Потерянная: путешествие по забытому миру

      Люмин растерянно заморгала, судорожно размышляя. И всё же призналась Кадзухе. Он смотрел на неё так, словно ему особенно важна её вера в него.       — Я не понимаю…       — Впервые за всю свою долгую жизнь я испытал настоящий страх смерти. Всё, что было до, не идёт ни в какое сравнение. Когда я бежал с ритуала, то смог скрыться от защитников.       В бегах, Кадзуха оказался вынужден прыгать со скалы, прямиком в пустошь ошеломляющей высоты. Не смотрел вниз, на море, сливающееся на горизонте с темнотой загадочной ночи. Кадзуха оказался далеко от берега и теперь летел вдоль него, на пределе используя анемо, каждую секунду ощущая, что в следующую его схватят, и он пропадёт. Чувствовал убивающую усталость и жгучую боль, с которой необузданные силы Архонта бушевали в его напряжённом и вечно молодом теле. Летел ужасно долго. Аномально долго.              — Глубокой ночью, когда я коснулся ногами поверхности моря, был уверен, что утону, но я оказался лишь по колено в холодной воде. Смог избежать нежелательной встречи с рыцарями, которые охраняли берег. Из их разговоров я с удивлением понял, что оказался в Монштадте. Моя удача: я знал, что они меняют людей на посту по утрам.              В тот же день он забрёл в чей-то заброшенный дом. Нашёл немного провианта. И разбитое зеркало.              — … Тогда я и увидел седую прядь в своих волосах.              Кадзуха тревожно вздохнул.              Люмин смотрела на него теперь так, словно перед ней раскрывалась тайна Вселенной. Приподнятые в удивлении брови сами по себе нахмурились. Она постаралась ответить ему изо всех расслабленно, но… Смутная догадка вновь прошлась по телу электрическим током. И её приглушённый голос дрогнул.              — Ты умираешь?              Кадзуха неуверенно произнёс, нервно заламывая пальцы.              — Люди перестали стареть сотню лет назад. А с моего побега прошёл всего год. Раньше обычно люди не замечали у себя за год особых изменений в плане… старения. И только время сможет показать мне правду. Не знаю…              Тревога вновь затуманила его разум. Будто бы там, в лабиринте темниц, он не позволял себе что-либо чувствовать. А теперь, на частичной свободе, запертые на семь тяжёлых замков переживания вылились наружу и застряли в горле горьким комом.              Его перевязанная грудь рвано вздымалась. Он… напуган?       Люмин увидела кое-что. Что-то, что до боли в сердце знакомо. Именно так выглядели потерянные в лагере Ваншу. Готовые рвать на себе волосы, напуганные до смерти люди.              Она не умела успокаивать. Приводить в чувства одним лишь волшебным словом. Но именно сейчас, именно этого искренне пожелала.              — Ты… — робко протянула Люмин, неосознанно ближе подавшись к нему. Теперь она стала той, кто отчаянно пытался поймать чужой, напряжённый взгляд. — Ты боишься умирать?              — Чудо, что я ещё жив, — очень тихо заявил он, медленно забираясь пальцами в волосы, запрокидывая локоть кверху и устало облокачиваясь на стену, повернувшись к Люмин немного боком. И чем тише он говорил, тем громче его голос отзывался в её грудной клетке.               — Знаю, что не спасись я тогда, исчез бы совсем. Навсегда. Чжун Ли не удалось убить меня изнутри, а это… — другой рукой он коснулся окрашенной в красный седой пряди, хмуро разглядывая её и наматывая на пальцы, — побочный эффект, пожалуй?              — Думаешь, он и правда хотел тебя убить? — осторожно заметила Люмин, выдыхая. И силясь не выдать, как в геометрической прогрессии в ней нарастает обеспокоенность о нём. Как задрожали её тёплые руки, сжатые на коленях в кулаки.              — Да. Знаю, вижу, что ты не можешь до конца мне поверить.              Кадзуха смущённо провёл ладонью по лбу и тихо засмеялся сам над собой. Его чёлка упала на переносицу.              — Я много размышлял... Может, я и безумец. Я боролся за то, чтобы люди смогли жить как раньше, а теперь ужасно этим напуган. Что если бы я позволил Чжун Ли всё закончить? Может, если бы я не прервал ритуал, то не произошло бы того, чего произойти уже так давно не может. И правда ли я старею? Если честно, я не готов узнать правду. Жил год, словно в плотном тумане. Присоединился к отступникам, они доверились мне. Я больше не могу без тревоги смотреть на себя в зеркало. Кажется, будто вижу новые морщины. Может, я – такое же странное исключение из правил, как и ты. Но Чжун Ли – это всё ещё один из богов, одаривший людей бессмертием.               Кадзуха прервался, а после искривился в горькой усмешке.              — И он может отнять его обратно.              Её оглушило кошмаром всей ситуации. Смерть? Её уверяли в том, что жизненный цикл возобновится вновь, но только после победы над эрозией. Потом. Не сейчас. Когда-нибудь… Нескоро? Не так внезапно. Это неправильно. Люмин пальцами коснулась его напряжённого, едва дрогнувшего от тёплого касания плеча. Кадзуха поймал её тревожный взгляд.              Люмин опечаленно смотрела в его затуманенные пустотой глаза, не зная, что говорить. Что ей стоит сказать.              Почему же именно он?              Почему только он?              — Венти… — её глаза в ужасе округлились, и она неосознанно сжала его обнажённое плечо. — Ты хотел предупредить его.              — Да, — вдруг он с досадой стукнул себя ладонью по лбу. — Он не поверил. Я не смог достучаться. Не с того начал. Я идиот…              Внезапно дверь в комнатку распахнулась и в неё без спроса вошёл хмурый Дилюк. Люмин тут же отстранилась от Кадзухи, чувствуя смятение. Рагнвиндр же либо ничего не заметил, либо сделал такой вид. И грубовато вымолвил, обращаясь к Кадзухе.              — Выходи.              Кадзуха неохотно поднялся с матраца, у выхода неуверенно обернулся к Люмин. Глубоко вздохнув, решительно признался.              — Я больше не хочу тебе лгать. Я всё рассказал, потому что ты заслуживала узнать правду. Но это… не единственная причина.              — Теперь ты всё знаешь, и ты можешь решить пойти с нами. Времени пять минут, — безжалостно перебил Дилюк, окинув её тяжёлым взглядом и скрестив руки. — Но учти, что мы собираемся спасать не только твоего дорогого друга-священника, а и всех остальных. Подумай об этом. Мы будем ждать тебя в главной комнате, если решишь, что ты теперь с нами.              — А если я откажусь?              — То встретимся после нашей победы.              Последовало молчание, и парни оставили её одну, закрыв за собой дверь.              Они дали ей пять минут. Словно оторвали и швырнули в неё клочок времени. Этого было ничтожно мало для того, чтобы во что-то поверить. Порой и всей жизни не хватает, чтобы почувствовать внутри себя безграничную веру.              Всё, что они оставили ей, это сомнения, выливающиеся из краёв. Смутные, тревожные догадки, мелькающие в сознании, словно далёкий свет потухших звёзд.              И сокровенное желание вжаться в угол комнаты. Оставить позади всё. Закрыть уставшие глаза. Представить, что она больше не здесь. Что всё… не так. Но мир предательски не перестаёт существовать даже тогда, когда мы так сильно хотим верить в то, что когда мы откроем глаза, то всё станет иначе.              Люмин хватило этого времени.              Звук её тихих, приглушённых шагов затерялся в громком шёпоте собравшихся в общей комнате людей. Но только он мог услышать её.              Кадзуха вдруг искренне удивился, молча уставившись на Люмин. Случайно заметивший её Беннет, тут же отвлёкшийся от переговоров, попытался скрыть свою радость. Вышло не очень хорошо. Но довольно громко, чтобы теперь об её присутствии узнали и другие отступники.              — Люмин!              В её сторону обернулись все, от чего в ней тут же с новой силой вспыхнуло смущение. Все они… будто были уверены, что она придёт. Странно, будто бы заговорчески, улыбались и переглядывались между собой. Люмин же решила продолжить молчать и стояла, сцепляя пальцы в замок и нервно покусывая губу.              К ней подбежал от чего-то резко обеспокоившийся Кадзуха.              — Если ты заставляешь себя, то не надо, — выговорил он поспешно, останавливаясь в шаге от неё. Люмин озадаченно посмотрела на его ещё более взволнованное лицо, скептически выгнув бровь. О чём он думает?              — Нет, не в этом дело, — неловко пробормотала Люмин, после опустилась на диван, когда ей вежливо уступил своё место Беннет. — Я не решила, верить ли вам. Это… невозможно так просто решить. Но это ведь и не то, что мне нужно сейчас. Я очень хочу помочь Венти, если ему и правда грозит опасность. И не только ему одному. То есть… — чуть зарделась она, теперь стараясь говорить громче и утвердительнее, встречая их заинтересованные взгляды. — Я ведь всё ещё рыцарь Ордо Фавониус.              — Это вряд ли, — шутливо усмехнулся Беннет, от чего получил многозначительный удар локтём под рёбра от Моны.              — Я-я понимаю! — засмущалась она только больше, вцепившись ногтями в жесткую обивку дивана, как в последний спасительный круг. — Но я ведь давала им всем обещание. Если жители в опасности, я должна что-то делать. Должна хотя бы попытаться. А оставаясь здесь, я не смогу никому помочь. Я не хочу видеть целый город потерянных людей.              — Это мудрое решение, — выразил своё мнение Дилюк, стоящий напротив неё, завязывая длинные и безнадёжно лохматые волосы в тугой хвост. — Главное, что вовремя.       .       — Я не имею в виду, что присоединяюсь к вам или что-то вроде… — опасливо заметила она, решив, что лучше обозначить эту важную деталь сейчас.              — Нас устраивает и временное сотрудничество, — уверял её с ободряющей улыбкой Беннет, опустив тёплую ладонь ей на плечо.              — Приемлемо, — кивнул Дилюк, поправляя накидку на плечах. — Теперь все в сборе. Ждём.              Люмин вопросительно посмотрела на него, но, не решаясь заговорить, отвела взгляд к Кадзухе, стоящего рядом с ним. Повезло: он понял её без слов.              — Альбедо умеет проваливаться сквозь землю, делать под ней ходы. Так мы и выберемся. Он доставлял раненых в безопасное место, и должен вернуться за нами с минуты на минуту.              — И куда мы пойдём?              Кадзуха недовольно хмыкнул. Никто почему-то на неё больше не смотрел.              — Не хотел бы я отводить тебя в такое место…              

***

                    Ходы оказались настолько тесными, что иногда им приходилось добираться ползком. Люмин ловила себя на мыслях, что она несказанно рада сейчас тому, что на ней всё ещё надет тот приподнесённый ей Венти чёрный плотный костюм, а не старое, но любимое белое платье.              Они долго плутали по скверным проходам, пахнущим плесенью. Если бы воздух мог умереть, то именно это здесь с ним и произошло. Успешно побеждая очередной рвотный позыв, чувствуя, как она стала замерзать, Люмин вскоре обратила внимание, что звуки их шагов теперь слышатся иначе: они отдаются гулким эхом, отскакивающим от множества стен.              Огонь в руках Дилюка и Беннета разгорелся сильнее. Пламя отгоняло мрак к стенам, и Люмин смогла осознать масштаб пространства, в котором они очутились. Поражённо остановившись, она огляделась по сторонам. Казавшееся огромным пространство пронзало множество сталактитов и сталагмитов, отливающих серебром.              — Мы в пещерах. Не беспокойся, тут никого, кроме нас. А уже скоро мы прибудем на место, — Кадзуха пальцами мягко подтолкнул её в спину, после чего поравнялся с ней.              — Пещера… Точно, очень похоже на пещеру, — поразмышляла вслух Люмин, заинтересованно оглядываясь по сторонам. — Тут и правда холодно.              — Я бы дал тебе своё хаори, если бы не потерял его в темнице.              — Я ведь могу теперь и сама себя согреть.              Кадзуха весело хмыкнул.              — Точно.              Вот именно. Ему, наверное, тоже до чёртиков холодно. Стоит ли предложить ему погреться?              Архонты… Она ведь не живая батарея… Как здорово, что в полумраке пещеры не заметно её смущение.              Говорят, гениальные мысли приходят к нам неожиданно. Это сейчас и произошло с Люмин. Словно загорелась воображаемая лампочка над головой. От простоты идеи захотелось ударить себя кулаком по лбу, сожалея о том, что не додумалась до этого сразу.              Если владельцы льда, крио маги, могли охлаждать вокруг себя воздух… То носители пиро могут согреть? Люмин не замечала, чтобы Дилюк или Беннет могли. Только если «разгорятся» настоящим огнём. В конце концов, у неё уже вышло один раз согреть его руки. Идея просто-напросто обречена на успех. Она согреет так и себя, и всех остальных.              Люмин продолжала идти, не замечая его вопросительные взгляды, которые Кадзуха задумчиво на неё то и дело кидал, когда она тихо сама себе довольно улыбалась и кивала.              Пытаясь сосредоточенно нащупать в себе тепло, не смотрела под ноги. И оступилась. Реакция Кадзухи оказалась моментальной. Он успел поймать её на лету. Помог встать. И замер.              Кадзуха продолжал касаться её плеч. Поражённо выдохнул тёплое облачко пара в её вздёрнутый холодный нос – Кадзуха оказался лишь слегка выше неё.              — Ты…              Кадзуха медленно отстранился, слегка проведя кончиками пальцев по её рукам вниз.              И неуверенно проговорил следующее.              — Ты не перестаралась? Я почти обжёгся.              — Что там у вас происходит? — настойчиво спросил Дилюк, идущий впереди всех.              — Всё в порядке, я и Люмин уже догоняем. Давай, идём.              Погодите. Обжёгся? В голове громкими барабанами забился пульс. Закололо в холодных пальцах.              — Но… я совсем не согрелась. Мне всё ещё холодно.              — Ты… серьёзно? — остановился он тоже, когда Люмин впала в ступор. — Но твоя кожа очень тёплая, клянусь.              — Кажется, передо мной очередная неразрешимая загадка, — с горечью ответила вскоре Люмин, когда они догнали остальных и подошли к одному из множества узких, тёмных выходов из пещеры.              

***

             Представьте себе трущобы.              Грязные улицы, пахнущие сероводородом. Раскиданный повсюду гнилой мусор. Неопрятных, безжалостных жителей этих мрачных мест, где в тихих, тёмных переулках свершаются преступления. Где ни для кого не осталось места под жгучим, тёплым солнцем.              Это место находилось глубоко под землёй. Огромное подземелье стало последним пристанищем бедняков, брошенных людей и тех, кто навечно омрачил свою репутацию.              Люмин, Дилюк и Мона аккуратно, медленно спускались по скользким выточенным ступеням вниз. И только когда через пару минут они достигли незаметного входа в подземное поселение, Люмин почувствовала этот резкий, пропахший потом и гнилью запах, от чего мигом зажала себе нос, невольно дёрнув цепь своих оков на себя, из-за чего Мона на неё чуть не рухнула, а после одарила её угрожающим взглядом.              — Веди себя тихо и не вызывая подозрений, — шикнула она ей, предупреждающе округлив серые глаза.              Единая цепь. Общие оковы. До того, как очутиться в этой огромной пещере, они заглянули в другую, куда проделал им ход Альбедо. Крохотная пещера, где приходилось сильно нагибаться, едва напоминала чью-то комнату. Большой плоский камень служил столом, поменьше – стулом, а при желании и жёсткой кроватью. В углах были скинуты разные старые деревянные ящики, годами гниющие в этой сырости.              Оттуда они и достали грязную рваную одежду и кандалы. План Дилюка оказался до безумия прост.              Вместо солнца в этих трущобах тускло горели фонари, которых можно было посчитать по пальцам. Вместо бескрайнего моря и рек – подземное озеро с мерзким вкусом воды, на берегу которого стояли куда более ухоженные ряды каменных домов.              Вместо денег – люди.       — Вспомнишь солнце, вот и лучик, — грозно ухмыльнувшись, вымолвил сторожила, похожий больше на шкаф с горой мышц. — Рагнвиндр, давно ты сюда не заявлялся!              — Да. Пришёл развлечься.              Человек с грозным шрамом на всё лицо и сальными, чёрными волосами злорадно ухмыльнулся. Отошёл в сторону на шаг и обвёл их, «рабынь», косым взглядом. После чего удивлённо присвистнул и мерзко облизнулся. От неприятного чувства в груди, тошнотворного запаха и гнетущей атмосферы Люмин захотелось сжечь здесь всё к чертям. Она заставила себя опустить взгляд в пол. Как она и должна была.              — А я уж думал, ты из этих! Лет сто тебя с бабами не видел, — ехидно заметил сторожила. — Одолжишь блондиночку на пару часов?              — За бесплатно и на пару минут не отдам.              — Разумеется, ублюдок ты богатенький. Если придёшь сегодня на торги, точно выручишь больше, чем за всё своё вонючее пойло.              — Ещё одно слово о моём детище, не получишь и капли вина.              — Да я и не сказал ничего! Ладно, проходи уже, — сторожила развернулся и мигом создал в земляной стене, окружавшей «город», дыру размером с человеческий рост. — А то провоцируешь меня своими куколками.              Они недолго брели по мрачной улице. Сутуло плетясь по ледяной земле босыми ногачи, из-под чёлки Люмин опасливо наблюдала за обстановкой. В очередной раз завидя компанию курящих из трубок статных мужчин преклонных лет в окружении молодых, скованных, через силу улыбающихся девушек, у неё останавливалось сердце. Когда видела детей на цепях, оно разбивалось.       И она ничего не могла сейчас сделать. Лишь смотреть или прятать взгляд, полный отвращения.       За время этой вынужденной неприятной прогулки в ней ещё больше укрепилось удушающее презрение к тем, кто всё это безумие не остановил. Даже большее, чем к тем, кто весь этот кошмар наяву затеял.       Оказалось, у Дилюка находился здесь дом.       Целый дом! И чем он здесь занимался, она даже в мрачных мыслях боялась себе представить. Архонты, с кем она связалась?              Когда Мона и Люмин зашли за ним в помещение, а Дилюк закрыл за ними дверь, их уже ждали. А земляные цепи мигом превратились в пыль.       Люмин глазами нашла ближайший диван и рухнула на него, наконец, позволив вздохнуть себе глубоко. Здесь хотя бы не пахло скверной. Беннет, тут же создав согревающий огонь в камине, присел рядом и успокаивающе приобнял её, по-дружески заставляя Люмин, как и раньше, облокотиться на своё плечо.              — Ты молодец, подруга. Отдыхай.              — Всё прошло хорошо? — спросил озабоченно Кадзуха, спустившийся со второго этажа.              — Да, — отозвался Дилюк, протирая пыль на мебели. Отвлёкшись от уборки, продолжил. — Они поверили в этот спектакль. Что вы слышали?              — Только грязные обсуждения дел. Я не слышал, чтобы кто-то говорил о побеге и нашем разоблачении, — отчитался Кадзуха, молча поднося одежду для Моны. Молча отдал комплект и Люмин, завидя на её лице мрачную гримасу.              — Я запутал проходы. Новость с верхов доберётся сюда не сразу, — доложил Альбедо, ища для себя подходящую книгу на полках.              — Отличная работа.              Фишль и Тома пригласили всех за обеденный стол. Запахло чем-то печёным. Аяка расчёсывала мокрые, спутанные волосы. Уже переодетая в чистую одежду Мона раскладывала пасьянс, усевшись на полу. Беннет весело предложил ей переодеться тоже, мило намекая на то, что от лохмотьев плохо пахнет.              От всей этой непринуждённости захотелось закричать, разбивая звуковыми волнами их подозрительное спокойствие.              — Какого… проклятья? — неожиданно вскрикнула Люмин, в конец разозлившись и вскакивая на ноги. Вырвавшись из-под руки изумлённого Беннета, она догнала Дилюка, поднимающегося по лестнице на второй этаж. — Почему у тебя есть дом в таком месте?              В эту секунду она даже согласилась со словами того сторожили.              — Ты…              «Богатый ублюдок»              — Я не торгую людьми, Люмин, — он прервал её едва начавшуюся, злую тираду. Дилюк нарочито расслаблено добавил, остановившись и развернувшись к ней на ступенях. Сжав перила, он смерил её высокомерным взглядом. — Я их выкупаю.              В этот момент она услышала тихий топот. Из-за угла лестницы вышел напуганный криками ребёнок, округлив свои итак выразительные, большие глаза.              И ещё один. Пятеро.              Минуту назад она смотрела на него как на серийного убийцу. А теперь шла за ним на негнущихся ногах, и оказалась в просторной комнате на втором этаже.              Детская. Двухъярусные кровати длинным строем поставлены в ряд. Стены без единого окна изрисованы цветными карандашами. Белая, милая лошадка-качалка стояла по центру. Несколько девочек заботливо расчёсывали волосы ухоженных фарфоровых кукол. Море разных игрушек аккуратно сложенны по местам. Раскрытая книга, оставленная на постели, с яркими рисунками в её старых страницах таила в себе целый сказочный мир.              Она готова была сгореть заживо со стыда.              Женщина, приглядывавшая здесь за детьми, радостно сообщила, что скоро и они переберутся в город. Когда никто иной как Дилюк найдёт для них безопасное, подходящее место.              И добрую, новую семью, которая никогда не позволит себе их предать.       Или же вернуть их к безутешным родителям, у которых безжалостно украли их самого бесценного в жизни человека.              Она не смела даже догадываться. А если бы задумалась, то не сразу бы пришла к выводу. Всё же поспешно переоделась, в нос ударил собственный жуткий запах. Не отказалась и омыться, просидев в самодельной ванне около получаса, пытаясь отойти от сдавивших горло эмоций.              Кадзуха, уводящий Люмин под руку обратно на первый этаж, решил вдруг рассказать обо всём поподробнее. А она тут же захотела об этом забыть. Вырвать из себя это знание. Вернуть себе возможность крепко спать по ночам.       Бессмертные люди не могут иметь детей. Вот, что он ей сказал, усаживая её на свободный стул за обеденным столом, когда все уже давно, кроме них двоих, поели.              Эти трущобы – чёрный рынок. Помимо тёмных развлечений, застывшие во времени богатые, но бездетные люди за огромные деньги могут приобрести здесь то, что бессмертие у них отняло.              — Архонты… — даже при виде ароматного пюре аппетит отказывался к ней приходить. Люмин ощутила, как у неё защипало в глазах. — Почему это место до сих пор существует?              — Их уже пытались припереть к стенке, — заговорил Альбедо, наливая для неё стакан прохладной воды. — Однако, кто-то руководит всем из тени. Пока его, или её, или их не поймают, ничего не сможет закончиться навсегда.              — Эти дети… они тоже потерянные? Я видела это в их лицах.              Кадзуха многозначительно и с грустью отвёл глаза.              Боже. Это правда. Люмин с силой потёрла кулаками в глазах, устало откидываясь на спинку стула.              — Да. Торговцы делают это, чтобы дети забыли, кто их настоящие родители.              Это убивало её изнутри. Она и сама не ожидала, что может так остро на что-то реагировать. Это не выдуманные ужасы. Это не жестокая детективная история из книг.              А реальная жизнь, которая так долго была скрыта от неё невидимым куполом равнодушия, пока она безмятежно жила на уютной поляне цветов.              Так забавно. Она уходила оттуда в поисках ответа на один единственный вопрос. А теперь их образовалось тысячи. Словно раздражающие сорняки.              Люмин когда-нибудь выдернет их все с корнями.              Она так и не притронулась к еде. Как бы Кадзуха и другие не уговаривали, Люмин отказывалась есть.              Потому что хотелось лишь вырвать от переизбытка ужасных новостей.       Вскоре Люмин, почуяв, что опасно глубоко погрузилась в свои мысли, устало вздохнула, обратив внимание на Кадзуху, который тоже глубоко о чём-то задумался. И прервала затянувшуюся тишину.              — Что не так с этим миром?              — Он глубоко и безнадёжно болен, — пожал он плечами, скрещивая перед собой руки и продолжая отчуждённо всматриваться в грубую каменную фактуру потолка. В его голосе появилась едва уловимая тяжесть.              — Угу, — робко кивнула Люмин. И после небольшой паузы, помявшись, спросила. — Думаешь, я тоже больна?              — А может ты как раз и есть самый здоровый человек на всём свете, — вдруг непривычно внимательно Кадзуха стал смотреть в её глаза. — Знаешь, куда бы я не пошёл, я слышу болезненные стоны этого мира, словно хруст умирающих осенних листьев. А то, что пытаются делать отступники и я сам – это лишь упорство на краю могилы.              — Хочешь сказать, что сам же не веришь в то, за что борешься?              — Знаешь, я даже не против. Смерти. Может, мне даже повезло. Для всех – я самый злостный предатель. В этом безумном мире даже такие придурки как те, что ты видела, могут начать всё сначала. Построить семью. Усыновить ребёнка. А у меня нет ничего. И никогда не будет.              Её взгляд запылал праведным огнём. Люмин балансировала где-то между тем, чтобы наброситься на него с мозгоправительными кулаками, и тем, чтобы горько расплакаться. Что он такое говорит? Что он позволяет себе говорить?              И как ему удаётся так быстро выводить её на эмоции? То это горящее смущение, то вспыхнувшая злость.       — А то, что было, я безвозвратно потерял.              То парализующее замешательство после того, в чём он вдруг тихо признался. Несколько коротких фраз, в которых уместилась целая судьба.              — О чём ты говоришь?              — Это больше не важно, забудь, — ни один мускул на его безразличном лице не дрогнул, когда он отмахнулся от неё, говоря с ней надтреснутым, бесцветным голосом. Вставая со стула и направляясь к спальням, Кадзуха добавил, не останавливаясь и не оборачиваясь. — Мирного сна.              Она так и осталась голодной. Разъедаемая собственными мыслями, не могла уснуть, ворочаясь на постели. По соседству крепко спали и сопели Мона, Аяка и Фишль. Наверное, им даже снится что-то приятное. Аж зависть берёт.              Люмин уже попыталась осудить Дилюка в чём-то непоправимо зловещем. И чего она добилась? Ощущения поселившегося надолго в ней чувства стыда за собственные слова. Люмин хотела осудить и Кадзуху, рассказать, что не должен так думать. Что должен хотя бы минутку в день, но верить в своё светлое будущее.              Вспоминая слова Венти о том, как он учил её такой вере. Резко развернулась на кровати, утыкаясь лицом в мягкую большую подушку и с силой зажмуриваясь, отчаянно стараясь не замычать от вновь накатившего, непрошенного волнения. Ведь наверняка уже Венти заметил, что её нет в укрытии.              Выходит, и она отчасти совершила предательство? Так вот, что это за чувство. Словно осколок, застрявший в плоти. Кровоточит. Заставляет взвывать.              Сколько дней она уже не ела? Ощущения, что парочку точно.              Почему-то не хотелось есть за общим столом. Вдруг поняла, что отчасти это был странный протест. Против кого? Них? Себя?              Чувствуя себя полной идиоткой, вновь ощутила болезненное урчание в желудке. Пока остальные мирно спали, Люмин решилась всё же выйти обратно в гостиную, чтобы поесть то, что всплывало в воображении и вызывало запоздалое чувство безудержного аппетита.              Пробравшись на цыпочках к двери и спустившись на первый этаж, не забывая приглушать магией звук собственных шагов, тихо дошла до издающего холод шкафа. Приглушённый свет ночника, доходящий сюда с коридора второго этажа, едва освещал небольшое пространство кухни. Магический камень с крио энергией внутри шкафа позволял еде здесь не протухнуть ещё долго.              Слегка разочарованно вздохнула, потому что её пюре оказалось уже безжалостно замороженным. Ладно, так и быть. Погреет.              Пять минут. Десять. Тарелка тёплая, еда – нет. Недовольно цыкнув, Люмин нехотя смирилась с тем, что придётся есть то, что имеется.              Едва коснувшись вилкой еды, чуть не выронила прибор из руки. Чувствуя проходящую от пяток до макушки леденящую дрожь, втянула в себя воздух, но так и не выдохнула обратно.              И замерла, едва не выскочив из собственной кожи.              — Я нашёл тебя.