Let neon hide us from their eyes

— Расскажите подробно, что делал ваш муж в этот вечер? — привычным холодным тоном, лишённым какой-либо эмоциональной окраски, проговорил Краткий и, даже не удосужившись взглянуть на хозяйку, что шла позади, сделал уверенный шаг вглубь комнаты, приступая к осмотру места преступления. Просторная спальня огромного особняка была обставлена, как и весь дом, в стиле лакшери: сразу видно, что хозяин был большим начальником. Краткий начал детально осматривать комнату, куда его привели: огромная витиеватая кровать с бежевой обивкой на спинке, на которой лежит труп упомянутого ранее, напротив стоит камин. По бокам кровати стоят две тумбочки, а над ними висят светильники, под ногами огромный бежевый пушистый ковёр. Выход на балкон располагается прямо близ кровати, рядом с ним стоит туалетный столик. — Мой муж пришёл с работы, — клиентка начала своё повествование. Говорила она медленно, сквозь слёзы, постоянно всхлипывая, — он не был чем-то обеспокоен или напряжён, напротив, постоянно шутил и улыбался, как обычно… Мы поехали в ресторан, сегодня наша с ним годовщина… — голос женщины сорвался, поперёк горла встал жгучий ком, накрывая истерикой с головой, и она расплакалась окончательно. Кнайф, тихо стоящий рядом, протянул хозяйке упаковку салфеток и стакан воды, смотря на неё с искренним и нескрываемым сожалением. Сколько уже дел за их плечами? Десятки? Сотни? Они уже и со счёта сбились. Вот только тонкая и до жути ранимая натура Кнайфа каждый раз, как в первый, временами излишне ярко реагировала на чужую трагедию, буквально заставляя разделять боль и страдания с каждым новым клиентом. Все истории, которые сопровождались ручьями слёз, пробирали парня до глубины души, не позволяя тому оставаться равнодушным. Вот и сейчас, стоя близ женщины, он искренне сочувствовал несчастной даме, что прервала свой рассказ из-за накрывшей её волны неконтролируемых слёз. И Краткий же преспокойно продолжал осматривать тело, лежащее на кровати. Ему, в отличие от ножа, не были свойственны такие эмоциональность и чувственность, поэтому он лишь терпеливо ждал продолжения рассказа, параллельно изучая и обстановку вокруг, пытаясь взглядом зацепиться за каждый сантиметр комнаты. — Мы отлично провели время, — женщина продолжила, — я была так счастлива, что мы наконец смогли выбраться куда-то, ведь из-за его постоянной работы мы редко проводили время вместе, — по её щеке покатилась очередная слеза, а на губах появилась едва заметная горькая улыбка, которая почти сразу исчезла, — полиция не имеет ни единых догадок, что же могло произойти, потому следователь и вызвал вас сюда. Я не верю, что он сам мог это сделать… — Вы считаете, что это сделал кто-то другой? — Кнайф старался говорить как можно более мягко, подбирая слова, потому что ему не хотелось причинять ещё большую боль этой несчастной женщине. — Возможно… Его бизнес как раз процветал, да и в целом дела шли просто замечательно… Но, с другой стороны, в таких делах и без завистников никак, — женщина слегка поджала плечи и вновь грустно ухмыльнулась. Она опустила взгляд в пол, стараясь скрыть своё лицо от присутствующих, слегка повернув его в сторону. — Это однозначно сделал кто-то другой, — наконец подал голос и Краткий, после чего выпрямился и перевёл взгляд в сторону Кнайфи и хозяйки дома, — я точно не знаю, как убийца смог пробраться в вашу спальню, но, очевидно, он ушёл тем же самым путём. Выстрел был осуществлён в правый висок. Полицию, естественно, этот факт не смутил, а Вы, вероятно, ввиду своей паники даже не заметили этого. — О чём ты? — отброс кухни всё ещё не до конца понимал мысль детектива и того, как он к ней пришёл. Мозг Краткого работал настолько быстро, что даже за столько лет совместной работы Кнайф никак не научился поспевать за ним и его идеями, хотя он по-прежнему не теряет надежды и упорно старается. — Когда мы только зашли в дом, мы прошли через гостиную, где на кофейном столике лежали блокнот и ручка, которая была с левой стороны от блокнота. Очевидно, что записи велись левой рукой. Ещё рядом стояла кружка, повёрнутая ручкой влево, соответственно и пили из неё также левой рукой. Вы, — Кратыч перевёл взгляд на женщину, теперь уже обращаясь к ней, — упомянули, что Ваш муж очень занятой человек, поэтому не остаётся сомнений, что этот блокнот принадлежит ему, да и к тому же Вы взяли предложенный Кнайфом стакан с водой правой рукой, а затем вытирали слёзы салфеткой ей же, соответственно это блокнот Вашего мужа, который был левшой. Разумеется он не мог выстрелить себе в правый висок, вывод — убийство. — Точно… как же я могла забыть, ну конечно! Да-да, мой муж был левшой! — хозяйка начала тараторить и мельтешить руками, глядя то на Краткого, то на Кнайфа, однако ясность и осознанность её взгляда не скрылись от почти всевидящих глаз малиновки. Он, слегка прищурившись, обвёл женщину скептическим взглядом леденящих душу розоватых глаз и слегка нахмурил брови. Что-то здесь не то… — Но как убийца смог сюда залезть? — Кнайф, прерывая мимолётную, но угнетающую тишину, задал вопрос скорее сам себе, уткнувшись взглядом в тело. Голос напарника вывел детектива из раздумий, заставляя его еле заметно встряхнуть головой, зажмурив глаза, и обратить внимание на голубоглазого. — Мы для этого и здесь, чтобы это выяснить, Кнайф, — Краткий посмотрел на парня и на мгновение улыбнулся ему, после чего перевёл взгляд куда-то за него, — что это за дверь? — О, это наша гардеробная, — женщина неторопливо, словно не желая раскрывать тайны, хранящиеся в помещении за стенкой, подошла к двери, после чего также неспеша открыла её. Малиновка, не медля, прошёл внутрь и начал осматриваться. Небольшая комнатка была обвешана одеждой со всех сторон: множество вешалок, всяких полочек и ящичков сбивались в одну кашу в голове Краткого, ведь в таком изобилии вещей разобраться с первого раза вряд ли получится. Но мужчину это не останавливало, и даже в этом буйстве красок брюнет смог отметить и разглядеть одну важную для себя деталь. — Скажите, а Вы заходили сюда после происшествия? — Кратыч продолжил осматривать зацепившую его часть комнаты. — Нет, здесь никого не было с самого утра, — женщина с видимым непониманием покосилась на стоящего рядом и ничего не понимающего Кнайфа, то и дело переводя взгляд на детектива. Краткий поднялся на ноги, расправив сбившиеся на коленях брюки. — Вы ошиба-аетесь, — негромко и нараспев ухмыльнулся Й, с удовольствием осознавая, что он ухватился за кончик нити этого запутанного дела, — убийца пришёл и ушёл через вот эту форточку, — хост указал пальцем на небольшое окошко позади себя, которое до этого момента Кнайфи даже не замечал, — она хоть и относительно маленькая, но пролезть через неё вполне реально. Под этой самой форточкой, на вот этой полке, — Краткий слегка опустил руку, указывая точно на место, которое изучал буквально секунд пятнадцать назад, — одежда слегка примята, причём неестественным образом, судя по всему, на неё наступали, когда залезали в комнату. — Что… что Вы несёте?! Это похоже на полный бред! — хозяйка дома внезапно встрепенулась, отчего-то озлобившись на лучшую букву алфавита, — залез через форточку? Вы серьёзно? Во-первых, территория нашего дома серьёзно охраняется, а во-вторых, какой человек полезет через маленькое окно на крыше второго этажа? — с каждой фразой женщина, словно, закипала, отчего рядом стоящий Кнайф поспешил отойти от неё на пару шагов. — Вероятно, человек невысокого роста, маленького телосложения, в хорошей физической форме, и он остро желал смерти Вашему мужу, оттого и решился на это преступление, — Краткий сделал широкий шаг навстречу женщине, смотря на неё свысока. У Кнайфа, тихо стоящего в стороне, пробежал табун мурашек по спине от такого взгляда детектива на хозяйку. В его глазах плясал недоброжелательный огонёк нарастающей злости на упрямую дамочку, челюсть детектива с каждой произнесённой фразой подрагивала от сильного напряжения, а голос всё повышался, хотя обычно малиновка не позволял себе подобного. — Хватит, это вздор! — женщина не унималась. Её слёзы сменились истерикой, притом скорее ненавистной, нежели горестной, ибо целью её было оскорбить мужчину и выпроводить его поскорее за дверь. — Почему же? Может, это было сделано с целью извлечь выгоду? Получить право на владение его компанией, которая по документам должна перейти ближайшему родственнику, а точнее Вам, — женщина уставилась на Краткого, не имея сил что-либо сказать в ответ. Кнайф также смерил букву укоризненным взглядом, что не скрылось от детектива. Кратыч перевёл слегка нахмуренный взгляд на напарника, не понимая причину его гнева, но тут же услышал тихий, но напряжённый дрогнувший в конце голос: — Убирайтесь отсюда прочь! Краткий, переведя взгляд обратно на женщину, лишь сделал вдох, слегка приподнимая голову, и поспешил удалиться из дома на улицу. Кнайф, постояв пару секунд неподвижно, направился вслед за напарником. Хост как всегда. Он никогда не думает о других. Ему чувства чужды, и сей факт режет по сердцу Кнайфа из раза в раз больнее любого ножа. — Краткий… — они уже находились на улице, стояли неподалёку от служебных машин. Кнайфи, вытащив из куртки пачку сигарет, поднёс никотиновую палочку к губам и поджёг. Краткий лишь молча за этим наблюдал, терпеливо ожидая, когда ножичек продолжит. Сделав затяжку, юноша, смотря вдаль, произнёс, — зачем ты так с ней? — в голосе было глубокое отчаяние. Малиновка непонимающе забегал глазами по лицу напарника, находясь в том редком состоянии, когда он не в силах применить свои прославленные дедуктивные способности и прочесть эмоции человека напротив. — Разве ты не заметил? — Кратыч выгнул бровь, продолжая в упор смотреть на профиль Кнайфа, который и не думал посмотреть на детектива в ответ, — её поведение, мимика, жесты… — Да, Краткий, я это заметил! — не желая слушать дальше, отброс кухни сорвался на крик, наконец, повернув голову на напарника. В голубых глазах читались злость на равнодушие и холодность брюнета вкупе с постепенно утихающей болью, перенесённой несколько минут назад внутри особняка, — я заметил, как этой женщине больно! Она страдает, она потеряла мужа, своего любимого человека! — голос слегка дрожал, из-за чего парень иногда срывался, продолжая кричать на хоста, который неизменно смотрел на взбешённого напарника. Таким он его видел впервые, — почему ты не мог хотя бы изобразить сочувствие, м? Почему?! — глаза заблестели, казалось, инвалид готов вот-вот заплакать. — Почему я должен ей сочувствовать? К тому же, её мужа уже не вернуть. Всё. Точка. Приехали. Кнайф шокировано смерил взглядом лицо буквы. Мужчина только что произнёс слова, которые парень так сильно боялся услышать. Ему всё равно. Сей факт сильно резанул по давно уже травмированному сердцу юноши, разрывая его на мелкие кусочки окончательно. Внутри всё рухнуло. Как он мог сказать такое… Глаза предательски быстро наполнились влагой, норовя вот-вот пустить первую слезу, но Кнайф не собирался показывать свою слабость перед человеком, не способным познать человеческие чувства. Перед своим любимым человеком… Ножик вновь перевёл взгляд куда-то вдаль, делая очередную затяжку. Краем глаза он видел задумчивое лицо Краткого, который по-прежнему не сводил с него прожигающего взгляда, словно, пытаясь высосать какую-то информацию из парня. От этого взгляда становилось неприятно. Некогда любимые розовые, как небо, бездонные глаза в один миг стали стеклянными и неживыми. Сам Краткий стал вызывать отвращение, отчего сердце с каждой секундой нахождения рядом с мужчиной ныло всё сильнее и сильнее, принося младшему острую душевную боль. — Почему ты такой? — тихий вопрос был произнесён чуть ли не шёпотом, но брюнет смог его расслышать. Секундное оцепенение напарника ощущалось для ножа вечностью, ему хотелось побыстрее уйти куда подальше от этого человека. — Такой — это какой? — изогнув бровь и склонив голову в бок, в очередной раз изображая своё непонимание, Кратыч продолжал с прищуром смотреть на Кнайфи, который, очевидно, вновь начинал злиться. Его раздражает то, чего Й даже не понимает. Его раздражает, что мужчина ни хрена не чувствует. Совсем. Даже на самых страшных, во всех смыслах, расследованиях он не то, что не проронил и слезы, да он даже особо не пытался хотя бы изобразить сочувствие горюющим людям. — Чёрствый и бессердечный, — сквозь зубы, сморщившись, прошипел Кнайф, после чего развернулся и ушёл в сторону стоящих неподалёку машин. Лучшая буква русского алфавита смотрел вслед напарнику. Ускоренная походка Кнайфа не скрывала его реальное сильное раздражение, что вкупе с только что произнесёнными словами зацепило детектива. Ножичек всегда только восхищался Кратким и его интеллектуальными способностями. Каждое умозаключение из раза в раз производило на его юного напарника большое впечатление, а каждое завершённое дело он прокручивал ещё раз и в мыслях, и в беседах с самим малиновкой, не скрывая своего искреннего детского восторга. У юноши аж глаза блестели, когда мужчина демонстрировал свой легендарный дедуктивный метод. Но сейчас этого и близко нет. Попову даже показалось, что он потерял своего ценного напарника, коллегу, друга… и всё? Да, наверное… а кто ж он ещё? Хотя тот факт, что Краткому больно от слов Кнайфа, заставляет детектива глубоко задуматься. Раньше за собой он такого не замечал. Он не раз слышал в свой адрес «психопат», «ненормальный» и прочие нарекания и никогда этому не придавал никакого значения. Но в случае с ножом всё было иначе. Краткому отчего-то была крайне важна похвала именно от обджекта. От своего верного любимого напарника. Стоп. Любимого? Наверное. Бывают же любимые друзья, значит, и напарник может быть любимым, разве нет? Но так ли это на самом деле в случае с Кратким? Он и сам не понимал. Отказавшись от предложения следователя, который и вызвал их сюда, подвезти до дома, Краткий удаляется подальше от злосчастного особняка, погрузившись в пучину своих нескончаемых мыслей. Мыслей о своём напарнике. И почему он никак из головы выйти не может.?