когда выпадет снег

— Ты ведь даже не по мне скучаешь, да? Просто я был всем, что нужно твоему эго. Он мотает головой, но его игнорируют. — Обсасывал каждый твой шаг, каждую твою строчку. Но ты так хотел быть большим артистом! Не хотел, чтобы кто-то над тобой смеялся. Но тебе я казался жалким. Ты думал, я тебе завидовал. Тому, что ты мог писать такие тексты, какие захочешь, и, при этом, тебя слушали миллионы. А я мог быть только локальным божком, или как ты там выражался? Ты думал, я завидую тому, что ты можешь быть успешным, но при этом свободным. Что ты можешь собрать стадион, при этом не предав и продав себя. Но так ли это, Мирон Янович? Свободен ли ты? Он пытается открыть рот и сказать хоть что-то, но вырываются лишь хрипы. — А мои треки, мое творчество, все подколы и стёб над тобой… Тебе это было на руку, — со злобой продолжает оно, — клоун так и живет лишь моментом встречи с тобой. Но подумай, чтобы так стебать твою музыку, чтобы так разъебать тебя на баттле, насколько хорошо я должен был знать тебя? Почему голос доносится словно из-под воды? — Теперь-то ты понимаешь, да? Я был единственным, кто всегда понимал твои тексты, читал между строк и видел твою душу. Этого больше нет, нет больше твоего личного шута. Только об этом ты и жалеешь. «Это не так!» — хочет закричать он. Но с каждой попыткой в рот заливается лишь больше воды и раздается только бульканье. Холодно. — Как же так, Мирошкинс? А когда Бамберг умрёт, совсем загорюешь, если тебе так одиноко уже сейчас? На какое-то время голос умолк. Мирон боялся его, но одновременно хотел, чтобы оно продолжило. Тогда он услышал, как оно заговорило снова. — Ты ведь правду сказал, не были мы близки. И всё же ты не чувствовал себя одиноким благодаря мне. Ты знал, что есть человек в этом мире, способный тебя увидеть. А когда тебя не видят, ты не существуешь — этого ты боишься больше всего… Словно Джокер без Бэтмена. Может, в нашей истории Джокером оказался ты?

***

Приходит в себя он в ванной, вода из которой уже начала переливаться через край. Он откашливается и вылезает из неё, стуча зубами. Надевает одежду на сырое тело. В дверь ванной колотят — у Жени были ключи от его квартиры. Черт, он пару дней не отвечал на её звонки. Он открывает ей, она совсем не выглядит злой, только напуганной. Его сердце сжимается, когда она пытается успокоиться и спрашивает: — Почему не отвечал? Ты же знаешь, что все очень волновались. Я не хотела беспокоить тебя без повода, но… Он молчит, обхватив руками замерзшие предплечья. — Ты в порядке? — говорит она уже мягче и он растекается в грустной улыбке. Он медленно кивает и хрипло говорит: — Бэд трип. — Мирон… Девушка обхватывает его щеки руками, заставляя посмотреть на себя. Убедившись, что ему не нужно в больницу, она отпускает его. — Прости, — одними губами произносит он. Женя качет головой. — Всё хорошо. Я просто переживала за тебя, ты же знаешь? — Я знаю.