В День Великого Вознесения

      Возрадуйся, читатель. Ведь я уже. Сон забрал все тревоги, я нашел утешение. Сегодня на службу не иду.       Собрался с раннего утра - и на прогулку. Путь мой лег к Центральному району. Оттуда по данному мне адресу - в квартиру. А там уж видно будет, куда дальше.       День ясный, и солнце слепит, и легко, и просторно. Еще вчера всего от отчаяния сжимало, сегодня – вроде ничего. Жаль мне человека, а действовать надо. Я за него, за мученика, жить продолжу, память о нем нести буду – то самое лучшее, что в силах сделать.       За Изатиса только тоскливо, как он там, обпереживается поди, старик. На что его без вести оставлять одного, сходить что-ли, проведать… Решил-таки – не буду.       Время попусту терять преступно, мне спешить надо. Расписал бы, читатель мой, куда да зачем, а спешу, спешу. Словом, пригласила меня бунтарка на беседу. Сказала, во всех делах помощи даст. У них там все друг за друга, и меня примут. А нам сейчас, ох, в тяжелый-то сей час, только того и надо. Вместе – сила, вместе любую преграду, трудность жизненную преодолеем. Сегодня посмотрю, как там у них, может вечером и рыбачков своих уговорю. Куда нам еще податься, если не в бунтовщики.       ~ А все же, ими так не становятся, нет. Искусственно все как-то, не находишь? Будто, раз – и ты уже рэволюционер. Нет, нет. Оно все не так делается, поп. Не прознал ты еще несправедливость мирскую, не отозвалось в сердце твоем одиночество великое, не почернело оно от тоски да безнадеги глубокой. Все придумал себе, все у тебя, как обычно, «для галочки». ~       ~ И все-таки не почувствовал, нет, и более: не хочет чувствовать; чужды для него страдания народа, он в своей церкви костяной засел, в молитвах да философии, а бунтовщиком себя зовет, стыдно. ~       Центральный район великолепен, неописуемо красив. Да, конечно, без особняков, дворцов, роскошных поместий, что не редкость на далеком континенте, а все же по-своему притягателен. Для меня, так просто услада для глаз: каменные, кирпичные дома, крыши из черепицы, дороги из мозаичной кладки, узоры из плиток на тротуарах и пешеходных проходах, арки перед въездом во двор, фонари и искусственные ели, широкие окна, свет, уют, тепло, площади и скверы, парки и изящные ограды, зелень, люди, магазины, вывески, колокольчики у вывесок, улыбки, кресты, витражные окна у церквей, белокаменных церквей, золотые кресты, разноцветное стекло, и чистота, и люди на велосипедах, и пробки из самокаток, и настоящая жизнь, какова она и должна быть - суетлива, лучезарна. Жаль, моя жизнь протекает не здесь. Родиться бы мне дочерью… так и не тосковал бы я в трухлявых, гнилых, холодных и одиноких церквях, квартирках. Не ходил бы по грязи и гнили, не нюхал рыбий смрад. Ах, если бы…       ~ Вмешаюсь. Прерву тупую тоску. Тупую и долгую, как ржавый и древний клинок. Пора за дело, берись за дело, поп. Счастье уйдет сквозь пальцы, подобно песку. ~       Дверь. Нужная дверь. Стучусь и жду. Сам - в смятении, неспокойно мне, тревожно от всего этого. Отчего такое чувство? Совесть ли меня грызет за вероотступничество или, быть может, страх? Жалкий я раб Матери – бояться право имею, бояться мне должно, чтоб оставаться рабом. А решение – оно тут, рядом, вот такое оно, легкое и очевидное. И всем страданиям конец.       ~Твой трепет не уместен, поп. Наша религиозная философия не осуждает греха, так оно? Положим, так. Не забывай, кто ты есть. Держись уникального пути, своего пути, сам строй себе дорогу в будущее. Это легко, легко, увидишь… ~       Открыто. А я молился, чтоб не открыли. Думал идти уже домой, дурак, нерешительный дурак. Но это исправимо, с этим помогут.       Всю себя явила, вчерашняя дочь, распахнула передо мной дверь, впускает значит. Смотрела с хищным прищуром. Понимала ли? Не знаю. Но точно вспомнила.       ~ Он? ~       ~ Краснел. Ненавидел себя, мечтал в миллионы осколков расщепиться, унестись ветром в родные четыре стены. В церковь из слоновой кости. ~       ~ Что-то понял? ~       ~ Да нет, куда ему. Хотя, что-то, да начинал… ~       ~ Пришел новое крещенье принять. Ни прибавить – ни отнять. Сказал, глупо делать такое решенье? Посмотрим – увидим жестокой судьбы веленье. ~       ~ Увидим. Больше сказать - противно. ~       ~ Смотрим. Говорит. ~ …       ~ Ну? На что смотрим? Поп опять решил всех обмануть, вот зараза! Не пишет, думает скрыть все. Про зеркало души свое забыл. А оно с ни-и-им. Оно не бросит, не отпустит. Оно теперь навсегда тут. И ничего от него не скроет. Так. А вот теперь смотрим.       Наш герой: Это я, помните, дочь. Вчера вас проводил. Вы еще, вроде как, не в себе были, алкоголь в голову бил. Помните? Вы сказали мне приходить сюда завтра. Сказали, поможете мне в горе моем. Верно же? Что дорогой мне человек погиб вам рассказывал. И что горевать теперь нам, беднякам без него. И за хату платить не сможем. Подавлен я. От горя к вам явился, с одной лишь мыслью – поможете. Только она меня сегодня с кровати подняла. Это я.       Девушка-бунтарка: …Войдешь? ~       ~ Сказать, что удивился? ~       ~ И так понятно. Но не сказать нельзя. ~       ~ Удивился. А с души как камень спал. Сомневался, даже мысль отказаться проскочила, дурак, прогнал ее прочь. Отчего дурак? Ну, может и не дурак, смотря, кто судья. ~       ~ Еще бы не прогнал, с самого начала все ясно было, он уже с этого пути не сойдет. ~       ~ Не перебивать! Галдеж развели, вам лишь бы болтать попусту. Слушайте, что вам говорю, али не интересно?       Наш герой: Войду.       В квартире тепло, сухо, светло. Стены не голым кирпичом, а с обоями, на полу – ковры. Ни беспорядка, ни запаха жухлой рыбы – ничего, похожего на общежитие. И дышится легко, и просторно вокруг, и в окна бьют солнечные лучи, под ними – комнатные растения, пышные, высокие, свежие, яркие.       Герой наш идет по коридору, глядит по сторонам. Направо кинет взор – кухня, чиста, хороша; налево – гостиная, широка, богата. А на полу сидят двое юношей.       Наш герой: Приветствую.       Малодушно, неуверенно. Понимает поп, не ждут его, не тут ему быть. И все же что-то выпытывает из себя, говорит, мол никогда чужды идеи революционные ему не были, приживется тут. Как же, приживется… А идеи, верно, чужды не были…       Спины молодых людей смотрели на него белыми рубашками. Как один, развернулись. Первый – видно, человек ума - кожа бледная, гладкая, волосы прибраны, взгляд смелый и любопытный. Второй – бес его знает. Видно, одних кровей со старшим рыбаком – черный, как битум, бороздами и ямками покрытый, с наливными толстыми губами, широким носом, бурыми, жесткими волосами. ~       ~ Континентальный южанин. В старике-то плохо заметно, у того глаза светлые, большие. А этот – эталонный представитель. Зрачки карие, маленькие, лоб высокий, южанин, не иначе. ~       ~ А вы что хотели, сейчас у нас дирижабельное дело в ходу, нет труда океан пересечь, вот они и летят сюда, кто зайцем, кто за выкуп, все свободной жизни ищут. ~       ~ Девушка-бунтарка: Ну? Это он. Я говорила, придет. Знакомься со студентами. Общаться будем.       Белый студент: Кто такой? Проходи, садись прям тут. У нас по полу не сквозит. Говори, откуда, как…       Наш герой: Я… рыбак. Мы вчетвером жили ладно, до поры. Потом младшой потоп. Не знаем, как сводить концы. Старик у нас есть, не годный к работе уже рыбак, денег не тащит домой, только мы вдвоем… Как жить?       Белый студент: Бросай. Будешь с нами. И друзей своих веди. Вместе – лучше. Только вот что, ответь нам для начала. У тебя крест на шее, в Мать веруешь?       Наш герой: Так. Это я так… По привычке уже. Ну а как верить, если последнюю семью забирает? Только вот бросить страшусь. Это же как славену без веры быть? Кто защитит от злостной нечисти, только Мать. Без нее еще тоскливей. Оттого приходится верить, может, и не так, как остальные… Я, если можно так сказать, религиозный философ.       Белый студент: Бросай. Мы защитим. Наша защита ощутимей, она по-настоящему. Толкование нужно только для того, чтобы народ бастовать боялся. А бастовать надо, иначе перемен от власти не дождешься.       Студент потянулся и без труда снял крестик с шеи нашего героя. Тот даже не колыхнулся.       Белый студент: Значит, друзья-рыбаки дороги? Это хорошо, нам вместе надо быть. Так живется легче. Ты, верно, видел, какой народ сейчас. Ни о ком другом не думает. Позабыл ближнего своего.       Черный студент: Позабыл люд, и Толкование молчит. Что Мать про любовь к ближнему говорит? Ни-че-го. Народ в бога верит, а друг в друга – нет.       Белый студент: Не верит, зато мы верим. Сейчас я дам тебе книгу, хорошую. Ты прочти ее. «Хелли Инскрипшун» за авторством Любоно. Вот она, религия, на любви построенная, если в Мать хочешь верить, то лучше так, чем по Толкованию.       Черный студент: Криста в религии-то не смыслит. Она приближенная Настоятельницы, вот и пишет, что государству угодно. «Толкование» … пф-ф ~       ~ И это сказал приезжий южанин… Вот послала жизнь на голову попу умников. А Любоно этот, он-то кто хоть? Раскольник, еретик? А, хотя, что это я, словами попа говорю, пусть сам их скажет. ~       ~ Молчит герой. Ему внимать начертано судьбой. ~       ~ Белый студент: Вернемся. Ты знаешь, за бунтовщиками сейчас охота. Власти лютуют, ни к чему им правда в столице. Скажу честно, мы боимся шпионов. Я тебе, Аннет, доверяю. Говоришь, хороший мужик, пусть так. Тогда поверим. Верно?       Черный студент: Доверимся, мы друг другу доверяем.       Белый студент: Тогда тому и быть. Ты с нами, рыбак. Дай руку пожму, в знак дружбы. Ни в горе, ни в радости тебя не бросим, и ты нас не бросай. Деньги нужны? Понимаю, живем бедно, они каждому нужны. Держи вот, на еду и оплату жилья хватит пока. Потом будет больше, как дела пойдут.       Девушка-бунтарка: Ага, великие дела! Еще один с нами. Нас уже почти армия.       Черный студент: Добро пожаловать, как у нас говорят: «Аахлан бик, аюха алхариб».       Наш герой: Спасибо. Я знал, что вы не бросите. Только, такая у меня незадача… Я бы поинтересоваться хотел… В общих чертах я, конечно, знаю, да. Понимаю ваши идеи, принимаю их. Бедность страшная, голод людей косит, власти молчат, только верить говорят, и все будет… А все же… Мне бы лишь… против чего, в частности, бунтуем? ~       ~ Потеха. Смешно и грустно. Даже плакать хочется. Дурак. ~       ~ Белый студент: Да все верно ты понимаешь. Против ужасных порождений матриархизма. Против нищеты, против лжи политиков… Ты знаешь наши идеи, тебе о них никто не говорил, но они живут в тебе, а все потому что они волнуют всех нас в равной степени, одни и те же проблемы. Ты понимаешь нас без слов, держись своих взглядов, они единственно верны.       Девушка-бунтарка: Держись любви к близким. Они – твоя семья…       Черный студент: Все правильно, близких людей надо беречь. Но, ведь, это не семья, Аннет. Семья – это про другое немного. В семье есть отец, есть мать – вот это семья.       Белый студент: Опять ты за свое? Не только, что ты сказал можно семьей назвать, ты бросай это дело. Не слушай его, семья – это общество, это народ. Он приезжий, ему трудно понять, но ты сам знаешь.       Черный студент: В семье – материнская любовь, отцовская строгость и воспитание. Семья – это кровные связи. Общество – это тоже хорошо, я тебе ничего не навязываю, только ты знай, по-другому тоже можно жизнь понимать. Согласен? ~       ~ Провоцирует. Поп – не дурак, все сразу понял. Горжусь. ~       ~ Да, понял, только вот промолчал. Страшится сказать не то.       Девушка-бунтарка: Теперь иди домой, живи спокойно, виду не подавай. Жди День Вознесения. Мы тебя сами найдем, скажем, что и как делать надо будет.       Белый студент: Готов Дочь-Настоятельницу жизни лишить? Обдумай. ~