«Синий Кит»

      Лололошка даже и не заметил, в какой момент вновь сломал стебель надежды, и так теряющей засыхающие лепестки.       Все чаще в последние несколько дней он задаётся вопросом, когда успел сбиться со счёта. Не дней. Дни Лололошка помнит, считает до самого «победного» конца. Сколько там осталось до освобождения Дилана? Себя спаси! Он отмахивается от этой мысли. Каждый раз отмахивается, как только фантомное лезвие скользит по запястью, а он тянется за настоящим, совсем ненадёжно лежащим на тумбочке, так и кричащим о помощи. Незаслуженной. Так же напоминает он себе и скользит дрожащими пальцами по уродливым шрамам и порезам на предплечьях, намеренно избегая свежей мерзкой «надписи» на бедре, которой едва ли пробило день от роду. И задание здесь не причём.       Когда приходит новое уведомление, он со смирением и смутным, похороненным заживо страхом готовится к очередному заданию нанести себе вред или, того хуже, тошнотворной аморальщине, однако содержание его, можно сказать, удивляет: сообщение короткое и несёт в себе цель назначить встречу. От одной мысли, что ему снова придётся вернуться к нему, увидеть его бездушное лицо, машину, которая когда-то смогла переступить через бесчисленные строки кода и полюбить — Лололошку выворачивает, но он, опираясь на бортик унитаза, всё ещё держа дрожащими пальцами бритву, думает вдруг со странной меланхолией, что вроде как всё не так плохо. Увидит ведь. Хотя бы.       Но всё же, бросая взгляд на автоматона, не Дилана — приходится ему напоминать себе уже в десятый раз — он чувствует себя так, будто вот-вот развалится на кусочки, будто все его порезы и следы саморазрушения пойдут тонкими трещинами, которые доберутся до сердца, так бешено колотящегося в своей костяной клетке — и он прямо здесь, в грёбаном коридоре, развалится.       Автоматон смотрит на него пустыми глазами, натягивает быструю пластиковую улыбку, словно издеваясь, и ставит на стол перед ним блюдо с едой, которая пахнет так ароматно и приторно искусственно, что аж кружится голова. Он кривит губы, борясь с желанием разбить тарелку о пустую голову робота. Джоди же, кажется, вполне довольна происходящим, смотрит с надменной улыбкой, сцепляет пальцы в замо́к, подаётся немного вперёд и поднимает идеальную бровь. — Ну что, Джон, я так погляжу, ты совсем потерял хватку. А ведь давно мог понять, — она делает долгую паузу, цепляет вилкой кусочек мяса со своей тарелки и разглядывает, словно проверяя на готовность. Лололошка нервно трёт пальцами запястье, неосознанно и рефлекторно, и даже не морщится, когда боль разодранных ран искорками пробегает под кожей и по всему телу. Ему не нравится затишье. Ему не вернут Дилана? Передумали? — Что слежки за тобой никакой толком и не было. Тебя не просили делать фотоотчёт-       Дальше он не слышит. В ушах тихий звон, который он уже успел за все эти дни опознать, как предобморочный. Вдох, выдох, вдох, аж сердце забилось сильнее. — Как… не было? — еле разборчиво шепчет он, подавляя в себе желание разрыдаться, закричать. Оттягивает рукав кофты, смотрит на кожу, больше похожую на лоскут ткани в руках неопытного швеи с одними лишь ножницами. Каждый порез оставил точно такую же кровавую полосу на его разуме.       Всё, что он делал. Да на себя-то уже похуй, а остальные… Жители, Карл, Чед, Ричард, Дженна. Да, Карл снова приходит к нему, по расписанию, в проклятые восемь часов, но это лишь протокол, которому он следует, это не изменить, так же как и тот факт, что Лололошка видит. Видит, что Карл больше не смотрит на него. Отводит взгляд, за Чедом прячется, а тот сверлит взглядом, полным презрения, гнева и непонимания, а он ведь даже рассказать не мог, да и сейчас не может. Хотел, да, но не смог. Тем более они до сих пор думают, что Дилан просто в отъезде. Так что руки всё ещё повязаны.       Всё та же рука, на которую он до сих пор пялится, дрожит, и он крепко сжимает пальцами потрёпанные джинсы, стараясь дышать глубже. Его просто захлёстывают внезапной волной беспомощность, ужас и ярость. Все те абсолютно бесчеловечные поступки, что он совершил, были лишь для того, чтобы потешить эго Джоди и всех тех маньяков-утырков, что стоят за этим. Посмотреть, будет ли он настолько ублюдком, чтобы выполнять такие задания для спасения своего парня, тоже автоматона. Но… другого. Наверное даже намного более человечного, чем оказался он сам.       Лололошка поднимает взгляд на Арист, уже представляя, как мог бы запросто «нарисовать» на её грёбаном самодовольном лице того же кривого синего кита. Только красного. Понимая, что ещё немного и канцелярский нож, неудобно свернувшийся в кармане его джинс на всякий случай, может оказаться на этот раз не в его плоти, он вскакивает, скрипнув стулом, едва не прописывает автоматону у двери, всё такому же равнодушному, и останавливается, слыша надменный голос. — И, Джон, — Лололошка до побеления костяшек и судорожной боли в кисти сжимает ладонь в кулак, но не оборачивается. И так знает, что ухмылка обязательно там. Издевательская, знающая о всей своей власти. — Завтрашнее задание обязательное.       «Завтрашнее задание обязательное». Лололошка сворачивается в клубок в своей постели и кусает внутреннюю сторону щеки. Простыни смяты и валяются на полу, и он укрывается простым одеялом, давно свернувшимся и перевернувшимся в пододеяльнике. Абилка прижимается к его боку, и он рассеянно проводит по её шерсти, не замечая начавших нездорово выступать рёбер кошки. Она устало и голодно мяукает, и он вздыхает, чувствуя, как в груди что-то невыносимо и грубо сжимается.       Лололошке хочется разрыдаться. Как в этих тупых сопливых мелодрамах, которые они иногда смотрели с Диланом вместе, примостившись у него на кровати и обернувшись в одеяла. Ди всегда засыпал на середине, а он упрямо следил за сюжетом, уменьшив яркость и подключив наушники. И он знает, что должен расплакаться. Это правильно, с точки зрения понимания человеческих эмоций, но, как бы он ни старался, глаза остаются всё такими же сухими, а боль не становится слабее.       Он вдруг думает, что, может быть, только может быть, всё это ловушка. Арист просто издевается над ним, видя слепую привязанность к, по её мнению, простой и бездушной машине. Зачем им отдавать Дилана? Это только упростило бы всё, а так они свели на нет любые попытки рыпаться в капкане. Свели, потому что он уже чувствует себя сломанным. Ло не может ничего поделать с тем, что образ любимого в голове постепенно угасает, и только сердце упёрто трепещет, пытаясь заставить его жить, не терять последние искорки надежды. Хотя причин уже не так много.       Перед Чедом и Карлом он не смог извиниться, как хотел, как собирался. С водителем было легче: они не живут вместе в общежитии, не учатся, у них не было всех тех моментов близости, которые он так мерзотно разрушил. Как забавно. Чтобы почти полностью разбить его на кусочки, хватило всего каких-то сорок девять дней.       А главное, Чед и Карл дороги ему. Арист и её плешивые собаки на поводке, а может, и тот, кто нацепил ошейник на неё саму, могут легко их отобрать и стереть. Или, того хуже, сбросить с доски и заставить наблюдать за тем, как безликие пешки способствуют новым разрушениям в душе Лололошки. Как сделали с Брендоном.       На глаза наворачиваются слёзы, и Ло накрывают с головой тревога, усталость и всё та же ёбаная беспомощность. Кровать кажется вдруг такой холодной, пустой, вроде и такой же как предыдущий месяц с лишним, но теперь это причиняет невыносимый дискомфорт. Он медленно поднимается, прижимая к груди Абилку, еле как плетётся на сторону Дилана и устраивается на гладко и аккуратно заправленной постели, сворачиваясь клубком.       У него остался только Ричард. Теплые глаза, успокаивающий голос, твёрдые, но почти любовно осторожные прикосновения. Правда, непонятно, почему остался. Не отстранился, как остальные, от такого мерзкого существа, как он, у которого всё тело — измалёванное шрамами грехов полотно.       Он притягивает Абилку ближе и утыкается носом в её загривок, чувствуя внезапный прилив нежности при мысли об однокурснике, которого оттолкнул и бросил, не объяснившись. Закрывая глаза, он просто надеется, что завтра всё закончится.

~-***-~

      Нужно пробраться на запрещённую территорию в три грёбаных часа утра? Никаких проблем! Ричард Труман к вашим услугам! Нужно восстановить бота, ох, простите, автоматона, которого буквально стёрли? Опять же… Ричард прерывает вереницу издевательских мыслей, кружащихся в голове. Он поверить не может в себя и происходящее. Именно поэтому и пинает легонько коленом лежащего рядом на полу отключенного Дилана. Для профилактики. Хоть и не вспомнит…       Ричард, полусидящий на полу так, что ноги начинают затекать, вздыхает и трёт двумя пальцами переносицу, раздражённо глядя на безвольно лежащую перед ним машину. Он, ну, мягко говоря, Дилана не любит. Но зато, как оказывается, имеет чувства, подозрительно похожие на любовь, к Лололошке, который самовольно с каждым днём всё дальше и дальше уходит от нормальной жизни, от того же Дилана, от него. А Ричард, знаете ли, привык получать, что ему нравится, так что и сдаваться не станет. Лололошка хочет эту глупую жестянку? Он её получит.       Пальцы скользят по клавиатуре и сенсорной панели ноутбука, пока Ричард старательно восстанавливает банки памяти Дилана, попутно и сам вспоминая, как это вообще делается. В детстве он как-то несколько раз игрался с теми, кому прочистили голову, однако этот оказался сложнее. Но, опять же, нет ничего невозможного для Ричарда, нарушителя закона, взломщика частных до-       Он издает абсолютно немужественный сдавленный крик, зажимая себе рот ладонью, когда автоматон вдруг дёргается и прямо в него упирается взгляд пары светящихся в темноте подсобки глаз. У него получилось. У него действительно получилось. Ричард самодовольно улыбается и поднимается, отряхивая брюки, считая миссию завершённой. — Что это за.!       Дилан подскакивает, начинает вертеться на месте, разглядывая ну очень отвратительную одежду на нём. Проходится пальцами по рубашке, сдёргивает надоедливый галстук, мнёт в комок и кидает в угол, после чего поворачивается к Ричарду. Тот трясёт небольшой фонарик, пытаясь заставить его работать, и попутно думает о том, что, когда они спасут Ло, он обязательно потребует взамен на починенную игрушку поцелуй. Дилану хочется схватить этого придурка, хорошенько потрясти и выпытать всё о происходящем, но сдерживается, понимая, что надо удирать. — Собирай монатки, — тихо командует он, уже формируя в голове план, и на всякий случай высовывается из каморки, оглядывая периметр. Ему совершенно не нравится то, что рядом нет Ло. Обычно мироходец в каждой бочке затычка и обязательно должен был прийти и спасти его из… Он презрительно кривится и ёжится, ощущая на себе эту одежду, как проклятую. В общем, спасти из плена. Он пытает надежду, хотя уже заранее чувствует, что что-то не так. Он знает своего парня. — Где Лололошка?       Ричард, засовывающий так и не заработавший фонарик и ноутбук в чёрный рюкзак с выражением лица, словно его заставили извиниться перед роботом, закатывает глаза, однако в чертах его мелькают внезапные болезненная горечь и страх. — Выручать его надо, — Ричард хватает Дилана за руку и мчится наружу. Комнаты кажутся Дилану знакомым, но он упрямо игнорирует чувство дежавю и вместо этого концентрирует своё внимание на беге и словах Ричарда. На улице темно и холодно, хотя и на то, и на то как-то абсолютно наплевать.       Он пытается разложить всю информацию по полочкам. Этого идиота он отлично знает по роликам в интернете, по гадским поступкам по отношению к автоматонам, а также тому, что нарыл Ло до того, как его… перепрошили. Дилан едва не спотыкается, внезапно понимая всё. Блять. Он же так и не успел рассказать Лололошке, что сделал резервную копию. Мироходец ведь наверняка волнуется. Очень.       Он опирается на ближайшее дерево, когда они наконец останавливаются. Не потому, что устал и ему нужна передышка, а скорее по рефлексу, пытаясь восстановить реакцию человеческого организма на эмоциональное потрясение. Дилан делает пару вздохов, быстро успокаиваясь и оглядывается на Ричарда, разглядывая фигуру в едва начавшей светать тьме ночи.       Ричард присел на траву у дерева и пытается размеренно дышать, восстанавливая дыхание. Он поднимает взгляд, только когда голос Дилана становится напрямую угрожающим: — Ещё раз. Где Лололошка? Точнее, что с ним и куда этот олух успел вляпаться, пока меня не было?       Ричард щурится, смотря на автоматона, подняв бровь: он уже пожалел о своих словах насчёт «выручать». Кается, действительно забыл на пару мгновений, что это всего лишь глупая машина… Которая почему-то важна Лололошке. Он сжимает руки в кулаки, но внезапно разжимает, слыша усталое горькое бормотание. «И я даже не хочу спрашивать, кто меня стёр и перепрошил. Эта одежда для извращенцев…»       Что ж, ладно, наверное, не такая уж и бесполезная жестянка.       Ричард далеко не идиот, а в этой ситуации просто не хочет тратить время на рассусоливание очевидного. Он поднимается, игнорируя лёгкую влажность джинс из-за утренней росы, и снова идёт вперёд, направляясь к шоссе, а там к машине. Отец убьёт, если узнает. — Значит, Ло прав был. Ты осознал, что автоматон, не уснул и не поджарил свой искусственный… Что там у тебя, действительно мозг? — саркастично бросает он, хотя руки его немного трясутся. Действовать нужно, не болтать, но поделать с собой ничего не может: нервы на пределе, и слова вырываются как-то сами собой. — В общем, Ло влип по полной: чтобы спасти твою механическую задницу погряз в отменном… пиздеце, — ему хочется выразиться иначе, более откровенно, так, как подсказывает ему разум, мечущийся из стороны в сторону, внезапно тревожный и испуганный, хотя и заинтригованный. — Слышал про игру «Синий кит»?       Дилан, к счастью, понимает без слов. — Сколько? — Около полтинника, — словно ставки делают — снова подкидывает разум, и Ричард, садясь в машину, крепко сжимает руль, оборачивается на Дилана, который успел стащить портфель во время недолгого привала и достать из него планшет. — Не около. Сегодня какой, идиот. Когда последнее задание? — пальцы Дилана, вроде механические и не нуждающиеся в такой реакции, как тремор, на стрессовые ситуации, тоже дрожат.       Ричард не отвечает, поворачивается обратно и заводит двигатель. Уже через несколько секунд они мчатся по шоссе, благо абсолютно пустому, почти на полной скорости.