Dreht sich der Wind

Они проспали почти до полудня. Когда Онегин очнулся ото сна в уютном полумраке алькова, то поначалу не мог понять, где он. Только почувствовав под боком чьё-то живое тепло и обнаружив рядом Ленского, который спал, уткнувшись в подушку, Евгений сразу всё вспомнил. В одно мгновение сердце Онегина наполнилось такой теплотой и радостью, что он, не в силах сдерживаться, склонился над Владимиром, легко целуя его лоб, щёки, закрытые глаза. Разбуженный поцелуями, Ленский слегка поморщил нос и приподнял веки, тут же встретившись взглядом с Евгением. — Доброе утро... — пробормотал он, с улыбкой касаясь ладонью щеки Онегина. Тот сейчас же перехватил запястье юноши, поцеловал его руку, худые пальцы. — Ещё ни разу мне не доводилось просыпаться в чужой постели после целой ночи не страсти и порока, а самого сладкого и невинного сна, который только можно себе представить, — доверительно шепнул Евгений, и Ленский весело прищурился. — Хочешь наверстать упущенное? Онегин почти восхитился тем, насколько непристойным был этот вопрос. — Подо мной, тёплый и разомлевший после сна, лежит полуобнажённым самый красивый юноша, которого я видел в своей жизни, а ты спрашиваешь, хочу ли я его! — возмутился он, на что Владимир смешливо фыркнул. — Помилуй, тебе вовсе не обязательно соблазнять меня, Евгений. — Да, но ведь тебе нравится? На пару мгновений наступила молчаливая пауза, во время которой они смотрели друг на друга потемневшими глазами, а потом Онегин подмял Ленского под себя и одарил его таким крепким, горячим поцелуем, что оба содрогнулись от возбуждения. — Скажи... — хрипло прошептал Евгений, отстраняясь и обводя большим пальцем контур губ Ленского. — Много ли людей делили с тобой ложе за минувшие пять лет? Владимир дёрнул уголком рта и, глядя Онегину в глаза, спокойно произнёс: — Ни одного. У Евгения перехватило дыхание. — Неужели? Как же так... Ты... — Ещё не мужчина? — иронично хмыкнул Ленский. — Нет... Нет, я не это имел в виду, просто... Так странно. Тебе ведь без малого двадцать три. — Да, уже не первой юности, — протянул Владимир. — Тебе наверняка было меньше. — Шестнадцать, — честно ответил Онегин, и Ленский с глубокомысленным видом приподнял подбородок, беззвучно сложив губы в маленькую «о». — Почему? — не удержался от вопроса Евгений. Ленский пожал плечами. — Честно? Не хотелось. К тому же я страшный moralist в том, что касается подобных связей до брака. Онегин не понял, было ли это намёком на шутку, но зная Ленского, имелись все основания предполагать, что нет. — Значит ты не допустишь и меня, раз уж мы не в браке? — тихо спросил Евгений, медленно распуская короткую косу Ленского, растрепавшуюся за ночь. — Думаю... ты бы с лёгкостью смог... склонить меня... — прерывисто выдохнул Владимир, покорно откинув голову, когда Онегин прошёлся раскрытой ладонью по его шее и ключицам почти до самой груди, лишь немного виднеющейся в вырезе ночной рубашки. — Но если ты разделишь со мной мой первый раз, то как порядочный человек... ты должен будешь взять меня в мужья... Евгений тихо засмеялся, целуя Владимира под мочкой уха, туда, где кожа была особенно нежной. — Я возьму тебя так, как тебе только пожелается, любовь моя. Ленский тоже засмеялся, прикрыв глаза и краснея, ярко, очень красиво. Евгению показалось, что запах шиповника, который до этого он едва различал, стал сильнее. Владимир же благодушно зажмурился и, подняв руки над головой, сладко потянулся всем телом, как кошка. Его ночная рубашка задралась, открывая алчущему взору Онегина обнажённые ноги и живот. На Ленском больше ничего не было. Евгений жадно вдохнул, так, словно не дышал всё это время. Во всём теле постепенно накапливался знакомый томительный жар. О да, он хотел Владимира. Так хотел. Но впервые плотская страсть в Евгении переплеталась с любовью к человеку, которого он желал, и это было так необычно. Сомкнув ладони на талии Ленского, Онегин слегка приподнял его, и юноша чудесно выгнулся, подпуская Евгения ближе к себе. Владимир взял лицо Онегина обеими руками и притянул к своему лицу так близко, что их носы почти соприкоснулись. Будто изучая своего любовника, Ленский водил тонкими пальцами по его скулам, лбу, подбородку. Слегка сощурившись, как это делают многие близорукие люди, Владимир дотронулся до тёплых губ Евгения и тихо проговорил: — Английское благородное общество с ума бы сошло, если бы увидело твои губы, милый. Именно такой рот считается эталоном красоты — тонкая, чётко очерченная верхняя губа, а нижняя выпуклая и полная. — Зачем мне красивые губы, — с лёгким намёком шепнул Онегин, мягко прихватывая ртом кончики пальцев Владимира, — если их не целует единственный человек в мире, с которым я хочу разделять поцелуи? Ленский понял намёк. Улыбаясь, дотронулся до приоткрытых губ Евгения своими, поцеловал сам. Конечно, они целовались и прежде, однако в движениях юноши ещё чувствовался недостаток опыта, но Онегин помогал, утянув Владимира в глубокий влажный поцелуй, давая тому сполна насладиться этим волнующим переживанием. Счастье и довольство читались на лице Ленского, и когда Евгений оставил прикосновение губ на его подбородке, и когда прошёлся носом по груди, дурея от вида просвечивающих сквозь тонкую ткань рубашки тёмных сосков, и когда целовал мягкий живот, но стоило Онегину спуститься ниже, — Владимир охнул и инстинктивно сжался. — Тшшш, всё в порядке, Володенька, всё хорошо, — зашептал Евгений, успокаивая любовника. — Ты умница... такой чувствительный, нежный. Позволь мне приласкать тебя как следует, радость моя. Ну же... Да, вот так... Молодец... молодец. Увещевая Владимира, Онегин не отрывался от его тела, — тёрся щеками о живот, гладил бока, так что в конце концов юноша поддался его ласке и терпению. Чувствуя, что Ленский расслабляется, Евгений сам вздохнул с облегчением, давая себе волю. Он обнимал Владимира за бёдра, выцеловывая их тёплые изгибы, раздвигая Ленскому ноги и бессовестно тиская его нежные ягодицы. В теле Владимира ещё было что-то от мальчика, и Онегину нравилось это, однако невозможно было не заметить того, что Ленский вступил в новый этап. Его красота была совершенно особой красотой молодого мужчины, от которой Онегин едва не терял голову. Твёрдая от возбуждения плоть в коротких завитках тёмных волос — Онегин не мог отвести вожделеющего взгляда и наконец склонился, скользнул приоткрытым ртом по члену снизу вверх, зацеловал всхлипнувшего, затрепетавшего Владимира и там тоже. Он весь истекал влагой, а Евгению не переставая мерещился нежный сладкий запах шиповника. «Дикая роза,» — вдруг подумалось Онегину. С виду невероятно хрупкое, но в действительности — непокорное и сильное растение, окутанное мистическим ореолом с глубокой древности. Прелестные бутоны не соперничали в пышной красоте с садовыми розами, покоряя чем-то совершенно иным. И этот шиповник — его Владимир, хотя, конечно, он был лучше, намного лучше. Ведь несмотря на все сравнения, Ленский не был цветком, он был живым человеком, человеком, которого Онегин любил, путь к которому был таким долгим и трудным, что возможность быть сейчас в его объятиях, целоваться и ласкаться, казалась почти что чудом. Когда Евгений подтолкнул Владимира на бок, тот повернулся без капли сомнения, лишь тихонько простонав. Онегин смотрел потемневшими голодными глазами, как юноша вытянулся весь, доверчиво открываясь. И Евгений тоже застонал, когда сгрёб любовника в объятия и когда прихватывал зубами за загривок, перекинув Ленскому через плечо густые длинные волосы, когда бесстыдно обласкал, чувствуя, как Владимир откровенно подставился скользнувшим меж ягодиц пальцам. — У тебя есть масло? Не хочу, чтобы тебе было больно, — немного придя в себя, прошептал Онегин. Владимир обернулся, глядя уже совершенно поплывшим, расфокусированным взглядом. — Бегеновое... Там... Около зеркала... — Каждое слово срывалось с горячих припухших губ как стон, а потом Ленский чуть не зарыдал, когда влажные, скользкие от масла пальцы Евгения мягко прижались к ложбинке между ягодиц. Плавные размеренные движения и нарастающее давление были очень бережными, ненастойчивыми. Онегин знал, что делать. Он сосредоточенно придерживал свободной рукой дрожащие бёдра Владимира, не торопя его, давая им обоим растянуть удовольствие. Ещё несколько движений, и два пальца мягко толкнулись по расслабившимся мышцам внутрь. Совсем чуть-чуть, Евгений просто давал Владимиру попробовать новое ощущение, глядя, как тот среагирует. А юноша в одну секунду весь рассыпался искрами и вспыхнул, — заскулил, затрепыхался. — Ещё, Ойген... Пожалуйста-пожалуйста, ещё.. — Да... Да, мой сладкий, — томно выдохнул Онегин на ухо своему возлюбленному, смыкая пальцы вокруг его горячего от возбуждения члена. — Не стесняйся, двигайся сам, как тебе нравится. Евгений позволил Ленскому самому задать ритм, толкаясь в сжатую ладонь или насаживаясь на пальцы. Его вело от частых горячечных стонов, от аромата шиповника, от мысли, что он подготавливал Владимира для следующего раза, который у них обязательно будет. Ленский кончил на его пальцах, сжался внутри, затрясся. Экстаз юноши был долгим, и Онегин продолжал ласкать Владимира, пока тот совсем не перестал дрожать. Ленский жалобно хныкнул, когда пальцы покинули его тело, а Онегин нетвёрдыми руками потянулся к своему исподнему. Жарко пульсировало в голове и в паху. — Ты молодец... Хороший мой. Полежи пока так... — попросил Евгений, и Ленский податливо выгнул поясницу, пробормотав: — Для тебя — всё, что угодно... Онегин снова потянулся за бегеновым маслом, прежде чем скользнуть меж ягодиц Владимира пальцами, а потом членом — мокро, горячо, твёрдо. Евгений мягко скользил головкой вдоль чувствительной ложбинки, пока ничего больше. Однако сейчас невозможно было не представлять, как он немного усиливает давление и двигается уже внутри, растягивая Владимира. Судя по тому, как застонал сам Ленский, он подумал о чём-то очень похожем. И Онегин почти усмехнулся, видя, как его любовник потянулся ладонью между своих бёдер. Впрочем он не попытался остановить Владимира, только теперь толкался чуть сильнее, но всё так же мягко, не проникая. Разрядка была уже совсем близко, и Евгений обхватил себя рукой, уронив голову Ленскому на плечо, зовя его по имени, отдавшись ему. Хватило всего нескольких движений, чтобы Онегин кончил прямо на нежный заласканный вход Владимира, не сдерживая стон, и лишь через секунду поняв, что они оба стонали. Живот Ленского под ладонью конвульсивно вздрагивал, и Евгений понял, что его неискушённый любовник дошёл до пика удовольствия во второй раз. Он лежал в задранной до груди влажной ночной рубашке, весь залюбленный и изнемогший, со следами недавней страсти на теле, — великолепное зрелище. Онегин откровенно любовался, невольно думая, что ещё никогда не видел ничего прекраснее. И дело было даже не в откровенности картины, в своём прошлом Евгений при желании мог бы найти куда откровеннее, а в том, что сейчас он видел перед собой именно Владимира, к которому испытывал то, чего не испытывал ни к кому прежде, и что именно Владимир смотрел на него из-под ресниц и улыбался с такой любовью и удовлетворением. В груди вдруг стало так нестерпимо полно и тесно, что Онегин не удержался, придвинулся ближе, беря Ленского на руки, сладко целуя. — Люблю, люблю тебя... — А я люблю тебя, — прошептал Владимир, глядя Евгению в лицо. Он зарылся пальцами в мягкие волосы любовника, зачёсывая назад русые, немного в рыжину пряди. — Ты весь растрёпанный. Никогда не видел тебя таким. — Ленский посмотрел на Евгения с нескрываемой лаской, а потом прижался лицом к изгибу его шеи. — А ещё ты дивно пахнешь, Rosenrot. Онегин хмыкнул. Ему было известно, что запах его духов почти выветрился, и сейчас он пах собой, недавним возбуждением, а ещё самим Ленским. Ему самому ужасно нравилось, но это был не тот запах, который Евгений мог себе позволить вынести за пределы спальни, поэтому он тихо сказал: — Пойдём в уборную, приведём нас с тобой в порядок. Они довольно долго умывались, главным образом потому, что Онегин, пока сам не был занят, всеми силами отвлекал Ленского, прижимаясь сзади, тиская или щекотно целуя в шею. Владимир фыркал и вертелся, абсолютно довольный игрой, но когда Евгений занялся водными процедурами, юноша надел халат и куда-то ускользнул. Онегину казалось, что он слышал из комнат приглушённые голоса, как если бы Ленский разговаривал с Рюдигером. Едва закончив с умыванием и надев один из висящих тут же на крючках халатов, Евгений в последний раз глянул на себя в зеркало, когда раздался стук, и сунувшийся в приоткрывшуюся дверь Владимир сообщил: — У меня хорошая новость. Привезли твой дневной наряд. Когда несколько озадаченный Онегин вышел из уборной, то первое, что он увидел, был стоявший на низком табурете сундук приличных размеров. Евгений сразу узнал, сундук был его, и внутри оказались его же вещи — одна полная смена платья и почти все принадлежности с туалетного столика. Евгений вопросительно взглянул на Ленского. — Я предполагал, что кое-какие личные вещи и чистая одежда тебе пригодятся, поэтому вчера попросил Рюдигера сходить утром на твою квартиру и сказать, чтобы тебе привезли сюда всё необходимое, — пояснил Владимир. На нём снова были очки с небольшими стёклами, в тонкой металлической оправе. — Это было очень предусмотрительно. Благодарю тебя, милый. Онегин совершенно спокойно избавился от халата, бросив его на спинку кресла и оставшись полностью обнажённым. Краем глаза он глянул на Ленского. Тот не отвёл взгляд, но его брови приподнялись, из-за чего на лице появилось забавное изумлённое выражение. Глаза Онегина заискрились беззвучным смехом. Он повернулся, чтобы дать юноше рассмотреть себя со всех сторон, прежде чем принялся одеваться. Нижнее бельё, брюки изящного кроя из светлой ткани, Евгений взял верхнюю рубашку, но почти тут же отложил, вытащив из сундука нечто из белого атласа, похожее на странно обрезанный жилет. Ленский, наблюдавший за процессом с почтительного расстояния, с любопытством приблизился. — Надо же, корсет. Какой красивый. Помнится, когда-то я тоже носил... — Как по мне, тебе это вовсе не нужно, — сказал Онегин, бросая выразительный взгляд на талию Владимира, перехваченную поясом халата. — Сама природа одарила тебя такой фигурой, мой дорогой, что попытка как-то изменить её кажется мне почти что кощунством. Довольный тем, как Ленский улыбнулся, порозовев от смущения и удовольствия, Евгений уже приноравливался, как бы ему надеть корсет, когда юноша вдруг подошёл вплотную и перехватил руки Онегина со словами: «позволь мне помочь». От неожиданности Евгений даже ничего не сказал, просто замер, покорный и очарованный. Правильно истолковав его молчание, Владимир взялся за корсет. Сначала застёжки, потом шнуровка, они располагались спереди, выдавая в Евгении человека, который привык сам заботиться об этой детали своего туалета, так что сейчас молодые люди стояли рядом, лицом к лицу. Длинные тонкие пальцы Ленского удивительно ловко справлялись с маленькими крючками, было видно, что для него это не впервые, и Онегину внезапно стало жарко от того, насколько интимной была вся ситуация. Владимир помогал ему одеваться, проделывая работу слуги, но то, как он её проделывал... Боже, Онегин был готов прямо тут упасть перед ним на колени. Ленский же тем временем уже затягивал шнурки, каким-то образом ни разу не сдавив слишком сильно, однако и не ослабив больше, чем необходимо. Евгений не отрывал от него горящих глаз, но юноша стоял опустив голову, так что тёмные завитки волос падали ему на лицо. Должно быть, он даже не подозревал, как сильно Онегину хотелось взять его за подбородок, заглянуть в глаза, а потом сделать что-нибудь такое, после чего они ещё с час будут приходить в себя. Впрочем, Евгений ни за что не посмел бы прервать Ленского, тем более сейчас, когда он почти закончил и как раз закреплял шнуровку особым узлом. — Ну вот и всё... — Владимир слегка поправил корсет, а потом погладил ладонями ставшую ещё более стройной талию Онегина. — Прекрасный... Это слово, тон, которым Ленский его произнёс, ласковый жест, выражение лица — от всего этого у Евгения по-настоящему зашлось сердце. Он порывисто опустил ладонь на щёку Владимира, и когда тот наконец поднял лицо, позволил поймать свой взгляд, Онегин поцеловал его, глубоко и благодарно. Владимир отвечал с упоением, потом внезапно отстранился, а потом так же внезапно снова подался ближе и коротко чмокнул Евгения в губы. — Одевайся, — улыбнулся юноша. — Мне не терпится посмотреть, как ты будешь выглядеть в полном наряде. Сейчас Онегин не смог бы отказать своему возлюбленному ни в одной просьбе. Он надел верхнюю рубашку, затем светлый, в тон брюкам, вышитый жилет. С шейным платком пришлось повозиться, Евгений присел к зеркалу, выученными движениями придавая тонкому муслину надлежащий вид и форму. Нельзя было пренебречь заботой также о волосах и коже, в чём Онегину помогли собранные вместе с костюмом туалетные принадлежности. Ему нравились все эти замысловатые процедуры. Евгению было по душе, что он контролирует происходящее и может сразу видеть результат. В простом, на первый взгляд, франтовстве Онегин находил какое-то глубокое утешение, пусть иногда и чересчур увлекался. Вот и сейчас, он так погрузился в процесс наведения красоты, что почти не заметил, как Ленский отлучился, а потом вернулся уже полностью одетым. — Ещё не закончил? — спокойно поинтересовался Владимир. — Право, милый, ты так обстоятельно подходишь к тому, чтобы выглядеть безупречно. Это даже немного восхищает. У меня бы никогда не хватило терпения. — Consuetudo est altera natura, — отозвался Онегин, поправляя локон надо лбом. — Скоро я буду готов. Остались сущие мелочи. Евгений встал из-за туалетного столика через несколько минут, чтобы надеть приталенный сюртук необычного медного цвета, и ещё раз взглянул на своё отражение, немного сожалея, что здесь не было зеркала в полный рост. Желая немного покрасоваться, он повернулся к Владимиру и только в тот момент обратил внимание на его наряд. Ленский выглядел прекрасно, на нём был светло-серый узорчатый жилет и лиловый сюртук с отделанными чёрным атласом лацканами. Приглаженные тёмные кудри спадали на плечи, а ненавязчивый запах шиповника ощущался вокруг него, как тончайший шёлк. Онегин осознал, что слишком долго молча смотрит на Владимира, только когда тот вопросительно склонил голову набок своим милым птичьим жестом. Это заставило Онегина подойти и, медленно, даже как-то немного неуверенно он взял Ленского за руку. Юноша опустил взгляд и, мягко улыбнувшись, сжал ладонь Евгения в ответ. — Я забыл тебе сказать, — оборонил Онегин, поглаживая запястье Владимира. — Вчера я был в доме Натальи Андреевны Волковой, когда искал тебя, и твоя сестра повелела мне привезти тебя к ней, как только ты найдёшься. — Валерия, — тут же встрепенулся Ленский. — Ох, как же она, должно быть, волнуется, бедная. Поедем же скорее, Ойген. Владимир требовательно потянул Евгения за собой. — Как же, без завтрака? — полушутливо поинтересовался тот. — Завтрак мы всё равно проспали. Поедем, а после заглянем в ресторан. Евгений одобрительно качнул головой. — Мне нравится твой настрой, милый.

***

В доме госпожи Волковой внезапных гостей приняли быстро и без вопросов, так как привыкли к частым визитам Ленского к сестре. Евгений с Владимиром едва успели зайти в гостиную, как на Ленского налетела Валерия. Забыв о приличиях, она стиснула брата в объятиях, так что тот даже охнул от неожиданности, но тут же крепко обнял девушку, прижавшись виском к её виску. — Вале. — Владимир, — Валерия немного отстранилась, но тут же снова прижала Ленского к себе. — Когда вчера мсье Онегин явился и рассказал, что ты ушёл неизвестно куда, я была сама не своя. Даже злилась на тебя. Обещай больше никогда, никогда так не делать. Её голос был быстрым и взволнованным, и Владимир успокаивающе погладил сестру по спине. — Обещаю. Прости, Вале, я не хотел заставлять тебя переживать. Евгений наблюдал за этой сценой, почтительно отойдя в сторону и испытывая очень странные ощущения. Прежде он ни разу не видел Владимира и Валерию вместе, и теперь когда брат и сестра были так близко друг к другу, не мог отделаться от мысли, что они выглядели совершенно как близнецы. Немного разного роста, но чертовски похожие. — Как хорошо, что мсье Онегин тебя нашёл... — услышал Евгений тихий вздох Валерии, прежде чем идиллия между братом и сестрой была нарушена. — Valérie, неужели я никогда не научу тебя держать себя в руках? — Голос подошедшей Натальи Андреевны звучал строго, но несмотря на это, в нём слышался намёк на теплоту. — Когда-нибудь обязательно научите, тётушка, — ответила Валерия, но тут же спохватилась и, повернувшись к Онегину, изобразила лёгкий приветственный реверанс. — Здравствуйте, мсье Онегин. Позвольте мне поблагодарить вас за вашу заботу о Владимире. Вы поистине благородный человек. — Право, Валерия Константиновна, я просто не мог поступить иначе, — ответил Евгений, в свою очередь кланяясь девушке, а затем и Наталье Андреевне. После всех положенных церемоний Онегина и Ленского пригласили остаться обедать, на что те с охотой согласились. Почти всё время Валерия и Владимир о чём-то ворковали между собой, а Евгений наблюдал, стараясь, чтобы его внимание не выглядело слишком уж откровенно. Однако если он надеялся, что от Натальи Андреевны способно было укрыться хоть что-то, происходящее в её доме, то сильно ошибался. Когда госпожа Волкова заговорила с ним, Онегин даже немного растерялся. — Не правда ли, приятно на них взглянуть. Точь-в-точь птички-неразлучники. — Действительно, — отрешённо согласился Евгений. — А ведь Владимира могло не быть сейчас здесь, — неожиданно холодно и тяжело произнесла Наталья Андреевна. Евгений почувствовал, что в груди у него тревожно заскребло. — Что вы имеете в виду? — сипло спросил он. — Значит Владимир и вам не рассказал... — Онегин не понял, было ли это вопросом или утверждением. — Несколько лет назад он чуть не умер. Должно быть, ввязался в дуэль по глупости. Пуля едва не попала в сердце. Уж сколько я сделала, чтобы его выходить... Но знаете, что здесь странно? — Что? — Губы Евгения едва шевелились. — Я много раз просила Владимира рассказать, кто тот человек, который чуть не отнял жизнь у моего внука, но так ничего и не добилась. Владимир ни разу ни единым словом не обмолвился. Не понимаю зачем, однако он упрямо защищает этого негодяя. Иначе и не назовёшь. Сглотнув, Онегин на миг прикрыл глаза, пытаясь справиться с расползшимся от сердца могильным холодом, и тихо сказал: — Я уверен, что кто бы ни был виновный, он поплатился за своё злодеяние и испил полную чашу страха, боли и раскаяния. — Очень надеюсь на это. — Наталья Андреевна неприязненно поджала губы. — Подумать только, ведь бедняжка Valérie могла остаться совсем одна. Ни матери, ни отца, а если бы ещё и родной брат... Не знаю, перенесла бы она это. Евгению потребовались все его силы, чтобы ни взглядом, ни вздохом не выдать своего душевного волнения, а Наталья Андреевна продолжала, словно испытывая Онегина на прочность: — Вы должны понимать, что Valérie нельзя бросать и оставлять одну, если уж вы собираетесь на ней жениться. Простите мне мою прямоту. Тут Евгений уже не мог удержаться и тяжко вздохнул, но его ответ был безукоризненно сдержан и спокоен: — Мне вполне понятно ваше беспокойство, но хочу сказать вам также со всей прямотой: я не собираюсь жениться на Валерии Константиновне. Мы друзья. И, уверяю вас, Валерия Константиновна также ни в коей мере не хочет, чтобы я становился её мужем. Госпожа Волкова нахмурилась, не глядя на Онегина. — Вот как... Что ж, если вы не вводите её в заблуждение относительно своих намерений. Хотя признаюсь, я этого совсем не ожидала. — Поверьте, между нами нет никаких недомолвок. К тому же Валерия Константиновна не та, кто позволила бы ввести себя в заблуждение. — Тут вы правы. — Казалось, Наталья Андреевна немного смягчилась. — Обществу свойственно недооценивать молодую женщину, но мне-то известно, какая Valérie на самом деле. Я люблю её, как родную дочь... Госпожа Волкова смотрела на Валерию и Владимира, и Евгений посмотрел тоже. В ту же минуту брат и сестра, словно почувствовав обращённое на них внимание, почти синхронно повернули головы и глянули в ответ. На лицах обоих появились улыбки. У Онегина как-то странно кольнуло сердце. Чувство родства было ему незнакомо, но сейчас что-то внутри него говорило, что здесь он больше не чужой, и эта маленькая семья примет его, если он того захочет. В тот день молочно-белая дымка, закрывавшая небо, почти совсем рассеялась. В воздухе пахло апрельским теплом. — Ботанический сад на Аптекарском, — очнувшись от своих мыслей, вдруг сказал Владимир. Они с Онегиным только-только вышли от госпожи Волковой и теперь медленно шагали по набережной. — Ботанический сад? — переспросил Евгений. — Да. Я хочу туда поехать. Что скажешь? — Надеюсь, ты не против того, чтобы я составил тебе компанию. — Если честно, я больше никогда не хотел бы оставаться без твоей компании, — улыбнулся Ленский.

***

В парке Императорского ботанического сада легко было забыть о том, что находишься в пределах города. Здесь ощущался... простор, которого не было на улицах и проспектах. Кое-где всё ещё цвели подснежники, и даже воздух был каким-то совсем другим. Ленский сидел на низкой каменной ограде и смотрел в небо, а Евгений стоял рядом, опираясь на трость. Оба молчали. — Я рассказал Вале о своём видении... — как-то безучастно обронил Владимир. — Мне страшно. И я не знаю, что делать... со всем этим. — Что касается меня, — Онегин едва заметно поморщился, — я бы как можно скорее увёз тебя из этой страны. У меня самого есть основания предполагать жестокое подавление всего нашего движения. И хотя до своих предположений я дошёл путём логических размышлений и причинно-следственных связей, наше видение будущего удивительно совпадает. Ленский молчал, медленно покачивая ногой. — Однако у меня также есть все основания предполагать, что ты захочешь остаться и спасти всех, кого только можно, а моё желание уехать вместе воспримешь в штыки. — Но разве можно вот так просто сбежать? — возразил Владимир. — Просто сбежать — нельзя, — не стал спорить Онегин. — Но можно сохранить себя для будущих свершений. Пусть я и бунтарь забавы ради, но наши стремления никогда не были для меня пустыми. Я хочу продолжать, но не хочу становиться жертвенным агнцем на алтаре отечества. И не хочу, чтобы им становился ты. Ленский невесело усмехнулся. — А как же великие дела, за которые стоит отдать жизнь? — Чушь, — фыркнул Онегин, — великих дел больше, чем звёзд на небе, а твоя жизнь одна. — Ты правда так думаешь? — Я звучу эгоистично? — Евгений слабо улыбнулся, но тут же снова стал серьёзным. Их руки лежали рядом на каменной ограде, и Онегин слегка коснулся мизинцем ладони Владимира. — Когда-то я по-настоящему потерял тебя. Так много времени утекло для нас обоих. После всего, через что мы прошли, я хочу прожить вместе с тобой долгую жизнь. Как можно дольше. Понимаешь?.. — Евгений сделал паузу и со вздохом добавил: — Впрочем, если ты твёрдо решишь остаться, я пойду за тобой. Хоть на Кавказ, хоть в Сибирь, хоть на смерть. В ответ на это Ленский выдохнул с тихим звуком, похожим на стон, и коротко ткнулся лбом в плечо Онегина, из-за чего его шляпа съехала на затылок. Когда Владимир отстранился, они на миг встретились взглядами, и Евгений быстро скользнул согнутым указательным пальцем по щеке своего возлюбленного. — Я думаю, нам нужно поговорить с Тургеневым, — наконец сказал Ленский. — Завтра, — мягко осадил его Онегин. — Сегодня я планирую накормить тебя пирожными и напоить шампанским... А потом привезти домой и целовать до беспамятства. Владимир насмешливо фыркнул, но по его искренней улыбке и порозовевшим щекам Евгений понял, что тот полностью поддерживал каждый пункт этого плана.