Страшные сказки тысяча и одной ночи

      Над Ялы сгущалась тьма, принесённая солёным ветром с берегов, омываемых Средиземным морем; моросил мелкий дождь. Серьёзные люди в деловых чёрных костюмах готовились рассаживаться в десятки бронированных автомобилей, но, словно по команде, расступились перед молодыми людьми, один из которых прихрамывал.       — Ферит! Ты это куда? — Седой старик едва стоял на ногах, того и гляди, рухнет на глазах у всех присутствующих, и даже трость, на которую он опирался, уже не была ему помощницей. Заметив парня, старик прищурился и в ультимативной форме произнёс: — Не знаю, что у тебя на уме, но ты не едешь.       Ферит тоже прищурился и заговорил. Его голос зазвучал ещё более ультимативно и грозно, чем голос его деда. Отступать он точно не собирался. Дед, конечно, мог снова, как и тогда, приказать своим псам, чтобы они схватили его и заперли, но сейчас он был не один, справа от него стоял брат и держал крепкую руку на его плече. Брат, которого он не желал видеть, проклиная тот день, когда тот переступил порог Ялы. Брат, который теперь был с ним на одной стороне.       — Больше года, дедушка, — Ферит разделял слова паузами и размахивал перед лицом деда указательным пальцем, — больше года я искал свою жену! Она провела там столько времени, и вот наконец-то мы напали на след. Представить боюсь, что этот маньяк делал с ней. Ты не заставишь меня сидеть дома!       Халис закашлялся и, кажется, на мгновение растерялся, но примерно десять секунд спустя, как и предполагал Ферит, прокричал:       — Схватите его и заприте! — Люди в костюмах тут же принялись выполнять приказ главы дома.       Но старший внук Аги Кайя-бей преградил им путь, выставив руку вперёд.       — Не смейте! — крикнул он, и всем окружающим показалось, что покрытое тучами небо разразилось грозой над бывшей столицей.       — Кайя, ты что себя позволяешь? — прохрипел Ага.       — Скорее, не позволяю снова запереть его, как собаку, — спокойно отреагировал молодой человек.       — Он только встал на ноги, он почти год не мог ходить, он до сих пор хромает! Ты что, хочешь, чтобы он полез в пекло? Да ещё и из-за кого — из-за девки…       — Не продолжай, не продолжай, дедушка, — зло прошипел Корхан-младший. — Сейран — моя жена! Она — мать моего ребёнка, и если ты сейчас скажешь ещё слово, то, клянусь Аллахом, ты меня в последний раз видишь!       Халис только открыл рот, скорее всего, для того, чтобы отдать повторный приказ, но вместо его голоса раздался голос Кайи.       — Повторяю, дедушка, я не позволю запереть его. Год назад я выпустил его, и сейчас не позволю заточить.       — Что получилось из того, что год назад ты выпустил его! — Халис опять принялся кричать, но из горла выдавился хрип и только. — Этот мерзавец его подстрелил, и Ферит не ходил целый год, а мог бы и вовсе остаться инвалидом! Ты об этом не думал?       — Я больше не совершу этой ошибки, дедушка, — спокойно произнёс Кайя. — Тогда я просто выпустил его, в этот раз я иду с ним.       — Я не позволю! — для усиления эффекта Ага стукнул тростью. — Я глава этой семьи, и вы будете делать то, что я говорю! Ферит, ты остаёшься дома!       В свете дворовых фонарей Халис, несмотря на слабое зрение, разглядел глаза обоих внуков. И в них были не любовь, как раньше, а раздражение и гнев. Он вдруг понял, что шантажировать Ферита деньгами и властью уже не выйдет — он слишком решителен, а Кайя на его стороне. Он, казалось, был в шаге от того, чтобы потерять своих внуков. Ему срочно нужен был козырь, и козырь пришёл к нему сам.       По тёмному двору прямо к Фериту бежала девочка, следом бежала служанка.       — Гюль, стой! Простудишься под дождём! Да и нельзя тебе бегать!       Ферит повернулся и обнял её, в ответ она обняла его, что было сил.       — Ты за Сейран? Я с тобой!       — Нет, моя роза, — парень присел на корточки. — Помнишь, что я сказал тебе однажды? Это мальчики должны защищать девочек. Я приведу её, а ты побудь с Генюль.       — Если ты уйдёшь, то назад тебя уже не впустят! — Вместо голоса Гюль раздался голос деда. Халис решил воспользоваться ситуацией и надавить на то последнее, кроме Сейран, что было дорого внуку. — А твоя сестра, которую ты так любишь, и твой ребёнок останутся здесь!       Ферит оскалил зубы, но ответить ничего не успел — вблизи раздался другой голос.       — Хватит, дедушка, не смей! — выкрикнула Генюль, чеканя острыми каблуками шаг. — Хватит! Это уже давно не особняк, а просто сиротский приют. Хватит!       Агу передёрнуло, словно по его телу прошёлся разряд тока. Трижды за последние полчаса он услышал от внуков «не смей, дедушка».       — Не смей угрожать ему! Что ты в таком случае расскажешь его ребёнку? — прежде чем продолжить, она кивнула служанке, чтобы та забрала девочку и увела в дом. — Что он жил без родителей только потому, что её отец оказался мужчиной и не бросил женщину, которую любит? Так ты же сам стремился воспитать из него мужчину, и вот ты смог — чем ты недоволен?       Следом она обняла брата и прошептала:       — Ферит. Иди, найди свою жену и приведи.       Девушка отстранилась, так, чтобы дед видел её полные решимости глаза, и заговорила так громко, чтобы он слышал её.       — Иди и приведи её, пусть войдёт как госпожа особняка Ялы. Не ты ли, дедушка, говорил, — она посмотрела на него, — что именно Сейран станет первой настоящей госпожой Ялы после бабушки Фазилет?       Ага вдруг понял, почему все вокруг советуют следить за своими словами столь же зорко, как и за честью, ибо однажды они могут стать оружием против тебя. Халис обвел взглядом своих внуков — они были сейчас едины, и листа бумаги меж ними не проложишь.       — Ладно, я согласен, она тебе нужна, несмотря на то, что…       Глаза Ферита вновь сверкнули яростью.       — Но ведь мы её ищем, напали на след! Мы приведём её. Тарык уже стрелял в тебя, а вдруг это повторится снова? В конце концов, я глава этого дома! — опять прокричал Ага.       — Да, дедушка, ты был главой этой семьи много лет, и когда-то ты создал империю из маленького ларька на базаре, да, — снисходительно заговорил Кайя, — ты был воистину велик — как Сулейман, поднявший страну из пыли и сделавший её могущественной империей. Но пришло время, и всю свою мощь он растерял, став просто больным стариком, который не мог встать с кровати; народ был уже недоволен, но тот не отпускал власть. Лёжа в кровати, мнил себя падишахом мира, пока его сыновья убивали друг друга. По-моему, это сейчас с тобой и происходит — ты уже стар, но всё ещё мнишь себя главой дома, пока где-то там маньяк истязает жену твоего внука?       

***

      — Больше года она провела там, — дрожащим голосом повторял Ферит снова и снова, глядя в зелёные глаза Ребекки; этот взгляд хоть немного, но успокаивал. — Представить не могу, что он с ней делал. Слава Аллаху, наш ребёнок оказался крепким, ему удалось выжить, несмотря на муки, которые пережила его мама. — Он привлёк жену к себе и поцеловал в висок.       Ребекка терпеливо слушала рассказ о том вечере, когда он наконец нашёл её, хотя изначально он хотел рассказать о дне, когда в Ялы появился Кайя, но Майклсон знала: то, что они перескакивают с темы на тему — нормально.       — Кайя тогда помог мне найти её, — Ферит снова вернулся к теме брата. Сейчас, сидя в кабинете Ребекки, он был безумно благодарен своему брату, хотя ещё несколько лет назад он бы посмеялся над этим. В его памяти вдруг всплыл тот день, когда он увидел Кайю в первый раз…       

***

      Кайя чувствовал себя ужасно неуютно. После серого Лондона с его бесконечными дождями и туманами яркое стамбульское солнце уже раздражало, и глаза слезились. Даже те лучи, которые проникали сквозь приоткрытое стекло автомобиля, не радовали. Пока машина стояла в пробке и всюду раздавались назойливые гудки и недовольные реплики, молодой человек размышлял, куда и зачем он вообще едет.       Недавно с ним связался его биологический отец, которого он видел только на фотографии, но его мама до самой смерти верила, что настанет день, и он войдёт в Ялы, получив всё, что принадлежало ему по праву, вернётся на родину к своей семье и обретёт корни. Так ему рассказывали всю жизнь, но годы шли, а семья отца им не интересовалась — до этого дня.       Поэтому, когда Орхан позвонил ему и попросил приехать в особняк, молодой человек упрямиться не стал, хотя бы потому, что ему было жутко интересно, чего через целых двадцать семь лет хочет его отец. Ведь Кайя был уверен, что у отца даже нет его телефона. Да и потом, последней волей его матери было его возвращение к истокам.       И вот он почти в конце пути, но не имеет понятия, как он войдет в особняк, встретит там незнакомых ему людей. Что он им скажет? Хотя, по всей видимости, это они ему что-то должны сказать. Раз отец не забрал его после смерти матери и не стал заботиться, но позвал спустя столько лет, ему явно есть, что сказать. Можно хотя бы выслушать. Ему и вправду было это интересно, ведь не так давно умер его старший брат, но его не позвали на похороны. Звонок раздался спустя три дня после гибели Фуата. Так что же произошло?       Машина притормозила, ожидая, пока откроются большие белые ворота, но ни одну из сложных задач за время пути Кайя так и не решил, поэтому, ничем больше не забивая себе голову и решив разбираться по мере поступления проблем, он просто вышел из машины и покорно пошёл вслед за седым стариком, который учтиво ему поклонился.       — Вы прибыли как раз к завтраку, Кайя-бей — сообщил мужчина, представившийся Латифом. — Мой Ага так и желал, чтобы сегодня вы позавтракали вместе с нами. Прошу…       Парень прошёл в дом или едва не попятился назад, увидев эту делегацию. На него с любопытством смотрели несколько пар глаз — он даже не мог их сосчитать. Напротив него, выстроившись в шеренгу, стояло несколько человек: три женщины и двое мужчин, один из них на вид его ровесник, и маленькая девочка лет пяти. По всей видимости, это были все обитатели дома, помимо прислуги. Впереди их всех стоял седой мужчина. Трясущейся рукой он сжимал трость. Не нужно было жить в Лондоне и быть Шерлоком, чтобы понять, что это не кто иной, как его дед, несокрушимый Халис-Ага.       — Кайя, мой дорогой внук! — проговорил старик и хотел залиться счастливым смехом, но вместо этого у него изо рта вырвалось что-то похожее на поросячье хрюканье.       Не удержавшись, где-то за его спиной брызнула смехом Генюль. Подметив, что без матери не так уж и плохо, — стой она здесь, тут же бы ударила её локтем, — наблюдая всю эту картину, не удержался от усмешки и Ферит. Да уж, нечего сказать, именно такого приёма и был достоен его братик.       Кайя лишь молча оглядел всех, пытаясь понять, над кем они смеются — над его дедом или над ним самим, потому что он был на них не похож. Его одежда не была такой строгой, у него теле были татуировки, пальцы украшали перстни, на шее висели цепи.       «Вырядился, как кукла, ещё серьгу бы в ухо нацепил», — подумал Ферит, окинув брата оценивающим взглядом, пока тот переминался с ноги на ногу, не зная, что ему делать дальше.       Спустя примерно минуту парень подошёл и, как того и требует обычай, поцеловал руку главе дома, хотя за всю свою жизнь в Лондоне к этой традиции не прибегал ни разу и хорошо, что вообще смог вспомнить.       Халис похлопал его по плечу, и молодой человек выпрямился. Следующим, к кому он должен подойти, был его отец. Орхана просто было узнать среди присутствующих. Несмотря на то, что он никогда не видел отца, он один подходил здесь по возрасту, да и, честно сказать, чем-то они всё же были схожи.       Молодой человек приблизился к мужчине и встал напротив. Тот лишь смело улыбнулся, а когда Кайя хотел поцеловать ему руку, остановил его и ограничился рукопожатием.       — Здравствуй, сынок! — он положил свои руки ему на плечи, но, как ни прилагал усилия, обнять так и не смог.       Наблюдая за этой сценой, Ферит пытался вспомнить, обнимал ли его когда-нибудь отец или это ему вообще не дано? Впрочем, в нём нежности было мало, да и чему удивляться — если посмотреть на деда, всё становилось ясно. Дети, к которым не проявляли нежность, становятся взрослыми, которые не могут её проявлять. Он смотрел на своего отца и своего брата, которые стояли друг от друга в двух шагах, но были абсолютно чужими людьми, и никто из них не решался обнять другого. Глядя на это, Ферит пытался решить, хочет ли он такой судьбы и для своего, пока единственного, ребёнка, и что ему делать во всей этой ситуации.       — Пойдёмте, завтрак как раз накрыли, — голос Халиса разорвал эту неловкость, словно липкую ленту. Отец и сын в какой-то мере были ему благодарны.       — Да, конечно, идём завтракать! Ты, наверное, устал с дороги, — оживился Орхан, поворачиваясь к остальным, — но сначала позволь тебе представить: это — моя жена…       Мужчина указал рукой. Гюльгюн улыбнулась; именно сейчас ей пригодились те уроки манер и этикета, которые ей преподавали в молодости, ещё до свадьбы.       — Добро пожаловать!       — Это — твой брат Ферит…       Ферит, в свою очередь, даже отвернулся и сделал вид, что не смотрит в сторону непрошеного гостя.       — Это — твоя кузина Генюль. Её мама, а твоя тётя Ифакат сейчас по делам в Антепе. — После он указал на девушку рядом: — Асуман — жена твоего покойного брата.       — Мои соболезнования, — Кайя пожал блондинке руку.       — Спасибо.       — А это Гюль, дочка твоей покойной тёти Зехры. Идём, сынок, проходи. — Орхан, как и Халис, похлопал его по плечу и провёл к столу.       Все стали рассаживаться — ведь за каждым из них всегда было закреплено своё место за столом. Только Кайя, который был в этом доме чужим, смирно стоял, не зная, куда ему теперь деться. Он находился в особняке минут десять, но уже пожалел, что вообще согласился приехать, и, будь его воля, прямо сейчас бы развернулся и уехал обратно. Но всё же стоило выяснить, ради чего он проделал такой путь.       — Кайя, сынок, — произнес Халис, — садись. Ты можешь сесть на свободный стул рядом с Генюль. — Ага указал рукой на место между внучкой и Асуман.       Ничего не подозревая, молодой человек опустился туда, куда ему сказал дедушка, и тут же ощутил на себе взгляды присутствующих. Все смотрели на него, а затем на четыре пустующих стула в другом конце стола рядом с маленькой Гюль.       Особенно к нему было приковано внимание женщины рядом. Асуман внутренне содрогалась, она хотела заплакать от обиды и боли, но ничего, кроме как молчать, ей более было не под силу. У неё всё ещё было место за этим столом, но уже не было права голоса. Она — всего лишь одинокая вдова, которая, в отличие от Ифакат, не сумела родить даже девочку, не то что наследника семьи, и её слово отныне не имеет никакого веса. Поэтому всё, что ей оставалось — это смотреть на то, как на месте её покойного мужа спустя всего пару недель сидит совершенно незнакомый человек, которого великий Халис Корхан захотел признать своим внуком.       Кайя в этот момент ощутил себя сейчас ещё меньше, чем эта маленькая белокурая девочка. Он не мог понять, в чём причина таких пристальных взглядов присутствующих. Он даже стал хлопать себя по карманам и одежде, думая, что, может быть, в его внешнем виде что-то не так…       Но в этот момент со стула поднялся его брат и приказал ещё более грозным тоном, чем дедушка:       — Встань!       Вот так всё и получается: эти знаменитые влиятельные семьи — не что иное, как просто большие машины, и если выпадает винтик, они обязательно находят, чем его заменить, но адское колесо должно продолжать крутиться. Всё так, но Ферит не желал с этим мириться и снова выкрикнул:       — Встань!       — Что? — переспросил Кайя.       — Глухой? — Ферит терял остатки терпения. — Фуат умер, но я ещё жив, и, пока я жив, никто не будет сидеть на месте моего покойного брата!       Услышав эти слова, Кайя засобирался было подняться, однако на него взглянул дед и взглядом приказал, чтобы тот не трогался с места. Не то чтобы он испугался взгляда своего деда или не то чтобы он не умел принимать самостоятельные решения — ведь, живя с тётей и бабушкой, именно он был мужчиной в их доме. Просто молодой человек решил, что все вокруг — не более чем чужие люди, в рядах которых он, скорее всего, не задержится, поэтому пусть разбираются сами. Он решил опуститься на стул и просто наблюдать за тем, что будет дальше.       — Пока я жив, этот стул останется пустым! — не унимался Ферит.       — Сейчас же сядь, паршивец! — закричал Халис, стукнув кулаком по столу с такой силой, что тарелки подпрыгнули и из стаканов расплескался чай.       Гюль взвизгнула и вновь закрыла уши руками, опустив голову и зажмурившись.       Однако на сей раз от стука и крика Ферит, в отличие от Гюль, даже не вздрогнул. Внутри болело сильнее. Он продолжал стоять, повернувшись лицом к своим родителям. Он обратился к матери, которая сидела, закрыв глаза, а по щекам текли слёзы, и отцу, который молча вжал голову в плечи.       — Вы сидите, браво! — молодой человек похлопал в ладоши. — У вас всё нормально? О’кей? — он щёлкнул пальцами над их головами. — Приём! Он посадил нового любимчика на место вашего сына!       От родителей не было никакой реакции, и он снова обратился к деду.       — Делай с ним, что хочешь — мне плевать; я его не знаю, он мне никто. Я его на улице встретил — не узнал бы! Но скажи ему, чтобы он не смел сидеть на месте моего брата!       Халис молчал, невозмутимо отвернувшись, словно Фериту четыре, и он просто спокойно пережидает детскую истерику. Молчал и Орхан; он просто ещё больше вжался в стул и опустил голову, будто бы надеясь, что его так не видно вовсе, а женщина рядом с ним просто плакала, содрогаясь всем своим телом и всхлипывая, но молчала. Кайя, который наблюдал за этой сценой, осознал, что ему даже жаль её, хоть он, как ему казалось, совершенно справедливо всегда её недолюбливал — ведь она занимала место, которое так и не заняла его мать, — но сейчас Гюльгюн не его враг, а просто безутешная мать, вынужденная наблюдать, как стул её покойного сына теперь занят другим человеком, а она ничего не может сделать, потому как, несмотря на то, что она — мать двух наследников, у неё, как у невестки, на самом деле нет никаких прав.       В разы интереснее для Кайи было другое — его отец. Орхан был совершенно безучастен и, кажется, вообще не подавал признаков жизни, просто сидел с закрытыми глазами и ждал, пока что-то решится без всякого его вмешательства, из чего молодой человек сделал вывод, что его отец — бесполезный и бесхребетный, и похоже, что даже его приезд был вообще не его инициативой. Скорее всего, так приказал дед, который в ответ на справедливое замечание Ферита только и мог стучать кулаком по столу.       Не дождавшись какой-либо поддержки или хотя бы реакции от окружающих, Корхан-младший просто вскочил из-за стола и, отбросив свой стул с таким грохотом, что Гюль ещё сильнее согнулась и, кажется, вовсе спрятала голову под стол, подлетел к своему новому братцу и, за грудки вытащив его из-за стола, просто ударил с размаху по лицу.       — Если ты не хочешь добровольно вставать с места моего брата, я тебя сам подниму!       А через минуту началась настоящая драка. Все были настолько обескуражены, что никак не реагировали — просто смотрели, как два молодых человека, сцепившись, отлетели к стене, а через минуту Кайя почувствовал, как что-то тёплое потекло по губам. В этот момент уже Халис подскочил из-за стола и настолько быстро, насколько мог, оказался возле них. Схватив Ферита за шиворот, он отбросил его с криком:       — Ах ты подлец! Как ты смеешь вести себя так с членом своей семьи? — Халис стал весь красный от возмущения.       Ферит вырвался из цепкой хватки деда, ещё удивляясь, откуда у него при тяжёлой болезни столько сил, и прокричал в ответ:       — Он мне никто! Я же говорю, если бы я его на улице встретил, я бы его не узнал! Это ты его зачем-то сюда приволок!       В следующий миг в тишине гостиной раздался хлёсткий удар — это Ферит получил очередную пощёчину. В течение жизни он вел себя так, что это не было для него в новинку, но сейчас было особенно больно. Сейчас он поставил на место Фуата, на их место, другого человека. Они всю жизнь жили, не переча приказам деда, всю жизнь старались его не разочаровать, хоть и не очень-то получалось, а он, несмотря на все старания, вот так просто приводит в дом чужих.       Ферит огляделся. Дедушка ударил его, но родители продолжали смирно сидеть на своих местах. Мама заливалась слезами, а отец даже не глядел на него, однако со своего места встала и подбежала к ним маленькая Гюль. Девочка, сколько себя помнила, наблюдала, как её дед Насух, такой же громкий и властный, как и Халис, бил её сестру Рейян, а та потом подолгу плакала в конюшне рядом с любимым скакуном. Гюль не понимала, почему в этих богатых красивых домах, что похожи на дворцы, всё повторяется. Почему ничего не меняется? Почему везде крики и боль? Она подбежала к дяде, обняла его за ноги, пытаясь защитить, как защищала бы Рейян.       Халис снова занёс тяжелую руку над лицом внука, но вдруг заметил голубые бездонные глаза внучки. Она смотрела с таким укором, что ему впервые за многие годы стало не по себе.       Ферит вытер слёзы, которые потекли от боли и обиды по щекам, поднял малышку и поспешил унести её прочь, а она приложила маленькую ладошку к щеке брата.       — Не волнуйся, моя весенняя роза, — он аккуратно поцеловал её в лоб, который всё ещё был перемотан больничными бинтами из-за операции, которую она не так давно перенесла. — Мальчишки иногда дерутся, ты разве не знала? Но главное, это я должен и буду тебя защищать, это мальчики должны защищать девочек. Хорошо?       Девочка кивнула.       — Идём, я с тобой поиграю, а дедушка пока расскажет Кайе-бею, что на самом деле собрался делать и где на самом деле сейчас находится наша тётя Ифакат, которой здесь нет. Пусть дедушка ему расскажет, что она ищет для меня и для него жен, что совсем скоро ему придётся жениться на незнакомой женщине, независимо от того, хочет этого или нет — главное, что так желает дед!       После этих слов Кайя, кажется, забыл про разбитую в кровь губу и уставился на деда, а Ферит, покрепче обняв Гюль, вышел из столовой. На сегодня с него хватит. Что будет дальше, как дед начнёт объясняться с Кайей, его больше не волновало.       Всё, что он знал — что чужой человек, сидящий на месте Фуата, никогда не станет ему по-настоящему близок, и Ферит сам этого ни за что не допустит, потому что убеждён, что одного человека просто нельзя заменить другим. Однако время, которое заставляет даже горы передвигаться с одного места на другое, всё изменит. Однажды, когда его любимой жене будет нужна помощь, именно Кайя не останется в стороне, забыв всё, что было в начале пути. Но до этого момента должны пройти годы, которые будут наполнены весьма непростыми днями….       

***

      Весь этот день Ферит провёл с Гюль. Он даже не спускался и никому не открывал дверь, совсем не желая знать, что происходит вокруг. Под вечер, когда он, держа спящую малышку на руках, сидел на террасе, в её комнату кто-то вошёл.       — Спит? — спросила Генюль, пройдя на балкон.       — Спит. Она очень испугалась деда, — тяжело вздохнул парень. — Он же знает, что она живёт с пулей в голове, ей нельзя так нервничать. Неужели ему никого не жаль!       В ответ на это девушка дёрнула плечом.       — Ты утром сказал Кайе, что мама ищет для вас невест. Ты был немного не прав —мама не ищет. — Генюль взяла паузу, чтобы дать кузену возможность обрадоваться тому, что он может избежать брака — всё ж издеваться она любила с детства. — Она уже нашла. Суна и Сейран Шанлы. Завтра их привезут в хамам, мама их осмотрит и, если её всё устроит, вы отбудете в Антеп.       — Подожди, — парень недоумённо вытаращил глаза. — Моя жена должна устроить твою маму? А меня не должна?..       — О свадьбах нашим родителям сообщал Латиф-эфенди. Их не спрашивали, устраивает ли их… У старших больше опыта.       — Опыта в чём? Как прожить несчастную жизнь? О да…       — Тебе она выбрала старшую, Суну, а младшую отдадут Кайе.       — Аллах, почему это? — воскликнул Ферит, вздёргивая густые брови. От громкого звука в его руках вздрогнула Гюль. — Кайя старше меня на целых три года, вот пускай он старшую и забирает — почему старшую мне? Вдруг мне другая понравится?       — Потому что в той семье тоже есть иерархия, как и везде, и старшая сестра в приоритете. Её отдадут тебе, как законному наследнику, а младшая заберёт, что осталось, — проговорила девушка. — И потом, ты же не хотел жениться, но уже не исключаешь, что тебе кто-то из них может понравиться…       — Я, как законный наследник, сам выберу, а этот не пойми кто пускай и берёт, что осталось, — брезгливо проговорил Ферит, проигнорировав слова сестры.       — Ты не о том думаешь, брат. — Генюль наклонилась к нему и зашептала: — Если собираешься рассказать про Пелин, то сейчас. Когда наденут кольца, будет поздно!       Ферит это прекрасно понимал, как и то, что после случившегося сегодня выиграть этот бой за право жить своей жизнью вряд ли получится…