Карточный мост

В грядущее мост построен был тут, Под злостным проклятием канул он в воду. Ни слезы, ни горечь ее не спасут, Лишь искупление дарует свободу.

      Мистика, потусторонние миры и мрачные сказания о проклятиях — Селена никогда не воспринимала все эти небылицы всерьез вплоть до вчерашнего дня. Новая реальность несомненно радует глаз. Будто вырвалась прямиком из старинных сказок о притаившихся феях, вечнозеленых лабиринтах и говорящих грибах. Листья танцуют на ветру, разнося свою тихую мелодию меж покачивающихся фонариков и переплетаясь с негромкими голосами, а душистые ароматы цветочного многообразия увлекают в свой сладкий, притупляющий крамольные мысли плен. Но вся эта благозвучная идиллия — сплошной обман. Ветви деревьев сплетаются над головой, словно клетка, а потому всякая надежда на то, что это пышущее кислородом и зеленью место сможет расслабить напряженные нервы, ускользает сквозь скрещенные кроны: туда где сгущаются свинцовые тучи. Так удивительно, что снаружи этого укромного уголка зреет самая настоящая осень, а внутри царствует глубокая и благоухающая весна. Как такое возможно? Селена качает ногами, скрывшись от посторонних глаз в каменном алькове, и угрюмо созерцает все это сочное великолепие. Кованая скамья — холодная и гладкая, неприятно врезается в бедра сквозь грубую ткань формы служанки. Подумать только, она — служанка. Директор компании с месячным доходом величиной в стоимость этого особняка — служанка. Какая смешная шутка. Девушка поднимается на ноги, намереваясь покинуть сад. Чуть поодаль маячат фигуры Лиама и Примы. Девочка что-то увлеченно доказывает молодому мужчине, а тот щурится от бледного дневного света, с насмешливым интересом выслушивая ее аргументы. Уже у выхода Селена чувствует, как обеспокоенный взгляд блондина упирается ей в спину. Ушей тут же достигает громкий, заданный им вопрос, но она его игнорирует. Ускользает прочь, скрываясь среди зелени и лелея надежду, что тот не станет ее преследовать. Почему он так о ней беспокоится? Какие отношения связывали его — брата владелицы особняка-отеля и девчонку из обслуживающего персонала Лилит? С этим еще предстоит разобраться, но его бескорыстная доброта не давала ей покоя. Прежде всего потому что она не могла ответить ему тем же. Хмурый взгляд ненадолго задерживается на деревянной табличке «Valle Deliria». Как же хочется сорвать ее и сжечь. Быть может все дело в этом отеле? Вдруг, если не будет его, то исчезнет и эта иллюзия, не позволяющая покинуть злополучный город. Селена вздыхает, качая головой, но до конца мысль не отвергает. Лишь откладывает в дальний ящик. На всякий случай. Мрачный особняк возвышается неприступным замком, зловеще взирая своими зарешеченными окнами. Темный, как небо над высокими шпилями, и безжизненный, как сухие листья, разбросанные у ворот. Как только у кого-то вообще появляется желание остановиться здесь? И, словно в насмешку над ее вопросом, в окне второго этажа виднеется расплывчатый силуэт — это Штицхен. Именно Штицхен. Человека, такого знакомого и чуждого одновременно, к которому даже Жозефина обращается исключительно «господин», язык не поворачивается назвать по имени. Одного его холодного, без грамма узнавания взгляда в ее сторону оказалось достаточно, чтобы вспыхнуло кострище из светлых надежд, а Роберт остался в том мире. Как и Селена, которой для всех здешних обитателей никогда и не существовало. Но вот мужчина тонет в глубине комнаты, и Селена провожает его высокую фигуру печальным взглядом. Он — как назойливое воспоминание о ее мире, которое вызывает тоску и раздражение. Новоприобретенная клетка вполне могла бы сойти за спасительную башню от перманентной суеты, смога и бесконечной занятости, вот только Селена была здесь не к месту. Та, что привыкла управлять, априори не способна смириться с участью низшего рабочего класса. Красивый городок в немецком стиле, окруженный глухим лесом и неразгаданной тайной, не вызывал у нее никаких теплых чувств. Все та же тюрьма, только в несколько иной, более благородной и помпезной оболочке. Но ужаснее всего вовсе не находиться здесь — на отшибе вселенной, огражденном от остального мира искусными чарами. Дело совершенно в другом: она чувствовала страх. Да-да, страх. Словно кто-то нашептывает в самое ухо, насмешливо и мрачно: «Ты не выберешься, не выберешься из этой тюрьмы». А что если скрипучий голос в ее голове твердит правду? Селена ступает в мрачный, окутанный холодом коридор и тут же устремляет взгляд вверх, вдоль винтовой лестницы, выхватывая им людей: мужчин, женщин, молодых и стариков. Таких живых в этих громоздких портретных рамах, что становится жутко — будто они смотрят. В спину, сверху, но только не в глаза, чтобы никто не догадался об их зловещей тайне. Взгляд обращается к портрету Таролога, и по спине пробегают зябкие мурашки. Его бесформенная сущность, облаченная в мантию, напоминает ей об обезображенном облике всадника. Рука тут же нашаривает карту «Смерть» в кармане, проверяя на месте ли та. Пусть не обнадеживает ее название, но успокаивает значение — «новое начало». С этой картой под рукой Селена чувствует себя увереннее. Мысль меркнет в тускло освещенном пространстве, когда до настороженного слуха доносится едва различимый шорох. Ноги сами несут вверх, стремительно и без оглядки. В груди грохочет в такт шуму торопливых шагов, а вязкое чувство, словно пытливые взгляды не просто прожигают ее спину, а гонятся вместе с тенями их обладателей за ней по пятам, исчезает, лишь когда девушка замирает на пороге своей комнаты. Ледяная поверхность кованой ручки обжигает ладонь, но она не обращает на это внимание. Бесшумно, но стремительно закрывает дверь позади, запираясь в этом островке безопасности. Вонзается пальцами в древко и хмурым взглядом осматривает кровать прямо напротив. Что будет, когда она уснет? Быть может она проснется дома? Пусть чуда не произошло вчера, но быть может оно случится сегодня? И, пожалуй, только эта крохотная надежда заставляет ее переставлять ноги, ступая по жесткому ковру. И не пугают ни шорохи, ни портреты, ни странная владелица с ее братцем. Просто проснуться. Не здесь. Игнорирует настойчивый стук в дверь и раздраженный голос Жозефины. Ужинать ей не хочется. Пусть все оставят ее в покое: свою работу на сегодня она уже выполнила! Спустя еще пару попыток женщина фыркает и удаляется по коридору, наконец оставляя Селену наедине с тишиной и сгущающимися сумерками. Той ночью ей приснился сон. Силуэт в плаще выходит из бури, но даже свистящий в ушах ветер не способен сбросить с него капюшон. Внутри мантии — лишь тьма, засасывающая и пугающая, словно весь мрак мира сомкнулся в таинственной фигуре предсказателя. Золотой кулон призывно поблескивает на длинной цепи, словно гипнотизирующий маятник раскачиваясь из стороны в сторону. Рокот только нарастает, а в небе сверкают зловещие молнии. Она угодила в самую гущу урагана. Внутри поселяется холод, необъяснимый страх, когда могущественная фигура в плаще замирает совсем близко. Приходится сделать глубокий вдох, чтобы былая смелость одержала победу. Селена расправляет плечи, вперив жесткий взгляд в Таролога, и одной лишь ей известно, что под показной воинственностью скрывается лишь нестерпимая жажда ответов. — Как мне вернуться? Что я должна сделать? Человек в мантии не двигается, лишь взирает на нее из сгустка тьмы, прожигая изучающим взглядом. Словно испытывая ее терпение. — Ответьте мне! — она готова умолять, если это поможет сорвать с его губ разгадку. Вездесущий голос проскальзывает в голову, перекрывая звуки нарастающей бури и гомон взволнованного сердца: — Чтобы выбраться отсюда, ты должна искупить свою душу и найти проводника. Он укажет дорогу обратно. Ты узнаешь его по метке. — По какой метке? — ее вопрос тонет в нарастающей буре. Пространство стремительно начинает вращаться, уплывая из-под ног, а ветер хлещет по щекам, бросая волосы в лицо. — Подождите! По какой метке?! Что мне нужно сделать, чтобы заслужить искупление?! Не видит, лишь ощущает, как во тьме капюшона зреет загадочная улыбка. Сон меркнет, так и не вознаградив ее ответами. Кошмар отзывается ноющей болью в затекшей руке. И еще злостью. Мало ей загадок и без этого сновидения? Какой, к черту, проводник? И еще эта призрачная метка... Искупление. Это слово ей было незнакомо. Искупляли свою вину перед ней лишь другие: пролитый кофе, испорченное настроение, сорванный контракт или некогда назначенное свидание. Десять букв, тяжесть и весомость которых она прочувствовала, приземлившись в грязь на колени, едва не угодив под колеса мимо проезжавшей кареты, и вляпавшись в нецензурную брань, которую прилетела ей в спину в виде скользкого комплимента от местных кроманьонцев. Отголоски понимания, что значит это слово, настигли ее также на коленях. Вот только не на сырой дороге, пропахшей испражнениями бездомных, а в — теперь и уже ее — доме, с тряпкой в зубах и строгим назидательным взглядом со стороны. Искупление! Селена фыркнула. Ее прокляли, но за что? В том мире, где она строила мосты, орудовали убийцы и насильники, дегенераты и неблагодарные нахлебники, так что же, лишь за скверность своего характера и пристрастие рубить с плеча ей теперь отбывать наказание здесь? За своими размышлениями не сразу замечает силуэт, притаившийся у кровати. Из горла вырывается какой-то сдавленный звук, когда ее глаза встречаются с голубыми, которые смотрят в упор сквозь непроглядный мрак, сияя в ночи.