предел

вокс продирает глаза и находит себя на полу ванной комнаты. не то чтобы это сильно удивляет, но сердце всё равно уходит в пятки моментально, и первым делом он бросает крайне обосравшийся взгляд в сторону двери. закрыта — чёртово облегчение. словно совершил очередное преступление, он оглядывается кругом и, наконец, успокаивается. здесь нет ни души. только он и пол с ёбаным подогревом. возможно, очнулся он как раз по вине тёплого засранца. вокс приподнимается, доползая до стенки ванны, и прижимается к спасительнице спиной. освежающий холод. но он так долго не протянет. лёгкая дрожь пробивает тело. хорошо бы докарабкаться до блока охлаждения системы, но вокс, блять, ничтожно обессилен. он пытается переместиться отсюда через ближайшую розетку, но просто не может, потому что незаметная ранее лихорадка даёт о себе знать. последнее, чего он сейчас хочет — словить короткое замыкание. VVV подохнут без него. порыв злости проносится по туловищу заместо долгожданного ветра, и воксу кажется, что от разрастающейся досады и гнева становится только жарче. он же в аду, чёрт возьми. здесь всё гореть должно. так какого хуя именно ему настолько паршиво? в чём его грехи более уебанские, нежели остальных, что он обязан терпеть грёбаные перегревы? а он так хотел быть устойчивым ко всему в этом мире. но мир — дерьмо. а вокс не справляется с ролями, которые сам же на себя возложил. он нихуя не освещает эту беспросветную дыру с кучей отбросов. до омерзения жалкий, невыносимо хрупкий, такой мелкий, лживый и убогий. блять, но почему. он ведь самый продвинутый, самый мощный, он на самой вершине адовых технологий. над ним стоят только сатана и бог, но в существовании второго слишком легко усомниться, если даже ангелы нихуяшечки не знают и не понимают о собственном мире, системе существования и творящихся вокруг процессах. он должен быть благодарен: хотя бы об этом не нужно париться, а значит — загоняться. словно у него и без этой херни недостаточно комплексов. вот только какая разница, если всё равно по части технологий он — король, мастер, хозяин. это полностью его территория. он злоебучая машина, он икона, все должны молиться на него, он так хорош. а он не справляется. он ломается, он терпит неудачи, он, значит, видите ли, перегрелся. и в нём сейчас слишком много ненависти и злобы, чтобы перенести в одиночку. а ещё в нём ровно столько же гордости и страха, чтобы попросить о помощи. легче корчиться в гордом, сука, одиночестве. слава всевышним, что он тут совсем один. он ползёт к стене с выключателем и жмёт со всех сил. неторопливо в помещение проникает прохладный воздух. вокс старательно дышит, производя глубокие вдохи и выдохи. он надеется, что этот приход случился ночью и он не отнимает драгоценные часы работы, только чтобы справиться с подобным пиздецом. вокс загоняется слишком сильно. возможно, вал иногда пытается ему это донести. вокс не уверен. потому что в ответ на подобное он умеет только злится. в смысле я не пуп ада? вал, не неси хуйни. как-то так. стоит немного развернуться и проползти в обратную сторону, чтобы добраться до крана и прокрутить ручку с холодной водой. у него, вообще-то, всё под контролем. он думает о том, что, всё-таки, любой механизм может приходить в негодность. блять, нет, не так. это слишком категорично и резко. слишком пронзительно бьёт по эго. просто любой механизм может дать сбой. переутомиться. да, всё верно: вокс попросту переутомился. разумеется. всё в порядке вещей. ванна постепенно наполняется водой, и воксу становится немного легче морально, когда спина ощущает холод керамики. ему нужен отдых. так хорошо, что сейчас ночь. опираясь о стенку ванны, вокс поднимается и перебирается внутрь. кажется, от воды даже исходят лёгкие клубы пара при его погружении. вокс старается не нервничать по этому поводу. вода приятно обнимает всё тело, и вокс усердно борется с желанием окунуться с головой. нельзя. и его антибактериальные салфетки слишком далеко, чтобы самостоятельно и быстро раздобыть их сейчас. он поворачивает экран в сторону стоящего напротив ванны зеркала и чувствует, как сходит с ума от глючащего в его глазах изображения закипающей башки. если быть честным, у него не было столько заёбов до встречи с аластором. аластор взростил в нём столько беспроглядного, невозмутимого страха. аластор виноват в каждом его срыве. у вокса, на самом деле, нихуя не под контролем. вокс, на самом деле, слабый до жалости, он каждый раз трясётся от злобы, когда мысли донимает чёртов олень. потому что за всей агрессией и маниакальными всплесками стоит настоящий первозданный страх. вокс просто в ёбаном ужасе. и он нихуя не сильнейший. аластор его побеждает. аластор всегда находит способ его опозорить. аластор внушает всем гораздо больше страха. и аластор слишком похож на него. а вокс невыносимо жалок. потому что имея столь схожие характеристики, он, телевизор, проигрывает грёбаному радио. он рассеивается помехами, он теряет сигнал. он вообще ничего не может контролировать. вокс хватает мыльницу и швыряет в зеркало. битое стекло звонким грохотом отражается от стен. колени поджимаются к груди. ладони мокрые, а он бездумно прижимается ими к экрану и не понимает: от кого хочет спрятать сейчас эти мерзкие эмоции. он ведь один. сидит в этой ледяной ванне и шипит, дёрганный и время от времени сверкающий. он даже тело своё не может контролировать. на краю ванны (и, он уверен, где-то в самой воде) блестят отлетевшие осколки. они отражаются в глазах проблеском надежды, когда вокс подбирает один из них. он рассматривает его некоторое время, улавливая разбитые кусочки себя в зеркальной поверхности. да кто сказал, что он не может контролировать своё тело? зеркало вонзается в кожу ладони. вокс удерживает подрагивающий кулак закрытым какое-то время. наблюдает за неторопливо стекающей по запястью жидкостью. она перетекает вниз по руке, расползается по поверхности воды, растворяется в её глубине. вокс разжимает кулак. всаждённый осколок торопливо показывает его глаз, окровавленный со всех сторон. зеркала всегда отражают искажения. вокс опускает руку в воду. стекло выпадает, тянется на дно, а кровь продолжает рисовать дымку в воде. вокс представляет себя в открытом океане, израненным и тонущим. хорошо, что акулы так чувствительны к запаху крови. иногда ему хочется быть таким же диким, как они. впрочем, если всё же сравнивать их, в своём голоде вокс столько же безумен и плотояден. животные и люди так похожи. новый осколок оказывается зажатым между пальцами. вокс хочет увидеть акул — и вот он уже проводит небольшую царапину по бедру. рассматривает лопающуюся кожу и выползающие из-под неё капельки. они мгновенно смешиваются с водой, изначально находясь под ней, и всё более окрашивают её. растворяющаяся в воде кровь похожа на дым. своевольная, одновременно будто эфирная и такая густая. словно дым вала. он не хочет признавать, но именно этого сейчас не хватает. вокс вспоминает о том, что, должно быть, скоро утро — акулы голодные, нужно будет покормить. он слегка поворачивает голову, позволяя себе увидеть плечо. рука тянется к нему, на этот раз оставляя более глубокий порез. это немного больно. вокс поджимает губы, и полоска рта кривится, корчится. ничего. в аду всё довольно быстро заживает. поэтому рядом расплетается ещё одна, идеально параллельная первой, ниточка крови. иссиня серый тон кожи гармонично смотрится с бордово-алым. вот поэтому они с валентино — столь привлекательная картинка. а ещё — вельвет оценила бы. вокс выглядит роскошно. вельвет никогда не была недовольна его выбором в сочетании цветов: вокс пожизненно на своём ебанутом контрасте. в какой-то степени это означает, что у него всё ещё всё в порядке. а вот аластор красный с ног до головы, и это явно один из его очевидных и главнейших минусов. вокс давит из себя ухмылку, наконец вспомнив хоть что-то уничижительное не о себе. ну и лох, позер грёбаный. посрать. воксу всё равно пиздец как вставит от повышения красного градуса в олене. разбить его ебало вдребезги точно не будет лишним: куда уж ему, какая уже разница. брызжа из экрана искрами, вокс скалится, не осознавая, что всаживает стекло глубже в плечо. но в один момент сердце врезается в рёбра так резко, что, кажется, разбивается напрочь. — это просто отвратительно, вокси! распахнувшаяся настежь дверь хлопает о стену, сбивая с потолка штукатурку. валентино влетает, как одуревший, и вокс чувствует себя так, словно только что продал душу сатане. если всё это время дверь была не заперта, он в любой момент и кем, блять, угодно мог оказаться пойманным. это равноценно смерти. предельно серьёзно. ему повезло, что это просто вал. просто вал. вокс нервно гудит и гневно сморщивается, но делает относительно облегчённый и глубокий вздох. — просто ужасно! только пару часов на ногах, а уже обезумел от каблуков. м-нх! стянутые с ног сапожки на шлюханских шпильках отлетают в сторону разбитого зеркала, и только после этого вал решает обратить взгляд непосредственно на вокса. тот смотрит уже с привычным смирением и недовольством. вал слегка хмурит брови, делая шажочек ближе. — ну, и чем ты здесь занимаешься? тебя потеряли все сотрудники! — подходя всё ближе и замечая ошалевшее выражение вокса, вал начинает тараторить, по обычаю съедая куски слов. — вот только не переживай заранее, я уладил всё твоё утреннее расписание, так что можешь утихомирить свой вскипающий зад, но всё же, тебе лучше предупреждать о подобных побегах, кстати, что за стекло вокруг? оу. на секунду кажется, что у вала в глазах пробегает нечто большее, чем удивление. нечто, пахнущее беспокойством. краем взгляда вокс уже замечал это выражение у него: тогда он транслировал хазбинскую горничную, зарубившую первого человека на земле. — не знал, что у тебя... впрочем, кинки на мазохизм и кровь вполне имеют место быть. ты только предложи — попрактикуем. вал тянет странную улыбку, и вокс отказывается думать о том, что за ней тоже скрывается нечто, им обоим вообще незнакомое. это всего лишь очередной флирт. валентино не умеет по-другому. — не неси хуйни, вал. — у вокса сейчас слишком замедленная реакция на происходящее. в мозгах плывёт, а кожа — горит и ссаднит. видимо, он самолично сделал себе только хуже. и когда он хочет спросить хотя бы о том, который час, его в наглую перебивают. — в чём дело, вокс? и у вокса пробегают мурашки по позвоночнику. излишне серьёзный, нет, даже приказной тон. вал не обращается к нему так. никогда. ну, только если в ролевых играх, но это считать за правду вообще под запретом. — пере⚡️грев. он не находит силы выдавить это из себя уверенным голосом: удаётся только с убогой помехой. воксу никогда не станет просто говорить о собственных проблемах. но не может же он быть настолько слаб, чтобы так позориться?.. вал оценивающе проходится глазками по помещению. перегрев. перегрев, блять, конечно. в хлам разнесённое зеркало, порезы на теле и вместо воды — кровавая лужа в ванне. ага. он краем крылатого пальто смахивает осколки с пола в сторону, расчищая себе дорогу и усаживаясь на край ванны. нога на ногу, собранная ладонь в подбородок и подозрительно внимательный взгляд. — поэтому ты решил замешать сангрию в ванне. вокс предпочитает проигнорировать данное замечание. потому что прямо в этот момент ему хочется истошно застонать от медлительно накрывающего ужаса. — сколько времени? — ты можешь взять выходной. вокс хлопает глазами, словно напрочь не понимает смысла последнего слова. — я не могу. вал, сколько. — он теряет терпение. — сейчас. времени. — около 10 утра! вокс, система не помрёт без тебя, к тому же, — валентино поднимает среднюю пару рук, показывая быстрые движения пальцев по клавиатуре телефона, — я уже отослал сообщения в компанию. — он демонстративно нажимает кнопку "отправить", буквально вызывая у вокса приступ. экран загорается, а левый глаз заходится в спирали. — ты не можешь решать за меня! — вокс рычит, чувствуя, как нагревается вновь. — нет, я могу, — голос вала высокий и повелевающий, заставляющий внутренне сжаться, — когда ты сам за себя не в состоянии решать. а пока, продолжай прохлаждаться и даже не думай сбежать. ты не в состоянии, вокси. и это звучит слишком уничтожающе. это слишком болезненно пробивает дыру в груди, расползаясь ядом по её оборванным краям. валентино выходит, закрывая дверь на замок с обратной стороны. вокс оборачивается в сторону розетки и с ужасом замирает. когда вал успел закупорить её своим дымом? хотя, вокс в любом случае сейчас не в состоянии. вал чертовски прав. и в своей правоте он, как всегда, чертовски уверен, а следовательно в словах — убедителен. а эго, оказывается, не только большое и хрупкое, но и безбожно тяжёлое. оно придавило булыжником ко дну ледяной ванны, и вокс чувствует, как тонет. без возможности всплыть. реальность искажается, и в этом — только его вина.