«Синий Кит»

      Сознание Лололошки несколько часов мечется между мрачным холодным сном и бодрствованием, и в итоге он открывает глаза ещё когда за окном темно. Слабый лунный свет нежится на стенах и полу комнаты, которую окутала тишина. Медленно садясь в пустой кровати, он проводит дрожащими пальцами по влажным от пота волосам, прилипшим ко лбу, и прислоняется спиной к стене. Пустой взгляд упирается в серый потолок.       Некоторое время он просто сидит, полуприкрыв глаза, потом наконец тянется к телефону на тумбочке. Конечно же отключился. Ло устало протирает глаза и тихо вздыхает. Поставив телефон на зарядку, он медленно сползает с кровати и удивлённо и озадаченно моргает, натыкаясь на Абилку, лежащую у кровати: та недовольно мяукает и поворачивается на бок, совершенно игнорируя.       В который раз Ло задумывается о том, как же легко быть котом: ничего не волнует, кроме как поесть, поспать, поиграть и почистить шёрстку. Да и люди все эти совершенно неинтересные — разве что покормить иногда забывают. Но зато можно разодрать им что-нибудь, а потом снова лечь спать или нежиться на солнышке. А гулять по крышам? Наслаждайся одиночеством и покоем.       Уголки губ Лололошки дёргаются в редкой улыбке, и он проводит ладонью по боку Абилки, а затем берёт нож с тумбочки и идёт в ванную. Его шаги неровные и измотанные. Уже и забылось, когда последний раз сон длился более нескольких часов, да и вообще мог называться нормальным сном, а человеческая еда регулярно поступала в организм. Каждое движение делается с усилием, а глаза закрываются сами собой. Не из-за желания уснуть, а из чистой усталости. Он кладёт нож на край раковины и снимает толстовку, бесцеремонно бросая её на пол. Футболка, неприятно слегка прилипающая к спине, висит на нём, как мешок картошки. Грудь, так же покрытая тут и там неглубокими надрезами, тяжело вздымается.       Потупив взгляд, Ло включает холодную воду и некоторое время держит руки под ледяной струёй, чувствуя себя так, словно вот-вот упадёт. Ему хочется, чтобы всё закончилось, чтобы Дилан был рядом и обнял его, а Ричард снова держал бы за руку. Он хочет увидеть улыбки и улыбнуться в ответ, но знает, что желание проигрышное по обоим пунктам.       Он всё же смотрит в избегаемое в последнее время зеркало. А ведь когда-то он говорил себе, что справится, но сейчас от былой уверенности не осталось и следа. Да и не знает он, не была ли и тогда это просто бравада. Он скользит взглядом по своему лицу, пустому, бледному, исхудалому, приоткрывает искусанные блёклые губы, чтобы что-то сказать, хотя бы попытаться, но не вырывается ни звука. В горле застревает даже простой вздох.       Вспомнив про до сих пор льющуюся воду, Лололошка зачерпывает немного в ладони и быстро умывается, не обращая внимание на её холод. В зеркало он больше не смотрит, берёт нож и, задрав футболку и обернув край джинс туалетной бумагой, делает несколько надрезов на животе. Боль уже не удаляет голод, и он, даже не задумываясь, вырисовывает лезвием кита. Почему кит? Почему синий? Кровь стекает вниз, смазывая края рисунка, на удивление ровного. Сейчас рука совсем не дрожит.       Он смазывает кровь пальцами и подносит ко рту, слизывая. Это вкус боли, отчаянья, разочарования и стыда. Вдруг так чётко представляются Дилан и Ричард, смотрящие осуждающе и презрительно. Он сплёвывает, вытирает живот туалетной бумагой, убирает её с джинс, благодаря жалкой импровизированной защите, нетронутых, и несколько раз чистит зубы и полоскает рот всё той же ледяной водой. Промыв и высушив нож, Ло выключает воду и замирает.       Дверь со скрипом открывается, и его накрывает волной тошноты при виде заспанного Чеда, появившегося в проёме. Он даже не пытается убрать нож, знает – бесполезно. Прищуренный взгляд соседа падает на кровавую туалетную бумагу в унитазе, потом на его руку, крепко обхватившую рукоять ножа. Чед молча подходит ближе, хватает за запястье и смотрит непроницаемым взглядом на изуродованное предплечье и кита, давнего, уже начавшего заживать. Ло не шевелится, не издаёт ни звука. На долю секунды он задумывается, что вот он — идеальный шанс извиниться, объясниться, ведь всё и так как на ладони, даже думать не надо, но потом обрывает себя.       Вспоминаются вдруг ночи, когда он бился в истерике или чуть не выл от боли и отвращения к себе, перемешанного со страхом, и желал, чтобы кто-нибудь пришёл и спас из гниющего кошмара. А сейчас уже не нужно.       Он отдёргивает руку и молча выходит, направляясь в свою комнату. Теперь уже его. Не их. Не единственный островок комфорта и радости на этом чёртовом острове. Вернётся ли Дилан когда-нибудь сюда или вся эта извращённая игра ради забавы? «Слежки за тобой никакой толком и не было.» Его вдруг накрывает волной страха и смирения. Дилана не вернут.       Игра не для него, не для того, чтобы дать ему воссоединиться со своей любовью. Слёзы щиплют глаза, и Лололошка стоит посреди комнаты с едва ли закрытой дверью, за которой свет ванной выключается и тихие глухие шаги исчезают в противоположном помещении. Он уверен, Дилана больше нет. Его обвели, заставили пройти через всё это просто так.       Он в каком-то онемении подходит к тумбочке, отмечает мельком время 4:20 утра, включает телефон и смотрит на уведомление, не видя ничего кроме простого словосочетания — «убейте себя». Завтрашнее задание обязательное       Если бы раньше он испугался бы, засомневался, то теперь просто ставит телефон обратно на зарядку, насыпает Абилке немного найденного у Дилана корма в миску, убирает нож на положенное на тумбочке место и направляется на чердак. Спрыгнуть — единственный вариант, который он видит: автобусы ещё наверняка не ходят, не уехать; вскрыть себе вены будет слишком долго, хотя не сказать, чтобы неприятно; утопиться в бассейне звучит хорошо, но как пройти через консьержку? Она, вероятно, спит, но если проснётся? (Иногда кажется, что она на своём посту просто живёт.) Сейчас он проскользнуть незаметно не сможет: обязательно споткнется или ударится о что-то. Да и спрыгнуть звучит как-то... прозаичнее что-ли?       Поднимаясь по лестнице, Лололошка ощущает давящее чувство в груди. Что подумает Ричи? Снимет об этом видео и выложит на канал? Он истерически хихикает, на секунду тормозя и опираясь на стену. Наверняка будет много просмотров. Он уже успел испортить жизнь многим в общежитии: то поломает что-нибудь, то распустит мерзкий слух — кто же не хотел бы его видеть безвольным и мёртвым? Но затем сердце колит при мысли о том, что может быть, может быть, Ричард будет плакать. Он прислоняется к стене боком. Голова начинает кружиться, и его подташнивает от внезапного страха.       Это последние минуты его жизни. Он был полным ничтожеством, не так ли?       Ступая на самый край крыши, Ло трясётся. Он всё ещё в одной футболке и вчерашних мятых джинсах, и холодный ветер пробирает до выступающих костей. Смотря на землю, всего на четыре этажа ниже, он вспоминает о Дилане, обо всём, через что они прошли вместе, о неожиданном появлении Ричарда в его жизни. Неужели всё закончится вот так? Никакого побега? Никакого хорошего конца? Пустая усталость во всём теле и всеобъемлющая боль?       Хотя какая разница, если его парня, его любви больше нет?       Он делает шаг вперёд, и в последнюю секунду слышит истошный крик Дилана. — Нет, Ло!       Лололошка уже падает.

~-***-~

      Ричард плюёт на все правила, подъезжает прям ко входу, и Дилан вываливается из машины, продолжая названивать Лололошке, наивно и глупо надеясь, что не поздно. Они не могут опоздать. Не могут. Но его звонок упрямо перенаправляется на автоответчик, где весёлый знакомый голос просит оставить ему сообщение, или же просто сбрасывается. Он кидается в корпус, едва обращая внимание на Ричарда сзади и ворчание проснувшейся консьержки. Руки трясутся, тело ноет, и выбегает на крышу он, уже запыхавшийся.       Увидев Лололошку на самом краю, он замирает, и из горла вырывается лишь отчаянный крик, выдавленный на последних издыханиях. — Нет, Ло!       Лололошка лишь успевает оглянуться, посмотреть испуганно и устало, и Дилан падает на колени, не видя вспышки зелёного рядом, не слыша ничего. В этот момент он хочет только, чтобы всё прекратилось. Ноющая боль в груди или грёбаные слёзы, струящиеся по щекам. Он просто сидит, онемевший, пока не слышит, как Ричард буквально орёт на него. — Да помоги ты уже!       Ричард, держа худую руку Лололошки в слабеющей хватке, оглядывается на застывшего рыдающего автоматона. Тот поднимает взгляд испуганных и наполненных болью широко распахнутых глаз, поднимается и еле подходит ближе, словно каждое движение даётся с трудом. Он его не винит: сам чувствует, как тело сковал ужас, и одно только это помогает ему просто не отпустить.       Он выдыхает только, когда сидит на холодном бетоне, а трясущийся мироходец прижимается к его груди и молча плачет. Дилан, опустившийся рядом на колени, с остекленевшими глазами гладит парня по спине и что-то нежно шепчет.       Небо понемногу начинает полноценно светлеть, окрашиваясь в мягкие пастельные тона, и Лололошка наконец кое-как приходит в себя, отстраняется и, вытирая мокрые щёки, ладонью, тихо измученно и облегчённо смеётся. Смех хрупкий и дрожащий, но такой искренний, что ему самому чудно слышать его из своих уст.       Он смотрит на Дилана неверяще, протягивает руку, касается накрахмаленного воротничка рубашки пальцами, которые ещё совсем недавно были окрашены кровью. Какая-то часть его мозга вдруг задаётся вопросом, зачем Ричард притащил эту бездушную машину сюда, но затем автоматон притягивает его к себе и целует. Сначала в губы, а затем покрывает трепетными поцелуями всё лицо.       «Я мог умереть» — думается ему, когда Ричард помогает ему встать, но он отмахивается от этой мысли. Не сейчас. Что намного важнее, это тепло парней рядом и голос Дилана, такой родной и любимый, что кружится голова. Быть может, он уже умер.       Дилан вдруг чувствует, будто кто-то нажал на курок, и он резко набирает грудью воздух, хватает Лололошку за плечи, и выпаливает. — О чём ты думал!?       Ло смотрит на него тусклыми глазами, когда-то искрящимися и живыми, но даже сейчас наполненными любовью и обожанием, кладёт ладонь на его щёку и тихо, едва слышно бормочет, слабо кривя губы в попытке, видимо, улыбнуться. — Ради тебя. Она сказала, что вернёт тебя, если я закончу игру.       Дилан накрывает его ладонь своей, льнёт к прикосновению и беззвучно проклинает всех, кто за это ответственен, клянясь сделать всё, чтобы испоганить им жизнь. — Ты идиот, Ло, я того не стою...       Взгляд вдруг перемещается к Ричарду, и Ди, схватив его за ворот кофты, притягивает обоих парней в объятия, шепча «заткнись» на слабый протест, а затем, ещё тише, «спасибо».       Спасибо, что спас, что вернул. Спасибо, что успели.

~-***-~

      Прошло несколько месяцев, прежде чем Лололошка смог хотя бы предположить, что пребывает в состоянии порядка. Однако миновал почти год, и теперь он чувствует себя намного лучше. Все физические раны зажили, но нож с его тумбочки пропал в тот день, как и многие остальные острые предметы из комнаты общежития (после одного утра, когда он чуть ли не до отключения перепугал Дилана, по привычке и из-за тяги начав снова резать предплечье), вернувшись только через много недель.        Первое время к своему парню он тянулся неимоверно, постоянно цепляясь за него и не желая отпускать. Всё боялся, что снова потеряет. Ричард же стал приходить к ним в комнату, иногда зависая с программистом в компьютерные игры или ночуя у Ло на кровати (к большому неудовольствию Дилана).       Чед и Карл, как только они тогда завалились втроём в комнату, извинились, затем извинился он, и закончилось всё общими слезами: «не твоя вина», «извините» , «вы не знали», «нет, это ты нас прости». И хоть напряжение между ними прошло только через пол года, сейчас всё в порядке.        Джоди его больше не беспокоит, да и вообще избегает даже в университете после начала нового курса. Ло подозревает, что виноваты его парни, однако он старается об этом не думать. От одного только воспоминаниях о её частном доме и другом Дилане у него сбивается дыхание и учащается сердцебиение.       Часть зимней сессии уже сдана, и вторая ожидается только после зимних каникул, чему Лололошка очень рад. От одних только первых экзаменов и зачётов у него голова кругом. И он всё чаще и чаще пытается забыться в нежной заботе своих парней, разумеется, отвечая тем же.        Парные браслеты, про которые он как-то тогда совсем забыл, теперь мирно покоятся на запястьях его и Дилана, Ричарду же пришлось купить дополнительный, хотя не обошлось и без жалоб, на которые Ди закатывал глаза, а Ло слабо улыбался.       Уже темно, хотя всего семь часов вечера. Он лениво вышагивает по улице, крепко держа за руки своих парней. Нос и щёки его раскраснелись от мороза, как ни пытайся он сохранить их в тепле, пряча под шарфом. Он почти всё время молчит, просто слушая, как Ричард что-то яростно доказывает Дилану, который только надменно фыркает, тут и там вкидывая колкие фразочки. Он ёжится, чувствуя, как холод пробирается под куртку.       Парни понимают без слов, и уже через несколько минут они сидят в ближайшем уютном кафе, и Лололошка, удобно устроив голову на плече Дилана и продолжая держать Ричарда за холодную руку, чувствуя тоже подморозившийся браслет, греет свободную о чашку горячего шоколада. Везде развешены разноцветные гирлянды, на столе стоят солонка и перечница-снеговик, напоминая о предстоящем празднике.       Он поднимает голову и смотрит на Дилана, которой в ответ поднимает бровь. — Итак, уже решил, что на Новый год хочешь? Ты так и не сказал. — подаёт голос Ричи, чуть крепче сжимая его руку в знаке нетерпения.       Ло не отвечает, осторожно смеётся, как над шуткой, которую понимает только он сам, и поочерёдно целует своих парней. Он уже получил свой подарок, самый лучший и незабываемый — их. Они в безопасности, рядом, и это всё, что ему нужно.