Без надгробия

На втором этаже военного штаба по истреблению бандитизма на восточных территориях, в комнате для собраний, более двадцати снедаемых тревогой человек окружило длинный палисандровый стол. Сидели, как на иголках. Большинство присутствующих составляли врачи и медсёстры, работающие при госпитале для Сухопутных войск, но было несколько и таких, как Сяо Чжань — обделённых удачей невинных жертв обстоятельств, кому довелось так некстати оказаться в палатах военного госпиталя именно в это время. Два часа назад старший секретарь Токко Шиничи Танака, поступивший в госпиталь с воспалением лёгких, скончался в своей одиночной палате. Причина смерти ещё устанавливалась, и хотя нельзя было полностью исключить естественные причины, но, принимая во внимание те пять смертей, что произошли за последние три месяца в рядах Нового правительства и высшего руководства Кэмпэйтай , а также тот факт что Шиничи Танака лично возглавлял множество тайных операций по борьбе с «подрывными» элементами, арестовал и истребил свыше двадцати членов разведывательной коммунистической ячейки в Шанхае, в Кэмпэйтай считали, что это — очередной террористический акт. Потому правительству было приказано строго расследовать данное убийство и во что бы то ни стало найти преступника. Разрешалось казнить по ошибке, но не упустить. Про способы допроса, использующиеся в штабе по борьбе с бандитизмом, все хоть мало-мальски да были наслышаны, а с додумыванием недостающих элементов отлично справлялось разыгравшееся воображение. Сяо Чжань украдкой изучал выражения лиц присутствующих, в попытке обнаружить хоть какую-нибудь зацепку, но всё безрезультатно — безмятежных и улыбчивых героев не наблюдалось, лица всех были искажены страхом. Молоденькая медсестра, со светлой родинкой под внешним уголком глаза, стоявшая подле него, так вообще была напугана до всхлипов и тихонько промокала набегающие на глаза слезы, чем вызывала жалость. Сяо Чжаню довелось поучиться на западе, так что привитые там джентельменские манеры заставили его вынуть свой носовой, в голубую клетку, платок и без лишних слов протянуть его страдалице. Девушка прошептала ему слова благодарности, Сяо Чжань хотел сказать ей что-нибудь в утешение, но в это мгновение дверь в зал отворилась и показавшийся караульный крикнул: " Следущий — Сяо Са!» Сяо Чжань поднялся, оправил подол пиджака и двинулся к выходу. Караульный провёл его по длинным коридорам до западного крыла штаба. Они остановились неподалёку от лестницы, у двери без таблички, и солдат уже было собирался её отворить, как вдруг вытянулся по струнке и, отдавая честь, зычно поздоровался: «Секретарь Е, здравия желаю!» Сяо Чжань повернул немного голову вбок и увидел на последней ступеньке лестницы молодого мужчину. Тот, позёвывая, поднимался к ним, пиджак висел на сгибе локтя, а полосатый галстук был плохо затянут. В его худощавой широкоплечей фигуре безошибочно угадывалась военная выправка, но в движениях проскальзывала некая расслабленная леность, а лицо было бледноватым, каким оно обычно бывает у людей только недавно пробудившихся. Только вот сейчас уже был как час после полудня. — Допрашиваете? — мужчина остановился подле них. Вопрос, очевидно, был адресован караульному, но глаза мужчины скользили по фигуре Сяо Чжаня, оценивающе оглядывая с ног до головы. — Так точно, — отозвался караульный. — Командир Ху ожидает внутри. Секретарь Е нажал на дверную ручку и сделал жест, приглашающий войти. В выражении мужчины, обращенном сейчас на него, была та самая легкомысленная флиртующая улыбка, какую дарят обыкновенно актрисам, исполняющим главные роли в постановках в Парамаунт-холл , но никак не подозреваемым в политическом убийстве. Сяо Чжань, чувствуя крайнюю степень неловкости, поспешил отвести взгляд. В помещении не было окон или же они были плотно зашторены, единственным источником света была настольная лампа. Сяо Чжаню указали на стул напротив стола, сев на который, он наблюдал за тем, как обмениваются любезностями секретарь Е и подскочивший со своего места, чтобы его поприветствовать, командир Ху. — Дорогой мой Цзиньюань, вы уж извините, знаю, что у вас сегодня официальный выходной, но кто ж знал, что приключится такое несчастье! — Командир Ху, в командовании сказали, что дело уже передали под вашу полную ответственность, а вы всё равно изволите меня впутывать! Это вы весь из себя такой монах, усмиривший дух и плоть. Мне же, грешнику, надобно иногда и развеяться в компании какой-нибудь прекрасной особы! Свет от настольной лампы был тусклым, его было недостаточно, чтобы Сяо Чжань смог хорошо рассмотреть черты лица командира Ху, но погоны на плечах указывали на его звание полковника. Странным и удивительным было то, что учитывая свое явно превосходящее положение, командир Ху почему-то едва ли не лебезил перед этим секретарём Е. — Премного виноват! — командир Ху заискивающе рассмеялся. — Но что поделать? Вот раскроем дело, и тогда я обещаюсь хорошенько извиниться перед нашим дорогим секретарём Е за стаканчиком чего-нибудь горячительного, и свою прекрасную особу тоже приводите! Что думаете? Е Цзиньюань уселся, улыбаясь и закидывая для удобства одну свою длинную ногу на другую. — Так и быть, дело серьёзное, — сказал он. — Давайте поскорее приступим. Допрашивал Сяо Чжаня другой офицер, судя по погонам — адъютант командира Ху. Голос офицера выдавал в нём ещё совсем зеленого юношу. — Ваши фамилия и имя? — Сяо Са. — Возраст? — Двадцать восемь лет. — Почему этим утром вас видели в отделении с палатами для особо важных пациентов? Сяо Чжань напустил на себя робости, тихо отзываясь: — Я пришёл с визитом к господину Ду Цзыжуну, он проживает в пятьсот третей палате. — Тот самый Ду Цзыжун из концерна Цзиньжун? — Да. Сидящий нога на ногу и разглядывающий свои ногти секретарь Е внезапно издал смешок, спрашивая: — Кем же вы приходитесь господину Ду? — Я прихожусь одногруппником и другом Ду Маолину, — ответил Сяо Чжань, — старшему сыну господина Ду. Адъютант тут же принялся стенографировать его показания, а командир Ху спросил: — У нас есть свидетель, который утверждает, что видел вас в коридоре неподалёку и что вы направлялись к палате майора Танака. Как вы это объясните? — Я отходил только в туалет и пробыл там около пяти минут, — поспешил заверить его Сяо Чжань. — Мне вообще не было известно, что в той палате находится офицер японской армии. Е Цзиньюань с живым интересом изучал его личное дело: — Вы врач? Сяо Чжань кивнул: — Я работал какое-то время в главной больнице Бэйпина , впоследствии уехал на учёбу во Францию, и только недавно вернулся на родину. — У майора Танака не было обнаружено никаких следов внешних повреждений или отравления. Поэтому мы предполагаем, что с высокой вероятностью преступник хорошо осведомлён в медицине и специально подстроил всё таким образом, чтобы замаскировать убийство под внезапную смерть, — секретарь Е поднял на него взгляд, отрываясь от изучения его личного дела: — Вы понимаете, на что я намекаю, доктор Сяо? — Э-эм, — Сяо Чжань на мгновение замялся, прежде чем пролепетать: — Возможно… я хочу сказать… Может, у почившего было какое-то заболевание, о котором ему стыдно было лишний раз распространяться? Е Цзиньюань прыснул, скрывая смех за папкой с его личным делом, командир Ху в свою очередь был настроен куда менее благодушно, хлопнув ладонью по столу, он подпустил в голос стали: — Не забывайтесь! Не расскажите всё по-хорошему здесь, поедите в застенки! Пытки развяжут вам язык! Сяо Чжань вздрогнул от испуга, с беззащитностью воззреваясь на военного: — Командир Ху, — он закусил губу, от его лица отхлынула кровь. — Я врач. В первый же день учёбы мы все зачитывали клятву Гиппократа. Мне дозволено только спасать, но не убивать… — договорив до сюда, он кинулся взглядом к лицу Е Цзиньюаня. — Господин Е, пожалуйста, поверьте мне… В сравнении с «секретарём Е» обращение «господин Е» звучало куда более проникновенно и имело некий намёк на интимность, тем более Сяо Чжань сумел произнести его настолько мягким тоном, что было неудивительно, что оно возымело на Е Цзиньюаня должный эффект. — Будет вам, командир Ху, — миролюбиво обратился к полковнику мужчина, стараясь смягчить обстановку. — Глядя на изящную внешность доктора Сяо хочешь думать о нём только хорошее. Мне видится, что едва ли он способен на что-то столь кровожадное и подлое, как убийство. Отпустим его? Ху Цинчжоу не знал, плакать ему или смеяться: — Секретарь Е, я позвал вас, чтобы вы помогли мне переловить этих чертей-коммунистов, вы же, я смотрю, вместо этого решили подобно императору устроить себе смотр наложниц? Е Циньюань не удержался от хохота, и не успел он прийти в себя, чтобы ответить что-то командиру Ху, как снаружи постучали, и после дозволения войти какой-то человек подошёл к военным и принялся им что-то укромно нашёптывать. Они переговаривались очень тихо, но всё же некие обрывки фраз долетали до ушей Сяо Чжаня. За него лично пришёл просить сам Ду Маолин, требуя, чтобы Сяо Чжаня отпустили немедля. Клан Ду имел немалое влияние в Шанхае. Белая часть их бизнеса состояла в том, что они занимались перевозкой и хранением товара, на деле же — они подмяли под себя все крупные склады в порту, а на улицах их величали не иначе как банда Цзиньжун. Принимая во внимание весомость их авторитета, как в мире закона, так и в криминальных кругах, даже японцы были вынуждены считаться с ними, дабы поддерживать порядок в городе. Ху Цинчжоу, разумеется, не смел переходить дорогу старшему отпрыску главы клана Ду, но так сразу идти на попятную грозило потерей лица. Е Цзиньюань, уловив его колебания, не преминул прийти на помощь: — Командир Ху, у меня сердце кровью обливается, когда думаю, как вы изуродуете пытками красоту доктора Сяо. И раз уж сам молодой господин Ду поручился за него, то едва ли тут ещё осталось место подозрениям. Семья Ду велика и заведует серьёзными делами, стали ли бы они так подставляться, чтобы позволить своему старшему наследнику якшаться с коммунистами? Что думаете? Ху Цинчжоу воспользовался предоставленным ему шансом закончить все полюбовно, «подумал» ещё для видимости и всё-таки его отпустил. Сяо Чжань только сделал шаг за порог, а Е Цзиньюань уже начал расплачиваться насмешками за свою недавнюю заступку: — Секретарь Е, вы меняете свои сердечные привязанности, как перчатки. Не боитесь, что все ваши возлюбленные когда-нибудь перегрызут друг другу глотки? — Попрошу! Не возлюбленные, а близкие подруги, — скрупулёзно поправил его Е Цзиньюань. — А есть разница? — Ну разумеется! Подруг может быть много, а возлюбленная только одна. Иначе безнравственность какая-то выходит! Ху Цинчжоу был искренне восхищен его мастерством казуистики: — Помяните моё слово, рано или поздно вам это аукнется! — Ради любви красавицы и умереть не страшно, — Е Цзиньюань поднялся и, махнув на прощание, сказал: — Разрешите откланяться. — Эй, погодите! — окликнул его Ху Цзинчжоу. — А как мне прикажите поступать с этим делом? Ни тебе вещественных доказательств, ни точных свидетельств. Репутация у всех как на подбор — у одного чище, чем у другого. Посоветуйте мне хоть что-нибудь! — Чем чище репутация, тем сильнее стоит подозревать. И кому я это рассказываю? У вас опыта поди побольше моего, — Е Цзиньюань, накинув на предплечье пиджак, склонился к чужому уху: — Если нет доказательств, то подождите, когда они появятся. А пока приставьте человечка, чтоб не спускал глаз. Если действительно чёрт, то долго сидеть смирно не сможет — рано или поздно чем-нибудь себя да выдаст. Одиночки, без кола и двора, или недавно женившиеся, но всё ещё бездетные — первые в списках подозреваемых. Их расследовать с особым пристрастием. Ху Цинчжоу усмехнулся: — Вы себя описали, секретарь Е. — Ваш покорный слуга хоть по документам и холост, но плотно привязан к земле путами любви. Мне было бы жаль заставить всех своих многочисленных подруг лить по себе слёзы в случае моей потенциальной казни. Вы сами знаете, что сильнее всего я не выношу, когда хорошенькие девушки плачут, — сказал Е Цзиньюань и добавил с улыбкой: — Слышал, вы тоже ходили с утра в госпиталь. Это чтобы проведать заместителя начальника управления полицией господина Лю? Если не ошибаюсь, он тоже проживает в палате на пятом этаже… Что же это получается? Выходит, командир Ху тоже был на месте происшествия в момент совершения преступления? Какое удачное стечение обстоятельств… Ху Цинчжоу хотел «прощупать» Е Цзиньюаня, а вместо этого его самого припёрли к стенке. Сдерживая раздражение и не смея его никак выказать, он сделал вид, что смеётся: — Если бы я был коммунистом, то непременно сперва позаботился о том, чтобы увезти пожилую мать в тыл. Умереть самому не так страшно, как знать, какой ад ожидает после твоей кончины родных. В таком случае и смерть будет избавлением, ведь подарит беспамятство и спокойную совесть. — Эта была шутка, — Е Цзиньюань улыбнулся. — Командир Ху преданный друг и почтительный сын. Чтобы он оказался связан с коммунистами? Да быть такого не может! Ху Цинчжоу немного смягчился в лице: — И всё же, зная, что вы тот ещё сластолюбец, по-доброму даю вам совет: поберегитесь. И не сетуйте потом, что вас не предупреждали. Сейчас времена смутные, так что даже с лица прекрасный ангел может оказаться на поверку оборотнем, и когда он сожрёт вас — сожалеть будет уже поздно. Помните того коммуниста, которого тайно казнили несколько недель назад? Так этот Сун Минъе, который в конечном итоге и его выдал, попался в расставленную нами медовую ловушку. — Вот как? — протянул Е Цзиньюань и следом спросил, будто из праздного любопытства: — Получилось у вас в итоге разузнать побольше о том коммунисте? — Мы допытали его до того, что он уже ходил под себя, но тот держался до последнего. Однако перед нашим новым оружием — «зельем послушания» — не устоял. Один укольчик, и в сонном бреду поведал нам немало. — Ху Цинчжоу понизил голос: — Позывной — Врач, работал под руководством начальника шанхайской коммунистической ячейки, у того позывной — Анестезиолог. Пятого, пятнадцатого и двадцать пятого числа каждого месяца они встречались у скамейки на самой середине набережной Бэйвайтань. Е Цзиньюань отреагировал мгновенно: — Разве завтра как раз не пятнадцатое число? Ху Цинчжоу усмехнулся, но промолчал. — У начальника разведывательной ячейки, должно быть, имеется полная информация по всем членам местного подполья, с именами, паролями и явками. — Е Цзиньюань хлопнул пару раз своего сослуживца по плечу. — Когда вас поощрят наградой за особые заслуги и повысят в должности — лишь вопрос времени. Так что заранее примите мои поздравления! Естественно, Ху Цинчжоу из скоромности принялся отнекиваться. Эти двое ещё порасшаркивались, шутя и подначивая друг друга, и Е Цзиньюань наконец вышел из временной комнаты для допросов. Раз уж всё равно приехал в штаб, то он решил зайти в кабинет разобраться с парой бумажек, но не успел мужчина ступить и пары шагов, когда со спины его окликнули, нагоняя: — Господин Е! Е Цзиньюань обернулся, тут же расплываясь в улыбке: — Вы всё ещё здесь? — спросил он. — Неужто настолько не хотелось со мной прощаться? Доктор улыбался застенчиво, на его скулах цвёл румянец, напоминая секретарю Е распустившиеся по весне бутоны магнолии: бледно-розовые, нежные и тихие, кружащие голову своим свежим ароматом. — Спасибо, что выручили меня только что, — доктор потупил взгляд, будто испытывая неловкость. — Я бы хотел угостить вас обедом, если вы, конечно, согласитесь оказать мне такую честь. Е Цзиньюань не отказал ему, но и не согласился, вместо этого уклончиво отвечая: — Своим освобождением вы должны быть благодарны молодому господину Ду. Он, наверное, сейчас как раз дожидается вас у главного входа. — Его я могу отблагодарить в любое время, а вот господина Е не так легко застать. Е Цзиньюань ухмыльнулся: — Желающие отобедать со мной выстраиваются в очередь, так их много… — Понимаю. Вы пользуетесь большим расположением начальника штаба, господина Хэ, и обыкновенно очень заняты. Поэтому если сегодня у вас не получится уделить мне время, то я… — …но сегодня я решил обедать с вами. — Простите? — Доктор уставился на него в изумлении. — Идёмте, — Е Цзиньюань, двигаясь с небрежной расслабленностью, перекинул через плечо пиджак и двинулся прочь. — Поедем на моей машине, — бросил он, уже сбегая по лестнице. Ху Цинчжоу немного отодвинул штору, следя глазами за тем, как показавший во внутреннем дворе Е Цзиньюань направляется к припаркованному неподалёку чёрному форду, а за ним следует фигура того самого доктора, которого они только что отпустили с допроса. Адъютант Цзян Тинъюнь, стоящий у него за плечом, поинтересовался тихим голосом: — Командир, осталось ещё чуть больше десяти человек. Будем допрашивать? Ху Цинчжоу проигнорировал его вопрос, отвечая невпопад: — Приставь к ним слежку. Ху Тинъюнь бросил взгляд сквозь стекло вниз, на двор: — Вы хотите… чтобы я послал человека следить за Е Цзиньюанем? — изумился он, будто не веря услышанному. — Ещё за этим доктором… — Вы подозреваете секретаря Е? — недоумённо спросил Цзян Тинъюнь. — Думаете, ловелас, наподобие него, тоже может оказаться тайным шпионом коммунистов? — Е Цзиньюань сирота, не поддерживает связи даже с дальними родственниками. Личное дело чисто до зубного скрежета. Разве это не подозрительно? Верно, он тот ещё повеса: любит выпить и женщин меняет как перчатки, — Ху Цинчжоу повернул голову, смотря на своего адъютанта. — Но видел ли ты, чтобы он хоть раз привязался к кому-нибудь всерьёз? Цзян Тинъюнь встал на вытяжку: — Слушаюсь! — Приставь к ним кого-нибудь не из наших, и сам лицом не свети. Если вдруг слежку раскроют… — взгляд командира сделался более мрачным и холодным, — скинем всё на цепных псов из Цзиньжун — будто они что-то вынюхивали. — Есть!