнулся в сторону, и точно свёл более близкое знакомство с неприветливыми водами Окружного моря, не опустись в предупреждении на его плечо широкая ладонь. - Я благодарен за помощь, но предпочёл бы избежать повторения подобной ситуации в дальнейшем. Приветствую тебя, Улмо. Ответом послужило насмешливое хмыканье. Видно, даже Вала не может противостоять влиянию Детей и их привычек в условиях постоянных явственных и скрытых контактов. Собственно, именно это обстоятельство — участие Улмо в судьбе обитателей Арды — в большинстве случаев являлось причиной их встреч. А также некоторой расположенности Намо к тихо забавляющемуся ситуацией Владыке Вод. Умеренной расположенности, напомнил он, отступая к высокой арке Чертогов. Улмо понятливо поспешил перейти к делу, и сам не желая затягивать пребывание на суше во плоти. - Тебе наверняка известно, что я явил потомкам Финвэ видения вероятного будущего. И знаешь, что под моим покровительством сыном Финголфина ныне возводится крепость, — Владыка Душ кивнул, уже зная, ответ на какой вопрос желает получить Улмо. Ответ, который, вероятно, окажется тяжелой ношей для обоих — Намо, я прошу тебя раскрыть судьбу этого города… и скрыть мою просьбу от Манвэ. Я прошу тебя о помощи не для себя, но для тех, кто беспомощен перед лицом Зла. Владыка Душ, я прошу тебя о милосердии к проклятым. Троекратное обращение Улмо — древнейшая из форм просьбы — фактически оставляло ответственность за все дальнейшие действия на просителе. Намо, воплощению порядка, была чужда мысль о действиях против истины. Отвратителен ядовитый привкус неповиновения, который, под влиянием Мелькора, пропитал собой всё в Арде. Но, являясь также воплощением справедливости, он не мог отвернуться от нуждающихся в помощи Детей. Великие города падут, изменить предначертанное не в силах даже могущественные Валар, и Вайрэ уже подбирала медные и алые нити для новых полотен. Наследники трёх Домов познают немало горя, он не чувствовал за собой вины: им был дан выбор, всегда был, и они избрали Проклятие. Но и притворяться безучастным к их судьбам он не мог. Больше не мог. - Ты в праве получить ответ на свой вопрос, Улмо. Однако предупреждаю, что вкус Знания может быть горек, а истина обжечь твой взгляд, осознаёшь ли ты, чего именно просишь? Ранее ты уже получал от меня осколки будущего, ныне они лежат в фундаменте тайны Гондолина или осеняют жизнь мореплавателей, но ещё никогда не просил ты о большем, — слова его упали в тишину, бушевавшая вокруг стихия ластилась ныне к ногам своего владыки, Улмо протянул руку, точно зная, что Владыке душ не требуется зрение, чтобы узнать о его решении — Да будет так       Намо возложил бледные руки на глаза Владыки вод. Принцип разделения видения был схож с использованием осанвэ, но смотреть, отказавшись от зрения, легче. Улмо дёрнулся и отступил, в его сознании бушевали кровавым штормов образы неминуемого будущего: яд, поглощающий сердце потомка рода Финвэ, предательство и едкая ложь, беспощадные боль и пламя, бесчисленные смерти и горечь, отвратительная неизбывная отныне горечь Знания. Вынырнув из мучительных мгновений предсмертной агонии великого города, он с тоской взглянул на Судью, самое близкого к Всезнанию существо в Арде. Лицо его было безучастно, но под рукавами сбившейся мантии подрагивали тонкие пальцы. Владыка Душ был обязан беспристрастно вершить суд над душами, смотреть на чужую боль и оставаться безучастным к горю живых. Но, как и всякое создание Эру, он не был лишён чувств. Так мог ли он действительно видеть и слышать всю боль сущего и оставаться в стороне? Улмо молча, не имея слов и желания выразить бурю кипящих в сознании чувств словами, прижался лбом к чужой холодной ладони. На его затылок опустилась другая. Понимание, рождённое между ними в ту минуту, разлилось светом по судьбам Детей и осталось чудесными спасениями в истории Арды.