Он и Она

Гет
В процессе
NC-17
Он и Она
Поделиться
Содержание Вперед

Capitano. «Может быть, и трепетные чувства в его сердце есть?»

      Для сурового нрава напыщенность ни к чему. Суровый нрав сам по себе будит в человеке уважение к тому, у кого тот самый нрав, точно у зверя, привязанный цепями рядом восседает. Слабые прогибаются под такими, носятся вокруг, будто лишенные воли. А он, разглаживая ткань перчаток на своих руках, благодарит их за хорошую службу. И не сказать даже, что от его благодарностей по коже мороз бежит. Но он бежит, острыми когтями на пальцах пробираясь всё глубже и глубже. Он в чужих сердцах не нуждается, но владеть сравнимой с божеством силой — всё-равно что завоевывать любую крепость по щелчку пальцев. Ведь каждый из рядов фатуи готов положить жизнь за службу такому, как он.       У Капитано вредных привычек нет. Он уверенный, сосредоточенный, ты всё пытаешься найти лазейку в его толстой броне, чтобы узнать о нём побольше, но в ответ он лишь легко стягивает оба твоих запястья одной своей медвежьей лапой и с легким хмыком — насмешливым таким — говорит, что так делать не стоит. Ты деловито осматриваешь тень, нависающую над лицом под шлемом. Скрываются ли там необычайного цвета глаза? Он ни разу не ослабил бдительности, чтобы позволить тебе хоть чуть-чуть увидеть, что же за человек находится под маской. Но за столь большое доверие, исходящее от него в твою сторону, ты уже была благодарна.       К счастью или к сожалению, рождён он был не для любви. Чёрные, словно смоль, волосы, длинные и отливающие при свете луны блеском, он собирает только лишь тогда, когда на поле боя разгорается поистине великое сражение. Кровавые следы под его ногами, снег, таящий под алыми реками, скользящими с изуродованных тел — всё смешивается в единую картину, написанную рукой искусного художника. Сострадание и любовь ему неведомы. От того и великая сила его непоколебимых принципов. Капитано — строгий к себе человек. Ну, а человек он настолько, насколько положено судить о людях по первому взгляду на них.       По сей день наблюдая за ним, ты видишь суетящихся вокруг него солдат. Он не обращает на них внимания. Он признает чужую силу, но не признает поражений. Ему угодить — всё-равно, что ограбить банк Северного Королевства — то есть, сорвать дикий куш. Дикий, точно его аура, вдалеке едва различимая, пока громадная фигура не вырастет скалой прямо перед тобой. Он — человек слова. Его голос спокойный, отдает лёгкой стальной серьезностью, когда речь заходит о долге. И ничего не мешает ему иметь высокую репутацию как среди союзников, так и среди потенциальных противников.       Тяжелая поступь грузной фигуры напоминает лязг стали скрещенных в бою мечей. Он никогда надежд пустых не даёт. А потому отдать своё сердце ему — самый правильный и самый тяжелый выбор, к которому тебя склонила жизнь. Всё же, он был никем иным, как самым сильным человеком на просторах этого мира. Ни разу не целовал. Ни разу не обнимал. Лишь гладил по голове, подманивая жаром своих крупных ладоней, которые изредка обнажал от перчаток и ласкал твои щеки. Часто красные, привыкшие к местным морозам. Он даже не говорил, что любит. Будто обязали его тебя в жены взять. А как вы вообще познакомились — помнит ли он?       Сглатываешь вязкую слюну. Смотришь на него снизу вверх, распахивая губы в порыве что-то сказать, но вместо слов вырываются лишь скрежещущие звуки, на которые он хмыкает. Съеживаешься слабо, вдыхая раскаленный зимний воздух и выдыхая теплый пар.       — Здравствуй, — тихо произносит он, остановившись перед тобой. В шубе с густым мехом, широкий, высокий, тебя и не видать тем двум охранникам, что ведёт он за собой. Будто так уж они ему и нужны. Киваешь ему.       — Здравствуй, — подобие улыбки касается твоих губ и ты невольно снова всматриваешься в мрачную тень доспеха. Щеки снова краснеют, а от молчания, натянувшегося между вами, уже и не кажется, что только от мороза. Жмешь руку к груди.       — Идите вперёд, — кидает мужчина за спину, даже не смея обернуться. Подмечаешь неожиданно, что топот их ног созвучен твоему сердцебиению — так же быстро стучит, как убегают те глупые фатуйцы. А может и куда быстрее…       Капитано дергает застежку перчатки, обнажая ладонь, и ласково скользит большим пальцем по твоей щеке, выводя то ли снежинки, то ли морозный узор на ней неотрывными движениями. Ты прикрываешь глаза. Как кошечка, слабо, неуверенно ластишься к его теплой руке. Нежный. Всегда такой ласковый в прикосновениях, и такой неумелый в чувствах. Ты невольно возвращаешь на него взгляд, боясь на самом деле даже ресницы распахнуть. Вдруг уйдёт. Вдруг прекратит. Твоё сердце — осунувшееся любить за двоих — дрожит, боясь, что муж бросит. А ты так счастлива была, когда брат, вернувшись из похода с ним, сказал, что такой сильный человек хочет взять в жены не абы кого, а тебя; сказал, что тот видел, как ты раненных с лекарем лечила по возвращению отряда.       — Я… — бросает он, подгибая пальцы и на секунду прекращая касаться. А ты тут же хватаешь его руку, прижимая её ближе и смотря просяще.       — Не прекращай… — облизываешь губы, приподнимая лицо из-за шарфа сильнее и сводя жалобно брови. — Прошу тебя…       — …Отужинаешь со мной? — произносит он, чуть помедлив, и лёгкие слёзы блестят в твоих красивых глазах, заставляя его аккуратно стереть бегущую дорожку с твоей щеки. Ты опускаешь лицо, киваешь ему и вжимаешься в твердую фигуру, пряча лицо в меху. Может быть, и трепетные чувства в его сердце есть?
Вперед