Год сурка

      Вечер в Улан-Баторе прошел классно: сувенирами закупились, смеялись долго, пока национальные шапки примеряли, потом совсем расслабились, в ресторане позволили себе выпить монгольской водки, которую из козьего молока делают. Говорят, что от неё пьянеют вообще не замечая, но они выпили совсем по чуть-чуть, похмелье никому особо не нужно, хоть сейчас и межсезонье. Марк нормально себя чувствует, слегка только в голову ударило, но всё равно на Женьке виснет, включает актерское мастерство, пользуется, если честно, ситуацией. Пока до отеля дошли, Димка с Лизой испарились куда-то, Марк в вестибюле на диван валится, утягивая за собой Женю, в плечо ему носом зарываясь. Давно так не сидели, соскучился ужасно, только раньше не приходилось пьяным притворяться. Голова, и правда, немного кружится от тепла Женькиного тела, хлопок футболки щедро дарит его запах вперемешку с парфюмом. Последний у Жени только на одежде и задерживается, с кожи и волос выветривается быстро, подавляемый собственным тонким, почти молочным ароматом.       — Как тебя так угораздило-то? — недоумевает Женька. — Вроде одинаково все пили, почему развезло одного тебя?       А сердце кровь гоняет не одинаково. У Марка быстрее всех. Сейчас особенно.       — Не знаю, — бормочет еле слышно, стараясь дышать как можно глубже. — Кто разберет эту их водку…       — Я ещё душ не принимал, от меня потом пахнет, наверно, — это у Жени внезапный приступ чистоплюйства.       «Душу бы продал за этот запах», — думает Марк, но вслух такое не скажешь.       — У меня нос заложен.       — Не ври, ты бы тогда ртом дышал, — парирует Женя, усмехаясь.       Люблю тебя и твою проницательность.       — Что-то меня подташнивает… — старательно вживается в образ.       — Тут душно, может на воздух выйдем?       Ты мой воздух.       — Только не шевелись, — хватается за соломинку Марк. — Вертолет…       — Чем тебе помочь-то, болезный?       Ох, лучше не спрашивай.       Марк берет Женину руку, кладет себе на лоб.       — Прохладненькая… Держи так.       — Тут дверь всё время хлопает, мешает, наверно. Тебе бы в номер пойти.       Мешает, да. Тут вообще сплошное помешательство. И в номер, конечно, хочется.       — Пять минут… — совсем уже Марка разморило.       — Пьянь московская.       — А ты питерский секси-кот.       Черт, вслух сказал!       Женя плечом нервно дергает, голову поворачивает, всей пятерней захватывает Марков подбородок и смотрит в глаза пристально. И, конечно, видит, что взгляд почти трезвый.       — Не стыдно? Я всё Саше расскажу.       Рассказывай.       — Нет, только не Саше!       Как это было в мультике про Братца Лиса и Братца Кролика? Только в терновый куст не бросай! Терновый куст — мой дом родной. Тем более, что терновый венец уже был.       Марк наглеет напоследок: обнимает Женькины плечи и прижимается сильнее. Женя выдыхает, потом делает вдох, как будто хочет что-то сказать, но вместо этого поворачивает голову и прижимается губами ко лбу. Замирает так, дышит Марку в волосы.       Где-то в параллельной вселенной у Марка есть Женя. Хотя нет, в мире, где всё как положено, они бы не встретились. А здесь они могут дышать друг другом, пусть впервые за несколько месяцев, пусть ненадолго, но если учесть, что жизнь — песчинка в Божьих часах, то это украденное мгновение — чем не вечность?